Разные взгляды

«Все мечтал он святыми идеями
Одолеть дураков с прохиндеями,
Все пытался он печься,
Мечтал одолеть –
И тихонечко стал цепенеть…»
(к/ф "Тень, или Может быть, всё обойдётся" 1991 г.
Песня «Завещание короля»)

- Ну что, что же такого важного и нужного вы сейчас пишете? – насмешливый дядин голос вынудил Анну, желавшую незаметно выскользнуть из дома, остановиться.

Она шагнула к двери, и заглянула в гостиную. Петр Иванович вернулся из петербургской рождественской поездки домой очень вовремя – прямо к завтраку. Однако, даже ароматные блинчики Домны не могли отвлечь его от надежды все-таки заполучить Марию Тимофеевну в качестве автора рекламных статей. Он старался не потерять ни минуты в напрасном молчании, и только остатки воспитания не позволяли младшему Миронову говорить с набитым ртом. Поэтому, его порция печально остывала на тарелке, а Петр Иванович держал прочувствованную речь перед невесткой. Судя по всему – без всякого толка.

- Я, Петр Иванович, пишу об убийстве, - отрезала Мария Тимофеевна, - ужасном убийстве молодого ученого этнографа…

- Слыхал, слыхал, - дядино подвижное лицо приняло печальное выражение, но глаза блеснули, точно угли под дождем, - вы правы, это же невероятно! У нас под боком – языческая секта, которая практикует кровавые жертвоприношения! Эх, поздно я приехал…

- Петр Иванович! – вскинулась мама, - это вовсе не черемисский обряд! Бедные люди оказались оклеветаны, и я намерена их защитить. Хотя бы силой пера!

- Ну, Марь Тимофеевна, - несколько разочарованно протянул дядя, - боюсь, Ребушинскй вас не похвалит. Зачем же так сразу остужать интерес читателей? Даже если это и правда… Но поверьте мне, весь тираж газеты раскупят моментально, если вы все-таки осветите в статье именно тему жертвоприношения! Пусть и не упоминая черемисов.

Мамин взгляд способен был поджечь дом, однако ее голос сделался совершенно ледяным:

- Если вы забыли, Петр Иванович, то я напомню. Мою собственную дочь неоднократно называли ведьмой. Исключительно, чтобы потешить воображение публики и подогреть суеверные страхи! И пусть у меня отсохнут руки, если я включусь в подобную травлю, направленную на других людей!

- Да Господь с вами, я же совсем не это имел ввиду! – запротестовал дядя.

Анна в который раз за последнее время ощутила такую гордость за мать, что совсем забыла свое намерение исчезнуть по-английски.

- Аннушка, доброе утро! – увидела ее Мария Тимофеевна, - что же ты стоишь? Садись скорее!

- Доброе утро, мама, - как можно веселей улыбнулась Анна, - здравствуй, дядя. Боюсь, мне не хочется завтракать. Я лучше немного прогуляюсь.

- И, смею предположить – в сторону полицейского участка? – поднял брови Петр Иванович, - в сопровождении того самого стража порядка, который мерзнет у нас перед крыльцом?

- Я просто хочу навестить одну знакомую, - аккуратно сформулировала Анна, - у нее случилась беда, и я должна помочь.

- Просто какой-то дом святых сестер – Марии и Анны, - развел руками дядя, - только и разговоров, что о помощи.

- Что же делать, Петр Иванович, если после смерти баронессы фон Берг Человеколюбивое общество Затонска перестало работать! – ядовито заметила Мария Тимофеевна, - дамы, видите ли, заскучали! Вот и приходится все делать самим!

***
Анна Викторовна перехватила сыщиков у самых ворот Управления, когда они уже садились в пролетку.

- Вы к Мицкевичам? Я с вами! – как всегда в минуты волнения и спешки барышня Миронова начисто забывала о приветствиях.

- Аня, зачем? – нахмурился Штольман.

Она взглянула с искренним изумлением, поражаясь его непонятливости.

- А как же Ольга? – тихо спросила Анна, - ведь вы же едете арестовывать ее отца?

- Мы едем допросить, - уточнил сыщик, - но видимо, задержать господина Мицкевича придется.

- Ольге Александровне понадобится… чтобы рядом кто-то был, -  в огромных голубых глазах стояла та самая печаль, которую порождает только собственный опыт, - пожалуйста, Яков Платонович. Я не буду вам мешать…

На худых щеках резко обозначились желваки. Взгляд мрачнеет. Но отказать сыщик явно не может.

- Одну я вас там не оставлю, - отрывисто произносит Штольман, кивком отпуская сопровождавшего Анну городового, - обратно вернетесь с нами.

- Хорошо, - очень кротко соглашается она.

… Ольга Мицкевич, бледная и встревоженная, сама встретила их внизу.

- Добрый день, Ольга Александровна. Ваш отец дома? – выступил вперед Коробейников, - нам необходимо задать ему несколько вопросов.

- Папа неважно себя чувствует, - ответила девушка.

- К сожалению, мы вынуждены настаивать, - сказал Штольман.

- Хорошо, я сейчас его позову, - взгляд девушки стал почти умоляющим, - что-то новое о … смерти Евгения?

- Боюсь, не слишком утешительное, Ольга Александровна, - вздохнул Коробейников.

Анна смотрит сочувственно и печально. Ольга зябко вздрагивает, но тут же расправляет плечи, и произносит очень спокойным голосом, который дается ей с явным трудом:

- Прошу, проходите в гостиную. Я приведу папу.

Комната – просторная и светлая, сейчас кажется холодноватой и неуютной. Или цель их визита делает ее такой? Анна, невольно поежившись, присаживается на диван у окна. Штольман и Коробейников занимают стулья рядом с хрупким полированным столиком. Через пару минут в сопровождении дочери в гостиной появляется господин Мицкевич. Он и правда плохо выглядит – бледное, какое-то мятое лицо, подрагивающие руки. Александр Николаевич смотрит на сыщиков, потом на барышню Миронову, и выражение его глаз становится еще более несчастным и жалобным.

Ольга помогает отцу сесть в кресло, а сама опускается на диван рядом с Анной.

- Ольга Александровна, вам лучше… - начинает Коробейников.

- Я останусь здесь, - заявляет девушка.

- Оленька… - неуверенно произносит Мицкевич.

Но она только стискивает лакированный подлокотник – точно ее собираются отрывать от дивана силой. Анна придвигается ближе, и осторожно касается напряженного плеча Ольги Александровны.

- Господин Мицкевич, - прерывает весь этот молчаливый спор Штольман, - у меня есть сведения, что в тот вечер, когда убили Кузьмина, вы были на него очень рассержены. Собирались отказать от дома. Почему?

- Видите ли… - хозяин дома бросил виноватый взгляд в сторону дочери, - я… сперва ничего не имел против Евгения Львовича. Он казался мне… очень приличным человеком. И я не возражал, когда он начал ухаживать за Ольгой. Но…

- Но? – подался вперед Антон Андреевич.

- Так вышло, что мы разговорились с ним о политике. И его взгляды… - Мицкевич глубоко вздохнул, и покачал головой.

Ольга как-то болезненно дернулась, и схватила Анну за руку.

- Кем же оказался господин Кузьмин? – спросил Штольман, - народником?

- Народничество, – либерального толка, разумеется*, я бы еще пережил, - Мицкевич снова тоскливо посмотрел на дочь, - но Евгений Львович был поклонником Маркса. Говорил о неизбежности революции, упразднении самодержавия. Конечно, после этого я не мог… Оленька, я никак не мог благословить ваш союз!

Губы Ольги задрожали, но она упрямо сжала их, продолжая смотреть на отца с болью и какой-то обреченностью.

- И об этом Александр Николаевич сказал вам в тот же вечер, не так ли? – обратился к девушке Штольман.

- Да, - тихо подтвердила она.

- Во время карточной игры вы отлучались почти на полчаса, - задал Мицкевичу новый вопрос сыщик, - ходили к Кузьмину?

- Именно, - подтвердил Александр Николаевич, - я отправился во флигель, но Евгения Львовича там не оказалось. Тогда я вернулся к гостям.

- И более Кузьмина вы не видели? – уточнил Коробейников.

- Нет, - Мицкевич устало потер лоб, - господа, я … плохо себя чувствую. Нельзя закончить это?

- Одну минуту, - прищурился Штольман, - господин Мицкевич, - можно взглянуть на одежду, которая была на вас в тот вечер.

- Д-да, конечно, - растеряно откликнулся тот, - Оленька, позови, пожалуйста горничную…

Однако в тех вещах, которые принесла немолодая служанка, брюк не оказалось.

- Дыра на них, - объяснила горничная, - да так, что незаметно и не зашьешь. Нешто барину в рваных ходить?

- Все равно принеси, - велел Штольман.

- Но господа, какое это имеет отношение … - запротестовал было хозяин дома.

- А вы потрудитесь вспомнить, господин Мицкевич, где вы могли брюки порвать? – спросил Антон Андреевич.

Ответить Александр Николаевич не успел – вернулась служанка, неся искомое. Темно-серые брюки в ее руках были сложены так, что длинная прореха внизу правой штанины сразу бросалась в глаза. И точно соответствовала той полосе ткани, которая была найдена рядом с трупом несчастного этнографа…

- Вы задержаны, господин Мицкевич, - негромко произнес Штольман, - по подозрению в убийстве.

- Оленька, - отец повернулся к дочери, - я не убивал его! Я не хотел вашего брака, но я не убивал!

Ольгу колотила крупная дрожь, которую она безуспешно пыталась скрыть. Девушка так вцепилась в руку Анны, точно боялась упасть. Но, справившись с собой, все-таки произнесла непослушными губами:

- Я верю, папа…

Когда Мицкевич был усажен в пролетку, Штольман вернулся за Анной, которая осталась в доме успокаивать Ольгу. Однако, когда он шагнул в гостиную, оказалось, что помощи нуждается сама барышня Миронова. Она полулежала на диване, тяжело дыша, а Ольга хлопотала рядом.

- Анна Викторовна! – сыщик мгновенно оказался рядом, сжал ее заледеневшие пальцы, стараясь их согреть.

- Дух… Кузьмина… приходил… - хрипло прошептала она, приподнимаясь.

- Все потом, - прервал ее Штольман, - вы можете идти?

- Нет, подождите, - Анна села, держа его за руку, - это важно. Он показал мне…

- Убийцу? Это же не отец?! – спросила Ольга.

Анна печально и виновато посмотрела на девушку:

- Он не видел, кто… Убийца подошел сзади… Но Евгений Львович сказал, что нужно найти карту, и она укажет нам убийцу!

- Какую карту? – нахмурился Штольман.

- Судя по всему - географическую, - вздохнула Анна, - атлас…

- Ольга Александрова, вы понимаете, что это может быть? – сыщик остро взглянул на госпожу Мицкевич.

- Кажется, да, - задумалась девушка, - у отца есть атлас. Он показывал его Евгению, когда объяснял, почему именно эти земли сдал в аренду черемисам.

- То есть, там изображены ваши владения?

- Да, и весьма подробно.

- Принесите его, будьте добры, - попросил сыщик.

Едва Ольга вышла, как он сел рядом с Анной, тревожно вглядываясь в ее лицо.

- Я же говорил вам, Аня!

-  Ну я же не звала его, Яков Платонович, - прервала она его, - дух пришел сам, и…  получается, что Александр Николаевич невиновен! Иначе, зачем бы Кузьмин стал давать новую подсказку?

- Чтобы у нас была неопровержимая улика, - пожал плечами Штольман.

Анна покачала головой.

- Вы и сами не верите в то, что убийца - господин Мицкевич.

- Я сомневаюсь, - утонил сыщик, - дело еще не закончено. А сейчас, скажите лучше, как вы себя чувствуете?

- Все хорошо, - отмахнулась Анна, - это быстро проходит, вы же знаете. Карта владений… - задумавшись, она снова стала накручивать на палец локон у виска, - наследство Ольги? Получается, что все дело опять в деньгах?

- Скорее всего, именно так, Анна Викторовна, - усмехнулся Штольман.

«Я просто опять услышала тебя… Вы с духом так мешали друг другу, что у меня закружилась голова! А ты теперь сам сердишься и пугаешься… И говорить об этом запретил. Почему? Нет, я молчу… Я обещала тебе верить… Я верю. Я все сделаю, как ты говоришь. Соберу вещи. И завтра буду ждать…»

____________________________

* Народническое движение было крайне неоднородным. Вряд ли Мицкевич одобрил бы союз дочери, например, с представителем партии эсеров (кружок, давший начало этой партии, возник как раз в 1894 году), или анархистов.

Источник: https://spravochnick.ru/istoriya_rossii … dvizhenie/

Продолжение следует.