Лист 1

Этот зимний день ничем не отличался от осеннего. Во всяком случае, у меня на родине такое за зиму не считается – слякоть, невнятные тучки, неубедительный ветер. Даже на севере Британии снег – редкость и большой праздник. Ну да неважно. Моей работе погода не помеха.

Я работаю переводчиком в суде и полиции. В нашем городе большая русская община, и бывает, что кто-то кое-где у нас порой честно жить не хочет. Классика жанра. Ну а поскольку среди обвиняемых и пострадавших полно тех, кто не говорит на туземном наречии, драгоманы без дела не сидят.

Я предпочитаю работать с бумажками. Не люблю присутственных мест, публичных выступлений и ряженых. То есть, пардон, судей и судейских в напудренных париках и вечно сползающих черных мантиях. Еще меня смущает необходимость кланяться судье каждый раз, когда входишь или выходишь. Ну что поделать – такой я асоциальный тип. Интроверт.

Сегодня утром мне принесли нечто новенькое. Это были материалы дела, которые надо будет переводить по мере поступления. Обычно приносят сразу все перед тем, как передать в суд. Почему вдруг такая срочность – загадка. Впрочем, нам никто не отчитывается. А вопросы не приветствуются. Конфиденциальность, то-се.

Ладно, открываем, загружаем, начинаем. Сначала почитаю, чтобы иметь представление в общих чертах». Что там первое? Показания уборщицы из «Такой-то Инн». «Постучала… вошла в номер… тело молодой женщины». Ого! Печально. Показания портье. «Без предварительной брони… заплатила за одну ночь наличными… при регистрации назвалась «А. Ноунейм…». Шутница, однако. «Протокол первичного осмотра места происшествия». Тут сложно. «Следы рвоты, кровь… отсутствие документов… личность не установлена».

Я поежился. Дело Джейн Доу, значит. Кто же эта несчастная? И почему потребовался перевод на русский?

Лист 2

Я принялся печатать. Как всегда, за сухими выкладками и казенным языком возникла картинка. Я увидел, как уборщица постучала и, не дождавшись ответа, вошла. Втянула в номер тележку с хозяйственным снаряжением. Включила музыку в телефоне, препоясала чресла и приступила к привычной оплачиваемой аэробике. Вошла в ванную. Тут-то все и началось (или закончилось). Прежде миссис Н. не доводилось убирать распростертые на полу тела, нужного инвентаря в ее тележке не оказалась. И она понеслась за помощью к начальству.

На этом показания миссис Н. заканчивались, но у меня осталось ощущение то ли недосказанности, то ли непоследовательности. Начала уборку в 11, а к менеджеру прибежала около 12. Что ж там за номер был, неужели президентский люкс, который можно убирать полдня, не замечая трупов в ванной? По-моему, стандартная комната в таком отеле планировалась по принципу «все под рукой»: подняли руки – коснулись потолка, раскинули – коснулись стен. А в ванной можно дотянуться до душ-кабины и раковины, не вставая с унитаза. На что же у нее ушел почти час? На розыски начальства?

Дальше потянулись показания собственно менеджера. Мистер Р.– умывальников начальник в «Такой-то Инн». По его словам, сидел в собственном кабинете, о, на том же этаже. Пришел, увидел, позвонил. Действовал строго по инструкции. Время звонка – 12.22. Хм-м, похоже, расстояние от его кабинета до номера меньше, чем от номера до кабинета! Или это в попугайских крылышках, то бишь, шагах уборщицы? Ну-ну.

Медицинский протокол я в первом чтении пропустил. Прибывший парамедик (помню дебаты по поводу того, можно ли называть его фельдшером) констатировал смерть с высоты птичьего полета. То есть по окоченению и отсутствию пульса. После чего упорхнул с места происшествия, чтоб не оставлять перьев и иных следов.

Наконец, протокол осмотра места происшествия. Констебль С. описал обнаруженное на языке служителей закона. Несмотря на дивные обороты вроде «дугообразные пятна, простирающиеся с севера на юг», картинка рисовалась так ясно, что хотелось отвернуться.

В крошечной ванной лежало тело женщины, одетое, если можно так выразиться, в красное кружевное белье. Короткие светлые волосы намокли от крови. Кровь на унитазе и на полу. Остатки рвотных масс в раковине. Постель заправлена. В номере удивительно мало вещей – ни телефона, ни бумажника. В сумочке салфетка и гигиенический пакет. Черное пальто и сапоги такого же цвета, небрежно брошенные на пол. В шкафу на плечиках – короткое красное платье. И все.

Я допечатал последнюю фразу, нащупал пачку сигарет, открыл окно и закурил, пуская дым в дождливую хмарь. Что-то особенно задело меня в этом деле. Что-то побуждает меня отвлечься от предписанной роли стороннего наблюдателя и вникнуть в расследование. В чем дело?

Лист 3

Ненавижу использование слова «дедлайн» в русском языке. Есть в нем нечто богопротивное. Я против неоправданных заимствований. Чем хуже «срок»? Вдвое короче и понятней, без всяких лающих дедов. В общем, слово не люблю, а понятие уважаю. Соблюдаю то есть. Все мои переводы ушли вовремя, и я сел ждать продолжения. Конечно, бывает и так, что агентство посылает часть работы другому переводчику, но тут у меня были хорошие шансы. Работы немного, она не срочная, но конфиденциальная. Проще задействовать одного человека.

Предчувствия меня не обманули. Новый протокол пришел после обеда. Я не взялся за него сразу, поскольку был занят важным делом – тюленил на диване. Или лучше сказать, ламантинил, потому что периодически поглощал чипсы из морской капусты. К переводу приступил, когда на расстоянии протянутой руки не осталось ничего съедобного.

Итак, допрос портье ведет сержант А. Интересненько. Выходит, первый допрос полицию не устроил.

«Дама пришла одна? – Одна.
Во сколько? – В половине восьмого.
Кто приходил до и после нее? – Мне нужно посмотреть записи.
У нас есть сведения, что к ней пришел гость, которого вы не регистрировали».

Портье начинает блеять и вилять. Ой, не просто так полицейские к нему привязались, поступила информация – притон он устроил для кобелирующих личностей. Ну да, вот признается – прямо следом за ней прошел джентльмен. Вообще-то если в номере проводят ночь двое, то и заплатить они должны соответственно, а тут, похоже, дали портье двадцать фунтов, чтоб не платить пятьдесят. Точно, вот и сержант добрался до этого момента.

«Джентльмен заверял, что не останется на ночь… нет, я ничего не получал. Какие свидетели?!».

Уборщица стуканула, должно быть, обиделась, что не поделился.

«Он действительно ушел очень быстро, не прошло и часа». Интересно, совпадает ли время ухода визитера с примерным временем смерти? Протокола вскрытия пока нет. Есть описание джентльмена. Высокий, лысеющий, говорит с русским акцентом. Фото с уличной камеры. Этот? Да-да, это он! Садится в машину. Ну все, похоже, мой клиент определился. Вот для кого я перевожу это все.

Я поставил последнюю точку и отправил перевод. Но не смог выкинуть его из головы. Что-то навязчиво возвращало меня в тот номер, где погибла неизвестная. Я продолжал обдумывать детали. Могу поверить, что при ней не было документов. Но святая святых – мобильный телефон?! В наши дни женщина может обойтись без зеркала, блокнота, часов, бумажника с фотографией возлюбленного, собаки и детей, даже без сумочки, но не без мобильного. Потом, почему пальто и сапоги валялись как попало, а платье аккуратно висело в шкафу на плечиках? Если посетитель пришел по делу, беспорядок слишком интимный. А для интима – слишком деловой. Мне трудно представить женщину, которая в порыве страсти сбрасывает обувь и верхнюю одежду, потом заботливо убирает платье, потом возвращается к порыву. Еще труднее – мужчину, которого подобное не охладит.  Словом, загадка. Что ж, завтра продолжу – мне прислали следующий пакет документов.

Лист 4

Я вступил в схватку рано утром, но после обеда она все еще продолжалась. Легкое вооружение сменилось тяжелым, изящное фехтование – запрещенными приемами. Пот лил с меня градом, руки немели, голова шла крУгом. И все-таки я не отступал. Я хитрил, ходил кругами, изворачивался, как мог, и потихоньку отвоевывал пядь за пядью.

Я забыл о еде, питье и сне. Бросить поле брани в пылу битвы было невозможно – это означало бы немедленное поражение. Не сдавать позиций, ни шагу назад! Не давать передышки ни себе, ни противнику. И мое упорство было вознаграждено – вскоре я почувствовал, что близок к победе. Это придало мне сил. Открылось второе дыхание, и к вечеру я одолел протокол вскрытия.

Автор протокола был любителем латыни и поэзии, наверняка читал Данте в оригинале и мечтал пойти по его стопам. То, что он написал в официальном документе, вполне годилось для «Патологической поэмы». Или британского аналога «Мертвых душ» - поэма в прозе. Изысканные обороты, оригинальные термины, даже афоризмы встречались на каждом шагу. Мне то и дело приходилось нырять не только в медицинскую энциклопедию, но и в словарь синонимов, учебник по физике и анатомический атлас. Причем не только на английском, но и на русском, ибо даже поняв, что имел в виду достопочтенный коронер, я не мог адекватно отразить это на языке протокола вскрытия. И все-таки я это сделал. Был страшно доволен собой.

И лишь в одном я поступился принципами. Обычно я всегда проверяю готовый документ, чтобы все выглядело прилично: никаких лишних пробелов, абзацев, чтобы на картинках все было на своем месте. Но я с детства боюсь фотографий покойников. Ничего не могу с собой поделать. Помнится, мой одноклассник притащил учебник по судебной медицине в класс, а англичанка отобрала и начала сама перелистывать. Я стоял у доски за ее плечом и видел тела повешенных, зарезанных, застреленных, и не мог оторваться, хотя чем дальше, тем больше меня трясло. Потом мне долго снились кошмары. Словом, эту часть перевода я пропустил. Подписи под картинками перевел через специальный софт, где работаешь только со словами и не видишь изображений. И отослал работу, не проверяя формат, лишь бы не глянуть ненароком на фото. С облегченным вздохом удалил оригинал.

Если опустить терминологию, за точный перевод которой я и боролся, выходило, что жертва погибла от перелома пирамиды левой височной кости. Рвота вызвана пищевым отравлением, недостаточно тяжелым для летального исхода. Непонятно – несчастный случай или убийство? Судя по расположению тела, могла удариться об унитаз. Или упасть на него после удара. Но тогда убийца был левшой?

На другие протоколы у меня в этот день просто не осталось сил.

Лист 5

Следующий документ многое объяснял. Сержант А. допрашивает мистера К. Мистер отрицает знакомство с потерпевшей, пребывание в гостинице вообще и в номере, в частности.

«Сержант: Портье вас опознает.
Мистер К: Его слово против моего.
С: У нас есть запись с уличной видеокамеры рядом с отелем.
К: Машина моя, а садится в нее угонщик, жаль, лица не видно. Угнали машину-то!
С: Почему вы не заявили?
К: Вот заявляю (нагло ухмыляется – примечание переводчика, не вошедшее в перевод).
С: Откуда у вас угнали машину?
К: Ну как – оттуда и угнали! (ой, дурак – прим. перев.).
С: Значит, вы были в тот день рядом с отелем?
К: Не был.
С: Отмотаем запись на час раньше. Ваша машина подъезжает, останавливается, из нее выходит тот же человек, что впоследствии уезжает в ней. По вашим словам, это вы, раз вы оставили там машину?
К: - (тупо молчит – прим. перев.).
С: Вы приехали на своей машине и уехали. Мы сделаем очную ставку между вами портье. Вас опознает и уборщица. Наконец, мы сверим ваши отпечатки пальцев с отпечатками, оставленными на ручке двери в ванной, где была обнаружена потерпевшая.
К: Валяйте, я ванную не открывал (у переводчика нет не только примечаний, но и слов).
С: Мистер К., я арестую вас по обвинению в убийстве неизвестной. Вы не обязаны что-либо говорить. Однако если во время допроса вы не упомянете о чем-то, на что впоследствии будете полагаться в суде, это может повредить вашей защите. Все, что вы скажете, может быть представлено в качестве доказательства».

Я быстренько готовлю себе кофе, бутерброд и сигарету – почти профессиональная диета пишущего люда, источник гастрита, бронхита и тонзиллита. Ну да никто не совершенен (в русском переводе – «у всех свои недостатки»). Хочется скорее продолжить работу. Интересно, как мистер К. будет сражаться с системой. Будет тупо отрицать, расскажет, как все было, или постарается выкрутиться? Если дело дойдет до суда, против него будет выступать, как здесь говорят, Корона, то есть монархия. Однако противостояние большого и малого здесь не всегда оканчивается в пользу большого. Бремя доказательств лежит на Короне. Именно прокурору придется потеть и собирать улики, чтобы подтвердить виновность. Не сумеет – мистер К. победит, даже будучи убийцей. Потому что никого нельзя считать виновным, пока обратное не доказано вне всяких сомнений. Но это я отвлекся.

Итак, что там у нас? Два протокола опознания, экспертное заключение – ха, пальцы-то он оставил! Протокол обыска у него в квартире, телефона или кошелька не нашли. Зато нашли выпачканную куртку. Анализ оставлю на потом. Лучше допрос.

Количество предъявленных улик произвело впечатление даже на такого гиганта мысли, как мистер К., и он изложил свою версию событий того вечера.

«Я просто хотел отдохнуть, снять девочку на пару часов. Подвернулась эта, пошли с ней в гостиницу. Она говорит, стой тут, я с портье переговорю, потом тебе помашу – иди, значит. И вот. Машет она, значит, я за ней. Ну поднялись, вошли, прихватил я ее маленько, а она того… поплохела как-то. Я с нее платье тащу, а она вырывается. Убежала в туалет, слышу – блюет, прям кишки выворачиваются.  Ну я это, остываю же. Че делать, не знаю. Вдруг слышу – она чересчур как-то… и бряк, шмяк, еще чего-то. Побежал посмотреть – а она уж того… на полу бьется, голова в крови вся. Я и рванул оттуда. Думаю, привяжетесь, не отмоюсь потом».

Это он верно, ему еще долго будут припоминать это обвинение. Привод-то был – неприятная история. Жена скандал устроит. На работе разговоры пойдут. Но все же, выходит, не убийство?

«С: Мистер К., вы сняли с нее платье?
К: Ну да, говорю же.
С. Вы повесили платье в шкаф?
К. Кто? Я?! Не, вы че.
С. Вы пошли за потерпевшей в ванную?
К. Ну да.
С. Видели ее там?
К. Да!
С. Вы ее толкнули?
К. Да нет, на полу она лежала!
С. Как зовут потерпевшую?
К. Не знаю! Называл малышкой.
С. Вы убили потерпевшую?
К. Не убивал! Не убивал я!!».

На этом допрос прекратили в связи с притворной или истинной истерикой обвиняемого. Что же получается – она была жива, когда он ушел? Но после него пришел кто-то еще, кто добил ее и обокрал? Или нет?

Лист 6

Как только я отправил перевод всей технической части расследования, мне прислали еще несколько файлов. Наскоро их просмотрев, я покачал головой и взялся за работу.

«Мы вместе с Н. снимаем квартиру уже десять месяцев, с тех пор как она приехала из Л. У нас есть общая знакомая, она ее ко мне и направила. Выгодно, конечно, одной мне такую квартиру не снять. Но это если соседка платит все время, а не раз в три месяца! Сначала все было нормально, как зарплату получит – идет с ней в агентство. А потом она просекла, что если она не платит, за нее должна платить я! Такое правило совместной аренды. Хочешь-не хочешь, а хозяин, ну или там агент, должен свое получить. Вот она и стала задерживать – то потратилась, то завтра отдаст, в общем, хитрила. И вдруг сразу за двоих заплатила, одним махом за три месяца! Небывалое дело. И потом, мобильный у нее новый. Я говорю, откуда. Она мне – бойфренд подарил. Что это за бойфренд такой, телефон дарить за восемь сотен! Она мне – повезло богатого найти. И на квартиру денег дал, и на телефон».

«Миссис Н. сотрудничает с нашим агентством десять месяцев. В первое время она аккуратно платила взносы за квартиру, затем платежи стали нерегулярными. Однако в первый понедельник этого месяца она оплатила аренду за квартал. Ничего странного или необычного в ее поведении не было».

«Допрос миссис Н. ведет сержант С. такого-то числа в такое-то время.
С: Довожу до вашего сведения, что допрос записывается на видео.
(опускаю протокольные вопросы про имя-фамилию, год рождения и адрес).
С. Вы работаете горничной в «Такой-то Инн»?
Н. Да.
С. Как давно.
Н. Как приехала – десять месяцев.
С. Были ли вы на работе такого-то числа?
Н. Была.
С. Вы обнаружили тело постоялицы?
Н. Да.
С. Опишите свои действия с момента, когда вошли в номер.
Н. Вошла, втащила тележку, начала убираться. Потом смотрю – лежит. Побежала за начальством.
С. Что именно вы успели убрать?
Н. Платье с полу подняла и в шкаф повесила.
С. И сразу же увидели тело?
Н. Да.
С. Подошли посмотреть?
Н. С порога глянула.
С. Брали ли вы что-либо из номера?
Н. Нет.
С. Как вы объясните, что при обыске у вас был найден мобильный телефон марки Икс, приобретенный в кредит в магазине Игрек на имя миссис Ш.?».

Фамилия сверкнула ослепительной вспышкой, грохнула в ушах и обрушилась вместе с сердцем куда-то в пятки. С минуту я тупо пялился на экран монитора. Потом медленно прокрутил текст до конца. Так и есть – горничная украла мобильный телефон и бумажник потерпевшей, чье имя теперь было установлено достоверно. Ирэна! Это была Ирэна.

Я схватился за сигареты. Пальцы дрожали так, что я с трудом открыл пачку. Закурил с третьего раза. Твою ж мать! Теперь я знаю, кто виноват в ее смерти. Я.

Лист 7

Я помню тот день до мельчайших подробностей, хотя жил в каком-то тумане, с тех пор как узнал, чем на самом деле занимается Ирэна. Я не верил ничьим намекам. Не хотел никого слушать. Но однажды увидел собственными глазами, не отвертеться. И потерял покой. Дня три, наверное, я пролежал на диване, толком не ел и не пил, вставал только по зову природы. Я вспоминал. Я проживал заново каждый день своей любви, которая обрушилась на меня внезапно и неотвратимо, как только и может истинная любовь. Я возвращался в те дни, когда сопротивлялся и отрицал, сторонился ее, потому что не хотел ни с кем делить свою жизнь. Потом я понял, что речь не идет о дележе. Я просто больше не существовал отдельно от нее. Она всегда была со мной, где бы я ни был. Она стала частью меня. Да, я присвоил ее. Я верил ей, как самому себе. Я верил в нее больше, чем в себя. И все это рухнуло в тот момент, когда я увидел ее с клиентом.

Я не ханжа, не подумайте. И не ревнивец. Но это… Она с легкостью продавала то, что для меня было свято. Она не ценила ни свое тело, ни мою душу. Ради лишней сотни, новой тряпки, навороченного телефона.

Я не брезглив. Если бы я сразу знал, чем она занимается, я бы не отвернулся от нее. Но постарался бы как-то вытащить из всего этого. Работал бы вдвое больше, не знаю, все бы сделал, чтоб ей помочь. Но быть с ней теперь, когда она уходит от меня, как на работу, в чужие постели, для меня немыслимо.

Лежа на диване, я прощался с ней. Та, кого я любил, ушла навсегда, и это было невыносимо больно, почти физически. На третий день я похоронил в себе и ее, и свое чувство к ней. Я знал, что мне долго еще будет плохо, но теперь я мог продолжать жить. Однако я не учел, что мне придется еще и объясняться.

Она появилась в тот момент, когда я достал карри из микроволновки и пытался вспомнить, два или три дня назад я купил его в местном магазинчике. Она открыла дверь своим ключом, неслышно подошла ко мне сзади и обняла меня. Я вздрогнул, шарахнулся, сбросил с себя ее руки. Машинально поставил карри на стол. Она пожала плечами, отобрала у меня вилку, и принялась есть мой обед. Где-то далеко скользнула мысль, что надо бы отобрать у нее карри неясного возраста, но от нереальности происходящего у меня кружилась голова. Ведь для меня она была мертва.

Она ела, глядя мне в глаза. Мы не сказали друг другу ни слова. В этом не было необходимости. Доев, она аккуратно поставила тарелку в посудомойку. Посмотрела на меня в последний раз. Я все видел – и вызов, и уверенность в своей правоте, и насмешку над моей глупостью. И увы! Любовь. Ее странную любовь ко мне, которая не считает предательством физическую близость с мужчиной, с которым духовной близости у нее нет. Она ушла не прощаясь.

Ирэна ушла от меня и тут же сняла какого-то мужика, привела его в номер, принялась обслуживать. И тут ее настигло мое карри. Ее скрутило так, что, содрогаясь от спазмов, она поскользнулась и ударилась об унитаз. Возможно, если бы мужик позвал бы на помощь, она бы выжила. Но он сбежал, не оставив ей шансов. Утренняя горничная обнаружила ее мертвой и деловито обобрала. Не будь они оба так тупы, вряд ли бы удалось установить, кто погиб в номере гостиницы, ведь у нее не было здесь ни родных, ни друзей. Только клиенты. И я. Но я ее бросил.

Я виноват.  Я так упивался своим горем. А ведь мог поговорить, расспросить, узнать, как она жила на самом деле. Выходит, я за своей любовью не видел ее самое, не заботился о ней по-настоящему. Позволил ей проглотить отраву, которую должен был съесть сам. А теперь поздно. Все поздно. Не искупить, не простить, не повернуть вспять. Ее жизнь кончилась. Моя, наверное, тоже. Нет, я не наложу на себя руки. Я, конечно, схожу в полицию, хотя мне никто ничего не предъявит. Я буду продолжать есть, пить, дышать, работать. Но не жить.