- Отпусти меня! Ыых! - Агата, пытаясь освободиться от одеяльной неволи, извернулась и всеми фибрами души лягнула Порфирия в коленную чашечку.
Мужчина, размягченный до состояния подтаявшего пломбира несвойственной июню жарой и предночной дивной привлекательностью супруги, охнул, проснулся и непонимающе вытаращился на оживленно волнующийся у него под боком ком из одеяла и собственной драгоценности.
Он, опасливо пряча за спину увечную конечность, размотал кулек. Спящая барышня, освободившись от пут, вторично, но уже блаженно ыыхнула, сжалась в комок, а затем, повиливая нижней половиной себя, почти не скрытой короткой рубашечкой, шустро поползла прочь из семейного гнезда. Брови Порфирия пришли в движение раньше мыслительных процессов.
Супруга приготовилась свалиться на пол, но не успела - была удержана за подол рубашки. Дурной сон держался за девушку цепко, как отощавший альфонс за наследство вдовушки. Жертва кошмаров изворачивалась, рвалась в неведомые дали и пугала затаившихся под полом мышей воинственными ыыхами. Штольц поймал беглянку и аккуратно потрепал за плечо:
- Агашечка, проснись, тебе снится кошмар.
Девушка куском мокрого мыла выскользнула из его рук, устрашающе ощерилась всем телом, и навалилась на мужчину, вжимая в кровать:
- Живой я не дамся! - сообщила она супругу, и принялась мутузить пленного.
Штольц перехватывал ее кулачки, и отводил от своего тела, но Агаша была везде, словно отрастила еще по паре рук и ног и превратилась в разъяренного осьминога.
- Да проснись же ты, Агата! - прикрикнул мужчина, ухватил за подмышки и на вытянутых руках приподнял ее над собой. И слегка побарахтал ею под баладахином.
Смеженные веки барышни приоткрылись и глаза забегали по окружающей обстановке, не сразу, но узнавая Порфирия и гостиничный номер. Болтаясь над мужчиной, она поведала:
- Морковь! Я никогда еще не видела её так близко, - пожаловалась Агата. — Это невыносимо, мучительно и тягостно! Она была повсюду, такая... отвратительно рыжая. Ненавижу ее всю, до единой морковки.
Мужчина бережно опустил драгоценность вниз и прижал к своей груди.
- Сочувствую, но стоит ли ненавидеть всю морковь в мире из-за одного дурного сна? Раньше она тебе нравилась, помнишь? Ты считала ее оптимистичной и жизнерадостной.
- А теперь ее терпеть не могу. Хоть бы она вся провалилась сквозь землю.
- А ты подумала о зайцах? Их мордочки от недостатка каротина станут печальными, а может, и вовсе зайцы умрут от голода. Зрение, опять же, придет в негодность. Подобное жестокосердие на тебя не похоже. Несчастные зверюшки ни при чем, - Штольц, вымуштрованный Феклушей, мастерски отвлек девушку от ужасного сновидения. - Бедные зайчики с урчащими от голода животиками, но переполненные надеждами, будут скакать по пустым огородам. Вместо любимой морковки им останутся только воспоминания, да черные лунки в земле. Зайчики будут в них заглядывать, сквозь толстые линзы очков, а увидят адское пламя преисподней, да рогатую нечисть, забрасывающую лопатами их морковку в котлы. Черти с той стороны земли станут задирать вверх свои морды с черными пятачками, и глумливо хохотать, глядя на мокрые от слез заячьи глазки в морковных лунках и обзывать их очкариками. Несчастные животные от ужаса лишатся чувств и веры в себя, а мимо пойдет лиса, а может и целый волк...
- Не надо дальше! Не хочу знать продолжения, - взмолилась Агата, всхлипнула и задумалась: да, это на неё не похоже. Ни капельки! Она добрая и заботливая, а еще она доктор и духовидица, вот! И ее долг - помогать живым и не очень. - Ладно, пусть морковь остается, только не попадается мне на глаза. Я пока еще не окончательно простила ее и не готова с ней встречаться.
- Я обязательно передам ей.
Несколько минут они полежали молча, думая каждый о своем. Агата пыхтела в мужской подбородок, жалея всех: себя, окосевших от недостатка каротина зайчиков в очках и глупую морковь, по овощной наивности ставшую сообщником злодея. Штольц успокаивающе гладил ее по спине.
Барышня пропустила, в какой момент мужская рука забралась под короткую, оставленную по причине жары дневную сорочку, и принялась хозяйничать внутри. Она поймала и вытащила его неуемную руку, строго посмотрела, как на нерадивого гимназиста, поискала место, куда бы ее пристроить и зажала между их телами. Рука просилась на свободу, елозила, лживо обещала, что больше не будет, но Агаша знала, что этой хитрюге верить нельзя.
- Я чуть не погибла в кошмарном сне, а тут вы со своими...э... неожиданностями.
- Какие же это неожиданности? - заворковал мужчина, его рука освободилась из плена и вместе с сообщницей забегала по девичьим бокам, щекоча и извивая жертву. - Самые, что ни на есть ожиданности.
Одним движением мужчина перевернул ее на спину, набрал в щеки побольше воздуха и: "Пфыр-пфыр-фыыр", - выпустил его губами в мягкий и беззащитный девичий живот.
От нежданного щекотного восторга, парализующего душу и все тело, от макушки до кончиков пальцев, она задохнулась, покрылась гусиной кожей, а потом захохотала, корчась и катаясь по кровати. Порфирий, бескрайне довольный содеянным, уже слабее, растратив задор, пфыр-фыркнул ей в ухо и принялся любоваться, как от смеха рассеивается морок ее темного сновидения.
- Порфирий Платоныч, будьте серьезнее, - просмеявшись, пристыдила Агата мужа. - Решение невозможно откладывать дольше, вам придется сделать выбор, или я до конца жизни буду обречена видеть этот овощной кошмар.
- Опять суп? - вмиг посерьезнел Штольц.
- Да, но в этот раз все было намного хуже. Раньше я видела только очаг и котел, как бы из угла кухни, сегодня же я почувствовала жар, исходящий от супа, и всем телом ощутила, как вырастают и лопаются его огромные, бурлящие, маслянистые пузыри. Я видела их так близко, как вас сейчас. Гипнотические кружочки моркови и иных овощей манили меня к себе, я не могла противостоять их чарам. Я хотела туда, к ним, понимаете? Это было так страшно!
Штольц стискивал ее в объятиях, забирая ее страхи и напитывая своей силой, до тех пор, пока она не протестующе не запищала.
- А потом Михалыч, так звали страшного повара, разложил меня совершенно обнаженную на столе и принялся точить огромный нож. Его ветвистые ухмыляющиеся усы и ужасные шкр-шкр я не забуду до конца своей жизни.
- Агашенька, душа моя, ты понимаешь, что требуешь? Я слуга закона и не должен в угоду личным желаниям преступать через черту, разделяющую порядок и хаос.
- Вы каждый раз это говорите. Значит, пусть я еженощно до конца своих дней смотрю, как меня будут варить в кастрюле? Вы этого хотите?
- Нет, конечно, но и ты пойми меня, то, о чем ты просишь, подразумевает тюремное наказание для нас обоих. А, возможно, и каторгу.
- Я готова!
- А я не готов расстаться с тобой, и позволить тебе пройти через череду унижений и испытаний ради призрачных идей.
- Когда-то вы сказали, что отныне всегда со мной, держите же свое слово.
- Я держу, крепко и надежно, как атлант, взваливший небосвод на свои плечи. Но, помимо данного слова, мне приходится сдерживать еще и твои порывы, а это, поверь, труднее.
- Ах, значит, вам со мной трудно? - Агата приподнялась над ним на руках и недобро сощурилась. - А может, вы вообще жалеете, что сплелись со мною судьбами?
- Нет, что ты! - оторопел Штольц, и удивился неразберихе в ее голове, которую дамы именовали логикой, присущей только их полу. — Это исключено. Ты - самое драгоценное, что у меня есть. По концентрированности чувств каждый день проведенный с тобой, для меня как пять суток с другой женщиной.
- С какой это другой женщиной вы собрались провести пять суток? Или с не совсем другой? Уж не скучаете ли вы по Нинель Арнольдовне? Так напишите ей, думаю, она с удовольствием примчится.
- Зачем? Я и думать о ней забыл, - поклялся сыщик.
- Ох, не верю я вам! Сейчас вы очень похожи на человека, который раскаивается в нашем браке, - девушка притворно надулась, села и демонстративно спустила ноги с кровати.
Штольц понял, что наговорил лишнего, и дело его очень сильно запахло утром без поцелуев. Он так шумно заработал мозгами, что они грохотали и скрипели на всю комнату, как бесполезная турбина Клювейру. Агата наигранно печально поникла подбородком и принялась очень-очень медленно сползать на пол:
- И про любовь вы мне говорите редко, все больше про тревоги и безопасность. Раньше, помню, мной налюбоваться не могли, ангелом-хранителем назвали. А сейчас, в иные разы, содержимое тарелки возбуждает в вас больший интерес, чем моя ангельская сущность. И по сторонам вы теперь часто смотрите...
- Смотрю, но только ради твоей безо...
- Вот видите, одни тревоги у вас на уме, - Агаша печально сморщила нос и большим пальцем ноги поскребла ворс ковра.
- Куда это ты собралась? Ну что мне сделать, чтобы ты убедилась, что пылкости и романтизма во мне хватит на десятерых? Хочешь, выйду в коридор или высунусь в окно и прокричу, что меня Нинель Арнольдовна привлекает ровно столько же, сколько тебя морковь?
- Это ошибочное сравнение. У меня с морковью временные разногласия, рано или поздно мы придем к консенсусу, но значит ли это, что Нинель Арнольдовну вы тоже готовы принять обратно?
- Агата, это какое-то безумие! Куда я ее приму, в нашу ячейку общества?
- Почему бы и нет. Не выбросите же вы ее в лютый мороз на улицу без гроша в кармане, если она обратится к вам за помощью? На вас это не похоже, вы же самый благородный человек на свете.
- Не выброшу, наверное. Не задумывался об этом.
- А если ей придется скрываться от недругов, и они будут угрожать смертью, вы же не оставите ее?
- Агата, к чему этот пустой разговор? Эта дама существует в мире, где девяносто девять процентов населения не питает к ней дружеских симпатий. Она живучая, как плющ, и без меня найдет, вокруг кого обвиться. Но если с ней случится нечто более трагичное и экстраординарное, чем обычно, то я, безусловно, изыщу какой-нибудь способ ей помочь, удержав при этом за границами нашей семьи.
- А если она будет больна? Дизентерией, например, это очень опасное заболевание, а вести ее в больницу будет нельзя, чтобы враги не отобрали у нас сиротливую фрейлину.
- Раз ты врач, то, наверное, сможешь ей помочь? - поскреб затылок Штольц.
- Конечно, смогу. Даже если вы меня об этом не посмеете попросить и не решитесь предложить.
- Видишь, как славно все устроилось.  Мы сумели договориться, что не выбросим на улицу в лютую стужу безденежную, захворавшую дизентерией Нинель Арнольдовну. Давай, ложись обратно, будем досыпать, - Порфирий упал в подушки и приглашающе похлопал себя по груди.
- Мы сумели договориться только потому, что вам в супруги попалась кроткая и покорная я. Мне же повезло меньше, раз вы такой несговорчивый и упрямый муж. Ну, Порфирий Платоныч, вы же такой милый, почему вы никак не хотите один-единственный разик, совсем безобидный, покачнуть юстиционный устой общества, помочь несчастному, и вернуть мир и покой в мои сны? Ну пожалуйста!
- Ты считаешь, что я милый? - растерялся сыщик.
- Милый, очаровательный, усладительный и глазоутешительный, - подтвердила Агата.
- Ерунда какая, - изумился мужчина, вновь наливаясь по самую макушку теплом и уютом. Эти приступы, ставшие привычными, за прошедшие пять лет случались с ним постоянно. А начались после того, как произошла электрификация всей его души, разгоняя потемки и наполняя яркостью и Агашей каждый закоулок.
Еще в раннем младенческом возрасте он сам себе представлялся не милым и очаровательным, а суровым и несгибаемым. Малыш Штольц гордился тем, что ни единой няне не удалось накормить его и сменить пеленки без его на то согласия. Юный Пуффель жестко воспитывал силу воли нянь, соглашаясь на ложку каши только когда был зверски голоден, а на перемену гардероба - когда покрасневшей попе находится в мокром белье было совсем нестерпимо. С раннего возраста он упорно взращивал в себе аскетизм и презрение к орнаментальностям.
Для будущего сыщика осталось загадкой, почему при подобных принципах и строгости к себе ребенком он был пухлощеким, с пуговицей, вечно отскакивающей от бархатных штанишек, туго натянутых на упитанном животе. С торчащей из кармашка половиной кренделя и подтаявшей конфетой он эти происшествия не связывал.
Штольц задумался о том, что во многом она права. Агата всегда готова прийти ему на помощь, даже когда он не просит. Особенно когда не просит. Теперь же ей потребовалось от него участие, даже не для себя, а он, прикрываясь долгом и честью, лишает несчастного надежды на спасение.
- Хорошо, я согласен, но только если ты мне доверишь организацию нашего преступного деяния.
- Я вся ваша, организуйте, как знаете, - девушка вернулась в его объятия, поерзала, устраиваясь поудобнее. -  Вот видите, как вам повезло с женой? Вторую такую, как я, робкую и послушную, во всем свете не сыскать.
- И скромную, - поддакнул Порфирий, кося в ее сторону глазом.
- Ага, тише воды, ниже всяческой травы, - раболепно согласилась с мужем Агаша и щекотно выгнулась, - вы опять что-то ищете у меня под рубашкой?
- Проверяю, не проклюнулись ли ангельские крылышки у моей не к добру покорной супруги, - Порфирий поскребся в ангельскую сущность Агаши.
- Вполне возможно, я уже давно чувствую зуд и дискомфорт между лопаток.
- Вот здесь?
- Чуть выше и левее. Да-да, именно здесь. Ой, и с другой стороны почешите. Ниже, ниже, вот тут, да...
- Агата, по-моему, ты мной манипулировала! Иначе почему внутри меня неприятный, скрипучий осадок?
- Противный, как речной песок на зубах? У меня тоже такой есть. Это послевкусие от вашей Нинель Арнольдовны. Не надо было говорить о ней перед сном. И уж тем более - жениться на ней.
- Да, зря мы вспомнили о ней, теперь уснуть будет непросто. Давай порастим ее быльем, - согласился мужчина и скрипнул зубом.
Они замолчали, погрузившись в раздумья, Агата не выдержала первой:
- Все-таки между ней и морковью нет ничего общего. Морковь по недомыслию стала жертвой идейных заблуждений, а ваша Нинель Арнольдовна добровольно погрязла в шпионских страстях. Нам бесконечно повезло, что удалось вас выпутать из нее. Все могло окончиться намного хуже, ведь она прилипучая, как репей... - не договорив, она замолчала и уставилась на него, словно увидела впервые.
- Ты вспомнила что-то?
- Ну конечно! Кроме моркови, во сне я видела корни лопуха! - осененная воспоминанием Агата взвилась над кроватью.
- Агаша, не стоит больше тыкать корнями лопуха в мои раны. Я же раскаялся и осознал, что опрофанился с фиктивным браком. Но не настолько, чтобы считать себя отпетым лопухом, а Снежинскую - несчастной, заплутавшей морковью.
- Нет-нет-нет, - потрясла короткими кудряшками Агата, - не все так просто...
- Неужели твой сон предвещает визит Нинель Арнольдовны? Немедленно ложись на подушку, вот так, да. Закрывай глаза, и смотри свой сон обратно. На чем ты там остановилась? Эта дама, с морковью или без, нам ни к чему, пусть возвращается туда, где бы она сейчас ни обреталась, - Порфирий поймал Агашу в одеяло и попытался устроить на ночлег.
- Да нет же, речь вовсе не о ней. Морковь, лопух, одуванчики (они тоже там были), барбарис и еще много других трав, я не все запомнила, но знаю точно, что эти компоненты применяются, знаете, для чего?.. Это она! Это точно она!
- Агата , если Нинель Арнольдовна не пакует чемоданы, чтобы ехать к нам, то причина твоих ликующих скаканий мне непонятна.
- Это она все затеяла!
- Да кто она, если не Нинель?
- Ваша новая поклонница, - объявила Агаша, подползла к мужчине и уткнулась своими губами в его...
                                                             ***                       
До Петербурга, вопреки страхам Штольца, они добрались без приключений. Агата из поезда не вывалилась, к другим пассажирам с помощью не приставала, духов не являла и в кабину машиниста не рвалась. Она не упала с перрона, вышла на нужной станции и не уехала на постороннем поезде в неведомые дали, чего он более всего опасался. Всю дорогу она была паинькой, спокойно сидела рядом, углубившись в книгу, и отрешенно угощалась предлагаемыми Штольцем монпасейками из феклушиных запасов.
- Что читаешь? - ревниво интересовался Порфирий. Ему отчего-то хотелось получить больше внимания от супруги. Агата показала обложку, - "L’autre nuit"? Никогда не слышал. О чем это?
- Это новый роман французской писательницы Мари Валери. На провинциальный город спустились омерзительные фантомы и заняли места добропорядочных жителей. Творят бог знает что.
- Зачем ты читаешь эту ерунду, ведь потом спать не будешь. Мало тебе Хрулевской с ее прекрасными клотильдами?
- Это не ерунда, там все, как и должно быть в жизни: добро побеждает - зло наказано. А еще там про любовь.
Путешественники вполне благополучно добрались до столицы, поселились вдали от центра в гостинице под туманным названием "Серый кардинал" и принялись обживаться.
Первым делом Агаша надела обручальное кольцо, недоступное для ношения в родном городе.
С кольцом на пальце она уже через две минуты казалась себе глубоко замужней матроной и старалась вести себя соответственно. Провожала супруга на службу плотным завтраком и напутственным поцелуем. Долго махала ему из окна, промокая платочком влажные глаза. А потом, оставив в гостиничном номере задремавшую совесть и перечень указаний и инструкций, отправлялась одна блуждать по окрестностям. Далеко не уходила, чтобы успеть до возвращения мужа оказаться на месте, принять унылый вид и не взволновать еще больше его и без того тревожную и ранимую душу. Это только ради его безопасности.
Порфирий, одарив супругу утренним поцелуем или двумя-тремя, по настроению, уходил в управление, блуждал там по кабинетам от начальника к начальнику с пачкой бумаг, нажитых по делу о поимке Крюгера. И в сотый раз рассказывал, насколько преступник хитер и неуловим, но он, Штольц, всегда настороже, и когда  Крюгер оступится, то немедля будет схвачен, повязан и доставлен в департамент под светлы очи высокопоставленных чинов полиции. Чины требовали срочно изыскать Крюгера и подтолкнуть его к решительному шагу, дабы ускорить процесс поимки и не ухудшать статистику раскрываемости. Сыщик обещал сделать все, что в его силах.
К обеду он возвращался совсем измочаленным вопросами и требованиями руководства и, крепко держа Агату под руку, выводил ее на прогулку, измучившуюся (как он считал) в четырех стенах. Теснил ее от экипажей, мчащихся по мостовой, от бездонных, как ее глаза, прудов в парках и иных мест, где ее бедовая головушка могла попасть под удары судьбы.
Стоило ей чуть склониться над ограждением, вглядываясь в темные воды Невы, он, как бы невзначай, удерживал ее за подол юбки. Многолюдных мест он старался избегать, чтобы Агата не затерялась в толкучке и по недоразумению не прибилась к развеселому цыганскому табору.
За эти дни он порядком издергался глазом и раздобрел на пару сотен седых волос. Ругал себя, зачем повез ее с собой. Теперь вместо того, чтобы спокойно погрузиться в полицейские дела и с гостинцами вернуться домой, он озабочен только ее безопасностью. Сыщику намного спокойнее жилось, когда она каждый день находилась в шаговой доступности в крошечном Заводске.
Ему казалось, что в Петербурге ее на каждом шагу подстерегают катастрофы. Когда Порфирий сказал ей об этом, Агаша посмеялась над его страхами и, не пройдя десяти шагов, благополучно застряла указательным пальцем в ажурной ограде Фонтанного дома.
С трудом освободив посиневший палец, Штольц сделал зарубку в памяти: надо чем-то занять ее вторую руку. Одну он крепко прижимал к себе локтем, а во вторую, в идеале, должна быть вложена детская ручонка. На первое время, за неимением таковой, надо купить Агате зонтик, решил он. То, что крошечная ладошка будет точно так же за все цепляться, ему в голову не приходило.
На третий день пребывания в Петербурге Штольц нашел, по его мнению, самое безопасное место для выгула Агаты - Зоологический сад. К прогулке он подготовился основательно: прочел получасовую нудную лекцию о таящихся вокруг опасностях, и в лавке с дамской галантереей приобрел зонтик, дабы она не выделялась из толпы праздно фланирующих дам, и случайно не угодила свободной рукой в клетку к тигру.
Подарок привел Агату в неистовый восторг, а супруга в растроганнейшее состояние. Он с притупленной бдительностью и разомлевшим сознанием плыл по волнам умиления, глядя, как Агаша то и дело открывала и закрывала зонтик, крутила над головой и изображала "расфуфыренную модницу-нарядницу".
У Штольца сощурились глаза и принялись размножаться подозрения, что его дар более функционален, чем задумывался, когда Агаша попробовала спрыгнуть с кровати и зависнуть в воздухе, заставляя мужчину считать секунды. Когда же девушке вздумалось фехтовать дамским аксессуаром, он окончательно признал свою несостоятельность в выборе подарков и удержании при себе частей тела супруги.
В Зоологическом саду они степенно и размеренно переходили от клеток к вольерам. Штольц тревожно поглядывал по сторонам. Агата гордо колыхала над головой кружевным парасолем.
Животные, занятые тем, что подставляли бока нечастому солнцу, не тратили драгоценного времени на посетителей, к вящей радости мужчины.
Упитанный тигр, на которого Штольц возлагал особые опасения, судя по туго натянутой на округленное тело шкуре, казался более любителем гастрономических изысков, чем ценителем прекрасного, и остался равнодушным к прелестям Агаты Валерьяновны.
Она им тоже не заинтересовалась. Экая невидаль - полосатая кошка! В родительском доме целая стая почти таких, ну размером чуть поменьше, а по мебели и по шторам скачут ловчее местных макак.
Зря Агаша произнесла это вслух, тем самым ущипнув обезьян за неприкрытую скудными хвостами гордость. Стоило отвернуться, как в ее сторону полетел несвежий огурец. В ответ она закидала обидчиков пучком моркови, выданным при входе для кормления животных. Штольц столь тяжеловесно глянул на кучку приматов и приготовился  объяснить мартышкам правила поведения в общественных местах, что они мигом раскаялись в каверзе, поклялись, что зауважали его с первой секунды знакомства, назначили вождем стаи, и разумно пообещали не обращать внимания на его невоспитанную спутницу. Порфирия это вполне устроило. Он повернулся, чтобы повторить то же самое для Агаши, но девушка опередила его:
- Чуть что, так сразу Агата! Они первые начали кидаться.
Мартышки, ябедничая, завопили, что барышня прилюдно сомневалась в их способностях и подрывала их уверенность в себе. И, вообще, у нее нет хвоста и напрасно вожак стаи выбрал такую куцую супругу. Не подходит она им из-за отсутствия шерсти и здравого смысла. Нарушает общий фон и не гармонирует со всей стаей. Из приятного глазу в ней только кружевной зонтик.
Штольц понял, что искать истину в этом споре - дело неблагодарное и времязатратное, и поспешил увести супругу прочь.
В террариуме они своим появлением произвели фурор. Вертлявые дамочки по ту сторону стекла при виде Штольца оживились и принялись свиваться в кокетливые колечки и сердечки, предлагая сыщику недолгую, но полную впечатлений жизнь.
Среднеазиатская кобра, чертами лица оказалась вылитая кузина Нинель Арнольдовны. По крайней мере, Агата узнала фамильное сходство сразу и сообщила о нем Штольцу. Тот укоризненно покачал головой, но приглядевшись, спорить с очевидным не стал.
Кузина выпрямилась на хвосте во весь рост и принялась нахально-фамильным прищуром строить глазки Порфирию, а синим языком при помощи азбуки Морзе обещать незабываемое впечатление после тесного телесного единения с нею. Лучше в ромашковом поле.
На агашино ревнивое: "но-но", змеюка угрожающе распушила капюшон. Агата, вызывающе глядя прямо в бесстыжие немигающие глазки, с щелчком по змеиной нервной системе распахнула зонт и показательно закинула себе на плечо.
Кузина завистливо застонала, но до последнего отказывалась признать поражение, несмотря на более роскошный капюшон соперницы. Раздвоенный змеиный язык противно трясся мелкой дрожью. Агата бросила снисходительный взгляд на жалкие потуги кузины, прикрылась зонтиком, дабы не шокировать других посетителей, высунула свой язык, издевательски скосила глаза к носу и с чувством превосходства повисла и обмякла на рукаве Порфирия. Вот так, получай, фрейлинская родственница! За себя получай, за сестру и за всю вашу подколодную родню!
Кузина зашипела, трижды плюнула через левое плечо и бросилась на соперницу, напрочь забыв, что отбывает тюремный срок за стеклом. Уткнувшись носом в преграду, обморочная кобра медленно стекала вниз. За ней, прилипнув к стеклу, тащился высунутый синий язык.
Мужчина, насмешливо приподняв бровь, смотрел на дамскую дуэль, потом погладил супругу по перчатке, признавая победу за ней, а себя вручая победительнице в качестве приза. И пожал плечами проигравшей, словно извиняясь, что несвободен, лишь только по причине того, что встретил Агату раньше, чем кузину.
Хотя, если вспомнить бессмысленные потуги самой фрейлины, пытавшейся обвивать романтическими флюидами Штольца, то шансов у кузины было бы ровно столько же, как и у сестрицы. Змеюка приуныла, и под хихиканье товарок поползла под корягу, дожидаться там своего прекрасного принца.
Усмирив свое беспокойство и вознаградив супругу за неизгладимое из памяти поведение двойной порцией мороженого, Штольц слегка ослабил галстук и преждевременно разомлел, как давешний тигр.
Прогулка шла, как по маслу. Они остановились у небольшого пруда, огражденного металлическим заборчиком. Перебраться с берега на берег можно было вокруг или по узенькому горбатому мостику. Агата, привлеченная видом огромной черепахи, неловко карабкающейся из воды на островок суши, опять перегнулась через ограждение мостика, Штольц привычно ухватил ее за подол юбки.
- Вижу, вас заинтересовала наша знаменитость, - к ним подошел невысокий господин, с лохматой шевелюрой, давно требующей ножниц. Штольцы обернулись на голос.
- Это последний в своем роде самец мадагаскарской радужной черепахи. Его зовут Гамлет, он любимец всех служителей Зоологического сада, - пояснил незнакомец, не сводя глаз с Агаты. Барышня, и впрямь, была удивительно хороша: летнее платье, соломенная шляпка и новый зонтик притягивали взгляды не хуже, чем бочка с медом посторонних медведей.
- Почему радужной? - нахмурился Порфирий, вольность незнакомого господина пробудила неприятное чувство, напоминающее ревность. - С виду он не отличается от собратьев.
- Не скажите, он оригинален. Смотрите, сейчас он вылезет из воды.
Гамлет, неуклюже перебирая лапами-ластами, вскарабкался на камень и подставил солнцу свой шишковатый панцирь. В лучах июньского солнца он переливался радужными разводами, как керосиновая лужица, только намного ярче и притягательнее. Агата ахнула:
- Он прекрасен! - захлебнулась энтузиазмом девушка, как накануне, от вида зонтика. На минуту проявившиеся на солнце разводы высыхали, придавая Гамлету обычный невзрачный окрас. - Смотрите, Гамлет опять стал серым!
Господин с восхищением разглядывал Агату, переполненную впечатлениями и восторгом.
- Да, к сожалению, его необычность заметна только несколько минут, пока панцирь влажный.
- Вы много знаете о черепахах, интересуетесь на досуге? - поинтересовалась Агата.
- И в служебное время сия участь меня не миновала. Я имею честь преподавать в университете. Разрешите представиться, Лев Самсоныч Тарантул, профессор зоологии.
- Штольц, - коротко процедил сыщик, явно недовольный знакомством и интересом профессора к Агате, - а это моя супруга.
На двух последних словах Порфирий сделал такое жирное ударение, что Тарантул смущенно отвел глаза.
С другой стороны прудика прогуливалась необычная пара: высокая дама неопределенных лет, обладающая фигурой, более подходящей мумии, с перекатывающимся за ее спиной невысоким кругленьким мужчиной, галантерейную наружность которого подчеркивал пышно взбитый на голове кок и галстук-бант, такой величины, что подпирал подбородок. Дама выглядела не менее живописно в черно-белом полосатом платье и широкополой шляпе с пучком кипенно-белых страусиных перьев.
Страусы, обитающие в зоосаде, в дальнем вольере вставали на цыпочки, тянули длинные шеи с маленькими головками вслед этой мадам, и прикидывали, сколько таких, как они, нужно для подобной красоты.
Необычная пара держалась на расстоянии, но прислушивалась к каждому слову профессора.
- Как жаль, - посетовала Агата, - что Гамлет последний, и ему не суждено встретить черепаху сердца, опутаться любовными чарами и завести малюток. Он был бы прекрасным отцом. Невыносимо сознавать, что больше никогда не будет таких прекрасных черепах.
- Не расстраивайтесь, сударыня. Еще не все потеряно. Радужные черепахи отличаются от собратьев не только необыкновенным окрасом, но еще и тем, что самцы подтверждают свою мужественность... - Тарантул замялся и, застенчиво глядя на Штольца, тихо продолжил, - ... ovum portantes.
- Самцы яйцекладущие? - округлились глаза Агаты и других посетителей. Порфирию пришлось сжать локоть супруги, дабы умерить неприличный пыл. Но девушку несло, как поезд без машиниста, - Порфирий Платоныч, вы слышали это? Настоящему радужному черепаху дамы сердца не нужны, он самородок! То есть, самородящий.
- Агата, на нас обращают внимание, - попытался одернуть девушку Штольц.
Сухопарая дама по ту сторону вольера неодобрительно покачала развесистыми перьями на шляпе и медленно поплыла в их сторону. Ее спутник, как на поводке, покатился следом. Черно-белое полосатое платье незнакомки заставило зебру в загоне завистливо заржать. Ее скромная, поношенная шкура не шла ни в какое сравнение с намотанным на даму десятком аршинов отборного китайского шелка, скрипучего и ослепляющего своим блеском.
- Совсем-совсем не нужны дамы? - от вопросов Агаши профессор краснел и пытался улизнуть.
- Только для... как бы это сказать... одухотворения и настраивания черепашьей мужественности на нужный для продолжения рода лад. Самое главное условие - в жизни радужной черепахи должно появиться нечто исключительно феноменальное по своей фантасмогорической необычности. Дальше природа сама примется руководить внутренней верховной страстью, и в положенный срок на свет появится яйцо, а может, и не одно.
- То есть, если Гамлета принудить созерцать прекрасное, например, показывать картины из Эрмитажа, или Венеру Милосскую, то в Зоологическом саду может появиться на свет малютка-черепашка?
- Агаша, думаю, профессор имел в виду, что Гамлету для ovum portantes нужна не мраморная дама, а живая Муза в панцире, похожая на него, - вмешался Штольц. Беседа пришлась ему не по вкусу.
- Вот это совсем не обязательно. Известны случаи, когда самцы радужных черепах впечатлялись от самых разных вещей. Например, документально зафиксировано, буквально выбито на древнем мадагаскарском камне, как один из предков нашего Гамлета настолько очаровался принадлежащей вождю местного племени юной козочкой нубийской породы, что за одно лето населил все побережье потомками. Надо признать, что это едва ли не единичный многоплодный случай в истории, остальные несколько скромнее.
- А вы пробовали демонстрировать Гамлету прекрасных коз? Вдруг тяга к парнокопытным барышням у них фамильная?
- Все перепробовали. - уныло признался Тарантул. - Черепаху преподнесла в дар Петербургу Лондонская академия наук шесть лет назад, но еще ни разу ничто не произвело на него должного впечатления. Британцы, к слову, оказались не успешнее нашего, их попытки получить потомство оказались столь же бесплодны, как и наши. Но мы не теряем надежды в чудо. Радужные черепахи живут до трехсот лет. Гамлет, по их меркам, довольно молод, ему не больше ста.
- Гамлету надо познать витасапиент госпожи Горлохватской, - Агата обернулась к Штольцу, - мироустройство радужных черепах очень напоминает ее теорию о моно воспроизводстве потомства.
- Агата, сейчас не время и не место обсуждать теории Горлохватской, продолжим этот разговор тет-а-тет. Нам пора, на сегодня наша прогулка завершена.
- Вы уже уходите? - расстроился Тарантул. - Существует прелюбопытная легенда о способностях радужных черепах...
- В другой раз обязательно выслушаем, - Порфирий улучил момент, раскланялся с профессором, ухватил под руку Агату и повлек в сторону выхода. Тарантул удалился в противоположную сторону.
- Не тяните меня! - воскликнула девушка и ринулась к ограждению, попрощаться с черепахой. - До встречи, Гамлет! Желаю вам встретить жар-птицу вашей души, сильно впечатлиться и очароваться ею. И тогда, в окружении деток, вы больше не будете одиноким.
Черепаха вытянула шею, вглядываясь в необычную посетительницу. Агата махнула ему на прощание зонтиком и непременно упала бы с мостика в пруд, не удержи ее супруг. Рука барышни, непривыкшая к модным аксессуарам, разжалась, и зонтик, подхваченный порывом невесть откуда взявшегося ветерка, вырвался и воспарил вверх.
Белый купол медленно планировал в пруд, напоминая черепаху в изысканном пеньюаре, спускающуюся с небес. Гамлет, созерцая и очаровываясь нежданным чудом, от восторга стряхнул с себя меланхолию и направился знакомиться с мадам Парасоль. В глубинах панциря Гамлета наконец-то очнулась от дремы мужественность. Природа, как и было обещано, все взяла в свои лапы, заработала с удесятеренной силой и одарила надеждой на будущее бывшего последнего из рода радужных черепах.
- Порфирий Платоныч, Гамлет там не один, - горячо зашептала Агата. - Я вижу у водопада дух точно такой же черепахи, только большего размера.
Призрак пожилой, хмурой черепахи тоже узрел духовидицу и, воинственно вытянув шею, медленно двинулся в ее сторону.
- О боже! Он ползет сюда. И, по-моему, я не пришлась ему по вкусу.
Пока Штольц в поисках призрака вглядывался в пруд, Агата пятилась назад. Пожилой черепах, неприветливый и кустистобровый, недружелюбно надвигался на неё. Девушка в ужасе отступала, пока не уперлась спиной в ограду вольера с верблюдами.
Верблюд по имени Исмаил, что значит "услышанный богом", за все двадцать прошлых лет своей жизни так и не сумел оправдать данного ему имени. До этой секунды он занимался только тем, что праздно и меланхолично пережевывал охапки однообразного питания и безуспешно взывал к Создателю с просьбами разнообразить рацион. Среднерусское высококалорийное сено столь наскучило ему, что приходилось употреблять постылый продукт с закрытыми глазами, представляя горы отборных верблюжьих колючек, о которых он знал только со слов бабушки.
В добрый час Исмаил вознес Мирозданию очередную жалобу на скудную местную кулинарию и, наконец-то, был услышан. Он очнулся от гастрономических фантазий, приоткрыл глаза и увидел перед собой изысканное лакомство в виде новой шляпки итальянской соломки с нежными, аппетитными фиалками. Он молниеносно вознес благодарность всем известным ему верблюжьим богам, и, пока они не передумали, потянулся к угощению.
Агата, вглядываясь в невидимую огромную черепаху не сознавала, что вместе со страхом, всей шляпкой источала кулинарные чары, пробудившие интерес у местного донжуана. Зато его заметил Штольц. Взмахнув тростью, как шпагой, он ринулся в бой, но было поздно. В одну секунду челюсти животного сомкнулись на вожделенных фиалках, заодно прихватив изрядную часть дамской прически.
Агата на несколько дюймов приподнялась над землей и пронзительно завизжала. От ее вопля прогуливающиеся дамы, все, как по команде, рухнули в обморок. Кавалеры, работая дружно и слаженно, укладывали своих дам рядочками на газон, собственными котелками черпали воду из черепашьего пруда и вместе с контуженными лягушками и выплескивали на еле бессознательных спутниц. От живительной влаги дамы возвращались к жизни, но ненадолго, увидев на себе обморочные лягушечьи тельца, вновь ложились на травку.
Жидкий тигр очнулся от полуденной дремы, встопорщил шерсть на холке, прикрылся лапами и жалобно замяукал. Мартышки, услышав вопль супруги вожака, радостно вторили Агате. Кузина фрейлины и ее товарки вытянулись во всю длину и лежали ровными рядами, как дамы на газоне. Правда, им, обладательницам подмоченной репутации, никто не спешил оказывать помощь.
Лишь один Гамлет пребывал в блаженной безмятежности, созерцая великолепную в своей ажурности мадам Парасоль и освежая в памяти все, что когда-либо слышал о воспитании малюток.
Драгоценные вопли, проникающие во все уголки зоосада, до забравшейся в пятки души полоснули Штольца по сердцу, а верблюда по зубам. Нет, он не выпустил добычи, наоборот, одним укусом завладел шляпкой вместе с пучком волос, который Агаша так ловко приладила внутрь.
Женские крики и мельтешение трости перед глазами совсем расстроили животное. Чтобы уберечь самое драгоценное - аппетит, он удалился в дом и в тишине доел угощение там.
В один миг Агата лишилась шляпки, изрядного клока волос и чувств.
Штольц, непривычный к обморокам, совсем растерялся. Снял шляпу и собрался, глядя на других мужчин, добежать до пруда, за оставшимися лягушками, но побоялся оставить супругу в одиночестве среди диких зверей, поэтому бестолково суетился рядом. Зачем-то пытался поднять ее и куда-то нести. Как видно, в кондитерскую, раз безостановочно обещал:
- Агашенька, очнись. Только не умирай, я куплю тебе сколько угодно мороженого, хоть целое ведро. Клубничное, шоколадное, с орешками, с карамелью...
Подплыла полосатая дама, которую они видели у вольера с черепахой.
- Да не умрет ваша барышня, напрасно надеетесь. Приберегите мороженое до иного случая. По моему наблюдению, особы, легко теряющие себя, довольно жизнеспособны. Позвольте мне, я имею большой личный опыт приведения в чувство мадемуазелей.
Дама достала пузырек и поднесла к носу раскинувшейся в бессознательности пациентке. Та потянула носом и закопошилась в руках Штольца. Теперь настала очередь мужчины побледнеть и обмякнуть. Прежний пыл растерялся сам, по крайней мере, про ведро мороженого больше не заикался. Вместо благодарности Порфирий издавал нечленораздельные звуки. Дама усмехнулась, но дала и ему нюхнуть снадобья.
В мужской голове сразу просветлело и стало необыкновенно пусто и приятно, без прежней толкучки и суеты. Почти как от рюмочки коньяку. Штольц оставил в памяти очередную зарубку: завести такой же пузырек, на всякий случай. Мужчина поднялся сам и потянул вверх Агату. Она качалась на ослабевших ногах и порывалась осесть наземь или уткнуться ему в плечо. Как же он понимал ее в этот момент! Более всего ему самому хотелось в поисках спокойствия влезть под ближайший куст и закопаться носом в ее макушку.
Они одновременно склонились и соприкоснулись лбами. Через некоторое время, накопив сил, Агата ощупала всклокоченную голову.
- Болит? - сердечно спросил Штольц.
- Совсем немного, - устало произнесла она. - Там все плохо?..
- Не волнуйся, он совсем немного откусил. Почти незаметно. Мы что-нибудь придумаем.
Дама снисходительно оглядывала их.
- Я вас знаю, - объявила она, - вы остановились в "Кардинале". Я тоже имею несчастье там проживать. Отвратительное место. Сырое и темное, как подвал с мышами.
Наполненная ужасом произошедшего и безграничной усталостью, Агата только поэтому не стала перечить. Им с Порфирием гостинца показалась приятной и по-домашнему уютной.
- Штольц, Порфирий Платоныч, - представился мужчина, - а это моя супруга, Агата Валерьяновна.
- Ардальон, представь меня. - дама обратилась в спутнику. По всей видимости, кругленький румяный субъект исполнял роль комнатного пуделя при величественной даме. Исполнял, надо признать, отлично: он общался с хозяйкой с пафосным пиететом и имел подходящую ко всякому случаю дрожь.
- Фиолетта Карлова Желчегонная, - подобострастно сложив руки и слегка подпрыгивая всем дрожащим телом, продекламировал Ардальон. - Царица всех губернских колбас.
- Фи, какая пошлость, - скривилась дама. - Ардальон имел в виду, что я имею несчастье владеть колбасным производством, оставшимся мне после упокоения моего супруга. Отвратительное место, но должна признать, приносящее немалый доход.
Штольц галантно склонился к руке Желчегонной, и дама воззрилась на сыщика с новым интересом.
- Откуда вы?
- Из Заводска.
- Где это? - высокомерно поинтересовалась Желчегонная. Ардальон склонился к страусиным перьям и пояснил:
- Сэ глюбоки провинс.
- Вы не похожи на провинциала, - польстила новая знакомая Штольцу, явно намекая, что его спутница, которой удалось произвести бесстыдное впечатление на верблюда, невоздержанными замашками и растрепанной копной обгрызенных волос на голове, напоминает деревенскую дурочку.
Хотя сознание Агаши еще не окончательно вернулось в родные пенаты, женское чутье было на страже и приняло удар на себя. Оно отважно вступило в противоборство с наглой уверенностью Желчегонной. Интуиция победила и заставила хозяйку проникнуться всяческими антипатиями к колбасной королеве.
- Тем не менее это так, - подтвердил Штольц. Извинился, и повлек супругу к выходу.
В номере Агата первым делом как следует прорыдалась, измочив насквозь весь запас носовых платочков, порфирьев сюртук и подушку. Выплакавшись,  девушка лишь изредка всхлипывала и размазывала по щекам скудные остатки слезы, оттягивая перед зеркалом разнокалиберные локоны. Штольц, видя ее отчаяние, молчал, лишь угрюмо бродил из угла в угол, теребя пуговицы у жилета.
- Надо найти куафера, может, он сможет спасти мои волосы, - почти успокоившись, решила Агата. Порфирий с сомнением обозрел пряди разной длины. И вынес вердикт:
- Куфер, опять? Только через мой труп.
- Да, с куаферами у нас не сложилось. Признаю, идея так себе, но другой у меня нет, и вас лишить жизни ради прически я не смогу.
- Ходи так. Мне ты и такой нравишься, а что думают остальные не должно тебя волновать.
- Что мне до остальных, если я сама себе кажусь драной кошкой?
- Если замотать их в прическу, то разницы почти не видно, - Порфирий собрал ее волосы вместе и изобразил замысловатую конструкцию высотой в полметра. - Вот тут и тут застегни булавками...
- А расстегнутся?
- Уколешься, - охнул мужчина.
Раздался стук, Штольц пошел открывать дверь и впустил молоденькую горничную с подносом.
- Меня послала к вам хозяйка, госпожа Желчегонная. Сказала, что вам потребуется моя помощь, - горничная сняла салфетку и обнаружила на подносе ножницы и иные ухищрения для дамских причесок.
- Как мило с ее стороны, - удивилась Агата и решила, что напрасно поспешила напитать свои отношения с Желчегонной неприязнью. - Проходите.
Горничная приблизилась к Агате и принялась перебирать ее волосы.
- Чтобы было ровно, придется обрезать довольно много.
- Режьте! - решилась Агаша, и горестно вздохнула.
Штольц так яростно бился за каждую кудряшку и каждый сантиметр волос, что в итоге довел несчастную горничную до мокрых глаз и дрожащих рук. Девушка заплакала и убежала. Агата укоризненно покачала головой:
- Ну что вы наделали, Порфирий Платоныч? И куафер вам не угодил и эта милая девушка. Раз вы такой несговорчивый, берите ножницы и стригите сами.
Мужчина снял жилет и вновь надел, завернул и развернул рукава рубашки, проделал кучу бесполезных манипуляций прежде, чем взялся за ножницы. Он примеривался и так, и эдак, оттягивал и выпрямлял локоны, сравнивал, одни откладывал вправо, другие влево, потом менял их местами. Сортировал по одному известному ему способу.
- Так мы никуда не продвинемся, - поторопила его девушка, - решайтесь.
Мужчина поклацал ножницами в воздухе, примерился, и... отложил их.
- Порфирий Платоныч, да вы трусите! - уличила его Агата, приподнимаясь настроением. - Будьте смелее и решительнее, вы же самый отважный человек на земле! Вы голыми руками, при помощи трости отбили мою безопасность у плотоядного верблюда.
Мужчина вновь взялся за инструмент, примерился и опять отложил. Принес упомянутую трость, приложил к волосам и как по линейке принялся кромсать пряди между агашиными лопатками, стараясь не смотреть на завитушки, падающие на пол.
- Ну как же хорошо получилось! Красиво, ровно, и когда-нибудь, я просто уверена в этом, такая прическа войдет в моду, - похвалила его мастерство Агата. Она в восторге потрясла головой, пружинки волос задорно запрыгали. - Моя голова давно не чувствовала такой легкости! Вернее, я никогда не чувствовала ее. Вы не только самый благородный и отважный, вы еще - самый куаферистый!
- Угу, - Штольц ее восторгов не разделял, он собирал в полотенце и баюкал почившие кудряшки.
- Не кручиньтесь, осталось еще прилично, - пожалела его девушка, - Все могло быть намного хуже. Верблюд мог бы откусить мне...
Она осеклась на полуслове, когда поняла, что случайно забрела на зыбкую почву оказавшейся в опасности собственной безопасности. И поспешила скрыться в туалетной комнате.
Агата безмятежно барахталась в ванной, полной мыльных пузырей, то и дело ощупывая волосы. Голова еще немного побаливала, но не сильно, а новая прическа своей краткостью нравилась ей невероятно.
- Агата, нельзя быть такой безответственной! - возвестил раскрасневшийся Порфирий, врываясь в ее идиллию. Пока она принимала ванны, он тоже даром время не терял, тревожился и накручивал себя. Пара рюмочек коньяка его не успокоили, наоборот, разбушевали воображение и насытили его кошмарными видениями. Девушка с первого взгляда поняла, что гнев за мужчину ухватился крепко и справиться с ним ей будет непросто.
- У меня уже не хватает никаких рамок понимания, чтобы вместить в них твой сегодняшний поступок.
- Что я такого сделала?
- Сегодня ты превзошла сама себя!
- Мне кажется, что это не комплимент.
- Правильно кажется. Ты можешь представить, что я чувствовал, когда увидел твою голову в пасти верблюда? - хмурый Порфирий торжественно вышагивал вдоль ванны, печатая шаг, как на плацу.
- Возможно то же, что я ощутила, когда узнала, что вы изволили сочетаться браком с Нинель Арнольдовной? - предположила девушка. Она невозмутимо сложила пальцы колечком, зачерпнула пены и безмятежно подула, выпуская гроздь пузырей.
- Агата, будь серьезнее! Снежинская, в отличие от верблюда, не чинила угроз моему телесному здоровью, только душевному.
- Зато чинила моему. По-моему, она гораздо плотояднее, чем несчастное животное.
- Ну это вряд ли. У Хлебушинского, помнишь, была статья о том, как голодный верблюд насмерть загрыз погонщика? Снежинской такое не по зубам.
- Порфирий Платоныч, вы же понимаете, что Хлебушинскому верить нельзя? Он на ходу придумывает глупейшие сенсации. Ради того, чтобы газету раскупали, он готов без стыда и совести раскачаться на основах морали, как на качелях, и насмерть заклеветать любого.
- О какой клевете ты говоришь, я своими глазами видел...
- А я своей головой чувствовала, что верблюд не хочет причинить мне зла.  Вы же самый здравомыслящий человек и понимаете, моей вины в этом нет? Я - несчастная жертва верблюжьих обстоятельств, как вы - фрейлинских интриг.
Штольц склонился над Агатой, опираясь на край ванны.
- Дорогая моя, мне от этого не легче. По крайней мере Снежинская впивалась зубами в мою совесть не на твоих глазах. Ты была лишена возможности видеть мои мучения.
- Порфирий Платоныч, ну что вы разошлись, ничего же смертельного не произошло. Вы брюзжите и хлопочете надо мной, как нянюшка. Я, как врач, прописываю вам чай с ромашкой и мятой, а коньяк надобно исключить, он вам на пользу не идет, только будоражит воображение и отправляет его по иным рельсам.
- Агата, мы знакомы много лет, и за это время ты должна была понять, что я, и только я сам решаю, куда отправится мое воображение. И коньяк тут ни при чем, - Штольц явно не желал разменивать крепкую мужскую дружбу с давнишним приятелем на дамские глупые  финтифлюшки: ромашку и мяту.
Девушка миролюбиво продолжила:
- Не будем ссориться, давайте перечеркнем постылое прошлое и продолжим жить дальше, я без волос, а вы без Снежинской, - Агаша предложила мировую и потянулась к нему мизинчиком, из пены показались и две порозовевшие коленки. Порфирий сглотнул и отвел глаза.
Последняя нить разговора в его воображении унеслась в неведомые дали. Но это случилось по его желанию и личному распоряжению, потому что он хозяин своих фантазий.
Наивный.
- Что за чудное было мгновенье - послышалось Агате. Она улыбнулась про себя, совсем по-кошачьи потянулась и с головой ушла под воду.
Пена колыхалась ворочалась и грозила вылезти через край. То тут, то там из пены показывались различные части Агаты. Мужчина заворожено следил за ее манипуляциями. Под водой она перевернулась и всплыла вверх спиной, держась за край ванны и болтаясь на поверхности, словно белье в руках прачки. Штольц пытался взять себя в руки, но безуспешно, поэтому ухватил за щеки ее.
- На чем я остановился? - беспомощно спросил он.
- На чудном мгновенье - услужливо подсказала Агаша.
- Ах да. Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты... - отрешенно продолжил Штольц, коньяк развязал его язык и связал вновь причудливым образом.
Агата подсказала:
- ... из мыльной пены показалась, коленка дивной красоты.
- ...дивной красоты... - послушно промямлил Штольц и опомнился, - какая коленка? Боже, Агаша, ты сведешь меня с ума. Что у тебя в голове, какую чушь ты несешь?
- Я? - удивилась девушка. - Так всегда, чуть что сразу - Агаша. Сами болтаете невесть что, а сваливаете на меня.
- Полно пререкаться. Говорить глупости твоя прерогатива, я всегда сдержан и собран.
- И всегда решаете, куда направить ваши фантазии - их пены показались полукружия нежно-розовых пяток, а за ними две стопы со смешно растопыренными пальцами.
Штольц тягостно вздохнул и, придавливая ее тяжелеющим взором, скомандовал:
- Вылезай, вода уже остыла.
- Нет, - по-феклушьи заныла Агата, - еще немного.
- Пора. Вот и воды кругом наплескала...

К утру в гостиничном номере оказалось уже три постояльца...