-  Семейство Погосянов перебили! Муж, жена беременная, дочка – все мертвые. Сосед поутру заметил, что не заперто у них, вошел, а там кровищи… Я надзирателя оставил, чтоб не пущал никого, сам за вами… Тут недалёко.

Покачиваясь в пролетке, Штольман слушал городового и вспоминал события двухмесячной давности.

Начальник области генерал Бабичев, подтянутый и импозантный, выглядел младше своих лет, несмотря на седые виски. Возможно, из-за роскошных черных усов, а скорее, из-за живости движений и острого внимательного, совсем не старческого взгляда. Он принял Штольмана без особых церемоний, как старого знакомого.
-  Здравствуйте, здравствуйте, господин Штольман. Наслышан. Рад, что именно вас прислали в наши края. Сыскное отделение нам очень нужно, да-с. В последнее время участились разбои, шайки какие-то появились из бывших поселенцев. Обстановка неспокойная.

Штольман вежливо склонил голову в знак согласия, будучи наслышан о здешних бесчинствах.

-  Рассчитываю на ваш опыт, Яков Платонович, -  продолжал генерал, -  обустраивайтесь, обещаю всяческую помощь со своей стороны. Людей, помещение, все необходимое подбирайте на свое усмотрение. Обращайтесь письменно, подпишу.

Пресловутый опыт Штольмана подсказывал ему, что подобным теплым приемом он обязан не столько своей репутации, сколько размаху истинных проблем в области. Очевидно, спать будет жестко.

-  Вижу, вижу, о чем думаете, Яков Платоныч, -  понимающе улыбнулся Бабичев. -  Не ищите задней мысли. Говорю, как на духу, - трудностей много.
-  Приложу все силы, ваше высокопревосходительство, -  ответил Штольман.
-  Да уж, попрошу вас сделать все возможное. Да и невозможное не под запретом. – генерал сделал паузу. -  Говорят, супруга ваша столоверчением занимается и тем помогает следствию?

Штольман и бровью не повел.
-  Слухи, как всегда, преувеличивают. Госпожа Штольман не проводит сеансов и не имеет ничего общего со спиритическим шарлатанством.
-  Ну-ну, -  проговорил Бабичев, то ли не удовлетворенный ответом, то ли разочарованный им. -  Что же, тогда действуйте по науке. Антропометрия, криминалистика, дактилоскопия – методов у вас достаточно и без спиритизма.

Он вышел из-за стола, протягивая руку начальнику сыскного отделения, которое еще только предстояло создать.

И ведь не обманул, думал Штольман. За такой короткий срок сделать удалось немало, именно благодаря генеральской протекции. Отведенных на аренду средств хватило на купеческий дом, идеально подходящий для нужд сыска: кабинеты, арестантская, небольшой двор, даже секретный ход. Была закуплена и доставлена хорошая аппаратура. Отобранных Штольманом людей послали на двухмесячные курсы. И здесь Бабичев посодействовал. Жаль только, что надобность в них появилась так скоро, они только закончили обучение. Однако хорошо, что сам Яков Платоныч на месте. Он переехал сразу же после беседы с начальством и успел обосноваться в доме, снятом по соседству с отделением. Конечно, если бы не Анна, он до сих пор квартировал бы где-нибудь в гостинице, если не в самом участке. Но с молодой женой требовалось хотя бы иллюзорное уединение, пусть даже и нарушенное самым грубым образом, как сегодня утром.

Тут мысли Якова Платоныча неожиданно для него самого перескочили на предмет, весьма далекий от службы. Какое-то время он почти улыбался, думая о том, как сумел улизнуть сегодня утром, и о том, что ждет его вечером. Однако реальность была неумолима.
-  Приехали, ваше высокоблагородие!

Привычно выпрыгивая из пролетки на ходу, Штольман взбежал по ступенькам, миновал козырнувшего надзирателя, вошел в комнату. И весь превратился в зрение. В такие моменты голова словно бы освобождалась от любых мыслей, чтобы вобрать все, что подметят глаза. Он начал осмотр от входа, пройдя по периметру комнаты. Разбитый горшок, земля рассыпалась, на полу испачканное вышитое полотенце, отодвинут буфет, накрытый стол – приборы на троих, огрызки, разлитый квас… В углу подняты доски пола. Окно заперто. Заглянул в спальню. Постель перевернута, общий беспорядок, открыт еще один тайник. Вернулся к трупам. После тщательного осмотра потребовал фотоаппарат и показал Синяеву, что и как фотографировать.

Труп мужчины, на вид лет тридцати, привязан к стулу, голова вывернута под неестественным углом. Прямо перед ним на полу женщина, молодая девушка чуть в стороне. Головы тоже свернуты вправо. Скорее всего, хозяина вынуждали выдать добро, угрожая жене и дочери. Жена убита первой. Видимо, он сдался сразу же, надеясь спасти дочь: воры вскрыли тайники, подняв только нужные доски. Бесполезно. Они бы не оставили свидетелей. Дочь лежит головой к двери, возможно, бросилась бежать, но ей не дали этого сделать. У женщин разодраны мочки ушей. У всех с пальцев сняты кольца.

Вспышка: отпечаток грязного сапога. Вспышка: стол с надкусанным огурцом, пустой графинчик, захватанный жирными руками. Вспышка: длинный светлый волос. Погосяны все черноволосы.

Еще раз осмотреть комнаты, кухню, черный ход. О черт!
-  Синяев! Зевак отгони!

Городовой бросился к черному ходу, оттесняя лезущих прямо в дом любопытных.

-  Еременко! Сходи родных разыщи!
-  Бегу, ваше высокоблагородие!

Еще один последний взгляд на тела. Как же хорошо, что Анна осталась дома! Бог знает, что бы она увидела своим душевным зрением, как он называл ее дар про себя. Штольман покачал головой и обратился к городовому:
-  Полотном оберните, и можно увозить! Свидетеля давайте, который их нашел.

Штольман осмотрелся, сел на нетронутый стул. Велел надзирателю записывать на скорую руку и принялся расспрашивать введенного в комнату лохматого мужика, который за утренними событиями не успел как следует одеться, но успел принять для успокоения.
-  Звать как?
-  Иван Петров Махонин.
-  Сосед?
-  Точно так.
-  Ты почему к Погосянам зашел?
-  Так это… ночью шумно было, а они люди тихие.
-  А ночью что ж не зашел?
-  Так ведь боязно! -  мужик перекрестился.
-  Хоть в окно был глянул!
-  Так я и глянул! Дак темно… опять же, уставши был… А утром, как проспался, смотрю – дверь колыбашится. Ну я и… вот…
-  Ночью шумно было? Стучали, на помощь звали или песни пели?
-  Не, какие песни, - Махонин заморгал, -  вроде стулом стукнули. И говорили громко, но не разберешь, бу-бу-бу да бу-бу-бу.
-  Женщина?
-  Бабий крик был, ага, короткий. А потом опять вроде уронили что.
-  Ты почему в окно посмотрел, услышал крик?
-  Стук был, думаю, кто ж к ним ночью шастает. А кто входил, не видел.
-  Ладно, ступай, если что вспомнишь, расскажи вот Синяеву.

Мужик согнулся как-то боком, пятясь вышел и наступил на Еременко, который скоро разыскал родных покойных Погосянов в толпе. Городовой проводил неловкого свидетеля по шее и представил Штольману полноватого господина восточной наружности:
-  Так что брат Погосяна, ваше высокоблагородие!

Штольман попросил вновь прибывшего подробно описать украшения, которые обычно носили в семье, посмотреть, пропали ли вещи, и задал вопрос о тайниках. Поколебавшись, старший Погосян признался, что в одном из тайников были денежные билеты, а в другом золотые монеты. Штольман поручил городовому подробно записать все приметы вещей и заторопился на выход. Беспокойство, мучавшее его последние несколько минут, стало особенно навязчивым.

Выйдя на крыльцо, он понял, что беспокойство следовало назвать интуицией: рядом с телегой, приготовленной для трупов, в пролетке сидела Анна. Она была в полуобмороке, ее растерянно поддерживал незнакомый ему молодой человек.