Ноги самопроизвольно принесли Порфирия к фонтану, изображающему дружную компанию пухлых купидончиков с различными рабочими инструментами, необходимыми для появления и поддержания в их жертвах романтических чувств. Центр парка оказался облюбованным не только Штольцем и стаей поджарых, длинноногих голубей, статью и скоростью более напоминающих гончих собак, или беговых кур, но и няньками и гувернантками, выгуливающими воспитанников.
Штольц выбрал скамейку в тени, подальше от детской кутерьмы и осторожно присел, с любопытством разглядывая ребятишек. Чистенькие и аккуратные мальчики и девочки различных возрастов, ростов и размеров поодиночке, парами или группками жили своей будничной, детской жизнью.
Что привлекло сыщика к этому месту, он и сам себе, пожалуй, ответить не мог. Ранее в нем те, кто ростом не доставал до мужского плеча, интереса не вызывали. Если быть совсем откровенным, он старался держаться подальше от обитателей детских комнатах, как от представителей незнакомого, возможно, людоедского племени.
Дамы, присматривающие за детьми, разделились на две кучки. Сыщик опытным взглядом определил, что одна состояла из насмешливых нянюшек, другая из кичливых гувернанток. Последние высокомерно поглядывали на товарок и щебетали на французском. Няньки не обращали ровно никакого внимания на парижскую фанаберию, фонтанирующую иностранным снобизмом.  И те и другие дамы время от времени отвлекались от болтовни и острым глазом поглядывали на воспитанников, пересчитывая их по шляпкам.
Другим глазом, томным и притягательным, девицы и мадемуазели то и дело кокетливо постреливали в единственного, чудом затесавшегося в их общество кабальеро. Давным-давно, еще проживая в родных краях, гувернер был прямым, как мачта, осанистым, как орел и обладал иноземным загаром и черными, порочными глазами. Теперь же он осанкой скорее напоминал вопросительный знак или лук амура, изогнувшийся под тяжестью дамских надежд и чаяний, а мутностью глаз - сонную лягушку. Но даже отшлифовав жизненным опытом некогда богатую средиземноморскую шевелюру до состояния веночка из редкого пуха, он оставался притягательным для неискушенных представительниц деликатного пола.
Штольц усмехнулся, ему, как мужчине, было понятно, что гувернеру известно о чарах, которыми он ловко опутал томящихся в безбрачии коллег. Гувернер байронически закатывал глаза, напускал на себя медлительность и романтическую поволоку, и принимал столь нарочито равнодушный вид, что дамские взоры отскакивали от него точь-в-точь, как теннисные мячи. Впрочем, улетали они недалеко, тут же возвращались, меткой подачей отправленные в цель. Амурный теннис не отвлекал иноземного господина от основной задачи: воспитания высокого, серьезного мальчика в очках, с шахматной доской под мышкой.
Порфирий пригляделся к детям. Некоторые мальчики постарше катались на велосипеде, другие - запускали в фонтане лодочки. Малыши наперегонки скакали на палках с лошадиными головами или гоняли гончих голубей. Натренированные птицы ловко уворачивались от колес, копыт и маленьких ножек. Девочки в шляпках и светлых платьицах, похожие на воздушных бабочек, собрались в кружок обсудить кукольные проблемы, а между делом не по возрасту кокетливо посматривали на мальчика в очках.
Порфирий вглядывался в детское общество и загадывал, как будет выглядеть их с Агатой потомство. Из всей этой компании мужчина присмотрел им "в дети" мальчика с шахматной доской, упитанного карапуза в матроске с деревянной лошадкой на веревочке, и пару хорошеньких аккуратных девочек, которые дважды провезли мимо него своих "дочек" в кукольных колясках.
Интересно, что бы Агата сказала о его выборе? Безусловно, решил он, одобрила бы. При всей ее легкомысленности и безрассудности к вопросу деторождения она должна подойти обстоятельно, со всей серьезностью и ответственностью. Чтобы он спокойно дожил до глубокой старости в их общем доме, а не в клинике Лангетти, ей придется поднапрячься и добросовестно произвести на свет прагматичных и задумчивых детей, которые с самого рождения будут отличаться философским подходом к жизни и любовью к картам и коньяку. Одним словом, более похожих на него. Тьфу ты, какой коньяк и карты, конечно же, это будут шахматы и иные науки. Рачительные и обстоятельные дети станут привносить в их семью спокойствие и благодушие. Созданные по такому шаблону потомки не станут застревать пальцами в заборе, падать в пруд к уткам, жениться на ком попало и попадать в лапы к хищным верблюдам, фрейлинам и прочим вурдалакам с сомнительной репутацией.
Он нервно дернул глазом, запустил руку в карман сюртука, достал коробочку с феклушиными леденцами и только успел закинуть в рот несколько штучек, как услышал:
- СашА! СашА! - исторгся из женских глубин стон, исполненный нечеловеческой муки.
Штольц невольно вытянул шею, выглядывая обладательницу мук в голосе. От группы воспитательниц отделилась одна и принялась судорожно метаться по парку. Остальные гувернантки сочувственно качали головами: "Ну до чего ж СашА энфан терибл! Невыносимые суфх'анс выпали на долю бедняжке Мутон. За какие грехи она наказана таким констернасьоном?"
Няньки хихикали: "Мабуть Франсуазка в парижах порядком нагрешила, раз сейчас носится, как курица без головы? Вот мы, девицы хоть и крепко сбытые, но донельзя комильфошные, поэтому хозяЕва нам и деток нарожали - на загляденье, нянчи, да радуйся".
И те и другие были солидарны в одном: ни за какие коврижки и круассаны на свете ни одна из них не пошла бы служить в дом к Овчинниковым. Уж лучше в цирк, к диким зверям на съеденье. Впрочем, общая суматоха быстро улеглась, все вернулись к привычным делам: счастливицы - судачить, а несчастная Франсуаза - гоняться за неуловимым СашОй.
Подхватив юбки до самых границ приличия, мадемуазель оббежала фонтан и помчалась по аллеям к выходу из парка. Порфирий посочувствовал женщине и мысленно пожелал удачи. В этот миг в кустах позади него зашуршало.
- Она уже ушла? - прошептали из зарослей.
- Кто? - также шепотом ответил Штольц.
- Мадемуазель Мутон.
- Ваша гувернантка? - догадался Штольц. - Ушла.
В кустах зашуршало, и Порфирию под ноги вывалился большой клубок белого текстиля. Ком выпрямился и оказался испачканной в земле и травянистых разводах девочкой лет пяти-шести. Возраст мужчина определил на глаз, дедуктивным методом, вспомнив, что у юного Пуффеля именно в шесть лет не хватало двух передних зубов.
Растрепанный ангелочек с болтающейся на спине соломенной шляпкой прищурился и с головы до ног оценивающе оглядел Штольца. Пристально скосил темно-вишневые глаза к коробочке с леденцами, которую мужчина не успел убрать. Видимо, малышка решила, что человек с конфетами опасности не представляет, сочла его достойным общения и смело подошла, волоча за собой, как хвост, оторванную оборку платья. Подпрыгнула и плюхнулась на противоположный край скамьи.
- Лампасье ешь? - угрюмо уличил Штольца ангелочек, не сводя глаз с вожделенной баночки. Блестящим воспитанием, вновь наябедничала дедукция, девочка похвастаться не могла. Или бедняжка мадемуазель Мутон просто-напросто до сих пор не смогла ее поймать, чтобы от души дисциплинировать. Уголок штольцева рта полез вверх. Мужчина покатал во рту слипшиеся горошинки и, подтверждая девочкину правоту, аппетитно захрустел ими:
- Разве вас не предупреждали, что опасно разговаривать с незнакомцами?
Девочка пропустила его вопрос мимо ушей, проехалась по скамье ближе к Порфирию и вытянула шею, тревожно заглядывая в коробочку, а потом жалобно - в лицо мужчине:
- Сладенькие, да? Там еще много осталось? Я обожаю красненькие.
- Это для вашей же безопасности, - привычно позанудствовал мужчина. Девочка неуловимо напоминала кого-то очень знакомого, но он не мог понять, кого. Узнавание крутилось где-то между его бровей, но в руки не давалось.
- Я очень люблю конфеты, - настойчиво предупредила Штольца собеседница и придвинулась еще ближе. Мужчина сдался, протянул ей жестяную емкость:
- Угощайтесь.
Без куртуазностей, пока он не передумал, девочка грязными пальцами сгребла и высыпала в рот оставшиеся леденцы, подождала минуту, и как только сахарные горошинки начали отдавать сладость, блаженно сощурилась.
- Вы СашА? - и без дедукции догадался Штольц. Хотел добавить о вреде поедания конфет немытыми руками, но промолчал, не хотелось спугнуть нечаянное знакомство.
- Угу, - согласился ангелочек, подрыгал ногами, поерзал и представился, - мой папа зовет меня Жужуточка. А ты кто?
Штольц усмехнулся, глядя как пустая коробочка от монпансье без лишних прощаний, по-английски, исчезла в кармашке платья. Разговор с представительницей варварского, возможно, людоедского племени начал его забавлять.
- Штольц, Порфирий Платоныч, - представился мужчина и поинтересовался, - что вы делали в кустах?
- Ловила кротов. Там есть их норы.
- Охота удалась?
Жужуточка печально вздохнула:
- Не-а, кроты хитрые, делают очень глубокие норы, а у меня слишком короткие руки, - она продемонстрировала две тоненькие ручки-прутики. – Хочешь, покажу, где они живут?
- Нет, спасибо, - Порфирий отказался от любезного предложения. Сашенька пожала плечами:
- Если тебе не нужен совсем новый крот, то можешь не ловить, - разрешила девочка.
- Увы, не нужен, - мужественно отказался мужчина. Он поколебался прежде, чем отказаться, представляя, в какой восторг пришла бы Агаша, вручи он ей в подарок почти нового крота.
- С кем ты гуляешь? Я тут всех знаю. Где твои дети?
- У меня нет детей.
- Почему?
- Пока не обзавелся.
- Почему? - настаивала Саша. Она даже наклонилась вперед и с сочувствием заглянула ему в лицо, пытаясь понять, что с ним не так. - У тебя нет жены?
- Есть.
- А где она сейчас? Почему ты гуляешь один? А, она пошла на рынок!
- Почему на рынок?
- За ребенками. Ты что, не знал? - удивилась Жужуточка, и с чувством величайшего превосходства пояснила, - меня, например, купили на Пантелеймоновском. Между яичной и колбасной есть детская лавка, вот там продаются самые лучшие девочки. Наша кухарка Матрена пошла на рынок, увидела меня и купила на все деньги вместо краковской колбасы для папы, уж очень я была пригожая. Шла домой и плакала всю дорогу, думала, что ее будут ругать, а родители, наоборот, обрадовались, потому что им только меня и не хватало.
- Спасибо, буду знать.
- Так где же твоя жена?
- Она в летнем театре слушает лекцию о месмеризме.
- Смеризм? Это что-то скучное? - подозрительно прищурилась Сашенька.
- Наука о животном магнетизме, - пустился в пространные объяснения Штольц. - Немецкий ученый Месмер предположил, что один человек может передавать магнетическую энергию другому человеку.
- Зачем?
- Что "зачем"?
- Зачем твоя жена отдает другим свой смеризм?
- Ну... - протянул Штольц, не зная, как ребенку объяснить потребность Агаты магнититься к людям. Покопался в фантазии и нашел доступную для детского понимания отговорку, - она врач и любит делать добро.
Девочка кивнула, видимо, удовлетворилась ответом:
- Мой папа говорит, что доброе слово и овце приятно.
- Кошке, - поправил Штольц девочку, - кошке приятно доброе слово,
- Нет, овце. Мой папа лучше знает, - упрямо пропищал ангелочек.
Штольц умилился, представляя, как его дочка так же похвастается его умом и сообразительностью. Пожалуй, он поспешил зачислить "в дочки" ту пару аккуратных девочек, всерьез озабоченную плохим аппетитом у кукол. Эта замурзанная гроза кротов оказалась намного занимательнее, а с теми он, пожалуй, и беседу не смог бы поддержать.
- Что еще ваш папа знает?
- Много чего. Про одну паршивую овцу, которая портит все стадо. Еще про не прикидывайся овцою, не то волк съест, - перечисляла Саша, загибая испачканные в земле пальцы. - Про посади деревенскую овцу в почет, и она станет не хуже городской козы...
- Ваш папа знает только про овец? - не удержался и съехидничал Порфирий. Похоже, ядром кругозора господина Овчинникова были парнокопытные, образовавшие его фамилию. Даже гувернантка именовалась по-французски овечьим именем - Мутон.
- Нет, конечно, еще про собак, коров, паровозы и пустомелей адвокатов. Он знает все. Мой папа самый умный человек на свете!
- А моя супруга считает, что самый умный я, - скромно потупясь, похвалился Штольц.
- Нет, мой папа, - веско заявила девочка, засовывая его самомнение куда-то глубоко, в кротовью нору.
- СашА! СашА! - раздалось издалека. Мадемуазель Мутон возвращалась обратно, волоча за собой большую кукольную коляску. Девочка сползла со скамейки и притаилась за спиной Порфирия. Тот выпрямился и расправил плечи, не желая так скоро расставаться с новой знакомой.
Агата двигалась по аллее, но остановилась, пораженная разыгравшемся спектаклем. Ей крайне редко удавалось увидеть Штольца по-настоящему беседующего с ребенком. Рассеянная дама, сосредоточенная на собственных тревогах, едва не наехала на Агату игрушечной коляской, извинилась, походя экскюзе-муакнула на чистейшем французском и промчалась прочь в поисках неведомого СашИ.
Агата улыбнулась, глядя, как собеседница Порфирия скрылась за скамьей, а потом шмыгнула в кусты. Гувернантка, привлеченная белыми всполохами в зарослях, издала победный вопль и припустилась в ту сторону. Ловким движением запустила руки в кусты, пошарила там и извлекла приятельницу Порфирия.
Девочка обиженно вопила и прижимала к себе длинного, тощего, облезлого кота сиротского колеру. Чем сильнее воспитательница пыталась вытряхнуть из ее объятий новообретенного питомца, тем отчаяннее девочка прижимала его к себе. Кот, которого судьба-добрейка свела с Жужуточкой, дивился переменам в жизни. Еще секунду назад он мирно копал ямку для своих кошачьих надобностей, и вдруг стал домашним любимцем Овчинниковых. Он ошалел от открывшихся пред ним перспектив. Усы животного встопорщились, мозги задурманились, предвкушая ежедневное блюдечко свежего молока и ночные набеги на кладовую. На радостях кот вознес хвалебную оду небесам своим самым благодарным, до противности, голосом. От его вокальных данных по спинам слушателей побежали липкие ручьи леденящего пота. У большинства слушателей то, что кот не успел положить в вырытую ямку, запросилось наружу. Младшие дети заплакали, няньки похватали их за руки и поволокли за собой. Старшие - бежали впереди воспитателей.
- Сэ мон ша! Мон, мон, мон! Теперь это мой котеночек, моя дочка, ее зовут Кошмарочка. Мне папа обязательно разрешит ее держать. Он самый добрый на свете, - вопила Сашенька. Кот вторил ей, притворно и фальшиво признавая господина Овчинникова самым благородным, умным, щедрым и котолюбивым человеком на земле. От такого Порфирий лицемерия поморщился. Только продажный кот готов за мзду в виде регулярного питания стать кем угодно. Хоть котеночком, хоть дочкой и навесить ярлыков "самого-самого", как бус на аборигена, на пока еще незнакомого господина.
Девочка вынула из коляски саблю, лошадиную голову на палке и деревянное ружье. Амуницию вручила гувернантке, а внутрь засунула кота, накрыла кружевным одеяльцем и принялась укачивать.
Жужуточка и коляска с Кошмарочкой галопом двинулись к выходу из парка, навстречу буженине в кладовой. Позади них с оружием в руках уныло плелась гувернантка, придумывая для хозяев объяснения и надеясь, что Овчинников окажется еще и самым милосердным человеком и не выставит ее на улицу без жалованья вместе с котом.
Пройдя несколько метров, девочка обернулась и крикнула Порфирию:
- О ревуар, Платоныч! Приходи завтра, будем ловить кротов, - помахала ему грязной ручкой и напомнила, - тебе надо на Пантелеймоновский рынок.
Штольц кивнул, прощаясь и ответил:
- Я помню.
- Что вы помните? И зачем вам на рынок? - на место девочки плюхнулась Агата и поставила между ними саквояж. Штольц усмехнулся:
- Там, между яичной и колбасной лавками, есть прелюбопытное место, в которое нам определенно надо поскорее заглянуть, - и добавил про себя: "Только там продаются самые лучшие девочки".
- Заглянем, раз надо. А зачем вам кроты?
- Чтобы подарить тебе, - сознался Порфирий. Как он и предвидел, Агашу обуял энтузиазм:
- Вы хотели поймать для меня настоящего крота? - эмоции захлестывала девушку, - Мне? Неужели у меня будет свой собственный живой крот?
- Увы, охотник из меня неважный, - признался Штольц, - а, как я успел узнать, кроты хитры и коварны, и роют глубокие норы. Нужна определенная сноровка, годы тренировок и длинные руки.
Агата приуныла, она сжала пальцы в кулаки, чтобы не ощущать гладенькое черненькое тельце. Почти обрести и тут же расстаться с кротом было выше ее сил. Порфирий заметил перемену в ее настроении и перевел разговор:
- Что лекция, уже закончилась? Оказалась полезной?
- Отнюдь. Правильно, что вы не пошли. Полная ерунда. Битый час лектор нес чепуху о том, в чем ничего не понимает.
- Ты сказала ему об этом?
- Ну конечно!
- И...
- И вот я тут, рядом с вами, - туманно пояснила супруга.
- Тебя выгнали?
- Я бы не стала утверждать, что выгнали. Довольно вежливо попросили покинуть лекторий, дабы не мешать наивным слушателям насыщаться глупостями.
- Чего-то похожего я ожидал, поэтому предпочел далеко не уходить.
- Все-то вы знаете, Порфирий Платоныч.
- Оказалось, что не все. Лавры самого умного человека мне пришлось разделить с господином Овчинниковым.
- Кто этот самоуверенный господин? - нахмурилась Агата.
- Отец Жужуточки.
- Вашей новой приятельницы? Ни на секунду вас нельзя оставить одного, разновозрастные дамы слетаются к вам, как кобры к бочке меда, - ревниво буркнула Агаша. Штольц довольно рассмеялся, поднялся со скамьи и протянул ей руку:
- Пойдем, нам пора.
- На Пантелеймоновский рынок?
Штольц, безуспешно пытаясь вернуть на место растягивающиеся в улыбке губы, пообещал:
- Нет, на рынок мы отправимся позже, а сегодня нас ждет выход в свет.
Мужчина вынул из-за пазухи небольшой конверт и вручил Агаше. Девушка покрутила в руках два билета:
- Экспериментальный цилиндрический театр Шляпентоха? Хм... Никогда не слышала о таком.
- Для мне также это стало открытием. Перед уходом на службу сей  конверт мне вручил портье.
- "Прекрасная росянка"? Не слышала об этой пьесе. Наверное, новинка, из французской жизни, - предположила Агата, чуть не выворачивая конверт наизнанку, - жаль, что не вложена записка.
- Даритель предпочел скрыться под маской инкогнито.
- Думаю, это ваша очередная поклонница. Возможно, сама мадам Желчегонная. Недаром несколько вечеров подряд вы просиживали с ней за карточным столиком. Странно только, что билетов два. По моему наблюдению, второй билет она должна была бы припасти для себя.
- Уж не ревнуешь ли ты? - одна бровь Порфирия заползла под шляпу.
- Очень надо.
- Поспешу напомнить, что подозревать Желчегонную было твоей идеей. Это же ты видела вещие сны, в которых по пучку травы, применяемой для изгнания желчи, определила будущего преступника.
- А усаживать меня играть в детское домино с племянником Ардальоном - её. Вы же ни словом не обмолвились в мою защиту.
- Что я должен был ей сказать? Что моя супруга великолепно играет в покер, но стыдится делать это на людях, поэтому постоянно проигрывает?
- Могли бы придумать что-то более достоверное, вы же самый находчивый...
- Например, что моя супруга-духовидица и уселась за игорный стол в компании с моим собственным прапрапрадедом и его беспутным братцем?
- Откуда я могла знать, что они покинули наш мир задолго до того, как изобрели покер? Они уверяли меня, что...
- Агашенька, мы не раз убеждались, что духи могут обманывать. Тем более, не стоило на слово верить на слово этой парочке.
- Но это ваши родственники! Я думала, раз вы самый-самый, то и они тоже!
- Благородностью и всей прочей самой-самостью я пошел в матушку. От этих господ только саркастичность, любовь к картам и прочему, что не для нежных дамских ушей.
- Могли бы сказать, что я ваша муза и без меня игра не идет.
- Агашенька, доказательств против нее нет, поэтому нам ничего не осталось, как поймать ее на живца. А наживкой должен стать я, чтобы проникнуть в ее голову и узнать планы.
- Не знаю, каковы ваши успехи по прониканию в мадам, но то, как она вчера теребила вашу запонку, а потом, на глазах законной жены, забралась по локоть полосатого платья к вам под манжету рукава, это я рассмотрела хорошо.
- В таком случае, ты должна была видеть, что я сразу пресек ее вольности и не допустил поползновений глубже, чем по вторые фаланги ее пальцев.
Пресек, не допустил. На это возразить было нечего. После того, как костлявые пальцы мадам заползли в рукав Штольца и обвились вокруг запястья, он их сразу извлек, и вернул хозяйке с поцелуем холодной вежливости.
- Ардальон жульничает, - пожаловалась девушка, - с ним невозможно честно играть, приходится постоянно бдеть. Вчера он поставил свою костяшку с тремя поросятами к моим собакам! А потом уверял, что без монокля не разобрал. Мол, и у тех, и у других хвосты завиты баранками.
- Вот мошенник! - излишне возмущенно воскликнул Штольц, чем заставил девушку взглянуть на себя с подозрением. - Хочешь, я упеку его в тюрьму? Нет, лучше на бессрочную каторгу.
- Опять смеетесь надо мной?
- И не думал. Раз он ловчит, то и ты можешь жульничать.
- Вот так взять и мухлевать? Вы думаете, можно? Или моя совесть мне не позволит?
- Позволит, - уверил девушку Штольц, - как позволяет, вопреки моим просьбам, одной гулять по городу.
Агаша покраснела и отвела глаза. Опять ей нечего было возразить. Прав Порфирий, как всегда и во всем. Вполне миролюбиво, явно не собираясь читать нотацию, он взял ее за руку:
- Билеты принимаем? Современная постановка, смешение жанров, - искушал Порфирий девушку. - Это может быть любопытно.
- Конечно, принимаем. Уж лучше, чем провести очередной вечер с мадам Желчегонной и любоваться, как она обхаживает вас: "Ах, Порфирий Платоныч, вы такой... Ох, Порфирий Платоныч, вы сякой..."
- Нет, определенно, ты ревнуешь, - поддразнил девушку Штольц.
- Да! И очень сильно! - разозлилась Агата. Она развернулась и решительно двинулась вперед, порываясь уйти в неведомые дали, чтобы назло ему скитаться вместе с бродячими собаками голодной и холодной по улицам Петербурга. А он пусть ловит кротов для Фиолетты Карловны. Имя-то какое противное, прямо фу!
Мужчина поймал ее за руку, резко развернул, собираясь прижать к себе и, презрев условности, непристойно поцеловать в людном месте, но забыл о саквояже в ее руке. От резкого движения увесистый чемоданчик вспорхнул в воздух, и вместо мягкой женской ручки, на спину сыщику опустились четыре фунта чистого серебра. От неожиданности Штольц взвыл, как кот Кошмарочка, жилистые голуби привычно вспорхнули.
- Ууй!
- Вот так, Порфирий Платоныч, возмездие неизбежно. Не будете заставлять меня ревновать. Или будете?
- Никогда! - клятвенно пообещал Штольц, забирая у неё поклажу.
- И крота мне поймаете?
- Самого толстого и блестящего, - заверил ее сыщик, - но только по возвращении в Заводск.
Агата опять приуныла, а Порфирий примиряюще продолжил:
- Ну разве в Петербурге можно сыскать стоящего крота? Так, смех один, то ли дело у нас, в провинции, кроты так кроты, вот такие, - мужчина преувеличенно широко развел руки, как настоящий охотник, которому много раз доводилось видеть зверюгу размером с приличную собаку.

***
На следующее утро после злополучного похода в зоосад Порфирий пробудился чуть свет  абсолютно невыспанным, в своем самом брюзгливом настроении. Вид агашиной головы, с торчащими во все стороны пружинками сильно укороченных волос, умиротворения его настроению не добавил. А еще немного (на самом деле сильно!)  раздражало то, что произошедшее она приняла, как рядовое событие, и, казалось, была совсем не опечалена. Стараясь не смотреть на ангельский силуэт, который остался на простыне от ее беспечного двигания руками туда-сюда, он, разъяренный всеми заледеневшими мышцами спины, отправился в соседнюю комнату.
Она поразмышляла, может, и ей на что обидеться? Но решила быть мудрее и не обращать внимания на его кислый вид. Она еще чуть-чуть понежилась, покаталась с боку на бок, построила превосходные планы на день, и только собралась спустить ноги с кровати, как заметила, что в комнате не одна.
Вчерашний призрак матерой черепахи настиг ее!
Дух, не обращая никакого внимания на неё, склонил голову набок и пытался зажевать штанину штольцевых брюк, перекинутых через спинку стула. От вида хозяйничающего в их обители чужака Агата взвизгнула, бросилась к стулу, выхватила из черепашьего рта мужнино сокровище и прижимая к себе, как самое драгоценное, шмыгнула обратно, на кровать, как на островок спасения. И дрожа то ли от страха, то ли от неожиданности, забилась между подушками.
Из туалетной комнаты выскочил Порфирий с намыленным подбородком и бритвой в руке. Насмерть перепуганная супруга тряслась, комкала нижнюю часть его гардероба, по-рыбьи вопила что-то, открывая и закрывая рот, а дрожащим пальцем указывала куда-то в сторону двери или в противоположную - к окну, разобрать было невозможно.
- Что случилось? Здесь кто-то был? - допытывался перепуганный Штольц. - Воры?
- Му... мы... ня...
- Хотели похитить мои брюки? - Агата отрицательно потрясла головой - не угадал. Штольц не понял ни слова, короткие пружинки волос супруги прыгали хаотично и бессодержательно, но решил, что на верном пути. Он метнулся к двери, напрочь забыв, что на нем из одежды только исподнее, взялся за дверную ручку, намереваясь немедля пуститься в погоню. И сделал бы это, отринув смущения и приличия, но Агата отчаянно мычала и, как флагом, махала его гардеробчиком.
Мужчина охнул, вернулся к ней:
- Да что случилось-то, не молчи!
Агата собралась с силами и хрипло выдавила из себя:
- Он здесь!
- Кто? Вор еще здесь?
Ее кудряшки мотались из стороны в сторону - нет, не вор.
- Дух отца Гамлета!
- Агаша, ты в своем уме? Какой дух, какого Гамлета? Вот до чего доводит чтение дурацких романов!
- Не стоит сравнивать Шекспира и Хрулевскую.
- Мне все едино, раз из-за них я чуть не выскочил в коридор в чем мать родила.
- Дух отца Гамлета - это призрак черепахи из зоологического сада, я вам вчера говорила. До того, как на меня напал верблюд. Он здесь, в комнате. Он пришел за мной!
- Где? - огляделся по сторонам Штольц, от потрясения забыв, что не обладает даром духовидения.
- Прячется в углу, - наябедничала Агаша, - а до этого он жевал ваши брюки.
- Кыш, кыш, - пошикал совсем в другом направлении Штольц, и в изнеможении присел на край кровати, обессилено закрываясь ладонями от дурной реальности, и размазывая мыло по лицу и волосам. – Я, должно быть, еще сплю. Я чуть не получил разрыв сердца, а потом едва не оконфузил исподним постояльцев гостиницы только потому, что призрак черепахи жевал мои брюки?
- Вы не представляете, какой вельможный! Он так угрюмо смотрит на меня, точь-в-точь как вы, когда говорите о безопасности.
- Ты должна была уже привыкнуть.
- Я привыкла, честное слово, - Агата прижалась к его боку и усмирительно погладила по окаменевшей спине, - но ведь вы говорите со мной словами, так четко и ясно, для меня каждый раз слышать это - несказанное удовольствие.
- Хотелось бы надеяться, - кисло заметил мужчина.
- Не сомневайтесь, именно так, - уверила его Агата. - Вы так красноречиво печетесь обо мне, что я на что угодно готова, лишь бы еще раз услышать про мою безопасность.
- Даже сунуть голову в пасть верблюду?
- Это произошло независимо от моего желания, обыкновенное злополучное стечение обстоятельств. Если бы я только могла предположить, что вновь доставлю вам хлопоты, то ни за что на свете не переступила бы порог зоосада.
- Не слышу ноток искренности в твоем голосе.
- Плохо расслышали оттого, что у вас мыло на ушах.
- А по-моему - лапша, - невесело заключил подобревший Штольц и провел рукой по уху, снимая все, что было там навешано. Агата, как самая заботливая жена, помогла вытереть остатки мыла с волос, разгладила их на прямой пробор, по последней моде приказчиков из лавок, полюбовалась результатом и заключила:
- Какой же вы красивый и добрый, как мне с вами повезло. Вот сейчас вы уйдете на службу, а я останусь наедине с духом.
Порфирий подумал было растаять, но быстро взял себя в руки:
- Агаша, он всего лишь дух, а ты - духовидица. Твоя работа - налаживать с ним контакт, как моя - ловить преступников.
- Вы когда-нибудь пробовали беседовать с духом черепахи?
- Бог миловал.
- Так вот, скажу вам по секрету - черепаха ни слова не может сказать по-человечески.
- Найди способ выяснить, что ему от тебя надо, а мне найди другую одежду. В этих, брюках, измятых тобой, и жеваных духом отца Гамлета, Шекспир его забери, я на службе появиться не смогу.
К вечеру того же дня Агата и дух вполне притерлись друг к другу, и сблизились до того, что он получил имя.
- Почему Йорик? - поинтересовался Порфирий. - По-моему, короля датского и сына его звали одинаково. Значит этот - Гамлет, а принц из зоосада - Гамлет Гамлетович.
- Это чтобы не путаться, тот Гамлет и этот... Должны же мы как-то называть духа? Настоящего имени его не узнать невозможно, пусть будет Йорик.
- Йорик, Жорик, зови как тебе угодно, только, умоляю, иди побыстрее.
- Не могу, Йорик за нами не успевает.
Они направлялись куда-то, и, безусловно, изначально у них была цель, и были пункты А и Б, только двигались они настолько медленно, что к середине пути напрочь забывали, куда шли.
А все из-за того, что Йорик возомнил себя домашним питомцем и всюду следовал за Агатой, стараясь улучить момент и преданно заглянуть в глаза. Когда ему это удавалось, духовидица на несколько минут погружалась в кратковременный сон прямо там, где стояла, запрокидывала голову на спину и смотрела сны. Увидев ее в трансе в первый раз, Штольц обуялся первобытным ужасом, он был готов ее, одеревеневшую, взвалить на плечо, словно полено, и нести к врачу. Но пока соображал, какие для подобного случая более подходят действия: позвать лекаря к больной или нести пациентку к доктору, она ожила и начала пересказывать видение:
"Молодая, мужественно-широкоплечая черепаха, резво скользя по розовому песку пляжа лапами-ластами лавирует между пальмами, стараясь не дать мадагаскарскому палящему солнцу высушить панцирь. Ведь кроме радужных разводов, добросердечия и чистоты душевных порывов предложить предмету воздыхания ему нечего. В конце пути его ожидает встреча с прекрасной пушистой лемурицей, бездонные глаза которой напоминают неисчерпаемые янтарные колодца. Она свесила с ветки длинный полосатый хвост и скручивая его в кокетливые завитушки старательно одухотворяет романтическим впечатлением".
- Она его любила за разводы, - печально добавила Агаша, - а он ее за красоту хвоста...
В другом видении примерно двухсотлетний юноша Йорик, а это был именно он, в одиночестве зарывает в песок под "их пальмой" три больших яйца, переливающиеся всеми цветами радуги.
Как только панцирь высыхал он переставал источать уникальность. Лемур-фаталь быстро потеряла интерес к необычному кавалеру. Ветреная девица переметнулась к невежде и мужлану, собрату по племени. Йорик недоумевал, как она смогла оборвать высокодуховные романтические лианы, которые связали воедино его пляжный  песочек и ее пальму, чтобы променять на физическую страсть, рваное ухо и несколько дополнительных дюймов хвоста. Йорик даже думал вызвать соперника на дуэль и растоптать соперника красноречием и острым словом, но благоразумно решил не губить репутацию желтоглазой барышни. Он благородно отпустил ее, пожелал счастья в законном браке, а для себя нашел утешение в воспитании детей.
В следующем агашином сне за Йориком, семеня короткими лапками, неуклюже ковыляли три малютки-черепашонка. Счастливый отец пристально смотрел из в глазки, передавая древние знания, учил плавать, выпутывал из длинных локонов водорослей, а радужные малыши барахтались на мелководье вместе с рыбами.
Потом Агата увидела, как смертельно раненый Йорик ползет по песку и всматривается в след уплывающему кораблю. Несмотря на трещину в панцире, он до последнего хватался за жизнь, был готов бросится в погоню, уже подобрался к кромке воды, но увидел двух детенышей, которым удалось укрыться в сухой листве от варваров, укравших их братика. Перепуганные черепашата жались к отцу. Слезы бессилия, как крупные радужные жемчужины, катились из глаз умирающего Йорика. Помощь пришла откуда не ждали. По тем самым, еще не высохшим романтическим лианам спустилась группа лемуров. Они взяли под опеку черепашат, обещали принять в стаю, беречь и хранить их до последней капли лемурской крови. Только после этого Йорик смог спокойно отправиться по радуге в путь за Гамлетом, став ангелом-хранителем для лишенного дома сына. 
После таких снов девушка просыпалась грустной, с глазами на мокром месте. А ночью были видения иного толка, в них Агату пытались сварить в кастрюле с супом.
Штольцы отчаялись самостоятельно выяснить нужды Йорика и еще до рассвета, чтобы успеть к обеду, отправились в университет к профессору Тарантулу.
- Существует мнение, что радужные черепахи могут передавать мысли на расстоянии. Иными словами, обладают дикой или природной разновидностью гипноза, - не сводя глаз с Агаты, пояснил смущенный профессор, - но я больше склонен верить в самогипноз. Именно этим обусловлен их способ воспроизведения потомства. Черепаха видит нечто исключительное, и тем самым побеждает природу запустить репродуктивные процессы.
- А если бы вам, Лев Самсоныч, удалось повстречать радужную черепаху, и она попыталась вам что-то сказать, - неопределенно высказался Порфирий, не зная, как объяснить несведущему человеку то, что творится в их жизни, - чтобы вы подумали? Что ей надо? В чем может нуждаться черепаха?
- В домике? Ведь черепаха без панциря совсем голая и бездомная,- по-детски задала наводящий вопрос Агата. Профессор умилился наивности посетительницы, вспыхнул, и покраснел до корней волос. 
- Панцирь черепахи - это не домик, а часть скелета, сросшиеся ребра. Без панциря ей не выжить.
- А если бы это была не ныне здравствующая особь, а, скажем, - Штольц говорил осторожно, словно шел по минному полю, стараясь не сболтнуть лишнего. Прямо объяснить, что к ним прибился призрак отца Гамлета из зоосада, не выдав духовиднических способностей Агаты не представлялось возможным, - давно почивший дедушка знакомой вам черепахи.
- Дедушка черепахи?
- Или прадед, - Порфирий, как мог, старался напустить тумана и запутать Тарантула в паутине интриги и родственных связях Гамлета.
Профессор-зоолог, по самую макушку погруженный в науку, общался, по большей части, с коллегами, да студентами, преследующими в стенах университета понятные ему цели. Ему, старому холостяку, редко удавалось поговорить с не увлеченными наукой людьми. Он знал и признавал за собой некоторые странности, а также расширяющуюся пропасть, отделяющую его от мира "нормальных" людей.
Но его сегодняшние гости, по его представлению, вписывались в реальный мир не больше, чем он сам. Внезапно проснувшийся в них интерес к предкам радужных черепах смущал профессора. Бедняга Лев Самсоныч не мог отвести глаз от спутницы сурового мужчины и это более всего смущало холостяка. Холодный взгляд Штольца не намекал - вопил, что внимание профессора к супруге грозного господина не остался незамеченным. Тарантул отвечал односложно, стараясь побыстрее свернуть разговор и выдворить посетителей.
- Смею предположить, раз вас интересуют семейные узы черепах, то искать ответ на ваш вопрос надо именно в этой плоскости. Радужные черепахи славятся тем, что не считают вершиной родительских забот момент создания кладки, а до последнего вздоха опекают детенышей, стараясь не выпускать из поля зрения.
Посещение профессора приоткрыло завесу черепашьей тайны: Гамлету угрожает опасность, а дух пытается заставить людей ее предотвратить. Также нашлось объяснение агашиным трансам и гастрономическим снам - это дело гипнотических порывов Йорика.
Порфирий, дабы развлечь и поддержать в непростой ситуации супругу, решил сделать ей подарок. Будучи по делам в департаменте, сыщик осторожно выспросил у коллег, что они дарят своим дамам. Все сошлись в едином мнении - лучше всего влият на дамское расположение обновки из ювелирной лавки. Ступайте, Штольц, на Невский, там, в лавке у Эдельштейна, что-нибудь да подберете.
Хозяин лавки выкладывал перед Порфирием кольца, серьги и прочие дамские финтифлюшки - сыщик все отвергал, ничего ему не нравилось. Эти были слишком крупными, те - мелкими, какие-то чересчур блестящими, только для сорок, или, наоборот, тусклыми и безрадостными. Он уже собрался было разочароваться и уйти с пустыми руками, а лавочник, наплевав на барыши, даже облегченно вздохнул, еще ни разу в его долгой жизни не было такого разборчивого покупателя.
Будучи в дверях, Штольц в последний раз окинул взглядом магазинчик, но во мраке верхней полки узрел именно ту вещицу, что ему запала в душу.
- Что это там  в углу, за большой шкатулкой?
- Пресс-папье. Не думаю, что подобный подарок сможет понравится трепетной особе, а бестрепетной и сварливой дарить такое попросту опасно для спокойной жизни, - торговец передернул плечами, стряхивая неприятные воспоминания о собственном счастливом браке.
- Разве оно не продается?
- Да нет, отчего же, с удовольствием продам. На моей памяти вы первый покупатель, кто облюбовал для дамы подобный презент. Выбор, прямо скажем, поразительный.
- Моя супруга чрезвычайно необычная особа.
- Вы недавно женаты?
- Какое это имеет значение?
- Поначалу все жены кажутся волшебными созданиями, как бабочки-махаоны, а стоит пристальнее присмотреться - оказываются невзрачными мотыльками, - предупредил лавочник Порфирия, и грустно добавил, - к сожалению, некоторые из них после свадьбы становятся приземленными созданиями, негодными для полета, по причине полного отбрасывания крыльев.
- Уверяю вас, в моей супруге нет ничего от тусклого мотылька.
Старик усмехнулся наивности молодого покупателя, полного заблуждений и воздушных замков, населенных принцессами и Пегасами. Бедняга еще не слышал о закономерной, случающейся после свадьбы обратной эволюции. Когда легкокрылая  бабочка, получив на пальчик колечко и освоившись у семейного очага, перестает шаловливо подмигивать глазками, подрагивать усиками, щекотать лапками. Незаметно для мужчины она превращается в гусеницу, а потом в кокон в кружевном чепце и капоте. И только знает, что требует бесконечный нектар. С каждым днем все больше.
Тогда любитель бабочек вынужден доставать из чулана свой сачок и вновь отправляться на лужок, где роятся разноцветные насекомые.
Торговец тяжко вздохнул, пересчитывая все коконы на разных концах Петербурга, которых из-за слабости души и невоздержанности плоти теперь ему приходится содержать, проклял лепидоптерофилию, заставляющую в преклонные года молодым козликом скакать по лужайкам, и беспокойный сачок, то и дело подталкивающий его к приключениям.
Еще раз вздохнул и поставил на прилавок облюбованную Штольцем вещицу - серебряное пресс-папье в виде черепахи.
Порфирий взял в руки увесистую безделушку - фунта четыре, а то и все четыре с половиной. Рассмотрел повнимательнее: искусно сделанная добродушная мордочка, глаза - рубины и темно-коричневый панцирь в кружочках и завитушках, складывающихся в удивительный орнамент, словно из застывших в первобытной первозданности моллюсков.
- Это вещица имеет долгую и весьма загадочную историю. Ранее она принадлежала самому Робеспьеру! - пафосно закончил лавочник, явно набивая цену.
- Ой ли, - засомневался Штольц, по долгу службы он был прекрасно осведомлен, что лавочникам на слово верить нельзя.
- Я вижу, полны скептицизма. К сожалению, подтвердить слова могут только сам Робеспьер да мое честное слово. По понятным причинам с мсье "Сентиментальным тигром" поговорить уже не удастся...
- По счастью, у меня есть такая возможность. При удобном случае непременно поинтересуюсь у него...
- И он в миг узнает свой талисман! Существует легенда, что, выступая перед народом, он всегда держал в руках пресс-папье, оно придавало его словам большего веса.
- Какой необычный минерал, - сыщик погладил выпуклое полукружье черепашьей спины.
- Черепаховый агат. Весьма редко встречающийся в природе камень.
- Агат? - поразился Штольц, но постарался не выдать своей заинтересованности, иначе цена на безделушку вырастет в разы. Впрочем, судьба пресс-папье была решена - ему предстоит обрести новую хозяйку. Да такую, которая позволит увидеться со старым.
- Черепаховый агат обладает магическими свойствами, - умасливал покупателя торговец, - приносит своему владельцу удачу и процветание. А также защищает от сплетен и наговоров.
- Значит, и от Хлебушинского с его фантазиями защитит? - пошутил сыщик.
- Не имею чести знать этого господина, но думаю, магических возможностей минерала хватит и на него.
- Я беру. Сколько вы за него хотите?
Ювелир назвал сумму, равную полугодовому жалованью судебного следователя. Штольц торговаться не стал, без разговоров вынул бумажник и выписал чек. И тем самым заставил торговца пережить приступ жадности и сожаления, что не назначил цену выше.
- Ах, какая невыносимая прелесть! - чуть не танцевала девушка. - Йорик, только взгляни, ну вылитый же ты!
Агаша, хвастаясь подарком, сунула его под нос черепахе, тот вобрал ноздрями магический аромат, блаженно закатил глаза, потом вытянул нос, словно хобот, голову и шею, и забираясь, как дым обратно в трубу, влез в пресс-папье. Рубиновые глазки черепахи вспыхнули и погасли.
- Порфирий Платоныч, смотрите Йорику тоже понравился ваш подарок, он забрался внутрь.
Мысль о гипнотических свойствах подарка заворожила ее. Как бы это проверить? Она осторожно, стараясь не смотреть черепахе в глаза навела его на Штольца, сидящего в кресле с газетой. Потрясла предмет, погладила лапы, понажимала на все выступы, пытаясь выжать их предмета гипнотический выстрел.
Порфирий краем глаза наблюдал за ее манипуляциями. Агата нажала на панцирь пресс-папье - глаза вспыхнули, отпустила - погасли. Похоже, способ управления гипнозом найден. Очень хотелось убедится в этом, но подопытных, кроме Порфирия рядом не было. Агату, голосом супруга, совсем немного, не больше, чем обычно, потерзали муки совести, но она смогла их убедить, что это только ради ее безопасности.
Девушка подошла к мужчине вплотную, выставив перед собой черепаху, нажала на панцирь и медленным, отяжелевшим голосом, как истинный гипнотизер, произнесла:
- Порфирий Платоныч, вы меня любите?
- Угу, - промычал мужчина, не отрываясь от газеты.
- Сильно? - Агата несколько раз нажала на панцирь, рубины вспыхивали и гасли, а Штольц все не обращал на нее внимания.
- Угу.
- А почему тогда редко говорите мне о любви? - мужчина отложил газету, повернулся, и открыл рот, чтобы придумать оправдание. В этот миг Агата изо всех сил стиснула в руках подарок: Штольц замер и остекленел взглядом. Устремив взгляд внутрь себя, он встал из кресла и вытянув перед собой руки двинулся в ее сторону, угрожающе вещая замогильным голосом:
- Я ПОМНЮ чудное мгновенье, - он сделал ударение на слове "помню", и по ее спине побежали мурашки. Ничего хорошего это его "помню" ей не предвещало. Обычный Порфирий отличался хорошей памятью, но не злопамятностью, на что способен загипнотизированный подумать было некогда, он приближался.
Агата отступила назад и юркнула за столик. Зачарованный Порфирий, кровожадно шевеля растопыренными пальцами, побрел за ней.
- Передо мной явилась ТЫ, - на последнем слове он сделал резкий выпад, пытаясь ухватить жертву за шею, но она присела, ловко вышмыгнула у него под мышкой и на четвереньках пробежала под столом, прижимая к боку увесистую черепаху.
- Как мимолетное виденье, - сообщил ей супруг таким тоном, что она поняла, если сию секунду не сдастся на милость одичавшему победителю, то ей же будет хуже. Она забежала в туалетную комнату и не дыша притаилась за дверью.
Слава богу, он не сразу заметил Агату, прошел вперед, давая ей возможность вернуться в комнату.
- Как гений чистой красоты-ы-ы, - страшно взвыл бессознательный Штольц у нее за спиной.
Девушка металась по запертому номеру, роняя все на своем пути, а чудовище, что она гипнозом сотворила из собственного мужа, бродило за ней и декламировало любовные стихи. Она пыталась улучить хотя бы минутку, чтобы настроить черепаху на гипнотический лад, но бывший Штольц гасил на корню все попытки расколдовать его.
- Душе НАСТАЛО пробужденье, - торжественно возвестил Порфирий утробным демоническим голосом, и в этот момент она поняла, о каких потемках души он ее предупреждал. Нынче вырвалось на свободу то, что он тщательно обуздывал.
- Порфирий Платоныч, не надо, мне страшно! - хныкала она, но воплощение гипноза не слышало ее, оно оказалось много хитрее и разумнее, чем можно было предположить, раз стратегическим образом наступало, загоняя ее за кровать, к окну.
Оттуда выхода не было. Вернее, был один, решительный. Жаль, что она не умеет летать.
Девушка в отчаянии попыталась вскарабкаться на окно. Кое-как ей удалось подобрать юбки и запрыгнуть на подоконник. Она прижалась носом к стеклу, смотря вниз на переулок, по которому каждое утро Порфирий, уходя на службу махал ей. Агаша тоскливо всхлюпнула - третий этаж:
- Высоко-то ка-а-ак! - пожаловалась она Мирозданию. То в ответ лишь развело руками: сама-сама. Сумела натворить, сумей и расхлебать.
Тот, кто раньше был Штольцем, остановился, и, предупреждая не делать глупостей, погрозил пальцем:
- И сердце (ха-ха) бьется в упоенье,
Агата расшифровала фразу так: "Прощайся с жизнью, настал час расплаты. Вспоминай, сколько за все прошлые годы ты выпила моей кровушки. Сей же миг отопьются у мышки кошкины слезы. Один укус за шейку, больно не будет. Платить будешь по гуманному счету - литр за десять".
- И для него воскресли вновь,
Прощаясь с прошлой жизнью, девушка сжалась в комочек, прижав коленями к груди пресс-папье. Порфирий запустил в сердцевину комочка скрюченные пальцы, кровожадно ухмыльнулся, и вырвал черепаху - исчадие гипноза.
Какое коварство! Она лишилась последней надежды разочаровать Штольца. Теперь он так и останется безвинно обгипноженным. Его уволят со службы, отовсюду погонят, а все из-за ее безрассудности. Вот надо было ей приставать к нему с требованием любовностей? Какая же она глупая,  ведь великолепно же жила она без них, и дальше продолжала бы жить, ничуть не хуже. Из прекрасного человека, самого благородного, сотворила чудовище. Она часто-часто моргала, отгоняя слезы.
Ну кому он такой нужен, кроме нее? Кто еще будет ждать пять лет, когда его разгипнотизируют и он выйдет из клиники Лангетти, однокий и несчастный? Никто! А вдруг, оставшись без присмотра он опять женится на ком-нибудь? Запросто. Один раз такое уже на них свалилось. Поскольку Штольц теперь не узнает ее, самое драгоценное, что у него есть, то от него можно ждать любых сюрпризов, даже брачных. Надо спасать себя, его и их семейную жизнь.
- И божество, и вдохновенье, - Порфирий отошел в сторону, и отвернулся, чтобы пристроить на этажерку черепаху. Агата подергала штору, собираясь, как обезьяна, ухватиться за последний шанс и вскарабкаться по ней, но он обернулся раньше. От злосчастного стихотворения оставалась одна строчка, она поняла - сейчас или никогда.
- И жизнь, и слезы, и любовь, - на последнем слове у нее опустилось забрало, руки сжали воображаемое копье, она сгруппировалась и прыгнула на околдованного ей мужчину. И, обвивая его руками и ногами, вместе с ним повалилась на кровать.
Не оставляя ему шанса стать самым благородным вампиром, она опередила его и попыталась впиться в мужскую шею, но поняла, что в этом деле нужна определенная сноровка, ее жертва ерзала и отказывалась покориться своей участи.
- Ох-х-х! Агаша, слезь с меня.
- Ме... ы... пуняня! - в нужный момент она не могла вспомнить куда надо правильно кусать: за ухо или под подбородок.
- Перестань фыркать мне в ухо, щекотно.
- Ничего не больно. Потерпите, всего один маленький один укусик, и не успеете глазом моргнуть, как вы больше не вампир, - обрадовала она его познаниями, почерпнутыми у заводских вурдалаков.
- Ой-ё-о! Больно! - взвыл Порфирий, укушенный куда-то в ключицу.
- Потерпите, сейчас все пройдет, - обнадежила его Агата
- Почему мы так странно лежим?
- Вы меня узнаете?
- Ну, конечно, ты - Агата. Что случилось?
- Вы оступились и упали на меня, - схитрила Агата, отводя взгляд.
- А как же в таком случае ты оказалась сверху?
- Земное притяжение. Мы долго падали, а вы тяжелее меня, - нашлась девушка.
- Агаша, - медленно начал Порфирий, - возможно, я тебе не говорил этого... но только просто потому, что не представлялось подходящей возможности... когда-нибудь все равно пришлось бы сказать, лучше позже, чем никогда...
- Порфирий Платоныч, переходите к сути! - поторопила его девушка, его откровения ей никогда не нравились.
- Не имею морального права более скрывать, но обещай, что поймешь меня правильно. Только тебе одной я могу доверить этот секрет. Ты моя любимая, моя жена и мой лучший друг, иметь от тебя тайны подобного рода я считаю исключительно вредным для нашей семьи.
- Ну же!..
- Агаша, - начал мужчина и замолчал, собираясь с силами, она в нетерпении заерзала, но было крепко схвачена и прижата ухом к его губам, - Агашечка, любимая, смею ли я надеяться, что ты простишь меня за то, что я не поддаюсь гипнозу?
Шокированная услышанным девушка отстранилась, выпрямилась на нем, и неверяще вглядываясь в его смеющееся лицо, поинтересовалась:
- Не поддаешься? Что тогда это было, десять минут назад? "Я ПОМНЮ чудное мгновенье..." - она выпучила глаза, изображая его загипнотизированного, а для убедительности помахала перед носом растопыренными пальцами.
- Прости, не удержался, уж очень комично ты выглядела, когда пыталась гипнозом заставить меня объясниться в любви.
- Ну, Порфирий Платоныч, можете гордиться собой. Сегодня вы перешли все границы разумного, - она начала сползать на пол, но мужские руки удержали ее и прижали к себе. - Вы перепугали меня до смерти, я чуть не выпрыгнула в окно, собиралась карабкаться по шторе... А если бы я промахнулась во время прыжка? И все это только из того, что вы заскучали?
- Ты не могла промахнуться, - убежденно сказал мужчина, - потому что ты самая прыгучая на всем белом свете. Мне с тобой не бывает скучно.
- Сомнительный комплимент.
- Извини, красноречие не мой конек, - распластанный по кровати мужчина как сумел пожал плечами. - Я благодарен, что ты сегодня спасла меня от вампирской участи.
- Как оказалось - вам ничего не угрожало. Все было напрасно.
- Позволь мне судить об этом...
Уже поздно ночью Порфирий шепнул ей в затылок:
- Агашечка, как думаешь, если стать вампиром можно только после укуса, то, может, после твоего я тоже смогу стать духовидцем?
- Порфирий Платоныч, вы опять надо мной смеетесь!