Снова вечер в сыскном отделении. На этот раз в кабинете Штольмана полно народу. Анна скромно притулилась на привычном месте. Яков Платоныч стоит спиной к окну. Бойцов расхаживает туда-сюда и рассказывает:
- Тюлькина от счастья потеряла дар речи, впрочем, к лучшему. Не пришлось тратить время на пустые разговоры. Я только вручил ей сына, оставил записку для доктора и велел не медлить с вызовом.
- Что в подвале? – отрывисто спрашивает Штольман. Булатов откашливается, ему совсем не хочется вспоминать увиденное.
- Бриг обнаружил три тела разной степени свежести. При виде третьего задержанный полностью сознался в том, что по приказу Мадам приносил покойников из номеров и хоронил в подвале. Забирал вещи, но ни денег, ни драгоценностей не крал.
- Надо будет установить личность. С первым сложностей не будет, на цилиндре имеется метка. Насчет двух других… Когда будет примерно известно время смерти, пошлите запрос обо всех пропавших в это время.
- Но для чего Мадам убивать богатых клиентов? – спросила Анна, застав врасплох Бойцова и Булатова. Первый посмотрел на нее с веселым удивлением, второй с недоумением – не ожидали, что дама заинтересуется подробностями.
- Вряд ли она убивала их намеренно, - ответил Яков Платоныч. – Думаю, это были случайные смерти, которые ей было проще скрыть, чем предать огласке, рискуя репутацией. А украденные ценности, видимо, считала компенсацией. Точнее можно будет сказать после вскрытия и установления личности.
- То есть если это окажутся семейные и не очень состоятельные господа, это будет в пользу вашей версии?
Николай Ефремович с уважением кивнул и пояснил для Булатова:
- Для убийства с целью ограбления Мадам выбирала бы одиноких и богатых. Но это, конечно, косвенные доказательства.
- А Тюлькин?
- Ну а что Тюлькин? Расходный материал для подобных мадам. Один из многих пристрастившихся к отраве, которых обирают помалу, но часто. Он уже украл деньги у матери, потом кого-нибудь другого ограбил бы. Возможно, привел бы приятелей. Повезло, мы вовремя его поймали.
На некоторое время воцарилось молчание. Преступление раскрыто, но в воздухе витала некая неопределенность. Николай Ефремович видел в деле двойное дно. Анна – потусторонние странности. Штольман – еще одно невозможное совпадение в последних словах самоубийцы. Бриг – общее напряжение. И только Булатов не видел ничего, кроме яичницы в своих мечтах, ибо за весь день не перехватил и маковой росинки.
Наконец, Штольман отвлекся от своих мыслей и отпустил всех, раздав поручения на завтра. Закрывать дело пока было рано. Уходя, Бойцов бросил на Штольмана долгий взгляд, но Яков Платоныч чуть покачал головой. Время для объяснений еще не наступило.
- Яков Платоныч, Красновский, - напомнила Анна.
- Ах да, - спохватился Штольман, который совсем забыл, что привез журналиста в отделение для приватного разговора.
- Дежурный! Журналиста ко мне.
В ожидании вызова Павел времени не терял. Он работал над наброском статьи, попутно записывая некоторые наблюдения о работе полиции. Входя в кабинет, он еще держал в руках блокнот и карандаш. Штольман немедленно протянул руку:
- Позволите?
Красновский пожал плечами и отдал ему блокнот. Спорить с начальником сыскного отделения не хотелось. Вообще Павел чувствовал себя неуютно в его присутствии.
Штольман проглядел записи. Почерк был не очень разборчив, но главное Яков Платоныч увидел: имя Анны нигде не упоминалось. Возвращая собственность журналиста, он сказал:
- О госпоже Штольман в статьях не упоминайте. Ни теперь, ни в будущем.
- Примите нашу благодарность, господин Красновский, - Анна постаралась смягчить резкость мужа. Все-таки Павел действительно очень помог не только ей, но и полиции.
Журналист поклонился, принимая благодарность, хотел что-то сказать, но передумал. Распрощался и ушел писать статью, которая и без описания странной погони за невидимым обещала стать сенсацией.
Наконец Штольман остался с Анной наедине. Яков Платоныч взял стул, сел прямо напротив. Он хотел поговорить с ней, но забыл, о чем. Впервые за этот долгий день им никто не мешал просто смотреть. И в разговорах не было нужды. Все было в глазах: и усталость, и облегчение, и печаль, все сегодняшнее. А еще уверенность, обещание, надежда и любовь – всегдашнее. И вера в то, что «сегодня» никогда не заменит «всегда».
