От автора
Пока Агата и Порфирий собираются в театр, настраиваются, приглаживают кудри и полируют до блеска трость, автор предлагает чуть-чуть опередить их и первыми взглянуть на то действо, через которое им придется прикоснуться к прекрасному в следующей главе.
Предупреждение от автора: не стоит серьезно относиться к тому, что вы сейчас прочтете. Тут нет:
- ничего разумного,
- исторически верного,
- ни одного мало-мальски логичного хода,
- входа и выхода тоже нет.
Все события вымышлены, совпадения случайны, а персонажи и не имеют под собой точек опоры.
Автор благодарит всех читателей, и надеется, что вы получите удовольствие и постараетесь увидеть постановку глазами Штольца и Агаши.
Особенно Агаши, чтобы в следующей главе сравнить впечатления.
В сем произведении нашли приют Баранкин и Степанида, персонажи, родившиеся на страницах "Другой ночи". С разрешения Марии Валерьевны они любезно согласились поддержать здешнего автора и навсегда обрели дом в "Прекрасной росянке".
Автор обещает относиться к ним бережно, со всем трепетом, на который способен, а за страдания наградить хеппи-эндом.

"Прекрасная росянка. 50 оттенков розового"
Автор И. Хрулевская
По мотивам произведения Marie Valerie
"Лавочка на Главной площади"
Очень вольный перевод с французского
Пьеса с элементами оперы и балета в 2-х актах
Композитор Г. Свисток - Плясский
Хореограф - постановщик А. Дрыгоног
Либретто И. Хрулевской   

                                                                     Акт 1

Картина первая, безоблачная.
Сумерки. Высокий берег реки. Беседка в кустах цветущей сирени.
В беседке двое: невысокий, щуплый, аккуратный мужчина, по виду - уездный писарь Феодорий Нилыч Баранкин и крупная округлая дама, похожая на Степаниду Капитоновну Кошкину, владелицу бакалейной лавки, что на углу Собачьей и Вишневой улиц.

Степанида:
Уже давно сгустились сумерки над Волгой, и мне пора домой.
Не провожайте, Феодорий Нилыч, негоже, чтоб нас видели вдвоем
В полночный час, определенный для соблазнов.
И комары совсем заели, особенно остры их зубы по ночам,
Их писк ужасен, словно вопль Сирены.

Баранкин:
Но мы же в людном месте. (обводит рукой зрительный зал) Народ приятный,
И не осудит нас за лучик солнца, который мы вдвоем словить успели,
Лишь он сподобился сверкнуть сквозь прозу жизни, что не ведает окраса.
Сердцам, изъеденным печалью, он подарил надежду на счастливый случай
Вновь ощутить уют. А комаров не бойтесь,
Вот вам ветка, обмахивайтесь ею побыстрей,
Сбивайте кровососов на подлете.
Баранкин галантно склоняется к руке Степаниды. Она смущается, и еще энергичней обмахивается веткой сирени.

Баранкин:
Не в силах разлучиться с вами. Молю вас озарить беседку эту
Своим присутствием еще хотя бы на часок. Духовный синтез только начался,
Прервать процесс нельзя, он может вспятью повернуться.
Цветы сирени очень вам к лицу.
Степанида (кокетливо):
Увы, мой друг, в сей греховодный час
Мне социальным статусом положено вдоветь.
Баранкин (печально вздыхает):
Когда же мы условности отринем? 
Кому приятно в одиночестве вдоветь?
Не лучше ль делать это вместе,
За чашкой чаю, бубликом и рюмочкой бордо?

Степанида:
Есть опасенье, что вдовство вдвоем соседи не одобрят.
Зависима моя торговля от границ морали.
До завтра, дорогой. Надеюсь встретить вас с утра пораньше,
Как стало уж обыденным у нас. У входа в лавку.
Баранкин (пылко):
Чуть рассветет - я буду, не забуду! По фунту сахара и кофею куплю.
Вдовство пробило брешь в моем хозяйстве.
В кладовке мышь висит под потолком.

Степанида лукаво улыбается, проходит мимо писаря, кокетливо задевая его рукавом, но тот хитроумным рывком дергает даму за руку, она заваливается назад, перпендикулярно мужчине. Баранкин ловит ее на уровне пояса, склоняется над Степанидой, впивается страстным взглядом, и обжигает ее уста неистовым, по глубине пожара, поцелуем. Степанида обвивает руками шею склоненного над ней мужчины. Влюбленные, изогнутые замысловатой позой, замирают меж небом и землей. Поцелуй затягивает их в глубины чувственных страстей.
Степанида (едва отдышавшись):
А вы проказник, Феодорий Нилыч! (грозит пальчиком).
Мужчина ловит даму за мельтешащую перед носом часть тела и прикладывается к ней устами.

Баранкин:
Лукавить я не стану, я таков. И даже некоторую гордость испытую,
За то, что я шалун и баловник. Вдовство пошло моим страстям на пользу.
Они окрепли, сильно возмужали, как тот дремучий баобаб,
Что высится один в пустыне.

Степанида (смущенно):
Стесняете немного. Пока вдовеем мы раздельно,
Неловко мне внимать двусмысленным потокам страсти.

Баранкин:
Так осчастливьте, наконец, обоих нас принятием руки и сердца от меня.
Давно в комплекте я их презентую. И тотчас кончатся мытарства наши
По кустам и закоулкам. Вильгельма вашего от всей души усыновлю.
Приятный карапуз у вашей юбки произрос внезапно.

Степанида:
Уж скажете внезапно, это с виду, а так десятый год ему уже пошел.
Всю физику и алгебру освоил. Вчерась тянулся к проводам,
Пытался меня трюком поразить. Глядите, матушка, сказал,
Вот если тут и тут соединить, жильцы Собачьей улицы
Без света будут куковать до завтра.

Баранкин (с восхищением):
На редкость вундеркиндистый мальчонка!
Вильгельму книжек интересных принесу.
А также глобус, самокат и контурные карты,
Пускай о странствиях он грезит. Все полезней,
Чем псам хвосты крутить и лампочки от скуки затушать.

Степанида согласно кивает.
Баранкин:
А если стать позволите ему отцом, по всем статьям закона,
То каллиграфии ребенка обучу. Весьма серьезная наука,
Ум тренирует, руки занимает, о глупостях помыслить не дает.
А также ощутимый вклад в бюджет семейный. (многозначительно)

Степанида:
Феодорий Нилыч, не смею спорить, мужчина видный вы,
А заодно с приличным обликом моральным.
И Виллика отвлечь от уличных пристрастий смогли,
Не то что вечно занятая мать. При вас
Скакать за кошками и псами по дворам охоту он утратил напрочь,
Все с книгами сидит, грызет гранит науки. Отец вы прирожденный.
И ласковый супруг, смогла я сделать вывод. (краснеет)
Одно понять не в силах я, чем привлекла такого симпатичного мужчину
Обычная хозяйка бакалеи. Я в лавке день-деньской кручусь,
Чтоб к вечеру, отбросив ноги, упасть в объятья сна.

Баранкин:
Без задних ног вы валитесь плашмя, все потому, что нет у вас супруга,
Который уловил бы вас в объятья, прижал к себе, пригрел бы на груди...
Конечно же, с Вильгельмом вместе.
Хочу открыть вам государственную тайну, ту, что писарям известна -
Профессия не властна над узами любви!
И писарь может быть поэтом. Петраркой, например,
Что с самого утра, гремя у зеркала кувшином с умываньем,
Готов воспеть Лауру сердца своего.

Степанида (участливо):
Мсье Петраркин ваш коллега, уездный писарь, как и вы?
Видать, Петраркин, горемычный, романтикой насыщенный до пят,
Раз исполняя даже умывальный долг, все песни о любви слагает.

Баранкин:
С сим господином лично не знаком,
Но силою его любви я восхищен заочно. Равняюсь на него,
Пытаясь потрясти воображенье ваше.

Степанида:
Вам это удалось...

Баранкин:
Степаша! (кидается к даме, и тонет в объятиях).
Степаша, я, как всегда, предельно искренен с тобой. Уж третий год пошел,
Как ты меня волнуешь, и в неизвестном состояньи маринуешь.
Я, словно окорок свиной в кадушке, томлюсь в приправах в ожиданье часа,
Когда решишься ты признать меня супругом. Имею опасенье,
Коль промедлить, тебе достанется в супруги солонина,
От коей ты получишь удовольствие на миг, пока не обглодаешь мясо до кости.
Включи торговую смекалку и прикинь, что в качестве супруга,
Тебе приятности я стану много дольше приносить,
Быть может, даже тридцать-сорок лет.

Степанида:
Робка и нерешительна ужасно в делах,
Что не относятся к торговле.

Баранкин:
Вам стоит стать смелей, ведь я не долгожитель.
Мечтаю я состарится вдвоем. Мне скоро тридцать пять,
И вам к тому же не вечно же нам бегать по кустам.
Для поцелуев, ласк и прочих финтифлюшек
Пора нам специальный угол заиметь, чтоб косо нас соседи не судили.
Ведь им лишь повод дай...

Степанида:
Вы очень правы! Давно между лопаток ощущаю зуд.
Виновной в нем я сплетниц назначаю, завистливых до радостей чужих.
Особо Серафима с Копылихою старались
С товарками сверлить мне взглядом спину, и тыкать острыми глазами
За наши встречи и свиданья с вами. Бурили взглядом столь усердно,
Что платья все с дырáми на спине. А я, по дурости наивной,
На моль невинную грешила!
Мне надо срочно извиниться.

Баранкин (с восхищением):
Перед молью? Как вы сердечны и правдивы!
Боюсь, я не усну. Восторгом, как шампанским, переполнен.
Но все ж не торопитесь извиняться,
Молям лишь дайте шанс, они его исполнят,
Кафтан вам прогрызут за милу душу,
А, может статься так, что мой бобровый воротник употребят к обеду.
Ну это коли жить решимся мы совместно.

Повисает тишина, Степанида ломает пальцы, принимая решение. Баранкин старается не подсказывать верный ответ, но преданно заглядывает ей в глаза и в мольбе складывает руки на груди.

Степанида:
Я рассмотреть успела кучу вариантов
И в вашем предложенье больше плюсовых моментов нахожу,
Чем отрицательных сторон. Все, я решилась.
Сегодня ж вечером я ожидаю вас. Прибудьте к ужину,
К семи вернусь из лавки, на полчаса откину туфли вместе с задними ногами,
Немного отдохну, котлет нажарю,
А после  кофею с пирожным упаду в объятья
Перспективного супруга.
И положительный ответ вручу я вам.

                                           Картина вторая, бесчувственная.
Раннее утро в провинциальном городе. Раздается звук паровозного гудка и появляется сильно декольтированная дама, пышно разодетая во все оттенки розового. Она единственное яркое пятно среди обыденной серости.
Вокруг ни души, лишь бродят куры, да бродячая собака в надежде на подачку робко повиливает облезлым хвостом.
Дама плюхается на чемодан, пренебрежительно оглядывается вокруг, достает веер малинового цвета и тяжело обмахивается им.

Дама:
- Пять лет ноги моей тут не ступало, и
И столько бы еще готова не встречаться с этой глухоманью.

Она тяжело поднимается, берет чемодан и тащит его через всю сцену.
Дама (собаке):
- А ну-ка, брысь отсюда
Блохастая ошибка Мирозданья.

Дама стучит в дверь маленького скромного домика. На пороге возникает женщина преклонных лет с шалью на плечах. Она видит гостью, крестится, издает нечеловеческий вопль, и падает в обморок. На ее месте возникает резвый старичок. Он проделывает все то же.
Дама в розовом вздыхает, подхватывает чемодан и, переступая через жертв обморока, проходит в дом. Дверь захлопывается.
Спустя некоторое время из дома раздаются крики, шум борьбы, стены ходят ходуном, крыша съезжает на бок. Через несколько минут все утихомиривается.

                                        Картина третья, открывающая почти все тайны.
В комнате, полной разбросанных вещей и поломанной мебели, за круглым столом сидят трое, связанные родственными узами: приезжая дама и ее родители. Дама вальяжно развалилась на стуле, мать хлопочет вокруг нее, отец зол, как тысяча чертей.
В соседней комнатке (кладовке) среди съестных припасов расположилась загадочная бутыль на тридцать литров с пузырящимся розовым содержимым, от нее исходит система трубок, змеевиков, на конце позолоченный краник.

Отец:
Где, черти укуси, все эти годы тебя нечистая носила?
Немедля отвечай и не кривляйся! Не для того тебя мы породили,
Чтоб каждые пять лет справлять поминки. Опять в растраты нас ввела,
А Федора - в унынье.

Дама (лениво потягивается):
Вам же хуже. Не стоило так разоряться, надо быть скромнее,
Теперь придется заново встречать. Уж вам-то лучше всех известна
Моя кошачья живучесть, поди ж, не первый день со мной знакомы.
Мамань, съестное есть у вас? Я голодна, собаку я бы съела.

Мать (хлопочет):
Параша, доченька, ну как же так, ты заморить себя решила?
Чайку испей, цветочек ненаглядный, ватрушку скушай или расстегай.
Где ж, рыбонька моя, настолько плохо кормят,
Что превращают камбалу в сардинку?
Вон платьюшко с плечей совсем сползло. Совсем ты отощала,
Бюст провис. Будь на чеку, ты им не колыхайся,
Не ровен час, вся красота к твоим ногам спадет...

Отец (ехидно):
... как шкура у змеи при линьке. 

Дама (высокомерно):
Это мода, мама! С парижским шиком платье мне пошили.
Вот тут и тут должно быть оголенно,
На шее - бусы, сзади - пышный бант.

Отец:
На чем повисла эта срамота?
Должно быть, на соп...

Дама (резко прерывает папенькины высказывания):
Папá, пошто изволили вы выжить из ума?
Уж чуб совсем седой, а все туда же... Ваш старческий маразм
Уже не будоражит во мне желанья хохотать.
Ваш юмор глуп и плоский, словно... (оглядывается по сторонам в поисках подходящего сравнения, видит себя в зеркале)
Рыба камбала.

Мать:
И в самом деле, старый, какой же ты бесчувственный отец.
Дитенок с того свету возвернулся, оголодал,
Готов собаку съесть, а ты все в шутки шутишь.
Неси-ка лучше блюдо с пирогами.
Отец:
- Ты, мать, пред нею не пляши. Вид у неё цветущий,
Даже слишком, расцветкой попугайской ослепила.
На заморенную в голодном крае не похожа. Не то, что в прошлый раз,
Когда вернулась, три дня с продуктами в кладовке просидела.
Баранью ногу на крюке обгрызла до самой, почитай, кости.
Когда три мужика ее снимали, Парашка цеплялася за балки потолка.
И все крюки лизала.

Мать промокает повлажневшие глаза от жалости к оголодавшему ребенку: "Помню, как же, как первое слово и первый шажок, разве такое забудешь".

Отец:
Матрена, не рыдай, на всякий случай,
Ступай запри в амбар Дружка, кто знает,
Где дочка эти годы обреталась. В прошлые разы,
Когда порог переступила, едва тебе по локоть пальцы не отъела.
Когда с земель аборигеновых вернулась.
Сказала, к человечине привычна.
Из гейш когда прогнали за усердье,
Всю рыбу из аквариума съела. Тьфу, поганка.

Дама (предупреждающе):
Папа̀, дурны воспоминанья ваши, как кляузный и склочный нрав,
Что носите всю жизнь. Давно пора забыть позорные случáи,
Словно мерзкий сон. Спокойно спать ложитесь, без запоров,
Топор из-под матраса уберите. Не ровен час,
Что при маразме вашем, себе отрубите конечность, аль язык.
Скажу вам по секрету: лично к вам
Гастрономических пристрастий не питаю.
Как к пугалу за домом от ворон.

Отец (ехидно):
Мне спать позволишь лечь без топора?
Даже не надейся!

Дама (жалуется и надувает губы):
Мамань, отец не верит, что страсти африканские
Давно покинули мое и без того пресыщенное тело.
Изволь сказать ему, что может спать спокойно,
Ножей не убирать, и пса не прятать от меня.
Хотя, собаку лучше все же запереть.
Уж больно воет аппетитно.

Мать (примирительно):
Парашенька, цветочек, папа прав,
Скажи, где в этот раз нечистая тебя носила?
Исчезла ты, когда на лодке чрез нашу реку проплывала.
Нашли пустой баркас, лежащий на камнях,
В нем и шаль твоя, и бусики из камня.

Дама:
Да, бусы жаль... и шаль,
По ним всегда скучала.

Отец (передразнивает дочь):
Да, бусы жаль...
То ж не отец, не мать...

Дама:
Коль станете меня перебивать,
То ничего рассказывать не стану.

Мать:
И в самом деле, старый ирод, помолчи. Охота же узнать,
Где дочь болталась,
Ее мытарства чище всяких книг.

Дама:
В тот день едва от берега отплы̀ла,
Гляжу - корабль незнакомый. Я пропустить его хотела,
Пусть, думаю, плывет, ведь мне не к спеху.
Стоял безветренный и солнечный денек, корабль мимо плыл,
А ветер был ему попутный, раздуты во всю силу паруса.
Я засмотрелась на него, и не заметила, как меня Волга
Чуть не поглотила. Волной от корабля меня накрыло с головой.
Пока в воде крутилась и вращалась,
Пустой баркас течением куда-то в Астрахань снесло.
Барахталась в воде, звала на помощь...(жалуется)

Мать  (утирает глаза уголком шали):
Несчастненькая доченька моя, и как же ты спаслась?

Дама:
Убей, не помню. Очнулась я спустя неделю,
Уже в открытом океане, лежá на палубе чужого корабля.
Едва глаза в молитве приоткрыла -
Гляжу, а надо мной трепещет черный флаг,
И кости с черепом на нем, глумясь в ухмылке, растянулись.
А капитан, с повязкой на глазу, склонился надо мной
И много раз искусственным дыханьем щекотает.

Мать:
Какие жути жуткие тебе пришлось примерить на себя.
Поди ж несладко у пиратов? Плохо кормят?

Дама (тяжело вздыхает):
Эх, мама, не в кормежке дело...
Их капитан, хоть с глазом одиноким, но пытливым,
Мужчиной пылким и дотошным оказался. Не потерплю, сказал,
Бездельников на судне. Пришлось мне на себя взвалить нагрузку,
За счастье всей команды отвечать.

Мать (хватается за сердце):
А сколь же их, пиратиков несчастных?

Дама:
Вначале было двадцать восемь, но после боя за мое вниманье,
Осталося не более двух дюжин.
Мать падает на стул, закрывает лицо руками, рыдает, и горестно вздрагивает плечами ровно двадцать четыре раза.

Дама:
Да, лиху я хлебнула, не убавить.
Хотя по первости пришлось на раз взопреть,
Потом, уже когда нагрузке обучилась, дела мои задорнее пошли.
Никто не оставался без услады.

Отец:
А не могла ты в море сигануть? По ихнему пиратскому закону,
Прошлепать по доске - и за борт? Один прыжок
И смыт позор пучиной. Аль не хотела?
Могёт так быть, что у грабителей пригрелась? (с подозрением)

Дама:
Папань, не громоздите дуру из меня.
Я, поначалу, десять раз на дню сигала,
Чуть только не по мне - я снова за бортом.
Потом пореже стала прыгать,
Лишь платье высохнет - опять я в море бултыхаюсь.
Пираты хоть и поглупее вас, а все же физику, видать, учили,
Коль хитроумною смекалкой догадались
Меня за талию веревкой обмотать и многоуровневой системой блоков
К грузу прикрутить. Едва вскапризничаю я, бывало,
И только прыгать за борт соберусь, а уж, гляди,
На мачте колыхаюсь, под улюлюканье толпы.
Вот так сигать и отучили.

Отец (радостно потирает руки):
Эх, молодцы ребята, хвалю всех поименно.
При встрече всем пожму им руки по-пиратски.
А одноглазому твому - особа почесть,
Росянкой угостить готов, да чарку выпить вместе с им.

Мать (переживательно):
Ты матери открой себя, как на духу. Скажи,
Они тебя за гордость не щипали, ну... (подмигивает)
Если не потрафишь им? Как с аппетитом в обществе пиратском?
До сладенького аспиды охочи?

Дама:
Еще бы, только сладость покажи, с рукой отхватят.
С десертной линией, должна признать, я не справлялась,
Но тут, мамань, приличный кус твоей вины.
Видны пробелы в воспитанье,
Раз плохо угождать субъектам этим приучила. (кивает на отца)
Я к ним и так, и эдак, все никак. Непробиваемый народ.

Отец:
Внемли устам дитя, Матрена! Ты уши шире растопырь,
И слушай, пока дочурка истину глаголет,
Она давно уж многоопытней тебя. Ты книжку записную доставай
И все мотай на лист, чему тебя научит.
Потом на пробу мне преподнесешь.
Глядишь, не хуже одноглазого пирата заживу. Давно я сетую,
Что скуден рацион десертный, которым потчуешь меня
Все тридцать лет. Я чубом поседел, пока тебе талдычу,
Что организму, дабы не увял, нужон ассортимент и разное образье.

Дама:
Изо всего, папань, вы пошлость извернете.
Давно пора вам думать о покое, мечтать о внуках,
Ведь из вас, как из худого решета, уж сыплется песок.
Вон на полу дорожка.

Мать:
Не слушай дурня старого, цветочек,
Продолжай.

Дама:
Едва я у пиратов обжилась, так сразу поварешкой наградили,
И строго-настрого велели инструмент употреблять
По назначенью: для варки и печенья.
Готовить наловчилась я, мамань, на тридцать мужиков. (хвастливо)

Мать (страдальчески стонет):
Мой бог! Не для того я ягодку растила,
Чтоб ты головорезам гадким суп варила.
А что ж безглазый не вступился за тебя,
Или утроба полная ценней внимания девицы?
Не думал возлюбить тебя и поджениться?
Мой опыт намекнул - куда приятней в каюте с капитаном проживать,
Чем то и дело с палубы сигать.
Дама (вздыхает):
А как же без того, конечно, возлюбил,
И незаконно хоть, а подженился.
Хочу поздравить вас,
Ведь внук тогда родился.

Родители (хором):
У нас есть внук? Чего же ты молчала?
Беспутная, подай его сюда, накормим, зацелуем, приголубим.
О внуке  интересно все:
Сколь глаз, как звать, какого полу он?

Дама:
Сынок по имени Наполеон.

Родители бросаются к дочери, тискают, обнимают ее, поворачивают к себе ранее неведомыми сторонами, пытаются разглядеть в ней новые черты, открывшиеся в материнстве.

Дама:
Произвела на свет тогда мальчонку, а после детки сыпались,
Как из стручка горох. Не успевал супруг их принимать,
В пеленки кутать, имена давать.
Наполеончику уж пятый год пошел.
Андрюшке и Султану скоро три.
Матреше, Кузе и Анри по два годочка.
Жасминке, Джейкобу, Наташе, Сулейману
Намедни минул год. А новых пятерых,
Что в прошлом месяце проклюнулись на свет,
Пока что не назвали...

Родители ошарашено переглядываются и тайком загибают пальцы, пытаясь пересчитать внучат.

Отец:
Пошто такую кучу народили? Ну нет бы штучки три, ну пять,
Зачем такую свору? А, может, мандрагору
Ты одноглазому свому в питье, али еду мешала?
Слегка берут завидки - и не пойму,
С чего эффект плюральный у твово пирата,
Ресурсы из него, ну что фонтаном бьют.
И не гляди, что зрение в ущербе.

Дама:
Папань, какая мандрагора? Инь-яньем самородным,
Что магнитом, за уши притянула я к своей любви Егора.
Сама устала, словно кролики, плодиться,
Но делать нечего, детишек хочет он.
Пират он ласковый, всегда найдет подход к девице.
Как только глянет на меня - я млею,
А он смущенья не приемлет и, при желании,
Во всем найдет подвох,
Вот и посыпались детишки, что горох.

Отец уходит в кладовую, где в огромной бутыли пузырится розовая жидкость. Гремит посудой и ведрами. Дрожащими руками наливает себе росянки, и залпом выпивает, закусывает огурцом из бочки. Возвращается в комнату к жене и дочери обновленным и повеселевшим.

Отец:
Ты, мать, над ней не кудахчѝ,  и крыльями не трепещи,
Лукавством что-то пахнет от Парашки, наврет с три короба
С нее ведь не убудет. В том месте, где она ушла под воду
Дружку, собаке нашей, по колено будет.
Какой же там корабль смогёт пройти?

Мать (всплескивает руками):
Параша, доченька, и в самом деле, папа прав,
Чего у нас пираты потеряли?
Ведь отродясь к нам эти ироды не заплывали.

Дама:
Маман, отбросьте это дурственное имя.
Сэ есть крестьянский дикий моветон. В кругах,
Где я изволила вращаться, Розитой я прослыть сумела.
Сие изысканное имя придумал мой супруг.

Мать (сочувственно, словно пробует на язык новое имя):
Ро-зи-та? Гляди-ка, как тебя свернуло.
Ну, коль Парашка потонула, так быть тебе теперь Розиткой.
Чай привыкнем.

Отец складывает кукиш, плюет на него, и сует жене и дочери под нос.
Отец:
Во, видали?
Уж лучше сразу Паразиткою зови дочурочку свою.
А для меня она Парашка.

Розита (капризно):
Маман, скажите же папá.

Мать (заботливо):
А что, Розиточка, сказать?

Розита:
Что папенька себя ведет, как ядовитый плющ.
Ему я внуков народила, должон меня втройне любить,
Лелеять, и подарков надарить.
Теперь я - Мать, а не Парашка.
А раз я Мать, тогда с почтеньем пусть изволит относится,
Поклоны об пол бьет, и в уголочке притулится,
Пока не скисло молоко во мне. Ваш самодельный Мефистофель
Одним присутствием своим  на простоквашную диету
Внучат голодных усадил.

Мать:
И в самом деле, ветрогон, что к ребенку привязался?
Дочурка с того света к нам вернулась, а ты все косомордишься,
Не рад что ль?

Розита (чувствует поддержку от матери):
Да-да, папань, лицо вдруг ваше с чего-то стало набекрень,
Чудну̀ю вы отбросили на стену тень.

Отец (тянется к штанам):
Сейчас я вытащу ремень и научу тебя,
Как пропадать на пять годов, и как блудить по окиянам.
Чего теперь людя̀м скажу? И как с тобою вместе
Пиратошную свору я соседям предъявлю?

Розита (вскакивает и отбегает за стол):
Я - Мать, меня не смеете пороть!

Отец:
Сначала предъяви детишек, ну хоть портрет,
А после уж ступай к нам на порог.

Отец, рассекая воздух ремнем, гоняется за Розитой, но она ловко уворачивается. Тем временем мать открывает дверь кладовки, и заталкивает внутрь пробегающего мимо мужа. Старик попадает в западню, бьется в дверь, кричит, но вскоре затихает.

Розита:
Мамань, пошто вы папеньку с продуктами в кладовке заперлѝ?
Его б уконтропупили вдвоем легко мы,
С полвзмаха кулака.

Мать:
Ничо, пущщай находится в темнице, а заодно охолонится.
Для поддержанья живости у старика там буженина есть,
Да бражка истомилась у меня. На три денька, считай,
Дурню̀ его мы обуздали, а там, глядишь,
Смирится с дедовство̀м.

Мать и дочь за круглым столом пьют чай из самовара. Мать из буфета достает графинчик с росянкой, Розита - из розового чемодана собственный портрет в окружении детей.

Мать (разглядывает фотокарточку):
Сейчас робятам ножки всем обмоем за раз,
Коль вовремя не удалось. Забыла я, сколь их?

Розита:
Пятнадцать.

Мать:
Ну дела, за пять годов пятнадцать штук. (удивляется)
Я ранее в деревне проживала, так там у нас
Хавронья аглицкой породы точно также поросят рожала, без остановки,
Словно из ружья стреляла. Хорошие свинята получались,
Мотивно хрюкали - ну как частушки пели,
И всю ботву на огороде съели.

Розита (возмущается):
Мамань, вы там не обалдели? Хавронья, порося...
Куда-то не туда росянка вашу память увела.

Мать (переводит разговор):
Наследники лицом в тебя пошли, али в пирата?
По паре глаз у каждого из них? На карточке мелкѝ, уж больно,
Да чернявы, точно блохи,
Их без бинокля и не разглядишь.

Розита:
Все, как один, смуглы, чернявы,
Как на грех. В отца пошли характером и статью,
А по два глаза - это уж в меня.
Хотя и тут не обошлося без дефекту.
Егорий мой, когда детишек зачинал, видать,
с пиратской лихостью к процессу подошел,
Рубил с плеча, с размахом, на мелочи вниманья не нашел.
Пяти ребятам по два правых глаза вставил,
Троим - два левых, а у остальных, так, вовсе,
Перепутаны местами.

Мать:
Что за напасть! Ниче нельзя доверить мужикам,
Все валится из ихних рук, и даже детозачинанье.
Ну надо ж, твой Егор, хоть и пират, а олухом изрядным проявился,
Дитя̀м глазенки перепутать учудился. Ты мне скажи,
Что твой Егор, мужик трудолюбивый, с руками золотыми?
Аль на диване кот-котом лежит не просыпаясь?
Как нынче с промыслом грабительским его дела поставлены,
Доходно?

Розита (тяжело вздыхает):
Какой доход! Приросту средств - что клюв у воробья,
Егорий ж не отходит от меня, то с лаской лезет,
То горшки, пеленки, очки дитям (у бедолаг из-за него ж косят глазенки). 
Давно уж он морей не бороздил, фамилию на скудную диету посадил.
За три последние недели буквально корочку последнюю доели.
Мать копается в комоде, достает тощенькую пачку денег, завернутую в тряпочку, и торжественно выкладывает перед дочерью. Розита бестрепетно прячет финансы в лиф платья, забывая поблагодарить.

Розита:
Налей, мамань, еще по рюмочке росянки,
Есть разговор.
Дамы опрокидывают еще по рюмочке и хрустят печеньем.

Розита:
Поскольку наш внебрачный брак внезапен был и скор настолько,
Что фамилии Егора узнать я не успела, то детки
Все оформлены на Федьку. Баранкиными числятся они.
Егор сказал - езжай, и без развода с бывшим мужем не являйся.
Детишкам скоро в школу собираться, а он им не отец, как будто. 
А ну, как в школе распознают, что не Баранкин он
По дитя̀м, и по документам, а мимо проходящий человек,
Незнамо кто, неведомый субъект по имени фон Брюквин.
Детям тогда позору за внебрачного отца
Во век не расхлебать.

Мать (решительно):
Вези детишек, метрики давай,
Езжай сама, или Егору отпиши, пусть высылает бандеролью
С отцом всю свору мы оформим на себя,
Какая-никакая мы семья.
Мать наливает, дамы выпивают и некоторое время сидят молча. Мать по памяти пересчитывает внуков, Розита не знает, как подвести разговор к интересующей ее теме.

Розита:
Мамань, как там живет мой завалящий Феодорий,
Женился, аль амуры крутит с кем?

Мать (вытирает глаза уголком шали):
Ты не смотри, что с виду тощ и рыж,
Вдовеет непритворно он. В невзрачном теле
Таилося огромное могущество души, и без того прозрачные,
Глаза до дыр он за тебя проплакал. По первости
К тебе он собирался, и даже вещи паковал,
Потом привык существовать в тоскливом состоянье.
Вот тут к нему не подкопаться, актер он никудышный,
Печалился от сердца. Сморщен был, лимонной желтизны,
Ну точно уксусу испил. Цветочки на твою могилку
Почти что каждую неделю возлагает, все клумбы в городе
Ободраны им самолично,
Приятно делает тебе.

Розита (вздыхает):
Тяжелый случай,
Дело дрянь.

Мать:
Чего ж дрянного, раз мужик так сильно по жене скучает,
Что клумбы общипать готов,
Как тот козел рогатый?

Розита:
Мамань, проблема у меня набухла. Егор, как я уже сказала,
Мой невенчанный супруг, внезапно дворянином оказался.
Барон фон Брюквин, а по имени - Георг. Его папаня, Леопольд,
Вдруг помер, не успев с женою молодой заделаться отцом.
Иных наследников там не нашлось, и все Егорушке и мне
Ко времени пришлось. Условием одним папаня удивил -
Баронский титул он получит лишь тогда,
Когда наследника законного он в паспорт заполучит.
С фамилией - фон Брюквин и печатью.

Мать:
Ты замуж поспеши, к чему раздумья, бери развод у Федьки,
И вперед. При прежнем муже ты Баранкиной была,
А нынче можешь стань баронкиной супругой.

Розита:
Ах, если бы так просто.
Сей же миг галопом, рысью, хоть аллюром, вперед пирата
Я б до церкви доскакала. Но прежде, чем баронихою стать,
Мне надо заиметь свободу. Да так, чтоб Федьку заловить на блуде,
Иных методик разрубить сей узел не найти.
Законом и Баранкиным, с нащипанною на газонах флорой,
Мне огорожены пути, ведущие к замужеству с бароном.

Мать:
На бюст я руку положа, скажу: твой Федор помыслами чист,
Как после дуста псина. Не прикопаешься к нему,
Он оказался доблестный мужчина. 
А без его согласья на развод тебе, как уши,
Не видать твово графина?

Розита (поправляет мать):
Барона, мама. Егорий, нынче, мой, по статусу барон. Почти.
А ну как вздумает согласно статусу жениться, да молодуху взять,
Куда мне с ребятишками катиться?
Опять ж, дворянство детям не нагрузка.
Мне лишь бы замуж за него шмыгнуть, а далее -
Не дам Егору спуска. Сходи-ка на базар,
Да сплетен собери побольше, авось найдем какой крючок,
И на него насядет Федька-дурачок.

Мать:
Слыхала я, к мальчонке Степаниды, уж очень привязался он.
Рогатку отобрал, да книжками ручонки беспокойные заня̀л.
Мужским авторитетом шебутного Вильку поймал,
И накрепко к учебникам прижал.

Розита:
Кто эта Степанида?

Мать:
Вдова, что держит бакалею. Умаялась бедняга,
Все на ней одной, хозяйство, лавка и Вилюшка озорной.

Розита:
Сие есть превосходный вариант. Пожалуй, что с мальцом,
Да с багажом унылым, она за Федора двумя руками ухватилась.
Да вы, мамань, для сплетника находка, плесните-ка еще для куражу̀,
Пойду Баранкину себя я покажу...

Акт 2
Картина четвертая, внезапная

Небольшой домик, в котором квартирует писарь Баранкин. Обстановка простая, холостяцкая, хоть и чисто, но без уюта. В домашнем хозяйстве чувствуется отсутствие дамских усилий.
Раннее утро, писарь собирается на службу. Стук в дверь.
Розита отодвигает ошарашенного Баранкина и проходит внутрь.

Розита:
Ну здравствуй, Феодорий Нилыч. Неужто не признал меня?
Пять лет всего прошло, а ты уже забыл
Как предлагал мне руку, и кольцо в придачу,
Петрарку мне читал.

Баранкин раскачивается, он готов укрыться в обмороке от ослепительно розового видения.
Розита:
Не вздумай брякнуться мне в ноги. Уж коль совсем невмоготу,
То урони достоинство не на пороге,
Уездному писцу такое не к лицу.
Фигурой что-то порябел и волосами поредел.
Три волосинки - шесть рядов, при мне побольше было (рассматривает экстерьер Баранкина)

Розита подхватывает под руку Баранкина, подводит к столу, достает из сумочки пузырек с розовым снадобьем. Переливает его в чашку, протягивает Федору, тот послушно берет и выпивает. Розита вливает в себя последний глоток, слизывает каплю с горлышка, и удовлетворенно кхекает.

Баранкин (немного пришел в себя):
Прасковья, вас ли вновь судьба сюрпризно мне послала?
Меня влечет вас ущипнуть, для, так сказать,
Определенья на живучесть.

Розита:
Но-но! Прошу я рук не распускать,
А верить на слово в пердимонокль провиденья.
Баранкин (удивленно):
Вы разве не утопли? Вот дела...

Розита:
Утопла, все чин чинарем, кормила рыб собой по совести и чести,
Спокойно можете считать себя почти вдовцом.
Должна расстроить - по тебе почти я не скучала,
На новом месте быстро и вполне прилично обжилась.
Все так и продолжалось бы, но казус небольшой
Вдруг приключился. Не далее, как нынче утром
Обратной перистальтикой реки была отправлена домой,
По месту прозябания законного супруга.
Баранкин (вопросительно):
Это как? В роскошном, пышно-перьевом наряде,
Из недр Волги прямиком ко мне? (непонимающе таращится)
Признаюсь я, отвык чуть-чуть от вас,
Связующий нарушился контакт, и с полуслова больше не ловлю
Я ваши мысли. Явлением своим
Вы шваркнули меня, словно по шее коромыслом.

Розита (насмешливо):
Слыхали про Садко?  Примерно так и я воскресла.
"Там царь морской над рыбой чахнет,
Там рыбный дух, селедкой пахнет..." (торжественно декламирует)

Баранкин скорбно склоняет голову к коленям, запускает трясущиеся руки в остатки шевелюры, и медленно раскачивается, то и дело повторяя: "...царь морской...селедкой пахнет..."
Баранкин:
О, горе-горькое, что делать со свалившейся напастью!
Уже восстали все извилины ума, как по команде "смирно",
А все не осозна̀ю, насколько это дивно. Мне представлялось
Дело ясным: вы утопли, я отвдовел положенные сроки,
Цветочки на могилку вам носил...
А нынче некой даме сделал предложенье,
И в девятнадцать пополудни явиться должен за ответом.
Выходит, я обманщик и подлец, ведь я уверил Степаниду,
Что руки мои пу̀сты, как и орган,
Что гоняет кровь по телу, не отдан никому,
Бесхозный он.

Розита:
Не стоит обнадеживать себя воспоминаньем,
Минувшее между извилин сохранять. Я, собственно, к вам с интересом,
И, верю, вы должны меня понять. Пока в разлуке, Феодорий Нилыч,
Праздно вы вдовели, цветочки скорбные носили, я, в пику вам,
Без дела не слонялась, цветами жизни то и дело разрешалась.
Их набралось на небольшой букет
И все они передают вам пламенный привет.
Розита протягивает Баранкину фотографическую карточку, на которой изображена она в окружении разновозрастных младенцев разнообразного пола.

Баранкин (неуверенно):
Раз в одиночестве, в пучине волжских вод, наоборот науке и природе,
С моей супругой приключилось продолженье рода, малюток ваших я готов принять, Признать потомками баранкинской фамильи.
Я все ж венец творенья, а не бесчувственная, скользкая рептилья,
И мне не чужды ваши слезы крокодильи. (задумчиво)

Розита:
Не надо признавать, у них есть личный папенька родной.
Не в безотцовщине им повезло родиться.
И чтобы всем нам семьей объединиться,
Нам с вами надо срочно разводиться,
А мне с их батюшкой в союз законный слиться.

Баранкин (с надеждой):
Развод охотно поддержу, и все, что надо подпишу. (выдыхает) 
Аллилуйя! Вы живы, с детками и новым мужем,
Я более вам всем не нужен. Раз вам исправно рвал цветы,
Отдал долги, и больше не вдовец, теперь могу я с легкостью воскликнуть:
Моим мытарствам есть конец!

Розита (недовольно):
Баранкин, перестаньте ликовать,
Сэ моветон разлуку предвкушать с улыбкой до ушей.
Не радуйся до срока. Для счастия моих детей, ты Федор,
Должон признаться, что прелюбодей.
Тогда нас разведут в мгновенье ока. Я, прямиком из прежнего,
По маковку запрыгну в новый брак, а ты...

Баранкин (возмущенно):
Ты думаешь, что дурак? Признавшись, что прелюбодей,
Лишу наследства и достоинства я будущих детей!
Я каллиграфии и глобусу учить их собирался.
Как Степаниде это я преподнесу?

Розита (отметает все возражения):
Бестрепетно, как режешь колбасу.
Так ей скажи: это, мол, мой долг, детишек не могу обречь на произвол.
Поскольку детки несчастлѝвы, то стремлюсь великодушие свершить.
Фортуну посильнее ухвачу, и к бедолажным крошкам ненасытным
Упрямую негодницу лицом поворочу.

Картина пятая, скандальная.
В бакалейную лавку входит Розита, Степанида оборачивается к покупательнице и обмирает, но когда видит, что посетительница выглядит излишне живой, чересчур розовой, и даже с перьями, быстро приходит в себя, вспоминает, что труп Прасковьи не был найден, и понимает, что к чему.

Розита:
Прикройте рот, не то к вам муха залетит. Вернулась вот,
Когда узнала, что подколодная торговка Федюню моего в объятия поймала.
Ты думала, раз он вдовец:
"Схвачу, влюблю в себя, и тепленьким венчаться потащу я Федьку-простодыру"?

Степанида (наигранно ласково):
Вам доктор прописал клистиру? Так это не аптечная контора,
Здесь не найти лекарства от запора. А если вам совсем невмоготу,
Огурчик молоком запейте, и - адью,
Вам в помощь - место очищения от желчи,
Укромное, без толп зевак и круговерти.

Розита:
Ищи себе другого дурака, на нем, быть может,
Женишься исподтишка. Пока он спит. А моего оставь, не тормоши,
И не выплясывай пред Федькой антраши. Бесстыжая,
Плясала свой балет пред мужем и чужим отцом!
Надеялась, что пирогами охмуришь, и дело вдовье кончится венцом?
Ты не на тех нарвалась. Моим глупцом лишь я руковожу.
Тебе не Федьку, дулю покажу. (складывает пальцы в неприличный жест)

Степанида:
Откуда нынче взялись дети? Еще вчера у Федора был паспорт чист,
Как только что из почки, молодой зеленый лист,
Без червоточин.

Розита:
Баранкин мой - природный альтруист, готов взвалить обузу и нести.
Теперь ты поняла, что с ним не по пути? У нас с ним множество детей,
Которых папа обожает больше, чем Петрарку,
А завтра поведет гулять по зоопарку.

Степанида:
Утопленницам непоседливым на̀ слово я не привыкла доверять.
Феодорий Нилыч - благородный человек и лучше бы сам десяток раз утоп,
Чем по супружескому невниманью допустил, чего скрывать,
Чтоб в неизвестном направлении на годы пропала женщина и мать.

Розита (угрожающе):
Не смей судить, ты не тонула, и замужем за Федькой не была.
Вот если бы с мое хлебнула, тогда б к добру чужому
Ручонки бакалейные свои ты не тянула.
А что домой не торопилась, причина очевидна – значит, не могла.
Детишек накопить побольше я старалась. Все ради Феденьки,
Чтобы красавца моего, долгами, что положены супругам
Не очень обременять.

Розита не дожидается ответа, выскакивает за лавки, громко хлопает дверью, оборачивается, приоткрывает дверь внутрь и высовывает язык.
Дразнится, значит. Она уже чувствует себя победительницей.

Картина шестая, разлучная.
Комнаты над бакалейной лавкой, где живут Степанида с Вильгельмом. Раздается робкий стук. Принаряженная Степанида открывает дверь, на пороге с букетом сирени стоит убитый радостными вестями Баранкин.
По его виду можно понять, что он пришел прощаться.

Баранкин (вручает букет):
Я крался закоулками.
Боялся вас компрометацией пред сплетниками посрамить.
Отныне положенье мое двулично.
Считайте, что бубонным образом я зачумлён иль прокажён,
И более встречаться вам со мной негигиенично.
Во избежание пупырчатого зараженья.

Степанида, ласково улыбаясь, слушает его смущенные откровения, но попыток рассеять неловкость пока не предпринимает.
Баранкин:
Сирени я нарвал для вас украдкой. На клумбах города
Везде развешан мой портрет, как злостного губителя цветов.
Пока вдовел, усердно флору рвал, теперь случилось
Мне возмездье за былые сантименты.

Степанида (кокетливо):
Я испугалась, что отныне утрачу привилегию вас лицезреть.
За кофием и сахаром вы в лавку не пришли, а я ждала
В назначенный судьбою час. Я загодя все приготовила по фунту,
Хотела видеть вас хоть лишнюю минуту.
И даже бублики вам с маком припасла,
Порадовать хотела аппетит мужской.

Баранкин (собирается с духом и выпаливает):
Случился исключительный момент: я более не вдов,
Прасковья возвернулась. Вся в перьях, с бантом, а раскраской -
Ну точно вывалилась из гнезда фламинго.
Для органов чувствительных моих виденье оказалось встряской. (горюнится)
Она явилась на рассвете, и сообщила, что есть дети!

Степанида (спокойно, почти равнодушно):
Оказия в перья̀х меня сегодня тоже посетила.
Питаю искренний восторг, что вы, презрев момент неоднозначный,
Набрались храбрости прийти,
Ведь у меня для вас уже готов ответ.

Баранкин (с надеждой):
Вы гоните меня? Уж лучше вы, своей рукой,
Ведь собственными силами позорно я ослаб,
После явления Прасковьи. Боюсь, потенциал совсем иссяк.
Зачем я только к вам пришел, какой же я дурак... (сокрушается)

Степанида (улыбается):
Нет, не дождетесь выгонянья, даже не надейтесь!
Вас вскоре ждет презент.
Но для начала ужин и вино,
Я приготовила куриные котлеты и бордо.

Баранкин (уныло):
Мой статус покачнулся, я больше не вдовец.
Но счастия свалившегося я не ощущаю. Должны вы презирать меня за то,
Что я подлец, и предложение руки и сердца забираю.
Прости, Степаша.
Я сам себе теперь не собственность своя,
Отныне есть жена и даже ребятишки.
Я вот принес, как обещал, Вильгельму книжки. (двумя пальцами протягивает стопку книг, перевязанную бечевкой с трогательным бантиком)

Степанида осторожно, также, двумя пальцами, словно боится подцепить заразу, берет, и откладывает в сторону книги. Затем накрывает руки Баранкина своими ладонями, а после прижимает к груди всего мужчину, вместе с его невзгодами, и утешающе гладит по голове.

Степанида:
Фламинга непутевая достигла глаз моих. Сегодня в лавке проявилась.
Уж больно шустро егозила, давить закона буквами пыталась,
Фраппировать детьми старалась. Утопленница наша
Живей живых всех оказалась. Не скажешь даже,
Что под мутною водой в глубинной тине эти годы обреталась.
Резва, бесстыдно розова, отчаянно перьяста.
Какое ж тут, простите мой французский, бл...

Баранкин своей ладонью закрывает женщине рот, и не дает очернить безгрешные уста рвущимися на свободу непечатными выражениями. Правда, очень точно выворачивающими сложившуюся ситуацию сутью кверху.

Баранкин:
Не надо, Стеша!
Степанида отводит его руку, и целует в ладонь.

Степанида (улыбается):
Хотела я сказать:  фелисите, блаженство.

Баранкин:
Я к вам не должен был являться нынче. Иску̀са малодушного
Не смог преодолеть. Последний раз, пока я на свободе,
Еще разок хотел вас лицезреть. (целует даме руку)
А завтра я даю Прасковии развод, призна̀ю за собою слабость,
Что я неутомимый любодей, гроза всех барышень и дам,
Как оказалось...
Прости меня, я сознаю -
Своим враньем я ставлю жирный крест на будущем с тобой.
Лишь об одном, Степашенька, молю: не разлучай меня с Вильгельмом.
Уж очень привязался я к нему.
Глобус, и рогатку новую успел я посулить мальцу.

Степанида:
Что за упадок духа, право, Феодорий Нилыч, ведь мой ответ на предложенье
Вас удивить не должен.
Мы будем вместе, вы, Вильгельм, и я.
Отныне - безвозвратно - мы семья!

Баранкин:
А как же дети и развод?

Степанида:
Я все продумала - пусть он произойдет.
Уж если местом непристойным судьба к нам повернуться захотела,
И суждено в глазах людей вам стать прелюбодеем,
Тогда решенье ваше всей душою я поддержу, и участие, посильно, окажу.
Чтоб точно греховодником прослыть, конфузию нам надо совершить.
Вдвоем.
Для этого при всем честном народе, средь бела дня,
Вы страстно поцелуете меня.

Баранкин (возмущенно):
Я не смогу обескуражить вас прилюдно, ведь этим поцелуем,
Невинную я репутацию сгублю, и статуса престижного лишу.
От взглядов сплетников у вас, и так, все платье в дырах,
А после - станет точно решето.

Степанида:
Мой милый, но иного нет пути,
Лишь так свободу сможем обрести.

Баранкин:
Но это отразится на торговле!

Степанида (лукаво):
Я опасенья ваши сердцем понимаю, и даже, где-то, разделяю,
Но по секрету вам шепну: они напрасны,
Ведь не торговле бакалеей счастье.

Баранкин (пылко):
Зачем я благородным уродился? Ведь я, считай, три жизни загубил.
Я вас в мечтах Баранкиной уж звал, Вильгельма - каллиграфии учил.
О боги, что я натворил?

Степанида:
Не убивайтесь, Феодорий, на месте пепелища вскоре будет жизнь,
Которую в Париже мы устроим.  На смену старой и исполненной невзгод
Придет малюсенький росток, он будет лучше, крепче прежней жизни,
В нем нет вакантных мест для розовых фламинг.
Мы эту лавку продадим, на три билета до Парижа хватит.
Уедем вместе, ну а там - как бог решит.

Баранкин не может поверить в свалившееся на него счастье. Придавленный хорошими новостями и грезами о будущем, в котором не будет розового цвета, он падает пред Степанидой на колени.
Женщина следует за ним, как нитка за иголкой.

Степанида:
А как у вас с французским? Ведь писарей,
Собаку съевших на каллиграфической науке по пальцам можно сосчитать.
Мне, например, повстречались только двое:
Вы, мой будущий невенчанный супруг, ну и Петраркин,
Сослуживец ваш. Не надо ревновать -
Мы не встречались с этим господином, это точно.

Баранкин (на чистейшем французском):
Се ля нё пуре па этр мьё! Как говорится,
Французский говор для меня, что рыба для воды.
В нем чувствую себя в естественной среде. А если исхитрюсь -
Ловчей Петраркина  на языке лиризма изъяснюсь. (смеется, подыгрывая Степаниде)

Степанида:
Вот и славно.
Завтра подпишите согласье на развод, и - адью.
А я тем временем билеты нам куплю.
Баранкин:
Я недостоин состоянья, в котором смею пребывать.
Я вас люблю невыразимо, чего уж тут скрывать.
И нужных букв расположенье от счастья я вдруг позабыл,
Лишь смутно помню, что до нашей встречи я никого так не любил.
Слова не лезут из меня, они толпятся у прохода,
И сами не идут, и рифме ходу не дают. И их все больше,
Почкованьем они размножились во мне,
Я задыхаюсь, Степанида, и это - от любви к тебе!
Я сам не знаю, что хочу, а если согласишься, то тогда в Париже
Я каллиграфии тебя с Вильгельмом обучу!

Баранкин склоняется к руке Степаниды, она запускает ладони в его волосы.
Степанида (стеснительно):
И я вас сильно полюбила.

Когда они сливаются в поцелуе, то резко распахивается дверь, и в комнату вваливается Розита вместе с маменькой, главной сплетницей Копылихой, и еще несколькими персонажами. Розита начинает вопить, призывает всех разделить с ней неправедное возмущение, и примкнуть к осуждению бесстыдного  прелюбодеяния.
Степанида хватает веник и выгоняет незваных гостей. Баранкин пытается объясниться, но никто его не слушает.

Картина седьмая, внезапная
Полдень следующего дня. Контора стряпчего. Баранкину сейчас предстоит сознаваться в неудержимом сладострастии.
Розита собрала всех свидетелей и участников действа.
Степанида стоит рядом с любимым мужчиной, то и дело поправляет ему и без того, ровно повязанный галстук, оглаживает лацканы сюртука, и снимает невидимые пылинки. Одним словом, ведет себя по-хозяйски, и чувствует себя полновластной женой писаря.
Свидетели вчерашнего их с Баранкиным скромного грехопадения хихикают, и перешептываются, наблюдая за ее действиями.
Степанида не обращает на сплетниц никакого внимания, она уже почти незаконно замужем, полна достоинства и равнодушна ко всему, кроме Феодория Нилыча. Она готова в любой момент, впиться в избранника губами для поддержания его греховодной репутации, или если у свидетелей возникнут сомнения.
В тот момент, когда Баранкин берет в руки перо, чтобы поставить крест на будущем своего рода, и определить для будущего потомства фамилию бывшего мужа Степаниды - "Кошкины", у крыльца конторы останавливается экипаж, из него появляется мужчина с повязкой на глазу и кучей разновозрастных младенцев.
Дети видят Розиту, и кидаются к ней с криком: "мама, мама", но тут же разбегаются по сторонам.
Свидетели, непосвященные в подробности кульбитов Розитиной судьбы, недоумевают, откуда взялась эта компания.

Розита - пирату (недовольно):
Ты глаз-то шире распахни - Наполеон и Сулейман в фонтан полезли,
Наташка на кустах висит, Жасминкина нога торчит в собачьей будке,
А Джек застрял в заборе. Егорий, ты к чему привез детей,
Ведь мы с тобой условились, что я решу проблему за пять дней.
Лишь трое суток тебе надо потерпеть, в одно лицо потомство лицезреть.
А ты присмотр осуществляешь ровно в половину глаза. Вторая доля для чего,
Прелестниц выявлять? Ну ты шкодливая зараза!

Пират (оправдывается):
Розита, не занудствуй, право, детишек много, я - один.
Позавчера новорожденных я случайно в гостинице забыл,
Ну а вчера тройняшки в сквере заблудились. Троих я потерял,
Но семерых нашел, с собой забрал. На четверых семейство округлилось.
Своих от несвоих не смог по памяти я отделить,
А сами отпрыски не сознавались.
Поэтому до кучи принимай, теперь они все наши.
Ты мне не говорила, что они без устали орут, везде карабкаются,
И постоянно просят каши!
Розиточка, спаси меня от них, возьми с собой хоть половину. (умоляюще)

Все присутствующие с любопытством наблюдают, как грозный пират, с повязкой на глазу умоляет Розиту. Она равнодушна к его мольбам.
Егорий прибегает к последней возможности, достает козырь из рукава.

Пират (угрожающе:)
Не то я в Глазго убегу, ведь там в порту,
Еще с апреля пришвартован наш "Мышьяк",
И мужики давно зовут обратно, им без меня никак,
Толковый нужен им вожак.

Розита (наигранно сюсюкает):
Ути бозе мой, Еголь у нас вдлуг вспомнил, сто он глоза молей ?! (треплет его по щеке)
Позол и слам! Ведь нас узасный флибустьел не мозеть лазлецить детей!
Как глабить в моле он пойдет? А ну как музыки узнают,
Сто без зены Лозиты станисек с пистолетиком не сыссет
Толковый их возак.

Пират смущается, и не перечит Розите, понимает, что она в чем-то права, за годы из незаконного брака он обленился, и в бытовых вопросах привык полагаться на супругу.
Розита:
Егор, хоть ты пират, а все же сказочный дурак. Как ты сумел
Потомство перепутать? Забыл? У наших глазок некомплект.
Ведь это ты, собственноручно, лишь торопливостью своей
Дитя̀м презентовал дефект. Эх, ты... Разбойник и злодей... (насмешливо)
Какая ж ты гроза морей, один пиратский экстерьер
Остался от тебя.

Пират (оправдывается):
Я брал лишь тех, которые в очках. Сличи портрет, коль мне не веришь.
(достает фотокарточку и зеркало, сравнивает снимок с собой)
Они же все как на подбор чернявы и смуглы, точь-в-точь как я,
В их возрасте, и даже глазки вразнобой. Сто раз тебе я говорил,
Их надо пронумеровать. на спинах цифры написать.

Розита (сетует):
Как не ко времени твоя промашка! Мне от Баранкина нужна бумажка,
Которую теперь он вряд ли даст, раз наша неземная страсть,
Как рыба, вышмыгнула из воды при всем честном народе.
Как Федьку в блуде обвиню, когда видали все мою погрешность?
Зачем тебе нужна была поспешность? Сидел бы в номере,
Детей сортировал. А нынче ты для нас устроил трагический финал,
Фиаской сделал мне опять крушение надежд.
А какая баронесса вышла б из меня... (в сердцах)

Баранкин и Степанида переговариваются глазами. Он спрашивает ее мнение - она дает свое согласие.
Баранкин (громко и торжественно):
Пока я здрав душой и крепок духом,
С единодушного согласия невенчанной супруги,
Ради спокойствия чужих детей, призна̀юсь,
Я - прелюбодей! Сдержаться не могу при виде писаной красы,
Настолько, что топорщатся усы.

Свидетели совещаются, и отказываются признавать Баранкина любострастником, поскольку фраза "про усы" явное преувеличение, и попытка водрузить на себя чужую вину.
Обман состряпан наспех, и пошит белыми нитками.
Усов Баранкин никогда не носил.
План на грани срыва.
Тогда Степанида берет писаря за лацканы сюртука, и впивается в его уста смачным поцелуем.
Свидетели настороженно переглядываются, Степанида настолько искренна, что все хотят закричать ей "верю", но еще сомневаются.
Поэтому окончательно не доверяют пустившемся во все тяжкие писарю и бакалейшице.
Здесь явно зарыта какая-то собака.

Степанида:
Вы все сейчас видали, как вместе с Федором мы обликом упали.
Личины блудные при вас мы оголили.
Для сохранения их брака нет причины.

Мать Розиты вскидывает руки в мольбе, и обращаясь к подругам-сплетницам истошным голосом взывает к справедливости.
Мать (голосит):
Что ж деется такое на земле, мы зятя в руки отдаем змее!
Пока вдовел мужик смиренно по Розитке,
Покоя не давал он этой паразитке. Облюбовала нашего красавца,
Свела с ума и сделала мерзавцем. Прелюбодейством Федьку заразила,
Полигамѝю на него распространила.
Отныне в лавку я к блуднице ни ногой.
Слыхала, Степанида, - черт с тобой. (плюется)
Давись сама крупой и кофием своим, а мы теперь - заморское едим.
Мне новый зять омаров и кальмаров привезет,
А у тебя без нас пущщай вся гречка пропадет,
Но ни крупинки нашему семейству в рот не попадет.

Степанида берет Баранкина под руку, и тянет к выходу из конторы.
Степанида (через плечо):
Вам Федор из Парижа весточку пришлет.

Мать:
Вы только поглядите на нахалку, ведь даже не оспорила.
Она мою дочурку объегорила!

Копылиха (усмехается):
Матрена, глазюки распахни, Егор при вас остался.
Обфёдорила, ты сказать хотела? Так это уж их собственное дело.
Твоя мадамка, что в перья̀х павлина, не хуже мужичонку отхватила,
И даже деток народѝла. (оборачивается к Степаниде)
Ну, стой-ка Степанида, не спеши. 
Ты, стряпчий, - расчехляй карандаши,
Сейчас с товарками мы быстро сообразим, кому отсель бежать в Париж,
Кому на ровном месте потерять престиж.

Копылиха медленно и аккуратно выводит буквы и проговаривает по слогам.
Копылиха:
"Прилюбодельцем  Федьку не кляну, а непутястой я Парашку признаю". (удовлетворенно потирает ладони)
Теперь не свадьба ей, а вместе с маслом шиш.
Бери бумагу, стряпчий, что сидишь.

Мать Розиты мечется между подругами, пытается выхватить карандаши, но они оказываются проворнее, слюнявят грифели и что-то царапают на листах.
Мать:
Вы, бабы, словно с разума все соскочили,
Пошто на нас вы кляуз настрочили? Вы молодость свою забыли?
Подумаешь, Розитка начудила, с кем не бывает,
Коль любовь башку девчонке закружила. 
Нам срочно надо замуж на Егора, вот прямиком отсюда,
И без разговора.

Мать Розиты складывает руки в мольбе и давит на жалость. Свидетели не верят матери, чья дочь форменная кукушка, раз пыталась подкинуть в гнездо Баранкина чужих птенцов.
Мать (жалобно):
Ведь деточки у нас.
Свидетели непреклонны, они пишут заявления, в которых Розиту называют вавилонской блудницей, и ждут, пока стряпчий запрет их писанину в сейфе.
Затем поздравляют амнистированных грешников с возможностью вступить в новый брак, и законным образом продолжить славный род потомственных писарей Баранкиных.

Появляется отец Розиты с бутылью росянки в обнимку, предлагает всем выпить за здоровье молодых. Все выпивают и приходят в радужное настроение, начинают восхищаться честностью Баранкина, преданностью Степанды и предприимчивостью  Розиты, а также метаморфозам судьбы.

Сами Баранкин и Степанида во всеобщем перформансе не участвуют, они, взявшись за руки, удаляются в книжную лавку, покупать первое совместно нажитое имущество - глобус для Вильгельма.

Карнавал в конторе стряпчего выходит на новый уровень: Розита и мать рыдают, пират отовсюду вынимает детей, но они вновь расползаются. Егор одиноким глазом подмигивает Розитке, оказывает поддержку, значит, а заодно намекает, что до совершеннолетия малюток не собирается бросать дуреху, по причине чувств и притяжения к ярко-розовому цвету.

Фон Брюквин на глазах свидетелей разрывает сложившиеся о пиратах стереотипы - он белая ворона среди коллег, ром не употребляет, и довольно устойчив к иным дурным пристрастиям и горячительным возлияниям. Ему неведом вкус росянки, и поэтому он немного приуныл, ведь по завещанию папеньки Леопольда бароном он сможет стать лишь при наличии законного наследника.
Планы обогащения вновь под угрозой срыва.

Мать - отцу (шепчет):
Ну, старый дурень, выход наш. Пришла пора нам сделать эпатаж.
Детишек надо нам признать, как собственно собой рожденных,
Раз молодые оказались в условиях стесненных.
Мы скажем, что пять лет вдвоем  питались только мандрагорой.
От корнеплода будто к нам былая лихость возвернулась,
Симпатия поймала в сети, закономерно от нее сформировались дети.
А чтоб пред смертью и соседями нам не срамиться,
Решили от родительства мы самоустраниться.
На дочь родную скинули обузу,
И каждый год ей отправляли карапузов.

Отец (подозрительно):
Старшому сколько, года три? Ты на меня, мать, не смотри,
И хоть телесно я поник, душою - резвый озорник.
Характером я свеж и бодр и патогенный корнеплод сгрызу,
Как юный бобр. А вот с тобою нам грозит конфуз,
Какой родится карапуз у старой кочерыжки?
Ведь мандрагора, я слыхал, на баб не так влияет,
Лишь спать охота от нее, да сильно к рукоделью тянет.

Мать отвешивает отцу подзатыльник за напоминание о женском возрасте вкупе с овощами, потом целует пораженное место, и что-то жарко шепчет. Видно, обещает золотые горы и новую, тройную, порцию росянки. Отец сомневается, торгуется, но потом соглашается.

Отец и мать тут же, в конторе стряпчего, усыновляют скопом весь Розиткин приплод.
Пока чернила еще не просохли и свидетели не разошлись, отец зажимает в угол, и страстно целует одурманенную росянкой Копылиху. Она временно теряет дар речи и возможность сплетничать. Непривычное состояние приводит женщину в недоумение, заставляет вытаращить глаза и отдаться во власть похитителю дамских сердец.

Мать (наигранно возмущенно):
Ах ты ж, старый блудодей, едва мы обрели детей,
Ты в тяжкие дела сорвался, малюток даже не стеснялся.
Нет, жить отныне я с таким беспутным срамнико̀м не стану.
Уж лучше в Африку махну, и выйду замуж там за обезьяну.
У них, я от Копылихи слыхала, моральный облик вовсе без изъяну.
Вот выберу самца там пожирней, да заведу от милого детей
И старых воспитаем вместе.
Тебе ж, Кузьма, - развод, немедленно развод!
Не хочешь - так сигай в пучину вод, как дочь вчерась учил.
Вдовство мне тоже подойдет. Соседушки, вы все видали?
Берите вновь карандаши, и все пишите от души,
Как мой старик с ума сошел, блудить с Копылихой пошел.

Свидетели слегка сбиты с толку участившимися грехопадениями, но послушно берут листки и карандаши, вычеркивают фамилию "Баранкин", а вместо нее вписывают "Гадюкин".

Мать подмигивает отцу, после этого он со спокойной совестью удаляется в угол, к росянке. Копылиха подсаживается к нему. Они то и дело чокаются и опрокидывают рюмки. Постепенно голова Копылихи склоняется на плечо мужчины, они на два голоса затягивают песню про любовь, настигшую одинокие сердца в зрелые годы.
Мать тем временем уединяется на крыльце с пиратом.

Мать:
Егорушка, сынок, придумка есть, как нам, не опорочив честь,
Добыть тебе баронство. Сейчас на все мои слова
Послушно скажешь слово "да" и кончатся мытарства.
Фон Брюквин мало, что понимает, но робеет перед авторитетом тещи и со всем, сказанным ею, соглашается. Матрена по-родственному поправляет повязку на глазу пирата.

Мать:
Мыслишка тюкнула меня. Ведь мы с тобой и так семья?
Коль сумасшедший день такой, что все прилюдно блудозвонят,
Мы отставать не станем. Я объявлю, что старику давно с тобою изменяла.
Что мандрагора на его мужскую силу не влияла,
Лишь пучило его, да мучило отрыжкой, а, может,
Он, по дурости своей, и вовсе перепутал с кочерыжкой.
С рожденья не способен он иметь детей. (маленькая месть за напоминание о возрасте)
Что дед росянкой увлечен (а это всем известно).
Пока старик ее хлебал, под носом у него захороводился у нас с тобой роман,
И детки наши народились от тебя.
Ты - мой таинственный супруг, и мне отныне без тебя не мило все вокруг.
Ты скажешь - любишь лишь меня и без меня несладко.
Егор, ты понял, что такая вот фиктивная раскладка?
Потом поженимся с тобой, детишек ты усыновляешь и стряпчему бумаги оставляешь.
Он дальше сам все сообразит.
Как только забаронишься , то я ударюсь в блуд.
Я поцелую старика, ты сразу скажешь мне "пока" и выгонишь домой,
И станешь жить с Розиткой.  А сплетникам всем скажешь,
Что по африканским правилам ты венчаный супруг.
Кто может законов ихних знать? Правильно, никто.
А справку с людоедским штампом дай время - сгоношим.

От осознания, что баронство вот оно - только руку протяни, Егор, вопреки пиратским принципам, соглашается на аферу.
Стряпчий, совершенно замороченный происходящим, рвет все предыдущие бумаги и составляет новую, согласно которой:
матерью детей (по ее словам) является Матрена Гадюкина, пенсионерка 60 лет.
отцом - барон Георг фон Брюквин, по профессии - гроза морей.
На всякий случай в документ вписаны:
Кузьма Гадюкин, бывший супруг новобрачной и промежуточный отец детей,;
Розита Гадюкина-Баранкина, как дочь матери ее детей и промежуточного отца, а заодно как женщина, которая бездоказательным образом могла произвести на свет пятнадцать детей от бывшего супруга Феодория Баранкина, который отцовства не признал, по причине временной смерти супруги пять лет назад.
Еще четверых детей неизвестного происхождения в документ вписали карандашом до тех пор, пока их не затребуют настоящие родители.

Эпилог, доказывающий цикличность жизненных процессов.

Пока в конторе стряпчего происходят массовые грехопадения, принявшие эпидемический характер, Розита, никем не замеченная, покидает помещение.
Ведомая голосом свыше, женщина, словно зачарованная, идет в лес.
Она  видит, как высоко в небе, не касаясь елочных макушек зависло нечто плоское, формой напоминающее крышку от кадушки с огурцами или блюдо для пирогов.
Летающее блюдо из серебристого чрева испускает поток яркого света. Волшебный объект лучом нащупывает Розиту и засасывает внутрь себя. Она не сопротивляется.

Спустя неопределенное время женщина открывает глаза в ослепительно белой комнате, с круглыми окнами, за которыми в кромешной тьме, мелькают крупные многоугольные звезды различной величины.
Дама оглядывает комнату, себя, и собственное нагое тело, стыдливо прикрытое простынкой. Почему-то это не смущает ее.
Апатичное состояние Розита списывает на дурманное послевкусие от росянки. Ее веки устало смежаются и дама погружается в приятные сны, зарекаясь никогда более не употреблять отцова розелья.
Когда глаза открываются в следующий раз, первое, что притягивает к себе внимание - висящее на вешалке прекрасное зеленое платье необычайно узкого покроя. Привлекательно переливающееся, словно из чешуи.
"Ткань богатая, но ненашенский фасон, без турнюра, бантов и перьев. Должно быть, пошито по американской моде", - догадывается Розита.
Ее жизненный опыт предупреждает о грядущих неприятностях и нескором возвращении домой посредством увлечения чужеродной модой и легкодоступными платьями.
Она поворачивает голову в сторону и видит группу в белых халатах не то людей, не то ящериц всех оттенков зеленого и коричневого, с круглыми глазами и поперечными полосками зрачков.
От группы отделяется одно существо, цвета болотной тины, широкоплечее с длинными ресницами на единственном глазу. Второй - прикрыт повязкой.
За чужестранцем волочится длинный хвост. Сущность подходит в поверхности, где уже ощутимо подмерзла Розита, склоняется над ней и раздвоенным ярко-синим языком суетливо тянется к устам, коих до последнего времени касался только фон Брюквин.
Женщина вертится, и пытается ускользнуть от щекотливой процедуры.

"Очешуеть, - делает вывод Розита, основываясь на подсказках богатого жизненного опыте, - неужели все опять повторяется? Нет, только не это".
Невольно вспоминается, как она случайно провалилась в заброшенный колодец. Долго-долго летела, даже притомилась, а оказалась на другом конце земли,  в Японии. И если бы не ее кошачья живучесть и умение приспосабливаться к обстоятельствам, а также необъяснимая любовь господина Ямамото к русскому фольклору, бог знает, какие беды могли с ней приключиться.
В тот раз она вернулась домой спустя два года, и сразу получила от соседок-сплетниц прозвание - "Бедося".
И если бы по возвращении Бедося не пошла на реку полоскать белье, то давно бы уже была замужем за каким-нибудь, возможно, приличным мужчиной. (хотя, с ее везеньем, на приличного рассчитывать не приходится).
Что подтолкнуло ее в тот раз высоко взмахнуть над головой мокрым пододеяльником, лишь Мирозданье ведает. Бедосю  подхватило порывом ветра и унесло аж на африканский континент.
И там ее выручила смекалка.
Правда, пришлось на три года стать жертвой шаманских, но исключительно романтических, обстоятельств. Пришлось поголодать пока привыкла к рагу из червяков, не без этого, но зато освоила искусство плетения юбок из травы.
Ее тогдашний супруг в племени считался щеголем.
А уж какие пироги она научилась печь из личинок долгоносиков - пальчики оближешь.
Ее шаман уминал про три порции.
Эх, золотое было время, бездетное...
Ярко-синий язык дотянулся-таки до ее ушной раковины, и прервал череду воспоминаний. Смело заполз внутрь, дама слегка передернулась и кокетливо хихикнула:

Розита:
Ах, оставьте, мне щекотно!

Зеленый ящер (на чистейшем русском):
Придется потерпеть,
Эксперимент науки ради.

Розита (с придыханием):
Давно меня терзает очень научный интерес, сколько яиц за раз под силу отложить Ящерице приятной наружности тридцати двух лет?
И про себя, разглядывая американское платье: "Где наша не пропадала, авось, и отсюда выберусь".