К началу спектакля Штольцы, разумеется, опоздали. Капельдинер подобострастно распахнул перед ними дверь центральной ложи, когда интрига на сцене уже завязалась.
Агата важно прошествовала по короткому проходу, разделяющему два ряда кресел, села слева, а на свободное место рядом с собой подчеркнуто заботливо поставила Йорика.
Служащий не дрогнул ни единым мускулом удивления, будто каждый день встречал в театре дам с пресс-папье. Он, повидавший изнанку праздника жизни, был уверен, что современные особы деликатного пола со сдвинутыми набекрень, вроде шляпок, мировоззрениями, все как одна оригиналки и чудачки. Но это головная боль их мужей. Судя по виду этого господина, его личная мигрень нынче разгулялась на славу.
По крайней мере, бутафорская черепаха, рассудил капельдинер, не будет шнырять по залу, как Ульрих, любимец княгини Шелкопрядовой, хорек с остро оточенным музыкальным вкусом и не менее заостренными зубами.
Штольцу пришлось устроиться одному, в кресле справа от прохода. Расстояние между ними было не бог весть какое, всего-то полтора шага, но все же он предпочел быть рядом с супругой.
Размолвка случилась, как ему казалось, на пустом месте: Агаше приспичило именно сегодня начать приобщение к культуре нового питомца, Штольц категорически возражал против животных в людном месте. Давным-давно, еще в доагатные времена, на званом вечере, где он выслеживал злостного брачного афериста, ручной хорек некой дамы испортил ему брюки и изобразил жирный крест на полугодовом расследовании.
- Порфирий Платоныч, ну поставьте же себя на его место, - взывала женская логика к мужскому здравому смыслу. Пути убеждения были столь извилисты, что Штольц с трудом удерживал в себе суть беседы. - Только представьте, вот мы с Йориком уйдем приобщаться к культуре, а вы останетесь один. В темноте, с мышами.
- Я не боюсь мышей.
- Потому что вы самый сильный и самый храбрый. Вам не страшна даже самая огромная мышь в мире!
- Капибара.
- Кто у бара?
- Капибара. это самый большой грызун в мире.
- Вот! Вам даже не страшна ужасная капибара.
Да уж, кого-кого, а капибар он точно не боялся. Да если хоть одна из них встретится на его пути, он незнамо что с ней сделает. В бараний рог свернет! Может, и вправду, он самый смелый, и еще какой-то там?..
От Агашиной, лестной для кота-мышелова, похвалы самомнение Штольца выгнулось дугой, встопорщило усы и шерсть на загривке, и едва удержалось от того, чтобы не потереться о хозяйку за блюдечко молока.
- Йорику впервые в жизни выпал шанс побывать в настоящем театре. Нечасто встретишь черепаху со столь высокодуховными взглядами и поэтичной окрыленностью, а вы со своей окостенелой картиной мира пытаетесь лишить его удовольствия и культурного развития.
- Закостеневшей.
- Что?
- Моя картина мира не "окостенелая", а "закостеневшая". Иными словами, устаревшая и неспособная к совершенствованию. Ты это имела в виду?
- Я имела в виду, что такому сердечному и сострадательному человеку, как вы, не к лицу изображать вымершего от занудства мамонта. Ну что вам стоит согласиться, Йорик будет сидеть тихо, как капибара. Ты ведь будешь паинькой? - Агата обратилась к черепахе. Йорик подмигнул.
- Вот видите, он обещал, - девушка повернула к мужчине черепаху мордочкой и покачала, будто бы соглашаясь.
Штольц озадаченно нахмурился, женская логика творила с мужской нечто фигуристое, заставляя изворачиваться наизнанку и принимать противоестественные формы.
- Агата, черепахе не место в театре. К тому же он кусается.
- Вам, Порфирий Платоныч, с вашими "прилично-неприлично" дай только волю, вы бы и меня никуда не брали. Везде гуляли бы в приличном одиночестве, и выглядели при этом неприлично счастливым. А я сидела бы одна, с капибарами...
- Не преувеличивай моей радости от одиночества. Женатому мужчине в приличном обществе неприлично выглядеть счастливым в отсутствие супруги. А потом, мыши не такая уж плохая компания.
- Ага, для кошки.
Штольц сдался, не зверь же он, в конце концов, чтобы лишать призрак черепахи духовного развития. И, как и предполагал, сразу же пожалел о кратковременной слабости воли.
Йорик хоть имел начищенный до блеска панцирь, праздничную ленточку на шее, ангельский нрав и всякие окрыления, упрямостью пошел в новообретенную хозяйку.
Ему вздумалось ползти в театр пешком, поэтому и Агата отказалась ехать в экипаже. "Благо, что погода прекрасная, и расстояние в несколько кварталов вполне располагает к моциону", - усмирял недовольство Порфирий. Они плелись еле-еле и в конце концов его терпение иссякло, тогда мужчина взял Агату за руку, пресс-папье неуважительно зажал под мышкой и практически силой привел в храм искусства.
Порфирий впервые оказался театре Шляппентоха, и, по глубоко укоренившейся полицейской привычке, принялся оглядываться и запоминать расположение фойе, коридоров, входов, окон и дверей. На всякий случай, вдруг именно сегодня произойдет извержение катаклизмов.
Небольшой полуовальный зрительный зал можно было назвать уютным. Вторую, меньшую часть помещения занимала сцена, обрамленная роскошным бархатным занавесом насыщенно-малинового цвета.
Порфирий сосредоточился на представлении. На фоне искусно выписанных художником-декоратором кустов сирени и ажурной беседки невысокий, щуплый мужчина производил благоприятное впечатление на пышнотелую спутницу, то складывая на груди руки, то возбужденно всплескивая ими. Дама смущалась, но всей распахнутой душой, прикрытой летней шалью, тянулась к кавалеру.
Героиня интенсивно поскребла за ухом и сообщила спутнику, что закусали комары. Тот сердобольно посочувствовал ей, вручил ветку и посоветовал: "сбивайте кровососов на подлете".
Невинная, на первый взгляд, фраза окатила Штольца ушатом ледяного конфуза. Он сжал кулаки, вонзив ногти в ладони, надеясь, что боль вытеснит неловкие воспоминания. Но предательская память, как брошенная любовница, была неожиданна, коварна и мстительна, и явно не признавала Порфирия за повелителя.
Ему снова десять лет. Дача в Сестрорецке, где летом он живет с матерью, а отец приезжает в пятницу и остается до понедельника. Матушка водит знакомство с соседскими дамами, а он, Пуффель, - с их разновозрастным потомством.
Его тогдашняя симпатия, Верочка Чернобуркина, родители которой снимали дачу по соседству, в то лето проявилась барышней смешливой и легкомысленной. Все это вкупе с тягой к авантюрам, французским романам и любви к засахаренному черносливу располагало неискушенного Штольца к грешным мыслям.
Ему уже давно мечталось прослыть дамским угодником и дуэлянтом, как Герман Косоглазов, который дважды целовался с подругами сестер и даже подрался с Хвостинским за романтическое послание одной из них, в виде фантика от конфекты с многообещающим названием "Дезирэ", что в переводе с французского означало "желанный".
Поскольку Пуффель с рождения обладал исключительно здравым смыслом, то уже в десять лет понимал, что нельзя получить все и сразу, надо остановиться на чем-то одном. Для начала пусть будет подпорченная беспорядочными поцелуями репутация, определился он. Дуэлянтом он станет позже, при первом удобном случае. Возможно, тоже поколотит здоровяка Хвостинского.
Юный Штольц, в силу понимания момента, принялся приучать барышню Чернобуркину к мыслям о предстоящем грехопадении.
Из-за скудных романтических познаний ему не пришло в голову, что намного проще полюбовно изъясниться с барышней, на минуту уединиться за углом веранды, и кратковременным лобзанием щечки, покрытой персиковым пушком, сразу обоим приобрести безнравственный опыт и утратить целомудрие. Утратить совсем чуть-чуть, самую капельку, чтобы родители не заметили.
Но он не был бы истинным Штольцем, если бы избрал цель, а не путь. Волочился за Верочкой он отчаянно, с молодецкой удалью.
С кровожадными воплями Порфирий внезапно выпрыгивал из кустов перед предметом страсти, надеясь уложить ее в аккуратный обморок и с бессознательной барышней сотворить пагубное деяние. Верочка наигранно пугалась и закатывалась от притворного ужаса столь усердно, что белками выпученных глаз напускала на сердце незадачливого ухажера холодок и трепет. Но при этом твердо стояла на ногах и зачем-то складывала губы хоботком. Должно быть, намекала, что его пустословные ухаживания для нее что слону дробина, и без черносливины, положенной в хоботок ему рассчитывать не на что. Непонимание потребностей женской натуры уже тогда нервировало будущего судебного следователя.
Дабы вместо дурной репутации не приобрести заикание, он решил сменить тактику на более безобидную. Теперь, глядя на Верочку, он романтически вспыхивал щеками, смотрел на нее то с томлением, то с искорками в глазах. Он раздобыл коробочку с черносливом и принялся изо всей силы укрощать строптивицу: прикармливал сладостями и напускал на нее нескладным французским чары, соответствующие обстоятельствам, с помощью цитат из матушкиного романа.
Барышня, как скороспелый помидор, дозревала быстро, таяла и млела, с каждым днем становилась все более прирученной: задумчивой и покладистой. Казалось, вожделенное падение нравами не за горами. Вот-вот он подберется к ней вплотную и клюнет губами персиковую щеку.
Мысленно он сотню раз отрепетировал, но не учел одного - при многочисленных достоинствах у Верочки был один недостаток. Незначительный, но перевешивающий все положительное, что томилось в ней.
Верочкин легкий нрав оказался отягощенным завистливой подругой по имени Инесса Туфелькина. По прозвищу Инфузория.
Инфузория была на полголовы выше худосочного Пуффеля и на два пуда тяжелее. И не хуже сторожевого пса блюла репутацию легкомысленной Верочки. Именно ее зловредность и гигантские габариты вместе с напутствием отца сыграли роковую роль в дальнейшей судьбе Штольца, навсегда искоренив в нем донжуанство и ловеласничество.
Час Х, определенный для падения нравами, настал.
Штольц все продумал до мелочей: пока их родители станут пить чай, он расположит Верочку соблазнительными речами и увлечет за угол. Там, в укромном уголке, за корытом с дождевой водой, устои расшатаются, и, как молочные зубы, выпадут прочь.
Все шло по плану. Пуффель разливался соловьем, вываливая на Верочку все, что знал о лягушках, жабах и бородавках. Барышня ахала и охала, пребывая в восторге от красноречия кавалера, и, когда окончательно охмелела, изъявила огромное желание воочию увидеть лягушачье потомство.
Пуффель мысленно потирал руки, прощался с добрым именем и представлял, как явится в гимназию с лихо сдвинутой на затылок фуражкой. Одноклассники сразу поймут, что от его репутации тихони остались только руины. А дальше - держись Хвостинский.
Первая часть плана прошла как по маслу, он был бодр и настойчив. Верочка выпятила в его сторону надутую щеку, словно больная зубом. Только Пуффель потянулся губами к флюсу - откуда ни возьмись, появился кулак Инфузории. С воплем: "У, кровосос!", богатырша размахнулась и закатала ему смачную оплеуху. Незадачливый ухажер не удержался на ногах и повалился в корыто к головастикам.
Барышня Чернобуркина, моментально презрев завязавшиеся меж ними узы страсти и съеденную коробочку чернослива, хохотала звонче всех, выпячивая на посмешище былую симпатию...
Штольц, разрумянившийся от неловких воспоминаний, поерзал и покосился на Агату: фуух, вроде не заметила изменений в его поведении. Она бы непременно пристала с вопросами, а мужчине не хотелось рассказывать об оплеухе от Инфузории и прививке от дамского угодничества.
"Запомни, Пуфф, - сказал тогда отец после того, как неприглядная история под всеобщие насмешки и хихиканье выползла на белый свет, - карты, коньяк, легкое дамуазо, даже дуэль - это все, что может позволить себе истинный Штольц. Но никакого безудержного распутства, раскачивания устоев, губернаторш, и иных жриц любви! Штольцы, как японские самураи, не имеют разрушительной цели - только путь созидания. Один из постулатов кодекса самураев гласит: сокол не станет подбирать брошенные зерна, даже если умирает с голоду. Не делай экспериментов с собственной жизнью - следуй проторенным предками путем".
Десятилетний Штольц не все понял из отцова напутствия про жриц любви и губернаторш, но соответствующие выводы сделал.
Когда на следующий день дачное общество, в котором он вращался, в полном составе собралось объедать кусты малины, Пуффель, как истинный самурай, не разбирая дороги, игнорируя Верочку, приблизился к Инфузории, поднялся на цыпочки, и прилюдно ткнулся губами в ее щеку...
Агаша поставила Йорика на бархатный парапет, чтобы духу черепахи было удобнее напитываться прекрасным. Штольц лишь надеялся, что пресс-папье, в отличие от него, не имеет неловких воспоминаний, заставляющих ерзать, и не свалится на макушки зазевавшегося в партере зрителя.
Субтильный актер на сцене пылко признавался героине в чувствах. Агата напряглась позвоночником, навострила уши, и всем вниманием устремилась туда. Штольц усмехнулся - романтическая особа его супруга.
Он перевел взгляд на сцену, там творилось смущательное. Кавалер по фамилии Баранкин притиснулся к даме, ловким прыжком подскочил, впился в ее уста и, не разлепляя поцелуя, медленно поехал с нею вместе вниз. Затем невероятным броском через бедро изогнул Степаниду в замысловатой позе и навис над ней.
"О, да этот Баранкин ловкач, владеет японской борьбой джиу-джитсу", - догадался Штольц, и преисполнился уважения к персонажу. Мужчина расслаблено откинулся в кресле и покосился через проход, словно примеряя, не испробовать ли на супруге подобные чувствоизъявления. А что, он бы смог не хуже Баранкина, ему известны некоторые приемы японской борьбы.
Агата, не отрываясь от пьесы, дышала с перебоями, потом часто-часто затрепетала ресницами и вместе с креслом чуть продвинулась в сторону прохода.
Уголок губ Порфирия плотоядно пополз вверх. Пальцы отплясывали на подлокотнике канкан. Совсем как удав, он мысленно прошипел, гипнотизируя дамское ушко и локон, выбившийся из прически: "Ближ-ж-же, ближ-же. С-с-смотри внимательно и з-запоминай: уже совсем скоро тебе, голубушка, на своей шкуре предстоит узнать каков он, альковный поцелуй с романтическим броском через бедро ".
Мысли Порфирия опасно направились в сторону, далекую от театрального действа. Он поймал негодниц в ежовые рукавицы и попытался сосредоточиться на зрелище. По сцене металось ярко-розовое пятно, напоминающее курицу, случайно угодившую в чан с жидкой марганцовкой. 
До появления в его жизни Феклуши Штольц ничего не имел против розового цвета, а некоторые его оттенки, такие как у летнего заката или цветущих каштанов ему даже нравились. Но с тех пор сыщик стал относится к любителям назойливого розового с некоторой опаской.
- Агаша, - шепотом позвал супругу Порфирий.
Недовольная тем, что отрывают от действа, она на секунду обернулась с отсутствующим видом, посмотрела сквозь мужчину и вернулась к представлению.
От воплей актрисы уши Штольца скрутило до желудочных спазмов, а от неустанного мельтешения зарябило в глазах. Мужчина поразился тому, насколько точно эта дама сочетается с его представлением о трудностях существования в одном помещении с любительницей розовых выкрутасов.
По зрительному залу прокатился ропот, похоже, сыщик не был единственным, чье чувство прекрасного пострадало от встречи с чудом в перьях.
Гул нарастал, зрители протестовали. Когда возмущение достигло апогея, на сцену выехала...
Тут Штольц, который давно ничему не удивлялся, совсем по-агашечьи округлил глаза и поразился бездонной, как дырявый карман сюртука, фантазии авторов.
... на сцену выехало нечто, напоминающее железнодорожную дрезину с огромным, ведер на десять, стеклянным сосудом в центре. От бутыли, в которой пенилась, клокотала и искрилась розовая субстанция, тянулась система трубок, змеевиков и шлангов. Четверо мужчин с широко растопыренными усами управляли дрезиной, изображая пожарных, облаченных в белые мундиры с розовыми позументами и блестящие серебряные каски. Они интенсивными движениями качали ручной насос, приводя в неистовое бурление субстанцию.
Дрезина сделала круг по сцене, остановилась, двое пожарных размотали скрученные гидранты, и ...
Пораженные неожиданным действом зрители замолчали, гадая, чего ожидать от режиссерского решения. Самые отчаянные бесстрашно хихикнули, надеясь, что у постановщиков не хватит духу вывозить зрителей в розовом сиропе.
Пожарные, посмеиваясь людской наивности, нагоняя страху, навели гидранты на посетителей, затем задрали их вверх, точно боевые слоны собственные хоботы, и выпустили в потолок искрящиеся струи, которые под потолком раздробились и свернулись в симпатичные шарики мыльных пузырей.
Актриса в розовых перьях плюхнулась за рояль, притаившийся в кустах, и заиграла бравурный марш. Немолодая пара, изображающая ее родителей, взялась за руки и принялась отплясывать барыню.
Розовые искрящиеся пузыри медленно оседали на головы гостей, приводя особо впечатлительных в дивный восторг, заставляя подпрыгивать и ловить внезапную радость.
Двое пожарных неистово качали насос, другая пара обрабатывала зрительный зал экстрактом росянки необыкновенной. По всему помещению разливался приторный малиново-карамельный аромат.
И весь пожарный квартет распевал песню о творящемся в душах чувствительных дам пожаре, которые не сможет затушить ни один обыкновенный мужчина. Сие подвластно лишь пожарным. Дамы, влюбляйтесь в пожарных, иначе они влюбятся в вас.
Агата настолько молниеносно выскочила из кресла, перегнулась через ограждение и потянулась за пузырями, что Порфирий едва успел ухватить одной рукой ее за то место, где ранее располагался турнюр, а другой пресс-папье. Мужчина похвалил себя за быстроту реакции и затянул добычу в ложу. Добыча сопротивлялась, и рвалась туда, где творилась мыльнопузырьковая феерия.
Порфирий крепко удерживал трофей, и видел, как из соседних лож и собственных декольте свешивались дамы с вскружившимися головами. Мужчины вроде его самого затаскивали спутниц внутрь. Те, кому посчастливилось заполучить места в партере, выглядели несказанно счастливыми. Основная масса росяночного сиропа досталась им.
Пожарные допели песню, поклонились, получили порцию аплодисментов и букетов. Дрезина сделала круг почета по сцене и отбыла за кулисы. Возбужденные зрители расселись по своим местам, но атмосфера в театре изменилась до неузнаваемости, вместо недоумения теперь царил неистовый восторг. Зрители, а особенно их деликатная половина, на ура принимали повороты сюжета.
Штольц силой усадил Агату, которой не досталось ни одного, даже самого малюсенького пузырька, рядом с собой, попытался вынуть черепаху из ее обиженных рук, но она остановила его:
- Не трогайте, Йорик уполз в партер, боюсь, он потеряется.
- Ничего с вашим Йориком не случится, погуляет и вернется. Нашел же он как-то нас в гостинице, - так же шепотом ответил Штольц, но на всякий случай оглядел зрительный зал
Местоположение Йорика в данную секунду легко отслеживалось. Он ползал между рядов и хватал за лодыжки взбудораженных росянкой посетителей, напуская электрических мурашек. Гости по очереди вскакивали с мест, дергались и почесывали укушенные призраком места.
Персонажи на сцене вернулись к тому, на чем остановились. Сюжет пьесы крутился и вращался, как игрушечный волчок, вокруг мытарств Розиты. Актрису, как видно, санобработка росянкой внутреннего состояния не миновала, она куражилась пуще прежнего, с утроенной силой. Порфирию начало казаться, что она вот-вот скользким куском мыла выскочит из платья и явит миру прелести, коими ей удалось завлечь в свои сети пирата.
Штольц закатил глаза - пирата! Подумать только, до чего может докатиться фантазия некоторых писателей. Ему стало несколько обидно за обыкновенных мужчин, служащих интересам империи не покладая ума и получающих за это регулярное жалованье, а не процент от награбленного.
Драматурга обыденная мужская служба, как видно, не удовлетворяла. Неизвестному автору хотелось, словно в боксерском поединке, эффектно столкнуть существующие стереотипы и дамские грезы, любоваться красочным боем и гадать, кто же победит.
Штольц поставил на грезы. Они, подпитанные розовым сиропом, были основательно раздуты, крепки, как никогда, и готовы принять пирата, иными словами грабителя и убийцу, за эталон мужественности. Перечеркнуть и оправдать все, содеянное разбойником на пиратской службе во имя любви. И деточек.
Выяснилось, что пират прицельно стрелял не только по мирным кораблям, но и собственную наложницу не обошел снайперским вниманием. За пять минувших лет пара произвела на свет пятнадцать ребятишек.
Порфирий не удержал в себе ехидный смешок, чем навлек немилость Агаты. Его супруга, как видно, забыла все, чему научилась в медицинской школе, а также существующие законы природы, раз приняла как данность безумное количество деточек. Впрочем, в профессии супруга Розиты она также не разглядела подвоха. Ну подумаешь, пират, с кем не бывает.
Объявили антракт.
Штольца настораживала покорность и неразборчивость Агаты. Мужчина вспомнил, с каким жаром она убеждала его в неправдоподобности сюжетов Хрулевской, и решил, что ей срочно надо на воздух.
В фойе, куда они направились, фланировали нарядные зрители и радостно озаряли собой пространство. Официанты, снующие между ними, разносили подносы, предлагая гостям отведать лимонада из росянки. Агата было потянулась, но Порфирий перехватил ее руку, обвил кренделем вокруг своей и повел искать источник свежего кислорода. Двери театра оказались на запоре, и им прошлось на одни пролет подняться по лестнице, где Штольцу удалось открыть окно. Пока девушка напитывалась вечерней прохладой и возвращала себе способность связанно думать, мужчина пытался объяснить свои опасения насчет напитка. Неизвестно, сказал, его происхождение, а также компонент, который придает напитку розовость и искристость.  Агата не сочла доводы убедительными и надулась более прежнего:
- Обратите внимание, Порфирий Платоныч, все иные мужчины в этом заведении сплошь джентльмены и приятные кавалеры. И не ведут себя со своими спутницами, как дикие африканские фельдфебели, которые только на прошлой неделе слезли с пальмы, и по мановению волшебной палочки оказались в сливках местного бомонда.
Штольц, нечувствительный к ее критике, ухмыльнулся и шепнул на ухо:
- Как думаешь, мне бы пошла юбка из травы?
- Кольцо в нос! Вот оно бы вам очень пошло, раз ведете себя, как неразумное и упрямое существо.
- Больше не буду, - неискренне покаялся Порфирий.
- Здешние мужчины не командуют спутницами, не решают, что им надеть и не меряют размеры декольте. И у всех дам, если вы успели заметить, в руках бокалы с лимонадом!
- Неизвестно, что это за жидкость, и почему ее так настойчиво разливают.
- Но если мы не попробуем, то никогда этого не узнаем!
- Значит, не судьба, -  заключил Штольц, и, дабы перевести разговор со скользкой темы на более устойчивую, потряс пресс-папье, которое все это время носил под мышкой. - Йорик тут?
- Нет, давно его не видела, - Агаша, как ослик за морковкой, послушно пошла за иной темой разговора, - в последний раз он мне попался на глаза, когда ползал в партере за духом мужчины с гривой седых волос...
Она не договорила и остановилась как вкопанная перед довольно большим портретом в траурной рамке:
- За этим! - возвестила она. - Вот этого человека Йорик гонял по залу.
- Любезный, - Штольц подозвал служащего, - кто этот господин?
- Господин Шляппентох, основатель сего храма искусств, - благоговейно пояснил собеседник.
- Что с ним произошло?
- Приказал долго жить. Чудовищная смерть, чудовищная.
Агата сочувственно качала головой:
- Что с ним произошло? - и видя колебание капельдинера, не смутит ли он подробностями нежные девичьи ушки, интимно поделилась, - я доктор, мне можно знать.
- Он скончался от заблуждения и разочарования. Мы, служители муз, - люди, тонко воспринимающие действительность, - жеманно произнес мужчина, явно относя себя к представителям лицедейского образа жизни.
- Что послужило причиной смертельного заблуждения?
Капельдинер от тяжести воспоминаний лишился возможности изъясняться словами. Он, словно мим, хватался за горло, сердце, лоб, внутренний карман сюртука, и подавал тревожные знаки, что не в силах продолжать беседу.
- Если это вас так расстраивает, - смилостивилась Агаша, - то не утруждайтесь, мы сами узнаем.
Она двинулась в сторону их ложи и потянула за собой Штольца. Капельдинер, давно мечтающий сделать карьеру и перейти в артисты, трагично вскидывая руки, остановил их:
- Господин Шляппентох при жизни весьма тяготел к устрицам. И по драматургическому праву считал, что они отвечают ему взаимностью. Вы только представьте, что из-за подлости и коварства одного морского гада насмерть разочаровался в жизни талантливейший человек, с абсолютным музыкальным слухом. Он сгорел в одну секунду, так же, как и жил, торжественно и пламенно, будто танцевал фламенко.
- Господин Шляппентох умер во время танца? - спросил толстокожий Штольц и посмотрел на спутницу, Агата предположила:
- Поскользнулся на устрице?
- Как же это прозаично! Модест Семеныч обожествлял и превозносил устриц над всеми иными гастрономическими изысками. Буквально возвеличил их сущность до небес. И вот в один далеко не прекрасный день, едва он открыл рот, чтобы полакомиться, раскрыл створки раковины, полил содержимое соком лимона и... устрица протестующе запищала. Ее писк был неуместен и фальшив. Мимо нот! Вы понимаете глубину трагедии?! Господин Шляппентох наивно не ожидал от моллюска подобной какофонии и удара в спину. Его сердце не выдержало разочарования, и жизнь прервалась.
- Вы правы, чудовищная смерть, - согласился Штольц, - никому не пожелаешь умереть от фальшивого писка устрицы.
- Они умерли в один день и час.
- Кто? - Штольцы непонимающе переглянулись.
- Модест Семеныч и устрица. Их похоронили вместе, как неразлучных друзей.
- Простите, сударь, а что же случилось с устрицей? - сердечно спросила Агаша.
Капельдинер вновь принялся кривиться, и ломать руки и пальцы. Пантомима "Нет, только не это. Умоляю, не заставляйте меня вновь переживать тот день..." нашла своего зрителя, Штольцы от души похвалили актера. Он поклонился и продолжил словами:
- Трагичная смерть во цвете лет. Она бы могла жить и жить. Возможно, даже стала бы матерью для прекрасной жемчужины.
- А точнее? - в Порфирии проснулся сыщик.
- От неожиданности господин Шляппентох захлопнул створки раковины и случайно отдавил моллюску голосовые связки. Это стало для устрицы смертельным ударом, как оказалось, она мечтала о карьеры певицы.
- Бедная, бедная устрица, какая нелепая смерть, - губы Агаты жалостливо скривились, и она всхлипнула. Порфирий ухмыльнулся и получил чувствительный тычок под ребра.
- Не стоит так убиваться, сударыня. Певицы из нее не вышло бы, она была исполнена пустых надежд, ведь ее вокальные данные от рождения страдали какофонией.
Раздался спасительный звонок, приглашающий вернуться к продолжению пьесы, Штольц с облегчением вздохнул: "потока слез не будет", и увлек девушку в ложу.
Агата вновь подозрительно быстро с головой ушла в пьесу. Штольц не мог сосредоточиться, внезапная смерть Шляппентоха и устрицы не давала ему покоя. Странное место, все здесь подозрительное. Он решил, что надо держаться настороже.
Тем временем розовая дама на сцене к чему-то склоняла кавалера полной дамы с веткой. Баранкин выглядел пришибленным и покорным. Агата побелевшими от тревоги пальцами вцепилась в бархатную обивку ограждения и шептала: "Только не соглашайся!"
Пока девушка переживала, Штольц придвинул свое кресло вплотную к Агашиному. Она в тревоге обернулась к нему и уперлась своим носом в его:
- Они хотят, чтобы Баранкин обрек Степаниду влачить внебрачное состояние, - поделилась тревогами Агаша.
- Им это не удастся, - уверил ее супруг, - Баранкин не выглядит размазней, он знает приемы джи-джитсу.
Исполненная благодарностью Агаша нащупала руку Штольца и переплелась с нею ледяными пальцами. Он накрыл ее другой ладонью.
Действие продолжалось. Одним глазом Штольц следил за тем, что происходит на сцене, другим за подпрыгивающими в партере зрителями. То ли это розовое снадобье имело долговременный возбуждающий эффект, то ли это были проделки Йорика.
Баранкин почти сдался! Эх, зря Порфирий поверил в него. Агашины руки нервничали, тянули его за пальцы, пересчитывали фаланги и всячески протестовали против Розитиного нахальства. Порфирий успокаивающе гладил их, но все напрасно.
Баранкин колебался, бегал глазами по закоулкам, искал укрытие. Было явственно видно, что план бывшей супруги ему претил, но апломб, с которым она воскресла из реки, и внезапность момента застали безотказного писаря врасплох.
Баранкин собрался с духом, чтобы объявить Розите решение, но тут из ложи справа высунулась грузная дама, в которой некогда ведший светскую жизнь Порфирий узнал княгиню Шелкопрядову. Она запихнула обратно то, что от возмущения вырвалось из декольте, махнула огромным веером, как крылом, и завопила:
- Баранкин, будь человеком! Там же деточки!
Княгине вторил Ульрих, ее любимец, известный всему Петербургу хорек с тонким музыкальным слухом и кусачим характером.
Из третьего ряда поднялась другая дама и крикнула княгине:
- А если бы ваш муж?..
- Я уже двадцать лет вдова, но если бы у меня вдруг завелся новый муж или старый воскрес, то я приняла бы их обоих хоть с дюжиной детей. По причине врожденного благородства души.
Партер и ложи включились в диалог:
- Заводится только моль, а мужей умужевляют!
- Степанида, ты презренная разлучница! И бакалея твоя давно стухла!
- Нельзя жениться ради чужих детей. Сначала роди своих, вот тогда и женись на ихней матери!
- Пират, сознавайся, от кого прижил детей. Старшему на вид двадцать лет.
- Необходимо наступить позывам плоти на глотку. Деточки не должны расти без отцовской ласки.
- Степанида, бросай свово задохлика, иди за меня взамуж. У меня в Тамбове ткацкая фабрика. Мальчонку усыновлю.
- Баранкин опорочил невинную Розиточку! Беспутник эдакий, в монастырь его! Молись и кайся!
- Бедная Розиточка, мерзла, скиталась, а лиходей Баранкин ей даже весточки не прислал!
- Чего ее жалеть? Ваша Розитка нигде не пропадет. Дамы, держите от нее подальше своих мужей. Вон она глазюками так по ним и шарит!
- Все они мужики, прелюбодеи поганые, им лишь срамота надобна!
- Дамочка, не стоит всех мужчин мерить по Баранкину, среди нас есть и приличные, вовсе без срамоты.
- Белого кобеля не измажешь дочерна!
- Вот хоть убейте, но это точно куцый Баранкин блудил с кухаркой моих соседей. Я его со спины узнала! Их застали оголившимися под кухонным столом. У него должен остаться шрам на седалище от собачьих зубов. Писарь, сымай штаны, будем определять тебя на отцовство!
Актер громко всхлипнул, и ухватился за пояс брюк, точно боялся лишиться своего сокровища на рабочем месте. Потом воровато оглянулся и мелким шажками припустил в сторону кулис, но после окрика остановился и вернулся на место.
- Держите Баранкина. Вон он, подлец, семенит от ответственности!
- Мы все видели, как он лобзал Степаниду. Ишь, какой целовальник бакалейный нашелся!
- У Фроськи Лапшиной тоже пятеро детей от пирата. Все чернявые и косоглазые. Брюквин, бросай Розитку, женись на Фроське, у ней ребятишек меньше!
- Не разводите их, пусть вчетвером воспитывают деточек! Ах, какая это будет семья!
- Третий, седьмой и одиннадцатый дитенок как две капли воды похожи на Баранкина. Четвертый и девятый - на Степаниду.
- Фон Брюквин, ты писаный красавец, женись на мне! У меня в год семнадцать тыщщ чистого доходу.
- Баранкин, беги! - выкрикнул какой-то молодой человек с галерки и захохотал, как гиена.
В зрительном зале стоял гул, персонажи потерянно жались друг к другу. Степанида затолкала под мышку горемычную Розиту и обе актрисы недружелюбно поглядывали на коллегу, исполняющего роль Баранкина. Фон Брюквин делал вид, что знать не знает рядом стоящих, он спустил повязку на шею, обнаружив под ней два зеленых глаза, и, приставив к ним ладони, вглядывался в темный зал. Пытался определить, которая из состоятельных дам сделала ему предложение. На всякий случай актер крикнул:
- Я согласен! Моя красота окупит ваши материальные расходы.
- Егорка, запоминай: Большая тележная, 17. Вход со двора. Стучать три раза. Спросить Клеопатру Петровну.
- Ко мне иди, у меня двадцать тыщщ и имение под Псковом.
- Наследство Баранкину надо, вон, как губы раскатал, со сцены свешиваются!
- Я точно знаю, у пирата именное стадо зубров объело всю траву в Саратовской губернии. Крестьяне голодают!
Агата переводила удивленный взгляд со сцены на разбушевавшихся, словно голодные чайки, зрителей и Порфирия.
- Они это серьезно? - удивилась Агата.
- Что?
- Хотят заставить Баранкина признать себя прелюбодеем?
- А что тебя смущает?
- Все! Розита где-то пропадала пять лет, потом вернулась, и вот те на, принимайте ее, попугаиху в розовом, с распростертыми крыльями, и деточек ее.
Тем временем на сцену вновь выползла дрезина, все повторилось, как и в прошлый раз, но без танцев и песен, по ускоренной программе. Пожарные яростно качали насос, другие розовыми мыльными пузырями усмиряли порывы и проводили идеологическую обработку зрительного зала. Приторный аромат росянки окутывал умы зрителей.
- А вы бы смогли отказаться от меня ради детей Нинель Арнольдовны?
- У нее нет детей, насколько я знаю.
- И все же, поступились бы мной ради деточек?
- Никогда не смей поворачивать мысли в эту сторону, а лучше вовсе выброси их из головы! - медленно и доходчиво, печатая каждый слог, произнес Порфирий. А чтобы смягчить грозное впечатление, впился в Агату неистовым поцелуем.
- Повторите, я не расслышала, - отдышавшись, попросила Агаша.
Штольц не ответил, все фибры души зудели, подсказывали, предупреждали, вопили ему о том, что пора покидать это странное место. Он поднялся:
- Агашенька, нам пора.
- Ни за что не уйду, иначе они совсем растерзают Баранкина.
Артисты на сцене стояли с открытыми ртами, явно не зная, что делать дальше. Росянки в дрезине было всего на треть, оставшееся зелье бурлило все сильнее. Мыльные пузыри становились активнее и наглее, некоторые, самые отчаянные, рискнули залететь в центральную ложу.
Штольц взял буклет со свободного кресла, скрутил трубочкой, второй вручил Агаше,  и яростно отмахивался от пахучих пузырей, как давеча Степанида от комаров.
- Баранкин, немедленно отдавай Розиточке развод, - бушевала Шелкопрядова.
Ульрих-младший, давно пребывающий под ее каблуком, впрочем, как и его предшественник, был напрочь лишен хорёчного характера, мужской солидарности и возможности произвести на свет потомство. И несмотря на то, что это с ним случилось по воле Шелкопрядовой, обреченный всю жизнь провести евнухом зверек подпевал хозяйке и тоже призывал Баранкина исполнить прелюбодейский долг.
Актер на сцене опасливо сделал прыжок в сторону кулис. Шелкопрядова и Ульрих пришли в негодование:
- Не сметь исчезать, не выполнив долг!
Тут уж Агата не сдержалась, перегнулась через перила, и ответила княгине:
- Не смейте ему приказывать! Баранкин благородный человек и должен сам сделать правильный выбор в пользу Степаниды. Нельзя отказываться от собственного счастья ради чужих людей.
Весь зрительный зал разом обернулся и злобно воззрился на Агату, сверкая розовыми искорками в глазах. Росяночные пузыри уже не вызывали в них былого восторга. Сладкая романтическая приторность от переизбытка зелья превратилась в агрессию.
- Деточка, какое может быть личное счастье, когда там невинные малютки растут безотцовщиной.
- Вы топчете его мужское "я"!  Он должен думать о Степаниде! Они целовались в сиреневых кустах, а вдруг она тоже теперь в положении? - Агата до пояса высунулась из ложи и непременно выпала бы, не удержи ее Порфирий.
Зря она это сказала, зрители загудели от негодования, похоже, подобный поворот сюжета не был предусмотрен. Шелкопрядовы, княгиня и Ульрих, на два голоса взвыли:
- Степанида в положении? Блудница вавилонская! Мессалина бакалейная! То-то к ней комары исключительно мужского пола слетались!
- Сама вы вавилонская, а Степанида порядочная бакалейщица! - дерзко ответила Агата, чем еще больше озлобила княгиню.
- Держите их! - скомандовала Шелкопрядова, указывая на Штольцев, и покорные её вИдению сюжета зрители, находясь под впечатлением росяночных испарений, расталкивая друг друга и создавая столпотворение, бросились к выходам из зала.
Порфирий немилосердно тащил девушку за собой по лестнице. Но фанатики оказались шустрее, уже поджидали их внизу. Агата выставила перед собой пресс-папье.
- Не подходите ближе, у меня здесь гипноз, - предупредила она, - и его очень много, на всех хватит.
Особенно не надеясь на Йорика она посильнее сдавила панцирь, прицелилась в княгиню, и Шелкопрядова остолбенела на месте с протянутыми руками, ужасно выпучив глаза и распахнув для воплей рот.
Все одурманенные воззрились на предводительницу и шарахнулись в стороны, словно боялись заразиться гипнозом. Она покачнулась, запрокинула голову и погрузилась в освободительный сон. Ульрих скакал по ней, словно по дереву. Преследователи переглядывались, желали разорвать неподходящие им убеждения Штольцев на мелкие молекулки, но из-за волшебного влияния Йорика опасались сделать первый шаг.
- Порфирий Платоныч, отступайте к выходу, я их задержу, - велела Агата, угрожающе выставив перед собой черепаху.
- Штольцы на прячутся за чужими спинами, - несколько высокопарно возвестил Порфирий и перехватил из ее рук пресс-папье.
Агата с большим облегчением передала оружие в более подходящие для этого руки.
- Как оно работает? - нервно поинтересовался Порфирий пытаясь вытрясти из Йорика толику животного магнетизма. Преследователи, когда поняли, что мужчина не владеет техникой прицельной стрельбы гипнозом, воодушевились и приготовились к нападению,
- Наведите на цель и сдавите панцирь. Двумя руками. Сильнее!
Йорик признал в Порфирии хозяина и без передышки отчаянно вспыхивал рубинчиками глаз. Штольц затолкал Агату в тыл и, отстреливаясь гипнозом, медленно пятился к выходу. Смельчаки-материалисты, которые пытались атаковать неверных, получив удар гипнозом, замирали в причудливых позах.
Ульрих, оставшись без руководства, озабоченно заглядывал в лицо княгини. Но довольно быстро пришел в себя и вспомнил, зачем все тут собрались. Зверек хищно ощерился, и тут же получил свою порцию месмеризма. Ульрих повалился в руки княгини, словно домашний котенок. Голова хорька запрокинулась, розовый язычок свесился набок. Агата, увидев его, лежащим кверху лапками, смягчила свое отношение к неприятному хорьку, уж очень умильно он выглядел.
Штольцы медленно отступали. Агата практически висела на плечах Порфирия, с любопытством разглядывая из-за его уха поле битвы и пересчитывая остолбеневших противников. Йорик стрелял все реже и слабее, оказалось, что в нем содержится ограниченное количество гипноза, а для восстановления требуется некоторое время.
Агаша придержала дверь для Порфирия, и они выскочили под проливной дождь.
Взявшись за руки, они бежали по улицам, скрываясь за деревьями и кустами. Оставшиеся необгипноженными фанатики еще некоторое время организованно преследовали их, потом потеряли из виду, но совсем не отставали, время от времени выскакивая из подворотен, как чертики из табакерки.
Редкие прохожие под зонтами оглядывались вслед неприлично скачущим через лужи мокрым Штольцам и крутили пальцами у виска.
Почему-то никому из них не пришло в голову взять экипаж. Влажные юбки девушки облепляли ноги и сковывали движения, несколько раз Агата спотыкалась, чуть не упала, но Порфирий крепко держал ее за руку, а другой прижимал к себе опустошенного Йорика.
У Агаши, отвыкшей перемещаться бегом, кололо в боку. Порфирий, давая им обоим передышку, увлек девушку во дворы и запихнул в щель между домом и сараем, а следом сам ввинтился в узкую щель, прикрывая ее своим телом от всего мира.
Агата тяжело пыхтела ему в плечо. Мужское дыхание, казалось, от беготни ничуть не пострадало. В щели было довольно тесно, поэтому Агаше пришлось крепче прижаться к Порфирию. Руки девушки сами заползли под сюртук. Мужчина удивленно воззрился на нее: "не время и не место". Она виновато, насколько позволяли стесненные обстоятельства, пожала плечами, мол, ничего не могу с собой поделать, они сами. И пробежалась пальцами по штольцеву позвоночнику. Мужские руки, отделившись от сознания, самопроизвольно пересчитывали пуговки на спине мокрого платья.
Самым разумным в щекотливой ситуации оказался Йорик. Он, зажатый между человеческими телами, выскользнул и упал на ногу Штольцу. Сыщик охнул и вывинтился из спасительной щели, огляделся по сторонам - погоня вреде бы отстала, да и дождь прекратился.
Штольцы, оглядываясь, перебежали мостовую и оказались в сквере. Там, скрытые растительностью, беглецы немного смогли передохнуть.
Единодушно плюхнулись на скамью, отдышались.
- Видела бы ты свое лицо: "Порфирий Платоныч, отступаем...", - мужчина, подражая Агате, комично округлил глаза.
- Штольцы не прячутся за чужие спины, да? Даже за спины жен? - в тон ему спросила Агаша.
Мужчина и женщина переглянулись, заново переживая приключение, и одновременно засмеялись. Они хохотали громко, неприлично, хватаясь за животы, и смехом сбрасывая напряжение, приобретенное от похода в театр.
Просмеявшись, они взялись за руки и двинулись в сторону своей гостиницы.  Их сцепленные ладони раскачивались вверх-вниз от хорошего настроения и приятной компании.
Как же мало человеку надо для счастья, всего лишь сухую одежду и еще кое-что незначительное!
- Хочу мороженого, - заявила Агаша, - много!
Девушка раскинула руки и плашмя повалилась на кровать.
- А что нам мешает его получить? Ресторан еще открыт.
- Ууу! Это опять надо одеваться? Нет уж, увольте, лучше потерпеть до утра.
- Тогда уж до обеда, к завтраку мороженое не подают.
- Ну какой же вы скучный, не упускаете возможности позанудничать.
Штольц опять озадачился вихляниями женской логики. Не далее как час назад, пребывая в экстремальных условиях, она не считала его занудой. Это совершенно точно! Он, как истинный самурай, был собран, смел, отчаянно поражал фанатиков черепашьим гипнозом, Агаша смотрела на него как на героя! Но стоило переступить порог их временного пристанища, все вернулось на круги своя. Разве он так уж переменился?
- Тогда закажем в номер. Тебе, как всегда, клубничное?
- Нет, ни в коем случае! Оно слишком.... э... розовое.
Штольц понимающе улыбнулся:
- Шоколадное, ванильное или карамельное?
- И то, и другое, и третье. И можно без хлеба! - крикнула ему вдогонку Агаша.
Штольц в дверях обернулся, покачал головой: "немыслимая сладкоежка", и отлучился добывать лакомство, а когда вернулся, то устало опустился в кресло.
У Агаши, наоборот, усталости не было ни в одном глазу. Не находя покоя, она кружилась и назойливо мельтешила перед ним влажными кудрями и домашним платьем.
Мужчина приглащающе постучал по коленке, девушка воспользовалась предложением и с размаху плюхнулась на указанное место. Штольц охнул и прижал ее к себе.
Агашины руки вновь забрались под сюртук и выудили из внутреннего кармана театральный буклет, неведомо как там появившийся. Наверное, он сунул его туда по инерции, как бумажник, когда менял мокрую одежду на сухую.
- "Прекрасная росянка" поставлена по мотивам "Лавочки на Главной площади"! Я читала ее в Париже. Порфирий Платоныч, то-то какое-то назойливое дежавю не давало мне покоя, и имена персонажей мне показались знакомыми. После вторжения Иоанны Хрулевской от оригинального сюжета там мало что осталось.
- Хрулевская? Ты не ошиблась? - Порфирий взял книжицу и пролистал, а после встревожено вскочил. Агаша едва удержалась на ногах и не шлепнулась на пол.
- Собирайся, ты немедленно уезжаешь домой, - распорядился Штольц. Его благодушное настроение сделало пируэт и без остатка растворилось в пространстве.
- Прямо сейчас, без мороженого? Не поеду, - заупрямилась девушка.
- Да пойми ты, - Порфирий обхватил ее затылок и сжал щеки, не давая пошевелиться, - профессиональное чутье мне подсказывает, что здесь становится опасно.
- Только мне?
- Я мужчина.
- Я уже слышала - Штольцы не прячутся за спинами...
- Да, поэтому ты утром уезжаешь, а я остаюсь.
- Я теперь тоже Штольц...
- Я должен сам во всем разобраться. Почему я сразу не подумал об этом?
- О чем?
- О том, что кому-то понадобилось наше присутствие в театре. О дурманных парах росянки, из-за которых зрители лишились способности разумно мыслить. А ведь мы сейчас могли быть среди них.
- Да, вы слышали, какую чушь несли дамы? Что надо отказаться от личного счастья ради чужого. Это не росянка, а какая-то поросянка...
- Собирайся, завтра с утра отвезу тебя на вокзал и посажу на поезд.
Агаша словно не слышала его, а продолжала возмущаться:
- Если бы хоть одной из этих глубоко моральных дам передала привет фиктивная супруга избранника, то они бы по-другому рассуждали.
Штольц виновато отвел глаза, возразить было нечего. Раздался спасительный стук в дверь. Она встрепенулась, но мужчина успокоил:
- Должно быть мороженое и кофе принесли.
Десерт, еще полчаса назад так манивший ее, оказался почти безвкусным, словно школьный мел. Тем не менее Агата пересилила безвкусие и проглотила две порции, ванильное и шоколадное, карамельное подвинула ему, как самая заботливая супруга в мире. Зная его аскетичную натуру, она предполагала, что для себя он закажет только кофе.
Пока Порфирий, погруженный в невеселые мысли, невыносимо медленно, почти равнодушно, тыкал ложечкой и мял шарики мороженого, оно совсем раскисло и приготовилось превратиться в молочную лужу.
А мороженое, как всем известно, тщеславно, и не любит невнимания к собственной персоне, сразу начинает кукситься. Надо было срочно спасать его.
Агата не разделяла надуманных тревог супруга и в данный момент более всего следила за судьбой десерта.
Она до блеска облизала давно опустевшую ложку и забралась в его вазочку. Штольц даже не заметил похищения. Опомнился лишь тогда, когда его ложка заскреблась по дну. Мужчина обозрел умиротворенно откинувшуюся на спинку стула Агату и три пустые вазочки.
- Тебе же будет плохо! - воскликнул он.
- Мне будет хорошо. Очень хорошо.
О, как она ошибалась, а ведь Порфирий предупреждал ее!
На утро Агата никуда не уехала просто потому, что не смогла покинуть брачное ложе. Оказалась прикованной к нему цепями ангины.
Пробежка под дождем и неумеренное потребление мороженого вышли ей боком. Лишили голоса, возможности глотать, а взамен дали жар и лихорадку. И почти безумие для супруга. Обмен был равноценный.
Всю беспокойную ночь она то мерзла и жалась к нему в поисках тепла, то отталкивала, жалуясь на жару. К утру Порфирий совсем перепугался, что вот-вот останется вдовцом, и послал за доктором.
- Ангина, - возвестил врач, проведя осмотр. - Зловредное заболевание, особенно часто приключается летом. Чересчур прохладные напитки, сквозняки, мороженое. На что вы жалуетесь, чем ваша супруга повержена?
- На мороженое.
- Весьма распространенный случай. Его коварство известно с древнейших времен.
Доктор выписал рецепт, дал Порфирию рекомендации, как принимать лекарство, пить теплое, и чем полоскать горло.
- Доктор, у нее пропал голос!
- Уверяю вас, это не самое страшное, в этом даже есть некоторое преимущество. Зато она сама при вас, а голос для семейной жизни не самое главное.
- Но я привык, что она разговаривает!
- Много?
- Довольно много.
- Вот недельку и отдохнете, - доктор сквозь стекла очков критически обозрел всклокоченного Штольца и к рецепту добавил еще пару строчек: "Для супруга пациентки - спиртовая настойка пустырника. По столовой ложке три раза в день. Если тревожность не пройдет, то дозу увеличить до четырех раз".
Штольц посмотрел на странного врача. Что-то знакомое было в его облике, но совершенно точно, Порфирий впервые видел этого господина.
Довольно молод, примерно одних лет с ним, высокий, русые волосы, явно плохо покоряющиеся расчесыванию, простоватое, но открытое и приятное лицо, которое очки совсем не портили.
- Извините, не расслышал вашего имени, - полюбопытствовал Штольц.
Доктор понимающе улыбнулся. До запоминания ли имен этому господину, когда, по его представлению, жена вот-вот отправится в иной мир. Доктор еще раз представился:
- Иван Сергеич. Доктор Овчинников.
- Штольц, Порфирий Платоныч, - привычно продолжил знакомство сыщик, и задумался: нет, имя доктора ни о чем ему не сказало.
- Очень приятно. Мне пора, пациенты ждут. Если будете соблюдать предписания, то через недельку ваша супруга будет, как новая.
- Не надо новой, пусть будет как раньше.
- Пожалуй вы правы, новую супругу заводить, что овцу в мешке покупать.
- Кота, - поправил Порфирий доктора.
Тот обернулся в дверях и задержал на Штольце взгляд темных глаз. И сыщик сразу все понял. Эх, не отсырел еще гипноз в его пороховницах, не дремлет старая добрая дедукция!
- Кроты! Жужуточка! - воскликнул Порфирий, точь-в-точь, как Архимед знаменитое: "Эврика!". - Вы ее отец!
- Вы знакомы с Александрой? - насторожился Овчинников.
- И с Кошмарочкой, - подтвердил Штольц.
- Черт бы его побрал! - в сердцах чертыхнулся Овчинников. Кот за сутки проживания в доме уже успел изрядно набедокурить и завоевать "любовь" нового хозяина.
Порфирий пояснил:
- Не далее как вчера имел честь познакомиться с вашим семейством в парке.
- Уж не тот ли вы приятель Александры, с которым она намеревалась нынче отправиться на кротовью охоту?
- Он самый, - подтвердил Штольц. - Извинитесь за меня перед дочкой, сегодня охота не состоится. Возможно, в другой раз.
- Это вряд ли. Мы скоро уезжаем.
- Тогда передайте Саше от меня привет и счастливого пути.
- Передам.
Овчинников откланялся и направился к двери, намереваясь навсегда покинуть жизнь Штольцев, но задержался у столика, где лежал театральный буклет.
- Вы почитатель творчества госпожи Хрулевской? - как бы вскользь поинтересовался доктор.
Нарочитая небрежность, сквозившая в его словах, насторожила Порфирия. Он постарался ответить как можно более обтекаемо:
- Я бы не назвал нас с супругой горячими поклонниками ее творчества, но вчера нам довелось лицезреть пьесу авторства этой дамы. Это не было нашим выбором, мы получили приглашение.
- И каково ваше впечатление?
- Неоднозначное. Большинству зрителей оно пришлось по вкусу.
- А вам? - продолжал настаивать Овчинников.
- Мы окончательно уверились в том, что в мире много иных авторов, творчество которых нам ближе.
- На каждую овцу найдется охотник, - задумчиво произнес Овчинников.
- Белочку, - Порфирий поправил доктора овцелюба и по совместительству любителя поговорок.
- Что, простите? - рассеянно переспросил доктор.
- На каждую белочку найдется охотник.
- Пожалуй вы правы.
- В чем именно?
- С паршивой белки хоть шерсти клок.
Порфирий удивленно рассматривал доктора. С виду он производил впечатления приличного человека, но способностью нести чепуху превосходил даже Агату. Сыщик на всякий случай прикрыл дверь спальни, мало ли что ожидать от влюбленного в свою фамилию и народное творчество Овчинникова. Штольц сделал шаг к двери, надеясь, что доктор поймет его намек, но тот топтался на месте и уходить не торопился.
- Не желаете выпить чашечку кофе? - понял маневры доктора Штольц.
- У вас не найдется чего-нибудь покрепче?
Брови Порфирия ожили, ведь до полудня еще далеко, но он предусмотрительно промолчал и пригласил Овчинникова присесть. Налил коньяку в две рюмки, доктор свою выпил не раздумывая. Штольц свою отставил.
- Вы хотите со мной о чем-то поговорить?
- Эта дама опасна! Держите свою супругу как можно дальше от нее и ее творчества.
Штольц напрягся. Тревоги Овчинникова перекликались с его собственными.
- Вам что-то известно?
- Нет, почти ничего, к сожалению, - ответил доктор и задал встречный вопрос. - Что побудило вас отправиться в театр?
- Мы получили билеты от анонимного дарителя.
- Их отдали вам лично в руки?
- Нет, оставили у портье.
- Уезжайте! Немедленно уезжайте и никому не говорит куда едете. Быть может, так вы еще успеете спасти ваш брак.
Не далее как вчера тем же словами Штольц уговаривал Агату.
- Вы сказали, что уезжаете, - внезапно озарило Порфирия, - по той же причине?
- Отчасти.
Овчинников оказался таким же мастером обтекаемых фраз. Порфирий немного заволновался. Да еще вспомнились слова Жужуточки, что ее папа "самый умный", а значит, скорее всего, знает больше, чем говорит.
- Если вы пытаетесь мне что-то открыть, то милости прошу, если нет, то...
- Выслушайте меня! Возможно, это убережет вас от величайшей глупости, которой подверглась моя семья.
- К вашим услугам.
- Я получил должность в провинциальной клинике, и мы с Сашей вскоре уезжаем... - отрывисто говорил Овчинников, перескакивая с мысли на мысль. - У меня тоже была супруга, Лидия, а у Сашеньки мать...
- Она умерла?
- Нет, боже сохрани, жива-здорова. По крайней мере, я на это надеюсь. Она оставила нас.
- Романтическое увлечение?
- Если бы так, то я, пожалуй, был бы более спокоен. Уж лучше иметь осязаемого соперника, чем... Возможно, я мало уделял ей внимания, целые дни проводя на службе. Большую часть времени ей приходилось быть одной...
Доктор запустил руки в копну волос, и, словно наказывая себя, изо всех сил дернул.
- От скуки Лидия увлеклась книгами Хрулевской. Постепенно они столь глубоко вошли в ее сознание, что она увидела меня и окружающую действительность другими глазами. И этот мир ей не понравился. Она перестала быть собой, женой и матерью, забросила дочку. Лидия стала отождествлять себя с героинями любовных романов. Того, что мог дать ей скромный доктор ей перестало хватать. Ее женское начало требовало глубины восприятия, трагичности момента, интриг и страстей.
Память Штольца услужливо напомнила умчавшуюся в погоню за счастьем купчиху Куропаткину, их квартирную хозяйку, и впечатлительную Феклушу с влюбленностью в Прекрасную Клотильду.
- Я встречался с подобным, - посочувствовал доктору Порфирий.
- Тогда вы сможете меня понять. Я долго искал ее, мотался по разным городам, да все без толку. Однажды, в Рязани настиг ее, но она не захотела со мной разговаривать, а про дочку даже не спросила.
- Вы узнали, что гонит ее в дорогу, лишает покоя?
- Оказалось, таких, как Лидия множество. Они мотаются за своим божеством по городам и весям в надежде первыми прочесть новой творение. Хрулевская создала некое подобие секты, где главенствует и пропагандирует псевдосемейные ценности. Но я подозреваю, что это лишь верхушка айсберг, на самом деле, ее цели иные, более мрачные.
- Что ей может быть нужно от несчастных женщин?
- Да бог ее знает. Лидия из довольно состоятельной семьи. Возможно, именно обширным наследством смогла привлечь к себе внимание Хрулевской. Подумайте, что у вашей супруги есть такого, что может заинтересовать эту даму.
- Ничего не приходит на память. У меня нет сказочного богатства. Родители Агатаы не бедные люди, но далеко не набобы, - подумав сказал Порфирий.
Овчинников поднялся.
- Мой вам совет, как только ваша супруга поправится - немедленно уезжайте. Эта мадам ни перед чем не остановится. До вечера, как только освобожусь, зайду к вам проведать пациентку.