Они сидели на скамейке в больничном дворе. Утреннее тепло давно сменилось полуденным жаром, но Анне после ледяного подвала это было даже приятно. Странным образом она ощущала не упадок сил, а душевный подъем, вызванный одержанной победой. Анна знала, что спаслась не чудом. Еще не понимая, как, она выиграла битву сама. И это придавало ей уверенности в будущем.

Штольман, напротив, больше ни в чем не был уверен. Потустороннее и материальное смешались так причудливо, что ни логика, ни материализм, ни даже спиритизм не справлялись. Ни одно из очевидных решений не казалось достаточным. Попросить у Бабича перевод? А если и на новом месте продолжатся старые неприятности? О разлуке с Анной и речи быть не может, одна она будет в большей опасности. Остается искать в этом хаосе точку опоры, где бы она ни находилась.
- Нам противостоит не дух, - неожиданно заговорила Анна.
- Почему вы так думаете?
- Он хотел меня унизить, вымазать в грязи. Духи этого не могут, да и не хотят.

Штольман тяжело вздохнул. Он не сразу понял, что происходит что-то неладное. Анна замерла, словно что-то увидела. Но время шло, а она не шевелилась. Просто стояла и молчала. Он не выдержал и заглянул ей в лицо. Анна напоминала куклу: широко раскрытые глаза, плотно сомкнутые губы, безвольно опущенные руки. Штольман усадил ее – она не противилась. Позвал тихонько – не ответила. Веки медленно опускались и поднимались, дыхание было спокойным. Анна словно бы спала с открытыми глазами.
- Вас могли услышать, когда вы звали меня? – вдруг спросила она.

Штольман покачал головой.
- Я не повышал голоса.

Он прижимал Анну к себе и шептал ее имя, вкладывая в свой зов все напряжение страстного сердца, так тщательно скрываемого от посторонних глаз. Он взывал к ней, как она взывала к духам, к их личной силе, благодаря которой их души могли соприкоснуться даже тогда, когда это казалось невозможным, и прийти на помощь друг другу. И когда Анна дрогнула, оттаяла и вернулась к нему, он долго еще не выпускал ее из своих объятий, удерживая в том мире, который принадлежал только им двоим.

Окружающие ничего не заметили, кроме того, возможно, что опознание длилось довольно долго. Штольман вынес Анну на воздух на руках, но это никого не удивило. Случалось, и мужчинам делалось дурно при виде бренных останков. Петраченко проводил их понимающим взглядом и не стал докучать расспросами.

Скамейка оказалась идеальным местом для разговоров по секрету. Никто не мог подойти к ним незамеченным. Анна рассказывала обо всем подробно, до мельчайших деталей. Самым странным ей казалось то, что на платье не было ни пятнышка. И колодец, и грязь, и голос были так реальны! Штольман же помнил, что Анна не покидала его ни на минуту и не могла испачкаться.

Наконец, Анна закончила рассказ. Какое-то время оба молчали. Штольман думал, что ситуация запутывается еще больше. Итак, в первых двух убийствах имелось потустороннее присутствие: духи жертв вызвать не удалось, а убийцы говорили словами давно упокоившихся. Далее, оба виновника покончили с собой. Попытка вызвать дух самоубийц привела к тому, что Анна попала в ловушку.

Ловушка. Это слово всплыло из неясных догадок, логики и интуиции. Колодец душ, так, кажется, Анна назвала то место? Заманить в колодец и захлопнуть крышку. Но для чего? Унизить ее, как она сама считает? Есть много способов сделать это, не прибегая к мистике. Поработить? Это больше похоже на истину. Подчинить своей воле, угрожая заключить в колодце навечно. Или что-то третье?

Надо установить, кто они такие, эти Пахомов и Веревкина. Откуда взялись, как дошли до преступлений, и нет ли между ними связи. Не мистической через Затонск, а вполне прозаической.

Анна перебила его мысли.
- Если бы дядя был здесь, я бы спросила его, возможно ли это – вложить чужой дух в живого человека?
- Вы продолжаете думать, что преступления совершают духи?
- А вы нет?
- Делать такой вывод из двух фраз чересчур смело.
- Но все же нам помогло бы, если бы знали, возможно ли это. Знаете, что? – Анна схватила Штольмана за руку. – Я только вспомнила! Дядя говорил мне, что в этом городе живет медиум, с которой он познакомился в Париже. Он просил меня при случае передать ей поклон. Вот кто может нам помочь!

Штольман достал из кармана часы. Миновал полдень, ему пора было возвращаться в отделение. Им, мысленно поправил он себя.
- Пойдемте-ка на службу, - сказал он Анне. – Напишите этой даме и спросите, может ли она принять вас завтра после обеда.
- Я лучше спрошу, когда она свободна, - возразила Анна.
- Хорошо. Но не забывайте, что не менее четырех часов в день вы отныне должны проводить в отделении.

Анна нетерпеливо кивнула. Ее мысли были заняты иным. Они одновременно поднялись со скамьи и пошли через двор, не замечая, что с каблуков Анны осыпаются черные сухие комочки.