За юридические консультации спасибо Jelizawietе, за медицинские - Sowyatschokу.

Предупреждение

«Дымный рассвет, дымный рассвет, дымный рассвет встает.
Испуганным криком встречает петух
Поступь совиных рот...»
(Из сценария спектакля «Тень», театр ПГУ, 1976 год. «Марш кукол». Автор стихов - Валерий Ананьин).

Ранним утром в доме судьи Кудрявцева прогремел револьверный выстрел. Перепуганная супруга, решившая, что это было нападение и покушение, тут же послала за полицией. Антон Андреевич прибыл на место незамедлительно. Заподозрив новые происки Крутина, велел сообщить о происшествии Штольману, поэтому судебному следователю сегодня выспаться было тоже не суждено.

Однако, судя по всему, трагедия оказалась результатом стечения обстоятельств – как тяжелых, так и дурацких. Накануне состоялся суд над тремя офицерами, чьи действия привели к самоубийству Александры Ивановны Тобольцевой. Несмотря на усилия адвокатов, насильник Нелидов, женишок Светлов и обманщик Заливухин получили самое большое из возможных наказаний – лишения всех прав состоянья и двенадцать лет каторги *. Причем раскаяние и ужас от содеянного демонстрировал только Светлов. Остальные вели себя весьма вызывающе, и до последнего полагали, что обвинение окажется бессильным. Ведь после смерти Александры минули месяцы. Но Штольман выполнил обещание, данное самому себе, и дело было передано в суд со всеми скрупулёзно собранными доказательствами.

Кудрявцев в должности пребывал не первый год, но и на него обстоятельства преступления впечатление произвели тягостное. Когда все было кончено, судья отправился в клуб, где и попытался перебить мерзостные ощущения вином, а мысли отвлечь картами. А поскольку человеком был азартным, то и проиграл довольно много. И поставил в итоге на кон какую-то табакерку.

- Да вон она, - всхлипнув, кивнула на каминную полку жена Кудрявцева, - говорят, французскому графу принадлежала, которого на гильотине казнили. А муж очень к таким предметам… чувствителен…

- Оставь, Сима, - простонал с дивана раненный судья, совершивший крайне удачный промах, а потому – живой, - дурак, да… Пришел домой, ночь на исходе… Голова гудит. Мерзавцы эти, офицеришки мерещатся, девочка бедная… И проигрыш мой, вот как назло! Одно к одному! И табакерка… Ну, думаю, да пропади все пропадом, что за жизнь такая, не все ли едино…

- Что же ты такое говоришь, - бросилась к нему жена, - их осудили, по закону! Ты сделал так, что от наказания преступники не ушли. Значит, и надо дальше жить, а не стреляться. И обо мне – подумал ли?

Кудрявцев тяжело вздохнул, протянул ослабевшую руку, ловя ладонь супруги.

- Отдам я эту табакерку… Может быть, и хорошо, что проиграл. Ну ее!

… - Вот уж точно – «ну ее», - сказал на обратном пути Коробейников, - такое дело грязное до конца довел, а из-за безделушки – стреляться!

- Думаю, табакерка просто стала последней соломинкой в тот момент, - ответил Штольман.

По крайней мере, три негодяя, виновные в смерти Саши Тобольцевой, получили по заслугам. Не самая плохая новость очередного дня.

- А не мог все-таки Крутин как-то повлиять на судью? – задумчиво спросил Коробейников.

- Пока не вижу в этом никакого смысла, - пожал плечами следователь, - если бы Кудрявцев застрелился перед вынесением приговора, можно было бы говорить о желании гипнотизера затянуть дело Нелидова и его пособников. Дескать, нет справедливости в этом мире, всюду беззаконие и произвол. Но сейчас, когда все уже решено?

Хотя, расспросить людей, с которыми Кудрявцев играл, все-таки нужно. Не случилось ли в клубе чего-то подозрительного. Хотя госпоже Аникеевой вряд ли бы удалось туда проникнуть – слишком много народа пришлось бы морочить. Но среди соратников Крутина она, увы, не одинока. Досадно, что фигуры Аристократа и Доктора продолжали пока оставаться крайне размытыми.

Впрочем, вчера вечером, после разговора с Анной и неожиданного чаепития, Штольман отправился в больницу, где и побеседовал с Александром Францевичем. Тот, ожидаемо, не отказался помочь, и запрос в Петербургскую больницу, где лечилась Люда Голубева, был отправлен именно Милцем. Так же, как и письмо в Одессу.

… - Как давно вы сами знаете Ланге, Александр Францевич? – поинтересовался Штольман.

Доктор задумался. Снял очки, потер переносицу. Посмотрел на сыщика – серьезно и очень устало.

- Собственно, Яков Платонович, до его первого появления в Затонске, я видел Ланге один-единственный раз. В 1893 году, когда ездил в Петербург. Столкнулись мы случайно, и только разговорившись, выяснили, род занятий друг друга. Имя – да, было мне знакомо и раньше, так что сомнений в его личности у меня не возникло.

- У вас есть, к кому можете обратиться в Одессе, но так, чтобы наши подозрения остались в тайне?

- Не беспокойтесь, ЯкПлатонович. В конце концов, я тоже имею полное право заподозрить, что с моим… коллегой что-то не так. И пожелать выяснить правду.

- Подвергать опасности вас мне бы тем более не хотелось!

- Ну, не сердитесь. Я – взрослый человек, и вполне понимаю риски. И ответственность. Если Ланге – обманщик, значит это дело не может не касаться меня.

И все-таки, Александр Францевич теперь тоже может попасть под удар.

Но случайной ли была та встреча в Петербурге? Или те, кто задумал весь этот противозаконный спектакль, хотели подтвердить полномочия Лже-Ланге – уже через доктора Милца? Ведь в планах главного манипулятора следующим игровым полем уже явно был уже назначен Затонск.

- Яков Платонович, взгляните-ка! – ворвался в его мысли взволнованный голос Коробейникова, - это же Гаврила! Ну, Шуматов. Дело о голове этнографа!

К воротам участка решительным шагом приближался хмурый мужчина, в котором Штольман тоже узнал мясника-черемиса. Услыхав свое имя, он обернулся, и поспешил к сыщикам.

- Здравствуйте, господин следователь, - начал Шуматов, - меня Мария отправила… Поверите, или нет, но ворожея она хорошая. Барышню доктора предупреждала, когда мы сына из больницы забирали, чтобы береглась, а та ее не послушала.

Штольман быстро кивнул. Анна говорила о том, что накануне страшного венчания неведомо с кем черемиска нагадала ей беду. Но гипноз от проклятой пластинки был слишком силен.

- И сегодня Мария услыхала что-то, - продолжала Гаврила, - и сама не своя сделалась. Кричит, мол, смерть вижу и тьму. И опять рядом с Анной Викторовной. Она правду говорит. Нам по вере нельзя обманывать.

***
Как все-таки тяжело – просто сидеть в своей комнате. На то, чтобы пережить заточение, пусть и во благо, уходит куда больше душевных сил, нежели при работе на износ. И главное, неизвестно, когда же наступит конец подобному бессмысленному времяпрепровождению. Анна с раздражением отложила в сторону книжный том, над страницами которого все равно никак не могла сосредоточиться.

С одной стороны, в ее положении лучше всего как раз избегать переживаний и опасностей. А с другой – ну о каком спокойствии может идти речь сейчас?! Она все равно думает – о Якове, Нежинской, о тайне маленького Володи. О Крутине и Тенях. О бедном дядюшке. Вспоминает то, что случилось за последние месяцы. И, конечно, никак не может не волноваться за родных и близких. Не злиться на тех негодяев, из-за которых хорошие люди попали в ловушку. И быть сейчас отстраненной от активных действий очень обидно!

Вздохнув, Анна прижала к себе диванную подушку. И почти неосознанным образом побаюкала. Поймав себя на этом, невольно засмеялась. Ей не раз доводилось слышать, что женщинам в ожидании нужно все время смотреть на что-то красивое – тогда и рожденные ими дети будут непременно хороши. А если будущая мама только и делает, что борется за справедливость и пытается защитить обиженных? Да, похоже у ее детей нет шансов не стать такими же воителями. Особенно, если учесть характер их отца.

… Каким хорошим получилось вчера их чаепитие! Анна начисто забыла, что, собственно, подала к чаю Домна. А вот как они ели варенье – помнила очень хорошо. Как и во сне, ягоды ежевики таяли на губах, даря удивительную, с горчинкой сладость. Ими невозможно было наесться, хотелось пробовать еще и еще. Сперва Анна еще пыталась сохранять хоть какие-то манеры, пристойные для воспитанной барышни. А потом заметила, что Яков к варенью не притрагивается, а только с кривой своей улыбкой наблюдает за тем, как есть она сама. Тогда Анна придвинулась ближе, и набрав полную ложку пахучих ягод в сиропе, поднесла к его губам. И не встретила никакого сопротивления. После чего ее так же накормили в ответ.

Да, ложек в ее сне не было. Но брать руками варенье – это уже совсем неудобно. Зато поцелуи получились точно такие же – со вкусом ежевики. И губы были потом перепачканы синим. И пальцы тоже. Пусть на короткое время, но ей тогда стало весело, и почти спокойно. Потому что рядом был Штольман. И в доме Мироновых сыщика принимали, как члена семьи. Его полное право находиться в комнате Анны даже у мамы не вызывало более сомнений.

Мама снова очень помогла им. Фотография в старом номере «Телеграфа» безоговорочно подтверждала, что рисунок Анны изображает именно здание грязелечебницы Андреевского лимана. Значит, сестренка Володи находится в Одессе!

- Находилась летом, - мягко поправил ее Штольман, - но в любом случае, о девочке там точно должны знать. И об этом… докторе. Благодарю вас, Мария Тимофеевна.

Имя Ланге при маме озвучивать не стали. Она же, несмотря на все тревоги и загадки, расцвела от похвалы, и тут же притворно рассердилась. Напомнила о чае и вышла, чтобы поторопить Домну. Может быть, сыщик и хотел сбежать. Но против Анны, Марии Тимофеевны и чая оказался бессилен.

А какие взгляды он бросал на осыпавшуюся ветку с шишками! Не то смутило его это зрелище, не то привело в полное недоумение. Ну неужели Яков полагал, что она может выбросить его подарок! Это он еще не знает, что Аленький цветочек по-прежнему хранится у Анны, засушенный в книге Кардека.

- Мя! – напомнил о себе Пушкин, лениво гонявший по полу тряпичный мячик.

- Ну про тебя-то точно забыть невозможно! – засмеялась хозяйка, - Самый Лучший Подарок! Нет, - поправилась она, - теперь есть еще один. Самый-самый Лучший.

Пушкин вдруг отвлекся от игрушки. Замер, прислушиваясь. Выгнулся, зашипел, дергая хвостом, и сердито глядя на дверь. Нахмурившись, Анна тоже посмотрела туда, зная, что котенок, предупреждая о неприятностях, обычно не ошибается. В этот раз Пушкин тоже оказался прав. В коридоре раздались осторожные, явно намеренно приглушенные шаги, и через секунду в замке что-то заскрежетало.

- Аннушка, - хрипло и придушенно послышалось из-за двери.

Дядя?! Настоящий?!

- Аннетт! – насмешливо-развязанный тон разрушил надежды. Но…

Он пытается освободиться! Тень сдает позиции?

Чавкнул замок, и дверь распахнулась. Анна подалась вперед… И наткнулась на безжалостный, холодный, острый взгляд Полины Аникеевой…

***
- Где Анна?!

Мария Тимофеевна испуганно шарахнулась от ворвавшегося в дом сыщика.

- Дома, конечно! В своей комнате была, я к ней после завтрака заходила…

Ничего не говоря, Штольман рванулся мимо нее к лестнице. И остановился. По ступеням, навстречу ему, неторопливо спускался Петр Иванович. Вернее, его Тень.

- Что за шум, что за крик? – спросил он, - какой еще скандал произошел в нашем благородном семействе?

- Петр Иванович? – ахнула Мария Тимофеевна, - вы здесь… откуда? Зачем?
Тот прижал палец к губам и ухмыльнулся.

- Исключительно с благородной миссией! Провел, так сказать, сквозь стражу, устроил встречу через все запреты. Не впервой ведь, так, Яков Платонович?

Он насмешливо подмигнул сыщику.

- Где Анна? – очень тихо и спокойно спросил Штольман.

- Они с Полин решили прогуляться, - ответил дядя, пожимая плечами, - не беспокойтесь, Аннетт была вполне здорова. Оделась, причесалась. Полин обещала, что одну ее не оставит, и скоро привезет домой. Компрометации из этого точно не выйдет, так что, не понимаю вашего беспокойства!

Штольман резко схватил Миронова за воротник, и рванул к себе с такой силой, что ткань затрещала. Позади громко вскрикнула Мария Тимофеевна.

- Госпожа Аникеева – пособница преступника, которому нужна Анна! – уже не сдерживая ярости, проорал сыщик, - Петр Иванович, слышите меня? И вы помогли ее похитить!
Из кабинета появился бледный Виктор Иванович. Решительно и молча он двинулся к брату.

Продолжение следует.
______________________________________

*См. «Свод Законов Российской Империи. Том XV». Статьи 1525 – 1526.
https://civil.consultant.ru/reprint/books/229/170.html