Порфирий, казалось бы, за последнее время должен был уже прикипеть сердцем ко всякому аномальному и смириться с участью, но то, что он увидел за порогом собственного кабинета, выходило за границы нормальности и кренилось в сторону патологического намного дальше, чем располагало его воображение...
Странности он узрел еще ранее, когда прибыл на службу. Во дворе полицейского участка змеился хвост очереди, голова которой уже успела заползти внутрь.
Давненько, да что там, пожалуй, ни разу на его памяти в участке не бывало подобного ажиотажа.
"Ох, недоброе это предзнаменование," - понял Штольц.
Как там писал ранее Хлебушинский в своей газетенке: "Разгул преступности обернулся темной воронкой и с аппетитом оголодавшего удава заглатывает обывателей, словно кроликов дрожащих..."
По спине сыщика влажными липкими рядами поползли недобрые предчувствия. Аншлаг в полиции не предвещал ничего хорошего. Похоже, три с хвостиком недели его отсутствия благоприятно отразились на преступном мире. Криминалитет Заводска раздобрел и разгулялся, как дородная купчиха на собственных именинах.
Штольц обогнул очередь и попытался пройти внутрь здания, но был остановлен нахальным мужичком, караулившим дверь:
- Куда, господин хороший, без очереди?
- Мне надо, - от неожиданной наглости Штольц слегка растерялся.
- Всем надобно. Неужто ты думаешь, что мы ради увеселения туточки маемся? Вперед пропускаем только сильно увечных. Иди взад, будешь за Кузьминишной. Твой номер шешнадцатый.
Упитанная тетка, по всей видимости Кузьминишна, помахала ему рукой, призывая составить ей компанию в хвостовом отделе очереди.
- Господа, что тут происходит? - возмутился сыщик и дернул ручку двери. - Пустите, я тут работаю.
- Ишь, какой ушлый нашелся, все тут работают, - начал возникать мужичок, но в этот момент дверь приоткрылась, выпуская счастливца, которому удалось побывать внутри, и Штольц, минуя пятнадцать рассерженных посетителей, шмыгнул без очереди.
У стола дежурного сидел мужчина извозчицкой наружности и прижимал тряпку к окровавленному лицу.
- Описывай подробно, что произошло, - не отрываясь от журнала посетителей,  привычно спросил унтер Грибко. Порфирий заинтересованно секунду помедлил у стола, дожидаясь ответа посетителя. Все ж разгул преступности не шутка, хотелось знать, в какую сторону его повело.
- Сосед мой, Митрофанов, в нос оглоблей закатал, - прогундосил пострадавший.
- Митрофанов намерения имел злодейские?
- Откуда ж мне знать, что он имеет, я ему ни в душу, ни в кошель не заглядываю. Извозчики мы оба, - неопределенно пояснил потерпевший.
- Так может, ты у него жену сманил или свинью аглицкой породы.
- Да к чему мне митрофановские бабы, своих полон дом. И свиньи у него статью более напоминают лисапед, что у дочки стряпчего, кожа да кости.
- Тогда так и запишем: "Лицевой контакт с тупым предметом с неопределенными намерениями".
Штольц не стал дожидаться финала трагедии, все равно скоро узнает подробности из рапорта Грибко.
Внутри участка было так же оживленно, как и на улице. Только счастливчики, оказавшиеся в начале очереди, смирно сидели на стульях от входа до двери сыскного отделения.
Дабы вторично не испытать конфуза, что случился с ним на улице, Штольц перед посетителями напустил на себя неприступный вид и резко распахнул дверь.
И тут же вылетел стремительно обратно, точно рак из кипящей кастрюли. Глубоко задышал, стараясь прогнать видение, в котором узрел даму в распахнутой на груди одежде и доктора Минхерца, устремившего к ее оголенному бюсту свое ухо.
- О-ой, охальник! - неслись ему вслед женские вопли, перемежающиеся с мужским голосом:
- ПорфирьПлатоныч, вам далее по коридору. Ждите меня там.
Оглушенный Штольц потеребил ухо, вытряхивая резкие вопли и послушно двинулся по указанному адресу. В конце коридора размещалась маленькая кладовка, в которой хранился ненужный скарб и прочие отходы сыщицкого дела.
Мужчина, руководствуясь внезапно обретенным опытом, настороженно постучал в дверь кладовки.
- Войдите, - его пригласили внутрь голосом Рукобейникова.
Слава богу, хоть один нормальный человек.
- Доброе утро, Артамон Адамыч, - на ходу поприветствовал коллегу Порфирий.
Штольц уже не так решительно открыл дверь и тут же вновь захлопнул ее, у себя же перед носом. Он шумно втянул в себя изрядную порцию воздуха, потряс головой, надеясь вытрясти видение. Решил, что привиделось от контузии, полученной по прошлому адресу, и сделал вторую попытку войти.
- Доброе утро, - вновь поздоровался вошедший, не сводя взгляда с сейфа в углу.
- С возвращением, - вторично, но по-прежнему тепло отозвался коллега, с трудом выбираясь из-за стола, ругая себе за неумеренность и частые визиты в кондитерскую. - Рад вас видеть, Порфирий Платоныч. Ох, как же я рад вам!
Скучающий на сейфе тоже обрадовался Штольцу, как родному. Он разбежался, раскинул крылья и плавно воспарил, мечтая оказаться в его объятиях,  но под отшатнувшимся взглядом Штольца приземлился на плече у Артамона. Порфирий мимоходом скрутил пыльную газету трехлетней давности и махнул у коллеги перед носом:
- Кыш, кыш!
- Порфирий Платоныч, зачем газетой, как кота? Сказали бы просто: займитесь делом, я бы понял, - надулся Рукобейников.
Аномалия бякнула крылышками и ловко перескочила на другое рукобейниково плечо.
- Это само собой разумеется, но чуть позже, а сейчас стойте спокойно, по вам бегает крылатая мышь.
- А, это не мышь. Вернее, мышь, но не совсем. То есть Амулет мышью был при жизни, а теперь мой друг. Странно, но почему вы его видите?
- Вы понимаете, о чем я говорю? - приподнял бровь Штольц.
- Ну конечно. Мышь с крыльями. Амулет. Он с нами с... Уже, пожалуй, с год. Помните дело о пропавшей мумии, вот с тех пор.
- Почти год в моем кабинете... - Артамон показательно закряхтел, не намереваясь делиться владычеством кабинета, и Штольц поправился, - простите, в вашем кабинете живет летающая мышь и вы мне только сейчас об этом говорите?
- Я пытался, много раз, но разве вы стали меня слушать? Вы же у нас материалист...
Понимая, что переступил все возможные границы и забрел на доселе нетронутые его хамством территории, Рукобейников покосился на бывшего начальника.
- Да, я у вас материалист, - неизвестно почему согласился с артамоновой вольностью Штольц, и отрешенно присовокупил, - был когда-то.
Последняя фраза покачнула уверенность Рукобейникова в собственной бесцеремонности. Она настораживала и пугала нотками несвойственной Штольцу покорности. Стало неприятно, словно во время поездки на велосипеде проглотить муху. Он вдруг ощутил непреодолимое желание извиниться и оправдаться, но прикрыл рот под взглядом коллеги.
- Постойте, а Агата Валерьяновна ее видела?
- И не раз, - Артамон радовался, что внимание Штольца не заострилось о его слова. - Они даже как будто подружились.
- Агата дружит с мышью? Никогда бы не подумал.
Никаких карманов не хватит, чтобы сложить в них оригинальность, которая творится в его жизни.
- Амулет любит вас, - польстил Рукобейников. Он решил не вредничать и не жадничать кабинетом, в конце концов на данный момент они все оказались бездомными, вернее, бескабинетными и вынуждены ютиться в каморке.
Мышонок покивал головой, соглашаясь: "Обожаю, особенно за божественный аромат пирогов, которые печет Дездемона Гавриловна, а вы иногда приносите на службу, вон в том саквояже".
- Артамон Адамыч, быть может, вы мне объясните, что происходит? Почему в нашем, - он сделал ударение на слове наш, принимая от Артамона оливковую ветвь, - кабинете Юстас Алексович с не совсем одетой дамой.
Рукобейников замолчал, раздумывая, как бы начать рассказ.
- Ох, как же трудно объяснить то, что вдруг сотворилось, даже не знаю, с чего начать.
- Ну же, Рукобейников, начните уж с чего-нибудь, - поторопил его Штольц.
- Сначала в клинике завелся призрак и все пациенты разбежались, а потом доктор внезапно очаровался Дездемоной Гавриловной и под покровом ночи тайно влез в окно дома Морошкиных, дабы сорвать с нее покрова и девичий цвет. Так она заявила. Я доктора задерживать не стал, сразу отпустил, но он отказывается уходить до разговора с вами, сначала забаррикадировался в камере, а потом объявил, что призрак случился из-за вас и занял наш кабинет.
- Доктор полез в окно... Зачем? Почему не в дверь? - схватился за голову Штольц. Мысли в его голове скакали со скоростью гепардов, обгоняя друг друга.
- Господин полицмейстер как на это все смотрит?
- Никак. Разве из Ялты до нас взглядом дотянешься?
- А дежурные теперь, я так понимаю, перешли во власть доктора и собирают анамнезы и составляют истории болезней?
- Угу, - невесело подтвердил догадку коллеги Рукобейников
Пожалуй, бессонная ночь в поезде и неприлично оголившиеся семейные тайны сделали его излишне восприимчивым. Может, ничего страшного не произошло, ну влюбился наш доктор, что он, не человек. Почему бы и не в Дездемону. Статью она ему соразмерна, душевная, и пироги, опять же, печет.
В этот момент дверь распахнулась, избавляя Артамона от дальнейшего объяснения и впуская Минхерца.
- Доктор, - развел руками Штольц, - ну ладно Рукобейников, но вы-то взрослый человек, а творите бог знает что. Зачем полезли к Морошкиным? Какой бес вас укусил в ребро? Извините, но в напущенные Дездемоной на вас любовные чары я не верю. Вот магия ее пирогов - другое дело, вполне понятное и осязаемое.
Артамон подумал было, не обидеться ли ему на неверие в него Штольца, но решил просить его во имя будущих, иногда рвущихся наружу колкостей.
- Напрасно, голубчик, вы обо мне сложили превратное мнение. Я не настолько стар, чтобы между не делать разницы между особой деликатного пола и кулебякой.
- Значит, та картина, что предстала моим глазам в кабинете...
- Та дама больна! Я лечил ее инфлюэнцу.
- Почему бы вам не продолжить свои занятия на прежнем месте работы?
- По вашей милости, Порфирий Платоныч, мне теперь лечить негде, - дерзко заявил доктор. - Разбежались пациенты. Вот так-с, голубчик!
- Простите, но при чем тут я и целомудрие горничной Морошкиных?
- При всем. Кто усадил АгатВалерьянну под домашний арест?
- Какой арест?
О, господи! Он совсем об этом забыл, что Агата числится под домашним арестом еще, дай бог памяти, с дофеклушиных времен. И что она принадлежит не только ему, но и немного медицине вообще и конкретному доктору в частности. Исключительно с медицинской точки зрения.
- У меня были на то веские основания, которые при всем моем к вам уважении, я озвучить не могу, - довольно неприступно осадил доктора Штольц. - Поверьте на слово, я заботился о ее безопасности.
- Девичью память имеете, Порфирий Платоныч, - немного смягчился Минхерц, сочтя причину уважительной. - Уехали на три-четыре дня и пропали на три недели. Что прикажете думать, как жить? Вот завелся в больнице дух, а духовидица, которая могла бы в два счета решить нашу проблему, по вашей прихоти томится в заточении.
- Поездка растянулась помимо моей воли, возникли неотложные дела. Неужели во всем городе больше некому уладить проблему с духом? - перешел в наступление Штольц.
- А вот некому. Заводск вам не Петербург, где духовидцев больше, чем блох на собаке. АгатВалерьянна у нас единственный специалист в своем роде.
- Недовольный вернулся, - шепнул Артамон доктору, когда Штольц отвлекся на рассыпавшуюся стопку газет. - Верховные напасти.
- Немедленно требую освободить из-под ареста АгатВалерьянну. А то сами уехали, ее лишили свободы, а клинику - доктора.
- Сейчас  вам будет легче. Насколько я знаю, прибыл новый доктор.
- Доктор доктору рознь. Нам нужна именно доктор Морошкина, а вы уехали, оставили вместо себя Цербера.
- Какого еще Цербера? - Штольц оценивающе посмотрел на Артамона. Нет, на целого Цербера он не тянет, так, недопесок, с детским пушком и еще незаматеревшей шкурой.
- Дездемону Гавриловну, - а ну вот так-то стало понятнее. - Я ей: мне нужно видеть АгатВалерьянну. Она мне ехидно так заявляет: у нас домашний арест, сами визитов не делаем и другим не позволяем. Без письменного разрешения от господина Штольца в дом пущщать не велено, предъявите справку и будет вам АгатВалерьянна. А где я ей возьму разрешение, коли вас ветром сдуло на три дня, а черти носили три недели?..
На рассвете, сойдя с поезда, вся троица пассажиров распрощалась и разъехалась в разные стороны. Овчинников отправился в гостиницу, Штольц - на квартиру, Агата - в отчий дом.
Порфирий едва переступил порог квартиры, полной грудью вдохнул утреннюю прохладу, тишину и покой. Глаза слипались. Он раздевался от порога до кровати на ходу, оставляя за собой след из предметов гардероба. Добравшись до постели, без сновидений упал в объятия подушек. Проснулся через час - полтора, слегка перебив сон, с ноющей головой и урчащим от пустоты животом.
Отчаянно хотелось кофе и позавтракать. Он посетовал, что в былые годы, пока прозябал в холостяках, мог много дольше обходиться без пищи. Избаловала его семейная жизнь, накренила в беспомощную сторону. Невесело сознавать, что теперь его настроение и плодотворность на службе напрямую зависят от плотности семейного завтрака.
Он босиком прошлепал на кухню, намереваясь хотя бы сварить кофе. Умилился, увидев прикрытое салфеточкой блюдо с пирогами. Возблагодарил Дездемону за оставленную снедь и Агату, что догадалась отправить ей телеграмму.
Как там справляется Агаша, оставшись наедине с неопределенными родственниками. Надо зайти их проведать...
Агата, вернувшись домой, прямо с порога попала в крепкие объятия Дездемоны. Она позавтракала таким же пирожком, что и Штольц. Весь дом еще спал.
- Дездемонушка, как я по вам всех соскучилась.
- И я, чего уж скрывать, всплакнула, - горничная промокнула повлажневший глаз уголком фартука.
- Как дела, как родители?
- Вашими молитвами. Много лучше. Не ссорятся, живут дружно, почти как раньше. Да скоро и сами увидите.
Агата побродила по еще пустым комнатам, присела на диван в гостиной и задремала. Вскоре проснулась. Она бы с удовольствием поспала еще, если бы некоторые не лезли к ней с поцелуями.
- М-м-м, - промычала она сквозь сон, - Порфирий Платоныч, я так устала, может, отложим поцелуи до вечера?
- Фыр-р, - не согласился Штольц, требуя галантностей прямо здесь и сейчас, и многозначительно ткнулся чем-то мокрым ей в ухо.
- Щекотно, - сквозь дремоту хихикнула Агата, - вам бы не мешало побриться.
- Фру-у?
Агата перевела его нетерпеливое фырчанье по-своему:
- Как зачем? Чтобы произвести на меня гладковыбритое впечатление, - удивилась она его непониманию, подняла веки и уставилась в десяток зеленых круглых глаза.
Те, кого она приняла за супруга, подмигнули: «продолжаем нежничать?», - и потянулись к ней мокрыми носами и шершавыми языками.
- Ой, Специи! Как же вы выросли! - Агата приняла сидячее положение и прижала к себе сразу всех котят. Их уже трудно было назвать котятами. Это были пять кошек, куда крупнее и рыжее матери и гораздо полосатее отца. Девушка их тискала, переворачивала, оттягивала полосатые с кисточками хвосты.
Как же хорошо дома!
- Нет, нет и еще раз нет. Дорогой деверь, это никуда не годится, - до Агашиных ушей донесся материнский голос.
Агата прошла в столовую, где за большим столом расположилось все ее семейство.
- Агашенька, только взгляни, твой дядюшка окончательно перешел все границы:
"После недельной скачки Ада наконец-то спешилась и вздрогнула всем телом от мужского предложения:
- Заночуем здесь.
- Как вы меня достигли, господин Шпуль?
- Это было нетрудно. Ароматный шлейф от духов "Слезы мимозы", что привлекательным хвостом тянется за вами, сохраняется до недели".
- Агата, сто тридцать два раза "Слезы мимозы" упоминаются в моем романе. И хвост! - пожаловалась мать.- Павел Иваныч, ну разе можно подвергнуть читателей подобной пытке? Дамам неприлично не то чтобы читать, а даже писать про хвосты.
- Доброе утро! - поприветствовала родственников Агата, целуя их по очереди в подставленные щеки.
- Уже день, долго спишь. Было ночное дежурство? - спросил отец.
Родители вели себя так, будто не было трехнедельной разлуки и забытья от гипнотического полена. Девушка вопросительно взглянула на горничную, та безмолвно качнула головой: "Пока вот так, равнодушие еще осталось, но уже не в такой острой форме. Позже приходите на кухню, все расскажу подробнее".
Мать уже забыло о дочери и вновь вернулась к обсуждению романа:
- Вот тут, на сорок четвертой странице Шпуль предлагает Аде...
- Мамочка, взгляни, у меня новая прическа.
Марта Матвеевна мельком обозрела локоны до плеч:
- Немного коротковато, но тебе к лицу, куафер перестарался.
- Папа, а ты что скажешь?
- Согласен с матерью. Хочешь, подадим иск в суд? Есть все шансы выиграть дело, если сможем доказать, что новая прическа пагубно отразилась на твоем самочувствии.
- Да, потребуем с него неустойку, - вклинился дядюшка. - а еще лучше, я разделаюсь с ним по-мужски, вызову на дуэль.
- Не стоит, этот куафер мне очень дорог.
- Ну как знаешь. Но я бы на твоем месте не доверял французам. Знаешь ли, у них такие шаловливые ножницы, так и норовят обкромсать побольше. Мстят, наверное, нам за Наполеона.
Позже Агата прошла на кухню:
- По крайней мереб они меня узнали, - пожаловалась она Дездемоне.
- Не горюйте, барышня, они выздоравливают, медленно, но верно. Ругаться уже перестали и по округе не шныряют. За устои можем быть спокойны.
- О чем они говорили, что такое "Слезы мимозы"?
Горничная неловко отвела глаза.
- Дядюшка ваш с господином Клювейру затеяли новую блажь. Варят духи, ну и попросили меня помочь им.
- А при чем тут слезы?
- Ну так грибная королева оказалась на редкость полезной штукой, только чешется очень. Зеленого змия на дух не выносит, а пьянчужек в округе пруд пруди.
- Ты не прекратила свои "сиянсы"? Штольц же предупреждал тебя.
- Свела на нет, почти. Если только какая бабонька уж очень попросит, тогда не отказываю, помогаю. Чего несчастным бабам с пьянчугами маяться. Хотя я их сразу предупреждаю, когда мужик с возу - бабе легче.
- А с Клювейру у тебя какие дела? Это опасный господин, от него надо держаться подальше.
- Так то от старого. Новый - тише воды, ниже травы, книжки читает, да грибы перечисляет. Бесполезную турбину, что прошлый Клювейру приволок, приспособил под духоварение.
- А ты в их компании как оказалась?
- Слезы у меня оказались целебные и привлекательные для мух и кавалеров. Стоит поплакать - отовсюду эти аспиды слетаются.
- Ой, Дездемона, чую, не доведет тебя это до добра. Надо думать о том, как изгнать из тебя Аманиту, а ты ее привечаешь.
Дездемона отвела взгляд и поспешила перевести разговор:
- Пока вас не было, Минхерц избегался. Кажный день, почитай, являлся, ноги до самых ушей стер. Но я, как наказывали, в дом его не пущщала. Приходите, говорила, со разрешением от Штольца, тогда будет вам АгатВалерьянна. А где же он бумагу-то возьмет, коль Штольца Митька взял?
- Какой такой Митька? Ах, ты об этом.
- О нем, родимом, который уносит мужиков с попутным ветром на три дня и болтает в неведомых краях по три недели.
- Так получилось. У Порфирия Платоныча возникли служебные необходимости, а потом я заболела.
- Сейчас-то полегчало?
- Значительно. Что доктор хотел?
- Знамо чего, вас лицезреть. Призрак у него в больнице завелся. Хочет, чтобы вы выгнали его.
- Какой призрак?
- А кто ж его ведает. Но больно, говорят, приставучий, воет ночами. Из лечебницы вашей все больные разбежались, никто возвращаться долечиваться не хочет.
- Мне срочно надо в клинику.
- Вот уж нет. Не для того я три недели от Минхерца вашего держала оборону, чтобы вы сама, ножками, явились к нему в лапы. Пусть ваш Штольц справку доктору выпишет, тогда я вас согласно писанному ему под белы рученьки и выдам. ПорфирьПлатоныч тоже возвернулся?
- Да, конечно, мы вместе приехали.
- Вот и славно. Значит с минуту на минуту явятся голубчики. Доктора из каталажки выудят и примчатся.
- Юстас Алексович в полиции? Как он там оказался?
- Так по щучьему веленью, по моему хотенью, - похвасталась Дездемона,и с бравадой пояснила, - я егось в казематы упекла, для надежности. Рвался к вам - удержу не было, надоел хуже горькой редьки. Аж под покровом ночи в окно взобрался.
- Доктор Минхерц? Юстас Алексович?
- А какой ж еще. Он самый. Смотрю, здоровенный мужичина стоит на четвереньках в окне кухни. Я перепуга-алась! Всякое передумала. Хотела ему скалкой промеж глаз запечатлеть, а пригляделась - ба, ваш доктор. Ну что, думаю, калечить его буду, раз можно иным способом обезвредить. Вот и сказала АртамонАдамчику, что доктор еще днем накануне мне подмигивал и авансами искушал мою невинную душу.
- И Рукобейников в это поверил?
- Сначала сомневался, но я крепко вцепилась в него, размахивала добродетелью и для убедительности пустила целебную слезу.
- О господи, что же теперь будет? Как я вернусь на службу?
- А ничего не будет, сделаете каменное лицо, предъявите справку от Штольца, доктор на радостях обо всем забудет.
- Забудешь такое. Дездемона, неужели ты не могла придумать что-то менее компрометирующее?
- Предпочитаете, чтобы я его скалкой?
- Да нет, зачем же.
- Ну вот и словно. Тем более, доктор в полиции прижился, как родной, и больные его там быстренько сыскали. Воистину, в сыскном отделении отыщешь чего захочешь. Клиника переехала в полицию.
С подъездной дорожки послышалось цоканье копыт, Дездемона прислушалась:
- Вон, примчался ваш ненаглядный доктор, явился не запылился. Слышите, топочет.
- Пойду встречать и извиняться. Пойдешь со мной?
- Извиняться? Ни в жисть. Когда увидела его в оконном проеме на четвереньках, думала упырь его больничный заполз, стоит и воет. Я чуть богу душу не отдала, - Дездемона подумала и добавила, - обе, свою и Её мухоморного величества. Ему тюрьма только на пользу, будет знать, как невинных девиц пугать.
Дездемона ошиблась, из пролетки на ходу выскочил не доктор, а сам Штольц. Агата распахнула дверь и вышла встретить его на веранде.
Они залюбовались друг другом, словно расстались не несколько часов назад, а несколько лет. Когда они удовлетворили обоюдный зрительный голод, то одновременно заговорили.
- Порфирий Платоныч!
-  Агата...
Оба замолчали.
- Сначала я, - опять без очереди влез Штольц.
- Да, - согласилась Агата и, перебивая его, затарахтела, - Порфирий Платоныч, мне срочно нужен назад мой дар.
После всех утренних событий Штольц даже не удивился ее требованию. Он посмотрел в руки, словно нес его, как презент, но потерял по дороге.
- Рад бы вернуть, да не знаю, как.
- Если вы вспомните, что предшествовало его переселению, тогда мы сможем вернуть его мне.
- Позволь поинтересоваться, к чему такая спешка?
Агата умолкла, ей не хотелось говорить о призраке из клиники и то, что она уже решила сунуть в это дело любопытный нос. Впрочем, наверняка доктор уже поведал ему во всех подробностях.
- Можешь не отвечать, я и сам догадываюсь - призрак Черного лекаря в клинике.
- Его так зовут? Зловещее имя. Да, еще мне нужна справка о прекращении домашнего ареста. Без нее Дездемона меня не выпускает из дому.
- Похоже, остался один здравомыслящий человек на весь город, - себе под нос буркнул Штольц.
- Спасибо, - Агата расслышала бурчание и приняла на свой счет. Он опять невнятно произнес что-то про заблуждения и вездесущих барышень, но в этот раз его не услышали. К счастью.
Доктор Минхерц, и тот, можно сказать со всей вероятностью, помутился. Полчаса назад он, упершись очками в глаза Штольц и практически нос-в-нос на полном серьезе требовал выпустить Агату, чтобы отправилась изгонять призрак из клиники.
- Что вы сказали, я не расслышала?
- Я сказал, что ты будешь сидеть под домашним арестом, пока я не разберусь с этим делом. Это ради твой безопасности.
- Так нечестно! Вы... вы обезвредили меня всеми доступными вам способами! Лишили меня дара и свободы передвижения...
- Не всеми, - плотоядно глядя на ее губы с истинно мужланским высокомерием заявил Порфирий, - но и это, чувствую, не за горами. Когда это произойдет, будешь весь срок сидеть в ожидании в четырех стенах и рукодельничать.
- Какое коварство! - от несправедливости девушка едва не задохнулась, - Уж лучше сразу заприте меня на девять месяцев в камеру. Уж от вас я такого не ожидала.
- А от кого ожидала?
- От кого угодно, но только не от вас. Мне казалось, что вы как никто понимаете меня. Эх вы... А я-то... Как жестоко я ошиблась в вас. Пусть это будет мне уроком, в следующий раз...
- Какой следующий раз? Забудь об этом навсегда, никаких следующих разов, - возвестил Штольц. Он притянул упирающуюся барышню к себе и припечатал губы поцелуем. Долгим, очень-очень долгим, внушительным и убедительным.
Спустя некоторое время мужчина отпустил обмякшую Агату и осторожно придержал за талию, дабы она не бесславно рухнула к его ногам. Озабоченно всмотрелся в ее лицо:
- Как ты?
- Как хорошо, Порфирий Платоныч! Повсюду голубые искорки, - блаженно протянула Агаша, неопределенно указывая куда-то в траву и медленно раскачиваясь из стороны в сторону. - Переливаются и скачут туда-сюда. Ой, одна вспорхнула и полетела. Неверное это феи. Сказочно красиво...
Ничего себе, удивился он, никогда еще ни на одну из его дам поцелуи не производили подобного эффекта. Он, догадывался, что чарующе действует на конкретную особу, но чтобы видеть фей...
- Агашенька, тебе нехорошо?
Она обернулась к нему с безмятежной улыбкой.
- Мне нехорошо? Наоборот, очень хорошо.
Он не знал, что делать, то ли возгордиться силой и мощью произведенного на нее впечатления. то ли обеспокоиться.
- Тогда почему ты так странно улыбаешься?
- Чувствую, во мне только что зародилась жизнь.
- Агашенька, от простых поцелуев жизнь зародиться не может, для этого нужно нечто большее.
- Я лучше знаю, - упрямилась она. - Вам не понять, потому что это во мне трепещет и булькает.
Булькает? Про трепетания и иные проявления чувствительности у впечатлительных барышень он наслышан, но чтобы у них внутри булькало после поцелуев...
- Просто-напросто ты голодна! - проявил чудеса дедукции сыщик. - Тебе надо перекусить и булькать перестанет. Давай, я провожу тебя домой и сдам с рук на руки Дездемоне.
- Нет, не надо. Мне уже стало так, как было раньше, только намного лучше.
Он озабоченно вгляделся в девичье лицо: бледность прошла, она порозовела, глаза блестели, как когда-то, до болезни. Похоже, бульканье и прочее - остаточные проявления ангины. День-два и все пройдет само.
Пока он размышлял она блуждала глазами во веранде. Вдруг встревожено вскрикнула:
- Ой, мышь! Порфирий Платоныч, там мышь!
- Где? - он посмотрел под стол, куда указывал дамский пальчик. - Никого там нет.
- Да вон же она, - настаивала Агаша, прячась за его спину, - там, в углу. Ярко-голубая, блестящая мышь. Вон, вон побежала! Ой, там еще одна. И еще одна на лужайке.
- Голубая, блестящая? - недоверчиво приподнял бровь Штольц. Хотя почему недоверчиво, в последние дни, до нынешнего момента, он видел тысячи подобных, в самых неожиданных местах. Значит...
До Агаши тоже дошел смысл увиденного ею. Она прижала к губам ладошку и благодарственно закатила к небу глаза.
- Спасибо, спасибо, - благодарно шептала она Мирозданию, - я вновь вижу их. Только почему мыши, или это начальный этап?
Он вглядывалась в мельтешащие голубые искорки, которые оказывались не феями, а насекомыми, готовая расцеловать каждого жучка или козявочку. Большое начинается с малого. Пусть сегодня это козявочка или мышь - завтра настоящий бесплотный человеческий дух.
Как же она по ним скучала!
- Порфирий Платоныч, - радостно возвестила Агаша, - когда мы поцеловались, то дар...
- Мне пора, служба не ждет, - желая поскорее сбежать, молниеносно раскланялся Штольц.
Агата потянулась к нему губами, но он склонился к ее руке, намереваясь поцеловать, но в последний момент передумал - вдруг через пальцы тоже передается. Он дружески сжал ее ладонь и сбежал по ступенькам.
- Порфирий Платоныч, остановитесь, - Агата смекнула, чего он испугался, и бросилась за ним в погоню.
- Агата, я опаздываю. Вернись в дом, - через плечо бросил Штольц, ускоряя шаг. Ему бы успеть добежать до ворот.
- Ну уж нет, Порфирий Платоныч, никуда вы от меня не денетесь, - Агаша почти бежала за ним, - Остановитесь, это мой дар!
Он очень быстро шел, она догоняла, но расстояние между ними все равно увеличивалось. Девушка, неприлично задрав юбки и оголяя лодыжки, скакала по газону ему наперерез. Вот-вот она настигнет мужа, он будет схвачен и зацелован до изнеможения в ближайших кустах, пока не вернет назад весь дар до капельки.
Когда расстояние сократилось до трех метров и она уже чувствовала вкус его губ, он, этот хитрый муж, выскочил за ворота и для надежности захлопнул их за собой у нее перед носом.
- Все, дальше тебе нельзя, по причине домашнего ареста, - довольно возвестил Порфирий.
Агаша жалобно вцепилась в прутья, словно обезьянка в зоосаде.
- Неужели вы так и не поцелуете меня на прощание? - жалобно прохныкала она, зажмурилась и потянулась к нему губами.
"Эх, была - не была, - решил Штольц, - что может случиться за секунду ".
Тем более, ему самому страсть как хотелось.
Легковерный мужчина осторожно коснулся трубочки вытянутых губ своими, намереваясь быстро чмокнуть и отступить, но тут же оказался схвачен и прижат в прутьям ограды смертельной дамской хваткой.
Он позволил пару секунд помедлить прежде, чем прервать объятия.
- Эх ты, Агата Валерьяновна, - укоризненно покачал он головой, - и не стыдно тебе?
- Ни капельки, вы первый начали.
Спорить не о чем, она права. Он начал первым, когда завладел ее даром. Пусть и бескорыстно, для ее же пользы и безопасности, но все же завладел.
- Если хочешь, - под влиянием вины смягчился он, - можем отправиться на охоту за Черным лекарем вместе, но под моим руководящим началом и при условии твоего безоговорочного послушания.
- Вы еще спрашиваете? - возликовало девичье сердце. - Да, конечно, я на все согласна. А что такое "безоговорочное послушание"?
- Это когда... Ты притворяешься? - догадался Порфирий. - Заеду за тобой вечером, надень что-нибудь темное.
Под покровом ночи к клинике подошли четверо доброумышленников.
- Артамон Адамыч, позвольте вам представить доктора Овчинникова. С сегодняшнего дня он служит в клинике, и поэтому имеет корыстный интерес в нашем деле.
Овчинников приподнял шляпу:
- Иван Сергеич.
- Рукобейников Артамон Адамыч, начальник сыскного отделения полиции Заводска, - церемонно, полным титулом представился младший сыщик.
Доктор преувеличенно почтительно поклонился.
Чужак Артамону сразу не понравился, как и то, что он появился вместе со Штольцем. Также молодой человек отметил, что те двое общались довольно близко и говорили друг другу ты. За все годы знакомства ему и в голову не пришло равноправно тыкнуть в сторону Штольца. Возникло неприятное стойкое чувство, что его обскакали еще на старте. Конкуренты уже давно впереди, а он все стоит, пережевывает пучок травы и любуется хвостами соперников.
- Рассредоточимся по палатам попарно, - скомандовал Штольц. - Доктор Минхерц говорил, что призрак является в темное время суток и пристает к лежачим пациентам. Доктор и вы, Артамон Адамыч, занимаете палату у прозекторской, я и Агата Валерьяновна обоснуемся в той, что у выхода.
- Я...мне... - Артамон хотел сказать, что привык работать в паре со Штольцем, но под насмешливым взглядом Овчинникова замолчал и надулся.
- Все вооружены?
- Револьвер, - Артамон достал длинноствольный пистолет и помахал у гражданского лица, Овчинникова перед носом, - и механический фонарик.
- Трость эбенового дерева. Крепкая и тяжелая, - предъявил свое оружие доктор и для весомости добавил, - ручка серебряная в виде змеи, обвивающей чашу Гиппократа.
- Йорик, - Агаша развернула сверток из салфетки, явила миру серебряную черепаху и подражая остальным, добавила, - пресс-папье, но может служить оружием ближнего боя.
- Надеюсь, что он не понадобится, - мрачно сказал Порфирий, - но на всякий случай, держи его перед собой, кто знает, что у призраков на уме. Рассредоточиваемся. Пустой болтовней не заниматься, свет не зажигать.
Две пары скользнули внутрь опустевшего здания и заняли оговоренные места.
Ровно в полночь, как и положено по призрачному расписанию, заскрежетали железные засовы, выпуская на охоту Черного лекаря.
Агата вздрогнула и прижала к себе Йорика, утешительно поглаживая по панцирю:
- Не бойся, он нас не тронет. Порфирий Платоныч нас защитит.
Штольц, услышав ее шепот, приосанился от веры в его всемогущество. В этот момент раздался хриплый душераздирающий вопль, наполняя липучим эхо пустое здание.
- Всем клистиру-у-у! У-у-у!
Зловещее "у-у-у" тяжеловесно летало в воздухе и с трудом отлеплялось от стен, раздуваясь, набирая силу, и тут же, лопнув, разлетаясь на миллионы мельчайших "у", обволакивающих слушателей паутиной вязкого ужаса.
- Клистиру-стиру-иру-ру-ру-у-у! - где-то возле кухни хрипло завывал Черный лекарь во всю силу призрачных легких.
До ушей сыщиков профессиональных и добровольных донеслось быстроногое шарканье. В палату, где обосновались Штольцы, скользнули две темные фигуры: высокая сутулая и пониже, плотная, коренастая.
- Мы подумали, - дрожащим шепотом поведал Рукобейников, - что в такой момент лучше всем быть вместе.
- К тому же, не обладая потусторонними способностями, призрака можно попросту не заметить, - Овчинников добавил толику логики в сбивчивое объяснение Артамона.
Завывания слышались все ближе.
- Он около прозекторской, - определила Агаша. Штольц шикнул и скомандовал:
- Рукобейников - в постель, изображайте пациентку.
- Почему я? Пусть вон доктор изображает, у него даже револьвера нет. В конце концов, клиника его место службы.
- Сейчас не время для болтовни, - разозлился Штольц, - немедленно в постель!
Рукобейников принялся стягивать сюртук, но передумал, улегся на дальнюю койку в чем был и послушно притворился беспомощной пациенткой. И для достоверности издал жалобный стон.
Призрак шаркал по коридорам, скрипел дверями, одним словом, искал подходящую жертву, и приближался все ближе к месту засады.
- Он в приемной, слышите шелест бумаги, он листает журнал, - на ухо Штольцу шепнула Агата. Он ухватил ее за предплечье и задвинул в щель между шкафчиком с пузырьками и окном:
- Оставайся здесь.
- Мне отсюда ничего не видно, - пожаловалась девушка.
- Пока смотреть не на что.
- Стоните завлекательнее, господин Рукобейников, вдруг призрак среди пациенток присматривает себе даму сердца.
Артамон призывно взвизгнул, как хавронья аглицкой породы, учуявшая кавалера за соседским забором, и протяжно, с чувством, романтично застонал.
Овчинников одобрительно  оттопырил большой палец.
Вожделенный звук, исторгнутый из чрева Артамона, достиг ушей призрака, и он ретиво поскакал в сторону жертвы.
Штольц с Иваном встали за дверью, оттуда хорошо просматривался якобы мечущийся в бреду актер Рукобейников. Секунды, что Черный лекарь добирался до палаты, показались часами. Наконец, дверь наотмашь распахнулась, едва не припечатав к стене мужчин, таившихся за ней. В дверном проеме, подсвеченная тусклым лунным светом из больничного коридора возникла бесформенная черная фигура.
- Как твое имя, болезная? - прохрипел Черный лекарь.
Артамон натянул простынку по самый нос и пискнул из укрытия:
- Артамон...ия.
- Чем страдаешь, пациентка Артамония? - Черный лекарь подходил все ближе к больной Аринушке и по пути собирал анамнез.
Рукобейников судорожно крутил в голове все диагнозы, за последние дни услышанные в участке, и старался выбрать посолиднее.
- Мочепесочной болезнью с детства пригвождена к постели, - пожаловался Рукобейников.
- Нет такой хворобы на белом свете, - погрозил черным пальцем призрак.
- А на том?
- И на том. Мочекаменная имеется, но у тебя, голубушка, иная проблема - в беременном положении ты, со дня на день роды начнутся.
В это момент Артамон по-настоящему обиделся на призрака. Подумаешь, слегка располнел, а все потому, что Амулет пристрастился к кондитерским изделиям. Ему-то плюшечный аромат только на пользу, а Рукобейникову приходится доедать купленную для мыши продукцию. Выбрасывать то, что Амулет нюхнул раз-другой, ему жалованье не позволяет.
Призрак приблизился вплотную к койке, где трясся в безвыходном положении Артамон. Фигура вытянула вперед, к несчастному Рукобейникову руки со скрюченными пальцами и взвыла:
- Отдай мне свои анализы-ы-и, Артамония!
Артамон от страха за анализы заорал неженским голосом:
- Не отдам, они мне самому пригодятся, потому что я мужчина!
Штольц захлопнул дверь и включил свет:
- Сдавайся, Черный лекарь, ты окружен.
После темноты глаза на сразу привыкли к свету, что дало призраку преимущество. Он рванул к двери, но на пути возник Овчинников. Метнулся к открытому окну, там дорогу преградил Штольц. Сзади из простыней выпутывался, размахивая револьвером Рукобейников.
Фигура в некогда бордовом, а нынче грязном и оборванном одеянии металась по палате в поисках щели, куда могла бы просочиться. Узрев небольшое пространство, скользнула к шкафчику с медикаментами, но и там ее поджидали. Откуда ни возьмись, появилась Агата с выставившим лапы Йориком. Темная фигура не успела притормозить, девушка резким выпадом запустила пресс-папье вперед, целясь в то место, где у людей предполагалась голова.
Наверное, у призраков она тоже была в этом месте, ну кроме совсем безголовых. Вкусив удар черепашьей лапы, Черный лекарь охнул и завалился на спину, в проход между кроватями.
Сыщики осторожно с разных сторон приблизились к куче грязного тряпья. Призрак не подавал признаков жизни.
- Я убила его? - пискнула Агата.
- Не переживай, если он и в самом деле призрак, то давно был мертв.
- А если нет?
- Вот это мы сейчас и узнаем, - Штольц склонился, распутывая грязное тряпье.
Под ним оказалось вполне живое, но очень бледное человеческое лицо и даже хорошо знакомое большинству присутствующих.
- Пульхерия Ивановна! Доктор Скруль, - одновременно ахнули и синхронно повернули головы в сторону Штольца Агаша и Артамон.
- Ну дела, - нахмурился Порфирий, - выходит, ни в какой Туркестан она не уехала.
- Кто это? - поинтересовался Овчинников. Ему одному данная персона была незнакома.
- Ваша предшественница, - чуть более мстительно, чем положено по правилам хорошего тона объяснил Рукобейников, - доктор Скруль. Она служила в этой клинике, пока не решила уехать в Туркестан, лечить холеру.
Услышав знакомое слово, доктор Скруль подала признак жизни:
- Холера-холера, перейди на Валеру, с него на Акима, а ему все едино...- монотонно, не открывая глаз, пробормотала заговор Пульхерия.
- Если она и Туркестане лечила больных подобным методом, не удивляюсь, что ее оттуда изгнали с волчьим билетом, - оценил профессиональные возможности коллеги Иван.
- Да нет, как врач Пульхерия Ивановна довольно толковая, - заступилась за бывшую соперницу добрая Агаша. - И брат у нее аптекарь.
- Ну если брат аптекарь, тогда да, спорить бессмысленно, - согласился с женской логикой Овчинников.
Тем временем Пульхерия Ивановна пошевелилась, застонала и потерла лоб, где на фоне подвальной бледности ярко-малиновым цветом на выделялся отпечаток Йориковой лапы - круг размером с грецкий орех и еще четыре малюсеньких кружочка, расположенных рядком по верхнему краю большого.
Овчинников присел перед ней:
- Доктор Скруль, как вы себя чувствуете? Помните, что произошло?
Пульхерия медленно приходила в себя, но по мере возвращения ее взгляд становился не осмысленным, как положено в таких случаях, а, напротив, больше мутнел и проваливался в глубину. Не сводя мятущегося взгляда с присутствующих, Пульхерия сидя отползала назад, пока не уперлась спиной в стену, тогда она запустила грязные руки с изломанными ногтями во всклокоченную копну волос, страшно и беспомощно завыла:
- Всем клистиру-у-у! - пообещала доктор Скруль.
- Она сошла с ума? - Агата сочувственно шмыгнула и прижалась носом к плечу Штольца. Мужчина подбадривающе погладил ее по спине.
- Не плачь, в клинике Лангетти ее подлечат, будет как раньше.
- Это я во всем виновата, - покаялась Агата, - если бы тогда в церкви не отогнала ее от вас пистолетом...
- ... то я сейчас был бы женатым на ней, - продолжил ее мысль Порфирий, - и на Снежинской.
- Нет, тогда она бы не сошла с ума.
- Ты предпочитаешь, чтобы я сошел?  Или отправился в тюрьму за многоженство.
- Нет, не надо в тюрьму. Мы бы с вами все бросили всех ваших прежних жен и уехали в Париж, там сквозь пальцы смотрят на несовпадение жен в паспорте и в реальности.
Рукобейников и Овчинников с одинаковым любопытством прислушивались к их разговору. Пульхерия фоном подвывала, обещая всему миру клистиру.
- А помните, Порфирий Платоныч, в сводках из соседних губерний упоминалось о чудище, ворующем морковь из крестьянских амбаров.
- Прекрасно, помню. Уж не думаете ли вы, Артамон Адамыч...
Рукобейников кивнул, подтверждая правильность хода мысли Штольца.
- Еще по зиме в Верхних Колотушках мужики это чудище поймали, загнали в амбар, заперли на ночь, но к утру оно испарилось, а прежде изгрызло все запасы моркови.
- Выходит, что Пульхерия Ивановна в Туркестан не уехала, но по какой-то причине домой не вернулась, а избрала своим уделом скитание.
Штольц подошел к Пульхерии, склонился над ней:
- Доктор Скруль, вы узнаете меня?
Пульхерия перестала выть, сквозь пальцы, закрывающие лицо опасливо всмотрелась в мужчину, проблеск узнавания метнулся в ее глазах.
- Пр-р...
- Да. это я, Порфирий Платоныч, узнали? - Пульхерия нерешительно кивнула.
- Порфирий Платоныч, - послушно повторила доктор Скруль.
"Так вот она какая, "безоговорочная послушность", - ревнивым взглядом определила Агаша, - неприятная какая-то, липучая".
Штольц выпрямился и галантно протянул руку Пульхерии Ивановне, та цепко ухватилась за предложенное, резко выпрямилась, Агаше даже показалось, что подпрыгнула. А, нет, не показалось, доктор Скруль подскочила к Штольцу с воплем:
- Муж мой! - и повисла у него на шее.
У Агаты неприлично округлились глаза и приоткрылся рот:
- Доктор Скруль, возьмите себя в руки, - только и смогла сквозь ошарашенье промолвить Агаша.
Штольц пытался отцепить от себя докторшу, но она не отлипала, наоборот, с прытью осьминога обвивала его многочисленными руками и губами и, повиснув на шее, - ногами. Порфирий качался, словно осина на ветру и жалобно поглядывал на лучезарные глаза супруги, гневно предрекающие неприятности лично для него.
Разъяренная Агата, устав наблюдать за беспределом, тяжеловесно подошла к доктору Скруль со стороны спины, растопырила пальцы обеих рук и вцепилась в взлохмаченную копну волос. Доктор взвыла, разомкнула руки и другие части тела, коими успела присосаться к чужому мужу.
- Муж мой, - вопила Пульхерия, - ты нашел меня!
- Мой муж! - объявила Агата, но ее притязания остались без ответа.
- Муж мой, Порфирьюшка Платоныч, ненаглядный, взгляни, какого сына я родила для тебя, - Пульхерия начала распутывать потрепанный балахон.
Агата еще не окончательно пришла в себя после прошлого шока, а после нового заявления Пульхерии ее удивление вернулось туда, где обреталось до этого, то есть заполонило собой ее всю от макушки до пят.
Присутствующие замерли в ожидании, не каждый день воссоединяются разлученные судьбой отец с сыном. Агата боялась не пережить счастливого события и медленно продвигалась в сторону выхода. Она пока не решила, разбито ее сердце или нет, но на всякий случай думать об этом решила в уединении.
Под рубищем докторши копошилось что-то живое. Непослушными пальцами она распутала узлы, и все увидели шевелящийся сверток, примотанный к ее груди. Кулек жалобно попискивал в цветастом платке. Пульхерия покопалась внутри свертка и извлекла на свет штольцева сына.
- Вот наш сынок, Володенька, - новоявленная мать представила малютку отцу. - Владимир Порфирьевич Штольц.
Скрюченный малыш покорно висел в ее вытянутых руках и слепо щурился на свету.
- На тебя, Порфирий, похож. Одно лицо. Как две капли овцы, - пригляделся к Володеньке Овчинников.
- Точно, - хихикнул Артамон, - того гляди скажет мне: "Займитесь делом".
Агата собрала воедино чуть было не разбившееся сердце, рассмотрела предъявленного ребенка:
- Глаза похожи, правда, немного косят.  А уши - уж точно ваши.
Штольцу было не до смеха, отцовство к нему пришло внезапно и с неожиданной стороны. Он подошел к расплывшейся в счастливой улыбке Пульхерии и потянулся к самозваному сыну:
- Доктор Скруль, отдайте мне...э...- Порфирий обернулся за помощью.
- Володеньку, - подсказала Агаша.
- Да, Володю. Отдайте мне его.
- Сыночек, это твой отец, - Пульхерия представила Штольца Володе.
Сын, в силу малолетства или не еще проснувшегося зова крови проявил полное равнодушие к родителю.
- Поцелуйте сына, он так на вас похож. На нас обоих, - настаивала докторша.
- Поцелую обязательно, только сейчас отдайте мне его.
Штольц принял у матери Володеньку и сунул в руки Овчинникову. Тот неохотно взял малютку и передал его дальше, Рукобейникову. Артамон попытался всучить ребенка Агате, но она замахала руками, мол, не возьму чужое дитя.
Тем временем Володенька оклемался и почуял свободу. Он раскачался в руках Артамона и от всей души лягнул его. От неожиданности Рукобейников разжал руку, коей держал подарок за уши и выпустил Володю на свободу. Того уговаривать не пришлось - он, пока не передумали, в два прыжка достиг распахнутого окна, подпрыгнул и выскочил на улицу и ускакал в неведомые дремучие дали, куда глядели его раскосые заячьи глаза.
***

- Вот что произошло, Евгений Иваныч, с вашей сестрой, - сказал Штольц.
- Печально, печально, - добросердечно поддакнула Агаша.
- По какой-то причине она не уехала, как собиралась, в Туркестан, а осталась в наших краях.
- Но почему она не вернулась домой, ко мне? - Эжен ничегошеньки не понимал.
- Пока для нас это тайна. Возможно, в клинике Лангетти ей вернут рассудок и тогда она сама сможет нам поведать об этом, - обнадежила Эжена Агаша.
- Значит все это время она скиталась по округе?
- Да, жила в лесу, перебивалась подножным кормом. Совершала набеги на крестьянские амбары, в поисках моркови. С временем утратила рассудок, одичала.
- Полагаю, что истовое вегетарианство сыграло с ней злую шутку, - решил Эжен, - я всегда ей говорил, что подобное увлечение до добра не доведет.
- На почве любви к моркови в одиноком зайчонке она узрела родственную душу и прониклась к нему материнскими чувствами. Она называла его Володенькой.
Девушка хлюпала носом от жалости к доктору Скруль, былые отрицательные чувства растаяли, как утренний туман, уступив место сочувствию и состраданию. В конце концов, она несчастная женщина, лишившаяся разума от любви к Порфирию. В этот момент Агаша ее хорошо понимала.