[indent]
[indent]
Мощный дубовый засов, окованный толстыми стальными полосами, подался с привычным тягучим скрипом. На пороге потемневшего от времени бревенчатого сруба показался высокий, не по возрасту прямой старик в небеленой холщовой рубахе. Насторожившись, замер у частокола, пристально оглядывая всё вокруг.

  Лес грудился за спиною сплошною черною мглой. На одной пронзительной ноте звенели комары, взвиваясь столбом над поляной, на долину мутной пеленою наползал туман, от ручьев и болотистых низин тянуло зябкой предосенней стынью. Ночная птица прокричала протяжно и хрипло и тут же резко умолкла. Неохотно расступились густые ели, и на краю ложбины показалась горстка измученных людей. Тихая лесная заимка, сложенная добротно и прочно, издали многим виделась заветным, уже и нежданным пристанищем.

  Худой, словно из пересохшихся жил сплетенный, старик вскинул голову, шагнул навстречу. Выцветшие блеклые глаза глянули зорко и цепко, оценивая всех разом. Недовольно качнул головой: добрые люди давно по гостям не ходят. Эти же, в добротной, хоть и потрепанной уже одежде, явно не из красных.  Красные – те чаще в обносках. Вот у колчаковцев, у тех и солдаты - строем, и офицеры с аксельбантами. Были.

  - День до... - начал сипло темноволосый парень.

  Старик не дослушал:

  - Надо чего?

  Парень стоял, шатаясь, явно ища, обо что бы опереться, смотрел в никуда оцепенелым взглядом. Девка, невысокая, тонкая, шепнула что-то парню, сама шагнула вперед:

  - Здравствуйте. Переночевать бы нам, третьи сутки в лесу.

  Дед глянул исподлобья, крепко сжимая приклад. Не те времена на дворе, чтобы гостей привечать. В руках вместо привычного для охотников дробовика - новенькая армейская винтовка. С этих разбоя ждать не приходится - сами едва на ногах держатся, но беду за собой привести могут. Хотел было сказать: "Ступайте, куда шли", да опомнился. Куда им идти - так, под перелазом, на мох и лягут. Кивнул:

  - Заходите.

  Склонила девка голову:

  - Спасибо, дедушка.

   Говор не деревенский, правильный.  Темным платком до самых бровей замотана, платье из ткани хорошей, и держит себя по-городскому – явно из барышень бывших.

  Последний из пришлых и не шевельнулся, с краю стал - как окоченел. Приземистый, с отвислыми седыми усами - явно из крестьян. Надо же - оказались друг против друга два мужика. Оба в рубахах домотканых, один весь седой, и другой - белый, как лунь. Но лишь глянул хозяин - седоусый шапку смял, согнулся чуть не до земли. Мозгом спинным, что ли чует? Девушка позвала - опомнился мужик, шагнул через порог. Сам шатается, а идет. Девушка впереди, голову вскинула – и враз былым на деда повеяло. Первой представилась:

   - Анна.

   Вздрогнул старик. Ответил нехотя:

   - Дедом Иаковом кличут.

   Еще Отшельником зовут, да того говорить не стал. На остальных рукой махнул - не до вас. Как шли стороной, так и дальше пойдут. Ночь коротка. Давно не верил старик ни одним, ни другим. Вот только девушка молода совсем – далеко не уйдет. Лет бы с десяток раньше – проводил бы, да ноги уже не несут. Жаль, хотя кого сейчас жалеть? Сотнями тысяч по стране помирают, счёт давно не ведётся.
[indent]

   Иногда умереть вовремя - к лучшему. Столько лет прошло, казалось, уже - позабыл давно. Да к старости всё чаще вспоминается. Как везли в кандалах по этапу. Как швыряли на пол в бараке, не глядя, что благородный. Как зубами за жизнь держался, всё твердил себе – выживу, выживу. Не в первый раз. Выжил вот. Сотни раз пожалел потом, что не помер.
[indent]

    Фитиль зажег, поставил гостям котелок с густой мясной похлебкой. Чернявый за ложку схватился, как полгода не ел. Мужик седой с краю сидит, рук за миской не тянет. Что поставили - то и взял. Девка ложку аккуратно так взяла, поблагодарила тихо. Неясно отчего, да взгляд к ней так и тянется. И она в ответ. Лицо его – пергамент желтый, едва на скулах держится. Старый шрам всю щеку распахал – только шрам и видать. А она спокойно смотрит, взгляд не отводит. Синие прозрачные глазища на пол-лица, а сама белая, словно стена – как еще не падает. Огонь едва отсвечивает, сбоку посмотришь - вроде молодая совсем, а глянет вдруг - как из погреба. Нету света в глазах. Дожил он до тех времен, когда люди идут, вроде и живы еще – а глаза у них мертвые.

[indent]

      Неохотно поднял дед голову. Совсем потемнело в избе, словно сдвинулись, нависли стены непривычно многолюдной горницы. Чужие хрипы да шорохи рвали устоявшуюся тишину. Двое в углу как упали, так сразу же и заснули оба, только чернявый ворочался изредка. А девушка к стене прислонилась, перед собой смотрит.

- Ложись, утро вечера мудренее, - неожиданно мягко произнес дед. – Не дойдешь ведь.

И та отозвалась вдруг:

- Некуда больше идти.

[indent]

Ясно, что некуда. Где сейчас пристанище? Перевидал он немало уже. И активистов разных: тех, что сами шли помирать, не дрогнув, и тех, что новую власть погостами меряли. И офицеров, захлебнувшихся ненавистью, что трупами да пожарами путь себе выстилали. 

Позабытая всеми глухая заимка упрямо держалась сама по себе, надежно отваживая и белых, и красных. Долгая жизнь позади, очень долгая.  Заросшие нескончаемыми лесами горные хребты - всё, что ему осталось.

[indent]

- Что ж ты по лесам-то бродишь, девочка?

Хотел сказать: "Дома бы тебе сидеть... Может, и уцелела бы». Не сказал. В овине от пожара не укроешься.

- К мужу ехала.

- На каторгу, небось?

Выдохнула горько:

- На каторгу.

Усмехнулся уголком рта:

- Молода больно, для мужа.

Извечная усталость в глазах:

- К жениху...

Сам, когда молод был, высшим идеалом почитал: Муравьева, Волконская, Трубецкая. Не дай бог в жизни столкнуться.

- Зря что ли, приехала?

Заговорила та, как в темноту, в пустоту. Не ему говорила. Что ей чужой дед?

- Опоздала. Мы не женаты были – мне позволения за ним следовать не дали. Сама поехала. Два года искала. Умер он.

[indent]

        Его вот никто не искал. Сам тогда с трудом оклемался, сам на ноги встал. Первый год в руднике, потом повезло – перевели на поселение. Он писал тогда – нет, не звал, знал уже – что нельзя, что незачем.  Писал, чтобы с ума не сойти. Чтобы сказать – не ищи, живи. Чтобы узнать, что жива. В один день все письма вернулись. Выбыл адресат.

[indent]

      - Эти тебе кто? Родичи?

     - Тут уже встретила. Я им помогла, они мне.

    Клонится угасающий огонек, едва освещая горницу. Очнулся дед, вздохнул тяжко, нашел старый кафтан, бросил ей - укрыться. Погасил огонь, спать велел. Этой не прикажи - так и будет до утра колыхаться. Губы потрескавшиеся, а в глазах - прозрачная сталь. Не по лесам бы им шататься - дома строить, сыновей растить.
[indent]

      Было время - и ему угла своего захотелось. Когда ставил сруб - печь выбелил, сам узор вывел. Всему научиться пришлось. Далеко от людей, среди леса. Было время, девки да бабы шли по грибы, да возле заимки как бы мимоходом прохаживались. Что их тянуло – бог весть. После поняли, что зря. Уже и уехать мог бы – да незачем было. Некуда. Привык уже.

   Вокруг темным морем колыхалась тайга, от края до края - сама себе тюрьма, сама себе свобода. Старый сруб на опушке - последняя пристань. 

[indent]

       Огляделся вокруг, покачал головой. Мужик седоусый в угол отодвинулся, привычно локоть под голову подложил. Темноволосый клубочком свернулся, посапывает потихоньку. Девушка тихо на лавке лежит, личико из-под кафтана едва выглядывает. Светлое, вдруг нежданно юное и чистое. Словно все беды за ночь ушли.

Отчего-то ком в горле стал - не дыхнешь. Отчего-то вновь ему чудиться стало.

           Сколько раз, бывало, ночами снилось. Позабыв о былом неверии, сколько раз, очнувшись, до зари молился. Не о себе просил. Уже и не помнил, чей лик ему виделся, то ли тот, позабытый, то ли мадонны, неясно выведенный на старой доске. Должны же были его услышать?
[indent]

       Разбудил дед гостей спозаранку. Нельзя с утра заспать – засветло не доберутся. Здесь бы оставить, пусть передохнут. На заимку не всякие заглянуть решались: взять нечего, а слава Отшельника далеко известна. Да тянуть незачем. Может, проскочат до тракта, пока дорога чистая.

  - Езжайте поутру. Лошадь дам да телегу старую.

  Принес охапку сена, подстелил. Крепкая тонконогая кобылка недовольно косилась на телегу. Седоусый мужик привычно ладил сбрую, чернявый за оглоблю держался, словно боялся упасть. Девушка обернулась:

  - Спасибо, дедушка.

  Тот лишь головой качнул:

  - Не за что. Не моя скотина - приблудная.

  Суждено - так доедут. Отчего-то сдавило в груди.

- Господи Боже! Пусть они уцелеют.

Кто они ему? Один вечер видал.

[indent]

Потянул мужик за вожжи, тяжело заскрипев, тронулась с места телега. Восходящее солнце не спеша разгоняло зябкую ночную стынь. Сквозь редеющие туманные клочья навстречу повозке пахнуло прелой сырой травою, тягучей болотною мглой. Словно растворяясь, медленно исчезала во мгле повозка.

Солнечные лучи вдруг пробились сквозь серый туман. Глянул вдруг: тонкая светлая фигурка, наперекор туману, упрямо идёт по солнечным лучам, сама словно окутанная светлым ореолом.

   - Подожди! – хрипло позвал старик.

   Пламя вдруг полыхнуло перед глазами, казалось бы, давно позабытое. Пламя, записи… Буквы расплываются перед глазами – не прочитать.

- Как он погиб? Медведь разорвал?

  Девушка вздрогнула:

- Да…

Дед за стенку держался:

- Год какой сейчас?

Та не удивилась - кто те года в тайге считает:

- Девяносто четвертый.

Сердце стучало в ребра, воздух закончился в груди. Успеть, сказать:

- Жив он. Деревня староверов там рядом, Черемшанка, выходили они его. Там он, ищи.

  Последнее пламя полыхнуло перед глазами. Успел.

Вместе с туманом медленно растворялась телега, возвращаясь назад.  В 1894 год.

Отредактировано Еленаsh (01.10.2024 05:48)