- Пассажирский поезд номер 183 Ленинград - Жданов отправляется в четырнадцать часов двадцать  минут со второго пути. Нумерация вагонов с головы поезда. Просьба пассажирам занять места согласно купленным билетам. До отправления поезда осталось двадцать минут...
Через открытую фрамугу окна в купе проникали вокзальный шум и свежий воздух. Вся прошлая неделя была дождливой, но сегодня с самого утра в город на Неве вернулось лето, так что Римме пришлось доставать из чемодана ситцевые сарафаны для себя и Мартуси. И настроение было, под стать погоде и сарафанам, летним и умиротворённым. Совсем не в таком настроении они год за годом отправлялись в свою печальную паломническую поездку в Харьков на могилу Мартусиных родителей. Но в этот раз всё было по другому.
Когда в феврале Платон попросил её о разговоре наедине, она сначала насторожилась, а потом сильно удивилась, когда парень предложил ей отлично продуманный план совместного на троих отпуска. План был детальным и настолько правильным, что и возразить было нечего. На месте крушения самолёта недавно установили памятник, которого они ещё не видели, так что съездить к нему было очень правильно. Правильно было и отвезти на море Мартусю, во второй половине января переболевшую тяжелой гнойной ангиной. И наконец, правильно было поубавить их ежегодным поездкам драматизма, что наверняка должно было получится благодаря присутствию Платона. Время должно лечить, и если этому можно как-то помочь, то так и следовало сделать. Она согласилась сразу, и уже на следующий день договорилась с начальницей о летнем отпуске и написала письмо хозяйке дома в посёлке Героевское под Керчью. По принесённому Платоном адресу за приемлемую цену сдавался флигель из двух комнат с летней кухней. Гиту на время отпуска была готова взять себе Клавдия Степановна. Марта, узнав об их планах, сказала Платону: "Ты всё-таки решил победить энтропию..." - "Ты же знаешь, что это невозможно," - отозвался парень смущённо. - "Невозможно, - согласилась девочка. - Но у тебя получается".
- ... Ну, вроде бы всё, - Платон, только что определивший их чемоданы и свой рюкзак на багажную полку, смотрел на них с Мартусей сверху вниз. - Или корзинку туда же?
- Нет, - Римма любовно погладила корзинку по узорчатому боку. - Её наверх ставить смысла нет. Насколько я знаю свою племянницу, она попросит есть, как только поезд тронется, а тут вся наша провизия.
- Жареная курица, батон, варёная картошка и яйца, свежие овощи, - перечислила Мартуся, - и ещё пирожки с купустой...
- ... которые Марта вчера сама испекла, - закончила за девочку Римма.
Платон только головой покачал, потянулся к своему рюкзаку и достал что-то из наружного кармана:
- Я тоже хочу внести свою лепту в предстоящее пиршество, - Он спрыгнул на пол и положил на столик какой-то свёрток в промасленной коричневой бумаге.
- У тебя вид, как у фокусника, - улыбнулась Мартуся. - Что там у тебя, нектар и амброзия?
- Почти, - сказал Платон с кривоватой улыбкой. - Там московская колбаса и балык.
Женщина с девочкой переглянулись.
- Это откуда же такие изыски? - спросила Римма, осторожно разворачивая бумагу.
- Из отцовского продуктового набора. Он вчера принёс, велел взять. Сказал, иначе меня совесть будет мучить, когда вы меня кормить приметесь, и как в воду глядел...
- Вот ещё, - фыркнула Марта. - Почему-то меня не мучала совесть, когда ты кормил меня в Ломоносове целый день, потому что я, разиня, забыла на столе пакет с бутербродами.
- Так-таки не мучала? Ни капельки? - поддразнил девочку Платон. - То есть от мороженого в шоколаде ты отказалась не для того, чтобы я лишний раз не тратился, а потому, что вдруг его разлюбила?
- С тобой откажешься, - проворчала племянница. - Я не захотела, так ты себе купил, и потом всё равно скормил мне полпорции...
- Платон, - прервала Римма их забавное препирательство, - а можем мы оставить эти твои деликатесы для Ольги Литвак, нашей квартирной хозяйки в Харькове? Денег она с нас никогда не берёт, так что я ей, как всегда, гостинцы везу: зелёный горошек, сгущёнку, копчёный сыр... Но вот это вот, - она постучала пальцем по свёртку, - было бы совсем хорошо.
- Тем более, что постояльцев у неё в этот раз будет не двое, а трое, - закончил Платон её мысль. - Конечно, Римма Михайловна, так мы и сделаем... - Он подтянулся, убрал свёрток назад в рюкзак, а потом переспросил сверху: - А почему она денег-то не берёт? Всё-таки три ночи...
Римма вздохнула. Легкий и приятный разговор внезапно свернул не в ту сторону. Платон спустился и огляделся, пытаясь понять, почему пауза так затянулась.
- Мы - товарищи по несчастью, - наконец тихо ответила Мартуся, разглядывая свои руки. - Муж тёти Оли Литвак тоже был в том самолёте, вместе с папой и мамой.
Платон шумно выдохнул, сел рядом с девочкой и просто обнял её за плечи. Она благодарно прислонила голову к его плечу.
- Ну, хватит уже себя идиотом ругать.
- Я не ругаю...
- Вслух не ругаешь.
- Я что, так громко думаю?
- Да. Нам всё равно нужно всё тебе рассказать, как было. Так ведь, Риммочка?
Женщина кивнула. Честно говоря, она надеялась, что Платон уже знает подробности произошедшего шесть лет назад. Но раз нет, то разговора никак не избежать. Только хорошо бы сначала поесть и понять, кто будет их четвёртым соседом по купе.
Как раз в этот момент дверь купе дёрнули снаружи, а затем она медленно отъехала в сторону и в проёме воздвигся, другого слова тут было не подобрать, мужчина весьма примечательной наружности - высокий, широкоплечий, с кудрявыми тёмными волосами и впечатляюще горбатым носом. Интересно, подумала Римма, что и Платона, в принципе, можно было описать теми же самыми словами, вот только сходства между обоими не было ни на грош. К широким плечам у мужчины прилагался внушительный живот, волосы вились почти до плеч, но, похоже, уже редели ото лба, нос был мясистым, а лицо - немного одутловатым. Вот так экземпляр! Если это и есть их попутчик, то поговорить в дороге о важном им точно не удастся.
- Добрый день, товарищи, - произнёс мужчина приятным глубоким голосом, и сразу же стало ясно, что он отнюдь не лишён известного обаяния, и главное, прекрасно об этом осведомлён. Он обвёл купе ласковым взглядом тёмных, немного навыкате восточных глаз, и кажется, остался вполне доволен увиденным. - Я вижу, мне сегодня повезло, и моими спутниками оказались прекрасная незнакомка... - Он церемонно поклонился самой Римме, - ...и, как я понимаю, молодожёны, - Изумлённо переглянувшимся Мартусе с Платоном достался покровительственный кивок. - Разрешите представиться: Георгий Аверьянович Тарадзе, пианист. Следую на гастроли в прекрасный южный город Жданов...
Ну вот, насчёт восточных глаз она не ошиблась, а подчёркнуто стильный, почти гламурный вид объясняется профессией. Правда, песочного цвета модный замшевый пиджак сегодня не по погоде, но, с другой стороны, может же южный человек зябнуть в ленинградские двадцать четыре градуса? Вот только зачем этот южный человек чушь всякую несёт? У Мартуси вон после "молодожёнов" до сих пор глаза как плошки. Хотя, если ему можно...
- Римма Михайловна,  - Она протянула Тарадзе руку, к которой он, как и следовало ожидать, тут же приложился неприятно влажными губами. - А это мои дети, Платон и Марта.
Выражение Мартусиного лица стало вовсе неописуемым, а вот Платон и бровью не повёл, только чуть заметно кивнул, встретившись с ней глазами.
Тарадзе явно не ожидал такого оборота, однако особого удивления не выказал, присел на нижнюю полку с Римминой стороны и придвинул к себе свой красный чемодан. Ну, что же, у такого заметного человека и чемодан должен быть заметным.
- Вы меня, конечно же, разыгрываете, прекрасная Римма Михайловна, - улыбнулся мужчина вальяжно. - Ну, допустим, девочка. Первая любовь иногда бывает ранней. Но мальчик никак не может быть вашим... Или вы это фигурально, о зяте?
- Я приёмный, - вставил Платон, и покосился на Марту, у которой дрожали ресницы и крылья носа от неудержимо подступающего смеха.
- О-о, - вежливо удивился мужчина, - у вас не только красивое лицо, но и большое сердце...
На этом невеликое Мартусино терпение иссякло. Она подскочила, пробормотала какое-то маловразумительное извинение, дёрнула дверь и буквально вывалилась в коридор. Тут же поднялся Платон, спросил для порядка: "Мама, я присмотрю?", сам себе кивнул и вышел за племянницей. Дверь медленно задвинулась, и в этот момент наконец-то тронулся поезд, громко и бравурно заиграло на перроне "Прощание славянки". "Занавес," - подумала Римма.
--------------------------------------------------------
Чуть дальше по коридору у окна безуспешно пыталась справиться с приступом смеха Марта. Когда грянула музыка и поплыл под ногами пол, она пошатнулась, Платон шагнул к ней, она ухватилась одной рукой за него, другой за поручень, и кто кого удержал от падения, так и осталось непонятным.
- Этот тип, он совсем ку-ку, честное слово, как он мог подумать, что мы женаты, если я у тебя под мышкой прохожу? - выдохнула она, немного успокоившись.
- Не проходишь уже, подросла за год, - отозвался он, стараясь не думать о том, почему идея быть за ним замужем кажется ей такой дикой. - И вообще, может, он горец, у них там, бывает, рано женятся...
- Горец! В брюках клёш! - Мартуся захохотала опять. Дрожали губы, крылья носа, танцевали ямочки на щеках и пушистые косички, которых сегодня опять почему-то было три. Надо бы как-нибудь спросить, от чего это зависит. - Всё, не могу больше,  - Она согнулась и упёрлась руками в колени. - Надо возвращаться, а то мы Риммочку с этим пианистом бросили.
- Средь бела дня он Римме Михайловне не страшен.
- Всё равно... - Марта шагнула к двери их купе, которую он предусмотрительно не стал закрывать плотно и прислушалась к происходящему внутри. Вдруг сделала большие глаза и прошептала: - Он просит Риммочку называть его "просто Георгий".
- Ну, хоть не Гоша или Жора, и на том спасибо.
- О-ох, хватит уже, я больше не могу смеяться, - Марта прислонилась к двери. В этот момент мимо них по коридору прошла пожилая женщина с полотенцем через плечо и бросила им укоризненно: "Что-то вы, молодёжь, разрезвились не в меру".  Марта вздохнула и посмотрела за окно на проплывающие мимо привокзальные постройки: - Мы и правда, едем.
- Конечно, едем, - удивился он.
- Я сегодня ночью даже не спала почти, боялась, что в последний момент что-нибудь случится, ты отцу понадобишься из-за этой Оли или мама тебя не пустит... Но ведь едем! - При последних словах она улыбнулась так ясно и ласково, что ему захотелось подойти и обнять её. В последние дни ему постоянно этого хотелось. Она была невероятно хорошенькой в своём зелёном ситцевом сарафачике, и она могла просто так сказать ему: "Я не спала всю ночь, потому что боялась, что ты с нами не поедешь". Она не опасалась наделать глупостей.
- Конечно, едем, - повторил он хрипло.
В это время кто-то дёрнул дверь купе изнутри, Марта отскочила и оказалась рядом с ним, а в проёме появился Тарадзе.
- А вот и дети, - сказал он, скользнув по ним несколько рассеянным взглядом. - Ну, что же, дамы могут пока припудрить носик, а вас, молодой человек, я попрошу закинуть мой чемодан наверх, потому что под нижнюю полку он не поместится. А я тем временем... - Он бегло взглянул на часы. - ...пойду, продолжу знакомство с нашей проводницей... - И насвистывая какой-то трудно узнаваемый мотив, мужчина удалился в сторону служебного купе.
---------------------------------------------------
Тарадзе наконец освободил её от своего присутствия, а в купе вернулись дети.
- А в каком смысле мы должны пудрить носик? - спросила Марта, усевшись рядом.
Платон задвинул за собой дверь и остался стоять возле красного чемодана, придерживаясь за обе верхние полки.
- В самом прямом, я думаю. Предполагается, что мы станем прихорашиваться, чтобы пойти с ним в вагон-ресторан.
- А мы идём с ним в ресторан? - ужаснулась девочка.
- Ну, он пригласил меня, чтобы отметить знакомство. А дети, как он сказал, "могут присоединиться или остаться в купе и есть простую и полезную домашнюю пищу".
- Но... ты же не согласилась?
- Нет, конечно. Но и отказаться у меня пока возможности не было.
Товарищ Тарадзе собирался приятно провести время с соседкой по купе, возможность отказа соседки он, кажется, даже не рассматривал. "Просто Георгий" считал себя совершенно неотразимым, а одинокую женщину ("Конечно, вы не замужем, дорогая моя, обручального кольца у вас нет, а просто так вы его ни за что не сняли бы"), хоть с детьми, хоть без - своей законной добычей.
- Тогда откажись, пусть сам идёт! - Мартуся заметно рассердилась.
- Боюсь, что если я откажусь, то он присоединится к нашей трапезе.
- Я тоже так думаю, - кивнул Платон.
- Хорошо, что ты балык спрятал, - вздохнула Мартуся.
Она не шутила, кажется, но это было очень забавно.
- Да, балыком я с ним делится не согласен, - развеселился Платон. - Тем более, что у него самого вряд ли найдется, чем поделится с нами. "Простой и полезной пищи" у него с собой точно нет. Есть разве что коньяк какой-нибудь...
С этими словами он поднял чемодан Тарадзе, да так и застыл с ним руке. Выглядело это странно.
- Ты чего, - спросила Марта. - Упражняешься?
- Он легкий, - Платон выглядел крайне озадаченным. - Очень лёгкий.
- И что? - Марта встала, подошла, обхватила чемодан руками. Платон выпустил ручку. - Действительно, совсем легкий. Пустой, что ли?
- Почти, - Платон снова принял у неё чемодан и без видимого усилия положил его на одну из верхних полок. Сам забрался на другую и уже сверху уточнил: - Римма Михайловна, я Мартусин чемодан спущу? Он поменьше и точно под нижнюю полку поместиться, ещё и корзинку, если нужно, можно будет рядом поставить.
- Давай, - Она встала и перехватила у парня чемодан племянницы.
- Даже этот маленький чемодан тяжелее, чем у Тарадзе, - Платон передвинул багаж на верхней полке и втиснул красный чемодан сбоку. - Вот почему человек едет на гастроли практически без багажа?
- Ну, к примеру, если ему предстоят всего-то одно-два выступления, а о гастролях он рассказывает для пущей важности.
- Думаете, пускает пыль в глаза? - Платон соскочил вниз.
- Даже не сомневайся. Те десять минут, что вы были в коридоре, а он - здесь, товарищ Тарадзе только этим и занимался...
- А зачем? - спросила Марта недоумённо. - Не всё ли нам равно, сколько у него выступлений?
- Ну, видимо, ему самому не всё равно. Даже наверняка. Он хочет произвести определённое впечатление, и длительные гастроли в разгар  сезона для этого подходят больше...
- Ты же не пойдешь с ним в ресторан? Какой-то он... - Мартуся пошевелила пальцами в воздухе, - ... скользкий.
- И не подумаю. Платон, не сочти за труд, спусти ещё и мой чемодан. А потом выйди, пожалуйста, в коридор ненадолго, мне нужно будет переодеться.
- Зачем? - удивилась Мартуся. - Ты же до вечера хотела в сарафане ехать?
- А теперь поеду в спортивном костюме.
- Почему?
- Потому что в спортивных костюмах по ресторанам не ходят...
-----------------------------------------------
Платон смотрел из окна на проносившиеся мимо луга и перелески. Тарадзе пока не вернулся, видимо, проводница оказалась приятной собеседницей, и это радовало. Этот хорошо одетый и нарочито уверенный в себе человек вызывал интуитивное желание спрятать от него Марту с Риммой Михайловной за высоким глухим забором. И это после нескольких минут общения. Что дальше-то будет?
- Извините, пожалуйста, - окликнули его откуда-то сбоку. - Вы мне с окном не поможете?
Он оглянулся. Стоящая через несколько оконных пролётов девушка беспомощно ему улыбнулась и как-то вяло подергала оконную ручку.
- Ни в купе не открывается, ни здесь, а солнце сегодня очень яркое, всё нагрелось уже и душно...
Платону пока душно вовсе не было, но и окно у них в купе он открыл первым делом, как только они сели в поезд.
  -  Я попробую, - сказал он и подошёл к девушке, которая чуть посторонилась, но именно что чуть-чуть, как бы локтем не задеть.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что к незнакомке больше подошло бы определение "молодая женщина". Короткая белая юбочка, полосатая трикотажная кофточка и высокий конский хвост на затылке на первый взгляд создавали впечатление чуть ли не вчерашней школьницы, но на самом деле незнакомка была даже на несколько лет его старше. Подойдя к ней, он оказался в облаке каких-то сладковатых духов, так что окно теперь понадобилось открыть и ему самому. Платон потянул ручку - безрезультатно, потом сильно и резко дёрнул, задев всё ещё близко стоящую девушку плечом и заставив её наконец-то отступить на пару шагов, почувствовал, как окно чуть  сдвинулось в пазах, и теперь уже уверенно дёрнул снова - фрамуга опустилась, в вагон ворвался свежий воздух.
- Получилось, - сказал он, отступая в сторону и потирая ладонь о ладонь.
- Спасибо! - Девушка улыбалась благодарно и смотрела чуть ли не восхищённо, будто он тут перед ней подвиг умудрился совершить. - Вы быстро так, а я тяну-тяну...
- Тянуть смысла нет, надо дергать, а если совсем не поддаётся, то к проводнице идти, а то может быть на ключ закрыто или вовсе закупорено...
В это время в коридор выглянула Марта, он обернулся на звук. Девочка поискала его глазами, обнаружила в компании незнакомки и немного растерялась, но ненадолго. Чуть нахмурилась, сказала неожиданно строго: "Вот ты где! Пойдём, Платон, надо перекусить, пока нашего соседа нет..." и тут же снова скрылась в купе, не стала ждать. Подумалось, что это плохой признак.
- Сестрёнка ваша? - спросила  из-за его плеча девушка, о которой он почти забыл, наблюдая за стремительной сменой выражений на милом веснушчатом личике.
И как быть? Поддерживать теперь со всеми в поезде рассказанную Тарадзе легенду? Он улыбнулся незнакомке и неопределённо повёл подбородком, то ли подтвердил, то ли опроверг, понимай как знаешь. Девушка ответила на улыбку и уточнять не стала, как он и расчитывал. Спросила вместо этого:
- А вас Антон зовут?
- Платон, - поправил он.
- Надо же, какое редкое имя...
Пауза в конце предложения была такой многозначительной, что он просто не мог не спросить в ответ:
- А вас?
- А меня Алёна. Имя не слишком редкое, как видите.
- Очень приятно, Алёна.
На самом деле приятного было мало. Он прямо чувствовал, как там, буквально в нескольких метрах, в купе за стеной, кто-то ёрзает на сиденьи, косится на дверь и считает минуты.
- Извините меня, Алёна, - сказал он. - Мне нужно идти, меня ждут.
И он уже почти ушёл, во всяком случае, сделал пару шагов по направлению к своему купе, когда услышал за спиной какой-то щелчок и приглушённый вскрик. Мгновенно обернулся, чтобы увидеть, как девушка вдруг обмякла и стала заваливаться назад, как тряпичная кукла. Он едва успел её подхватить, неловко мотнулась голова. Да что это такое, чёрт возьми? Звук напомнил выстрел, но откуда?! Алёна  определённо была без сознания, но никакой крови на ней он не видел и не чувствовал. Прислонил к себе безвольное и неожиданно тяжёлое тело, перехватил, поднял на руки. В дверь купе пришлось стучаться локтем. Римма Михайловна крикнула: "Войдите!", но открыть дверь самому не представлялось никакой возможности. Почему-то ему не пришло в голову ничего лучше, как постучаться ещё раз: три коротких  - три длинных - три коротких. Почти сразу после этого Марта распахнула дверь, выпалила: "От кого тебя спасать? От девицы фигури..." и застыла, увидев его с Алёной на руках.
К чести девочки, она пришла в себя почти сразу, ахнула, отступая в сторону. И Римма Михайловна, колдовавшая над накрытым столиком, тут же отложила нож и быстро вытерла руки.
- Что случилось? - спросила она отрывисто, помогая ему устроить Алёну на нижней полке.
- Я не понял, - честно сказал Платон. - Был странный звук, как щелчок или... - Нет, про выстрел он говорить не станет. - А потом она стала падать, я едва успел подхватить...
Римма Михайловна тем временем пощупала у Алёны пульс сперва на запястье, а потом и на шее, приподняла веко, проверяя зрачки. Сказала, нахмурившись:
- Обморок. Марта, достань, пожалуйста, аптечку, она в твоём чемодане. Нужен нашатырный спирт...
Когда спустя пару минут женщина поднесла открытую бутылочку нашатыря к Алёниному носу, та довольно сильно вздрогнула всем телом, открыла глаза и шумно вздохнула. Обвела затуманенным взглядом всё вокруг, остановила его на Римме Михайловне, часто заморгала и вдруг попыталась сесть.
- Тише, тише, - женщина удержала её за плечи. - Вы только что потеряли сознание, вам нужно полежать...
Платон наклонился, чтобы девушка могла его рассмотреть.
- Алёна, вы меня помните? Мы с вами только что в коридоре познакомились.
- Антон... - едва слышно прошелестела девушка.
- Почти, - Он кивнул и улыбнулся. - Я не понял, почему вы упали. Что произошло?
- Я не знаю, - сказала девушка беспомощно. - Не помню...
- А раньше у вас такое уже случалось? - спросила Римма.
- С чего вы взяли? - От этого невинного и вполне естественного в такой ситуации вопроса Алёна почему-то резко напряглась и снова попыталась сесть. - Ничего подобного!
- Вы не волнуйтесь, - сказала Римма, осторожно подхватив девушку под локоть. - И не торопитесь вставать. Чаю хотите?
- Нет-нет, ничего не нужно, - девушка высвободилась и теперь смотрела на Римму весьма настороженно. - Я к себе пойду. Пусть Антон меня проводит.
- Платон, - тихо и хмуро сказала Марта из-за тётиного плеча.
- Что? - Алёна не слишком приветливо глянула на девочку. - А, ну да...
Проводив Алёну, которая шла ещё довольно нетвёрдо, передав её с рук на руки пожилой соседке по купе и попрощавшись, он внимательно осмотрелся и заметил след на оконном стекле.
- Что там? - спросила Римма Михайловна от двери.
- Довольно приличная выбоина с той стороны стекла. Камень кто-то бросил, что ли?
- Но стекло же не разбито? - Теперь из купе выглянула и Марта. - Тогда отчего обморок-то?
- Испугалась, видимо, - пожала плечами её тётя.  - Судя по её странной реакции, обмороки с ней и раньше случались, только нам об этом знать не положено.
- Вам с Платоном хотя бы "спасибо" за помощь положено, - ответила как-то сумрачно Марта и ушла назад в купе. Платон с Риммой последовали её примеру.
----------------------------------------------------
Внутри аппетитно пахло домашней выпечкой и зеленью, Платон только теперь это заметил. Римма Михайловна, уже нарезавшая маленьким ножом свежий огурец, глянула на него с улыбкой, а потом кивнула на Марту. Девочка сидела напротив, отвернувшись в сторону окна. Он сел рядом и положил руку ей на плечо:
- Ты чего рассердилась, малыш? Ну, не сказала она "спасибо", и ладно. Чего от человека после обморока ждать? Может, потом ещё скажет.
- Тебе-то точно скажет, - отозвалась Марта, не оборачиваясь.
Он, кажется, понял, в чём дело, и начал улыбаться.
- Не мне, а Антону...
Марта фыркнула, потом засмеялась и, наконец, повернулась к ним.
- Угощайся, Платон, - сказала Римма Михайловна, откладывая в сторону нож и поднимаясь. - А я пойду у проводницы чаю нам попрошу.
- А вдруг там этот ещё, "просто Георгий"? - вскинулась Мартуся.
- Ну, не бегать же теперь от него. Много чести...
Марта проводила тётю глазами, а потом посмотрела на него. Хотя нет, только глянула, и сразу отвела взгляд. И на что посмотрела? На пирожки?
- Надо что-то с этим делать, - сказала она тихо.
- С чем? - не понял он.
- С тем, что я тебя постоянно ревную, как какая-то фурия. Или эта... как её?.. гарпия?
И не поймёшь, шутит она так, - а она может, с чувством юмора у девочки всё в порядке, - или и правда извиняется. Платон почувствовал, что пауза затягивается, и сказал:
- Где фурия? - Взял со стола пирожок, самый красивый и румяный, кажется, разломил пополам и протянул половинку Марте. - Не вижу никакой фурии...
Марта взяла предложенную половинку, откусила задумчиво и переспросила с полным ртом:
- Точно не видишь?
- Точнее некуда.
- А кого тогда видишь?
- Ну, если после Гермеса на крыше таможни у нас всё крутится вокруг греческой мифологии, то ты, наверное, нимфа... Ну, или муза.
- Нет, быть нимфой мне не нравится, - сообщила Марта, дожевав. - А то на каждую нимфу всегда найдется разгневанная богиня, которая её во что-нибудь или в кого-нибудь превратит. Так что придётся мне быть музой. Буду тебя вдохновлять. Только вот на что?
- И на что же?
- Ну, стихов от тебя вряд ли дождешься, хоть в каком жанре.
- "Я  - поэт, зовусь Платоном, от меня стихов вам тонна..."
- Ужас какой! Только не это.
-  Тогда, может быть, на борьбу с энтропией?
- Так ты и без меня прекрасно с этим справляешься.
- Не скажи. В этом часто неблагодарном и почти безнадежном деле мне вдохновение совсем не помешает...
Они замолчали. Марта смотрела на него пристально и очень нежно, и взгляд её был почти так же осязаем, как и лёгкое дыхание, которое он сейчас чувствовал на своём лице. В такие минуты, когда у них обоих заканчивались слова, она обычно гладила лацканы его пиджака, но сегодня пиджака на Платоне не было. Поэтому девочка, немного поколебавшись, провела кончиками пальцев по плечу от угла воротника до конца короткого рукава. Вздохнула, как ему показалось, нехотя отняла руку. И вдруг сказала:
- Я так к тебе привыкла...
И как-то так сказала, что он сразу понял - шутки кончились. Потому и ответил совершенно серьезно.
- Это хорошо.
- Что же хорошего? Собственнически относится стала, командую, ревную. Это же неправильно! Вот что ты улыбаешься?
Он понял, что и в самом деле улыбается. "Я так к тебе привыкла", замечательный вариант, лучше и не скажешь. Пока.
- Потому что я тоже привык. К хорошему быстро привыкаешь. И командую, и ревную. Что будем делать?
- Ты старше...
- Нет, с этим мы ничего поделать не сможем. Разница в возрасте  - это не лечится.
- Да ну тебя...
- Хватит драться. Съешь лучше что-нибудь. Может, тебе яйцо почистить?
- Ну, почисти. И сам поешь, а то что тебе эти полпирожка, на один зуб. Тебе хоть понравилось?
- Очень! Пища богов. А ещё героев, нимф и муз...