Глава 21. Особенности следственной практики агентства «Штольман, Штольман и Ко»

  -  Аня! 

  -  А?

   Ох! Надо же так задуматься, чтобы подчистую отключиться от действительности! Как давно она стоит столбом возле туалетного столика? Судя по тому, что Яков покинул уютное кресло и оказался рядом, причем, явно не сию минуту,  -  порядочно. И насколько безумно она выглядит, если он встревожился? Пожалуй, Штольман счёл, что очередной дух посетил её и  вовлёк в новое видение, раз решил держаться поблизости. А она, погрузившись в воспоминания с головой, и не заметила эволюций мужа...  Выведя Анну из подобия транса, Яков мягко расправил её кулачок, вытащил злосчастные шпильки и собственноручно сложил их в шкатулку.

  -  Яша, что бы я без тебя делала,  -  вздохнула Анна, отмерев.

  -  Полагаю, окончательно доломала бы шпильки?  -  хмыкнул Штольман, подтянул Анну поближе и обнял. Родное тепло укутало ласковым пологом, и тревоги сегодняшнего дня чуть-чуть отодвинулись и притихли.

  Анна благодарно прижалась к Якову, уткнулась носом в его ключицу и пожаловалась:

    -  Не понимаю... Не понимаю, как мне расшевелить этого упрямого духа? Как заставить его явиться? И с дядей не посоветоваться  -  он, поди, десятый сон видит...

  -  Ну, вам, Анна Викторовна, не впервой с сумасбродными духами воевать, и в одиночку тоже,  -  недовольно произнёс Штольман, крепче её обнимая.

  Несомненно, Яков сейчас начнет распекать её за сегодняшние «подвиги». Она так и не сумела убедить его, что нынче духи были едва ли не ласковы и необычайно бережно с ней обходились. Ну, за исключением последнего, конечно. Но, по сути-то, он и не являлся! Наоборот, отгородился от Анны, будто стеной непробиваемой! А Яков всё одно за неё переживает и норовит скрыть это за воркотнёй... А и пусть его ворчит! Вдруг среди его бурчания отыщется подсказка? Такое случалось, и не раз. Может, вместе они снова исхитрятся найти решение очередной задачи?

   Широкие ладони согревали спину. Под щекой мерно билось сердце. Анна принялась  теребить пуговицу на сорочке мужа в такт успокаивающим звукам. Пуговица то расстегивалась, то застегивалась... Сердечный ритм изменился, Штольман шумно вздохнул и, чуть отстранившись, заглянул ей в лицо:

   -  Ох уж мне эти ваши духи! То являются, не спросясь, то  не дозовёшься их, когда нужны! Своенравная публика!  -  проворчал он, заправляя ей за ухо непослушную прядку.

  Когда они возвращались домой, от Анны не укрылось, что в экипаже Штольман сделался мрачен и ушел в себя ещё до её бесплодных попыток призвать непокорного духа. Извне это вряд ли кто смог бы заметить, но Анна давным-давно наловчилась разбирать оттенки молчания мужа. Якова определённо что-то угнетало, раз его безмолвствие  было столь отстраненным. И столь же очевидным представлялось, что не расскажет он ничего, всё в себе оставит. Что уж такого приключилось, когда Штольман и Александр Николаевич отправились за извозчиком? Заведомо, не провал их миссии  -  фиакр-то они так и не добыли вовремя!  -  стал причиной суровой отчуждённости Якова... Но теперь, когда прозвучали знакомые до боли фразы, Анна с радостью расслышала, что ворчливые нотки в любимом голосе опять  привычно насмешливы, без горечи и сарказма. Отлично! Продолжим рассуждать о деле!

   -  Надобно же как-то добыть сведения об обстоятельствах гибели жены Бенкендорфа! Наверняка в этой тёмной истории есть, за что зацепиться!

  -  Аня, твои духи, как правило, не больно-то щедры на подробности и конкретные детали. Отчего бы этому вести себя иначе? -  вполне резонно возразил Штольман.

 
  -   Чтобы дух сообщил хоть что-нибудь, сперва не помешало бы до него дозваться! А он  -  она  -  упрямится!  -  Анна не собиралась так скоро отказываться от перспективного направления расследования!

  -  Как нелюбезно с его стороны!  -  покачал головой Яков.  -   По-видимому,  бесчисленные дела не позволяют ему отлучиться и явиться пред очи медиума?  -   предположил он, внешне сохраняя полнейшую серьёзность.

  -  Бросьте ваши шутки, Яков Платонович!  -  Анна пристукнула кулачком по груди мужа. Тот в ответ лишь ухмыльнулся. Несносный, несносный Штольман! Тут духа никак не вытащишь на белый свет  -  а он и рад! Ну, да ладно, пусть лучше над ней подтрунивает, чем грызть себя втихомолку.

  Яков примирительно накрыл ладонью Аннину карающую длань и с некоторым сомнением признался:

   -  Честно говоря, за все прошедшие годы у меня не вышло постичь, существует ли некая  закономерность  в поведении этих ваших сущностей. Когда духу небезразлично то, что с ним случилось? От чего зависит его... гм, настроение?

  Анна тихонько хихикнула в кулачок. Её любимый сыщик в своём репертуаре! Системный подход  -  всегда во главе угла!

  -  Яша, меня положительно умиляет твоя вера в статистику! Неужели ты допускаешь, что и к духам не возбраняется применять её методы?  -  не удержалась она от поддразнивания.   

  Глаза у Штольмана странно блеснули, и он ещё раз усмехнулся. Правда, не задиристой, а смущённой улыбкой:

  -  А почему бы и нет?  -  сконфуженно буркнул он, пожав плечами.  -   Статистика оперирует фактами и цифрами. Даже два случая одинакового поведения в схожих обстоятельствах не всегда могут быть совпадением. Три  -  уже с большой вероятностью закономерность.

  Анна обличающе приставила палец к длинному носу мужа: 

   
  -  Не кажется ли вам, Яков Платонович, что сейчас мы имеем ваше чистосердечное признание?

  -   Осмелюсь поинтересоваться, и в чем же я сознаюсь?  -  озадаченно прищурился Штольман.

  -  Да в том, что иной мир для вас  -  отнюдь не небылица, раз вы собрались применять к нему законы этого!  -  с торжественной важностью пояснила Анна.

  -  Разоблачили, Анна Викторовна,  -  улыбка Штольмана вновь стала вполне хулиганской, и он, ловко поймав Аннину руку, принялся целовать её пальцы. Начал с указательного, дошел до мизинца и, кажется, останавливаться не собирался. Вот ведь! Он прекрасно знает, как это на неё действует, и пользуется без зазрения совести, чтобы отвлечь от дела!

  Надобно сказать, что манёвр муж провёл успешно. Руку отнимать не хотелось, тем более, не хотелось от него отрываться... Было в этом что-то очень волнующее и одновременно умиротворяющее  -  обсуждать серьёзные вещи вот так, в обнимку, время от времени срываясь в пикировку. И, несмотря на некоторую курьёзность положения,  -  бесконечно правильное притом...  Анна сделала над собой усилие и сосредоточилась на насущном:

  -  Значит, вы предлагаете искать закономерности в поведении духов,  -  пробормотала она, борясь с желанием поцеловать иронически изогнутые губы.

  -  Ну, это же вы имеете с ними дело. А я так, время от времени рядом стою... И хотел бы разобраться самочинно, да не дано,  -  со смешком ответил Яков.

  Да, это было бы нечто  -  Штольман, материалист до мозга костей, разбирающий логику поведения духов! Тем не менее, сегодня на выставке он именно этим и занимался! Анна едва не рассмеялась, и вдруг поняла, что тревога и чувство вины за неисполненные обещания не то чтобы полностью улеглись, но перестали давить на неё с прежней силой. У неё появилась твёрдая уверенность, что вдвоём с Яковом они непременно справятся! А сейчас надобно собраться с мыслями и предоставить гениальному детективу материал для дедукции. 

   Ещё больше обнадёживало, что Яков и сам был не промах по этой части. Как и предполагала Анна, он явно преуменьшил степень своей осведомленности о повадках духов, всё-таки уже умудрившись составить какую-никакую систему:

  -  Насколько я разобрался, информация, которую поставляют вам ваши загробные свидетели, бывает трех видов: во-первых, о том, что некто перешёл в мир иной, он сообщает самим фактом своего явления. Во-вторых, если дух является персонально, то сведения он подбрасывает крайне невнятные и расплывчатые.

  -  Невероятные путаники  -  эти духи! Иногда, пока толку от них добьёшься  -  голову сломаешь!  -  поддакнула Анна сердито.  -  В особенности с именами разобраться сложно. Не считают они нужным ни представляться, ни других называть.

  -  Прямо скажем, правилами хорошего тона ваши потусторонние сущности не Бог весть как утруждаются,  -  ответил  Штольман со своим неизменным ехидством.

   -  Конечно, не утруждаются! Что им эти правила, в нынешнем-то состоянии? Зато они часто показывают, где находится что-нибудь, необходимое следствию! Ну, как Мария Васильевна показала нам сегодня, где Бенкендорф спрятал картину! -  вступилась Анна за своих бестолковых помощников.

  -  В-третьих,  -  мимолётно улыбнулся её горячности Штольман,  -  они посылают вам видения. И вот тут-то, полагаю, они не скупятся на подробности и, по большей части, довольно точны.

  -  Я-а-а-ков Платонович, вы неподражаемы!  -  протянула Анна чуть насмешливо.  -   Ну и зачем вам я? Вы сами всё по полочкам разложили!

  -  Насмешничать изволите, Анна Викторовна?  -  осведомился Штольман, заломив бровь.

  -  Ну что вы, разве я могу? Насмешки у нас  -  по вашей части!   -  Анна легонько провела пальцем по старому, еле заметному шраму над бровью, заодно попытавшись разгладить над ней морщины.  -  Яша, ты все расписал в точности. Видения на то и видения, что частенько чувствуешь, будто сам   -  участник того, что произошло. Правда, некоторые духи и тут ухитряются туману напустить...

  Если бы Анне в те поры, о которых она сегодня то и дело невольно вспоминает, пришло бы в голову, что когда-нибудь они со Штольманом станут вести этакие разговоры  -  она бы рассмеялась в голос. Попросту почла бы сию бредовую мысль весьма неудачной шуткой! Кстати, ровно так поступила она, когда Яков Платонович заговорил о грозящей ей опасности, предсказанной гадалкой. Даже все ниспосланные мирозданием видения и вещие сны не заставили бы поверить Анну в подобный оксюморон! И вот  -  пожалуйста! Она блаженно потянулась и обхватила мужа за пояс.

  -  Аня, а сегодня как было?  -  Штольман воспользовался её манипуляциями и принялся играть с развившимися по плечам прядями её волос. Сейчас он приведёт их в такой художественный беспорядок, что их точно не расчешешь...

  -  Сегодня Камилла Альбертовна показала мне всё со скрупулёзной достоверностью!  -  уверила Анна мужа, внимательно к нему присматриваясь. Ей всегда необыкновенно нравилось примечать, как Яков обдумывает головоломку и выстраивает логические цепочки.  -  Так, что разночтений быть не могло! Да вот незадача  -  не была она, конечно, свидетелем гибели госпожи Бенкендорф. Уж госпожу Бенуа-старшую не пришлось бы уговаривать сведениями поделиться...

  -  И госпожа Бенуа-мать, и госпожа Якунчикова  явились к тебе на выставке без приглашения, правильно? И предоставили ценную информацию по собственной инициативе? -  осведомился Штольман. После утвердительного кивка Анны он раздумчиво  поинтересовался:

  -  Отчего так происходит, что одни духи столь предприимчивы, а других и пушкой... гм, то есть, словом и волей медиума не расшевелить?

  -  Вот как раз последних, вроде супруги Бенкендорфа, среди духов  -  подавляющее большинство,  -  вздохнула Анна.  -  Будто умерев, они отбрасывают всё, что случилось на Земле. Их даже собственная смерть больше нисколько не волнует. А до того, что происходит с теми, кто ещё жив  -  им и вовсе дела нет. А бывает и так: дух не просто не хочет откликаться, он сопротивляется! Даже и не знаю, с каким из них труднее справиться...

  -  А если прикинуть, кто является добровольно чаще всего?

  -  Духи, близким которых грозит беда,  -  с неколебимой уверенностью ответила Анна. -  Если тот, кто был дорог и важен духу при жизни, окажется в опасности, дух не оставит медиума в покое, пока не сделает всё возможное, чтобы попытаться спасти! Но госпожа Бенкендоф никак  не из подобных! Уж если ей безразлична собственная гибель, то что ей за дело до напасти, грозящей незнакомому человеку?

  -  Аня, а что духи знают друг о друге? Насколько широк, если позволено будет выразится, круг их знакомств?

  Анна в изумлении воззрилась на мужа:

  -   Яша, а ведь верно! Они доподлинно знают о том, жив любой человек, или умер! -  руководствуясь именно этим соображением она когда-то умоляла дух князя Разумовского сказать ей, в каком из миров находится Яков.  -  Они заранее чувствуют смертельную опасность, грозящую живому! Чувствуют, когда он может к ним присоединиться! Получается, они и друг друга должны чувствовать!

  -  То есть, теоретически, связь с равнодушным, неотзывчивым духом можно попробовать наладить через духа благожелательного и заинтересованного?

  -  Яша, я уже говорила прежде, что ты лучше и умнее всех на свете? Так вот: мало говорила! И не думай отнекиваться!  -  теперь уже ничто не помешало Анне в порыве признательности броситься мужу на шею. Против последнего он ничуть не возражал. Но некоторой досады от того, что он сам предложил ей выход, который неизбежно приведет к очередному сеансу духовидения, скрыть и не пытался.

  Анна поскорее, пока Яков не спохватился и не принялся восставать  против «нового напряжения и без того растраченных сил», развернулась в объятиях мужа, прижалась к нему спиной. Штольман обречённо вздохнул и прикрыл ладонями её живот.

  -  Дух Камиллы Альбертовны Бенуа, явись!  -  произнесла Анна и немедленно ощутила, что повторять призыв не потребуется. Невысокая женская фигурка тотчас соткалась рядом со Штольманами. Прижав судорожно сцепленные руки к груди, дух смотрел на них не отрываясь, и на милом лице его безумная тревога мешалась с такой же безумной надеждой. Да, Анна не ошиблась тогда, в хранилище, по-своему истолковав прощальный взгляд Камиллы Альбертовны. Мать полагалась на медиума, и сейчас явилась, чтобы в который раз оказать любую возможную помощь. 

  -  Камилла Альбертовна, вы слышали, о чём шла речь?  -  спросила духа Анна.  -   В силах ли вы помочь привести сюда дух супруги господина Бенкендорфа?

  Ответом на вопрос стало выражение непреклонной решимости на лице призрака. Дух матери перевернёт весь иной мир с ног на голову, но заставит явиться своевольного свидетеля, если на кону стоит жизнь сына!

  Камилла Альбертовна незаметно растворилась. Почти неуловимое, как и раньше, воздействие исчезло.

  -  Что?  -  напряжённо спросил Штольман.

  -  Думаю, придется подождать,  -  пожала плечами Анна,  -   но ожидание вряд ли затянется. Мне кажется, время в ином мире и течет по-иному. А может, его там и нет в полном смысле этого слова? Долгие видения в доли секунды укладываются. Отчего же с поисками должно быть не так?

  -  А мне кажется, что у мироздания порой напрочь отсутствует сострадание,  -  сквозь зубы пробормотал Штольман, обхватывая Анну понадёжнее.

  -  Яша, да всё в порядке!  -  принялась было убеждать его Анна, но порыв ледяного сквозняка, пробившегося сквозь объятия мужа, предупредил, что миссия Камиллы Альбертовны увенчалась успехом. Перед Анной проявились уже две женские фигуры. Старшая госпожа Бенуа выглядела по-прежнему собранной и решительной. Она держала за руку дух другой дамы. Если та, невысокая и пухленькая, при жизни и была хороша собой, то теперь разглядеть это стало затруднительно: на месте лица погибшей клубилось серое облачко, скрадывая его черты. Ах да, дядя же говорил, что смерть несчастной наступила от выстрела в рот...

  -  Покажи ей!  -  приказала госпожа Бенуа. И столько несгибаемой воли, столько решимости настоять на своём было в потустороннем голосе, что второй призрак подчинился велению той, что сражалась теперь за жизнь сына.

  Шелестя старомодным платьем из сиреневой тафты, своенравный дух подплыл к Анне вплотную и протянул было пухлую ручку к её локтю, но вдруг отпрянул с лёгким вскриком.

  -  Горячо! Жжет!  -   прозвучал высокий капризный голосок.  -  Пусть он уберёт руки, иначе я не смогу ничего показать!

    Удивительно, но Яков уловил, что что-то пошло не так.

  -  Аня, в чём дело?  -  встревоженно спросил он, 

  -  Она говорит  -  ты её не пускаешь! Ей больно от твоих рук! Нужно, чтобы ты немножко отошёл в сторону!

  -  Анна Викторовна!  -  возмущенно начал Яков, но Анна перебила его:

    -  Яша!  -  взмолилась она.  -  Не время препираться! Мы вдвоём её еле удерживаем! Лучше теперь рискнуть, чем потом  повторно пытаться её вытащить и вконец обессилеть! Ну, пожалуйста! Ну, нет сейчас другого выхода!

  Яков катнул желваки на щеках, лицо его окаменело. Он силился стремительно просчитать ситуацию и найти верное решение.

  -  Где они?  -  спросил он Анну с пугающим бесстрастием.

  -  Сию минуту  -  прямо прямо перед нами. Госпожа Бенкендорф справа, ближе к окну, Камилла Альбертовна  стоит напротив тебя,  -  торопливо, но старательно доложила оперативную обстановку Анна.

 
  И  -  слава всем силам мироздания!  -  муж всё-таки разжал руки и отступил на шаг.         

  Однако, Анна обрадовалась преждевременно. Штольман с непреклонным видом крепко ухватил её за руку и всем корпусом развернулся к госпоже Бенкендорф. И так ловко, будто видел дух собственными глазами! Причем, Яков угадал точнёхонько, и взгляд его был направлен как раз на дымку, прикрывавшую лицо призрака.  А затем муж жёстко и категорично произнёс:

  -  Сударыня, я буду держать Анну Викторовну за левую руку, а вы извольте подойти справа и ознакомить её с обстоятельствами вашей гибели. Уверен, так мы сможем избежать моего воздействия на вас. 

  Приказ, исполненный властной силы, подействовал безотказно.  Дух завороженно кивнул и потянулся к Анне. «Боже мой, его даже духи ослушаться не смеют! Или всё дело в том, что госпожа Бенкендорф  -  женщина?»  -   промелькнула капельку ревнивая мысль перед тем, как Анна провалилась в иную реальность. В то, что случилось много лет назад...

                                                               ***

  … Она неспешно поднимается по ступеням парадной лестницы их берлинского особнячка. Как же она утомилась сегодня! Ноги приятно гудят от бесконечных танцев, голова слегка кружится от шампанского... Приём у российского посланника удался на славу. Блестяще, пышно, восхитительно...  Жаль, что хозяйке дома стало дурно, и гостям волей-неволей пришлось разойтись. Теперь вот приходится возвращаться в их арендованную обитель раньше, чем она рассчитывала.

  Она окидывает взглядом великолепный вестибюль, и досадливо  хмурится. Она неплохо осведомлена, какие средства пошли на оплату этой роскоши, и откуда они берутся. Склонность мужа к «изящной, приличной светскому господину жизни» проявилась вовсю, когда он получил доступ к её солидному приданому. Знали бы родители, когда устраивали их брак, за кого они просватали свою единственную дочь! Но сейчас ей совсем не хочется мыслями о муже портить впечатления о великолепном вечере, и она старается подавить привычное раздражение.

  Было бы обидно столкнуться сейчас с Митой. Мигом пропадет всё очарование нынешнего soirée*... Сегодня Бенкендорф не смог её сопровождать, и слава Богу! Глаза б его ввек не видели... И с Nikolas не удалось бы всласть поболтать и потанцевать... Трусишка, он до сердечной дрожи трепещет перед её супругом!  Ах, какой вздор, какой вздор! Было бы, кого бояться...

    Бубнящие в кабинете мужа голоса диссонансом вторгаются в приятные воспоминания. Странно... Бенкендорф говорил, что какие-то дела  -  право, что за чушь, какие у него могут быть дела?  -  задержат его допоздна. Неужели он уже вернулся? Да ещё привёл кого-то ночью? Любопытно, о чем у них разговор?

  Она почти беззвучно, сетуя про себя на шелестящее платье, крадётся по коридору... Затаив дыхание, осторожно заглядывает в полуоткрытую дверь... Заглядывает, и тут же отскакивает назад. Ослабевшие ноги подгибаются, и она прижимается к стене, тщетно стараясь унять бешено колотящееся сердце. Картина, которая открылась ей на долю секунды, издевательски стоит у неё перед глазами: муж и его секретарь в совершенно недвусмысленной позе... Молодой человек  -  как бишь его? Анатоль Нидзвецкий, кажется? Муж нанял его незадолго до поездки в Берлин... Так, значит, слухи о Мите, которые правдами и неправдами достигали её ушей,  небеспочвенны? И он...  Пакость какая! Ну, нет, этакой гнусности она не потерпит! Она не позволит  подобному непотребству твориться в доме, снятом на её же деньги! Она не намерена мириться со столь неслыханным оскорблением! Более жестокого унижения трудно и вообразить! И уж если Мита был так легкомыслен и неосторожен, что позволил себя застать, она не собирается упускать этот шанс избавиться от него раз и навсегда!

  Она собирается с духом, решительно выпрямляется, резко распахивает дверь и, стараясь погромче стучать каблуками, чеканным шагом входит в кабинет.

  -  Чудесный вечер, господа! Вижу, вы решили сделать его ещё более пленительным?

  Бенкендорф, застывший при звуке отворившейся двери, оборачивается к ней и отпихивает секретаря в сторону. Молодой человек отшатывается в угол, зачем-то загораживается стулом и дико таращится из своего убежища выпученными водянистыми глазами. Впору подумать, кто-то собирается на него нападать! Да кому он нужен, мерзкое насекомое? Как оказалось, недаром она при любом взгляде на него испытывала неодолимое чувство гадливости! Она ещё дивилась: отчего бы? Вроде почтителен, вежлив до приторности, прилично и аккуратно одет. Ума не Бог весть какого, но язык подвешен бойко. Недурён собой, разве что светлые волосы чрезмерно прилизаны, да глаза малость навыкате...

  -  Софи?  -  с деланным удивлением произносит муж.  -  Мы не ждали вас так рано. Неужто приём уже подошёл к концу? А мы с Анатолем любуемся и восхищаемся моей дуэльной парой. После реставрации она, кажется, стала только краше!

  Какая ещё дуэльная пара? А, наверно, та самая, которую муж приобрёл по случаю по приезде в Берлин за немыслимую цену! С каким жаром он уверял её, что за смешные деньги заполучил настоящую драгоценность! «Работа самого Жана Лепажа! Сделано в 1808 году! Кремневый замок, необыкновенная точность стрельбы!»  -  восклицал муж, бегая по комнате и задирая вверх свои коротенькие ручки, чем забавлял её несказанно. Отчего же он расстался со своей новой игрушкой?

-  Мастера фирмы Кухенрейторов оправдали свою репутацию!  -  продолжает заговаривать ей зубы Мита.  -  Ну, доложу я вам, их работа стоит немалых денег, им уплаченных! Не желаете ли взглянуть?  -  и он открывает дуэльный ящик. На малиновом бархате подкладки красуется пара ненаглядных для мужа Лепажей** в окружении необходимого для их обихода скарба. В тёплом свете свечей маслянисто взблёскивают гранёные дула с золотой гравировкой, тускло лоснятся рукояти из ореха, отполированные серебряные накладки отбрасывают яркие блики. 

  Они что, сквозь закрытую крышку пистолетами любовались? За полную дуру её почитают?!! От этакого небывалого, беспримерного бесстыдства она слегка теряется.  Безусловно, ей не привыкать к редкостной изворотливости Миты. Но сейчас-то она едва ли не впервые застигла его на «месте преступления»! Да как ему в голову взбрело, что она оставит всё, как есть, и закроет глаза на его шалости? Как пить дать, он не в шутку воображает, что она будет столь неумна и безропотна, даже заполучив в руки достаточно сильный  козырь! По всей видимости, так оно и есть, потому как Мита успокаивающе мурлычет и ластится как кот, свято уверенный, что  после очередной выходки его всё равно возьмут на ручки и почешут за ушком! Оттого, что решительно никто не смеет устоять перед его обаянием! Муж рокочет, подпуская в голос убедительности и бархатистости:

-  Анатоль как раз любезно доставил эту прелесть из мастерской,  -   оборачивается он к секретарю за подтверждением. Тот в ответ издаёт какой-то невразумительный  звук, не подлежащий истолкованию.

Бенкендорф никогда не принимал её всерьёз! И сейчас, попавшись на горячем, он пытается просто-напросто заболтать её! Ну, нет! Так дело не пойдёт! С виду он мгновенно преодолел растерянность и смущение. И голос его почти ровен. Но бегающие глаза выдают его с головой: паника не лучшим образом сказалась на его лицедейских умениях, а до истинного спокойствия ему ой, как далеко.  И до ответных пространных речей в её адрес он снисходит крайне редко!

  Её драматическому выходу после появления помешал стул, оказавшийся у неё на пути. Она пытается эффектно отшвырнуть его прочь, но у неё не хватает сил: вся мебель в кабинете, хоть и выдержанная в вычурном стиле, порядком массивна. Как назло, выгнутые ножки кабриоль устойчиво расставились в стороны. Стул натужно скрипит по паркету, едва-едва сдвигаясь. Отбросишь такой, как же!  И  -  какая досада!  -  платье трещит, зацепившись за прихотливый резной завиток. Теперь его осталось выбросить, с этакой-то прорехой! «Ну ладно, я и это тебе попомню!»  -   гневно думает она и кладет руку на спинку. Придется использовать стул по-иному. Наверняка, величавая, исполненная важности поза придаст ей внушительности и убедительности. Ей хорошо известно, чем пронять мужа должным образом! Она непреклонно задирает подбородок и с сарказмом произносит:

-  Благодарствуйте, я уже разглядела всё, что нужно.

  Застигнутые любовники переглядываются, и Бенкендорф вновь открывает рот, чтобы ответить на её выпад. Пусть только попробует сказать  -  «Это не то, что ты думаешь!»

-  Софи, что за неуместный тон?!!  -  этот самоуверенный наглец и не думает оправдываться!  -  Вы не в настроении? Ваш вечер не удался? Разве  Nikolas Истомин не почёл приём своим присутствием?

  Ах ты мерзавец! Нет, ну каков апломб! Ну, добро же, сейчас ты у меня получишь!

  -  С каких это пор вас стало заботить, с кем я провожу часы отдохновения? И незачем уверять, что вы меня нежданно-негаданно ревновать вздумали! В ваших предпочтениях я давеча убедилась воочию!

  -  Наш с вами договор исключает заведомую нелепицу,  -  Бенкендорф беззастенчиво игнорирует её обвинение.  -  Напоминаю, если память вам изменяет: у меня  -  своя жизнь, у вас  -  своя. И мы друг другу не мешаем. И тем более, я не вижу причин,  отчего вы столь раздражены,  -  переходит он в наступление.  -  Вы развлекались в обществе, я  -  предпочёл тихий домашний вечер. Что вас не устраивает?

-  Развлекались как раз вы, и вряд ли ваш досуг годится именовать тихими, милыми домашними забавами,  -  обличающе указывает она на секретаря. И впрямь, тот не зря прикрывается стулом: одежда его в беспорядке, сорочка наполовину выпростана из брюк и расстёгнута до пояса. Молодой человек, опомнившись, поспешно принимается приводить себя в надлежащий вид.

  -  Сударыня, что за бестактные намёки?  -  осмеливается он вякнуть из своего угла.

  -  Именно!  -  поддакивает Бенкендорф.  -   Что за несообразные, странные фантазии?

  А голос-то дребезжит! Чуть заметно, но срывается! Господи, да его же испарина прошибла с перепугу! Вон, как лоб блестит! Ещё чуть-чуть  -  и пот покатится, как у последнего мужлана!

  -  Довольно увёрток!  -  решительно обрывает она увещевания. Нет, какова наглость! Её же и обвиняют в неподобающем поведении!   -   Оставим пустые препирательства. Вы сами, Дмитрий Александрович, помянули о нашем соглашении. Я вас за язык не тянула. Так вот, договор вовсе не предусматривал, что вы пуститесь во все тяжкие и станете открыто предаваться своим предосудительным склонностям! Сударь, за этакие безобидные маленькие   проказы на каторгу ссылают!

  На секретаря её слова действуют, как ушат ледяной воды. Он давится воздухом, начинает мелко трястись и еле слышно поскуливать.  И с лица мужа ей удаётся стереть эту гадкую, снисходительную усмешечку. Ничего, дорогой, мы сейчас посмотрим, чья возьмет!

  -  Сударыня, из-за чего, собственно, сыр-бор? Эка невидаль  -  adultère!*** Тем более, совершённый обоюдно! Пусть отчасти и... э... своеобразный с моей стороны! Но, полноте, так ли существенно, с кем предаваться преступной страсти?  -  Мите всё же приходится вытащить платок, и он начинает утираться совсем неизящно. Куда подевались его изысканные манеры? Она, конечно, подозревала, что её дражайший супруг изрядно трусоват. Немного же ему понадобилось, чтобы от смятения с него слетел весь великосветский лоск!

-  Сударь, не станете же вы уверять, что общество охотно закроет глаза на содомию?  -  при этом слове застигнутые любовники дергаются, как от удара, и на лицах их возникает удивительно похожее возмущение. Скажите, пожалуйста, какой праведный гнев! Их, видите ли, шокирует, когда вещи называют своими именами!  -  Право, не стоит разыгрывать из себя наивное дитя. Если бы вы тщательней скрывали свои шашни  -   может статься, всё и ограничилось бы толками за глаза. Но коли вы попались раз  -  непременно будет и другой. И никакое покровительство Великих князей вам не поможет, если ваши интрижки получат огласку! А я не желаю числиться супругой  персоны, которая не гнушается столь порочными связями! Я не намерена быть ширмой для прикрытия ваших грязных делишек! Я. Требую. Развода.

-  Развод? Что за бабий вздор!   -  Мита упирается кулаками в стол, резко подаётся к ней и едва не скидывает на пол свой драгоценный ящик. Значит, ей удалось основательно его задеть, раз он, забывшись, чуть не расколотил его! Спохватился буквально в последний момент, с трудом поймав и вернув на место!

  -  И вовсе не вздор! Если вы желаете и дальше предаваться своим «преступным страстям»,  -  язвительно повторяет она мужнины слова,  -  извольте, но без меня! Мы разводимся, вы возвращаете моё приданое  -  и я храню молчание о ваших склонностях и о том, что здесь сегодня произошло!

  Ах, как он вскинулся! Как побурел! Вот оно, его чувствительное место! И до чего ж приятно сознавать, что она держит его за горло, и он будет вынужден ей подчиниться! У него попросту не осталось выхода, и он это превосходно понимает. Оттого и приходит в окончательное неистовство:

-  Кто тебе поверит, дура! Собралась со мной судиться? И с чем ты в суд пойдёшь? Твоё слово  -  против нашего двойного! 

-  Да? -  не собирается она сдаваться.  -  Вы осмелитесь притащить в суд этого слизняка?  -  кивает она на секретаря.  -  А его согласия вы спросили?

  В подтверждение её слов секретарь перестаёт скулить и начинает икать от ужаса.

  -  Он сделает и скажет то, что дОлжно! Уж на это у него умишка достанет  -  разобрать, где его собственный интерес! -  ярится Мита.

  О, как сладостно ей видеть его безудержное, неуёмное остервенение! И не страшно ей ничуть: присутствие Нидзвецкого странным образом придаёт ей храбрости. Сам секретарь не способен поднять на неё руку, а его общество удержит Бенкендорфа от чересчур опрометчивых порывов.

  -  Пусть так,  -  вкрадчиво соглашается она для вида.  -   Пусть в суде мои слова не станут веским аргументом.  Но, прямо скажем, мне разбирательство и без надобности. Предлагаю хорошенько подумать, прежде чем доводить до него дело. Ведь стоит мне обмолвиться хоть единым словом в любой гостиной, стоит позволить себе хоть малейший намёк... Думаю, несложно вообразить, что произойдёт дальше. Как вы полагаете, для общества имеет значение число свидетелей и правдивость их показаний, если сведения поступят из первых рук?  Если сам участник сей грязной истории заявит о ней во всеуслышание, как скоро весть о ней разнесётся повсюду? И что решит общественное мнение в отношении вас? Смею напомнить: общество безжалостно к тем, кто отрыто нарушает установленные правила приличия!

  И опять она безошибочно попала в цель. Репутация  -  всё для Миты, завсегдатая великосветских гостиных. Одно дело, когда по углам тайком шепчутся о предположительных скрытых пороках. Иногда печать испорченности, наоборот, придаёт обсуждаемой персоне некого интригующего шарма, соблазнительного флёра греховности. И совсем иное  -  знаться с открыто ославленным преступником! Приличное общество громких откровенных скандалов не прощает! И Бенкендорф ломается бесповоротно:

-  С каким наслаждением послал бы я тебя к дьяволу, в бездну, в ад!  -  выкрикивает он, лихорадочно шаря по столу. Не исключено, швыряться чем ни попадя начнёт! -   Бог свидетель, как же мне надоели твоя чопорность, вечно постная физиономия, благопристойное занудство, удручающая заурядность, ограниченность, скупость! Я сыт тобою по горло! Ну чего, чего тебе, кислятине, не хватает, чтобы спокойно жить в своё удовольствие?!!

  На удивление, её нимало не трогают сыплющиеся оскорбления. Разве может задевать ругань убогого фигляра? Кого интересует его мнение? Но спускать поношение она не намерена:

-  Зато вы у нас  -  персона, великолепная во всех отношениях! До того, что неловко и стыдно представляться вашей супругой! Сделайте одолжение, потрудитесь назвать ваши неисчислимые таланты и достоинства, а то я и и не упомню что-то!

  -  Я...

Поразительно, но Мита принимает её насмешку за чистую монету! Он приосанивается, и, кажется, собирается разразиться панегириком в собственный адрес. Но она не намерена поощрять его самолюбование, и перебивает мужа на полуслове:

-  Да всё, на что ты способен  -  строить исподтишка интриги и сплетни разносить! Но вот шута из себя ты изображаешь великолепно! Ах, до чего ж гениально скачешь ты на задних лапках  при Малом дворе!**** Соглашусь, в этом тебе нет равных! Даже их Высочеств сумел заболтать! Да так, что они глаза закрывают на то, что ты полная посредственность!

  -  Лжёшь! Их Высочества ценят меня за прекрасный вкус и художественные таланты!

-  О да, твои художественные таланты! Как же я могла о них позабыть? Это ты о своих картинках? С фотографий перерисованных? Или о болванах в военной форме? Так даже их Александровский***** за тебя пишет! А твоя часть работы ограничивается исключительно автографом! А Великие князья твою мазню покупают, потому что до сих пор в солдатики играться не перестали, да из жалости к тебе  -  своей комнатной собачке! Ну, как же, старания надобно поощрять! Собачонка-то хоть и никчёмная, но  на редкость забавная!

  -  Замолчи! Замолчи, мерзавка! Или я заставлю тебя закрыть рот!  -  рука Миты, слепо  шарящая по столу, натыкается на пистолет. Он выхватывает его из ящика и наводит на неё.  -  Пристрелю! Убью, и не поморщусь!  -  мелодраматически выкрикивает Мита дурным голосом.

  Из угла, где прячется секретарь, раздается какой-то сип. Она бросает быстрый взгляд на Анатоля. Он отчаянно машет руками и таращит глаза еще сильнее. Хочет что-то сказать, но горло у него перехватило от страха. Впрочем, не до него сейчас, некогда отвлекаться!

-  Ты? Убьёшь?!!!  -  она сызнова переводит взгляд на трясущегося от какой-то экзальтированной, нарочитой ярости мужа. Как ни сильно его умоисступление, и оно отчетливо отдаёт дешёвой мелодрамой, место которой  -  в захудалом балагане. От разительного контраста между ролью, которую взял на себя Бенкендорф, и его опереточным обликом её начинает разбирать хохот. Силы небесные, знал бы муж, как жалок и смешон он сейчас!  -  Пороху не хватит! Во всех смыслах! Только и можешь, что незаряженным пистолетом размахивать! Ничтожество! Мелкое, третьесортное ничтожество!   -  выкрикивает она сквозь подступающий смех.

  Запрокинув голову, она хохочет во всё горло совершенно плебейским образом. Противу всякого здравого смысла белые от бешенства глаза Миты и прыгающий в его руках пистолет  многократно усиливают её несколько истерическое веселье.

   -  Прекрати!  -  снова исступлённо вопит Мита и, вконец одурев, конвульсивно давит на курок. 

  Гром выстрела на долю мгновения опережает взрыв боли... «Откуда пуля?»  -  проносится в гаснущем разуме.

  Последним меркнущее сознание отмечает, как пистолет рыбкой выпрыгивает из ослабевшей от неожиданности руки Миты, с глухим стуком ударяется об изогнутую ножку пуфа и отлетает куда-то под стол. «Пропала твоя реставрация»,  -  мелькает абсурднейшая мысль, полностью сейчас неуместная. Но, в сущности, кому решать, о чем полагается думать в подобный момент?...

                                                            ***

  -  Аня! Аня!!! Анна Викторовна!!!

  Опять он трясёт её, как грушу. Ох, слава Богу, перестал. Увидел, что глаза открыла, обнял, зарылся губами в растрёпанные волосы, крепко-накрепко прижал к себе. Да так, что дыхание занялось. Ой, а почему они сидят на полу? Что случилось?

  Кажется, последний вопрос она задала вслух, потому что Яков, резко от неостывшего испуга, ответил:

  -  Это я у вас хотел бы узнать. Вы потеряли сознание. Должно быть, в видении наступила смерть?

  -  Яков Платонович, проницательность ваша, как всегда, на высоте!  -  попыталась пошутить Анна, но номер, разумеется, не прошёл.     

  Штольман, вне себя от тревоги, ультимативно произнёс:

  -  Довольно! Пора заканчивать этот самоубийственный допрос!

  Да как же заканчивать? Она выяснила далеко не всё, что требуется! Где духи? Неужто  ушли, пока она пребывала в беспамятстве?

Анна, превозмогая дурноту, огляделась и с облегчением убедилась, что духи никуда не делись и с примерным послушанием смирно парят неподалёку. Камилла Альбертовна всё ещё  прочно удерживала Софью Бенкендорф за руку и отпускать не собиралась. Замечательно! Госпожа Бенуа-старшая  -  бесценный союзник! Сейчас Анна чуточку  передохнёт, и дознание продолжится!

  Но сперва желательно успокоить своего героического сыщика. За прошедшие годы Штольман перестал воспринимать в штыки сведения, которые поставляют Аннины экстравагантные свидетели, но так и не научился хладнокровно относиться к неизбежным порой обморокам Анны. Наоборот, стал реагировать на них ещё болезненней. И к спланированным вызовам духов прибегать до крайности не любит. А уж о том, чтобы оставить Анну с ними наедине  -  и речи быть не может! Ни под каким видом!

  -  Яша, ну это уже совсем негодно  -  бросать дело на полпути!  -  если уж этот аргумент Штольмана не проймёт, тогда Анна и не знает, что ещё возможно добавить!  -  Тем более, самое неприятное мне уже показали. Дальше будет гораздо легче, я точно знаю! Осталось выяснить, что произошло после выстрела.

  -  Раз вам показали самое неприятное  -  значит, вы увидели достаточно!  -  яростно полыхнул глазами Штольман. Анне даже скрип зубов почудился!  -  А что после выстрела случилось  -  я вам и так расскажу, без ваших бессердечных свидетелей!

  Главный аргумент не сработал. Пожалуй, и она сама не стала бы прислушиваться к бодрящейся особе, только что свалившейся в обмороке на пол и до сих пор там пребывающей! Где уж тут выглядеть убедительной? Анна зашевелилась и попыталась подняться, но тело не послушалось. Яков незамедлительно вскочил, подхватил её на руки и понёс к постели:

  -  С таким же успехом можно дискутировать, лежа на кровати, а не на полу,  -  выдохнул он сквозь зубы.

  Анна благодарно обхватила его за шею. И впрямь, сил у неё отчего-то совсем не осталось... Яков осторожно уселся на постель,  устроил жену у себя на коленях и обнял, бережно и надёжно. Это было именно то, что ей жизненно необходимо, и она приникла к нему, согреваясь его теплом и напитываясь его силой. Минуту спустя ей удалось справиться с головокружением и проверить поводок, за который она цеплялась намертво и погрузившись в видения, и в беспамятстве. Отчего-то Софья Бенкендорф больше не рвалась с него, стремясь воротиться в своё безвременье...

  У Анны выровнялось дыхание и перестало застилать глаза. Должно быть, помогли соединённые усилия Якова и Камиллы Альбертовны оградить её от неблагоприятного воздействия строптивого духа? Или они втроём всё-таки сумели его подчинить? Похоже на то. Если так, то духов сейчас дозволительно отпустить, а после, если потребуется, повторить вызов.

Дух Софьи Бенкендорф исчез мгновенно, и Анна сразу почувствовала, что в силах предпринять кое-что ещё.

  -  Куда-то собрались, Анна Викторовна?  -  осведомился Штольман, пресекая её попытку подняться.

  -  Яша, мне карандаши и бумага нужны. Рисовать-то я вполне в состоянии! -  уж в этом-то он ей не откажет?

   Не отказал. Устроил её поудобнее, заботливо подоткнул подушки под спину и сам принёс всё нужное. Анна принялась было за дело, но вдруг осознала, что Камилла Альбертовна отчего-то не спешит уходить вслед за несговорчивой свидетельницей, хотя и ей контакт с медиумом давался непросто. Очертания призрака таяли, но Анна разглядела, как госпожа Бенуа-старшая подняла руку в благословляющем жесте. Вместе с последним зябким дуновением до Анны донеслось тихое: 

  -  Милая, прости меня, прости... Пусть хранят вас обоих все силы, земные и небесные...

  Примечания:

  *  soirée (фр.)  -  званый вечер

  ** Дуэльные пистолеты не были продуктом массового фабричного производства. Их изготовлением занимались в небольших мастерских по особому заказу. Знаменитые мастера, изготовлявшие дуэльное оружие, существовали в каждой стране.

Англичанин Джозеф Ментон и семья Мортимеров производила прекрасные дуэльные пары в Англии.

В Германии был известен род Кухенрейторов, который почти два века совершенствовался в искусстве изготовлении пистолетов. Династия немецких оружейных мастеров была основана Иоганном Кристофером (1670–1742 гг.) в германском городе Штейнвеге в земле Бавария. Впоследствии его дело продолжили сыновья и внуки, часто выполнявшие заказы королей Баварии.

Франция была известна пистолетами работы Николя Бутэ и, разумеется, Анри Ле Пажа. Семейное предприятие Ле Пажей было создано в 1743 году. Вплоть до 1822 года оно поставляло свое оружие сначала королевскому, а затем и императорскому двору Франции.

Ле Пажи славились не только качеством своих изделий, и особенно дуэльных пистолетов, но также их прекрасной отделкой. Они были покрыты изящной таушировкой, инкрустацией, резьбой и гравировкой, а тонкий вкус превращал самое банальное изделие в произведение искусства.
 
 
  ***  adultère (фр.)  -  супружеская измена, прелюбодеяние.

 
  ****  при Малом дворе  -  Малый двор  -  собственный двор великой княгини Марии Павловны, супруги в. к. Владимира Александровича, третьего сына императора Александра II. В дворцах сиятельной четы в Петербурге и Царском селе он являлся миниатюрной копией царского двора и зачастую именно ему светское общество отдавало пальму первенства. Мария Павловна и Владимир Александрович любили общество интересных, выдающихся, блестящих людей и дома, и в своих многочисленных иностранных поездках. Но, по-видимому, порой бывало достаточно блеска довольно поверхностного, раз Д. А. Бенкендорф сумел затесаться в любимчики супругов.

  *****  Александровский  -  под руководством С. Ф. Александровского Д. А. Бенкендорф осваивал технику акварели.