"Вы - прекрасный скрежет моей заскорузлой души! Питаю острейший восторг, Изабелла Макарьевна, осязая широтой спины ваш хрустальный взгляд. Не ведаю большего наслаждения, чем трясти туда-сюда вашу милость вдоль по Невскому на копытах любви и во всю глотку кричать: "па-аберегись".
Молчаливые признания синеглазого варвара прописывались в ее голове каллиграфическим почерком без грамматических ошибок, помарок и прочих клякс. Изабелле Макарьевне, единственной дочери графа Полушляпкина, несвоевременно, на трескучем морозе, открылась истина: глубокая любовь, такая, как у нее, облагораживает ход крестьянских мыслей, делая его пригодным для аристократического прочтения!
Барышня подумала, что надо бы зафиксировать для потомков мудрость, но в данный миг ей было недосуг, да и альбомчик для записи чудесных экспромтов остался дома.
- Ах, мон шер ами Игнатий, - трагически вздохнула красавица. Ей приходилось свои реплики произносить вслух, потому что обращенные к Игнатию благородные мысли пока еще блуждали в потемках крестьянского невежества и были абсолютно нечитаемы им. Точнее, по причине наследственной безграмотности казались полнейшей абракадаброй, как французская речь. Игнатий, надо признать, с упорством полиглота делал филологические успехи.
Заботливое ухо мужлана уловило в женском вздохе расстройство какофонии. Игнатий насторожился: его возлюбленная минорно стонет! Неужто ее драгоценные ножки промокли и замерзли? Нет, в такие моменты она фонтанирует страданиями куда громче.
Выходит, дело в том, что его любовь столь тверда и глубока, что заставляет Изабеллу Макарьевну исторгать из сердцевины женственности звуки муки?
Лицо кучера скрючилось и напоминало гранитную черносливину.
Внезапно скулы и прочие мышцы, насторожились и расправились. Они были прямы и бесконечны, совсем как уши зайца в улыбке.
В его голову пришла редкая гостья - робкая, стеснительная, но уже настоящая и живая мысль!
Готовясь к незримому бою с самим собой, кучер сжал кулаки.
- ... минуты слияния в скачке и для меня являются верхом наслаждения, - медоточа каплями бромида в голосе, Изабелла Макарьевна мгновенно усмирили гнев в кучере. - Мне тяжек сей груз, но должна причинить тебе боль, мой неистовый кентавр. Нахмурься пуще обычного и приготовься расстроиться, тебя ждет нелегкое откровение.
Игнатий не хотел угрюмиться в момент обладания мыслью. Он до кончика носа натянул треух и замотал головой, стараясь не допустить до новорожденной мыслишки признание горше можжевеловой водки.
- Мон амур, должна озадачит тебя: уже вторую неделю, с самого Рождества, я нахожусь на выданье. Вчерась опять папа̀, граф Полушляпкин, намекали, что мое девичество неприличным камнем болтается на их шее, и что пора бы обратить его в нечто полезное для нашей фамилии. Мне минуло семнадцать, а значит, пришло время оторвать голову от папа̀ и склонить ее к чужеродному мужскому плечу. Невыносимо представлять, каково это - удовлетворять ле натурэль потребности при помощи законного супруга. Просто уверена, что мне предстоит зубовный скрежет.
От кошмарного сообщения висячие уши шапки встали дыбом. Признание преодолело выстроенные препятствия, достигло и убило малютку-мысль!
Из фиалковых глаз мужлана брызнули горькие слезы. Стыдливо прикрывая глаза широкой, как лопата, ладонью, Игнатий барахтался в омуте отчаяния, задыхался, хватался за соломинку надежды:
- Краса души моей, - по-крестьянски громко всхлюпнул сердечный друг, пытаясь родить новую идею, покрепче прошлой, - я не переживу нашей разлуки, кинусь в прорубь, в чем мать родила - тулупе и валенках.
Пальчики-ниточки юной графини шаловливо заблудились в косматой бороде медведеподобного Игнатия. Извлекли горсть хлебных крошек, трогательно увядшую капустную ленточку и колбасную шкурку. Разгладили дебри, не знавшие гребня, и заплели в косичку.
- Ничего не поделаешь, дружочек, мы из разных миров. Такова наша планида - тлеть в разлуке. Мой путь лежит через храм в законный брак с посторонним мне супругом. Уже и кандидат на мои руку и сердце сыскался - барон Стручков. А ты... ты молод и невыносимо обаятелен, еще встретишь на свою буйну головушку прекрасную графинюшку...
- Барон Стручков? Этот старый пер... Он же совсем древний старик! И к тому же ущербен, плешив и, по слухам, печален неочевидными частями тела. А лицом он - носорогий леший из-под коряги. Ваш отец совсем умом рехнулся - отдавать на плотское поглумление юную голубку этому дряхлому образину?
- Да, жених немолод, ему уже тридцать семь лет. Он сугубо несчастен. Одному существовать тяжко: богатств столько, что не растратить и за тридцать семь жизней. Поскольку я словно ангел с чистой душой, то должна ему составить пару, стать подругой и соратницей. Заодно ему надобно приоткрыть его одинокий глаз на то, что счастье в свободе от меркантильного, - храбрилась графиня. - К несчастию, мон папа̀ прозаичен и скопидомен. Он весьма далек от идеалов свободы. Думает лишь о насущном. Наша фамильная казна давно опустела, мыши в ней водят хороводы. Богатство папа содержится в дюжине дочерей. И все мал мала меньше, я старшая. А барон бескорыстен, берет меня без приданого, в чем есть. Обещает родителям золотые горы и все это просто так, за красивые глазки.
- Так мы вынуждены расстаться из-за мышей, пляшущих в пустых карманах вашего батюшки?
- Не стоит обличать финансовые изъяны папа̀ прилюдно, сэ моветон.
- Я ночами не сплю, все рыдаю, так жажду осязать своими ладонями ваш неохватный, соблазнительно выпуклый стан, - кучер залился румянцем, - а ваш батюшка думает только об обогащении? Каков зловредный куркуль!
Блудные пальчики графинюшки нащупали манящую к поцелую нижнюю губу Игнатия. Верхняя трагично изгибалась и оставалась вне досягаемости по причине трехаршинного роста кавалера.
- Прощай, мой любимый, мой единственный! Когда-нибудь непременно сбудутся твои мечты и ты сможешь осязать графские очертания. Разлука не продлится долго - барон замшел, ему уже тридцать семь. Его единственная нога уже перешагнула рубеж вечности, - напомнила барышня.
Ледяные пальчики Изабеллы Макарьевны вцепились в тулуп возлюбленного. Последние силы, накопленные за девичество, оставили ее. Ненаглядная краса рухнула к ногам кучера, обнимая и орошая слезами огромные валенки пятьдесят шестого размера.
Игнатий сверху вниз смотрел на графские очертания, копошащиеся меж его ног, затем могучими руками откопал в снегу красавицу, взметнул ввысь и поднес к своим губам. Вереницы поцелуев следовали одна за другой нескончаемым потоком, начиняя Изабеллу Макарьевну жизненными силами, как кругляшки теста мясным фаршем.
- Нет! Разлуке не бывать! Не могу с вами расстаться, прекрасная Изабелла Макарьевна. Не допущу вашего брака с дряхлым богатеем. Долой вашу планиду, крикнем ей "тпрууу, мохнатая!" Пусть она поворачивает вспять - в благородную бедность и брак со мной.
Многословное признание далось непросто. Свет графининых очей сглотнул застрявшие в горле слова. Багряными устами он впивался в сахарные и причмокивал от наслаждения, совсем как давеча в трактире, когда с морозцу употребил три фунта пельменей со сметаной и хреном под штоф водки. Какой же случился сэ тре бьен!
- Нынче ночью, - в момент вдохновения Игнатий нарожал полную голову мыслей и предупредил, - я по веревочной лестнице взберусь в окно вашей опочивальни, украду свою зазнобу и умчу по Невскому на копытах любви. Но прежде, чем умыкнуть вас в бесконечную даль, я нанесу вашей чести невосполнимый урон. Будьте готовы к полуночи. Подыщите свидетелей грехопадения. Лучше из дам, от них визгу больше и суматохи. Гадаю лишь об одном, прекрасная уздечка моего сердца, имеется ли у вас подходящее случаю одеяние? Ничего не могу с собой поделать - сызмальства тянусь к прекрасному одеянию. Мальчонкой однажды увидал попа в расшитой золотом рясе, так до сего дня не могу прийти в себя.
Юная Изабелла Макарьевна, еще до Рождества изучавшая в пансионе для благородных девиц методы пришивания пуговиц и законы квашения капусты, невинно зарделась. Неискушенная ранее барышня мысленно перебирала содержимое гардеробной и готовилась зарыдать:" Ах, маман, ну как непрозорливо! Почему в фамильных чуланах нет ни одного наряда для утраты девичества?! При бесконечно увеличивающемся количестве дочерей это самая необходимая вещица в дому".
Скудость гардероба навеяла очередную мудрость. Если так пойдет и дальше, у Изабеллы Макарьевны появился шанс переродиться в писательницу.
"Когда планида меняет направление, то душа просит чего-то белого и пушистого, в многочисленных кружевах, перьях и с декольте до самых ребер, зовущих к грешным лобзаниям".
- По-благородному ваши намерения именуются "сделать компрометацию", - барышня смущенно сконфузилась и призывно взмахнула острыми ресницами, слипшимися от слез и мороза.
Возлюбленный кучер шумно втянул мощными ноздрями аромат приближающихся перемен в судьбе. Он рыкнул от прилива чувств и ответил графине на чистейшем французско-таежном диалекте:
- Эф-фрр-ы! Ма флёр, жё суи тон сюпруг Игнасьон! Долой ваш мамзельский депрессьон. Нынешней нюи жё сотворю гранд ситуасьон! При всем честном народе, на глазах графа и всей фамилии Полушляпкиных, нанесу вотр репутасьон такой компромиссьон, что Стручков, да и иные одноглазые шевалье, более не посмеют посягнуть на ваши амурасьон. Ма бель, после кошмаросьон конфузьон у вашего папа̀ не будет иного выхода из оскарбльон ситуасьон, как одарить нас... Как будет на французском "благословение"?
- Бенедиксьон, - вместо букв Изабелла Макарьевна выдохнула на мороз хоровод из сердечек. Они с мелодичным, хрустальным звоном колыхались в воздухе.
"Признаки, сопутствующие любви, отрицают законы притяжения" .
Она решила, что в новой жизни с блокнотом не станет расставаться. Вон, сколько всего прекрасного из нее сыпется и болтается в воздухе почем зря.
- Люблю вас, Игнасьон, люблю больше жизни! Скорей бы нюи, жё вся трепещу и млею в предвкушении агрессьон компромиссьон, мон саваж.
- Сэ манифик. Же т'эм, мон анж, жди меня как кукушка кукукнет дюжину раз, да не забудь про пеньюарасьон. Покружевней выбирай, да поперьястее, чтобы страусьон колом стоял. Моя пре-е-елесть. Эг-р-р!- от прилива чувств Игнатий снова рыкнул."
***
"Экая дичь, - Агаша пождала озябшие ноги, - мне бы ваши пустые проблемасьоны".
Из ее гранд ситуасьон выходов, подходящих к характеру, имелось целых два:
Первый, очевидный, - повиниться перед Порфирием. Вот как дуреха Изабелла Макарьевна пасть пред ним на колени и орошать слезами валенки. Сдаться на его милость. Объясниться и ждать от него вердиксьон. Тьфу, какой еще вердиксьон. Решения ждать, конечно. Приговора и прощения. Потому что она невинная жертва!
Второй - в омут головой. Желательно поскорей, пока река не покрылась коркой льда. Иначе вместо драматического итога получится комедийный результасьон с сотрясением ума, обморожением ушей, огромным позором во всю репутасьон и насмешкасьонами.
Был еще и третий вариант, для нерешительных и трусливых. Собственно, на него Агаша и уповала: молчать и надеяться, что все само как-нибудь разрешится. С благоприятным исходом для всех.
Она захлопнула взятую наугад книгу и взглянула на обложку: "Оглобля Купидона. Любовная сага в трех томах".
Девушка задула свечу: "Сегодня повезло, отличная попалась книга, просто великолепная. Хрулевская, как всегда, в ударе. Только она в силах придумать такую чушь. Можно ложиться, теперь уж точно не уснуть. Спать нельзя, иначе ситуасьон усугубится пуще прежнего ".
На цыпочках, по-кошачьи невесомо, Агата подкралась к кровати. За время ее отсутствия Штольц занял диагонально-раскидистую позицию. Момент ее возвращения на супружеское ложе омрачился гранд проблемасьоном: как бы втиснуться между Порфирием и стеной, но при этом не разбудить мужа и избежать расспросов.
Она присела на край кровати, полюбовалась суровым профилем Штольца. Чертовски хорош, само совершенство, перфексьон! Не зря она за него сражалась с Пульхерией и Снежинской. Агаша не удержалась - провела кончиком пальца от разлохматившихся кудрей через лоб и гордо выставленный в потолок нос к подбородку Порфирия.
Еле заметно дрогнули ресницы, он выдохнул. Еще раз. С умилением она смотрела на лицо, расслабленное дремой. Не желая отдавать осеннему холоду ничего, даже такой мизер, как его выдохи, девушка склонилась и очередной поймала губами. Он моргнул, приоткрыл один глаз и занял параллельно-кроватное положение. Прижал к себе путешественницу и перевернулся вместе с ней. Оказавшись на своей подушке, она немедленно воспользовалась ситуасьоном и притиснула заледеневшие стопы к его беззащитным, пригревшимся под одеялом. Мужчина охнул:
- Помилуй, разве так можно!
Агата не ответила, Порфирий потыкался носом ей за ухо:
- Ты где шастаешь по ночам?
- Там, - вполне понятно и логично объяснила Агаша и, чтобы не случился компромиссьон, засунула ладони ему под мышки. Порфирий протестующе замычал:
- Почему бродишь босиком, где твои туфли?
- Это гранд проблемасьон. Если помните, их мыши унесли, - шепнула она. Штольц напрягся - еще бы ему не помнить.
Мурашки Агаты, порядком закоченевшие в гостиной, с удовольствием перепрыгивали с нее на теплого Штольца. Они, перебирая острыми лапками, сновали по мужчине и таскали за собой щекотные хвосты. Сонливость как рукой смахнуло. Сыщик огорченно вздохнул: сновидение было на редкость хорошее, героическое, с участием коней, сабель и еще чего-то очень мужского, в бутылках, похожего на коньяк. Редко такие сны бывают, все больше приходится смотреть про обыденные вещи: службу, начальство и бумаги. А теперь еще и сутулый прицепился.
Агаша поерзала, устраиваясь удобнее. Умяла вокруг себя одеяла, прижалась леденющей попой к теплому боку Порфирия, блаженно повздыхала и засопела.
Штольц закинул руки за голову и уставился в потолок, ему было о чем подумать. Еженощные исчезновения супруги и виноватый вид по утрам наводили на некие размышления.
Планы строились, веки постепенно смежались. В тот миг, когда он уже был внедриться к супруге в уютный сон и разделить с ней то, чем она там занималась, Агата принялась дрыгать ногами, пихаться и бормотать что-то про оглобли. Неужели опять с кем-то дерется? Начитается чуши Хрулевской, а потом воюет во сне.
Конечно же, ее ночные отлучки в гостиную не были для него тайной. Чтобы он был за сыщик, если бы не знал, куда пропадает супруга? Просто смотрел сквозь пальцы, считал безобидной дамской прихотью. И ждал, чем это закончится.
Непонятно было одно, к чему ей лишние треволнения. Штольц предвидел: через некоторое время Агата проснется, будет до утра ворочаться и приставать к нему с разговорами. Сама не выспится и ему придется на службе клевать носом.
Тем временем у Агаши в голове шло сражение. Девушка возбужденно бормотала, кого-то отчитывала, ерзала и лягалась. Порфирий не успел перехватить взметнувшуюся руку и получил ощутимый тычок в подбородок.
"Надо с Хрулевской заканчивать, - решил он, - уже дошло до того, что Агаша мужа поколачивает".
***
- Агаша, ты только послушай, что она пишет: "плотно накормленный муж, горизонтально уложенный на диван, не причиняет никаких хлопот и легко вписывается в интерьер любого жилища, будь то шалаш или царские палаты".
- Порфирий Платоныч, ну как вы можете читать подобную ерунду? - не оборачиваясь от плиты, посетовала девушка. Невыспавшаяся Агата была ужасно сварлива.
Штольц поскреб макушку: действительно, в какой момент он снизошел до чтения бульварной прессы? Возможно, в тот, когда арестовал самозваного князя Безблохастова и для Леокадии Матвеевны стал лучшим из мужчин. Тетушка обнаружила в Штольце дремлющий потенциал и предупредила, что при чутком руководстве и тщательной огранке он сможет оказаться вполне пригодным к жизни в обществе.
Это был невиданный ранее скачок в отношениях. Так далеко симпатии Леопардии в мужской мир не простирались. Братья Морошкины за четверть века телепания в зрительном поле мадам Волнушкиной ни на шаг не приблизились к успеху. Будь Штольц менее скромным, то стал бы кичиться триумфом и затребовал у супруги венок из лаврушки. И поцелуй в маковку для победителя.
- Сей каламбур убивает на корню всю ценность равноправного супружества, сводя роль мужчины в семейной жизни до ипостаси кота, - Агаша моментально смахнула с него всю лаврушку.
- Так уж и кота, - трепыхнулось самолюбие Штольца.
- Именно - кота. Толстого, вальяжного, в жалкую серенькую полосочку. Смысл жизни которого - красиво возлежать на подушках, точно турецкий султан, да соблюдать простейшую гигиену.
Штольц отвернулся и провел рукой по подбородку - гладко и чисто - гигиена соблюдена. На что она намекает?
Ни на что. Просто Штольц попал под горячую руку.
Агаше невыносимо хотелось спать, она тайком зевала. Казавшийся бодрым Штольц раздражал, хотелось урезонить его самолюбие, чтобы не задавался. Девушка с трудом разлепила глаза и перевернула тощенькие темные лепешки, похожие на подметки, которые она именовала оладьями.
- Ну что за фамильное проклятие! - горестно посетовала она. - Мало нам было одной писательницы в семье, теперь и тетушка пляшет чечетку на этой стезе. Объясните мне, Порфирий Платоныч, почему дамы, превратившие свою жизнь в неразбериху и ком страстей, тянутся увековечивать полученное сплетение интриг на бумаге? И более того - рвутся поучать других, считая себя эталоном.
Леокадия Матвеевна, едва отправилась от козерогинской трагедии, всеми фибрами истерзанной души возлюбила Штольца, а на роль антихриста, по причине отсутствия главного виновника неразберихи – Безблохастова - назначила не менее одиозную персону - Хлебушинского.
От скуки, безделья и образовавшейся массы свободного времени она протоптала дорожку к нему в редакцию. Упоенно скандалила до потери себя и давала бенефисы. Театральным образом заламывая пухлые руки, она рвала газеты на мелкие клочья, грозно смотрела на антихриста, тыкала в него веером и требовала опровержения.
Хлебушинский оказался то ли попросту глуп, то ли неуместно принципиален и тверд, как зачерствелая горбушка. Он противничал и опровержения не давал, держал при себе, в сокровенном месте.
Настал момент, когда Леопардия прошла все круги гнева: от негодования до исступления. Балансируя на границе бешенства и аффекта она искусилась - примерила образ Немезиды. Тетушка размахнулась и от души треснула Хлебушинского публичным изданием по макушке.
С ее точки зрения она не требовала невозможного - всего-то описать ситуацию с правдивого ракурса. Репортер непонимающе лупал водянистыми глазами. Затея возбужденной гостьи была чужда его пониманию. Зачем тратить бумагу на серенькую правду, когда в закромах имеется полет разноперой фантазии?
Шлепок по венчику кудрей произвел внезапный эффект - Хлебушинский отжалел Леопардии лист бумаги и карандаш и местечко на третьей полосе.
Физическое воздействие поразительным образом срикошетило в центральную ось репортера. Хлебушинскому стало горячо, совестно и тесно в его нынешних пределах.
По правде говоря, он уже некоторое время ощущал себя взрослой ногой в детском ботиночке. Хоть изношена его нынешняя жизнь до кровавых мозолей, но скинуть ее было страшно, вдруг в той, другой, для него не найдется места. Перемен хотелось отчаянно, как и остроты и пряностей, но приходилось довольствоваться манной кашей повседневности бытия.
И вдруг репортер созрел настолько, что смог совершить нечто невообразимое - порвать оковы. Он судорожно расстегнул сюртук и ухватился за пуговицу жилета - приготовился с дурацким видом прыгать по лугам, гонять бабочек и собирать ромашки. Для этой грозной дамы с крепкой рукой и жутким розовым веером. Перехватив встрепенувшийся взгляд Леокадии Матвеевны Хлебушинский смутился и отчаянно порозовел.
В белесых глазах репортера, не давая сосредоточиться, мельтешили сердечки, ромашки и малюсенькие лошадки. Откуда ни возьмись повылезали мелкие, находящиеся в зачаточном состоянии, купидончики - эмбриончики. Не иначе, давным-давно, еще по младости и наивности лет, мелюзга завелась у Хлебушинского в кудрях, но случая вылупиться им до сего дня не представилось. Оплеухой Леопардия разворошила их гнездо.
Мелкота копошилась в волосах, скакала на розовых пони и шептала: вручи мадам Волнушкиной свое сердце, душу и ромашки. Проси, нет, требуй у нее руку. Вон ту, правую, с газетной трубочкой. Если в нее посмотреть, то можно увидеть светлое будущее.
Хлебушинский еле сдерживался, так хотелось запустить пятерню в волосы и от души почесаться, чтобы вытрясти скопище мелких советчиков. Один против сотни он не выстоял - сдался на их милость. Сердце отдал, но руку не попросил, приберег сюрприз до особого случая.
Захлебываясь и невпопад комплектуя словами предложения, он пообещал Леопардии опубликовать опус на первой полосе!
А если все пройдет гладко, то и сочетаться браком. Но об этом он пока умолчал - прежде дело. Чтобы укорениться в новых границах, он решился пригласить незнакомку на рандеву с прогулкой, кофе и пирожными. И она согласилась!
Незамысловатая статейка Леопардии о даме, оказавшейся в финансовом омуте по причине разгула брачных аферистов, пришлась по вкусу читателям. Так в "Заводском телеграфе" появилась рубрика "Лямур, мур-мур и абажур" и скрытая под маской таинственности авторесса - Ягуария Волнительная. ЯВ, если для краткости.
В сегодняшней статье ЯВ просвещала заводских дам, как сохранить светлый разум в браке на примере некой ММ, загнанной в супружество солеными огурцами.
Агата сняла со сковородки шкворчащие лепешки, переложила на тарелку и протянула мужчине.
Он потыкал завтрак вилкой - оладья была крепка, как мужская дружба. И хитра, как сто лис, - скользила по тарелке, уворачиваясь от нанизывания. Порфирий печально вздохнул - опять придется нести ответственность на пустой желудок. Он ушел в гостиную, тайком открыл окно - там его уже ждали. Меткими бросками оладий в небо Штольц подкармливал соседей.
Когда Агаша показалась в дверях комнаты, его тарелка и вазочка с вареньем были девственно чисты. Кулинарка пришла в доброе расположение и похвалила его:
- Никогда бы не подумала, что вы окажетесь сладкоежкой. При первой встрече вы показались мне таким недосягаемым... мясоедом, умудренным дамским угодничеством. Любителем ростбифов, стейков и прочих бефстрогановых. Съевшим на них не одну собаку...
... и возлюбившим ни одну фрейлину.
Но об этом она разумно умолчала. Не хватало еще тени Снежинской за завтраком. Мало Агате того, что творится ночами.
-... но вы, как водится, меня удивили. Оказалось все наоборот - вы милый и мягкий любитель блинчиков. И варенья.
Агата была так довольна, что едва не почесала его за ушком. Леопардия права, от бездействия и праздности он превращается в кота.
- Завтра еще напеку, - доброе расположение духа Агаши гарантировало ему голодную жизнь.
У Штольца от воспоминаний о прошлой, мясоедной, жизни в предвкушении обморока едва не закатились глаза. Он ухватился за ножку стола, опасаясь рухнуть к ногам кулинарки и умолять ее покончить с блинностями и переключиться на котлеты. Эти сочные мясные кругляши ему казались верхом совершенства. Они божественны в любом образе. Даже полусырыми, пересоленными и с пригоревшей корочкой.
Нет, надо срочно отправляться в ресторацию, трактир, да куда угодно, в любое заведение, где есть тарелки, вилки и настоящий, мало-мальски опытный повар, способный пожарить котлету.
И Агату надо накормить досыта, и спать уложить. Дня на три. От недоедания и недосыпания у нее на лице остались одни глаза и любопытный нос. Вон как по-мышиному шевелится, того гляди разнюхает что-то, чего ей знать не полагается.
В окне мелькнул темный силуэт. Штольц сосредоточился, он догадался, каких гостей к ним занесло.
В стекло деликатно постучали. Мужчина уселся на подоконник и широко распахнул газету, закрывая собой окно. Он, выпроваживая гостя, махнул рукой, мол, исчезни с лица земли Кустарного переулка. Гость оказался настойчив: стучал напористее. Штольц с головой спрятался за газетой и обернулся на зов.
Со стороны улицы на него смотрела пара черных бусинок, вороньих глаз. В клюве птица держала результат агашиных кулинарных потуг.
Шантажистка! Выразительным наклоном головы и тягой к авантюрным действиям она напоминала Снежинскую. Тьфу, не к завтраку будет помянута Нинель.
За те несколько дней, что птица ступила на путь шантажа, вороньи закрома обогатились смятой агашиной шляпой, комнатной туфлей с помпоном, штольцевой запонкой и одной блестящей пуговицей. Но этих богатств ей оказалось мало, еще накануне она замахнулась на святое - чайную ложечку Куропаткиной, но Порфирию в тот раз удалось откупиться монеткой. Он прекрасно знал, что вскоре вымогательница потребует большего, и все же подчинялся шантажу.
Агаша не обращала внимания на его манипуляции - тайком позевывала и, чтобы не уснуть, разглагольствовала о тетушках, чувствующих необходимость нести заклятое добро.
Тетя Лика перешла все границы родственной ответственности, слоновьей поступью вторгалась в их интимную сферу - требовала внуков!
Немедленно и побольше, пока сестра и ее муженек в отъезде. Опасалась, что по возвращении Морошкины завладеют всеми внуками сразу, а она вновь останется у разбитого копыта. Да, именно копыта, то есть каблука, которые она стоптала по самые колени, ввергая родственников в непрошенное счастье.
Порфирий скрипел шестеренками в голове, прикидывая, чем на этот раз откупиться от шантажисток. Может, отдать вторую Агашину туфлю? Все равно она осталась без пары. Нет, это никуда не годится. Пропажу прошлой он списал на мышей, и Агаша боялась оставаться в квартире наедине с хвостатыми чудовищами.
Хмм, это раньше боялась, а теперь спокойно разгуливает босиком в темноте!
Незаметно он стянул с этажерки брошенный Агатой томик Хрулевской. "Оглобля Купидона". Вот откуда взялись оглобли в ее голове. Надо бы прочесть на досуге, может что-то прояснится.
Порфирий чуть приоткрыл окно и протянул птице книгу.
Он мог поклясться, что вороны умеют читать!
Птица пробежала бусинками по заглавию и - пфф! - плюнула в стекло.
Блин выпал - с ним была такова пробегавшая мимо собака.
Проблема решилась сама собой. Штольц захлопнул окно перед удивленным вороньим носом - все, голубушка, если вы такая эстетка, то оставайтесь вовсе без мзды.
- Порфирий Платоныч, что вы там возитесь? - обернулась к нему девушка.
- Ворон гоняю, - почти честно ответил мужчина. Необходимость изворачиваться смущала. Стыдно признаться, он, как последний недотепа, попал в кабалу к воронам. Надо прекращать это закрепощение и искать другой путь сбыта несъедобных блинов. Например, сойтись ближе со стаей бродячих собак.
- Житья от их воплей не стало. Вы заметили, что они кружат исключительно над нашим домом? Как предвестники темных моментов жизни. Мне становится жутко.
Штольц смутился: знала бы она... Под влиянием момента хотел было раскаяться и сознаться, но Агаша уже перестала вздрагивать и опять переключилась на насущное:
- Дайте, пожалуйста, газету. Что там сегодня пишет наша мадам Ягуария? "Судари, всегда напоминайте своей супруге, что она единственная в своем роде - умница и красавица. Иначе ей станет неважно, чей муж ей это сказал".
- Там так и написано? - насторожился Штольц.
- Ну да, вот тут, - Агата вручила ему газету и указала на нужное место.
Мужчина прочел и неприятно нахмурился:
- Из-за того, что некоторые мужья от природы аскетичны, молчаливы и скупы на пустую болтовню, женщины, как голодные вороны, готовы бросаться на любые дифирамбы, даже от посторонних субъектов? Что это, комплиментарная неразборчивость? - разозлился сыщик.
Повод для злости у него был. Уже несколько ночей подряд он видел странный сон, подозрительно яркий и подробный: Агата кокетничала с неким офицером сутулой наружности.
Прохвост в белом мундире вручал ей корзину ромашек, а мадам Штольц хихикала и ерзала глазами по двум рядам блестящих пуговиц. И отнюдь не смущенно ерзала, а завлекательно! Штольц не верил в вещие сны, но настойчивость, с которой проныра в мундире еженощно и аккуратно, как на службу в гарнизон, являлся в его голову, настораживала.
- Порфирий Платоныч, прошу отметить, что я не имею привычки принимать комплименты от чужих мужей, - вскинулась девушка . Ее смущенный взгляд заметался по комнате и нашел укрытие за печью.
Агаша для убедительности взмахнула указательным пальцем, но задумалась и забыла, зачем он ей понадобился:
- Это кого вы имеете в виду, называя молчуном, уж не себя ли?
Штольц сложил руки на груди и красноречиво приподнял бровь, что должно было означать: "у тебя есть мужья неразговорчивее меня?".
Конечно, он говорил о себе. Он известен всему Петербургу как аскет и молчальник. Из него, если нечего сказать по делу, слова и клещами не вытянешь.
- Да вы же всю ночь болтали без умолку. Трещали, как сорока. Из-за вас мы уснули только под утро. Я постеснялась вас прервать, но, видно, напрасно. Сами не выспались, вон, какую чушь несете, и мне не дали. Голова раскалывается от вашей трескотни.
- Я болтал? Моей трескотни? - тут уж Штольц не выдержал и несказанно изумился. - Это я тебе до утра жаловался на нравы в женской гимназии, ссоры и прочее? Неужели это я тебе поведал, как в первом классе Лидия Выдрина стащила ленту у некой Ангелины, а когда запахло жареным, то подкинула в твой портфель?
- Это, не спорю, рассказала я, но и вы не молчали, как воображаете. Если бы кое-кто не задавал наводящих вопросов, то мне не пришлось бы из вежливости поддерживать беседу. Мы бы выспались и оладьи не подгорели бы.
- Агата Валерьяновна, если бы кое-кто не ябедничал и не хлюпал носом мне в подмышку... - навис над столом Порфирий. - Уверяю вас, что прекрасно обошелся бы без разглядывания темных пятен вашего прошлого.
Он хотел было ввернуть фразу про ночные чтения пустоголовых дамских романчиков, но смолчал, пусть Агаша сама расскажет, что это за финт в ее мировоззрении.
- Ах, вот вы оказывается какой! - Агата приподнялась над стулом и уперлась своим носом в его. - Близкого вам человека обвиняют в краже ленты, а вы готовы закрыть глаза на несправедливость и преспокойненько жить дальше?
- Да, готов. Мне все равно, даже если бы ты решила завладеть всеми лентами мира. К тому же, срок давности по этому делу давно истек.
- Я. Не брала. Ленту. - забросала его гневно-лучезарными искрами супруга. - Я. Не принимаю. Чужие. Комплименты!
Дуэль взглядов и носов закончилась внезапно. Полной капитуляцией Штольца.
- Вот и славно, - сдался Порфирий и впился в нее поцелуем полным дивной красоты и глубокого смысла.
Он верил, что Агаша чиста на руку!
Штольц, не размыкая яростно переплетающихся губ, отцепил ее побелевшие пальца от столешницы и увлек на диван, где поцелуями прижал к подушкам.
Отдышавшись, она продолжила беседу на чем остановилась:
- Впрочем, мне, как обладательнице определенной репутации, не так уж часто дифирамбы перепадают, - Агаша выразительно посмотрела на супруга. Она не то, чтобы напрашивалась...
Штольц задумался, но опять не о том, на что она рассчитывала:
- Чем плоха твоя репутация? Насколько я могу судить, она куда добротнее, чем у той же госпожи губернаторши.
- Вы рассуждаете о репутации, как о пальто. Если хотите знать, то госпожа губернаторша особый случай. Вы мужчина - вам не понять. Несмотря на все нюансы темперамента, госпожа губернаторша остается венцом творения и примером для подражания. Моя же репутация не плоха, просто не каждый мужчина готов расщедриться на бескорыстное доброе слово. Ни для кого не секрет, что я обладаю расширенным взглядом на мир и способна заглянуть за его пределы. Это слегка отпугивает.
- Перефразируя известную пословицу: что позволено губернаторшам, не позволено иным особам, - сообразил Порфирий. - В частности, судебным следовательшам.
- Ну да, - вздохнула Агаша. - Никогда не рассматривала себя под подобным углом. Должна сообщить - довольно шуршащее слово. Какое-то мышиное, суетливое.
- Какое, - не понял Штольц, - "следовательша"? Чем плохо быть женой следователя? Мне казалось, ты была вполне довольна семейным статусом.
- Весьма довольна. Дело не в этом. Само слово неприятно на слух, неблагозвучное. Будто я должна следовать за вами по пятам, но при этом на шаг держаться в отдалении.
- А, - догадался Штольц, - тебя не устраивает теневое положение. Ты желаешь идти рядом, но лучше впереди, как Козерогин со штандартом.
Агаша скромно потупилась. Штольц все понял с полувзгляда и опять искаженно. Он игриво щелкнул подтяжкой и простер руку в сторону спальни:
- Вперед, моя авангард-генерал. Я последую за тобой тенью.
- Сейчас? - лучезарные искорки в глазах удивились. - Вам же пора на службу, Рукобейников...
- ...не помешает, дверь заперта на все засовы.
***
В дверь приемной постучали.
- Войдите, - пригласила пациента доктор Морошкина.
На пороге материализовалась расфуфыренная особа. Агата, не поднимая взгляда от журнала, по ярким всполохам определила в ней родственницу:
- Тетя Лика, вы зачем в клинике? Вам нехорошо?
- Ты еще спрашиваешь, хорошо ли мне? Гуся, сообщаю тебе как врачу - мне ужасно! Невыносимо кошмарно. Практически смертельно.
Тетка плюхнулась на стул, обмахнула раскрасневшееся лицо уголком пестрой шали:
- Ну как? - она пробуравила племянницу насквозь пристальным взглядом. Девушка смутилась, опустила голову пониже - поняла, что требует родственница:
- Все по-прежнему. Пока никак.
Леопардия нахмурилась:
- Ты показывала ему коленки?
- Тетя! - Агаша попеременно краснела, бледнела и окрашивалась то в клеточку, то в горошек.
- Что "тетя"? - передразнила ее Леопардия. - Я так и знала, что придется все брать в свои руки. Сколько раз в детстве я предупреждала тебя не носиться, как безголовая курица. Вспомнила? Вот теперь мы пожинаем плоды. Колени для дамы - ценнейшая часть тела. Красивые, прямые и розовые они являются могучим афродизиаком.
- Афро... что? Это что-то африканское, оставшееся после Козерогина?
- Слава всем крокодилам, что с господином Козерогиным у нас до демонстрации коленей не дошло. Афродизиак - средство для воодушевления мужчин на интимные подвиги. Возблагодари Мироздание, что тебе в тетушки досталась я, а не какая-нибудь сонная индюшка. Я чудом добыла одну вещь, которая укрепит наш союз со Штольцем, сделает наш брак детным.
Тетка закопошилась в слоях одежды, прикрывающей бюст. Только сейчас Агаша заметила, что она прижимает к себе овальный сверток, подозрительно напоминающий младенца.
- Вот он, наш раскрасавчик, - тетушка баюкала добытое сокровище.
- Это что у вас завернуто в шаль? Только не говорите, что вы украли для нас ребенка!
- Не скажу, раз ты этого хочешь.
- Тетя, я вами сойду с ума!
- Ах, какие мы трепетные. Не сойдешь, я же с тобой, слава богу, не сошла. Мы - Волнушкины - дамы с крепкой нервной системой, по пустякам рассудок не теряем, - обнадежила Леопардия и бережно выложила перед Агашей дар на журнал для посетителей.
Девушка осторожно потрогала сверток - плотный и увесистый. Распеленала:
- Кто? Что это? - перед ней лежал бледный продолговатый предмет без лица и прочих первичных человеческих признаков. Довольно длинный, размером с трехмесячного младенца. Ровный и гладкий. С зеленым хвостиком, что шептало о его растительном происхождении
- Это плод преемственности жизни, - гордо пояснила и тетка и похвасталась, - на базаре еле-еле один для вас ухватила. Последний. Прямо из рук у одной нахалки вырвала. А зачем он ей? У нее и так, небось, с десяток деточек, а у нас ни одного.
- Я ничего не понимаю, - пожаловалась Агата пузырькам в шкафу. От них помощи не последовало - сами были в неведении.
- А что тут понимать. Знакомься - это зеленчуковый цуккино̀. В переводе с заграничного - плод для продления рода. Он открывает в мужчинах скрытые возможности и тянет их на эволюционные подвиги. Мне по секрету продавец сказал. Ты его приготовь, я скажу как, и дай попробовать Порфирию Платонычу. Уж тогда без деточек мы точно не останемся. Продавец гарантировал, что к лету у нас проклюнется младенчик.
- Тетя Лика, вы обсуждали на базаре нас с Порфирием Платонычем? - едва не закричала Агата. Да что там - она завопила! Пузырьки возмущенно блямкнули. - Мы вас предупреждали, что до поры до времени наш брак должен оставаться в тайне. Это опасно, и, прежде всего, для вашего разлюбезного Порфирия Платоныча!
- Не так я тебя воспитывала, чтобы ты возмущалась на любимую тетю. Не ожидала я от тебя неродственной экспрессии.
- А я от вас! Ну надо же. Вы явились на базар и всех оповестили о нашем секрете!
- Я про тебя никому ничего не говорила! Молода еще ругать тетушку, будто она совсем без соображения. Да кому на базаре нужны ваши секреты, люди туда за делом ходят.
- И за сплетнями! Должна разочаровать - вас опять обманули. Это не зеленчуковый как-его-там, а обыкновенный кабачок.
- Кабачок растет на грядках деревенском огороде. Сей вегетабль привезен из далекой Италии, с Ватикану. С тайным рецептом от самого Папы, - тетушка понизила голос до шепота и заговорщицки подмигнула, - кому как не ему знать, как становятся папами.
- Тетя, тот Папа понятия не имеет... Не должен иметь!
- Он не имеет, вы не имеете... Прям тайна за семью печалями. Никто не знает откуда, но дети у всех появляются. Заметь - у всех, кроме нас! Ну так вот, дорогие племянники, коли вы без посторонней помощи не можете продлить род, слушайте советы опытных людей. Все приходится делать самой.
Агата от бессилия застонала. Она запеленала обратно кабачок и попыталась всунуть Леопардии в руки. Тетушка приняла сверток и торжественно вернула его племяннице. Примирительно шепнула:
- Я скрылась под шалью, меня никто не узнал, все подумали, что я инкогнита. А продавцу сказала, что это мой супруг не может без сторонней помощи продолжить род, а нам далеко не семнадцать, спешно нужен наследник, - тут тетушка захихикала коварным шепотом, - Гуся, я сказала, что моего супруга зовут господин Безблохастов. Первое, что на ум пришло. Отомстила мошеннику, получается, пусть о нем идет пустострельная слава.
Добросердечная Агата моментально раскаялась. Тетушка ради ее счастья пожертвовала репутацией, весь базар оповестила о невсхожести посевов Безблохастова. Девушка попыталась загладить обиду и примирительно сказала:
- Тетя, я не смогу его приготовить, пусть Дездемона...
Леопардия возмутилась:
- Может, ты еще Дездемоне прикажешь задрать юбку до колен перед твоим супругом? Нет уж, голубушка, ты теперь жена и хозяйка, поэтому готовить приворотное рагу из заморского вегетабля придется тебе самой. Продавец велел добавить в него дюжину французских улиток. Еще несколько шампигнонов. Так он обозвал грибы. И бокал бургундского или бордо, чтобы чары цуккино̀ раскрылись и попали точно в цель. Заморские грибы заменим лисичками, поди, ничуть не хуже. Вот только, где ж взять французских улиток? Как думаешь, может, вместо них дождевые черви подойдут?
Агаша замахала руками:
- Червей лучше сразу исключить, Порфирий Платоныч брезглив.
Леопардия ее не услышала:
- Я зачем нам французские, родиться еще какой-нибудь мусье Жорж со своим парле ву франсе, а нам нужен такой младенчик, чтоб по-нашенски агукал. Вот пусть и улитки будут наши, среднерусского происхождения. Скажу Жужуточке, она наловит слизней у амбара.
Овчинников на несколько уехал по делам в Петербург, Жужуточка оказалась во власти тети Лики. Что удивительно, они неплохо поладили.
- Вот как приготовишь цуккино̀, как отведает его наш ПорфирьПлатоныч... - мечтала тетя, - так сразу и появится у нас Кондратий или Кузьма. Нет, лучше Эверест. Вслушайся, как благородно звучит - Эверест Порфирьевич!
- Иван, так Порфирий Платоныч возжелал.
- Ну мы это еще обсудим. Сначала пусть обеспечит нас наследником, а потом указывает, как его именовать. Велик шанс, что кровь Волнушкиных возьмет верх и тогда у нас зародится Эверестина.
В изнеможении Агата закатила глаза.
***
- Леокадия Матвеевна, по всему городу разбрелись слухи, что вы на базаре приобрели сомнительный овощ! - визитер набычился и приготовился к атаке. - Он имеет отнюдь не целомудренные свойства.