Становление       Глава 4          Первый прием у губернатора

     Дороги, дороги, есть в них какая-то таинственная сила, которая поднимает человека с насиженного места, толкает его вперед, заставляет двигаться, придает силы жить по-настоящему, ведь движение - это и есть жизнь! А когда понастроили железных дорог и вокзалов, так все в России забурлило, задышало, задвигалось... словно богатырь услышал стук колес по шпалам, слез с печи, вышел из тесной избы на свежий воздух да русский простор и пошел пахать, сажать, строить, одним словом, работать на благо людей и Отечества. У Михаила Петровича даже голова закружилась от таких мыслей, хорошо еще, что сидел он в вагоне и смотрел в окно на родные просторы.

     А еще, думалось ему, есть особенные люди с большой жизненной энергией. Когда они появляются, все вокруг оживает, они сами всегда в дороге и других за собой тянут. Взять хотя бы Якова Платоновича... Ранней весной встречали они его на вокзале в Затонске: непонятно на кого и кем обиженный Коробейников, счастливая Анна Викторовна и он, Ульяшин, оживленный от предчувствия больших перемен в своей жизни. А уже в конце мая на том же вокзале провожали они Штольманов всем полицейским участком, и доктор Милц, и Ребушинский... Народу было - не пройти по перрону. И вот поди ж ты, месяца не прошло, а едет он, Ульяшин Михаил Петрович, в незнакомый город Саратов, точнее, уже приехал.

     Поезд пыхтел, подрагивал и медленно вползал на перрон вокзала. Михаил Петрович уже не мог унять учащенное биение сердца. Пусть тебе почти тридцать лет, пусть на старом месте не осталось ни одной родной души, но делать такой крутой поворот в жизни было боязно, ох, как боязно! Он не отводил взгляд от окна вагона, пытаясь разглядеть что-то очень важное для себя на перроне этого незнакомого города. Верно говорят, как город встретит, так тебе в нем и жить. Вот налетела на Штольмана в его первый день в Затонске "барышня на колесиках", а какая любовь у них потом вышла! Ульяшин вздохнул и покачал головой.

     Поезд остановился, пассажиры заволновались, задвигались. Хватит смотреть в окно, скомандовал себе Михаил Петрович и почти отвернулся, но кто-то родной и знакомый мелькнул в толпе встречающих. Ульяшин уронил чемодан на пол вагона и двумя руками прижался к стеклу окна. Так и есть, дорогие Анна Викторовна и Яков Платонович стояли на перроне и внимательно разглядывали выходящих из поезда пассажиров. Его ждали, его встречали, он не будет здесь один! Михаил Петрович ловко подхватил чемодан, заторопился к выходу и уверенно шагнул на перрон и в новую жизнь.

     До гостиницы они доехали быстро. Анна попыталась рассказывать об интересных местах Саратова, но Яков Платонович незаметно взял ее за руку и покачал головой. Она поняла и стала с улыбкой наблюдать, как Ульяшин взволнованно смотрит по сторонам.

     В гостинице договорились встретиться через полчаса и вместе поужинать в ресторане. С тем и разошлись по своим номерам. Когда через полчаса в дверь номера, где жили Штольманы, постучали, Анна опередила Якова Платоновича, открыла дверь и от удивления даже ахнула.

     На пороге стоял высокий молодой мужчина в легком сером костюме с коробкой в руках. За полчаса Ульяшин успел не только переодеться, но побриться и смыть с лица дорожную пыль и усталость. Исчезла тревожность и неуверенность в глазах, перед Анной стоял все тот же симпатичный и улыбающийся Ульяшин, которого она знала в Затонске. Он протянул ей коробку с письмами и подарками от родных и друзей.

     В ресторане Михаил Петрович вел себя скромно и сдержанно. Анна Викторовна с гордостью перечисляла важные культурные достижения Саратова: два театра, художественный музей имени Радищева, созданный его внуком, общедоступная библиотека. Ульяшин слушал очень внимательно, а во время паузы в ее рассказе  спросил Штольмана:

     - Большой город Саратов, здесь ведь преступлений совершается гораздо больше, чем в Затонске, так, Яков Платонович?

     Анна чуть не поперхнулась и умолкла. Все оставшееся время она с интересом слушала разговор Штольмана и Ульяшина о их будущей работе в саратовском сыскном отделении полиции.

     Было уже довольно поздно, когда Штольманы вернулись в номер, и Анна добралась до принесенной Ульяшиным коробки. В ней оказалась целая пачка писем и два одинаковых футляра, с них она и решила начать свой осмотр. В первом футляре на темно-синем бархате лежало красивое колье из перламутровых листиков и пара сережек, украшенных такими же листиками. Колье было нежное, легкое, очень летнее. Анна с восторгом разглядывала его, слегка касаясь и не вынимая из футляра.

     - Мамочка, - тихо прошептала она, - спасибо тебе, моя родная.

     Но самый приятный момент наступил, когда Анна открыла второй футляр. В нем на темно-синем бархате находились перламутровые запонки и булавка для галстука, украшенная перламутровыми листьями, а сбоку была положена визитная карточка Петра Ивановича со словами "Яков Платонович! Примите скромный подарок от ваших родных. Миронов"

     Растроганная до слез Анна протянула футляр Якову Платоновичу и не сводила с него глаз. Непонимающий взгляд Штольмана на запонки и булавку сначала превратился в изумленный, потом в задумчивый и, наконец, в благодарный.

     - Яшенька! Как хорошо, что у нас такая семья, правда? - Анна пыталась улыбаться сквозь слезы.

     Штольман обнял ее и молча кивнул, говорить в этот момент он просто не мог.

                                             *          *          *

     Анна Викторовна немного нервничала. Первый раз в жизни она готовилась к официальному приему у губернатора самостоятельно. Как бы ей сейчас пригодились советы Марии Тимофеевны и Петра Ивановича. Отвлекать Якова Платоновича на такие "глупости" она не хотела. Сообщая о приглашении на прием, Штольман только порекомендовал ей вести себя естественно, не стараться произвести на кого-то впечатление или слепо следовать чьим-то советам, а быть такой, какая она есть.

     - Чтобы вы ни надели, чтобы вы ни сказали, вы все равно будете лучше всех! И помните - я рядом, и не надо ничего бояться, - подбадривал ее Яков Платонович.

     Она, конечно, была очень благодарна любимому мужу за поддержку, но ей так хотелось, чтобы ему не было за нее стыдно. Она постарается, честное слово, она постарается...

     Он должен ею гордиться, уговаривала она себя, поднимаясь вместе со Штольманом по роскошной лестнице губернаторского дома. Анна Викторовна заметно волновалась: щеки разрумянились, глаза блестели, а губы слегка дрожали.

     На верхней части парадной лестницы гостей встречали губернатор и его супруга. Князь Борис Борисович Мещерский выглядел значительно моложе своих лет, красивые и тонкие черты лица добавляли ему обаяния и привлекательности. Спокойный взгляд умных и серьезных глаз подчеркивал его ответственное отношение к высокой государственной должности, которую он занимал. В молодости князь учился в Императорском училище правоведения, служил в департаменте Министерства юстиции, а женитьба на очень богатой графине Марии Алексеевне Мусиной-Пушкиной освободила его от финансовых и карьерных устремлений на государственной службе. Князь Мещерский часто говорил, что служит ради чести и из любви к Государю и Отечеству.

     Где бы Борис Борисович ни появлялся, он везде имел успех у женщин, его "легкие" шалости были известны всем, но, пожалуй, они только добавляли ему популярности. Княгиня Мария Алексеевна казалась полной противоположностью своему мужу, хотя и приходилась ему троюродной сестрой. Невысокая полная женщина с усталым и безучастным выражением лица была официально вежлива и холодна со всеми гостями. Считалось, что выполнение светских обязанностей для губернаторши стало утомительным бременем, от которого она с удовольствием избавилась бы.

     Григорий Андреевич Рохлин и его супруга сразу "присвоили" себе Анну Викторовну и Якова Платоновича и разделили их. Полина Алексеевна повела Анну к кружку дам, которые собрались вокруг губернаторши, а Рохлин вместе со Штольманом ожидали губернатора, выразившего желание поговорить со Штольманом.

     Княгиня Мещерская окинула Анну Викторовну внимательным взглядом и довольно сухо начала тщательно продуманную беседу.

     - Я рада, что саратовское общество пополнилось милой молодой женщиной, - княгиня немного отошла от окружающих ее дам и продолжила беседу наедине с Анной Викторовной.

     - Благодарю вас, Ваше Превосходительство, - Анна решила быть предельно вежливой.

     - Нет, нет, пожалуйста, без титулов, просто Мария Алексеевна, - княгиня смотрела то на Анну Викторовну, то по сторонам.

     - Вам понравился Саратов? - и она почему-то указала веером на толпившееся в зале общество.

     - Да, большой и замечательный город, - улыбнулась Анна Викторовна.

     - Большой? - княгиня усмехнулась, - ну да, вы же приехали из маленького провинциального городка... - она сделала паузу, предоставляя Анне возможность назвать ее родной город.

     - Из Затонска, - добавила Анна.

     - А вы где-нибудь еще бывали? - беседа спокойно шла по заранее подготовленному плану.

     - Я провела два года в Париже.

     - В Париже? - княгиня с удивлением посмотрела на Анну, - путешествовали?

     - Нет, Мария Алексеевна, я изучала медицину в Сорбонне.

     - Так вы... - княгиня замолчала, подбирая нужное слово.

     - Доктор, точнее, почти доктор. Этой зимой мне пришлось вернуться в Затонск. Скоропостижно умер мой отец, и я не смогла доучиться 4 месяца, - видя, что княгиня заинтересованно слушает ее, Анна заговорила более уверенно, - но доктор Милц разрешил мне работать в больнице.

     - Женщина - доктор? Это же трудно и физически, и морально.

     - Нелегко, но главное - помогать людям, - и мягко улыбнувшись, Анна стала увлеченно рассказывать, - У меня лучше всего получается лечить детей. Дети боятся людей в белых халатах, а к женщинам у них больше доверия. В медицине появилось целое направление - педиатрия.

     - Наш замечательный детский доктор Нил Федорович Филатов учит, что ребенок - это не просто уменьшенная копия взрослого. Ребенок растет, развивается и болеет по своим законам. Есть и особые детские болезни: корь, скарлатина, дифтерия, для их лечения нужны особые лекарства, особая диагностика, - Анна разволновалась, - нужны детские врачи и детские больницы. Детский врач должен любить детей, чувствовать их боль, понимать, что им нужно. Ведь врач лечит не болезнь, а больного.

     Анна Викторовна раскраснелась, неловкость в движениях исчезла, она смотрела прямо в глаза Марии Алексеевне и говорила свободно. Ее увлеченность передалась княгине Мещерской, она любовалась Анной Викторовной и с интересом ее слушала.

     - Анна Викторовна! В Саратове есть удивительная подвижница и меценатка Дарья Семеновна Поздеева. Она тоже увлечена идеей создания детской больницы. Я уверена, что вас с ней много общего. Она уже строит на собственные средства очень красивую детскую больницу в Саратове. Я вас обязательно познакомлю, приглашу к себе ее и вас, это будет очень интересно! - потом, словно что-то вспомнив, она спросила, - Вы ведь недавно вышли замуж?

     - Да, этой весной, и - Анна помялась и смущенно продолжала, - я очень счастлива, у меня замечательный муж - Яков Платонович Штольман.

     - Знаю, наслышана. Это хорошо, очень хорошо, что вы любите СВОЕГО мужа, - с особым ударением княгиня произнесла слово "своего".

                                               *          *          *

     Рохлину и Штольману пришлось недолго ждать приглашения в малую гостиную, где губернатор предпочитал неофициально беседовать с некоторыми гостями, и уже через пять минут помощник губернатора пригласил их войти.

     - Ваше Превосходительство! Позвольте представить Вам начальника сыскного отделения Управления полиции, надворного советника Штольмана.

     - Благодарю вас, Григорий Андреевич. Я бы хотел побеседовать с господином Штольманом наедине, - князь Мещерский кивнул Рохлину, показывая, что на этом его участие в разговоре завершено.

     Рохлин молча откланялся и вышел, однако закрыв дверь в малую гостиную, он дал волю своему недовольству и со злостью стукнул себя перчатками по ноге.

     Штольман уже догадался, о чем хотел побеседовать с ним губернатор и внутренне напрягся. И оказался прав, дело касалось Анны, о чем без всяких экивоков сказал князь.

     - Я получил письмо от князя Николая Петровича Мещерского из Затонска. Он сообщил мне о вашей истории, я хотел бы кое-что уточнить, - князь не спеша прошелся по гостиной и встал напротив Штольмана.

     - Яков Платонович, скажите мне честно, у вашей супруги действительно есть спиритические способности? - князь смотрел на Штольмана то ли недовольно, то ли недоверчиво.

     - Дар общения с духами умерших людей передавался в ее семье по женской линии в течение нескольких поколений, но у Анны Викторовны он был развит очень слабо, а два года назад практически исчез.

     - Когда вас арестовали и обвинили в убийстве князя Разумовского? - уточнил Мещерский.

     - Я не убивал князя Разумовского, - чеканя каждое слово, ответил Штольман.

     - Я не сказал, что вы убили его, я сказал, что вас обвинили в убийстве. Это разные вещи, я тоже изучал вопросы права в Императорском училище правоведения и служил в Министерстве юстиции и знаю, что бывают ложные обвинения. Два года в Петропавловской тюрьме - несправедливое наказание за недоказанное преступление, но ваши друзья, - князь с усмешкой посмотрел на Штольмана, - не бросили вас и добились не только помилования, но и возвращения вам звания надворного советника, а также неплохой должности в Саратове, - князь помолчал немного, близко подошел к Штольману и понизил голос, - но сейчас вы вместе, к ней вернулись эти способности? Она может провести спиритический сеанс?

        - Анна Викторовна не проводила спиритических сеансов, она не умела управлять духами умерших людей, они приходили к ней сами, если для них было важно наказать убийц. Она иногда помогала затонской полиции, передавая сведения, которые сообщали ей духи. Но сейчас, - Штольман остановился на мгновение и твердо сказал, - мы ждем наследника и рисковать здоровьем Анны Викторовны и ребенка я не позволю никому.

     - Да, ребенок - это важно, - князь нахмурился и отступил от Штольмана, - когда вы ждете появления наследника?

     - В январе следующего года, Ваше Превосходительство.

     - Хорошо, я надеюсь, что после этого мы вернемся к нашему разговору в присутствии Анны Викторовны, у меня к ней будет небольшая, но очень важная для меня просьба.

     Штольману ничего не оставалось, как только кивнуть в ответ. Едва он вышел из гостиной, к нему армейским шагом подошел официант и сообщил, что его ожидают из Управления полиции у служебного входа.

     - Яков Платонович! У нас убийство, - когда Штольман спускался к боковой двери, ему навстречу бросился Сысоев.

     - Кто?

     - Надворный советник Голубев, зарезан у себя дома. Ульяшин с двумя полицейскими уже там, а меня он послал за вами, - торопливо докладывал Юрий Анатольевич.

     - Я буду готов через минуту, надо только сказать Анне Викторовне, что я заеду за ней через час, - Штольман хотел вернуться в главный зал, но его остановил внезапно появившийся Рохлин.

     - Не теряйте время, Яков Платонович, надо ехать срочно, Анне Викторовне я сообщу сам.

     Ты должен сделать это сам, не доверяй никому, промелькнуло в голове у Якова Платоновича, но на верху лестницы стоял Рохлин, а внизу - Сысоев. Ладно, обязательно заеду за ней через час, успокоил себя Штольман.

     - Поехали, - скомандовал Яков Платонович и вышел из губернаторского дома.

                                                     *         *          *

     Беседа княгини Мещерской с супругой полицейского следователя Штольмана не привлекла особого внимания гостей губернатора. Только два человека напряженно следили за их разговором: госпожа Рохлина старалась не пропустить ни одного взгляда княгини, а молодой человек с большими голубыми глазами и копной русых волнистых волос испытующе и приветливо рассматривал взволнованную гостью губернаторши.
Когда он понял, что разговор дам подходит к концу, то поспешил к собеседницам.

     - Добрый вечер, уважаемые дамы! Мария Алексеевна, представьте меня вашей милой гостье, - молодой человек поклонился и тепло улыбнулся.

     - Анна Викторовна, позвольте представить вам Дмитрия Александровича Урусова, нашего дальнего...

     - Очень дальнего родственника, - весело рассмеялся молодой князь Урусов и протянул руку Анне Викторовне.

     Анна равнодушно подала ему руку и глубоко вздохнула.

     - Мария Алексеевна, спасибо за ваше внимание, но я бы хотела подышать свежим воздухом, здесь очень душно, - и не дожидаясь ответа княгини, Анна Викторовна отошла от Мещерской и Урусова.

     Анне действительно стало душно. Она с трудом подавляла приступ тошноты. В первый раз ей было так нехорошо: кружилась голова, заложило уши и перед глазами мелькали белые пятна, желудок терзали спазмы, а ноги становились ватными.

     Не хватало сейчас потерять сознание и упасть в обморок на виду у всех. Яков Платонович, где же вы, умоляла Анна, ведь обещали быть рядом, а сами пропали, оставили ее в таком мучительном состоянии. Анна с трудом сдерживала слезы. Перестань себя жалеть, ты же врач, думай, что надо делать в таком состоянии, убеждала она себя. Воды, ей нужно выпить воды. Она махнула рукой официанту, тут же перед ней появился поднос с бокалами, но она еле слышно попросила воды. Официант понял ее и уже через минуту протянул стакан воды. Анна начала пить маленькими глотками и продолжала внушать себе, что все будет хорошо. Через несколько минут вода и самовнушение помогли ей справиться с дурнотой, к ней понемногу возвращался нормальный слух. Звучащий где-то вдалеке голос Рохлиной приближался и стал вполне слышен.

     - Совсем эта молодая вдовушка стыд потеряла, врывается в кабинет начальника сыскного отделения, приглашает его к себе в гости и фотокарточку его просит, да еще с личной подписью! Вот нравы! Конечно, Яков Платонович очень симпатичный мужчина, можно и голову потерять, но ведь это все происходит в Управлении полиции, разве там место для знакомства?

     - Это вам Юрий Анатольевич рассказал? - продолжая пить воду, спросила Анна Викторовна.

     - Почему Сысоев? - засуетилась Рохлина, - Шувалова карточку вашего мужа в приемной показывала, многие полицейские видели. А с Сысоевым я едва знакома... - она продолжала еще что-то говорить, но Анна увидела в окне, как Рохлина плачет у свежих могил и обнимает двух гимназистов, а Юрий Сысоев стоит рядом с Рохлиным...

     - Что же вы, госпожа Рохлина, отказываетесь от детей своей сестры? Ведь обещали  на ее могиле заменить им мать, - с возмущением прервала ее рассказ Анна Викторовна.

     - Откуда вы знаете? - со страхом оглянулась по сторонам Рохлина, - Григорий Андреевич запретил Юрию Анатольевичу об этом кому-нибудь говорить, а он вам разболтал, паршивец!

     - Да при чем здесь Сысоев, все полицейские в Управлении давно знают, что он ваш племянник, - Анне Викторовне было неприятно продолжать разговор с женой полицмейстера, - А вы не знаете, где Яков Платонович?

     - Григорий Андреевич и Яков Платонович пошли докладывать губернатору о проведенном ими расследовании дела купца Соболева. Скоро должны вернуться. Вот идет Григорий Андреевич, у него и спросите.

     Для Рохлина было неожиданным увидеть смущенное лицо своей супруги и бледное лицо Анны Викторовны, но он не показал своего удивления и сообщил, что Штольман срочно уехал в Управление полиции по делам и попросил его отвезти Анну Викторовну в гостиницу после приема.

     - Я бы хотела уехать прямо сейчас, - обратилась к Рохлину Анна, - без Якова Платоновича мне здесь делать нечего.

     - Да как это можно, прием только начался, что люди скажут! - недовольно забормотала Полина Алексеевна, - Разве может Григорий Андреевич сейчас отлучиться!

     - Если вы не возражаете, я провожу Анну Викторовну, мой экипаж стоит у входа, - князь Урусов возник как из-под земли, вежливо поклонился Рохлиным и предложил руку Анне Викторовне.

     - Благодарю вас, Ваше Превосходительство, - Рохлин растерялся, увидев рядом с ними князя Урусова, но быстро справился с собой и поклонился.

     Анна взяла Дмитрия Александровича под руку и вышла с ним из зала, не сказав ни слова Рохлиным.     

     

     

 

     -

Отредактировано Nora Brawn (11.08.2025 09:07)