Дверь распахнулась, ручка грохнула о стену, в книжных шкафах зазвенели стекла.
Порывом урагана неосмотрительную барышню внесло в святая святых, пещеру и неприступный бастион самого плотоядного дракона всего сыскного отделения Заводска.
Из человеческого чешуйчатый имел имя - Порфирий Платоныч, из сверхестественного - неудержимую тягу к малиновому варенью.
От нее он, собственно, и очешуел три дня назад, заразился крапивницей от банки варенья. Покрылся выборочно-географической сыпью, с элементами зуда и лихорадки, переходящими в бесчеловечное почесательство. Благодаря заботам супруги он уже почти выздоровел.
В сей миг покой его сибаритский растревожила она, Агата Валерьяновна, ненаглядная драгоценность и бесценный бриллиант в кладовой домашнего огнедыша.
Она же - недремлющий двурукий ангел, одновременно сеющий пользу и казусы.
В данный момент обе ипостаси АгатВалерьянны испытывали затруднения и электрические разногласия.
Обитатель пещеры позевывал после завтрака, лениво оглаживал рубашку, под не застегнутыми полами домашнего пиджака (под ним нашли приют заварные профитроли). Он безмятежно отталкивался ногами от пола и раскачивался в плетеном кресле у камина. Блаженствовал и не имел ни малейшего представления о причине электрической трескотни снаружи супруги.
Порфирий Платоныч прикрылся газетой и просто любовался ею: щеки горят, из прически выбились пряди, изредка между ними проскакивают электрические молнийки цвета фиолет.
Восхитительный шарман. Уют и радость всего их дома.
Он покосился на ее отражение в стеклянной дверце книжного шкафа: взгляд у супруги - полный негодования?
Откуда сия напасть?
По добытым за завтраком сведениям, в данный миг мадам Штольц должна совещаться с Капитолиной по поводу меню на следующую неделю. Вряд ли гастрономические стратегии двух дам смогли возмутить Агату до электрических разрядов.
Или смогли?
Вдруг нашалил мясник, или булочник сговорился с молочником растревожить покой в его доме? Данный курьез нельзя исключать, не далее, как вчера Капитолина жаловалась на скандалезность лавочников и требовала от хозяина учинить расправу с оными.
Порфирий отмахнулся, поскольку, хоть и шапочно, но знал лавочников, как вполне уравновешенных людей, не склонных к разрушению мироустройства.
Значит, показалось, тревожные вспышки - это отблески камина. Воскресное утро начиналось вполне себе спокойно и даже мило, ничего взрывоопасного не намечалось.
Агата прошлась туда-сюда - ноль драконьего внимания. Потопала, повздыхала. Громко охнула. С противным скрежетом повозила по паркету громоздкий стул и нарочно потянулась к беспорядку на рабочем столе.
Мужчина, наконец-то, отвлекся от созерцания собственных мыслей:
- Нет, не трогай бумаги! Агаша, если ты хочешь мне что-то сказать, сделай это. Вот так просто открой рот и напусти на меня поток слов. Ошпарь, если желаешь, с головы до ног. Или заморозь. Сделай что угодно, только не елозь стулом по паркету, скрежет сводит меня с ума. А лучше иди сюда, - он постучал по колену, сделал ангажемент.
Она подошла сзади к креслу-качалке и с силой нажала на спинку.
Кресло запрокинулось - мужские конечности резво взметнулись вверх. Одна домашняя туфля оторвалась от ноги, исполнила пируэт под потолком и приземлилась на стол, в гущу бумаг. Агата проследила за ней взглядом - убедилась, что на этот раз чернильница не пострадала - и переключилась на перевернутого супруга:
- И скажу! - пригрозила она. - И вы, Порфирий Платоныч, больше не посмеете делать вид, что это нас не касается.
- Агаша, помилосердствуй, - взмолился он и дрыгнул ногами: вторая туфля воспарила и плюхнулась на книжный шкаф.
Теперь придется искать лестницу, чтобы достать ее. Воистину, проблема из проблем - в их скудном хозяйстве лестница пока не завелась.
Кресло вернулось в нормальное положение и Штольц выбрался из него:
- Что у нас опять приключилось, закончилась горчица или, прости господи, морковь?
- Вот, полюбуйтесь, мастерица пера и пуха опять взялась за старое: морочит и порочит, - Агата протянула ему журнал. - Морочит доверчивых читателей и порочит мое имя. И ваше, кстати, тоже. На одиннадцатой странице.
"Агата и акульи нежности". 
Порфирий пробежал глазами по названию опуса и шумно, по-драконьи, выпустил носом пар.
Он и сам не верил в такие совпадения, но кое-как, исключительно силой изворотливого красноречия, до сих пор умудрялся убеждать Агату в обратном. С каждым новым детищем Хрулевской супруга убеждалась все труднее.
Он вздохнул всеми потемками души - на сей раз ему придется бесконечно туго.
- Агашечка, - заюлил сыщик, - думаю, мадам Хрулевская знать не знает о твоем существовании, поэтому вряд ли имела дурные намерения, когда называла героиню твоим именем.
- Вот именно - моим! Напомню, что до этого срама были: "Агата и влюбленный кровосос", - мадам Штольц почти выплюнула название книги, - " Агата - королева хамелеонов", "Агата и тайны простыней". И в каждом из сих творений меня выставляют неразборчивой особой, принимающей предложения от любого, кто потрудится его сделать. А этот, про акульи нежности, уже ни в какие ворота. Представляете, тамошняя героиня насмерть вцепилась зубами в командировочного господина по фамилии Штольмистр, терзает его, жаждет внебрачного союза и бриллиантовую тиару весом в полпуда.
- Когда ты произносишь "ни в какие ворота̀", становишься удивительно похожа на Павла Ильича, - польстил Порфирий, и в ответ на округленные глаза нескладно вывернулся, - не хочешь сыграть партию-другую в карты?
- И выпить рюмочку-другую коньяку? Увольте. Предложите сей прожект самому Павлу Ильичу, убеждена, его визит не заставит себя ждать, - рекомендовала она и тут же переключилась на насущное. - Порфирий Платоныч, с этим надо что-то делать!
- А я бы не отказался, - застенчиво полуулыбнулся Штольц, он уже кое-что вообразил и насущное его отвлекало, - сыграть в карты именно с тобой.
- И, конечно, на раздевание, до первой оголенной коленки? - Порфирий, казалось, не замечал саркастических ноток Агаты, знай себе расползался в улыбке. - Нет уж, мон дедуксьён супруг, я не попадусь на ваши уловки, поскольку знаю их наперечет.
- Я еще полон тайн и потемки души сумеречны, как никогда, - расхорохорился Штольц, в доказательство щелкнул подтяжкой и изогнул руку кренделем. - Пройдемте, мадам, в опочивальню, там у меня припасена новая колода. Тем более, нам давно уже нужен наследник, чтобы тебе было, кому читать разумную литературу. Не стоит противиться, сударыня, в столь важный момент, есть опасность, что наш энфан уродится тэррибль. Сейчас поднимемся наверх, в альков, ты проиграешь, мы быстренько продлим наш род, а после сможешь вернуться к меню и Капитолине. К следующей зиме, глядишь, и над нашим домом станут кружить аисты, а не только вороны.
- Поведайте, Порфирий Платоныч, почему у вас внезапно возникает потребность творить наследников посреди серьезных разговоров?
Как объяснить ей, что весь Заводск жаждет появления первенца у Штольцев, горит желанием и посильно подвигает ситуацию в сторону пеленок?
Надеются и верят в чудо, и в него, Штольца, как в рыцаря-избавителя города от АгатВалерьяниного ига.
На днях ему на службу доставили неопознанный пакет, а в нем страничка из брошюры-руководства для молодоженов, технические рекомендации по скорейшему обзаведению малюткой. Порфирий пристально осмотрел коллег - ни один из них не выдал заинтересованности в данном вопросе.
Все, как один, были сосредоточены на неотложном, пересчитывали трещины на потолке и выписывали восьмерки на полу носками сапог.
На следующий день на его столе оказались крошечные башмачки, а в ящике - птичка-свистулька.
Постепенно, день за днем его письменный стол стал напоминать лавку с товарами для младенцев. Он то и дело находил детские вещи в неожиданных местах.
Теперь Порфирий опасался одеваться впопыхах, чтобы не повторилось понедельничного конфуза.
Торопился, не глядя напялил котелок, и лишь под вечер заметил, что помимо головы, там находится еще кое-что кружевное, с завязками. Оказалось, он весь день проходил эдаким лихим морячком, с развевающимися из-под шляпы лентами.
Под суровым взглядом Агаши игривая улыбка сползла, он вздохнул и пожал плечами:
- Ну что я могу поделать? Была бы Хрулевская мужчиной...
- Вы вызвали бы ее на дуэль, - констатировала девушка. - Скоро дойдет до того, что вы станете дуэлиться с каждым комаром, который посмеет меня укусить. У вас, у мужчин, нет иных способов устранения преград.
- Попрошу не обобщать, - Штольц перешел в наступление. - Если бы ты от скуки не читала все, что попадается на глаза... Да, Агата Валерьяновна, не стоит зажимать уши - вы правильно меня поняли - от скуки и безделья. Если тебе нечем заняться - позови Жужуточку, сыграй с ней в шарады или прятки. В конце концов, вызови дух моей матери, поболтаешь с ней о женском.
- Порфирий Платоныч, я с Сашенькой и так провожу времени больше, чем с вами. Все игры нами переиграны вперед на двадцать лет. Ваша матушка надиктовала мне три тетради рецептов любимых блюд и рекомендаций по уходу за вами. А после того, как я недосмотрела, а вы употребили целую банку варенья... В общем, мы пришлось, оправдываться.
- Да, вот, это кстати, почеши там, между лопатками, - Порфирий оголился до рубашки. - Ммм, прекрасно-у. Выше и чуть правее, да-да, там. И вниз. Ммм. Ну не знаю, займись чем-нибудь. И прекрати елозить бровями, это сбивает с мысли.
- Наконец-то, - возликовала девушка, - теперь вы поняли, каково приходится мне?
- Что? - брови Штольца приподнялись.
- Вот опять! Если вы не перестанете выражаться бровями, в скором времени у меня пропадут остатки разговорных способностей.
Он, по-прежнему, недоумевал и Агаше пришлось торопливо объясняться, пока еще словарный запас не испарился, напоследок пшикнув многоточием:
- Я научилась понимать вас с полуизгиба брови...
Довольный Штольц указательным пальцем выписал восьмерку в сторону потолка, что должно было означать что-то вроде: "муж и жена - едины, как пара левых туфель на правой ноге безногого".
Агаша не видела триумфального жеста, продолжала вещать:
- ... и, помимо воли, переняла вашу манеру объяснений. Вы даже не заметили, что пока мы изгоняем крапивницу, то есть битых три дня, то переговариваемся исключительно так.
- Неужели? - искренне удивился Штольц, - Ты права, не заметил. Я срочно должен подумать над твоими словами. А ты пока, если не хочешь в альков, то ступай займись иным делом.
Порфирий взял ее за локоть и попытался выпроводить кабинета и тем самым свернуть с темы о Хрулевской.
Когда она оказалась в коридоре, Порфирий заполонил собой дверной проем и уже  успел порадоваться, как ловко провернул аферу. Он напрасно поторопился ликовать.
Прежде, чем несносный муж успел захлопнуть дверь, Агата под его мышкой шмыгнула обратно в драконово логово.
- Ну хорошо, - смирился он, - раз у тебя нет своих дел, то помоги с моими. Вот полицейские сводки и протоколы, их надо оформить, подшить в папку и записать в журнал происшествий. Да что я тебе рассказываю, ты не хуже меня знаешь, как это делается.
- Опять журналы! Мало я их заполнила у доктора Минхерца. К тому же полицейское сочинительство - это прерогатива унтера Грибко. У меня нет его дарований.
- Ну-ну, не надо скромничать, - приободрил ее Штольц, - ты тоже не без литературного дарования. На днях доктор нахваливал твой слог: "причиною отягощения женского бытия мадам Клячкиной стал перитонит зуба мудрости". Каково, а?! Звучит как баллада о любви и страданиях.
- Практически так оно и есть. Это просто ужасное, неразрешимое дело. Сначала господин Клячкин (вы же помните, это тот человек, которого лошадь лягнула в причинное место) засомневался в будущем отцовстве. Его сомнения были небеспочвенны. Он потребовал учинить дознание и выдать справку об отсутствии у него детородных возможностей.
- Не могу осуждать его сомнений - кобыла нанесла ему травму, несовместимую с мужскими функциями.
Порфирий вспомнил и - бррр - встряхнулся, как мокрая собака, мужская солидарность разлетелась по кабинету брызгами:
- Бедняге повезло, что сам остался жив.
- Именно так! После кобылолягательства и общих переживаний у жены мсье Клячкина случился флюс. Она отправилась к зубному лекарю. Дантист, дабы облегчить страдания мадам Клячкиной, использовал метод утешающего заговора, - Агаша закатила глаза, - но то ли слова заговора перепутались, то ли метод не был опробован на людях, то ли посыл отразился от брошки Аделаиды Мстиславны. Теперь уже не узнать, в чем метод проявил слабину. Важно то, что заговор бумерангом возвратился и угодил в глаз лекарю. Осталась буквенная гематома, я сама видела. Мадам и дантист поддались порыву и слились в объятиях. Да так крепко, что до сих пор разлепиться не могут. В общем, под влиянием флюса, обнаружили обоюдочувственную симпатию и отяготили женское бытие пациентки недвусмысленным положением.
- Н-да, сложно. И что же Клячкин?
- Прескверный оказался тип. Лежачим камнем встал на пути счастья супруги. Развода не дает, требует у дантиста вернуть ему жену вместе с младенцем, а заодно и деньги за лечение флюса. И, знаете, если  следовать буквам закона, он имеет все шансы на воскрешение семейных уз. Малютка рожден в законном браке, поэтому от рождения, заодно с матерью, страдает Клячкиным. Хоть с лица и выглядит как две капли дантиста. Хорошенький такой, рыженький, глазками косит, совсем как зайчик.
- Замкнутый круг получается.
- Иначе эту кутерьму и не назовешь. А я ежедневно пишу, пишу им всем различные справки. Клячкин не может определиться: то требует признать его к чему-то годным, то ни к чему негодным. Мадам Клячкина рыдает, требует бромовых капель и три билета до Парижа. Дантист - пуд слабительных порошков. Лжет, что для себя, но мы же понимаем, что на сем чудо-снадобье ему до Парижа не доехать. Не иначе, дантист вздумал избавиться от Клячкина путем физического истребления соперника. От этого дела уже смердит на всю губернию, что же будет дальше?
- Уверен, ты найдешь выход, Юстас Алексович хвалил твое умение обуздывать чужие драмы.

Порфирий тактично умолчал о причине визита к доктору.
Предмет разговора был предельно серьезным. Потребовал присутствия графина французского коньяка, двух лимонов и горстки золоченых орехов, которые еще с Рождества катались в столе доктора.
Штольц, волоча за собой поникшую гордость, как раненное крыло, ходил хлопотать.
Никогда прежде он подобным не занимался, даже не думал, что сумеет с первого раза.
Жизнь его свернула с накатанного пути в тот момент, когда Минхерц уволил Агату.
Объяснил доктор свое действие приказом свыше, якобы медицинский департамент запретил участие в лечении пациентов докторам без диплома. При этом Юстас Алексович отводил глаза, стыдился малодушия и чувствовал себя Кощеем Бессмертным, чахнущим над сундуком злата и посулов.
Взамен одного доктора - бесценной и лучезарноглазой Морошкиной - ему посулили трех новеньких докторов, только что вылупившихся из медицинского факультета.
И в перспективе - такого же юного, с хрустящим дипломом, гирудотерапевта.
И вкупе с ним - две бочки жадных до кровушки новобранцев.
И двукратное увеличение средств на оплату сестер милосердия.
И новый корпус к больнице.
От радужных перспектив рассудок Минхерца заволокло пеленой, и он малодушно подписал приговор всему городу.
К чести доктора, Агату он уволил не совсем.
Вернее, даже не уволил, а удостоил новой необременительной должности "доктор-консультант". Должность не требовала от Агаши ежедневно бывать в присутствии, поскольку приводить в порядок журналы и прочую бюрократию она могла из дома.
Сидя в четырех стенах, Агата изнывала от безделья, приставала к Порфирию, окружала горелыми блинами и иной заботой, грозила превратиться в собственную тетушку, Леопардию Матвеевну.
Сыщик перенял от Минхерца способ нейтрализации Агаты - стал нагружать ее переписью полицейских бумаг.
Вот тут-то мужская логика дала сбой.
К несчастью, Агата Валерьяновна увлеклась.
Штольц уже потирал ладони, радовался, как ловко состряпал мышеловку, но оказалось, что собственными руками совершил тактическую промашку - вырыл ловушку на тигра.
В которую собственными руками спихнул весь полицейский участок.
Она быстро вошла в курс полицейской жизни, стала являться в участок, раздавать советы не только Штольцу, но и самому господину полицмейстеру Трезубову. Городовыми она распоряжалась как фрейлинами. Они, стрелянные воробьи, беспрекословно слушались самозваную королеву.
Рукобейников таял и млел, как когда-то перед Штольцем, превозносил Агашины способности и, как струной, причудливо тренькал резинкой, привязанной к столу. Музицировал, негодник.
Полицейские силы Заводска без боя сдались на милость узурпаторши Агаты Валерьяновны.
Кончилось торжество ее власти, как по писанному в учебниках истории, - свержением и изгнанием. К ее счастью, революцию содеяли впопыхах, поэтому забыли упомянуть про вечную опалу.
Это давало Агате надежду со временем вернуться в отделение и вновь воцариться.
Да она и сама признавала, что слегка переборщила.
Пытаясь возглавить погоню за конокрадами, Агата уже разбежалась и вознамерилась плюхнуться рядом с кучером в пролетку, эгегекала и кричала:"Карету мне, карету!" И умчалась бы, да Штольц, хвала всем святым негодникам, успел перехватить супругу в прыжке.
Порфирию пришлось удерживать Агату силой поцелуя, пока экипаж, битком набитый городовыми, что сельдью в бочке, не скрылся за горизонтом.
Агата довольно громко сопротивлялась, рвалась в погоню, убеждала, что без нее там совсем никак не обойдутся. Вопила коронную фразу, что "все приходится делать самой".
После того случая Трезубов мягко, по-дружески, вибрируя визгливым фальцетом, потребовал избавить участок от свалившейся на них всеми любимой и ненаглядной напасти, в лице супруги судебного следователя.
До сих пор почему-то пребывающей вне "тяжести женского бытия". Непорядок.
"Это целиком и полностью ваше упущение, господин Штольц, ваша безответственность, советую препроводить супругу на воды".
И пространно посоветовал "отягощать бытие" в чудотворных водах Занзибара. Поскольку случай довольно деликатный, возможно, Штольцу потребуется года два-три на его решение. Командировку ему спешно оформят и снабдят неограниченными полномочиями, а также копьем для охоты на львов и бумерангом, из архива вещественных доказательств. Разбазаривать улики противоправно, конечно, но чего не сделаешь ради всеобщего спокойствия.
Чтобы не быть усланным на Камчатку или в Танзанию, Штольцу ничего не осталось, как умолять Минхерца вернуть Агашу в клинику.
Приятель тягостно вздыхал, стрелял глазами в сторону сейфа - взвешивал размеры личной дружбы и общей выгоды.
Его можно было понять: на одной чаше весов неутомимая доктор Морошкина, а на другой - невиданные доселе блага и райские кущи.
Выбор оказался не в пользу Агаты. Все в жизни, так уж водится, сводится к деньгам.
После первого лимона приятели, хорошенько поразмыслив, смогли изобрести, как обезопасить собственные вотчины от энергии Агаты Валерьяновны.
Повеселели, пощелкали орехи настольным футболом, ударили по рукам и на радостях раскупорили новенький лимон - обмывать идею и конструировать капкан на матерого зверя - Хлебушинского.
Трепещи, "Заводский телеграф", АгатВалерьянна командируется к тебе!
Осталось убедить и искусить сладостными перспективами самого репортера.
Он отбрыкивался до последнего, но недолго, всего два дня. Хитроумия Порфирия хватило на то, чтобы привлечь на свою сторону мадам Хлебушинскую, в девичестве - Леопардию Матвеевну.
Втроем они смогли сломить негативные стереотипы журналиста. За мзду, в виде допуска к местам преступлений.
Минхерц немедленно повысил Агату в должности, произвел в "официальные и полномочные глашатаи медицины в средствах печатной информации".
Скаредный Хлебушинский выделил всего одну малюсенькую колонку под "медицинские вести".
Минхерц и Штольц, наученные Агашей, подозревали, что вскоре весь "Заводский телеграф" окажется в ее ручках. Но это, как говорится, уже другая история.

Агаша зарделась, от похвал Штольца и Минхерца стало ужасно приятно. Она мысленно окрылилась и хотела было взяться за полицейскую писанину, но передумала:
- Почему вы и Юстас Алексович думаете, что я гожусь только для журналов? Это же смертная скука оформлять чужие самовыражения.
Вот те раз! Штольц озадаченно хлопал глазами.
В прошлом она радовалась возможности сунуть в них нос. Что-то новенькое случилось, пока она укоренялась в редакции газеты. Заразилась Музами, не иначе.
Пока еще сыщик не понимал, хорошее, это новое, или стоит насторожиться.
Пока в "Телеграфе" вышла всего одна ее статья, на исключительно злободневную тему: "Лошадиный храп. Как вакцинировать пораженных мужчин, не привлекая их внимания".
Общественность после публикации пребывала в недоумении.
Дамы, давно мечтавшие выспаться, надеялись на панацею, записывались на медицинские консультации к Агате. У ворот Штольцев стояла очередь из зевающих дам, они требовали вакцину.
Ни вакцины, ни действенных способов избавления от храпа у Агаши, конечно же, не было. Идей, как выпутаться из "вакциозного" ажиотажа, тоже не имелось.
Порфирий опять пришел на выручку: заказал у столяра три дюжины скалок для теста, по гривеннику за штуку. Всю ночь надписывал каждую "вакцина", а на утро их кухарка Капитолина, продала снадобье по рублю.
Сами храпуны, опасаясь тайной вакцинации (по слухам, она влияла не только на храп, но и на иные аспекты супружеской жизни), не рисковали бередить хрюканьем ночную тишину.
Даже Трезубов признал, что статья благотворно сказалась на возмутителях спокойствия. Они запирались на три засова, прежде чем захрапеть или наозорничать. Предаваться Морфею они так же опасались - АгатВалерьянна дамочка потусторонняя и с ним может сговориться. Вдруг станет шастать по чужим снам и вакцинировать изнутри сознания.
Помимо плюсов, нашелся и минус от статьи. Агашины откровения неблагоприятно отразились на выручке трактиров.
Из ее опуса выяснилось, что большинство храпунов какофонят после принятия на грудь горячительных зелий или энергичного расхода сил, то есть - махания кулаками в драке.
Владельцы питейных заведений точили зуб на медицину вообще и Агату в частности, но открыто не протестовали - остерегались гнева Штольца.
Если супруга следователя не найдет себя на репортерском или целительском поприще, неизвестно, в какую следующую отрасль он определит свою драгоценность нести пользу обществу.
Вдруг ему взбредет в голову пристроить ее к кому-нибудь из них в трактир, медицинским или полицейским консультантом.
Станет АгатВалерьянна упоенно читать лекции о вреде пьянства и тут же вакцинировать пьянчужек скалкой. Вот уж тогда случится настоящая беда.
Среди обывателей поползли сплетни, что трагичнее последствий от помощи АгатВалерьянны только результаты извержения вулкана.
Но, поскольку, в широтах Заводска географы вулканы пока не откопали, по страшноте извержений пользы безоговорочно лидировала мадам Штольц.
Суеверные соседи сами крестились при ее появлении и осеняли крестом спину бедолаги батюшки-Штольца.
Святой человек! Как есть святой - возложил себя на алтарь спокойствия всего города.
Не миновать Порфирию нимба, если бы не лежал бревном на этом алтаре, а суетился и регулировал вулканическую проблему, отягощал ее бытие на много лет вперед.
Порфирий Платоныч, как сознательный борец за справедливость, понимал и осязал мнительную дрожь сограждан. Но что поделать, коли именно ему в супруги достался искрящийся сгусток позитивной энергии?
Раз случилось в его жизни неспокойное счастье - требуется использовать его в мирных целях, направить на всеобщее благо, не одному же ему обуздывать стихию.

- Не хочешь переписывать чужие преступления - сотвори свои, - оживился Штольц, радостно хлопнул в ладоши и притопнул кадрилью.
На секунду Агата озадачилась, но взяла себя в руки и возмутилась:
- Я, жена полицейского, и вдруг от скуки стану бандиткой с большой дороги? Дабы развлечь себя, ну и вас занять, мне придется грабить или иными методами преступать закон? Как вы себе это представляете: "Порфирий Платоныч, я на часок отлучусь, умыкну пару свиней и спячу у нас в амбаре, но вы туда не заходите. Чао, к обеду обернусь, не скучайте, "Уложение о наказаниях изучайте"". Так?
-  Да нет же, не надо злоумышлять взаправду. Возьми и сочини реальную небывальщину, напиши целый роман. Толстый и содержательный, с погонями и приключениями. В три, а то и в четыре тома. Ты сможешь, знаешь, как я верю в тебя! Да что какие-то четыре жалких томика...
От прилива энергии он поднял Агату за талию, взгромоздил на стол и вручил кочергу:
- Замахнись... - необдуманно предложил муж, и на всякий случай пригнулся, вдруг Агата послушается, -  сразу на пять-шесть, огромных, размером с "альманах нечисти и абсурда". Вот и будет тебе месть Хрулевской.
- Как вы себе это представляете: "Мадам Хрулевская и тайна абракадабры"? - девушка пошуровала кочергой на шкафу, туфля Штольца прилетела ему прямо в руки.
- Да нет же, причем тут она и ее чушь. Ты запиши то, что с нами приключалось - быль. Опиши какое-нибудь дело и чуть присочини "для красивости". Реабилитируй нас в глазах читателей. Пробуди в себе литературную наследственность Марты Матвеевны, и ударь по лжи Хрулевской метким и правдивым словом. Фигурально, конечно, ударь. Отдай кочергу.
- Порфирий Платоныч, вы переоцениваете мои творческие задатки.
Он снял Агату со стола, усадил на стул и придерживал сзади за плечи, чтобы не сбежала от вдруг возникшего миража писательской славы.
- Наоборот - недооцениваю. Вернее, раньше недооценивал, а вот сейчас взглянул на тебя, такую пленительную в свете журналов и чернильницы, и тотчас узрел новые черты. Страшно привлекательные. Это я раньше был слеп, но, хвала Хрулевской, прозрел, увидел тебя с иной стороны. Ты для меня как бриллиант - граням несть числа! И каждый день открываются новые, одна ярче другой.
- В спальню не пойду, - настороженно предупредила Агаша, глядя на него снизу.
Ракурс вышел удачный - волевой подбородок Штольца, крылья носа раскрылись, что капюшон кобры и возбужденно подрагивали.
Девушка мечтательно вздохнула: самый лучший муж в мире, если опять поступит предложение уединиться, она, пожалуй, его примет.
Не поступило.
Штольц, обуянный идеей, деловито суетился вокруг супруги:
- И не надо! 
Он осторожно придвинул к Агате чернильницу, вложил в руку перо и поцеловал в макушку - благословил карабкаться на творческие вершины.
Случайно родившаяся, но ужасно заманчивая мысль в нем росла и пухла, давила на ум и щеки, сужала глаза до узких прорезей. Делала его похожим на хитренького китайского божка. Так же лихорадочно и лунолико он выглядел в начале крапивницы.
Агата даже заподозрила, не прячет ли он где-то за шторами заветной банки, но отбросила мысль. Срывы у Порфирия случались нечасто, не более двух-трех в году.
Штольц озабоченно придумывал, как заморочить Агашу и усадить ее за длительное писательство. Если повезет, она вовлечется, а он сможет спокойно вернуться в кресло к своим мыслям и делу о похищенных оглоблях.
Да и трактирщики вздохнут спокойно. И Минхерц с Хлебушинским расслабятся, смогут спать не вздрагивая.
Новый блеск Агашиных глаз выражал что угодно, но только не желание посягнуть на лавры матушки и госпожи Хрулевской. Сомнение выражал и подозрительность. Неспроста, ох, неспроста Порфирий втравил ее в это. Муж выглядел чрезвычайно довольным собой и необыкновенно красноречивым.
Читая ее мысли, как главу из брошюрки для молодоженов "о доверии и открытости помыслов", Порфирий развел руки, мол, вот он я, чист душой и блистаю устремленьями. На голубом глазу сыщик оттянул подтяжки, продемонстрировал наготу помыслов.
Она заглянула в распахнутый ворот его рубахи - за штольцевой пазухой было первозданно пусто, никого, кроме двух последних малиновых пузыриков и ее самой.
"Agatha Valeryanovna & krapivnitsa forever".
- Агашенька, радость моя, ну подумай, чем тебе еще заниматься: дом есть...
Она кивнула, согласилась - есть.
Да еще какой! Преотличный, неподалеку от родителей. Чудесный, как пряничный теремок, с рождественской открытки.
Особнячок из серо-розового камня, казался совсем небольшим по меркам Царицинской. Где двух-, где трехэтажный, с башенками, витражами и бесчисленными островерхими крышами, проклюнувшимися на нем словно опята на пне.
Казалось, дом вместе с грибами пробился из-под земли и самостоятельно вырос до настоящего размера. Располагался теремок в конце самой богатой улицы Заводска и имел номер 37.
Архитекторам удалось исключительно удачно вписать дом, похожий на жилище гномов, в роскошь Царицинской за счет того, что выстроили его среди сосен в дальнем левом углу участка, но не параллельно улице, а диагонально.
Место в конце улицы долго пустовало, избегали его из-за кривизны ландшафта и обилия деревьев, и лишь два года назад строители начали взращивать таинственный теремок. 
Пока осторожно выравнивали пейзаж, да возводили стены и крыши, у господ случилась семейная драма, и новоселья дом так и не увидел.
После окончания стройки, спустя полгода пустования, его выкупил Порфирий Платоныч.
С дороги дом, хоть и располагался на возвышенности, практически не был виден, ну разве только угол фасада, переходящий в правую башенку. И то хорошо рассмотреть его мешали сосны.
Агата грибы недолюбливала, поэтому сравнение предпочла такое: любопытный, но стеснительный особнячок-ежик высунул нос из лесной чащи, но если напугается - шмыгнет обратно.
А прятаться ему было где, с левой стороны их участок был последним на Царицинской - дальше только лес, полный собратьев-ежей, белок и зайцев.
Вдоль уличной ограды шеренгой выстроился плотный ряд елей. Позади участка, не очень близко к забору, имелся небольшой бестолковый пруд. В теплую пору кишащий камышами и лягушками. Но с ними пока ознакомиться не довелось, горластые соседки зимой изволили нежиться в спячке.
Штольцы заехали в дом только три месяца назад и летом их ждал квакушечный сюрприз.
Прежний владелец, или кто-то из строителей, оставили на кухонном столе руководство о том, как наладить соседские взаимоотношения с жабами и лягушками, а лучше - выселить их навсегда. Порфирий намека не понял, книгу забросил в дальний угол шкафа.
Перед домом имелась небольшая лужайка и круговая подъездная аллея, замощенная темно-серым камнем. Зимой и летом он выглядел влажным, маслянистым.
От кованных ворот с лозами, листьями, гроздьями винограда и драконьими лапами поясом вилась аллея. Она огибала лужайку и поднималась на взгорок, далее, мимо лягушачьего пруда, бежала к дому.
Сам Штольц вряд ли бы обратил внимание на несерьезный дом, словно выстроенный сказочными существами для своих, все ж кое-какие устои материализма в нем сохранились.
Агата, едва увидев терем, уселась на лестницу и отказалась покидать его. Сделку оформили быстро, в неделю, и тут же заехали в почти пустую обитель.
Так и жили, меблируясь от случая к случаю. Комнаты топили только жилые: гостиную, спальню, кабинет и апартаменты Капитолины, кухарки и горничной в одном лице. В остальных было пусто и зябко.
К удовольствию Штольца, изнутри дом оказался современным, оборудованным по последнему слову архитектурной мысли, со множеством небольших комнат, годящихся под детские.
Но самое главное - их будущее жилище бывшие владельцы продуманно оснастили водопроводом, ванными комнатами и настоящим душем. Только за одни купательные удобства он готов был закрыть глаза на теремок, легкомысленный снаружи.
Агату радовало бессчетное количество лестниц и таинственных коридоров.

- ...кухарка есть, - продолжал сыщик, Агата опять настороженно кивнула, - муж есть, детей нет...
- Пока нет, - поправила его девушка.
- Пока нет, - покладисто согласился Порфирий, - времени свободного сколько угодно, так посвяти его...
Агата не перебивала, ждала продолжения и гадала, куда его нынче заведет фантазия.
- ... посвяти его борьбе. Обели невинно оболганных. Защити наше имя и тех, кто так или иначе пострадал от лжи. Это принесет обществу колоссальную пользу.
Последний аргумент сломил сопротивление - Агаша решительно придвинула к себе стопку чистых листов:
- Я обелю. Я напишу, все как было. Я докажу! А начну я, пожалуй, с нашего последнего дела.
Порфирий уже направился обратно к камину, но вернулся: выбор сюжета оказался неудачным:
- По-моему, - ласково начал он, - надо начать с начала, а закончить концом. Начни с дела "об исчезнувшем утопленнике" или "о мокрых курицах", помнишь, как славно мы его расследовали? К тому же, прежде чем обналичить историю, мы должны узнать мнение и иных участников. Я напишу им и спрошу согласия, а ты пока начни с истоков, зароди отправную точку и продумай, как внести живинку в сюжет.
Агата его уже не слышала, пространно смотрела на полупустой книжный шкаф, думала, как много там книг и в каждой куча знакомых букв. Все они расположились в определенном порядке. И как бы ей эти, очень знакомые буквы расставить так, чтобы и у нее все стало ясно и понятно. И с живинкой в сюжете.

"2 февраля 1894 года сыщик..."
- Порфирий Платоныч, как бы вы предпочли именоваться в моем сочинении? - Агата, наконец-то, придумала, с чего начать. - Требуется подобрать вашему герою мужественное и выразительное имя, чтобы каждая закорючка в фамилии буквально вопила о ваших подвигах и положительных качествах. И желательно, чтобы было созвучно оригиналу.
- Как тебе нравится, так и назови его, - неосмотрительно отмахнулся Порфирий, глядя на неё поверх газеты. Он оттолкнулся ногой от пола, кресло послушно скрипнуло.
- Тогда пусть сыщик будет именоваться Прометей Пинкертоныч Профитрольц.
Штольц возмущенно дернулся, газета поделилась надвое и разлетелась в стороны:
- Почему? - односложно осведомился муж, на более подробный вопрос красноречия не хватило.
Агаша поняла его по-своему и пустилась в пространные объяснения:
- "Прометей" - ну это совсем понятно. Почему "Пинкертоныч", думаю, и это вам объяснять не надо. А "Профитрольц" - просто так, первое, что пришло на ум. Пожалуй, потому что к чаю у нас были профитроли с заварным кремом. К тому же это имя созвучно настоящему.
- Ничего нелепее ты придумать не могла?
- Ну почему же, - огорчилась писательница, - Пистольц, например, или Бандерольц. Карамбольц с вами так же созвучно.
Штольц раскраснелся, будто дразнили его лучшего друга, а не эфемерного персонажа, у которого даже фамилии своей не было. Да что фамилии, он сам зародился только несколько минут назад.
Он подошел к столу и навис над Агашей:
- Пусть будет Прометей, как там его. Имя ему давай, какое желаешь, на это я согласен, но фамилия у него будет основательная, как у меня - Штольц.
Агата склонила голову, пряча под рассыпавшимися волосами улыбку:
- Никуда не годится, вас многие знают и сразу поймут, о ком идет речь. Назову его, - она на секунду задумалась, - Штольмухин, как вам?
- Штольмс. Достаточно похоже на оригинал. По-британски туманно, консервативно и невозмутимо.
- По-британски - это еще почему? - Агаша насторожилась: где-то там, в туманных альбионах, обитала Нинель Арнольдовна.
- Потому что я таким его вижу. Пиши Прометея с моей натуры. Штольмс, как и я, аскет и материалист, ему чужды роскошь и излишества.
- Даже ваш любимый душ? - хихикнула она.
- Это не роскошь, а средство... Ты смеешься?
- И не думала. Раз вы оставляете Прометею Пинкертонычу свою фамилию, тогда и я оставлю моему персонажу свою, только немного сокращу, в целях наведения иноземного флера и загадочности. Пусть героиню зовут "доктор Аманда Што".
- Доктор Што? - теперь Порфирию настало время озадачиваться. - Звучит несколько неживо. Неодушевленно, на мой взгляд.
- Именно этого я и добиваюсь. Хочу бросить вызов обществу. В Средневековье считалось, что у дам нет души. Я приравняю мадам Хрулевскую к инквизиции и докажу, что духовидицы не ведьмы, а вполне себе осознанные особы. А ведьмы тоже женщины, пусть немного не в себе, как и большинство дам, но, безусловно, одушевленные.
Порфирий разглядывал супругу с огромным сомнением, но перечить не стал. Если у Агаши появились стимул и горячность, отчего бы не бросить вызов средневековому обществу, инквизиторам и вздорной писаке.
Штольц вернулся к камину, присел на край кресла, не спуская настороженного взгляда с Агаты. Приглядывался, не собирается ли она обозвать бедолагу Прометея гастрономический фамилией.
Горемычной доктору Што уже досталось от автора, а сколько насмешек еще предстоит вынести! Ну надо же - приличную фамилию сократила до неприличных размеров, буквально трех букв, - гулькиного носа.
Но, слава всем книжным червям, у докторши Гулькиннос есть Штольмс. Он всегда может жениться на ней и раздуть нелепое имя до нормальных размеров.

Агата упорно скрипела пером, размашисто черкала и переписывала, комкала бумагу и разбрасывала вокруг. Пульнуть комок она старалась как можно дальше, масштабнее, с размахом. Таким ей виделся труд писателя.
От усердия она по-детски высунула кончик языка, покусывала ручку, а то вдруг отбрасывала ее. Задумчиво подпирала ладонью подбородок или беспомощно укладывала его на сложенные на столе руки. Закатывала к небу глаза, молила Муз ниспослать годный сюжет для опуса.
Выглядела при этом наивно и очаровательно, точь-в-точь мечтательные ангелочки с Сикстинской мадонны Рафаэля.
Только Порфирий расчувствовался и пришел к выводу, что писательство ей к лицу, Агата начала фыркать, подскакивать на стуле и черкать написанное. В этот момент ее глаза съехали к переносице, настолько старательно она затрудняла жизнь сыщиков.
Выглядела Агаша презабавно и мило.
Штольц оценивающе окинул ее очень мужским, тяжелым взглядом. Постучал пальцами по ручке кресла, раздумывал, не увлечь ли ее в альков при помощи сноровки. Взвалить на плечо и умыкнуть.
Завелась такая мысль, но его внутренний мир инициативы не поддержал. Предательски ленился или просто не хотел рушить сложившуюся гармонию.
Порфирия потихоньку отпустила тревога, он отыскал на полу измятую, уже четвертинку, газеты и сосредоточился на спортивных новостях двухнедельной давности.
Оба Штольца погрузились в свои занятия, Порфирий изредка поскрипывал креслом, Агата вторила его скрежету своим - пером о бумагу.
Творился своеобразный диалог, очень интимный и бессодержательный. Общую тишину уюта и покоя это только усугубляло.
За окном хлопьями валил тяжелый февральский снег, в кабинете было тепло, и Агаша рядом. Порфирий, незаметно для себя, прикрыл глаза и задремал.
Проснулся от настойчивого голоса супруги.
- Порфирий Платоныч, вы спите? Просыпайтесь, мой друг, буду услаждать ваши уши. Вот послушайте, что у меня получилось.
Сыщик тряхнул головой, рассеивая ленивую дремоту, и сладко, с мычанием, зевнул.

" История эта началась банально, как сотня ее предшественниц..."

- Так уж и сотня? - Порфирий попытался приземлить полет ее мысли, но смущение, внезапно зародившемуся таланту, было чуждо:
- Это для создания образа бывалых и искушенных сыщиков. И совсем чуть-чуть для красного словца. Вряд ли кто-то будет считать, сколько дел мы с вами раскрыли, тем более что в моей истории вымысел все, от а до ять. Не перебивайте.

"Матерый сыщик Штольмс и доктор Што коротали очередной скучный день в креслах у камина. Между ними, на кофейном столике, лежал поднос с корреспонденцией. Сыщик Штольмс указательным пальцем подвинул доктору случайный конверт:
- Что вы можете сказать об этом письме, коллега?"

- "Коллега"? - саркастично хмыкнул Порфирий.
- Да, "коллега", - настаивала Агата, -  как, по-вашему, сыщик-мужчина должен обращаться к даме-доктору-сыщику?
- "Дражайшая супруга"? - поддразнил муж.
- Они не женаты! - искренне возмутилась Агата. - Сыщики не женятся на коллегах.
- Это еще почему, как же мы с тобой? Агата, я негодую! Причина моего возмущения - мужская солидарность, ты лишаешь Штольмса радостей э-э...
- Не всех, я оставила ему карты и коньяк, а "э-э" ему незачем, он дамоненавистник и мизантроп. Мне видится, что у Штольмса в прошлом был трагический брак с водевильным разводом. Он из-за одной занозы в сердце разочаровался во всех дамах. Во всех, кроме доктора Што. Она исключение, потому что обладает редкими душевными качествами и пониманием его натуры одинокого волка.
Этого Штольц стерпеть не мог, раскачался и опять выпрыгнул из кресла. Если так пойдет и дальше, он скоро станет чемпионом по спортивным выпрыгиваниям:
- Я требую для Штольмса всех привилегий, кои имею сам, - и для убедительности стукнул по столу. - И не надо сочинять из моего персонажа недоумка. Как ты себе представляешь - вокруг него вьется доктор Што, молодая и резвая, кудрявая, наверное, и с коленями... Тьфу ты, конечно, как иначе она передвигается. Так вот - доктор крутит перед ним коленями, бросает вызовы средневековым господам, а в это время Штольмс, как какой-то чахлый хворыш, должен манкировать ее инспирации и считать пауков в углах?
- Штольмс должен быть неколебим, коли волею судьбы закостенел душой и выбрал в напарники даму. По-мужски бесстрастен даже. Пусть отвлекается от романтики - играет паукам на скрипке и точит дедукцию. Она должна быть всегда остра и готова примениться в любой момент.
- Агата! - разъярился Порфирий, тучей навис над столом и угрожающе хмурился.
И все напрасно, в этом доме его хмуростей никто не боялся. Она взяла лупу и глянула на него через стекло огромным глазом:
- Я не изменю ни слова!
- В таком случае, я требую, чтобы доктор Што не носила модных платьев, не делала завивку и исключила шляпки. И всякие фельдиперсики тоже. Да, и корсет не носить, в сыщицких делах он только помеха. Пусть доктор Што, - Порфирий неприятно прищурился, - драпирует свои контуры мужским костюмом.
"Ход конем - прыг-прыг - и сразу в дамки. Получили, дамы? А вот если бы согласились на "э-э", то были бы вам женские радости".
- Вы варвар! Порфирий Платоныч, вы не посмеете так с нами поступить! - возопила Агаша.
Теперь она вскочила и фигурально нависла над Штольцем, поражаясь коварству мужа. Из-за разницы в росте пришлось цепляться за него и подпрыгивать рядом. Получалось неубедительно и ужасно несолидно. Смешно даже. Порфирий еле сдерживал усмешку.
- Посмею. Уже поступил. Если ты не принимаешь моих условий, то мы с Штольмсом не участвуем в вашем шапито, - Порфирий сделал шаг к двери, девушка вынужденно прыгнула за ним, - расследуйте без нас, коллеги.
Агата преградила ему путь, умоляюще сложила руки на груди и жалобно затрепетала ресницами:
- Ну пожалуйста, пусть останется хотя бы одно платье, самое скромное, темно-синее, с малю-юсенькой рюшечкой по вороту. Вы ее даже не заметите.
Порфирий утешительно погладил ее по голове, заправил прядь волос за ухо и сочувствующе разъяснил:
- Я, может, и не замечу, но Прометей держит дедукцию на макушке, поэтому - категорическое нет. Мужской костюм, и точка. Впрочем, по поводу дезабилье решайте сами, если хотите, пусть будут шелк и кружева, - смилостивился Порфирий. - Но чтобы Штольмса не смущать ими. Вам, дамы, понятны наши требования?
Агаша истово закивала. Доктор Што ей вторила, тоже была согласна на требования.
А, может, и нет, но ее мнением не поинтересовались. Тут уж не до дамских фанаберий, пусть Аманда радуется, что удалось отстоять для нее кружевные панталоны.

"Доктор Што осторожно взяла конверт, изучила со всех сторон, обнюхала и откусила уголок, прожевала:
- Простая почтовая бумага, без вкуса и запаха. Десятикопеечная марка с изображением зайца обыкновенного. Зайцы все одинаковы с лица и свободно перемещаются по территории Европы. Поэтому установить место отправления письма по портрету зайца не представляется возможным. Почерк. Да, вот, пожалуй, почерк необычен. Похож на каракули ребенка лет шести. Или очень взволнованного человека. Кривые, дрожащие буквы. Все-таки ребенок. Девочка, пожалуй. Видите, как кокетливо загнуты хвостики букв? Штольмс, могу отметить, что человеку, приславшему письмо, хорошо известен наш адрес: "улица Пекарей, дом 21Б".
- Потрясающий вывод, коллега, как вам удалось это установить?
- Элементарно, Штольмс. Раз письмо пришло по нашему адресу, то оно предназначается кому-то из нас..."

- Агата Валерьяновна, просветите меня, на каком основании дамоненавистник Штольмс проживает по одному адресу с незамужней девицей, доктором Што?
- С чего вы решили, что доктор незамужняя? В конце концов, это неприлично. У нее есть муж, вполне законный.
- Что? - бескрайнее удивление плескалось в вопросе Порфирия, затапливало по самую макушку, рука судорожно искала на поясе шпагу. - Кто он, назови фамилию этого негодяя!
- Есть муж, - отважно повторила Агаша, - инспектор Рукоблюм. Отважный господин, приятной наружности. Он помогает расследовать заковыристые дела и несет ответственность за то, что нагородят сыщики. К тому же, у него есть доступ к полицейскому архиву, а вы не хуже меня знаете, как это может быть полезным.
- Ну уж дудки! Мы дискриминации не потерпим. Ноги Рукобейни... тьфу, Рукоблуд... Как там его? Так вот, ноги Артамона Адамыча не будет в нашей истории! И это, предвосхищая полет вашей логики, любезная супруга, никакая не ревность, а...
Ох, как он был зол!
Определялось это запросто - когда Штольц хоть на грамм выходил из себя, он был страшно вежлив, фонтанировал этикетом и демонстративно обращался к Агаше на "вы".
- Что же это? - Агата простодушно взмахнула ресницами. - Некое зеленоглазое чувство, скользкое такое, ползучее, очень похожее на недоверие, да? От него хочется зарычать и немедленно задуэлить первого встречного негодяя?
Не затрудняясь оправданиями, Штольц прищурился и вынул козырь из рукава:
- Если у доктора есть рукоблудный муж, то пусть и у Штольмса будет жена. И да, никакой он не аскет, а очень даже влюбчивый и страстный мужчина. Я требую жену для Прометея, - Порфирий следил за выражением лица супруги, когда вбивал последний, зеленоглазый, гвоздь в характер персонажа. - И пусть Штольмс курит трубку. В Британии все сыщики так поступают, я специально узнавал.
- Курить трубку в доме, где обитает дама? Ну уж нет.
- Значит, на жену ты согласна?
- Порфирий Платоныч, вы переходите все границы! Как у вас только язык повернулся предлагать подобное! Осталось для полного комплекта ему сочинить любовницу и всей компанией пуститься в беспутство.
- А что, это идея.
- Нет! Только через мой...
- Напрасно отказываешься, это могло бы стать отличным поворотом сюжета. Представь только: вот Прометей возвращается из странствий, а у него в багаже не только жена, но и любовница. Прекрасная Земфира. С вот такими глазами. Танцам живота обучена, финики шелушит быстрее макак. Потрясающий сюр-да-мюр! Твои читатели ахнут от восторга. Как минимум три главы можно посвятить ревнивым метаниям доктора Што и свободе выбора Штольмса. Главное, безнравственности не жалей, на ее останках взойдут ростки морали.
Агата громко и тяжело вздохнула:
- Порфирий Платоныч, я не знаю, каким чудом смогла пережить ваш сюр-да-мюр с Нинель Арнольдовной, - Порфирий мгновенно устыдился, но позиций не сдал, - поэтому искренне не желаю повторения для Аманды. Если сейчас вы сообщите, что кроме Снежинской и меня на вас претендует некая пучеглазая Земфира или еще кто...
- Што.
- Что "что"?
- Доктор Што пусть претендует на меня, то есть на Штольмса. Я соглашусь вымарать всех его жен и любовниц, если у Аманды исчезнет муж. Подумайте, Агата Валерьяновна, вам это выгоднее, чем нам: наши жена и прекрасная Земфира - против вашего Рукоблудникова. Две против одного, в вашу пользу.
Змей-искуситель творил свое дело профессионально.
- К тому же по всему выходит, что муж у Аманды далеко не предел девичьих мечтаний, коли она предпочитает проводить время в обществе Штольмса. Представь только, сидит себе инспектор в Скотланд-Ярде, резинкой уныло тренькает, да мечтает о пончиках. То ли дело Штольмс: стать, осанка, дедукция, опять же, остра. Револьвер, наверное, огромный и кобура есть.
Агаша задумалась: сделка и правда казалась выгодной.
- Хорошо, я согласна. Но предупреждаю, что это отразится на сюжете. Станет туманно, исчезнет яркость восприятия и витиеватость интриги, а читатель должен сопереживать героям. Надо чтобы за героем стояла история, а лучше - трагедия, вот тогда...
- Не будем полагаться на чужой душевный разврат и прочие ярмарочные страсти, устроим свои. Вот мое окончательное условие - между Штольмсом и Амандой должен быть роман. С поцелуями.
- Ха!
- Что "ха"?
- Не слишком ли много авантажей вы требуете? Сначала, вы в докторе Што не видите коллеги, потом лишаете ее единственного платья и под конец - ба-бах! - поцелуи вам подавай. Или это еще не конец вашим требованиям, скоро Штольмсу приспичит "э-э"? Он станет бродить по дому с томным видом и щелкать подтяжками?!  А вы, однако, затейник, Порфирий Платоныч, но этот номер у вас не пройдет. Я не позволю вам Прометея Пинкертоныча превратить из дамоненавистника в дамоненасытника.

" - Доктор, потрясающий, по полету логики, вывод. Вы делаете успехи. Поскольку мы установили, что один из нас и есть адресат, то предлагаю вскрыть конверт и узнать, кто же тот счастливчик, коему шлют корреспонденцию.
Доктор Што достала спрятанный в складках брюк стилет и безжалостно вспорола конверт, развернула  лист:
- Трудно что-то разобрать, текст размыт, - сыщица обнюхала текст, лизнула, покатала языком во рту и сделала великолепный вывод, - написано на русском языке!
Ошарашенный Штольмс пребывал в состоянии мимически выразимого замешательства..."

Штольц пребывал точно в таком же состоянии.
- Агашенька, сделай милость, объясни, что там произошло со Штольмсом, где он сейчас пребывает?
- В состоянии мимически выразимого замешательства, - повторила писательница, вздохом посетовала на мужского тугодумие, но все-таки сжалилась, растолковала аборигену азбуку. - Удивился он, очень сильно. Поразился детективными способностям коллеги.
- Нельзя взять и просто написать: "Штольмс удивился"?
- Этот претит законам эпистолярного жанра. Заодно противоречит и вашей привычке выражаться.
Порфирий опять сделался ворчуном. Что-то он сегодня совсем расклеился, крапивница, будь она неладна, дала побочный результат. Он строго произнес:
- Агата Валерьяновна, после всего, что со мной произошло в жизни, я имею право выражаться грубо, жутко непечатно, но не делаю этого, хотя, порой, невыносимо тянет. И уж, конечно, не собираюсь навешивать груз непотребных выражений на ваши уши.
Она опять вздохнула.
Что такое, с тех пор как она ступила на литературный путь, только вздыхает и вздыхает, как несчастная яйценосная клуша.
- А я бы не отказалась обогатить словарный запас, тем более теперь, когда у меня каждое слово на счету, - посетовала писательница. - Имеется в виду, что Прометей Пинкертоныч сильно впечатлился и не находит слов, чтобы это выразить. К примеру, вы, Порфирий Платоныч, в такие моменты что делаете? Правильно, изгибаетесь бровями. И у Штольмса должен быть способ для мимического самовыражения. Каждый раз, когда способности Аманды поразят его, Штольмс станет округлять глаза и вскрикивать: "Сэ мистѝк!"
- Не станет, - сказал, как отрубил, Порфирий.
Агата молчала и ждала продолжения. Дождалась, получила извержение словопада:
- Штольмс не станет таращиться на Аманду, как гимназистка на витрину кондитерской. Он взрослый, состоявшийся мужчина, но даже в юные годы не занимался подобной чушью. Как ты себе это представляешь: " Ах, доктор, какие у вас бездонные глаза". А она ему в ответ: "Ваши бездоннее моих, в них плещется тайна двух океанов". Так? Ты хочешь, чтобы они печально вздыхали и кукольно таращились друг на друга?
- Не хочу. В правы, это звучит несколько примитивно, - согласилась писательница, но частично. - Ничего страшного не случится, если Прометей Пинкертоныч изредка будет вставлять "сэ мистѝк". Это требуется для мотивирования способностей Аманды.
Штольц мученически застонал:
- Если ты непременно желаешь вставлять "сэмистики", то пусть Аманда и вскрикивает, а Штольмс будет снисходительно молчать. Или выражаться по-пиратски: "йо-хо-хо".

" - Буквы размыты слезами, - доктор Што наскоро произвела вкусовую экспертизу, - отчетливо чувствую присутствие солей натрия и калия, жиров и белков. И еще гормоны!
От подробного умозаключения, составленного Амандой, глаза Прометея Пинкертоныча так и рвались округлиться, но он силой воли сдерживал их в пределах данных природой норм.
- Вам известно, коллега, что эмоциональные слёзы содержат гормоны стресса, такие как кортизол, а также пролактин, который связан с чувством привязанности и заботы?
Удивление клокотало в нем, поэтому Штольмс зажмурился, чтобы не выдать сильное замешательство.
Доктор продолжала его изумлять:
- От бумаги исходит еле заметный аромат духов. Секундочку, сейчас, сейчас... Бутоны ромашки аптекарской, роса, британский смог. Хм.  Присутствует нечто знакомое, не пойму пока... Ах да, желто-зеленая глина. И еще что-то тонкое, почти неуловимое... Щи?!
Доктор еще раз лизнула текст:
- Нет, это не щи, но нечто схожее. Сурепка обыкновенная!
- Это все?- еле  вымолвил Штольмс, превозмогая нанесенное Амандой неизгладимое впечатление.
- Да, пожалуй. На основе анализа напрашивается вывод - писала дама. В данный момент она страдает. Поскольку уровень пролактина превышен в пять раз, я делаю заключение - ей вдруг стало не о ком фабофифься...
Последнюю фразу доктор произнесла невнятно, по причине инородного тела, прилипшего к небу.
Она пощипала язык и вынула, невесть как попавшую в рот, шерстинку.
- Шерсть собаки, - Аманда задумалась, - рыжий шпиц, девочка, 2 года. Вот и ответ - у приславшей письмо особы личная драма - украли собаку. Отсюда слезы, пролактин и отсутствие заботы.
- Хотел бы я воскликнуть"сэ манифѝк", дорогой доктор, но не сделаю этого. Выражу свое восхищение вашими способностями иным способом, - Штольмс встал и зааплодировал и громко, по-пиратски, выкрикнул:" Йо-хо-хо!"
- Ну-ну, дружище, приберегите овации для серьезных дел, это было пустяковым, не стоило выеденной из фантика конфеты, - нисколько не смутилась Аманда, она привыкла слышать от Штольмса пиратские эврики..."

- А дальше что, - заинтересовался сыщик, - как ты намереваешься выпутать собаку из кучи капустных улик?
- Еще не придумала. Думаю, она сама найдется.
- Так неинтересно, должна быть интрига и полет мысли. Записывай, - Порфирий закинул руки за голову, мечтательно прикрыл глаза и продиктовал:

"Сыщик пришел в себя от крайнего изумления и предложил коллеге:
- Доктор, вы не хотите поинтересоваться моими наблюдениями?
Во взгляде доктора Што проявился голый интерес, без капли высокомерия:
- Вам есть, что добавить, коллега?
- Самую малость, вы мне не оставили маневра для сюрпризов. Примите от меня крошечную деталь к вашему фееричному выступлению - даму зовут Варвара Капелькина, а шпица - Жоржетта".

- Но как? - возмутилась Агата. - Как вы это поняли? И что мне теперь делать с вашими измышлениями, как на их основе составить расследование"
- Ничего, продолжай творить, пусть все само разрешится, положись на счастливый случай. Так интереснее: есть загадка и разгадка, надо определить пути их движения и место встречи. Ну-с, продолжаем, ваш ход, коллега.
- Дайте мне полча... - Агата не договорила, ее с головой затянуло в литературный астрал.

"- Что вы скажете о следующем корреспонденте? - сыщик выбрал и протянул коллеге немаркированное письмо. Секретное, без опознавательных знаков.
Конверт был абсолютно непримечательным, даже без надписанного адреса. Аманда вскрыла его и увидела...
Весь лист обыкновенной почтовой бумаги был испещрен... исчеркан... размалеван?
В общем, весь изрисован мелкими пушистыми облачками с глазами и ножками. Они вставали на задние лапы, танцевали, кривлялись и прыгали через ограды, щипали траву. И все это производили в строго определенной последовательности.
- Это шифровка! - выстрелила догадкой доктор Што. - Штольмс, нам несказанно повезло столкнуться с непознанным.
Сыщик взял в руки лист:
- Мой милый доктор, сие давно известная человечеству тайнопись под названием "пляшущие овечки". К сожалению, единого ключа для тайнописи не существует, придется поломать головы. Взгляните на каракули, каждая группа овечек отделена от следующей забором. Допустим, так текст разделяется на слова. Как известно, самая распространенная буква - это "а". Значит, можно предположить, что овечка с травинкой во рту обозначает именно ее. Поскольку первая фигурка намного крупнее других, напрашивается вывод, что сия овечка - заглавная буква. Раз в слове их ровно три, то скорее всего их танец скрывает ваше имя, коллега. Таким образом, мы получаем овечек равных буквам "м", "н" и "д".
Нетерпение помешало дослушать сыщика и заставило доктор Аманду применить испытанный прием. Она лизнула текст, сосредоточилась и растолковала:
- Тут написано "Аманда, загляни в конверт" и еще два слова на иностранном, не разберу. В послесловии овечки наряжены в красные береты. Сие французский признак. Как на французском "овца"? Ах да, "мутон". Нет, тут другое слово. Зачем злоумышленники составляют шифровки на разных языках, только путают сыщиков. Применим французскую вариацию шифра "мутон дансан". В послесловии говорится что-то про мистику или магию. И произносить это следует с восторженной интонацией.
Доктор перевернула над столиком конверт и вытрясла из него два ровных прямоугольника, отдаленно напоминающие билеты в театр. Ими сразу завладел Штольмс:
- Нас приглашают в варьете. Это сегодня, коллега, стоит поторопиться, представление через два часа.
Доктор Што огорчилась, предстоял выход в свет, а у нее назрела исконно дамская проблема:
- Я не смогу составить вам компанию, Штольмс, у меня нет наряда, подходящего случаю "...

Агата закончила читать отрывок и печально-препечально вздохнула.
Все горести мира в один вздох могут вложить только золушки, коим не в чем отправиться на бал к принцу, а рядом сидит фея-крестная и в упор не замечает страданий сиротки.
- Уговорили, пусть у Аманды будет платье, - смилостивился фей-соавтор, - темно-синее, очень строгое, без финтифлюшек.
- Вот и славно. Какой же вы милый, Порфирий Платоныч, - пропела девушка, - нам как раз такое и хотелось. Строгое - это для повседневных вылазок, а для похода в варьете нужно шелковое, лучше красное, с пышной юбкой.
- Агата, ты слишком высоко задираешь ноги, когда перескакиваешь оговоренные границы, совсем как твоя овечка. Одно платье! Да и без него вполне можно обойтись, если ты, конечно, не собралась изображать в варьете "мутон дансе". Я, скрипя зубами, согласился на одно платье, а уже ты тянешься ко второму, а за горизонтом мелькает пучок перьев, которые ты не преминешь воткнуть в прическу Аманды.
- Это жестоко, Штольмс, - голосом доктора Што произнесла Агата.
И от ужаса прикрыла рот ладонью. Голос Аманды был скрипучим с нотками капризного надрыва, неприятным, одним словом. Если у инспектора Рукоблюма тонкий музыкальный вкус, понятно, почему их знакомство так и не завершилось свадьбой.
- Уж как водится, - усмехнулся и для пущей убедительности развел руками Штольц. - Бери перо и записывай, коллега, на арену выходит Прометей.

" - Штольмс, как вы думаете, почему нас позвали именно в варьете? Мало ли в городе более приятных мест, куда нет необходимости разряжаться? - Аманда плюхнулась рядом с сыщиком в пролетку. Расправила юбку простого синего платья.
Всю дорогу, до конечной точки пути доктор Што ерзала, оттягивала корсаж и всяческими иными способами противилась неудобному гардеробу. К тому же платье, пошитое пять лет назад, оказалось до неприличия тесным и коротким, но времени искать другое у них не было .
- Милый доктор, вы так и не поняли? - после затянувшейся паузы изрек сыщик. - Раз нам прислали приглашение, стало быть, мы должны быть там, поскольку намечается нечто таинственное".