Крутой поворот                   Глава 11     Новый полицмейстер

     Вам случалось когда-нибудь идти пешком по прямой дороге на большое расстояние? И пусть дорога где-то узкая, где-то широкая, в колдобинах и рытвинах, но она прямая, и это потихоньку успокаивает, снимает напряжение, и вы уже начинаете смотреть по сторонам: справа - густой лес, на противоположной стороне - разные постройки, дома, люди... Все отвлекает ваше внимание, все интересно.

     Но совершенно неожиданно дорога делает крутой поворот. Вы в лучшем случае спотыкаетесь, а то и падаете. Как же вы его проглядели-то? Вы останавливаетесь в раздумье, оборачиваетесь назад и с опаской смотрите вперед - что-то ждет вас там, за поворотом? Пока принимается трудное решение, ноги сами уже делают первые шаги. Другой дороги нет, надо идти вперед, чтобы не ожидало  за поворотом...

     Так бывает и в жизни. Жизненная дорога не бывает без крутых поворотов, и каждый новый поворот - серьезное испытание для вашей души, вашего характера, да и всей человеческой сущности. Но сильные духом люди не останавливаются, не идут назад, они немного передохнут и опять шагают вперед по трудной дороге жизни, туда за крутой поворот...

     Звягин Михаил Иванович стал третьим полицмейстером Управления полиции города Саратова за четыре года, прошедших после смерти Григория Андреевича Рохлина. Как-то не везло Саратовской полиции с начальниками. Присланный из Петербурга полицмейстер и года не проработал, быстро засобирался в столицу из этакой-то "дыры" и вернулся в Петербург. Горевать никто не стал, его быстро забыли, даже имя с трудом вспоминалось, и то только для отчетов.

     Второй полицмейстер, Смородинов, был из местных, служил приставом третьего полицейского участка. Вспоминали его в полиции как человека пожилого, тихого, мечтавшего о спокойной жизни на пенсии. И хотя в сыскных делах новый полицмейстер разбирался неплохо, он с радостью возложил всю эту работу на Штольмана, поэтому ни помощи, ни особого вреда от него не было. Иногда даже казалось, что и сам он в Управлении полиции неделями не появлялся. Сидел себе тихонько в кабинете, читал газеты, пил чай и по всем вопросам направлял либо к Штольману, либо к приставу второго участка, благо находились они в одном здании. Но и его спокойная жизнь через год закончилась - отправили на пенсию, чему он несказанно обрадовался.

     Полгода Управление полиции жило вообще без полицмейстера, и надо честно сказать, что отсутствие начальства на работе полиции никак не сказывалось, но, как говорил Ульяшин, "недолго гулял по Управлению ветер свободы", прислали им третьего полицмейстера Звягина. Михаил Иванович, высокий блондин с усами и небольшой бородкой, отдавший военной службе более 25 лет, привык жить и служить строго по уставу и от других требовал прежде всего субординации и четкого исполнения приказов без споров и разногласий.

     Единственным человеком, открыто высказывающим свою точку зрения и не собирающимся бездумно исполнять его приказы, был Яков Платонович Штольман. Начальник сыскного отделения практически всегда оказывался прав и пользовался большим авторитетом и уважением у должностных лиц не только Саратова, но и губернии. Поэтому возникавшее время от времени у Звягина желание избавиться от Штольмана, он прятал в самый дальний уголок своей души.

     Никаких дружеских чувств к нему не испытывая, Звягин заставил Штольмана взять в сыскное отделение сына своего бывшего армейского начальника генерала Козлова. Генерал Козлов - пожилой помещик лет за семьдесят, жил он в Саратове на положении героя нескольких войн, был женат вторым браком на польской красавице, женщине язвительной и завистливой. Их единственный сын Серафим вырос самовлюбленным и недалеким человеком, как, впрочем, и большинство польской шляхты. Он закончил юридический факультет Санкт-Петербургского университета, но места себе в столице не нашел, приехал к родителям в Саратов и "сел им на шею".

     Звягин решил просьбу генерала Козлова уважить и принял на службу его сына, а Серафиму сразу поставил задачу - следить за каждым шагом Штольмана и докладывать ему о промахах и неудачах Штольмана в любое время. Звягин обрадовался: и просьбу бывшего командира выполнил, и своего лазутчика в самое логово "неприятеля" пристроил. Правда, пока никакой полезной информации Серафим Иванович Козлов ему не сообщил - либо промахов у Штольмана в отделении не было, либо Козлов младший оказался полным дураком...

     Был еще один потаенный интерес к Штольману, который не давал Михаилу Ивановичу покоя. Через месяц после начала службы на новом месте Звягин услышал приятный женский голос в приемной Управления полиции. По свободному и радостному смеху незнакомки Михаил Иванович догадался, что так вести себя может только молодая и красивая женщина, уверенная в том, что ей все позволено даже в  Управлении полиции. Не успел он толком подумать, стоило ли ему так поступать, как уже открыл дверь кабинета в приемную, чтобы отчитать веселую гостью, и обомлел - у стола дежурного стояла красавица с большими голубыми глазами, доброй улыбкой и ласковым взглядом.

     Все строгие слова вылетели у него из головы, он стоял в дверях своего кабинета и не мог отвести глаз от прекрасной незнакомки. Вид у него, наверное, при этом был довольно смущенный, но уже через минуту ОНА ушла, а он так и не успел ее остановить... Сколько раз холодными ночами в походной военной палатке снилась ему эта женщина, слышался ее нежный и радостный смех. Уставал он тогда страшно, вот душа и посылала ему по ночам сны-мечты о другой жизни, о красавице жене и любви... Потом дежурный доложил ему, что приходила супруга господина Штольмана. Супруга господина Штольмана! Каково это было ему осознавать, что для кого-то сбылась его мечта, и этот кто-то - Штольман! Ну почему все ему? Ведь Штольман явно не молод, симпатичный, конечно, такие дамам нравятся, но ОНА была не просто дама, ОНА была совершенство, ожившая мечта из его снов...

     Позже Михаил Иванович узнал, что ОНА училась в Париже, работает детским врачом, бесплатно лечит детей полицейских, сама родила чудесного сына, прекрасно рисует и любит своего мужа, а зовут ее Анна Викторовна. Она часто забегала к Штольману, и Звягин научился узнавать ее легкие шаги, мелодичный и ласковый голос. В каждый ее приход он оказывался у двери своего кабинета, чтобы увидеть Анну Викторовну. Как же душно ему тогда становилось, как мешал воротник мундира, как судорожно он искал слова, которые было бы прилично ей сказать...

     Но однажды ему помог случай. У Михаила Ивановича была серьезно ранена рука, и хотя хирургам удалось ее спасти, болела она временами, особенно в холодную, ветреную погоду, очень сильно, и Звягину приходилось пить обезболивающие порошки. Вот и в тот день он уже не мог дольше терпеть боль, а порошки он забыл дома, поэтому вышел в приемную, чтобы взять в аптечке какое-нибудь лекарство. Когда он вместе с дежурным полицейским перебирал небогатое содержимое служебной аптечки, то услышал за спиной голос Анны Викторовны.

     - Что вас, Михаил Иванович, беспокоит? Позвольте мне вам помочь.

     Звягин опешил, вздрогнул, смог только кивнуть и указал рукой на свой кабинет. Анна Викторовна взяла в руки коробку с лекарствами и спокойно пошла за ним. Дальнейшие события Звягин вспоминал с трудом: она смотрела на него своими небесными глазами, задавала вопросы, заставила снять китель, через рубашку ощупала опухший плечевой сустав. У него сразу прошла вся боль, когда ее пальчики легко касались его плеча, он сильно побледнел и не поднимал глаз, чтобы она не увидела его волнения и радости.

     Анна Викторовна выбрала какое-то лекарство, посоветовала принять один порошок сейчас и еще один на ночь, а завтра пообещала принести другое лекарство, которое нужно будет принимать дней 10. Да хоть месяц, хоть год он будет пить эту гадость, лишь бы ОНА заходила к нему, расспрашивала о здоровье и дотрагивалась до больного плеча своими пальчиками.

     Ну что за беда с ним приключилась, размышлял длинными одинокими вечерами Михаил Иванович. Так потерять голову из-за чужой замужней женщины! Когда он ехал в Саратов, то надеялся осесть в этом городе, встретить добрую хорошую женщину, пусть даже вдову, жениться наконец-то и обрести "подругу жизни". Сколько там еще осталось-то? Ведь ему только 45 лет, может удастся и прожить лет десять в тихом семейном счастье... А судьба сделала такой крутой поворот - вместо уютной вдовушки захватила его сердце в плен молодая красивая супруга Штольмана, который любящих глаз с нее не сводит и бережет как самый дорогой подарок судьбы. Видимо, так и придется тебе, Михаил Иванович, доживать жизнь в одиночестве со своей безответной любовью... Ну как же хорошо, что все-таки ОНА есть на белом свете, эта замечательная Анна Викторовна, и ему довелось с ней встретиться!

     Принять трудное для Звягина решение помогла встреча с семейством Штольмана. Однажды летом на прогулке в парке "Липки" Звягин встретил Штольмана, который вел за руку сынишку, и Анну Викторовну в белой шляпе с большими полями. Какое-то время Звягин шел за ними и не мог не любоваться этой счастливой семьей. Потом он резко повернул к выходу, приехал домой, выпил один полбутылки коньяка и дал себе слово не думать об Анне Викторовне и не предаваться никаким сердечным мечтаниям. Звягин дал себе слово, а слово он держать умел.

     Михаил Иванович и не позволил бы себе вспоминать о встрече с Анной Викторовной, если бы не двойное убийство на почве ревности, расследованием которого сейчас занималось сыскное отделение. Об этом деле много судачили в городе, и даже прозвали убийцу Саратовским Отелло.

     26 мая в полдень дежурный полицейский доложил, что на Захарьевской улице в комнате на втором этаже грязного и дешевого трактира обнаружены тела почетного мирового судьи Чихачева и супруги мирового судьи Свиридова. Убийца, мировой судья Свиридов, и не думал никуда скрываться, а сидел в соседней комнате, курил, пил чай и ждал приезда полиции. Там же в трактире находился и свидетель убийства, друг убитого Чихачева, помещик Борисов. Именно он, весь в слезах и истерике, скатился по лестнице на первый этаж трактира, требуя вызвать полицию и врача, а потом сообщил прибежавшему полицейскому имена убитых и убийцы.

     Звягин, услышав суету и шум в приемной, вышел из кабинета, с трудом разобрался в причинах этих криков и потребовал от Штольмана немедленно привезти убийцу и свидетеля в Управление полиции и раскрыть дело про горячим следам. Собственно, по мнению Звягина, там нечего и было расследовать: все предельно ясно -  убийство в гневе на почве ревности. Штольман даже не остановился, чтобы выслушать указания полицмейстера, пронесся мимо него, буркнув на ходу, что не считает это дело простым и его необходимо расследовать, а не торопиться с выводами. Вместе со Штольманом умчались Ульяшин, Сысоев, фотограф и даже Серафим Козлов.

     На месте происшествия Штольман бегло осмотрел два трупа в одной комнате, поручив Ульяшину заняться трупом Чихачева, Сысоеву - трупом молодой женщины, а сам отправился в соседнюю комнату, где убийца дожидался полиции.

     В маленькой неопрятной комнате спокойно сидел за столом, курил и не спеша пил чай Свиридов, только что убивший двух человек. Он посмотрел на Штольмана с нескрываемым безразличием и усмешкой. Согласно его короткому изложению событий он приехал на встречу с Чихачевым, чтобы вызвать того на дуэль. Возмущенный отказом Чихачева от дуэли, он весь отдался своему гневу и почувствовал в себе прилив сильного бешенства. Он помнит, что ударил кулаком в лицо Чихачева, тот упал, и он не смог уже сдерживать гнев, перестал чувствовать какие-нибудь преграды своему бешенству, поэтому впал в бессознательное состояние и не помнит, что было дальше.

     Пришел он в себя в этой комнате, куда его оттащил Борисов. Он постепенно приходил в себя, спрашивал, умер ли Чихачев, а когда ему сказали, что Чихачев умер, потребовал вызвать полицию. Он как земский деятель, много лет исполняющий обязанности мирового судьи, понимает, что произошло убийство, совершенное в запальчивости и раздражении и являющиеся результатом внезапно прорвавшегося наружу гнева и ненависти к человеку, стоящему перед ним. Расследовать в этом деле нечего, он не собирается скрываться и готов понести наказание, вынесенное судом присяжных.

     Штольман с издевкой в голосе поблагодарил его за детальный разбор совершенного преступления, но он считает, что расследование, тем не менее, необходимо, чтобы определить все существенные обстоятельства дела.

     - Что же вам еще нужно знать? - возмутился Свиридов, лицо его вытянулось и побагровело, - я не позволю копаться в моей личной жизни ради вашего пошлого любопытства.

     - Меня интересуют другие вопросы, - парировал Яков Платонович, с отвращением рассматривая самодовольное и мокрое от пота лицо Свиридова, - например, возможно ли безнаказанно распоряжаться чужой жизнью под влиянием гнева и ненависти; может ли каждый сам делаться судьей в своем деле и приводить в исполнение свои, выработанные страстью и озлоблением, приговоры.

     - А почему вы даже не спросили, жива ли ваша жена? - Штольман обернулся, выходя из комнаты. Свиридов ничего не ответил, только недовольно повел плечами.

     Когда Штольман вернулся в комнату, где Ульяшин и Сысоев занимались изучением ран убитых, то он поразился тому, сколько они успели сделать. Четыре года работы в сплоченной команде не прошли даром, было любо-дорого смотреть, как четко и умело его сотрудники работают, фотографии сделаны, тела перемещены и расположены на некотором отдалении друг от друга, раны внимательно осмотрены и сыскари готовы к докладу. Первым взял слово Ульяшин:

     - Свиридов сбил Чихачева с ног, и пока тот поднимался с пола, он приготовился встретить его ударами ножа. Посмотрите на расположение ран: они обе находятся в груди, одна посредине, другая несколько выше и ближе к боку. Та, что посредине, представляет собою резаную рану и идет сверху вниз. Другая, колотая рана, нанесена спереди назад. Чихачев выше ростом Свиридова, следовательно, резаная рана была нанесена, когда Свиридов стоял, а Чихачев поднимался после удара кулаком. Колотая рана нанесена, когда Чихачев пытался защищаться и бросился на убийцу. Человек в бессознательном состоянии стал бы бить ножом куда попало, а здесь удары были нанесены твердою рукой в одно место и проникли глубоко. Свиридов оба раза бил в грудь около сердца. Он не мог не понимать, что наносит смертельные раны.

     - Я считаю, - заключил Михаил Петрович, - что убийца не был в бессознательном состоянии.

     - А что за нож у него был? Он взял его в трактире или принес с собой? - допытывался Штольман.

     - В том-то и дело, Яков Платонович, что это длинный и отточенный нож, который снабжен пружиной. Если сознательно открывают нож с пружиной, то им не действуют тотчас же бессознательно. Нанесение ударов со всей силой таким ножом означает только смерть.

     - Согласен с вами, Михаил Петрович, здесь была не просто драка, и раны не были нанесены в пылу обоюдной борьбы. По словам Свирилова, он пришел для того, чтобы вызвать Чихачева на дуэль. Он якобы собирался или своей жизнью пожертвовать, или убить противника. Но Чихачев отказался от дуэли, и тогда Свиридов вытаскивает принесенный нож и убивает его. Он наверняка знал, что Чихачев может отказаться от дуэли и все тщательно продумал заранее.
     
     - Нет, - подвел итог их рассуждениям Штольман, - здесь не было драки, а было обдуманное и подготовленное убийство. Так что зря он пытается убедить нас, что Чихачева он убил в запальчивости и раздражении.

     - А что вы, Юрий Анатольевич, можете сказать об убийстве его жены? Она попала под горячую руку?

     - Нет, - категорически возразил Сысоев, - видимо, его супруга схватила полотенце и пыталась им зажать раны на груди Чихачева. Она встала на колени перед упавшим человеком и наклонилась к нему. Свиридов окликнул ее, она подняла голову, посмотрела на него, и он стреляет ей в грудь, а когда она упала на тело Чихачева, он делает еще один выстрел ей в затылок.

     - Обратите внимание на то, что нельзя бессознательно дважды стрелять из револьвера, курок которого надо каждый раз взводить. Это тоже подготовленное убийство, совершенно сознательное.

     Штольман подошел к кровати, на которой лежало тело Свиридовой, расстегнул пуговицы у ворота платья и указал на большие синяки на груди женщины. Потом он поднял подол платья, и все увидели, что ноги убитой были в ссадинах и кровоподтеках. Сысоев побледнел и опустил голову.

     - Свиридов ее бил, мучил и издевался до убийства, а здесь только завершил свое грязное дело, - заключил Штольман, прикрыв юбкой следы избиений, - точнее скажет врач.

     - Ну что же, отправляйте тела в морг, а Свиридова и свидетеля - в Управление полиции.

     - Будем допрашивать? - возник откуда-то и подал голос Козлов.

     - Нет, рано. Обсудим планы на завтра, - коротко ответил Штольман.

Отредактировано Nora Brawn (05.06.2025 11:23)