По тому, как свободно и громко заговорили полицейские, Анна поняла, что ей больше незачем сидеть в пролетке. Она встала и огляделась. Рядом с тропинкой в траве что-то блеснуло. Наверное, если бы она смотрела под другим углом, ничего бы не заметила. Но сверху было отчетливо видно что-то маленькое и блестящее. Анна соскочила с пролетки, пошарила в траве и нашла каплевидную сережку с черным камнем, окруженным мелкими бриллиантами. Надо показать Штольману. Где-то она уже видела такие серьги. Или нет? Тяжелые, грубоватые…
Штольман был в бешенстве. Внешне это никак не проявлялось, разве что движения стали более резкими, а голос более тихим. Но внутри он кипел. Убийца обманул и опередил его! И цена его, Штольмана, ошибки и нерасторопности – две жизни. А ведь он уже был уверен, что нашел верный путь. Все складывалось логично. Но убийство вновь спутало все карты!
За его спиной раздался тихий возглас. Даже не оборачиваясь, Штольман понял, что Анна Викторовна нарушила его распоряжение. Мало того! Она не ограничилась прогулкой до домика, а вошла внутрь и теперь разглядывает то, что для девичьих глаз никак не предназначено. Черт возьми!
Он крутнулся на каблуках. Так и есть! Бледная, как полотно, глаза в пол-лица, того и гляди, хлопнется в обморок. И чего ради ее сюда принесло?! Бешенство достигло предела.
- Анна Викторовна! Я, кажется, не велел вам выходить из пролетки!
Потрясенная увиденным, Анна пролепетала:
- Но ведь… вы говорили громко, я подумала, здесь никого нет.
- Покиньте место преступления! Вам нельзя здесь находиться.
Его резкость возымела обратное действие – Анна пришла в себя.
- Не кричите на меня! Я не ваш фельдфебель.
Штольман стиснул трость, черты лица его заострились.
- Городовой отвезет вас домой. Прошу никому не говорить о том, что здесь видели.
- Благодарю вас, я домой не собираюсь! – что он себе позволяет, в конце концов.
- Как вам будет угодно, - ответил он преувеличенно любезно. – Однако я не могу позволить вам остаться в доме.
Штольман шагнул вперед, загораживая от Анны место преступления, и оказался ближе к ней, чем позволяли приличия. Наверное, он думал смутить ее и заставить отступить. Не тут-то было. Она смотрела в упор, не отводя глаз. Он прищурился и стиснул зубы. Взгляды скрестились, высекая искры.
Уходите.
Я не подчиняюсь силе.
Уходите! Мне и без вас тошно.
Меня нельзя заставить.
Напряжение между ними дышит озоном. Молнии в его глазах, гроза в ее. Электрический треск предвещает нешуточный разряд. Она так близко, на расстоянии соблазна, что он закладывает руки за спину – от греха подальше. Еще мгновение, и…
Поручик не выдержал противостояния.
- Дмитрий Платонович, позвольте, я отвезу Анну Викторовну.
Словно водой плеснул. Их шатнуло в разные стороны. Мучительное притяжение-отталкивание исчезло.
- Нет, - отрезал Штольман, - вы мне здесь нужны.
По-прежнему глядя на Штольмана, Анна ответила Шумскому:
- Благодарю вас, Иван Алексеич, но я сама доберусь. А вы, Дмитрий Платонович… желаю вам дальше обходиться без моей помощи.
Скулы у Штольмана покраснели, он хотел что-то сказать, однако Анна не собиралась его слушать. Она вышла из дома и зашагала вверх по тропинке.
- Анна Викторовна! – крикнул Шумский. – Подождите!
Она не обернулась.
- Зря вы так резко, Дмитрий Платонович!
Штольман, уже одолеваемый сомнениями, снова пришел в раздражение.
- Иван Алексеич, делом займитесь!
Поручик тихо, но твердо сказал, глядя в глаза Штольману:
- Дмитрий Платонович, какой от меня толк при осмотре места происшествия? Я съезжу за доктором и отвезу Анну Викторовну.
- Позвольте мне решать, кто и чем должен заниматься!
Шумский сказал еще тише:
- Дмитрий Платонович, я не ваш подчиненный, а добровольный помощник. Прошу вас, не будем ссориться.
Штольман несколько опомнился. Он неохотно кивнул, признавая свою неправоту, и выдавил:
- Простите. Поезжайте, а заодно уж и доктора привезите.
Поручик наклонил голову и щелкнул каблуками. Штольман отступил, освобождая ему дорогу, и молча следил, как поручик нагоняет Анну и уговаривает ее сесть в пролетку. Городовой следил за этой сценой, разинув рот. Вот уж будет что порассказать в участке! Внезапно он почувствовал себя неуютно – столичный сыщик смотрел на него, да так, что служивому захотелось оказаться где-нибудь подальше отсюда. Штольман подошел к нему вплотную:
- Обо всем, что здесь было, молчать намертво! Никто не должен знать о том, как произошло убийство. Если хоть малейший слух пройдет, продолжишь службу на Сахалине. Ясно?!
Городовой взял под козырек, закивал и клятвенно забормотал. Ярость доселе спокойного благородия произвела оглушительное впечатление. Но Штольман его не слушал. Надо заняться делом, тогда все встанет на свои места.
***
Анна сидела в пролетке и смахивала злые слезы. Это точно не Яков, это Дмитрий какой-то! Он не имел никакого права так с ней разговаривать. Она больше не придет к нему с помощью. Ни за что! Она сама найдет убийцу и швырнет его имя Дмитрию в лицо, вот что она сделает. В конце концов, у нее в руках улика.
Шумский правил, жалея, что не может оглянуться. Он понимал Дмитрия Платоныча, но никак не мог одобрить его тон. Ясно, что молодой девице незачем находиться рядом с людьми, погибшими такой страшной смертью. Тем более так – в постели, обнаженными… Нет, зрелище не для глаз Анны Викторовны! Но все же Штольман мог выразиться поделикатнее, а не отчитывать ее, как провинившуюся гимназистку. Жаль, что нельзя отвлечься от дороги и глянуть на нее хотя бы украдкой – как она там?
Они добрались почти до дома Мироновых, когда Анна попросила Шумского остановиться.
- Спасибо вам, Иван Алексеич, но я хочу пройтись.
Шумский соскочил с козел, привязал поводья к чьей-то ограде и подошел к Анне:
- Анна Викторовна, мне очень жаль, что все так произошло…
- Иван Алексеич, вы-то уж ни в чем не виноваты! Не корите себя.
- Прошу вас, полагайтесь на меня во всем. Если вам понадобится… что угодно, я в вашем распоряжении.
Анна печально улыбнулась. Вот кто остался совершенно прежним!
- Благодарю вас, Иван Алексеич, - она протянула ему руку. Поручик припал к ней горячее, чем это позволялось, и опомнился, лишь ощутив слабое сопротивление.
- До встречи, Анна Викторовна! – щеки его пылали.
Анна помахала ему и пошла по аллее по направлению к дому Разумовского. Ей нужно было привести свои мысли в порядок. И чувства тоже.
***
С трудом сосредоточившись, Штольман начал осмотр места преступления. Судя по положению тел, Софья и Ермолай были убиты во сне. В домике обнаружились кое-какие припасы, очевидно, беглецы собирались переждать здесь какое-то время. Оставалось удивляться смелости Елагиной – муж не мог не знать об этом месте. Хотя вряд ли он стал бы искать ее в собственных угодьях.
В чемоданах и саквояжах обнаружилось все самое нужное для поездки, включая драгоценности Софьи Николаевны. Но кто-то должен был им помогать, по мнению Штольмана. Логика требовала искать этого кого-то поблизости. Поэтому Дмитрий Платонович отправился в деревню.
Штольман прошел по улице, провожаемый неприязненными взглядами и злобным лаем собак, не жалующих чужаков. У него была одна идея, которая требовала проверки. Нужно было только осмотреть дворы. Ему повезло – то, что он искал, обнаружилось в третьем доме.
- Хозяин! Есть тут кто?
На крыльцо вышел невысокий рыжий мужик с аккуратно подстриженной бородой.
- Чего вам, барин?
- Это твой дом?
- Мой. А вы кто таков будете?
- Сыскная полиция, Штольман Дмитрий Платонович.
- А я Митяй.
Штольман открыл калитку и вошел во двор. Две собаки кинулись к нему, заливаясь хриплым лаем, но мужик цыкнул на них и велел убираться.
- Хорошие у тебя собаки, Митяй.
- Не жалуюсь.
- Серого кобеля у егеря купил?
Митяй ответил спокойно и обстоятельно:
- Ермолай Алексеич присмотреть попросил. Сам уезжать собирается, пса с собой взять не может. Вот и отдал, на меня-то может положиться.
- О чем еще просил тебя Ермолай Алексеич?
Вопрос Митяю не понравился.
- А вы почему интересуетесь, ваше благородие?
Штольман оценивающе посмотрел на собеседника и выбрал правду:
- Убили сегодня Ермолая. Я ищу убийцу.
Митяй охнул и перекрестился.
- Кого он опасался, Митяй? От кого торопился уехать?
- Да не торопился он! В елагинском домике жил. Меня просил молока ему приносить, а потом с вещами подсобить, когда на вокзал соберется. Ну и поглядывать – вдруг хозяин наведается. Видать, Ермолай самовольно в доме устроился.
- А что, Елагин редко здесь бывает?
Митяй кивнул, огладил бороду.
- Не любит он этот дом. То ли смерть ему тут нагадали, то ли еще что.
- Когда егерь собирался уезжать?
- Недели через две.
Штольман кивнул и на прощание сказал:
- Про убийство пока молчок. Не мешай сыску.
- Не болтлив уродился, - с достоинством ответил Митяй.
***
Анна возвращалась домой. Думать о деле никак не получалось – чувства мешали. Ссора была неожиданной и казалась бы бесповоротной, будь она первой. Но в первый раз или нет, легче не становилось. Обиден был и его тон, и все его поведение.
Яков в ее прошлом и Дмитрий в настоящем вызывали у нее мучительное головокружение: казалось, все двоится и в глазах, и в чувствах. Разобраться в себе оказалось ничуть не легче, чем понять его.
- Аннет! – окликнул ее знакомый голос.
- Дядя? Что ты здесь делаешь?
- Очевидно, как и ты – прогуливаюсь. Или ты сюда приехала со Штольманом?
Анна помрачнела.
- Что? – догадливо спросил дядя. – Он тебя обидел?
Не отвечая, Анна задала вопрос, который ее мучил.
- Дядь, как ты думаешь, куда делись те Анна и Петр Мироновы, что были здесь до нас?
Дядя ответил сразу, как если бы давно размышлял об этом.
- Никуда. Они и мы – это одно и то же. Неужели ты сама не чувствуешь?
- Нет, - неуверенно ответила Анна. – Как это ощущается?
Петр Иваныч пожал плечами.
- Ну, скажем, у меня есть шрам, и я знаю, как его получил. Однако в том прошлом, откуда мы появились, ничего этого не было.
- Но у меня ничего такого нет!
Дядя покрутил в руках трость.
- Скажи, была ли у тебя в прежнем Затонске школьная подруга Елена?
- Да, - ответила Анна недоуменно.
- А если я тебе скажу, что никакие Касьяновы в наших краях не проживали?
Анна остановилась, глядя на него почти с ужасом. Он подхватил ее под руку и повел в сад Мироновых, к любимой беседке.
- История их кончины, которую рассказывают твои родители, кажется известной всем и вся. А я о ней не слышал.
- Может, она прошла мимо тебя?
- Я был в Затонске в тот год, когда все это случилось. Я бы знал.
- Но ведь я точно… - начала Анна и осеклась. Теперь, когда дядя сказал об этом, она поняла, что в ее памяти живет не только подруга, но и гимназические годы без нее.
- Я тебе больше скажу. Твои родители ни разу не усомнились в том, что ты – это ты. И во мне не усомнились. А ведь если бы на нашем месте раньше были бы другие Петр и Анна, они бы заметили. Уж Марья Тимофеевна точно – материнское сердце не обманешь. Что поделать – мы проникли в этот мир, теперь он проникает в нас, как разные жидкости, налитые в один стакан. Безболезненно, но необратимо.
Какое-то время они шли молча. Слова дяди не укладывались в сознание. Сосредоточившись на Штольмане, Анна приняла перемены, как данность, и до сегодняшнего дня не задумывалась о том, почему она так легко стала частью другого Затонска.
- Мне представляется, что каждый из нас стоит в центре бального зала, окруженный тысячью зеркал, и отражается во всех одновременно, - Петр Иваныч остановился, мечтательно посмотрел в даль и взмахнул рукой, описывая окружность. – А зеркала все такие, двух одинаковых не найти: простые и вогнутые, смещенные, уменьшительные… Лужа, морская волна, глаза прохожего… Я отражаюсь везде по-разному, но моя суть одна, и она не меняется.
- И если одно зеркало разбивается… - задумчиво подхватила Анна.
- Я не исчезаю! – Петр Иваныч важно кивнул. – Потому что число зеркал может быть бесконечным. Я существую – и сам по себе, и мои отражения.
- Но, выходит, настоящий ты один, а все остальное – твои копии?
- Ах, дитя мое, это всего лишь аналогия. Дилетантская попытка понять, что с нами происходит. Могут быть и другие версии. Например, тот Затонск и этот – две стороны одной монеты, орел и решка. Или что мы всего лишь персонажи, творение чьего-то прихотливого ума, созданные на бумаге, а потом воплощенные на сцене. И каждая новая постановка отличается от предыдущей. Но все же мы – это мы, - и Петр Иваныч лукаво подмигнул племяннице.
***
Когда поручик вернулся с доктором Милцем, Штольман уже в нетерпении вышагивал перед домиком. Александр Францевич вошел не торопясь, покачал головой, открыл саквояж и разложил инструменты. После чего взялся за дело, как обычно, обстоятельно. Штольман сжал зубы – похоже, на скорый вердикт рассчитывать не приходится.
Чтобы не терять время, Штольман отвел Шумского в сторону. Поручик думал, что речь пойдет об Анне, и удивился, когда сыщик заговорил о деле:
- Иван Алексеич, новое преступление меняет всю картину расследования. Оно в деталях повторяет предыдущее убийство. Расследование теперь станет более опасным и менее предсказуемым, пока мы не поймем логику убийцы. Самое время отказаться от добровольной помощи полиции.
Поручик покраснел и хотел ответить резкостью, но Штольман поднял ладонь.
- Не торопитесь отвечать. Это не трусость. Вы не обязаны рисковать, ведь вы не на полицейской службе.
Шумский упрямо наклонил голову.
- Если я откажусь, вы ведь останетесь без помощников?
Штольман дернул плечом вместо ответа.
- Я остаюсь. Приказывайте, Дмитрий Платоныч.
- Благодарю, Иван Алексеич, - сыщик хотел добавить еще что-то, но не стал, - к собеседникам приближался Милц.
- Ну что я могу сказать, господа, - причина смерти очевидна, орудие преступления, по всей видимости, то же, что и в прошлый раз. Стреляли через окно. Угол вхождения болта таков, что убийца должен быть довольно высокого роста.
Александр Францевич поднял с земли ветку, подошел к окну и показал направление выстрела.
- Как видите, я бы смог спустить курок таким образом, а человеку пониже пришлось бы задирать руку и неудобно изгибать кисть.
Штольман кивнул. Он тоже заметил, что стреляли с высоты, но считал, что преступник мог встать на какой-нибудь чурбак. Однако ничего похожего вокруг не нашел. Зато обнаружил кое-что иное.
- На этом все, господа. Тела пусть отвезут в морг, я сделаю кое-какие анализы. А пока прощайте, меня ждут к обеду.
И Милц пошел к своей пролетке.
- Удачно, что Александру Францевичу не нужен полицейский транспорт, - сказал Штольман. – Поедем к кузнецу. На данный момент наша главная зацепка – арбалет.
Он велел городовому найти в деревне телегу и помощников, запрыгнул в пролетку и вместе с Шумским отправился во владения помещика Привалова.
***
Обед в семействе Мироновых шел своим чередом. Со щами было уже покончено, принесли гуся с яблоками, который особо пришелся по вкусу гостю. Недаром он то и дело делал комплименты кухарке. Виктор Иванович наслаждался соусом, Марья Тимофеевна поддерживала беседу, словом, за столом царила самая благостная атмосфера. И только Анна сидела как на иголках и подавала знаки дяде. Но он не мог или не хотел их понять.
Доктор Милц, приглашенный сегодня к Мироновым, наверняка побывал на месте преступления. Но как выспросить у него подробности? Анна ломала голову и ничего не могла придумать. Пришлось начать издалека.
- Как Сашенька, Александр Францевич?
- Прекрасно! – ответил доктор с энтузиазмом. – Дядя от нее не отходит, и это оказывает на нее самое умиротворяющее действие.
- Как вы думаете, сможет ли он теперь, - Анна поискала деликатное выражение, - побороть свой порок?
- Это будет трудно, Анна Викторовна, но он на верном пути.
- Теперь, когда он остался без опекуна…
- Что ты такое говоришь? Анна?! – она забыла, что родители не знали об утреннем происшествии.
- Сегодня был убит егерь Ермолай.
Милц посмотрел на нее с интересом.
- Голубушка, откуда же вам это известно? Ах да, вы же сотрудничаете с полицией. Но только сведения у вас неверные. Убили его вчера ночью, да-с. И господин Штольман просил не распространяться о том, как именно.
Последняя фраза умело пресекла все вопросы, которые возникли у Виктора Иваныча. Зато разожгла любопытство Марьи Тимофеевны.
- Так вы знаете этого господина, Александр Францевич?
Милц промокнул салфеткой усы.
- Наслышан от петербургского приятеля, а вижу впервые.
- И что же о нем говорят?
Доктор посмотрел поверх очков.
- Марья Тимофеевна, голубушка, не охотник я до… пересказов.
- Но ведь мы о нем ничего не знаем. Так уж вышло, что Анна была свидетелем преступления, помогает полиции… Я хотела бы составить себе представление о господине Штольмане.
- Мой приятель очень хвалил его, как сыщика, - решился Милц. – Восторженно отзывался. А характер у господина Штольмана замкнутый, о себе говорить не любит.
- Недоговариваете, Александр Францевич, - заметил Виктор Иванович.
Доктор снял и начал протирать очки.
- Приятель рассказывал о какой-то дуэли. Но подробностей не знаю, простите.
- Дуэль была из-за женщины? – спросила Анна глухо.
Александр Францевич покачал головой.
- Мне больше ничего не известно.
Анна подумала, что после обеда непременно выяснит у доктора то, что он теперь скрывает. Надо только остаться с ним наедине. И тогда отвязаться ему не удастся!
***
Владения Привалова находились не слишком далеко от охотничьего домика. Шумский решил не терять времени и сразу задал волнующий его вопрос.
- Почему это убийство так похоже на предыдущее? И каков может быть мотив?
- Думаю, преступление вышло за рамки обычного, - хмуро сказал Штольман. – И мотив окажется неожиданным, даже безумным.
Видя, что поручик ничего не понял, пояснил:
- Чаще всего причина убийства – корысть, месть и ревность. Начнем с первого. Можно допустить, что Евгений Рогозин избавился от брата и его будущей жены, чтобы стать единственным наследником, а теперь и от опекуна. Не припомню пункта завещания на случай смерти Ермолая. Вряд ли это можно было предусмотреть. Как бы то ни было, Евгений в итоге стал владельцем огромного состояния.
- Но ведь он…
- Он пьет, но пока в своем уме. Если б пьянство считалось основанием для недееспособности, у нас пол-России нуждалось бы в опекунах. Ермолая назначил старший Рогозин, а не закон.
- У Евгения алиби.
- Он мог нанять кого-то. Однако в эту версию не вписывается орудие убийства, а также смерть Елагиной. Не было причины убивать ее. Она не могла даже быть свидетелем убийства - у нее закрыты глаза. Значит, эта версия несостоятельна.
Шумский подумал и сказал:
- Тогда корысть, как мотив, опять исключается. Больше никто не имеет финансовой заинтересованности в смерти этих несчастных. Вряд ли муж и сыновья Елагиной унаследуют после ее смерти огромную сумму.
Штольман кивнул.
- Проверить нужно, но, полагаю, вы правы. Ревность тоже отметаем. Убийца не мог пылать страстью сразу к двум разным женщинам или двум мужчинам. Месть вероятна, однако…
- Дмитрий Платонович! Как я мог забыть… По словам управляющего, Мария Бобкова сначала служила у Елагиных, но очень недолго, а потом перешла к Кулагиным.
Штольман раздосадованно покачал головой. Забыть такой факт!
- Что ж вы раньше не сказали. Мария служила у Рогозина и недолюбливала Касьянову. Козни против Елены привели к тому, что Рогозин буквально вышвырнул гувернантку из дома. Так что у нее были причины возненавидеть и бывшего хозяина, и его невесту. А если и с Елагиной вышла ссора, то Мария вполне могла загореться мыслью отомстить всем обидчикам.
- А егерь?
- Под руку подвернулся. Ну или успел заметить убийцу.
- Да, все складывается, - Шумский почувствовал азарт. – И выбор оружия тогда объясним – женщины падки на театральные эффекты.
Штольман покачал головой.
- Все не так просто. Трудно представить, чтобы простая гувернантка или экономка имела под рукой столь редкий арбалет, а главное, так умело им владеет. Проверить следует, однако есть и другие неувязки.
Шумскому не хотелось отказываться от перспективной версии.
- Но разве существуют иные мотивы, о которых мы упомянули.
Штольман покрутил трость.
- Бывают люди, которым нравится убивать. Они испытывают болезненную потребность лишать жизни тех, чья смерть доставляет им больше всего удовольствия. Жертв выбирают по каким-то своим признакам, необязательно среди знакомых.
- Никогда не слышал о таком, - удивился поручик.
- Ваше счастье, Иван Алексеич. Например, в Германии в 1882 году казнили некоего Вильгельма Шиффа, который убивал одиноких женщин. Или совсем недавний случай в Варшаве - Марианна Скублинская умерщвляла младенцев.
Шумский содрогнулся:
- Безумие какое-то! Чем же ей дети не угодили?
Штольман пожал плечами.
- Трудно сказать, что творится у таких людей в голове. По всей вероятности, они уничтожают людей из категории, к которой принадлежат их обидчики, объекты вожделения или ненависти. В нашем случае в пользу этой версии говорит сходство между жертвами: убиты любовники, бросившие вызов обществу.
- Простите?
- Мезальянс Рогозина и скандальная страсть Елагиной вполне могли потрясти какого-нибудь блюстителя приличий.
Шумский не возразил, но посмотрел с сомнением. Штольман понял его без слов:
- Если наш преступник из числа сумасшедших, известие о браке миллионера с молодой бесприданницей могло выбить его из колеи и подтолкнуть к убийству. Решиться на второе преступление обычно легче.
- Как же он узнал о связи Ермолая и Елагиной? Ведь они блюли тайну.
- Шила в мешке не утаишь, - сказал Штольман со вздохом. – Если я понял, мог и другой догадаться.
- Как Анна Викторовна, - вдруг вспомнил поручик.
Имя, прозвучавшее столь неожиданно, лишило Штольмана охоты продолжать беседу. Он огляделся и спрыгнул с замедлявшей ход пролетки, как всегда, не дожидаясь полной остановки. Ворота приваловского дома услужливо распахнулись навстречу прибывшим.
***
Александр Францевич пребывал в прекрасном расположении духа. Что может быть лучше обеда в таком приятном обществе, особенно когда день начался с неприятных известий. Однако дела не ждут, и он засобирался в больницу. Тепло попрощавшись с хозяевами, он уселся в пролетку, тронул поводья, но далеко отъехать не успел: за первым же поворотом его остановили.
Анна Викторовна извелась в засаде. Уж, казалось бы, довольно благодарностей. Все сказано и повторено много раз, а Милц все не едет и не едет. Устав от ожидания, она чуть не пропустила момент, когда пролетка отъехала от их дома, и успела выскочить на дорогу в последнюю минуту.
- Анна Викторовна! Что-то случилось?
- Вы позволите? – сказала Анна вместо ответа, забираясь в пролетку. – Мне нужно с вами поговорить.
- Прошу вас, голубушка, - с некоторым недоумением сказал Милц.
Анна глубоко вздохнула, чтобы унять волнение.
- Александр Францевич, за обедом вы говорили о дуэли.
- Простите… а, ну конечно.
- Я думаю, что вы знаете больше, чем рассказали. Прошу вас, что там было?
Милц нахмурился.
- Анна Викторовна, вы же знаете, я не люблю пересудов.
- А вы изложите только факты.
- Да там и фактов с гулькин нос!
Анна молитвенно сложила руки.
- Александр Францевич, миленький, мне совершенно необходимо знать, что там произошло.
- Господи, для чего вам?
Она посмотрела прямо перед собой.
- Иногда мне кажется, что господин Штольман не тот человек, на которого можно положиться. Я не знаю, как себя с ним держать. Вдруг история о дуэли поможет мне разобраться?
Доктор внимательно посмотрел на нее. Видно было, что он колеблется.
- Я не хотела вести этот разговор при всех. Уверяю вас, то, что вы расскажете, останется между нами.
Александр Францевич, наконец, сдался. Он пожал плечами и ответил:
- Как я уже сказал, мне известно немногое, и то с чужих слов. У Дмитрия Платоновича были неприятности по службе. На него пришел донос о том, что он живет не по средствам, и всякие предположения относительно источников этих средств.
Анне стало жарко. Кто мог поверить в подобное?! И кто посмел донести!
- Господина Штольмана отстранили от дел, но держали в неведении относительно причины. Следствие длилось довольно долго. Замкнутость Дмитрия Платоныча сыграла с ним злую шутку: никто из его коллег не знал, что ему оставили состояние.
- Отец? – почему-то это слово далось с трудом. Анна не могла представить себе Штольмана-старшего.
- Да нет, отец здравствует, но сын в ссоре с ним и со всей семьей. Наследство оставил двоюродный дед, единственный, кто поддержал Дмитрия Платоновича и вообще был на его стороне.
Анна слушала, волнуясь все больше.
- Так вот, - продолжал доктор, - когда Дмитрия Платоновича вызвали на комиссию, все это разъяснилось. Обвинения с него сняли. Этому немало способствовал инцидент, произошедший… Словом, возникла нужда в специалисте, который мог расследовать деликатное преступление. В самых высоких кругах потребовали именно Дмитрия Платоновича, потому что у него уже был подобный опыт. Так что вся эта история не имела для него последствий. Однако он узнал, кто был автором доноса. Уж не знаю, как, видно, собственное расследование провел, да…
- И кто же?
- Представьте, его ближайший друг и коллега. Дмитрий Платонович бросил ему вызов, они стрелялись.
- Штольман выстрелил в воздух, - утвердительно сказала Анна. – И был ранен.
- Ошибаетесь, голубушка, - покачал головой Александр Францевич. – Они стрелялись не по очереди, а одновременно.
- И…
- Дмитрий Платонович убил своего противника.
Отредактировано АнонимФ (21.06.2025 19:57)
