1645, Бражелон
По мотивам А.Дюма, не канон
***
Граф де Ла Фер хоть и наведывался в Блуа, но в этой гостинице не останавливался ни разу.
Он нехотя признался сам себе, что дороги его нынче утомляют – не потому, что убавилось сил или стало подводить здоровье, а потому что в пути непременно приходится менять весь уклад жизни и даже самый взгляд на неё. Да ещё и цель поездки такова, что... Граф не мог отказать давнему знакомцу, герцогу де Барбе, в пустяковой просьбе, высказанной вскользь – передать письмо по назначению. Отчего не оказать любезность соседу, который вечно был занят – то женил своих младших детей, то женился сам? А до того его светлость неоднократно приглашал графа к себе на домашние праздники, разумеется, вместе с Раулем. Виконт, таким образом, был принят в обществе и шалил с герцогскими внуками, неожиданно проявляя скрытые доселе черты своей натуры. Де Ла Фер по этому поводу испытывал двоякое чувство – был благодарен герцогу, но не мог не понимать, что тот не бескорыстен в своей заботе об узаконенном наследнике соседа. Сказать прямо, так граф чувствовал, что его используют втёмную – отчего не отправить письмо почтой? Что же в этом письме? Местная знать никак не могла примириться с возвышением ненавистного министра-итальянца, с упоением пускалась во всякого рода интриги и составляла даже мелкомасштабные заговоры, о чём де Ла Фер не мог не знать, но мог не участвовать в оных, питая вполне понятное отвращение к политике. Однако же сейчас он поневоле оказался втянут во что-то такое, что внушало некоторую тревогу. Она нет-нет, да и напоминала о себе, и граф, смолоду живший, не заботясь о последствиях иных своих поступков, а то и вовсе искушая судьбу, теперь связывал эти тревожные мысли с Раулем. Связывал напрямую! Кто ещё примет участие в виконте? Внезапно на ум пришло имя – Рошфор. Черт возьми! Но отчего же всё так не просто?! Без всякого сомнения, если случится какая-нибудь беда, только один Рошфор... Он ведь причудою судьбы оказался родственником, дядей Раулю... Но думать об этом граф не мог, это было выше его сил – ревность говорила громче рассудка и логики!
И где сейчас Рошфор, неизвестно, новостей о нём давно никаких, кроме того, что Мазарини вознамерился поживиться за его счёт, – это ж надо иметь подобную наглость! – да что-то там у него не вышло, Рошфор оказался итальянцу не по зубам, и монсиньор наложил руку лишь на графскую библиотеку. А сам граф, по слухам, то ли пропал где-то за пределами Франции, то ли пребывает в Бастилии... Слухи были странные, противоречивые, ни подтверждения, ни опровержения им не было, и де Ла Фер мог лишь надеяться, что они сильно преувеличены. Да сама должность Рошфора была ему надёжным щитом, всё вздор!
Вот такие нерадостные мысли занимали графа в короткой дороге от Бражелона до Блуа. Это в юности всякое путешествие дает кураж и сулит много новых впечатлений – и тем уже заманчиво для неопытной души!
К тому же дома, в уютном Бражелоне, быт был налажен, предпочтения хозяев слуги знали до мелочей, да и принять гостей можно было, не изменяя собственным привычкам – конечно, если пожаловал не Рошфор! Вот он опять как будто прошел перед мысленным взором графа! Тот только вздохнул и нахмурился: что вспоминать о привычках, когда приходится терпеть очень разных попутчиков, нагловатую ленивую прислугу и трактирщиков-мошенников, как здешний… Это… это просто отвратительно, хоть де Ла Фер думал, что уже давно излечился от приступов мизантропии!
Дошло до того, что граф был вынужден вступить с мэтром в настоящую словесную схватку, дабы получить ночлег не в каморке под крышей и не в сенном сарае при конюшне! Прощелыга осмелился с ухмылкой заявить, что свободные места в его заведении непременно найдутся — если только его милость согласны разделить комнату с компанией швейцарцев или же с почтенными судейскими, папашей и его будущим зятем… Де Ла Фер пожалел на минуту о прошедших временах и о том, что под рукой не оказалось пистолета, отчего поневоле пришлось решать проблему не столь радикальным способом. Способ был старинный, многократно испробованный и безотказный: золото. Потому что серебро трактирщика не убедило...
Жадный до денег негодяй повел нового постояльца наверх, непрестанно вздыхая, жалуясь и громко сетуя, что некий господин барон, если явится, будет весьма недоволен, что обычная его комната занята, а он и будет недоволен, и этот упомянутый барон глазом не моргнет, разорит всё здешнее заведение и камня на камне не оставит! Граф в связи с этим отчего-то вспомнил Портоса, но пресек излияния трактирщика, потребовав кувшин горячей воды для умывания и обед – мэтр удалился, возмущаясь непомерными требованиями проезжих господ!
Однако справедливости ради надо было признать, что предоставленная в распоряжение графа комната оказалась чисто прибранной, с крепкой дубовой мебелью и кроватью под пологом. К предметам мебели видимо относился и черный кот, дремлющий на ларе у стены. Не зная, как поступить с животным, граф протянул руку и одним пальцем коснулся его лоснящегося бока. Кот открыл глаз.
- Э... давай-ка брысь! – промолвил де Ла Фер и кивнул в сторону двери. Кот зевнул, потянулся, как ни в чем не бывало спрыгнул со своего места и ушел, лишь обернувшись на пороге – если бы кот был человеком, можно было бы подумать, что он в недоумении пожал плечами.
Граф ещё раз оглядел помещение. Окно выходило во двор, а спуститься на улицу можно было и по боковой лестнице, минуя общий зал. Что же это за барон, по-видимому, не живущий здесь постоянно, но придерживающий комнату для себя и предпочитающий уходить и приходить незаметно для прочих?
Граф нахмурился, тряхнул головой, пожал плечами и пустым размышлениям предпочел умывание и вино. Он уже поднес к губам горячую кружку, как в дверь постучали.
- Что такое?! – отозвался де Ла Фер.
В дверь забарабанили сильнее.
- Черт! – выругался граф себе под нос. – Что там случилось? Пожар? – И он распахнул дверь.
Стучал трактирщик.
- Сударь... – дрожа, выдавил тот, – простите, сударь... Вот ведь как вышло-то... – Былого его апломба и наглости как не бывало! И, оказалось, причина сей удивительной перемены была весомой!
В пляшущем круге света от дрожащей свечи была видна чья-то рука, сжимающая рукоять маленького пистолета, манжет и черный рукав, застегнутый по разрезу на мелкие гранатовые пуговки.
Бледная, словно обсыпаная мукой, физиономия трактирщика непроизвольно кривилась, толстые губы подергивались, да это и неудивительно, ведь дуло пистолета упиралось ему аккурат над ухом! Мэтр скосил глаза в сторону, пошлепал губами и просипел:
- Извольте, ваш-милость, извольте… того… освободить, то есть…
- Что?! – возмутился де Ла Фер.
- Господин барон… вот они как раз… – съежился бедняга, – пожаловали! Помилуйте, господин граф, мы ж как лучше… завсегда к проезжающим… ‒ лепетал мэтр, исходя липким потом, хоть рука с пистолетом на его счастье уже опустилась.
Де Ла Фер, пытаясь дышать неглубоко, дернул шеей от омерзения и взглянул на грозного барона, наведшего такого страху на трактирщика. В полумраке лестницы вырисовывалась высокая фигура, закутанная в длинный плащ с капюшоном, причем капюшон этот был наброшен поверх чудно́й какой-то шапки с узкой полоской меха. Где такое носят, удивился граф: в самом деле, мода была какая-то нездешняя, хоть, по-справедливости, она как нельзя лучше соответствовала нынешней промозглой погоде. Неверный свет ходящей ходуном свечи не позволил сразу опознать человека в плаще, но из-под складок капюшона на де Ла Фера в упор смотрели знакомые, совсем восточные глаза.
- Ваше сиятельство, ‒ снова встрял трактирщик, ‒ освободить, значит, извольте…
- Вон! ‒ тихо промолвил неизвестный барон. ‒ С этим графом я сам разберусь!
- Ваша милость! ‒ неизвестно к кому из двоих господ воззвал злосчастный мэтр и добился этим лишь того, что снова оказался на прицеле.
- Ва-аша ми-илость?.. ‒ как-то даже укоризненно выдохнул трактирщик, округло поведя руками и незаметно двигаясь к лестнице. Там он, пятясь задом, стал нашаривать ногой ступеньку и оступился, не удержав свечу, плеснувшую горячим воском и тут же потухшую. Пользуясь воцарившимся полумраком, бедняга, не помня себя, скатился вниз.
Граф чуть подался в сторону, пропуская свет из комнаты.
- Господи, помилуй! Вы?! – изумленно промолвил он.
- Ну… вроде бы… ‒ пожал плечами гость и сдвинул со лба шапку дулом пистолета. Де Ла Фер невольно зажмурился.
- Не заряжено.
- Но вы же…
- Окочурился? Не-ет!
- … в Бастилии?!
- А? – удивился гость и тут же радостно согласился: ‒ Да-а!
- То есть?! – оторопел де Ла Фер от такой новости, равно как и от несравненного лексикона приезжего.
- М-ммм… Да. Сижу. В Бертодьере*.
- Но как, за что? Вы бежали из Бастилии и здесь скрываетесь?
- В общем, похоже, вы рады меня видеть, ‒ усмехнулся гость.
- Рад ли?!
- Э-э… нет? – удивленно повел тот бровью.
- Рошфор, вы и представить себе не можете, как! Но почему «барон»?
- А я как вы – де Силлек, д'Отвиль и прочая. Вот и я – де Сент-Пуант, де Монферран и еще кто-то.
- Понимаю.
- Вряд ли. Но вы вселились в мою комнату…
- Я… Да… ‒ де Ла Фер сдвинул брови и кивнул. ‒ Не беспокойтесь, я немедленно уступлю её вам.
- Какого черта, сударь? ‒ пожал плечами Рошфор. ‒ Разве я о том? Уж коли вселились, может, всё-таки позволите и мне войти?
- Разумеется! – граф шагнул вглубь комнаты и сделал приглашающий жест.
- Погода такая... весёленькая… ‒ проворчал Рошфор, войдя и положив пистолет на стол среди блюд, а затем снимая и пристраивая на вешалку у двери отсыревший плащ. За плащом последовала странная шапка; он запустил пальцы в остриженные волосы, взъерошил их – что же это, где его локоны?! – и сказал: ‒ Похоже, мне повезло. Если б не вы, пришлось бы пристрелить... ну, хоть кого-нибудь... А там – возись с трупом... Это так утомительно, не поверите!
Де Ла Фер замер на мгновение, а потом фыркнул и расхохотался. Рошфор тоже фыркнул, подцепил со стола кружку с вином и со вздохом облегчения опустился на ларь, вытянув ноги.
Граф смотрел на него и думал, что все темные слухи оказались ложью, нет и не было никакой Бастилии, однако он непременно расспросит его обо всём, вот сейчас и расспросит, только даст ему отдышаться с дороги! Как же он расстался со своими локонами, вид какой-то совсем несерьёзный! Но о чем первым делом спросить человека, которого не видел года два или больше? Не о волосах же! Де Ла Фер молчал, Рошфор тоже, а тут ещё с лестницы раздался топот деревянных башмаков, и в комнату вломился медвежьего вида гостиничный слуга с вьюком в руках, а следом щуплый мальчишка с внушительных размеров тряпичным узлом.
- А, это... это туда! – указал Рошфор на место рядом с кроватью. – И ступайте.
Мальчик при этом опустил глаза, опустил голову, опустил плечи, положил узел и беспрекословно двинулся к выходу.
- Жак, куда? – окликнул его Рошфор. – Помоги, а после разберешь вещи!
Граф встал, а просиявший мальчишка помог отстегнуть пояс и принял в руки графскую шпагу в богатых ножнах.
- Ух ты... здоровская! – тихонько восхитился он и тут же умолк, чтобы не попало!
- Здоровская... Положи, дурень! Как я тебя учил?
- Великолепная шпага, господин барон!
- Вот! Можешь, когда хочешь. – Мальчишка блеснул голубыми глазами и расплылся в улыбке. – Позже пришлёшь Луизон приготовить постель, я ночую.
- Ага! - кивнул он. – Ой... Слушаю, ваша милость!
- Ну, иди.
Де Ла Фер, наблюдая эту сцену, подумал, что вместе с Рошфором в комнату вошла сама жизнь – яркая, немного шумная, но такова она и есть! Граф давно забыл это ощущение и не тосковал по нему, ежедневно посвящая себя неотложным заботам о восстановлении Ла Фера. После того, как расцвели сады Бражелона и маленький замок превратился в драгоценную шкатулку, хранящую сокровище, пришла пора громадного фамильного поместья, завещанного виконту. Но Ла Фер был неблизко – к счастью, ибо граф с содроганием вспоминал всё то столпотворение, что случилось в Бражелоне после достопамятного визита Рошфора: милейший друг не замедля прислал обещанные рисунки – собственноручные! – а впридачу к ним не одного, а сразу двух итальянцев: убеленного сединами мэтра-архитектора и молодого инженера. И как-то вдруг всё завертелось, словно из ничего явился план устройства трёх садовых пространств, окружающих замок, оранжерейного павильона, фонтана, каскада, пруда... Это было неожиданно, облик Бражелона менялся навсегда и бесповоротно – граф подумал было перечеркнуть все планы, но благоразумно не стал торопиться, а после, две ночи просидев над бумагами и внеся в них некоторые изменения, понял, что влюбился в этот пока ещё эфемерный образ и жаждет его воплощения! Чертов Рошфор, всё-таки втравил в авантюру! А старый итальянский мастер знал людей и их потребности: он с поклоном принял все замечания заказчика, отметив, что простота и ясность решений его сиятельства делают честь его утонченному вкусу, и прочая, и прочая... Лесть, но приятная! И вот оно началось... Были наняты рабочие, повсюду громоздились кучи земли, камня, песка, вырубались старые деревья и высаживались новые, возводились подпорные стенки терасс и стены оранжереи, выкапывались дренажные рвы, русла водотоков и чаша пруда – ступить было невозможно, чтобы не утонуть в грязи после первого же дождя! Этот вавилон продолжался всё лето и осень, граф смирился и терпел, мысленно отмечая этапы переделки, а Раулю шум, суета и новые лица ничуть не мешали, даже пришлись по вкусу, и он с упоением залезал на груды кирпича, каким-то чудом умудряясь не пачкаться в красной пыли, извести и глине. А ещё расспрашивал о чем-то рабочих и свёл настоящую дружбу с мэтром архитектором! Он так всё время был занят, что даже иногда забывал об уроках! Два раза виконт был наказан за подобную забывчивость, но на третий граф махнул рукой на латинскую грамматику, испанский и прочие вещи, что бывают хороши в скучную осеннюю пору, но не летом, и позвал сына явиться в большой зал с подаренной ему Рошфором шпагой. Для мальчика с этого начались уроки фехтования, а граф был строгим учителем. Впрочем, от побегов на стройку виконта это не излечило, и де Ла Фер дал себе слово на следующий год определить наследника в коллеж!
________________________________________
*Бертодьера – одна из башен Бастилии