Часть продолжения моего удалённого фанфика «Точки на линиях».

Мечта

«Человек без мечты, словно птица без крыльев,
Приземлившийся с неба орел-пешеход,
И каким бы он не был могучим и сильным,
Человек без мечты не летит, а идет…»
/«Мечта» Елена Несмиян/

Начало сентября 1892 года, г. Затонск

Коробейников, Трегубов и Милц за время отсутствия Штольмана заметно сблизились с семьёй Мироновых, оказывая всяческую поддержку Анне и её родным. По возвращении под их особую опеку попал и сам Яков. Если ничего серьёзного не было, ссылаясь на рекомендации доктора, полицмейстер отправлял следователя дышать свежим воздухом. Что он с удовольствием и делал — заезжал к Мироновым и приглашал Анну гулять. Барышне прогулки также были категорически рекомендованы доктором Милцем, поэтому Мария Тимофеевна сразу их выставляла на улицу.
«Чтобы дом собой не сожгли».

Анне стало заметно лучше за эти несколько дней: долгие дневные прогулки в обществе её Штольмана дали положительный результат. Но пока под негласным запретом была тема упущенных двух с половиной лет и безумных четырёх дней до возвращения их всех в этот Затонск.
Уже ничто не напоминало ту испуганную девочку, за психическое состояние которой всерьёз начинали волноваться и родители, и доктор. Но не так думал терпеливый и влюблённый навеки Яков. Потихоньку к жизни возвращалась удивительная молодая женщина, пока хоть без прихода духов. Истерики прекратились; раньше успокоить их удавалось лишь крепко прижав её к себе, расстегнув жилет и плотный осенний сюртук. Только так— прижавшись и слушая его ровное сердцебиение и шёпот, прижимаясь к нему и обхватывая горячими руками его спину под жилетом — Анна успокаивалась. Но дрожь в теле и блеск в глазах она сдерживать не могла.
Взрослому мужчине пока удавалось контролировать их обоих, но с каждой встречей это становилось всё сложнее. Чувственность, которую он пробудил в ней ещё в далёком декабре — взглядами, прикосновениями, словами — она пыталась скрыть от всех. Даже от самой себя. Но всё это теперь рвалось наружу, не имея ни опыта, ни желания скрывать такой ураган чувств.
Штольман приходил на ужин к Мироновым, и каждый раз проводы в саду затягивались до позднего вечера. Анна возвращалась из темноты с горящими глазами и опухшими губами. В каком виде уходил к себе затонский следователь, стыдно даже представить. Пару раз Мария Тимофеевна, изредка поглядывая через окно на фонарь в беседке, отправляла супруга за дочерью:
— Простудятся же, в конце концов, перед свадьбой!
****

В гостиной осколки зеркал уже были убраны, будто и не произошло вчерашнего безумства.
Яков Платонович Штольман под руку со своей любимой Анной Викторовной спустились в столовую, где пару уже давно ждали Мироновы, заметно оживившиеся при их появлении. Анна радостно поздоровалась с родными.
— Аннушка, как ты себя чувствуешь? – с осторожностью спросила мама, всматриваясь в дочь и кинув предостерегающий взгляд на деверя.
— Всё хорошо, мама. Не беспокойтесь. Яков Платонович за мной присматривает.
Господин следователь, обычно выглядевший безукоризненно, теперь был в мятом костюме и с небольшой щетиной на впалых щеках. Рубашка на его крепкой груди была заметно натянута и грозилась разойтись при малейшем движении плеч. Мироновы, прекрасно зная причину такого вида гостя, не обратили внимания на его внешний вид.
Лишь дядя барышни изредка бросал на них мягкий взгляд и улыбался.
Обед прошёл в полной тишине; каждый из присутствующих был поглощён собственными мыслями так глубоко, что требовательный звонок входной двери заставил их всех вздрогнуть.
— Городовой за мной, скорее всего, — сказал Штольман, целуя руку Анне и вставая из-за стола.
— Яков Платонович, тут…к Вам. – заглянула Домна. За ней в столовую зашли несколько мужчин: высокий подтянутый брюнет лет сорока в щегольском дорогом костюме с сильно загорелым лицом, молодой человек в мундире Министерства юстиции с нагловатым видом и тучный лысеющий господин с саквояжем. У двери вытянулся поручик в форме императорского гвардейского полка, бегло осмотрев помещение.
Сильным глубоким баритоном брюнет представился:
— Действительный статский советник О́ленев, мне поручено расследование дела о гибели госпожи Нежинской. Со мной господа: губернский секретарь Гмызов, поверенный Липнев и мой адъютант поручик Марков.  — сказал он, уже улыбаясь и направляясь к Штольману. — Яков Платонович, давненько не виделись.
— Здравствуй, Алексей Павлович, рад встрече. Позволь познакомить тебя: моя невеста Анна Викторовна Миронова, её родители и дядя.
После взаимных представлений Оленев с явным удовольствием коснулся губами рук дам, задержав взгляд на Анне дольше, чем прилично. В это время Домна торопливо убрала со стола посуду, а поручик молча вышел за ней и плотно закрыл дверь, встав с той стороны.
— Господа, прошу пройти в мой кабинет. – предложил хозяин дома.
— Благодарю, Виктор Иванович, но это не потребуется. У меня чёткие указания, - кинув жёсткий и предостерегающий взгляд в сторону Штольмана, - провести допрос при свидетелях. И прошу никого не расходиться. Таковы условия.
Оленев со сложенными руками на груди встал за спинами Гмызова и Липнева, которые уже уселись во главе обеденного стола.
— Условия чего, господин действительный статский советник? Или, правильнее сказать – кого? – с нарастающим гневом спросил Штольман. — Понятно. Последний козырь? Или снова дело рук «Б…»? А если я откажусь отвечать именно здесь?
— На этот счёт у меня есть указание доставить Вас под конвоем в столицу. Минимум на месяц Вы там задержитесь. – жёстким голосом ответил Оленев и сделал чуть заметное движение пальцем, которое увидел Штольман.
— Хорошо, тогда сейчас. — Яков осмотрел Мироновых, задержав взгляд на Анне. — Догадываюсь, что сейчас будет, и заранее прошу прощения у вас всех.
Анна обошла Штольмана и, не обращая внимания на родных и посторонних, уткнулась лбом в его спину, держась за пиджак руками. Яков, почувствовав родное прикосновение, чуть прикрыл глаза и выдохнул. У Оленева моментально взлетела вверх бровь и взгляд потеплел. Но не голос.
— Господин Липнев, Вы подтверждаете, что во время допроса присутствует госпожа Анна Миронова и её родители?
— Да, подтверждаю. – сказал поверенный и, достав бумагу из саквояжа, стал писать. Гмызов также вёл свой рапорт.
— Яков Платонович, представьтесь по форме.
— Надворный советник Штольман Яков Платонович, следователь Затонского уездного полицейского Управления.
— Вы знакомы были с госпожой Нежинской Ниной Аркадьевной?
— Да, мы знакомы примерно десять лет.
— Господин Липнев, Ваша часть пока закончена. Выйдете, пожалуйста. Я Вас позову.
Потный господин убрал бумагу в саквояж, легко всем поклонился и вышел в гостиную. Адъютант Оленева плотно закрыл за ним дверь.
— Господин Штольман, каковы были ваши отношения с госпожой Нежинской?
— Личные, начавшиеся по заданию Охранного Отделения.
— Когда и при каких обстоятельствах вы виделись в последний раз?
— В декабре 1889 года в гостинице города Затонска. Около четырёх часов утра я зашёл к ней в номер забрать документы, содержащие секретные государственные сведения. Пробыл там минут двадцать. Попрощался навсегда и ушёл.   
— Где Вы были три дня назад в день гибели госпожи Нежинской?
— В Затонске. Днём в Управлении, с восьми и до позднего вечера в доме адвоката Миронова. Ночью спал в квартире, предоставленной Управлением. А именно в доме Волосовой Нины Капитоновны. Рано утром следующего дня был на приёме в больнице у доктора Милца.
— Господин Миронов, — обращаясь к главе семейства продолжил Оленев, — Вы подтверждаете, что вечером того дня господин Штольман был в Вашем доме?
— Да, господин действительный статский советник, подтверждаю.
— Ещё один, последний вопрос. Яков Платонович, как вы узнали о готовящемся покушении?
Штольман с недоумением посмотрел на Оленева и, пожав плечами, уточнил, о чём идёт речь.
— Вас должны были убить в поезде по дороге в Затонск одиннадцать дней назад. Багаж загружен, но купе было пустым. Как Вы это объясните?
Прикинув в уме, что это был за день, Штольман удивлённо посмотрел на Петра Миронова.
— Кроме как чудом, я это назвать не могу. – вывел из-за спины Анну и поцеловал руку. - И судьбой.
Оленев заметно чуть улыбнулся, но тут же бровью показал, что ждёт ответа. Чиновник с пером замер, сузив глаза.
— О, это из-за меня Яков Платонович опоздал на поезд. Мы тогда кутили, господа, праздновали свободу моего друга и будущего родственника. — Пётр Миронов с легкомысленной улыбкой встрял в допрос.
— Вы всё это время были в столице? Все четыре дня до приезда в Затонск? – заметный взмах головы и встревоженный взгляд в сторону Миронова.
— Нет, мы укатили в...Стрельну, кажется. Яков Платонович, Вы не помните? – спросил у Штольмана.
— Да, похоже, Пётр Иванович. Я был несколько пьян. Но точно могу сказать: в столице в эти дни нас не было.
— Гуляли у цыган, где-то сильно подрались. Это из-за меня Яков Платонович прибыл сюда с разбитой головой и без багажа.
Оленев за спиной у писавшего чиновника откровенно улыбался, но голос остался невозмутимым. Виктор Иванович что-то тихо шепнул возмущённой супруге и взял за руку.
— Всех благодарю. Господин Гмызов, подготовьте бумаги, я в гостинице всё просмотрю. Господа, сделаем перерыв. Все вопросы потом.
Анна обняла Якова, тот шепнул ей что-то и улыбнулся. Потом они подошли к родителям и дяде, которому тихо было сказано «спасибо». Пётр, как ни в чём не бывало, восхищённо воскликнул:
— Ну, Штольман, и скучнейшая же у тебя жизнь!
Виктор Иванович успокаивающе похлопал Якова по плечу, Мария Тимофеевна быстро глянула на пару и покачала головой.
— Боюсь, что это не конец спектакля. Будем ко всему готовы. – предупредил всех Штольман.
— Яков Платонович, а Вам не кажется, что в нашей жизни Нины Аркадьевны становится слишком много? – спросила Анна.
— Согласен, Анна Викторовна. Как в картах – перебор. А это значит – проигрыш госпожи Нежинской.
К ним подошёл несколько смущённый Оленев. 
— Дамы и господа, я прошу прощения за всё, что здесь произошло. Анна Викторовна, счастлив с Вами познакомиться. Мы с Вашим женихом старые друзья, ещё с Корпуса. Вместе кое-кому носы били... Жаль, не добили. — Он криво усмехнулся и, повернувшись к Штольману, добавил: — Яков, отойдём на пару слов.
Они отошли в сторону. Анна, словно лишившись опоры, почувствовала, как её начало бить лёгкая дрожь. Мать заметила это и крепко обняла дочь.
— Аннушка, держись. Всё скоро должно закончиться, — прошептала она, прижавшись щекой к её волосам. — Мы ничего нового и страшного не узнали. Всё хорошо. Ты молодец. Я бы поступила так же.
Анна обняла маму и посмотрела на своего сыщика. Он стоял и слушал своего приятеля, всё больше и всё сильнее хмурясь и явно сердясь. Мария Тимофеевна вернулась к мужу и шепнула, покручивая локон:
— Витя, спроси, что же случилось с той неприятной особой. Мне уже интересно.
Анна сразу подошла к взбешённому Якову и погладила по плечу. Тот немного успокоился, молча стоял и любовался ей. Испуганная девочка за неделю превратилась в цветущую, любимую им женщину. Он обнял, привлекая ближе к себе. И негромко произнёс только для неё:
— Я люблю Вас, моя Анна Викторовна. В Затонске и на Камчатке, в любви до последнего удара моего сердца. Вы согласны и дальше быть моей женой?
— Я давно люблю вас и согласна быть рядом навсегда, — ответила она, не отрывая взгляда. — Яков Платонович, вы снова делаете мне предложение? Были сомнения? А я ведь сказала всё ещё в декабре, той ночью... — и ещё тише добавила: — И не раз повторяла с тех пор.
— Никаких сомнений, — с огоньком в глазах ответил он. — Просто хотелось снова услышать ваш ответ. И, признаться, предпочёл бы сейчас оказаться с вами в более уединённом месте, а не посреди этого спектакля.
— Господин Оленев, раз уж нас втянули в это дело, осмелюсь спросить: что же произошло с госпожой Нежинской?
— Три дня назад, — произнёс тот, слегка запнувшись, — Нина Аркадьевна была найдена мёртвой... в собственной спальне. Рядом обнаружили флакон с ядом и странную записку, содержание которой я, увы, не имею права разглашать.
— Значит, самоубийство? Тогда к чему этот публичный допрос? — недоумённо поднял брови Виктор Иванович.
— Рабочая версия и окончательное заключение следствия — добровольный уход из жизни. По указанию сверху после этого допроса дело я закрываю, все возможные подозреваемые опрошены. Ваш будущий зять — был основным. Больше ничего сказать не могу, очередь господина поверенного. — и уже очень серьёзно добавил: — Про допрос не спрашивайте, указания поступили с такого верха, что даже обсуждать их нельзя.
А сам, не сводя глаз, смотрел на Штольмана и Анну.
— Не может быть... — протянул он, а затем, заметив недовольный взгляд родителей, очаровательно улыбнулся и вполголоса добавил: — Я всё расскажу. Когда позже стану делиться историями, прошу, поддержите меня. Особенно тогда, когда речь зайдёт о мечте. Поверьте, это важно. — Он почтительно поцеловал хозяйке руку и отошёл в сторону.
— Ой, Яков Платонович, я же про господина «Б.» уже слышала, даже дважды. — вспомнила Анна. – «Во сне». Штольман на дуэль его вызывал даже. И там тоже с ним связана госпожа Нежинская и ... Анна. Я потом расскажу, если это поможет Вам. — Штольман заметно напрягся, но лишь кивнул: договорились поговорить об этом позже.
В этот момент поверенный громко позвал всех обратно, раскрыв на столе свои документы.
— Дамы и господа, — обратился поверенный. — Подтверждаю: условия соблюдены, все указанные лица присутствуют. Господин Штольман, госпожа Нежинская оставила вам письмо. Вот оно. Убедитесь, пожалуйста, что печать цела. Для прочтения было дано разрешение уединиться, если пожелаете.
— Поплакать? Да, печать на месте. Никуда я не пойду. – уже опять был на грани бешенства, что-то тихо добавив.
Он решительно сломал сургучную печать и достал из конверта лист, исписанный изящным почерком с витиеватыми завитками. По столовой разлился сладкий аромат духов, от которого Штольман недовольно поморщился; мужчины в комнате переглянулись. С письмом в руках Яков отошёл к окну, распахнул его настежь и остался там читать, а Мария Тимофеевна подошла обнять дочь.
— Хочешь воды? – предложила.
— Нет, всё в порядке. Не надо.
От свежего воздуха от окна стало лучше. Мария Тимофеевна стала разливать чай и молча предлагать присутствующим, боясь вопросами нарушить очередное требование усопшей.  И мысленно посылала Нежинскую в ад за дочь и зятя. Все с благодарностью взяли чашки и смотрели на читающего Штольмана. В несколько похожем состоянии Анна видела его, когда следователь тихо орал на неё в публичном доме. Только тогда это была десятая часть эмоций, которые сейчас захлёстывали её любимого. Она даже побоялась подходить. С опаской на него смотрели все Мироновы, и только Оленев был снова невозмутим. Яков встретился взглядом с невестой. Увидев её тревогу, он понял, как выглядит со стороны, и ответил ей тёплой, ободряющей улыбкой. Затем сжал письмо вместе с пропитанным духами конвертом, и, повредив руку о печать, шипнул что-то сквозь зубы.
Он оторвал сургуч от бумаги, огляделся и, не оборачиваясь, произнёс:
— Пётр, Алексей, найдутся спички?
Миронов и Оленев почти одновременно подошли к нему; два горящих огонька протянулись к письму.
Штольман благодарно кивнул, дождался, пока пламя охватит бумагу, и до последнего держал в руках горящий комок. Затем с явной неприязнью бросил тлеющие остатки на поднос и следил, пока огонь полностью не догас.
— Господин Липнев, — ровно сказал он, — прошу приступать к следующей части этого спектакля.
И снова перевёл взгляд на Анну, мягко улыбнувшись ей. Но сам остался стоять у распахнутого окна, подставив голову под прохладное дуновение из сада. 
—  Если вы готовы, открываю завещание.
Адвокат убедился сам и показал всем, что печати целы, раскрыл документ и начал чтение:
«Я, Нежинская Нина Аркадьевна, рождённая …, выписка из метрической книги прилагается, … оставляю всё приобретённое имущество и денежные средства Штольману Якову Платоновичу.
А именно:
— усадьбу … в г. Затонске … губернии;
— квартиру … по адресу: Санкт-Петербург, Невский проспект …;
— денежные средства в размере …
В случае, если господин Штольман Я.П. в течение пяти (5) лет после вступления наследства в силу сочетается законным браком, то действие завещания теряет силу, и всё имущество переходит Императорскому Человеколюбивому Обществу.
Данное нотариальное завещание совершено при личном присутствии завещателя и трёх свидетелей. Текст завещания внесён в актовую книгу под номером …
Дата …».
Завещание, как и письмо, были составлены две недели назад. Денег было раза в три больше, чем «во сне» - сумма была очень значительной.
Штольман невозмутимо выслушал и закрыл окно в полной тишине.
— Виктор Иванович, мне нужна будет Ваша помощь в этом деле.
— Яков Платонович, извините, но я не могу …
— В полном отказе от наследства, Виктор Иванович, в счёт того же Общества. Дело будет непростым. А у меня, господа, свадьба скоро. – и широко улыбнулся всем Мироновым.
— Господин Липнев, прошу в мой кабинет. – не скрывая эмоций сказал адвокат.
—  Алексей Павлович, Вы останетесь на ужин? – щебетала хозяйка.
— В компании вашей семьи – с превеликим удовольствием, Мария Тимофеевна. – Но сейчас мне надо на телеграф. Пётр Иванович, Вы не проводите меня? По дороге мне город покажите.
— Конечно. Кто в Затонске не бывал... Я Вам все достопримечательности покажу, господин действительный статский советник.
— Поручик, свободны до полуночи. – уже звучал голос за дверью.
Все быстро покинули столовую, оставляя Штольмана и Анну одних. Яков так и стоял у окна, присев на подоконник. Барышня Миронова неторопливо подошла и и, обняв за плечи, уткнулась в его тёплую шею.
— Анна Викторовна, мне пора идти. Пойдёмте до беседки, побудем ещё немного вместе. Хотите — обсудим то, что только что произошло. Нет? — почувствовав её тихий, отрицательный выдох у себя на шее, он лишь крепче прижал её к себе. — И не надо.
— Яков Платонович, а я неприлично веду себя, обнимая прилюдно? Я не могу удержаться, когда Вы рядом.
Штольман счастливо засмеялся.
— Неприлично было, когда Вы мне пощёчину дали посередине улицы. Или «избили» на глазах у городовых. Всё в порядке. Вы моя жена, можно. Я бы сам постоянно Вас обнимал и целовал, Анна Викторовна. — и добавил совсем тихо, начиная целовать: — мы ведь не о том обнимании в лесу и беседке сейчас говорим, да?
Крепко держась за руки, они вдвоём вышли в сад.
— После Управления заеду к себе вещи собрать, рано утром поезд. Заодно подготовлю часть багажа к перевозке к вам. Книги и прочее завтра днём перевезут. А у Вас, барышня, какие планы на пару дней, пока меня не будет?
— Скучать по Вам, Яков Платонович.  — вздохнула Анна и, чуть улыбнувшись, добавила: — Должна была быть примерка свадебного платья, но портниха прислала записку, что пока не нужно. Странно как-то... Завтра ещё зайду в гимназию — сообщить, что согласна занять место.
— Если только вы не передумали учить детей творить красоту. Но — не раньше, чем через месяц после венчания, — напомнил жених. — Так... мне и переодеться надо. Рубашка Петра Ивановича мне маловата — обниматься совсем неудобно, уже трещит на спине, — с усмешкой заметил он. — Мне пора, а то до ужина не успею, будете волноваться. – шепнул ей нежные слова на ухо и поцеловал. 
Анна подождала, пока её сыщик выйдет за ворота, и пошла в дом. Гостиная снова напомнила о вчерашнем вечере. Приезд Оленева со свитой, допрос и оглашение нелепого завещания слегка отвлекли от ужаса, что творился здесь. Про завещание и письмо, что взбесили так её жениха, она старалась не думать.
Вчера вечером после ужина мужчины ушли в кабинет вести интеллектуальную беседу под коньяк, а дочь с мамой договорились в гостиной почитать. Мария Тимофеевна пошла отдать указания прислуге, а дочь осталась. Одновременно с очень сильным холодом, болью в животе Анна услышала неприятно знакомый голос, зовущий её. Поёживаясь от стужи внутри, она повернулась и увидела дух Нины Аркадьевны. Увиденное настолько шокировало молодую женщину, что и слова не могла вымолвить. У девушек в заведении Мадам одежды было куда больше, чем сейчас на полупрозрачной нагло ухмыляющейся фигуре в гостиной.
— Анна, наконец-то мы с тобой поговорим. – как обычно фамильярно обратилась, подплывая совсем близко. Девушка от холода и боли уже двигаться и дышать почти не могла. Просто молча и сквозь силу слушала мерзкий монолог. Нежинская говорила и говорила, скривив губы. С каждой фразой всё больше ожесточаясь, добавляя гнусности и чаще произнося «мой Якоб». Анна от сковавшего холодного ужаса, слов и самого присутствия злобного ревнивого духа уже еле стояла на ногах. На мгновение полупрозрачная особа отвлеклась и посмотрела в сторону.
Остолбеневшая Мария Тимофеевна смотрела куда-то рядом с дочерью. Краем сознания Анна очень хотела верить, что мама не видит и не слышит духа.
— А, вот и мать пожаловала, – презрительно улыбаясь, продолжила Нежинская, от её резкого голоса вздрогнули обе Мироновы, — как раз на самое интересное успела. А маменька знает про ночь в гостинице моего Якоба с тобой, Анна? Ему очень захотелось разнообразить наши с ним отношения с влюблённой в него девственницей, в два раза младше его к тому же. А потом сразу пришёл ко мне и продолжил… - уже на середине фразы Анна словно провалилась в стылую прорубь, и услышала только истошный крик мамы:
— Аннушка! Яков Платонович!!! Виктор!
Дальше, как сквозь толщу ледяной воды, почувствовала подхватившие тёплые руки и голоса вокруг. Слыша постоянный шепот о любви и звук его сердца, изредка выныривала, чтобы подышать, и снова погружалась в ледяную бездну. Чуть придя в себя, стала хвататься за всё, чтобы выплыть и быть ещё ближе к тёплой родной груди и почувствовала горячие губы на лице, шепчущие без остановки: «не верь…слушай моё сердце…люблю тебя». Но на поверхности была недолго, дух Нежинской прошёл сквозь них, вызвав ещё больше холод уже и в голове. Дышать и думать не было сил, сердце билось совсем редко. И всё померкло...
Громкий звук сердца, приятная тёплая тяжесть и горячий шёпот о любви в ухо привели Анну в сознание. Чуть приоткрыв глаза и пытаясь нормально дышать, услышала или почувствовала родной голос: 
— Аня, как ты всех нас напугала! – и тут же губы накрыли глаза, лоб и жарко стали целовать.
— А… Нина...Аркадьевна…где? – в перерывах между поцелуями успела спросить.
— Пётр Иванович прогнал её и снова всех спас. Забудь, что она говорила, всё ложь. Я люблю тебя. – услышала быстрый ответ, уже не особо понимая, захваченная водоворотом непередаваемых ощущений. С каждым поцелуем и движением Штольмана Анна забывала о Нежинской, пока окончательно не растворилась только в нём.
Анна встряхнула головой, понимая, что всё ещё стоит в гостиной, погружённая в себя, и снова начинает мёрзнуть. И пошла наверх.
На днях они с мамой обсуждали, какие комнаты займут после свадьбы. Мария Тимофеевна открыла пустующую гостевую напротив и ввела туда дочь. Обычно перед дверью стоял диван, так что в комнату никто не заходил. Анна вспомнила, как в детстве она во время протапливания или проветривания пробиралась в неё, залезала в кровать и представляла себя принцессой в облачке, которая ждёт храброго рыцаря.
— Ну вот, похоже, эта спальня именно вас и ждала все эти годы, — сказала Мария Тимофеевна, внимательно оглядываясь. — Странно, никогда и мысли не возникало пускать сюда гостей. Сейчас проветрим, а завтра Герасим протопит. Посмотрим, что придётся поменять. Кровать новая, так в ней никто и не спал, уборку недавно делали. Но к свадьбе, конечно, всё ещё раз приведём в порядок. Тебе нравится? Я бы гардины сменила.
— Мама, не надо ничего менять, мне нравится. – и чуть покраснев, добавила, что и Якова Платоновича тоже всё устроит. На кровать при маме старалась не смотреть. Потом, одна зайдёт.
Из её девичьей комнаты решили сделать гостиную, совмещённую с кабинетом. Штольман сразу заявил, что отдельный кабинет ему не нужен: для этого есть Управление. В комнате предстояло сменить обои, ждали доставки большого книжного шкафа, двух небольших письменных столов и уютного дивана с чайным столиком. Из прежнего решили оставить, разумеется, портреты семьи Мироновых, а также музыкальный инструмент и мольберт.
Вот и сейчас Анна свернула не в свою комнату, а в ту самую, из которой они вдвоём вышли к обеду. Закрыв за собой дверь и скинув туфли, она быстро забралась под одеяло. И, не смущаясь уже даже перед собой, стала вспоминать, как проснулась в объятиях любимого, как была тут же зацелована и закружена в вихре нежности.
— А чью уютную спальню мы так беспардонно заняли, Анна Викторовна?
— Нашу… Вам нравится?
— Очень. Здесь есть самое главное… Та, которая через несколько дней будет хозяйкой и днём, и ночью… Анна Викторовна, чем Вы там дышите? – спросил невесту, уткнувшуюся носом в его грудь и практически закрытую с головой одеялом.
— Вами… — ответила его сердцу сонным голосом.
Проснувшись от голода, Анна поняла, что в комнате одна. Камин ровно горел, наполняя спальню уютным теплом. Девушка встрепенулась, испугавшись, что Якова рядом нет, и поспешила одеться. На кресле её одежда лежала аккуратно сложенной, только нижняя сорочка оказалась разрезанной снизу доверху. Рядом валялись разорванная мужская рубашка и жилет без пуговиц…
Анна, улыбаясь, ещё больше закуталась в одеяло, не желая вылезать из кровати и утренних воспоминаний.
Её, державшую в руках испорченную одежду, и застал Штольман, входящий в комнату с подносом, от которого вкусно пахло. Широко улыбаясь, поставил завтрак на стол и обхватил Анну, горя глазами.
— Доброе утро. Голодная?  – и после обмена поцелуями, которые чуть снова не уволокли в мятую постель, решили всё-таки поесть. Кофе и блины быстро исчезли с подноса, а часть варенья ещё пригодилась для десерта.
Только после завтрака и очередной порции ласк она задала вопрос, лежа в его объятиях под одеялом:
— Яков Платонович, а Вы как вообще здесь остались? А родители? – почти с ужасом смотря на дверь. Представляя папеньку с саблей, а маменьку с ведром пустырника. – А если до свадьбы не разрешат совсем видеться? 
— Тогда я буду приходить под окна и громко читать стихи Гёте о любви. В оригинале, конечно, для полного проникновения в сердца домочадцев.
Анна засмеялась, представив себе это. Кутаясь в объятиях, попросила всё-таки рассказать, что вчера было.
— Душевную беседу с духом можно упустить, я так понимаю? Не знаю, что она там Вам наговорила, забудьте. В гостиницу к ней я тогда приходил только за документами. Мне верьте, а не обиженному призраку ревнивой женщины. Я люблю только Вас, моя Анна Викторовна.
После небольшой приятной паузы, Яков продолжил рассказывать, стараясь не вспоминать самому той грязи, что им всем пришлось вчера выслушать. Но интимный голос упорно лез в голову.
— А, это твои родственники, Якоб? Ты променял придворную жизнь со мной на это? Ты жалок, милый Якоб. Но я могу всё исправить, – потом приблизилась к голове Анне и зло шипит, — надо было тебя тогда в лесу убить!  Я буду приходить каждый день, пока она окончательно не сойдёт с ума. И рассказывать, как мы счастливы были с тобой!... Якоб, как ты мог променять меня на неё? И почему ты никогда не говорил мне то, что шепчешь сейчас ей? Этой глупой сумасшедшей девчонке!? – она следовала за ними по пятам. Прямо к зеркалу.
— Потому что я никогда! тебя не любил, Нина! Уходи! Пётр!
Штольман встряхнул головой, отгоняя морок и всем телом обхватывая Анну.
— Пётр Иванович с Вашим папенькой справились с зеркалами. Кстати, как все могли её видеть и слышать? И Мария Тимофеевна… Видимо, медиум какой-то научил. Призыв уйти она услышала только с третьего раза. Насколько помню, Ферзь исчез сразу после второго? Как только полупрозрачная дама пропала, я схватил тебя и понёс в комнату. Анна, Вы были… очень ледяной, мне казалось, что дыхание и сердца я уже не слышал. Мне было страшно… Очень. Родители и дядя за мной бежали. Мария Тимофеевна с лестницы крикнула, что надо не к Вам, а напротив в комнату, где топили сегодня. Виктор Иванович и Пётр Иванович ещё дров кинули, а мы растирали руки и ноги. Не помогало, Вы просто уходили от нас. Тогда Мария Тимофеевна и велела мне Вас греть, как могу. Помогла раздеть, и я грел тебя — своим телом и любовью. Мне казалось, что сердце твое уже не бьётся, и я боялся потерять тебя навсегда.
— А я иногда слышала Ваше сердце. И шёпот. А что Вы шептали мне?
Штольман наклонился к уху и стал шептать и то, и многое другое. Уже ближе к обеду Анна накинула платье и босиком перебежала к себе переодеться и привести в порядок. Выглянув в коридор, вернулась обратно в их будущую спальню. Штольман уже почти оделся, пытался застегнуть пуговицы на широкой груди. Рубашка была несколько мала.
— Пётр Иванович свою утром в комнату закинул. Моя-то ещё вчера превратилась в ветошь. Это вы, дорогая Анна Викторовна, дорвали. Но, увы, не так, как хотелось бы, — загадочно улыбнулся он.
— Я помню! Нина Аркадьевна сквозь нас прошла… - Анне снова стало холодно, а Штольман заметно и сейчас дёрнулся, вспоминая жуткое ощущение. – Мне надо было за что-то уцепиться, иначе она меня с собой навсегда утянула бы. – подошла и уткнулась в его открытую тёплую грудь, вдыхая его запах. Штольман крепко обнял её, прижимая к себе так, словно мог телом заслонить от любого холода и воспоминаний.
— Анна! Аннушка, ты здесь?
Дверь в спальню приоткрылась и, заглянув, прошла мама.
— А я тебя везде ищу. Просыпайся, скоро ужин. Дядя с господином Оленевым уже вернулись. И, кажется, заглянули во все трактиры по дороге. Не слышала их хохот?
— А Яков Платонович? – моментально придя в себя, спросила Анна. Она хотела его в саду встретить.
— Пока нет. Анна, спальню я закрою до венчания.
Дочь выскользнула из-под одеяла и схватив туфли побежала к себе.
Мария Тимофеевна села на край кресла, стараясь отогнать воспоминания о вчерашнем вечере.

«Он снова спас нашу дочь…»

Когда Яков внёс сюда обессилевшую и сильно бледную Анну, она только и успела откинуть одеяло. Виктор и Пётр кинулись к камину и также быстро ушли. А они с Штольманом раздели Анну до сорочки, накрыли одеялом и вдвоём стали растирать ей руки и ноги. Жених дыханием пытался согреть то стопы, то ладони, бросая на Марию Тимофеевну такой отчаянно-больной взгляд, что становилось всё хуже и хуже от понимания того, что дочь она теряет. Яков сел на кровать и крепко прижал к себе безжизненное тело, шепча что-то в её волосы и прижимая к груди в разорванной рубашке.
— Только Вы сможете спасти Аннушку, согревайте как сможете. Спасите её, Яков Платонович! Умоляю!
Полночи все старшие Мироновы просидели в коридоре, боясь, что Штольман выйдет и скажет страшное. Но он не выходил, и Мария Тимофеевна сначала отправила братьев, а потом и сама ушла к себе. Прислуге было велено гнать всех городовых мира к чёрту, если будут этой ночью искать Штольмана. Рано утром они все были снова на ногах, но сверху никто не вышел. Домна убирала осколки, собирая отдельно пуговицы от жилета и рубашки. Мария Тимофеевна забрала из кабинета оставленный пиджак и попросила Петра Ивановича отнести наверх, просто оставить у двери. В руках у Миронова уже была рубашка для Штольмана.
К концу завтрака вышел Яков Платонович. Пожелав доброго утра, сел, задумчиво постукивая пальцами.
— Неспокойный жених вашему дому достался. 
Мироновы переглянулись и уставились в свои чашки. Домна поставила перед Штольманом кофе и тарелку блинов с ежевичным вареньем.
— Яков Платонович, Анна Викторовна спустится? – невозмутимо уточнила. 
— Нет, я сам отнесу наверх. Кофе только ещё один, налейте, пожалуйста.
Забрав у неё поднос, переставил на него свою тарелку и две чашки.
— Яков Платонович, — окликнула Домна и без возражения поставила ещё одну порцию, — Вам тоже есть надо.
Остановившись в дверях, обернулся и попросил:
— Виктор Иванович, можно Вас попросить отправить записку Антону Андреевичу?  Если в уезде ничего более безумного, чем у нас не произошло, то я позже буду.
«А сегодня?! Очень непростой друг Штольмана, допрос. А письмо и завещание?! Я ещё и переварить услышанное не успела, как прозвучало «…полный отказ…». И эти намёки об историях и … мечте от господина Оленева. Ох, эти мужчины-баламуты. А ведь безумные сутки даже ещё не закончились.»
Забрав испорченную одежду «детей» и открыв окно, Мария Тимофеевна прикрыла дверь в спальню, которую пара уже успела обжить за ночь и утро ещё за неделю до свадьбы. Если бы не эта ночь, не было бы уже ничего: ни долгожданного венчания, ни семьи Штольманов, ни семьи Мироновых 
В комнате напротив переодевалась молодая счастливая женщина. Подойдя к зеркалу и сделав причёску, с улыбкой протянула руку к лесному букетику, отщипнула и съела пару ягод. Листья уже чуть потемнели, но брусника стала ярче и сочнее. Неужели, это было только позавчера?
Домна сообщила, что прибыл господин Штольман. Он ждал её у лестницы и успел поймать летевшую к нему в объятия невесту. Отнёс в сторону от невольных глаз для приветствия.
— Анна Викторовна… Доктор велел нам гулять. Пойдёмте в парк? – поправляя выбившие пряди в испорченной причёски девушки.
Анна прижалась щекой к пиджаку и покачала головой.
—Там люди. А я хочу быть только с Вами, Яков Платонович. Может, посидим в беседке? Там тоже свежий воздух. Чай накрою. Хотите?
— Конечно, Анна Викторовна. С Вами – всё что угодно и где угодно. Даже выпить целый самовар в беседке.
— Яков Платонович? А я не знала, что Вы пришли. – Мария Тимофеевна вышла из столовой, оглядывая пару.
— Мама, мы пойдём чай пить в беседку.  Доктор Милц велел мне дышать свежим воздухом, – и для вежливости предложила, хлопая невинными глазами, — не хотите с нами?
Та окинула их взглядом.
— Нет, Аннушка. У меня дома дела. А вы гуляйте. Я попрошу Герасима и Домну помочь вам.
Захватив всё необходимое, пара быстро пошла в беседку. Дворник следом нёс самовар. Убрав нанесённые из сада листья и накрыв стол белоснежной с вышивкой скатертью, они быстро расставили чашки, специально касаясь руками. Домна принесла плед и сушки с пирожками. Яков и Анна всех поблагодарили и с радостью остались наедине, обмениваясь глубокими взглядами. Поставив рядышком стулья и повернувшись спиной к дому, стали пить чай, чередуя сушки с поцелуями и разговорами о прекрасной погоде. Выпив для вида по паре чашек и, прихватив плед, перешли на плетёный диван. Яков укутал дрожавшую от волнения Анну и сел рядом, чем вызвал шквал эмоций, которые как в зеркале читались в её глазах.
— Анна Викторовна, надо было в парке гулять. При виде тебя я…уже не понимаю, где нахожусь. Это уже становится опасно.
— День добрый, племяннички! — сказал Пётр Иванович, подходя ближе. – Меня отправили к вам снова пить чай. 
Осмотрев их обоих, хмыкнул и добавил.
— Жарковато сегодня. Яков Платонович, походи пока, вредно так перегреваться. А я посижу рядом с Аннет, чтобы ей не дуло. – Налив себе чаю и сел на диван вместо Штольмана.
Яков вышел из беседки и облокотился с другой стороны на перила, не сводя глаз с смущённой невесты. Дядя посмотрел на них и заявил:
— Так! Мария Тимофеевна напомнила, что список гостей до сих пор не составлен. Предлагаю нам втроём прогуляться, вы его и обсудите. Аннет, бегом одеваться, мы здесь подождём.
В экипаже проехали до начала небольшого леса. Дядя сказал, что отдельно пройдётся, ему надо подумать.
— И не забудьте сказать, что я следовал за вами по пятам! Иначе до венчания будете видеться через стол. Гуляйте, дышите воздухом. И… лес не сожгите.
Пара, держась за руки, пошла по тропинке. Заметно наступала осень: листья чуть пожелтели и облетали, в лесу пахло сыростью и грибами. Штольман остановился, попросил Анну подождать здесь и пошёл на полянку. Вернулся через несколько минут с ярким букетом из листьев и ягод спелой брусники. Девушка счастливо улыбалась и неспеша губами срывала ягоды с тонких веточек. Яков старался думать только о списке гостей, но это ему не удавалось, и смеющаяся Анна была прижата к ближайшему большому дереву. Нацеловавшись, так и стояли, прижавшись друг к другу, и слушали шум осеннего леса.
— Яков Платонович, что там? – Анна сбоку увидела движение на большой поляне.
— Журавли? Пойдёмте немного поближе.
Чуть пройдя, они, обнявшись, с улыбкой наблюдали, как пара журавлей учит подросших птенцов раскрывать крылья.  Большие птицы показывают, а две поменьше добросовестно повторяют за ними.
— Как Вы думаете, мы будем хорошими родителями? – вдруг спросила Анна.
— Уверен, Анна Викторовна. Мы научим своих детей любить, мечтать, летать и бороться за своё счастье. Своим примером. И они будут людьми уже нового века. Ещё ягод?
Поцеловав уже загадочно горящие глаза, напомнил:
— Анна Викторовна, список гостей. Иначе срочной телеграммой будет вызвана в помощь одна московская родственница. И судя, по Вашему испуганному виду, это та милая дама, с которой я как-то беседовал у вас на крыльце. Уж она-то точно позаботиться не только о свадебных традициях, но и о приличиях в доме до венчания.
— Яков Платонович, список составили? – напомнила будущая тёща, когда троица вернулась на Царицынскую. – Аннушка, подойди, милая. – и вынула из её причёски застрявший кусочек коры.
Анна улыбнулась мыслям, отщипнула ещё пару ягод и побежала в сад ждать своего любимого. Только дошла до беседки и завернулась в оставленный плед, появился у ворот мужчина в котелке и с тростью. При виде которого, дочь Мироновых каждый раз теряла голову. И сейчас побежала навстречу широкой улыбке и раскрытых объятий. Штольман был уже гладко выбрит и одет во всё чистое и целое.
Когда Яков и Анна вошли в столовую, все уже были на месте. Рядом сидели заметно подпитые Петр Миронов и Алексей Оленев, которые при виде пары одинаково ухмыльнулись и отсалютовали бокалами. Виктор Иванович сказал, что поверенный отбыл в Петербург и что он сам на днях поедет.
—Спасибо, Виктор Иванович.  Вижу, Алексей Палыч, Пётр Иваныч тебя по всем любимым местам провёл? – заметил Штольман, улыбаясь друзьям и помогая Анне сесть.
К концу ужина гость обратился ко Штольману:
— Яков Платоныч, между прочим, неполученный багаж вернулся в Петербург на твою квартиру. – ехидно улыбаясь уточнил: - Родительскую, на Васильевском которая, а не в большую на Невском. Бедный Семён с ума сходит, где ты.
— Благодарю, очень своевременно. Я завтра с тобой поеду, если не против. – игнорируя шутки про квартиру на Невском из завещания.
— Всегда рад твоей компании, заодно и с Ольгой Марковной повидаешься. – почему-то мельком взглянул на Миронова. И почти промурлыкал, – Она тебе сердечный привет передавала.
Все Мироновы кроме Петра удивлённо посмотрели на него, а потом на улыбающегося Штольмана.
— Что, всё про всю мою бурную молодость поведал новому приятелю? Предатель. И кстати, не забывай, что ты не в офицерском клубе заморской страны, а в обществе дам. И не просто дам, а моей невесты и будущей тёщи. Пожалей мою голову, мне недавно повязку сняли только.
Мария Тимофеевна уже не знала, как ей реагировать на такую компанию, их тайны и шутки. Миронов старший понял, что раз Штольман не бесится, значит дело не страшное. И продолжил.
— А можно узнать, что за милая барышня передаёт сердечный привет моему зятю?
Оленев как ждал вопрос и начал:
— О! Это давняя история любви. Нам лет по пятнадцать было. В редкий солнечный день Якова как раз из карцера выпустили и пошли мы с ним гулять по городу. Идём, гимназистками любуемся… Ну хорошо - я любовался. А Яков, как всегда, своим серьёзным видом воробьёв пугал. Вдруг моему другу на грудь бросается барышня с криками и слезами: «Это он, папенька!». Нас троих обхватывает могучий господин и тащит в экипаж. Я ничего не понимаю, Яков - красный как закатное солнце и молчит. Привезли в громадный дом, затаскивают в гостиную и кинулись благодарить, чуть ли не целовать всем семейством. Я был не против, там барышень хорошеньких много было, но Яков упрямился и всё пытался сбежать. – Оленев уже хохотал, Штольман хмурился, а все с интересом ждали продолжение. Гость моментально посерьёзнел и продолжил.  – Выясняется. Три дня назад моему другу на улице понравилась одна барышня, и он пошёл за ней следом. Молодая симпатичная особа сворачивает в переулок и попадает в окружение трёх пьяных матросов с…недобрыми намерениями. На счастье девушки, за ней по пятам так и шёл кадет Штольман и смело вступился. Как он сам не остался без своей кудрявой головы – не понятно. Но барышню влюблённый спас.
— Начнём с того, что не влюблённый, а заинтересованный. А барышня сама не промах, одного так стукнула книгами, чуть глаз не выбила. Ври дальше, господин действительный статский советник, все ждут продолжение.
— Барышню спас и проводил до дома. С разбитым лицом опоздал в Корпус, за что был наказан тремя сутками карцера. И поркой, кажется? Эта спасённая Ольга нас и увидела на улице, мы были схвачены её добрейшим папенькой и приволочены в их петербургское гнездо. Потом к ним несколько лет в гости ходили, гуляли в Летнем… Младшие сёстры той барышни были без ума от героя, ну и от меня заодно, я заметнее и болтливее Штольмана. Сколько стихов и рисунков мы оставили в альбомах… – размечтался Оленев. 
— Какая романтичная история, – заметила госпожа Миронова, - и что дальше?
— А дальше, Мария Тимофеевна, было ещё романтичней. – гость уже просто лопался от радости. – Ольга Марковна позже согласилась стать женой. Моей! Мы женаты почти двадцать лет. У нас двое детей. Сын – Яша.
— Мой крестник. — с улыбкой добавил Яков.
Все заулыбались. Штольман тормошил манжет, а его любимая просто светилась, глядя на него. Гость перестал улыбаться и обратился к Анне.
— Анна Викторовна, мне очень жаль, что я не участвовал в Ваших поисках Якова. Мы были за границей пять лет. Я ничего не знал. Вернулся только этой весной.
— И сразу меня нашёл и вытащил. Я тебе благодарен. – все стали сразу говорить. Анна тихо задала вопрос Якову, и тот с улыбкой кивнул. Невеста Штольмана встала из-за стола, подошла и поцеловала Оленева в щёку, шепнув «Спасибо».
— Оставьте, Анна Викторовна. Штольман бы сделал тоже самое. – и убрав улыбку и посмотрев на друга, продолжил: - Я ему обязан многим. И не только знакомству с женой и карьерой. Яков, не надо мне посылать знак с требованием заткнуться. Не буду. Я вот что ещё хотел рассказать. И напрямую это связано с сегодняшним спектаклем, как его назвал мой друг. Пусть эта тема больше для офицерских клубов, но уверен, что Анна Викторовна и Мария Тимофеевна меня простят.
— Алексей, хватит историй про меня. Семья уже по горло сыта мной и моим тёмным прошлым.
— Алексей Павлович, продолжайте. Я прошу Вас как хозяйка дома. – Мария Тимофеевна, как и все смотрела на недовольного Штольмана. Тот встал и отошёл к окну, спиной ко всем, затолкнув кулаки в карманы брюк.
— Яков Платонович Штольман не дал разрушить мой брак и жизнь, без моей семьи я бы сразу покончил с собой. Какая бы репутация обо мне ходила. У нас как раз тогда родилась долгожданная дочь. Прошу прощения, дальше будет не лучше, чем вы сегодня слышали, но это многое объяснит. – и после небольшой паузы продолжил. — Не совсем понятно, почему в департаменте выбрали именно меня – семейного - на такое задание. Я должен быть … общаться с Нежинской. Это подразумевало прилюдную связь с посещением театров, салонов и прочее. У той особы был доступ к сведениям, необходимым нашему департаменту, сплетни Двора, тайные салоны и завышенное самомнение. Как раз в это время Яков вернулся из Варшавы, я был в отчаянии и всё ему рассказал. Как вы понимаете, от заданий охранки нельзя отказаться или просто уйти... На следующий день Штольман пошёл к полковнику и предложил себя вместо меня в…коллекцию брюнетов новой фрейлины Императрицы. Не зная всего, моя Ольга, первый раз увидев их вместе в театре, была очень неприятно удивлена. Дома у неё просто была истерика, я никогда в таком состоянии не видел свою супругу. Она меня просила, умоляла и требовала, чтобы я образумил «нашего Яшеньку-старшего». Просто плакала, что он губит и себя, и свою мечту. И забудет не только саму мечту, но и то, что мечтать умел когда-то. Примерно так, ничего толком не объясняя. Слово «мечта» прозвучало раз десять и относилось уже к довольно взрослому мужчине с непростой судьбой.
— Да не было у меня никакой мечты, Алексей. Пока не встретил Анну Викторовну. Да и тогда-то не смел. – горько добавил Яков, которому снова подошла Анна, развернула и обняла, прижавшись к груди. Штольман закрыл глаза и губами коснулся волос на её макушке. Все сидевшие смотрели на них, не отводя глаз. Мария Тимофеевна достала платочек и промокнула глаза.
Виктор Иванович по взгляду супруги предложил мужчинам перейти в кабинет, пока в столовой убирают и готовят к чаю. Яков, поцеловав руку Анне, нехотя отпустил её от себя.
В кабинете все расселись. Хозяин разлил коньяк, Оленев предложил свои сигары.
— Яков Платонович, ты так и не начал курить? – спросить друга Алексей.
— Милый Якоб не курит, — пуская дым, промурлыкал Пётр Иванович.
Оленев подавился коньяком и уставился на говорящего. Потом перевёл ошалелый взгляд на старого друга.
— Штольман, я не понял. Ты рассказал это?! Я-то случайно только один раз подслушал.
— Нет, друг мой. Вся семья Мироновых сама это слышала из уст Нины Аркадьевны. Точнее – её призрака. Нежинская вчера явилась моей Анне. Анна, как и Пётр Иванович – медиум. Думаю, появление всех в гостиной также входило в её план. Если так можно выразится о духе.
—  А как она явилась! Что говорила, я почти не слушал. Я только смотрел… ВиктОр, скажи, это было эффектно.
— Анну это чуть не убило. – ответил хмуро адвокат. – Но согласен с братом. Мадам выглядела экстравагантно, даже в виде призрака.
Штольман обвёл всех троих мужчин взглядом, ожидающих его реакцию, и криво улыбнулся, махнув рукой.
Оленев наклонился к младшему Миронову и громким шепотом просил рассказать подробности, как выглядело «приведение». Тот, ухмыляясь показывал и также шепотом описывал, на что Штольман рукой прикрыл глаза и отвернулся. Оленев делал большие глаза и уважительно посматривал на друга.
— Виктор Иванович, прошу прощения за нескончаемый спектакль. — обратился Яков к главе дома, но у того самого улыбка была на лице.
– Пусть лучше смех в доме, чем слёзы. Главное, что всё закончилось. – ответил Миронов и тише добавил: — У меня, правда ещё много вопросов. Про покушение, например. Допрос этот странный, да ещё таким высоким чином.
— У меня тоже их немало, Виктор Иванович. Завтра едем с Алексеем Павловичем, попробуем вместе немного разобраться и не влезть никуда дальше.
— Яков Платонович, друг мой-родственник, мне интересно прямо до дрожи. Раз ты оказался таким … бриллиантом в коллекции вчерашней полуодетой гостьи, поделись с нами - от какого особняка в Затонске ты так царственно отказался?
— А попробуйте угадать, Пётр Иванович.
— Неужели…Разумовского? – ответом было молчание. Миронов расхохотался: — Нет, господа, это действительно смешно…. Извини, конечно, Яков Платонович! Виктор, ты представляешь, какого соседа мы лишились? – и стал вполголоса объяснять Оленеву. Они делали вид, что шепчутся. Остальным было слышно что-то про подзорную трубу князя и запертую папенькой на пять лет принцессу в соседнем замке, парчовый халат с павлинами, пересчитывание миллионов в сундуках и осмотр своего табуна лошадей. Виктор Иванович пытался спрятать улыбку, а сам виновник шуток снисходительно смотрел на хохочущих над ним друзей.
—Господин штатский генерал, Вам как всегда утром будет стыдно. – в ответ раздался хохот и дальнейшее неприличное обсуждение жизни богатого Штольмана. – А как Ольга Марковна отреагирует, когда завтра при встрече узнает… Ой, боюсь представить…
Оленев сразу перестал смеяться и с подозрением уставился на друга.
— Господа, вернёмся к дамам. – предложил хозяин.
Штольман первым вышел и поспешил к своей Анне. За ним, продолжая что-то бурно обсуждать шли два балагура и улыбающийся адвокат. Расселись обратно за большой стол. К гостю обратилась хозяйка:
—Алексей Павлович, а что Вы говорили про мечту? У меня чисто женский интерес. — Мария Тимофеевна понимала, что раз этот очень непростой друг Штольмана упомянул что-то, то это очень важно.
За громкими разговорами никто не услышал звонок в дверь. Домна в столовую впустила Коробейникова.
— Антон Андреевич! – Мироновы и Штольман обрадовались новому гостю.
— Алексей Павлович, позволь представить тебе нашего друга – Коробейникова Антона Андреевича, талантливого сыщика, в прошлом моего ученика. Будет одним из поручителей на нашем венчании, как и Пётр Иванович – со стороны невесты. Как друг, который поддерживал Анну Викторовну все эти годы.
При виде того, кому его представляют, смущенный и одновременно поражённый Коробейников вытянулся в струнку и не задумываясь, поприветствовал:
— Ваше превосходительство!
— Вы знакомы? — удивился Штольман.
— Честно, не припомню этого молодого человека. Оленев Алексей Павлович, – протянул руку. – Когда имел честь с Вами познакомиться?
— Ваше… Алексей Павлович, весной в Тверской тюрьме. Я там по службе был, допросить надо было одного… А Вы... Прошу прощения. – засмущался и отвёл глаза.
— И раз Вы так меня испугались, значит видели и слышали, как я начальника тюрьмы… нежно уговорил вспомнить то, о чём я спрашивал про одного загадочного узника. Мне некогда было церемониться и уединяться в кабинетах.  Зато так мы вышли на след в столицу. К сожалению, друг моих друзей, так иногда приходится делать. – желваки забегали не меньше, чем у Штольмана.
— Зная силу голоса и настойчивость господина Оленева, понимаю Вашу реакцию, Антон Андреевич.
— Мы с Анной Викторовной тоже были там полтора года назад, но нам ничего не сказали. – негромко поделился с Оленевым Коробейников. – Она была уверена, что Яков Платонович именно там был в это время. – покачал головой расстроенный сыщик.
— Жаль, что я ничего не знал тогда. Втроём мы бы Штольмана хоть из-под земли сразу нашли.
— Антон Андреевич, что-то случилось? – с тоской взглянув на Анну спросил виновник разговора, прерывая их беседу.
— А? Нет, Яков Платонович. Я, так сказать, по личному делу. Извините, что так вот к вам… Анна Викторовна, Яков Платонович, Нина Капитоновна попросила передать вам письма. И именно сегодня. Сказала, что это важно, и вы поймёте от кого они. Я сначала подумал, что это от вас, почерк очень похож. – подошёл и передал Анне один конверт с надписью «Анне Мироновой», подписанный женским аккуратным почерком. Второй протянул Якову. На конверте было только: «Штольману. Антона поблагодарили, и тут же усадили обратно рядом с важным благородием.
— Раз это важно и именно сейчас, мы тогда прочитаем, с вашего разрешения.
Яков и Анна одновременно открыли конверты и стали читать. Барышня с первых строк радостно заулыбалась, но потом чуть нахмурилась и удивлённо посмотрела на жениха. Штольман же наоборот уже в начале чтения хмурился, пару раз бросив на Анну быстрый взгляд, потом ухмыльнулся и тоже посмотрел на невесту. После этого пара обменялась письмами. Штольман прочитал второе письмо быстрее и с улыбкой. Анна в этот раз, читая, покраснела, бросив виноватый взгляд на своего сыщика, а потом чуть нахмурилась. Штольман оба письма с конвертами убрал к себе во внутренний карман и наклонившись к Анне тихо шепнул:
— Потом мне всё расскажите. Я допрос устрою, готовьтесь.
Коробейников смущенно отвернулся, когда Штольман приобняв Анну, что-то шепнул, а та ещё больше засмущалась. Это заметил Оленев и посоветовал.
— Антон Андреевич, не тушуйтесь. Даже родители уже привыкли, и я за вечер. А мне очень нравится такая картина. – потянувшись и закинув руки за голову с удовольствием наблюдал за счастливым другом и его невестой.
— Я не стесняюсь, а просто очень рад за Якова Платонович и Анну Викторовну. Мне кажется, что я больше всех знаю, какие они друг без друга. Это страшно.
Оленев понимающе кивнул и снова, надев маску нетрезвого весельчака, спросил всех:
— Дамы и господа, я не понял, мне продолжать? Мария Тимофеевна вопрос мне задала, а я не привык отказывать даме. Мы остановились на мечте некого молодого человека. – напомнил о беседе действительный статский советник. – Антон Андреевич, Вы по ходу рассказа легко поймёте, о чём идёт речь. Штольман, хватит хмурится.
Мироновы одобрительно закивали, а высокий гость продолжил:
— Продолжаю. Моя супруга — та самая, которой Яков Платонович завтра не будет жаловаться на моё поведение, — узнала, что я еду к Штольману и его невесте, рассказала мне кое-что. У Якова и Ольги уже тогда в нежном возрасте сразу завязались какие-то особые тёплые отношения. Над ними даже потешаться и ревновать не интересно было. Ольга ещё давно спросила «нашего Яшеньку» почему же он за ней тогда шёл? А наш скрытый, как гранитная скала, Штольман открылся ей, что она показалась ему похожей на девушку из его детского сна.
Штольман хмурился, пытаясь вспомнить.
— Да что могло присниться пятилетнему мальчику ещё при маме? Паровоз или красивая необычная девочка. – пытался уже отшутиться. – Я даже не помню.
— Ольга Марковна очень хорошо рисует и попросила Якова описать образ из сна. Они долго рисовали, Штольман даже злился. То подбородок не тот, то локон не так, сам исправлял. Самое сложное – глаза – мечтательный юноша взял на себя. Супруга мне рассказала, что такого выражения лица у друга, когда он сам дорисовывал эту часть портрета, она никогда не видела. Долго любовался результатом совместной работы, но рисунок не стал забирать. – Оленев встал и не спеша подошёл ко Штольману. — Ольге сказал, что девочка у него и так навсегда вот здесь. – и тихо ткнул кулаком в грудь друга. — Было это больше двадцати лет назад.
Он достал из кармана толстый блокнот в дорогом кожаном переплёте, в него был аккуратно вложен небольшой листок бумаги. Который и был бережно выложен на стол. Все сидящие вокруг смотрели и молчали. Только милейший романтик Коробейников ахнул.
На старом карандашном рисунке до мельчайших подробностей была изображена барышня Миронова. С нежной улыбкой, счастливыми горящими глазами и выбившимся непослушным локоном из-под съехавшей шляпки.
**********

Отредактировано Taiga (14.09.2025 22:06)