Глава 5. Варфоломеев.

Глава пятая

Варфоломеев

Счастливого настроения после встречи с Сашенькой хватило ненадолго.
Занять себя днями в Петербурге ему было решительно нечем. Вечером придумать себе развлечение было куда как проще, — к услугам Миронова были и театры, и казино, и дома, в которых ему были, несомненно, рады после столь длительного отсутствия. Вот только шумные развлечения почему-то его нынче не привлекали. Азарт не захватывал, вести светские беседы и слушать салонные сплетни не хотелось, и неделя до обещанного знакомства с полковником растянулась для Петра Иваныча, если судить по ощущениям, словно год.
Не спасали даже неотложные дела, — о них необходимо было позаботиться еще по приезде в Париже, но полученное письмо от брата несколько изменило все планы, последовал внезапный отъезд. Теперь пришло время отдать распоряжения. Петр Иванович написал и отправил несколько писем своему управляющему, впрочем, это тоже почти совсем не заняло времени.
Немного отвлекла музыка. В Мариинском давали «Спящую красавицу» на музыку Чайковского в постановке Петипа, премьера которой пришлась на январь нынешнего года. Будучи завзятым меломаном, Петр Иванович, разумеется, не мог пропустить такое событие, как новый балет, но и поход в театр занял лишь один вечер, а все остальные вечера он проводил дома у камина в размышлениях.
А поразмышлять ему было о чем. Снова и снова он пытался понять, куда же могла исчезнуть Аннет. Виктор сказал, что получал письма от нее. Но как знать, не соврал ли брат-адвокат достоверности ради? Мог, вполне. Но для подобного должна быть чрезвычайно серьезная причина. И где же она? Предположение, что Виктор прячет дочь, чтобы ею не заинтересовался господин полковник, было абсурдным. Уж проще в этом случае было бы отправить Аннет в Париж, где Петр смог бы о ней позаботиться. Да и не знал брат об этом интересе, иначе обязательно бы предупредил. Стало быть, дело в другом. Но в чем именно, Миронов не понимал решительно. Одно было ясно: так просто он это оставить не может. И пусть разыскивать Анну явно сейчас небезопасно для нее же, но это еще не значит, что следует опустить руки и оставить поиски. Нужно просто еще раз, а может быть, и не один, проанализировать все сведения, у него имеющиеся.
А еще можно снова съездить в Затонск и попробовать поговорить с Виктором начистоту. Ну, или выждать, когда он уйдет из дому и найти в его кабинете те самые письма от Аннет, которые он упомянул. Возможно, они смогут что-то прояснить.
Но мысли об Анне были не единственным, что занимало разум и воображение Петра Ивановича. Сидя у камина с бокалом в руках, он смотрел на пляшущие на поленьях языки пламени, а видел лицо прекрасной женщины с грустными глазами, то очаровательно юной, то восхитительно зрелой. И прогнать эти видения он даже и не пытался.

Но вот, наконец-то, назначенный день приема наступил. Одевшись для визита и предупредив Дарью, чтоб не ждала к ужину, Петр Миронов отправился на Сергиевскую.
Графиня, сегодня еще более прекрасная, чем в прошлую их встречу, приветствовала гостей вежливой улыбкой. При виде Миронова она будто бы улыбнулась живее и радостней. Впрочем, это ему и показаться могло, от всех его мечтаний. Всю неделю он боролся с желанием вновь совершить прогулку по Летнему саду, уже не для свидания с прошлым, но в надежде на встречу с настоящим. И раз за разом останавливал себя, не желая торопить события и страшась собственных мыслей.
— Рада видеть Вас, Петр Иванович, — произнесла хозяйка дома, протягивая ему руку для поцелуя. — Счастлива, что Вы нашли возможным посетить наш вечер.
Голос Александры Андревны звучал вежливо и спокойно, как того и требовали приличия. Но когда Петр, прикоснувшись губами к нежной руке, взглянул ей в глаза, то увидел в них тревогу. Госпожа графиня явно беспокоилось за него. Сердце невольно сжалось. Не случилось ли что-то, что еще более усугубило бы ситуацию? Или это была лишь встревоженность в ожидании важного разговора, ему предстоящего? Но задавать вопросы в данный момент было неуместно, и он прошел в гостиную.
Как Миронов и ожидал, в этом обществе было много людей знакомых ему ранее. Появление его незамеченным не осталось, и он с удовольствием приветствовал старых приятелей, раскланивался с дамами. В этом обществе он чужаком себя не чувствовал и скоро был представлен нескольким новым для него приглашенным. Завязалась общая приятная беседа.
Но вот, отвлекшись от гостей, к нему подошла хозяйка дома.
— Рада, что Вы хорошо проводите время, Петр Иванович, — с улыбкой сказала она, — но не могли бы Вы немного отвлечься и уделить внимание одному моему гостю, который просто мечтает с Вами познакомиться? Он ожидает Вас в моем кабинете.
— Буду рад знакомству, — вежливо поклонился Миронов, будто ни в чем не бывало, и проследовал за Александрой Андревной.

Кабинет графини Раевской, похоже, принадлежал ранее ее супругу, и нынешняя хозяйка не стала менять обстановку, подчеркнуто мужскую. Петр мимолетно задумался о том, отчего. То ли Саше был дорог этот интерьер, то ли она находила его соответствующим своим занятиям, мало ассоциирующимся у него с будуарами. А впрочем, могло быть и так, что ей было просто все равно.
В кресле у камина сидел пожилой уже, несколько грузный человек с умным, породистым лицом. Заслышав шаги, он встал им навстречу.
— Владимир Николаевич, — сказала ему графиня, — позвольте представить Вам моего старого друга Петра Ивановича Миронова.
— Рад знакомству, — протянул Петру руку Варфоломеев.
Петр Иванович ответил на предложенное рукопожатие, пристально разглядывая этого едва ли не самого опасного в империи человека. Правда с виду начальник Императорской охраны был вовсе не похож на человека серьезного и проницательного. Скорее он напоминал чьего-то доброго дедушку, особенно когда с улыбкой обратился к графине Раевской:
— Александра Андревна, душенька, Вы идите к гостям. Мы с Петром Ивановичем чуть позже к Вам присоединимся.
Александра улыбнулась полковнику все той же нейтральной улыбкой.
— Но помните, господа, скоро начнутся выступления, — сказала она. — Не задерживайтесь слишком долго за разговорами, иначе пропустите все самое интересное.
— Присаживайтесь, Петр Иванович, — предложил Варфоломеев, когда графиня вышла из кабинета. — Рад наконец-то познакомиться с Вами. Имею честь быть знакомым с Вашей племянницей.
— И я душевно рад такому знакомству, — сказал Миронов, опускаясь в кресло и привычно натягивая маску легкомысленного фата. — А Аннет мне и не упомянула о встрече с Вами.
— Это было уже после того, как Вы покинули Затонск, — кивнул Варфоломеев. — Вы же не виделись с племянницей с тех пор?
— Нет, — развел руками Петр Иванович, — увы, но я путешествовал.
— Я беспокоюсь об Анне Викторовне, — печально сказал Владимир Николаевич. — Яков Платоныч был моим близким другом, и я считаю своим долгом проследить, чтобы теперь, после его смерти, с Анной Викторовной не случилось ничего дурного. Кроме того, Яков Платоныч поведал мне о ее восхитительном даре. Подобные способности могли бы сослужить Отечеству огромную службу. А у Анны Викторовны появилась бы цель в жизни, продолжение того дела, которым занимался Штольман.
Петр Иванович отметил про себя, что, если бы не предупреждение, полученное от Александры Андревны, речи полковника, несомненно, сыграли бы именно ту роль, для которой и говорились. Этот пожилой умный человек обладал потрясающей силой внушения. Даже будучи предупрежден, Петр испытывал желание поделиться с Владимиром Николаевичем тревогой за пропавшую племянницу.
— К сожалению, и это невозможно более, — вздохнул Миронов, принимая легкомысленную позу. — Духи оставили Аннет из-за чудовищных потрясений. Астральные колебания, знаете ли, такая тонкая материя! Она очень трудно пережила это, бедняжка. Почти что лишилась разума. Родители отправили ее к дальним родственникам в деревню, в надежде, что покой излечит ее душу.
«Лишь бы не переиграть, — подумал он, глядя в холодные и умные глаза полковника, — этот человек очень умен, его не обманешь простым театром».
— Но графиня сказала мне, — произнес он, уходя от опасной темы, — что Вы желали услышать сплетню, которую я узнал, будучи в Затонске. Хочу сразу предупредить Вас, господин полковник, что источник этой, с позволения сказать, информации крайне ненадежен. Но если Вас это на самом деле интересует…
— Интересует, и весьма, — сделался серьезным Варфоломеев. — Госпожа графиня не стала вдаваться в подробности, сказав лишь, что Вы обладаете информацией крайней важности по делу об убийстве Разумовского.
— Ну, как сказать… — позволил себе чуть смутиться Миронов, — Вам судить о важности подобных слухов. Господин, рассказавший мне это, не вызывает доверия.
— Не беспокойтесь, — твердо сказал полковник, — любые слухи будут мной проверены тщательнейшим образом, невиновные не пострадают.
— Что ж, извольте, — добродушно улыбнулся Петр, — господин Ребушинский, издатель «Затонского телеграфа», поделился со мной информацией о том, что видел, как помощник командированного в Затонск в тот момент господина Увакова выходил из парка князя Разумовского аккурат в момент убийства. Но поверьте мне, Владимир Николаевич, сведения, полученные от этого щелкопера, не заслуживают не только доверия, но, на мой взгляд, даже и внимания.
— Ну, это мы еще разберемся, насколько сведения эти достоверны, — едва заметно усмехнулся Варфоломеев. — А позвольте мне поинтересоваться, Петр Иванович, с чего бы господин Ребушинский рассказал Вам подобную тайну? Как я понял, Вы с ним друзьями не являетесь.
Вот этот вопрос смутил Миронова по-настоящему. Как-то он совершенно не учел, что при беседе с полковником неизбежно всплывет их с Игнатовым маленькая шалость. Кстати, она ведь все равно всплывет теперь, если господин Варфоломеев всерьез заинтересуется Ребушинским. Нет, ну надо же было так глупо подставиться! Еще и Игнатова втянул. Нужно хоть его выгородить попытаться.
— Видите ли, Владимир Николаевич, — произнес Петр, поморщившись от неловкости ситуации и от ноток неуверенности, ясно проскальзывающих в его голосе. — Тут такое дело…
— Да Вы не смущайтесь, Петр Иванович, — усмехнулся Варфоломеев. — Я достаточно долго очень внимательно следил за жизнью Вашего родного города, чтобы проникнуться отчаянной неприязнью к данному представителю прессы. Так что Вы с ним сделали, чтобы он Вам такие сведения изложил? Это же для журналиста бесценный материал.
— Ну, попугал слегка, — покраснел Петр под проницательным взглядом полковника. — В могилу положил и пообещал закопать. Но поверьте, Владимир Николаевич, я и в мыслях не держал ничего, кроме как подшутить.
— И отличная вышла шутка, — искренне рассмеялся Варфоломеев. — Отдаю дань Вашему чувству юмора и изобретательности. Стало быть, это он в могиле и раскололся?
— Да, — облегченно вздохнул Миронов, — пытался таким образом жизнь свою выкупить.
— Что ж, отлично, — кивнул Варфоломеев, в одну минуту сделавшийся серьезным. — Благодарю Вас, Петр Иванович. Надеюсь, мне не нужно напоминать Вам, что эти сведения, как, впрочем, и наше с Вами знакомство, должны остаться строго между нами?
— Всенепременнейше, — кивнул Петр. — Не извольте беспокоиться, господин полковник, я нынче же обо всем забуду.
— Еще раз Вас благодарю, — сказал, поднимаясь, Варфоломеев. — А теперь, мой друг, предлагаю присоединиться к гостям, не то наша несравненная хозяйка останется в большой на нас обиде.

Выступления, тем временем, уже начались. Осторожно присев на стул в последнем ряду, Миронов попытался увлечься музыкой, но молодой баритон, представляющий на суд общественности свой талант, хоть и обладал неплохими вокальными данными, артистизма не имел вовсе. Исполняемая им прекрасная зажигательная ария Фигаро из "Севильского цирюльника" Россини звучала совершенно невыразительно и даже как-то заунывно. Поморщившись слегка, Петр Иванович отвлекся от музыки, принявшись рассматривать гостей.
И неизбежно его взгляд остановился на прекрасной хозяйке вечера, сидевшей в кресле в первом ряду вполоборота к нему. Лицо ее было спокойно и невозмутимо, легкая, едва заметная улыбка не покидала его, но Миронов, прекрасно различавший настроения Александры Андревны, видел, что она скучает отчаянно и что с удовольствием бы прервала бы занудного исполнителя, будь на то ее воля.

Баритон закончил свое выступление и удалился, собрав положенные аплодисменты и похвалы, которым явно недоставало искренности. Его сменила очаровательная молодая певица, обладающая весьма сильным и красивым сопрано. Вряд ли сговорившись с предыдущим исполнителем, она тоже отдала дань великому Россини, но рондо Елены из «Девы озера» в ее исполнении звучало прекрасно и нежно, как ему и положено.
Петр Иванович слушал чудесную музыку и любовался госпожой графиней, пользуясь представившейся возможностью. Ей это выступление явно тоже нравилось более предыдущего, и на прекрасном лице не было даже намека на скуку, лишь интерес и внимание.
Петр Иванович задумался вдруг над тем, насколько выразительным было для него ее лицо. Со стороны могло показаться, что спокойствие и легкая безмятежная улыбка были единственным его выражением, но каким-то неведомым образом он видел за этим спокойствием всю палитру ее чувств. Графиня казалось прекрасной и невозмутимой, но в то же время безмерно одинокой в своей недосягаемости, скрывая свои истинные чувства от всех на свете. Светская львица, хозяйка модного салона, отвечавшего всем требованиям взыскательного света. И эта ее неожиданная связь с полковником Варфоломеевым... Кто бы мог подумать?
Петр Иванович прекрасно помнил высокий интеллект и прочие, несомненно, выдающиеся качества юной Саши Серебряковой. Да, она была идеальной кандидатурой для подобных дел, выдержанная, дисциплинированная, умная. И все же… Роль, которую играла нынче Александра Андревна, так не походила на все ее юные чаяния и стремления, что Петр испытывал к ней беспредельное сочувствие. Ее сдержанность виделась ему клеткой, удерживавшей живую женщину, вынужденную вести вовсе не желанную для нее жизнь. Но он понимал и то, что Саша, прошлая и нынешняя, была способна ради долга пожертвовать собственными устремлениями и желаниями, и это ее достоинство — жертвенность — не могло его не восхищать.

Следующая исполнительница, обладающая очаровательным меццо-сопрано, привлекла несомненное внимание всех слушателей, выбрав восхитительную арию Кармен из одноименной оперы Бизе. Оживилась и Саша, с явным уже наслаждением внимавшая зажигательной мелодии хабанеры.
Мысль о вопросе, мучившем его двадцать лет, тревожила Петра как никогда ранее. Он желал разрешить его, разрешить и оставить в прошлом, чтобы иметь возможность и право существовать и действовать в настоящем. И для этого не стоило придумывать сложностей, достаточно было лишь наконец-то решиться и задать вопрос. Петр Иванович почему-то был абсолютно уверен, что ответ ему будет дан на этот раз.
Проблема теперь заключалась в одном: никакой возможности поговорить с хозяйкой вечера наедине он не видел. Разумеется, вопрос, ожидавший разрешения двадцать лет, вполне мог бы подождать хотя бы до завтра. Проблема в том, что Миронов, в отличие от вопроса, ждать не желал более ни дня. Была ли тому виной яркая мелодия хабанеры, пробудившая в нем решительность, или просто время для получения ответов наступило окончательно, но он хотел узнать все непременно сегодня.
Сложность ситуации состояла в практической реализации своего желания. Петр категорически отверг возможность разговора в перерыве между выступлениями. Ему хотелось обстоятельного ответа, а сейчас Александра Андревна могла и вовсе отказаться от разговора, не желая нарушать долг хозяйки и покидать гостей.
Можно было бы вернуться позже, после окончания приема. Но время было уже достаточно позднее. Да и как вернуться поздно вечером в дом Ее Сиятельства графини Раевской, да еще и без приглашения? Петр Иванович в подробностях представил себе сцену своих споров со швейцаром и поежился. Юмор он любил, но становиться посмешищем в данной ситуации не хотелось.
В голове его, привыкшей искать весьма нестандартные способы решений, мелькнула мысль о том, что кроме двери со швейцаром дом имеет еще и окна. Но богатое воображение тут же предложило ему картину поимки якобы грабителя городовыми, публичную сцену задержания, сбивчивые объяснения. И чуть поднятые в удивлении безупречные брови графини. Петр Иванович смутился собственных мыслей и несколько нервно переменил позу. Да уж, после такой гастроли ответ на вопрос и не потребуется. И так станет ясно, что он из себя представляет. Так что гусарские выходки лучше отставить.
Но как же быть тогда? Вряд ли возможно прилюдно подойти к хозяйке дома и попросить об аудиенции нынче же вечером. Как бы не вышло еще большей неловкости, чем вернуться позже и поспорить со швейцаром. Но и уйти домой, отказавшись от своих планов, Петр не желал категорически.
Существовал еще вариант спрятаться в доме и подождать, пока гости уйдут. В этом огромном особняке скрыться несложно. Вот только… Снова смутившись, Миронов осознал вдруг, что вовсе не уверен в том, что подобное поведение будет графиней одобрено. Да и вообще, размышляя о том, как устроить возможность важного для него разговора, он как-то забыл поинтересоваться у Александры Андревны, желает ли она беседовать с ним нынче вечером. Госпожа графиня утомлена гостями, ей необходим отдых и его проблемы не должны этому мешать.
Да и вовсе она может не захотеть поддерживать беседу о прошлом. Не говоря уже о том, что, возможно, такая беседа просто лишняя. Ее Сиятельство хочет видеть его своим другом, и не следует напоминать ей о былом, если он и в самом деле желает этим другом стать.
Не находя ответа на многочисленные свои сомнения, Петр Иванович в рассеянности обвел глазами гостиную, и внезапно наткнулся на взгляд хозяйки. Александра Андревна смотрела на него с ироничным изумлением, граничащим с весельем. Вот дрогнули прекрасные губы, явно готовые рассмеяться, едва заметно поднялись идеальные брови. И в замечательных карих глазах графини затанцевали знакомые золотые искорки. Она явно забавлялась, видя его смятение. Что ж, он согласен быть смешным для нее и готов был сделать что угодно, чтобы сдерживаемый законами света смех прорвался наружу, вырвавшись из клетки.
Хабанера завершилась, а с нею завершились и выступления, к счастью. Гости поднялись со своих мест, обмениваясь мнениями, разбирая напитки, собираясь к дому. И в этой общей суматохе Александра Андревна спокойно подошла к нему и, ничуть не скрываясь, произнесла:
— Нам следует успеть сегодня обсудить то дело, о котором мы говорили ранее. Прошу Вас, уделите мне время нынче после приема, это не задержит Вас слишком сильно.
Петр Иванович едва не рассмеялся в голос. Так просто! И не нужно придумывать никаких немыслимых планов. Сдерживая улыбку, он склонился к ее руке:
— Я к Вашим услугам, сударыня.
— В таком случае, прошу Вас, подождите меня в кабинете, — попросила графиня со спокойной невозмутимостью. — Вечер близится к завершению.

Усмехаясь всей ситуации и в особенности своим метаниям, Петр прошел в знакомый уже кабинет и удивленно воззрился на маленький кофейный столик, появившийся рядом с креслом, стоящим у камина. На столике стоял графин с коньяком, пузатый бокал и ящик с сигарами. Похоже, Ее Сиятельство не только спланировала возможность их разговора, но даже успела позаботиться о том, чтобы гость не заскучал в ожидании.
Впрочем, само ожидание продлилось недолго. Вскоре дверь отворилась, пропуская в кабинет хозяйку дома. Миронов отставил почти нетронутый бокал и поднялся ей навстречу.
— Надеюсь, Вы не успели заскучать, мой друг, — произнесла Александра Андревна, опускаясь во второе кресло. — Расскажите мне для начала, что так смутило Вас во время выступлений? Ваше смятение было очевидным, но его причины остались для меня тайной.
Не ожидавший настолько прямого вопроса Петр Иванович смутился вновь, даже покраснел слегка, кажется.
— Это несущественные мысли, — сказал он, чуть замявшись, — они вовсе не имели отношения к происходящему.
В уголках губ Александры вновь появилась улыбка, а глаза замерцали золотом.
— Пусть так, — сказала она. — Простите мне мою бестактность, я не желала Вас смутить.
— Я искал предлог, чтобы поговорить с Вами нынче вечером, — в порыве откровенности признался Петр, — но никак не находил. И не был уверен, что Вы захотите уделить мне время.
— Мне, право, странно слышать, что Вам требуется повод, Петр Иванович, — улыбнулась графиня. — Помнится, раньше Вы не страдали подобной нерешительностью.
— Раньше многое было по-другому, — ответил он с грустной улыбкой. — Кроме того, я беспокоился, что прием утомил Вас и не хотел мешать Вашему отдыху.
— Не беспокойтесь об этом, прошу Вас, — отмахнулась Александра, — лучше расскажите мне, как прошла Ваша встреча с полковником. По его лицу я поняла, что он чрезвычайно доволен полученной от Вас информацией.
— По его лицу? — изумился Миронов. — Мне, право, не показалось, что по этому лицу можно судить хоть о каких-то мыслях его хозяина.
— Вы просто мало знакомы с Владимиром Николаевичем, — покачала головой графиня, — и я на самом деле желаю Вам не углублять это знакомство.
— Он очень настойчиво интересовался Аннет, — с некоторой тревогой ответил Миронов. — Меня этот его интерес беспокоит до чрезвычайности. Я рассказал полковнику, что ее дар пропал, но все равно опасаюсь, как бы он не предпринял более активных шагов к ее розыску.
— Не волнуйтесь, Петр Иванович, — очень серьезно сказала Александра, — уверяю Вас, если бы полковник Варфоломеев на самом деле был озабочен розыском Вашей племянницы, он уже нашел бы ее. Скорее всего, он просто интересуется на тот случай, если какие-либо сведения о ней появятся. Но нам с Вами неплохо было бы самим понять, где же она могла запропасть, именно для того, чтобы сведения не появились ни в коем случае.
— Боюсь, у меня нет никаких идей на эту тему, — вздохнул Петр. — Разве что посетить еще раз Затонск и попытаться поговорить с братом.
— Не стоит торопиться с этим, — задумчиво произнесла графиня, — в конце концов, мы можем быть уверены, что Ваша племянница благополучна, где бы она ни была. Не думаю, что Ваш брат смирился бы с тем, что дочь его находится в опасности и без его помощи.
— Разумеется, — согласился Петр, улыбнувшись, — Виктор в Аннушке души не чает, совершенно сумасшедший отец. Хотя когда ее дар стал требовать ее участия в полицейских расследованиях, он вынужден был смириться. Впрочем, ее обожало и защищало полицейское управление Затонска.
— Ну, она этого заслуживает, видимо, — светло улыбнулась Александра. — Ведь и Вы явно любите ее безмерно.
— О, Аннет невозможно не любить, — сказал Миронов. — Удивительно чистая душа, без тени зла. Она способна растопить самое каменное сердце своей добротой.
— Петр Иванович, скажите, а как звали погибшего возлюбленного Анны? — спросила вдруг графиня с необычным для нее волнением.
— Штольман его звали, Яков Платоныч, — печально ответил Миронов, — как раз в полицейском управлении и работал, следователем. Совершенно замечательный он был человек
— Да, замечательный, — тихо отозвалась Раевская, глядя в огонь.
— Вы знали его? — спросил Петр с осторожным удивлением.
Неприкрытая печаль Александры Андревны поразила его. До этого момента Миронову совершенно не приходило в голову, что за пятнадцать лет, прошедших с момента смерти графа Раевского, в ее жизни могла быть любовь, и даже не одна. А ведь это было вполне возможно. Но Штольман? Почему-то Петру совершенно не верилось в подобное.
— Знала, и очень близко, — ответила Александра, все также глядя на огонь в камине. — Он был моим верным другом. Единственным, кого я называла другом за все эти годы. Полковник познакомил нас, когда Яков был совсем молод, попросил меня ввести в свет нового сотрудника. С ним пришлось повозиться, для света он не подходил совершенно — никакой непринужденности, никакой легкости в общении — и совершенно отвратительный взрывной характер.
Петр Иванович невольно усмехнулся, вспомнив Штольмана, а особенно его очаровательные в своей неуклюжести попытки ухаживания за Аннушкой. Да уж, легкость в общении точно не относилась к добродетелям бравого следователя. Скорее уж было уместно тут сравнение с медведем на балу.
— Это его я имела в виду, когда рассказывала Вам о моем друге, которого подставил полковник, — сказала вдруг Александра Андревна, снова переводя взгляд на своего собеседника.
Улыбка покинула лицо Петра Ивановича.
— Вы полагаете, что гибель его тоже вина полковника? — спросил он.
— Разве что косвенно, — покачала головой Александра. — Отправить Якова на задание в Затонск было идеей Варфоломеева, но нарвался он сам, как мне кажется. Уж в том, как найти для себя неприятности, он был мастером непревзойденным.
Ревность покинула Петра, не успев до конца вступить в свои права. В голосе Саши было горе, но она говорила не о бывшем возлюбленном. О младшем брате, быть может. Или о сыне, которого так и не дал ей Господь. Желая утешить, он осторожно взял ее руку:
— Не знаю, утешат ли Вас мои слова, но Штольман был счастлив в Затонске, я ни капли в этом не сомневаюсь.
Саша улыбнулась ему с благодарностью:
— Когда-нибудь, когда будет время, я попрошу Вас рассказать мне о нем.
— С удовольствием, — улыбнулся Петр Иванович, — уверен, мой рассказ повеселит Вас изрядно.
— Ваше радостное отношение к жизни всегда меня восхищало, — тихо рассмеялась графиня, — Вы способны увидеть смех в любых, даже самых серьезных вещах. Эта особенность помогает жить.
— Но ведь и Вы хотели спросить меня о чем-то, — спохватилась она вдруг. — Что Вас беспокоит?
— Полагаю, это были сущие пустяки, — улыбнулся Петр Иванович, — и они забылись уже.
Почти правда, почти. Он, разумеется, не забыл свой вопрос. Просто где-то в процессе этого неспешного разговора у камина тот окончательно потерял свою значимость. Не было смысла искать ответы в прошлом двадцатилетней давности. Что бы тогда ни случилось, оно уже сыграло свою роль. И есть только один способ отпустить минувшее: жить здесь и сейчас. А здесь и сейчас перед ним сидела самая удивительная женщина на свете. И у нее по-прежнему были очень грустные глаза.
— Могу ли я сопроводить Вас на прогулке завтра утром? — спросил Миронов, замерев от волнения, как и двадцать лет назад.
И как когда-то давно, Александра Андреевна сдержанно кивнула с тихой улыбкой:
— Буду рада, если Вы составите мне компанию. В полдень я прогуливаюсь по Летнему саду.

Следующая глава Содержание