Направляясь утром в участок, Штольман вдруг остановился, как вкопанный.
На горке, с которой зимой наверняка катались ребятишки на санках, сидела девушка лет пятнадцати, темные грязные волосы её были спутаны. В таком возрасте девочки уже не играют в куклы, но эта играла. По очереди дотрагиваясь до двух куколок, что лежали перед ней, девочка что-то неслышно бормотала, а иногда даже тихо смеялась.
Но вовсе не грязь или куклы удивили сыщика. Девочка была призрачной, и более того, он её знал. Это была Элис Лоуренс.
Как раз этой ночью, пытаясь отвлечься от мыслей об Анне, он решил, что в самое ближайшее время навестит бывшую учительницу Курочкину, арестует её, найдет синюю тетрадь и переправит её тайной почтой в охранное отделение, дабы полковник Варфоломеев расшифровывал стишки Элис вдали от местных самоуверенных гениев. Якову вовсе не было жалко молодого математика Павла, что погиб после попытки нажиться на расшифровке тетради. Но раз уж ему, Штольману, выпал второй шанс с Анной, он вполне может предотвратить несколько совершенно не нужных Затонску смертей.
Еще более важным было мучительное понимание, что в свой прошлый визит в Затонск Штольман настолько запутался в своих женщинах, что полностью провалил задание контрразведки и именно поэтому оказался в Петропавловской крепости.
Припомнив, что ему пришлось пережить там, Яков скрипнул зубами. В этот раз он не собирается быть таким ротозеем.
Он огляделся. Горка стояла поодаль от улицы, что вела к управлению, и сейчас вокруг никого не было. Он не хотел, чтобы о новом начальнике сыска пошли слухи, как о чудаке, а именно так и будет, если кто-то заметит, как он разговаривает с пустотой.
И как же больно Анне, когда окружающие так на неё реагируют!
- Элис, - тихонько окликнул он, подойдя к девочке.
Дух дочери английского шпиона повернул голову.
- Why are you playing here? – спросил Яков, с трудом припомнив подходящую английскую фразу.
- Почему ты играешь здесь?
Элис смотрела на него, удивленно моргая короткими ресницами.
- Where are you now? – еще раз попытался он, но тут девочка исчезла.
- Где ты сейчас?
Возможно, когда Элис полностью уходит в себя, её дух выходит на волю, туда, где она помнит себя ребенком, а в минуты ясности возвращается в подвал?
Не будучи уверен в своих выводах, Штольман напомнил себе почитать ту самую книгу медиумов Кардека, о которой говорила Анна, и поспешил на службу. Синюю тетрадь у Курочкиной следовало забрать как можно скорее.
…
Яков абсолютно не представлял, насколько его попытки изменить ход событий повлияют на его же возможность сблизиться с Анной, но отложить намеченное не мог, поэтому, как только прибыл на службу, сразу же начал собирать городовых для выезда на Берёзовскую улицу, где жила Курочкина.
Не успел он закончить распоряжения, как его окликнул дежурный. Переполошившаяся на рыночной площади лошадь сбила уважаемую горожанку, та начала скандал, и пришлось разбираться, кто виноват и кто оплатит убытки. Разбирательство заняло добрых три четверти часа, а едва Яков вернулся, прибежал взмыленный Коробейников. В трактире подрались казаки, и без начальника сыска не обойтись.
Прошел еще час. В участке Штольман только успел выпить стакан чаю, как через дежурного пришел приказ явиться к полицмейстеру.
В кабинете начальства Якова ждала тирада.
- Яков Платонович! – громогласно начал Артюхин, расправив грудь, будто на параде. – Время нынче неспокойное! Каждый день в Затонске вспыхивают драки и скандалы, и я рад, что вы живейшим образом принимаете участие в их утишении!
Штольман смиренно смотрел на портрет императора. Полицмейстер не мог не знать, что начальник сыскного отделения не ведает городскими порядками. Других офицеров у Артюхина не было, и, похоже, он был счастлив, что появился такой эффективный помощник. Яков вовсе не был против помогать управлению в рутинных делах, служба есть служба, но прежде всего он был обязан служить контрразведке, а не полиции.
- Надо укреплять нравственность, поддерживать порядок, внушать народу уверенность в силе власти!
Иван Кузьмич сделал паузу, давая словам осесть, и добавил с неожиданной мягкостью: - Так что, Яков Платонович, голубчик, не увлекайтесь мелочами. Проверьте лучше, не расклеили ли вновь агитки на мельнице.
Штольман сморгнул. Агитки? Хорош же он будет в глазах полковника Варфоломеева, если займется ерундой, но упустит синюю тетрадь. Предыдущего раза ему хватило с лихвой.
- Прослежу, - не вступая в спор, отреагировал он на указание, а про себя отметил, что Артюхин не возразил.
- Отправлю самого исполнительного, например, унтер-офицера Ульяшина.
Полицмейстер задумался. – Ульяшин? Не рановато ли ему…
- Думаю, что он справится. Разрешите идти?
- Идите, голубчик…
Зайдя в кабинет сыска, Штольман взял револьвер, одернул сюртук и тихо, но твердо приказал Коробейникову: - Отправляемся на Берёзовскую немедленно. Кто бы что ни говорил!
…
Когда Курочкину увели под конвоем, а Элис освободили и вывели на свет божий, Яков еще раз прошелся по комнатам. Синяя тетрадь уже лежала в его саквояже, оловянного солдатика он подобрал, и теперь ничто не указывало на связь бывшей учительницы с полковником Лоуренсом. Хотя оставался вариант, что князь достанет её и в тюрьме, но об этом должен позаботиться Варфоломеев.
Бабье лето уже прошло, сентябрь на улице отдавал холодком. Штольман вышел из дома Курочкиной, поежился, прошел пару шагов по палисаднику и тихо чертыхнулся. Из только что остановившейся у дома пролётки выходила Анна.
При виде неё сыщика охватили одновременно и возбуждение, и страх, что с ней что-то случится, ведь её здесь быть не должно.
- Анна Викторовна! – в два шага подскочил он к пролётке, и, чтобы помочь сойти, подал девушке руку.
Забыв о страхах, он едва ли не дрожал от счастья. Он не касался её со вчерашнего дня, а это уже очень долго. И пусть сейчас он ощущает лишь ткань перчатки, под ней – те самые нежные пальцы, что…
- Яков Платонович? – в голосе Анны был легкий вопрос.
Боже, он же так и держит её за руку!
Отпустив девичью ладонь, Штольман спросил сам: - Как вы здесь оказались?
Анна нахмурилась.
- Надежда Дмитриевна – моя учительница английского, она помогает мне с переводами.
Она перевела взгляд на полицейскую пролётку, в которую городовой усаживал Курочкину.
- Она что… арестована? За что?
- Она несколько лет держала в подвале свою малолетнюю подопечную, - сухо ответствовал Штольман. – К сожалению, девочка сошла с ума.
- Зачем она это делала? – ахнула Анна. – Нет, я же её пять лет знаю… она не могла! Я вам не верю!
- Как вам будет угодно.
Яков заиграл желваками. И в прошлой жизни Анна подвергала сомнения его официальные действия, они часто ссорились по этому поводу. Сейчас ему надо просто держать себя в руках.
Девушка кинулась к пролётке.
- Надежда Дмитриевна, – пылко обратилась она к бывшей гувернантке Элис, - скажите, что это всё неправда!
Пожилая женщина сидела, низко опустив голову, и на заданный вопрос лишь глубже вжалась в сиденье.
Потрясенная, Анна перевела взгляд на Элис. Та стояла рядом, вертела в руке оловянного солдатика и выглядела подростком, еще не окончившим гимназию. На левом запястье у неё остался четкий красный след - отпечаток кандалов, еще не сошедший с кожи.
Штольман знал, что дочери Лоуренса шестнадцать лет, но сумасшествие изменило её. Со своими грязными патлами, рассеянным взглядом и несвязным бормотанием Элис являла поистине жалкое зрелище, которое заставило бы сжаться даже самое заскорузлое сердце.
Анна отнюдь не была черствой и, поверив, не смогла сдержать слез.
- Я… - всхлипнула она, - простите… Я на секундочку…
Она зашла в открытую до сих пор дверь дома Курочкиной.
Из деликатности Яков не сразу последовал за ней. Дав девушке минуту, он зашел внутрь, достал из кармана чистый платок и, не глядя на неё, протянул. Он знал, что если продолжит смотреть на неё, она тотчас поймёт, что он попросту влюбленный идиот. Впрочем, так оно и было.
Подождав еще минуту, он счел, что Анну стоит оторвать от переживаний и занять делом.
- Анна Викторовна, - тихо сказал он, - вы сами видите, что эта девочка пострадала от жестокого обращения. Её зовут Элис. Она не говорит, но, похоже, понимает по-английски. Я написал сопроводительную записку в городской дом для умалишенных. Если у вас есть время, прошу вас, поезжайте с ней, поговорите ласково, убедите, что в новом доме ей ничто не угрожает.
- Хорошо, – кивнула Анна, смотря в пол, - разумеется.
Тут же она вскинула влажные глаза. - Как Надежда Дмитриевна могла так поступить с этой бедной Элис? Это же бесчеловечно! Я не понимаю… Вы же наверняка знаете, раз пришли её арестовывать, скажите!
Он и под пытками не выдал бы ей тайну синей тетради, что привела к таким ужасным последствиям в его прошлой жизни, поэтому ответил честно:
- Этого я вам сказать не могу.
Ему хотелось не разговаривать, а привлечь её к себе, утереть слёзы, ощутить под рукой тонкую талию. Всему этому было не время и не место, но расстаться сейчас? Когда Анна так расстроена?
Яков заколебался. Учитывая способность Анны притягивать неприятности, её нельзя было отправлять одну с девицей Лоуренс, и даже сопровождения городового могло быть недостаточно. Но если он, Штольман, прямо сейчас поедет вместе с ними, не будет ли это проявлением излишней заботы? А ведь он обещал себе не торопиться.
Внутренне вздохнув, он вышел на улицу и велел Коробейникову с одним из городовых сопровождать девушек, а затем окликнул: - Анна Викторовна, вы едете?
- Да-да! – донеслось из глубины дома.
Куда она пошла? Бог мой, он же знал, что её ни на секунду нельзя оставлять одну! Там всё ещё не убран подвал, где была прикована Элис, а это зрелище вовсе не предназначено для чувствительной натуры…
Яков поспешил обратно. В дверях он неловко столкнулся с Анной и безотчётно обхватил её обеими руками, чтобы не уронить. В глубине живота что-то ёкнуло, во рту сразу пересохло.
«Руки прочь!» - мысленно рявкнул он на себя.
- Гав! – недовольно сказал кто-то с локтя Анны.
Штольман отшатнулся, а затем пробормотал: - Простите.
- Тихо, Муха, господин следователь не кусается, - произнесла Анна, обращаясь к лохматому созданию, что держала на руках.
- Господин следователь, это Муха.
- Рад знакомству, - мрачно ответил господин следователь, подозревая, что над ним насмехаются.
- Откуда она взялась? Когда мы проводили обыск, её не было.
Анна улыбнулась. В глазах её мелькнул озорной огонек - тот самый, что всегда предвещал ему неприятности.
- А она, Яков Платонович, очень умная. Она знала, что вас следует бояться, ведь вы наверняка заточите её в тюрьму.
- Непременно, - хмыкнул сыщик. - Дайте её мне, я оформлю её в управлении как имущество арестованной.
- Яков Платонович… - недовольно протянула Анна, и Штольман замер от такой знакомой и так давно не слышанной интонации.
- Что йоркширский терьер будет делать в вашем околотке? Если позволите, я заберу Муху домой. Она же не виновата, что госпожа Курочкина оказалась преступницей.
Девушка подняла на сыщика лучистые глаза, взгляду которых Яков никогда не мог противиться, и он буркнул: - Забирайте. Избавите меня от лишней бюрократии.
- То есть за то, что я сопровожу Элис и избавлю вас от бумажной работы, вы останетесь мне должны? – дерзко спросила она.
- До свидания, Анна Викторовна, - усмехнулся Штольман. - Благодарю за помощь.
…
Сидя в пролетке рядом с Элис и обнимая притихшую Муху, Анна попыталась привести в порядок разбушевавшиеся чувства. Сентябрьский ветер, теплый и колючий, трепал ленты на её шляпке, принося с реки запах тины и успокаивая сердце. Когда Штольман поймал её у двери, от прикосновения его теплых ладоней по коже пробежал легкий озноб. Анна знала, что приличная барышня должна была отстраниться, смутившись, или даже возмутиться… Но ей не захотелось. В груди её была лишь странная, почти детская радость.
Он ведь обнял меня, - мелькнуло в голове. - Обнял и стоял так, а отпрянул только потому, что тявкнула Муха!
Или… нет?
Анна задумалась. Нет, Штольман, похоже, сам был не рад этому нечаянному объятию, а она всего лишь придумывает. Он просто не дал ей упасть. Он взрослый мужчина, наверняка видевший свет, и обнимал в своей жизни не одну даму. С чего бы ему трепетать от прикосновения к провинциальной девчонке? Да и вообще, если припомнить как следует, он выглядел растерянным. А чего ему теряться? Он же полицейский, смелый, сильный… И всё же… у него очень красивые губы, так и хочется дотронуться, проверить, мягкие ли они. В том поцелуе, они, кажется, были твердыми... Но разве они бывают твердыми? И разве Штольман не отпрянул от объятия, будто обжегшись? Почему бы это?
Окончательно запутавшись, Анна решила забыть об этом эпизоде, тем более, что рядом глубоко и нервно вздохнула Элис. Боже, как же жаль эту несчастную девочку… Анна никак не могла понять, как тихая и добрая Надежда Дмитриевна могла держать её в подвале, как зверёнка. Это же ужас как жестоко! И значит, все впечатления Анны от милой учительницы в корне неверны? Значит, она ничего не понимает в людях?
Раздосадованная, она откинулась на деревянную спинку сиденья, а затем, вспомнив, что пренебрегает поручением, повернулась к девочке и мягко, почти шепотом произнесла по-английски:
- Hello, Alice. My name is Ann.
- Привет, Элис. Меня зовут Анна.
Элис не отреагировала. Но когда Муха высунула свой любопытный нос из Анниной шали, девочка неожиданно повернула голову.
- It’s all right now. You’re safe. No one will hurt you anymore.
- Сейчас всё хорошо, ты в безопасности. Теперь тебя никто не тронет.
Девочка подняла глаза на йорка. На миг её губы дрогнули, будто хотели улыбнуться, но тут же она опустила голову, и грязные волосы упали на лицо, как занавес.
Видя, что разговорить Элис не удается, Анна села прямо. Муха подняла на неё блестящие глазки-пуговицы, тявкнула и ободряюще лизнула в запястье.
От пришедшей в голову мысли Анна улыбнулась. После того как она проводит Элис, нужно будет заехать на рынок и купить бархатную муфту, ту самую, о которой так долго говорила маменька. Вот она удивится, когда из вожделенной муфты вдруг выглянет такая чудесная мордочка!
...