С утра надворный советник облачился в лучший костюм из тех, что привез с собой из столицы, поймал на улице извозчика, съездил на окраину Затонска, а затем прибыл в участок и нашел Трегубова.
Услышав просьбу о разрешении на брак, полицмейстер от неожиданности пролил свой утренний чай.
- Яков Платонович, голубчик, нельзя же так. Ульяшин!
Тут же явившемуся унтеру полицмейстер велел вытереть стол и принести кипятка, а затем обернулся к начальнику сыска.
- Почему такая срочность и кто избранница?
- Госпожа Миронова, Анна Викторовна, - ответил Штольман. Вообще-то и по фамилии было понятно, кто это, но сегодня Якову доставляло особенное удовольствие произносить вслух имя Анны.
- О! А... Одобряю, одобряю... Довольствие ваше позволяет, мужчина вы хоть куда...
Трегубов был так ошарашен просьбой, что забыл спросить, как к намерению сыщика относятся родители девушки и она сама. Подписав заранее подготовленную бумагу, Трегубов только затем в неё вчитался.
"просит священника села Кузнечиха Амвросия Пондерецкого совершить таинство бракосочетания..."
- Почему же не в храме Святого Михаила? Насколько я знаю, отец Амвросий допускает венчание без родительского благословления. Яков Платонович, неужто вы не получили согласия господина Миронова? А вот этого я, знаете ли, не одобряю! Не должно так поступать!
Яков выпрямился на долю дюйма.
- Уверяю вас, Николай Васильевич, Мироновы не против. Кроме того, мы с Анной Викторовной желаем обвенчаться как можно скорее.
- Да? Но разве не приличнее было бы сделать это в городском храме? Неужели... - взглянув на застывшее лицо подчиненного, полицмейстер решил не продолжать.
- И когда же назначено венчание, позвольте узнать?
- Сегодня в полдень.
Полицмейстер закашлялся.
- Экий вы быстрый, Яков Платонович.
- Разрешите отсутствовать на службе? - поинтересовался Штольман.
- Разумеется, голубчик. Приходите завтра. Я и сам, знаете ли, на свою свадьбу так гулял, чуть на гауптвахту не загремел. Эх, было время... - вздохнул Трегубов, лицезрея спину надворного советника.
- А кстати, где господин Коробейников? Ульяшин! - голос полицмейстера загремел на весь участок, и городовые вздрогнули.
...
Штольман спрятал разрешение в карман. Стоило известить еще и Варфоломеева, но формальным начальником тот не являлся, и Яков решил обойтись уведомлением после женитьбы. А вот с запиской, полученной еще вчера вечером, следовало разобраться немедленно.
Нежинскую долго искать не пришлось. Она сидела за столиком открытого кафе при гостинице и при виде сыщика изобразила удивление.
- Якоб, доброе утро. Ты не ответил на мое вчерашнее письмо, и я полагала, что ты куда-то уехал, - подала она руку.
Не коснувшись перчатки губами, Яков отпустил ладонь фрейлины и сел рядом.
- Было слишком поздно, когда я вернулся. Я решил не беспокоить тебя в неурочный час.
- Этот серый костюм тебе идет. Разве мы его не вместе заказывали? - издалека начала Нина Аркадьевна.
- Нет.
Следователь знал, что более всего её интересовало. Об участии Анны в смерти Брауна она, разумеется, не подозревала, а вот слова Штольмана о полянке услышать могла. Но он собирался перехватить инициативу, и хотя ответ на запрос в столицу еще не пришел, Яков решил блефовать.
- Говорят, у тебя есть сын. На кого похож?
- Какой еще сын, что за чушь? Кто такое сказал?
Реакция Нины была похожей на искреннюю, но под пудрой на щеках появились еле заметные красные пятна.
«Значит, сын есть», - понял сыщик.
- Значит, врут, - произнес он.
- Ты такой фараон, Якоб, - улыбнулась Нежинская, взяв себя в руки.
- Подозреваешь всех и вся. Кстати, про какой отдых ты говорил вчера у особняка? Ты поэтому не пришел вечером?
- Из-за... - улыбка стала слаще, - этой твоей Анны?
Яков сощурился. Всё это нужно было заканчивать. Место было не слишком подходящим, но звать Нежинскую в помещение не было времени.
- Мы больше не будем встречаться, - сказал он.
Красные пятна на щеках Нины Аркадьевны проступили явнее. Она сжала в ладони чайную ложечку, а от улыбки не осталось следа.
- Какой же ты все-таки хам, Штольман!
- Яков Платонович! Яков Платонович! - с остановившейся у кафе пролетки соскочил Петр Миронов.
- Вас-то я и ищу. Я уж и в участок заехал, и...
- Доброе утро, госпожа Нежинская. Как ваше здоровье?
- Отменное, - буркнула фрейлина, бросая ложечку на блюдце.
- Не смею вам мешать, - поклонился Миронов и потянул за собой следователя.
Отойдя туда, где Нежинская не могла их слышать, Петр сказал: - Яков Платонович, Аннет проснулась, но она... как бы это сказать...
- Говорите прямо, Петр Иванович, - заволновался Штольман.
- Ей нужны вы.
...
В особняк мужчины зашли со стороны сада. В холле сыщику пожал руку серый от тревоги адвокат и молча показал наверх, а там из комнаты Анны вышла старшая Миронова. Выглядела она не лучшим образом - веки набрякли, на щеках были видны следы слез.
- Господин Штольман, Аннушка не хочет вставать. Ночью ворочалась, с утра мне слова не сказала, только бормочет, что убила, и спрашивает, где вы. И одеваться противится, дала лишь косу заплести. Наверное, можно привезти священника сюда, но он будет задавать вопросы, а вы сами говорили, что...
В поднятом на следователя взгляде была надежда.
Штольман выругал себя за вчерашнюю холодность. Видимо, Мария Тимофеевна всю ночь вставала к дочери и, так же как и он, почти не спала.
- Могу я войти?
Женщина посторонилась, Яков вошел в спальню. Анна в одной рубашке сидела на постели, обняв коленки, и неподвижно смотрела в стену. Он встал у кровати.
- Доброе утро, Аня.
- Яков! - внезапно оживилась девушка, поднимая глаза и вкладывая в его руку ладонь.
- Ты больше не уходи, хорошо?
- Хорошо, Анечка.
Он оглянулся на старшую Миронову.
- Что ей нужно надеть? Я помогу.
- Но это как-то... - заколебалась та.
- Мария Тимофеевна, мы сегодня обвенчаемся. А в приметы я не верю.
Она вздохнула, подошла к дочери, поцеловала её в щеку и прошептала:
- Лишь бы ты была счастлива, доченька.
Затем Мария Тимофеевна показала на бледно-желтое платье, висящее на стуле.
- Вот это пусть наденет, а под него корсет, вон те юбки и туфельки. Яков Платонович, наклонитесь...
Он склонил голову.
Сухими губами поцеловав его в лоб, Миронова пробормотала:
- Берегите её, господин Штольман.
Она вышла из спальни, тихо прикрыв за собой дверь, и Яков остался наедине с Анной.
...
Ей без конца снился один сон. Или это было видением? Она совсем этого не понимала, но сцена была одной и той же - в ней медленно, мучительно медленно падал Браун. Девушка вновь и вновь видела выскальзывающий из рук жёлтый шарф, недоумение на круглом лице с отвисшими щеками, летящие полы коричневого сюртука и надпись на подметках. Овраг за спиной англичанина превращался в пропасть, куда Анна заглядывала, поскальзывалась, а затем падала. Долго-долго, до самого дна, в какую-то зловонную тину. Там Браун наваливался сверху, не давая дышать, Анна боролась, отталкивала его изо всех сил и наконец погружала лысую голову в грязную воду. Мгновение отвратительной радости, которое Анна, всхлипывая, пыталась отогнать, проходило, темная вода успокаивалась. А затем утопленник вставал и искоса смотрел на Анну сквозь треснувшие очки, а грязная вода лилась по его выбритым щекам.
- Простите! - вновь вскрикивала Анна. Англичанин таращил маленькие глазки, произносил что-то непонятное, кричал с акцентом "девощка!", вновь хватал её за плечо, и всё начиналось сызнова.
Иногда к ней подходил Яков. Он давал ей руку, и Анна выбиралась из зловонного оврага, а Браун умолкал. Но он оставался рядом, странно повернув голову, и Анна изо всех сил вжималась в родной запах, пытаясь проснуться.
Но ничего не выходило.
...
Штольман помог Анне встать с постели и не смог воспротивиться, когда девушка крепко его обняла. Мягкая, теплая, в одной рубашке, Анна была такой желанной, что пришлось сжать зубы. В последнее время он при одном виде Анны частенько застывал, превращаясь в мечтательного юнца, а сейчас она была близка как никогда прежде. Он сглотнул. Для того, что требовало тело, время было абсолютно неподходящим. Он отстранился и выдавил:
- Аня, сними рубашку. Тебе надо одеться.
Она послушно стащила ночнушку через голову. Штольман подал платье и тут же отвернулся - Анна была обнажена. Слушая шорох ткани, он изо всех сил заставлял себя смотреть в угол.
Анна пробормотала:
- Уйдите же наконец, я не хочу вас больше видеть.
- Меня? - обернулся Яков. Девушка была уже одета. Он понял, что забыл про корсет, но начинать это заново было выше его сил.
Она взглянула куда-то в пустоту, а затем побледнела.
- Перестаньте, умоляю. Мне страшно.
У видавшего виды сыщика сдавило сердце. Неужели эта чудесная девушка, ещё недавно такая живая и подвижная, так и останется пугливой тенью самой себя? Если так, придётся после следствия по делу Брауна все-таки показать её Милцу. А если тот не поможет?
Штольман скрипнул зубами. Анна обязательно вернётся к жизни, а сейчас надо думать не об этом.
- Будь со мной, Аня, - выговорил он, прикасаясь губами к её виску.
- Я никому не позволю тебя обидеть.
Он помог ей надеть бежевые туфельки и шляпку, а затем вывел из спальни. Пора было ехать к венчанию.
...
Яков и подумать не мог, чтобы Анна ехала отдельно, да и сама девушка не отпускала его руку, поэтому в крохотную церквушку близ Затонска они отправились в закрытом экипаже вместе с Марией Тимофеевной. Братья Мироновы ехали в экипаже следом.
Сидя напротив дочери, мать попыталась её разговорить. Осознав бесполезность попыток, она тяжело вздохнула и достала из ридикюля ожерелье.
- Аннушка, взгляни, какое прекрасное, оно еще твоей бабушки. Ангелина просила подарить тебе его на свадьбу, - старшая Миронова дотронулась до плеча девушки, чтобы убрать косу.
Анна вздрогнула.
- Нет! - вскрикнула она. - Опять! Я больше не могу...
Мария Тимофеевна отдернула руки. Штольман взял у неё колье.
- Аня, это подарок от бабушки, - шепнул он. - Позволь мне.
Он осторожно убрал волосы Анны, застегнул крохотную защелку.
- Ты очень красивая.
Нащупав на груди прохладную жемчужину, девушка взглянула на него почти осознанно.
- Я? Красивая? - переспросила она.
Он серьезно кивнул. Она прижалась к его боку и успокоено вздохнула.
...
Чем дольше Анна находилась в объятиях Штольмана, тем дальше отступала тьма, и дальше уходил призрак Брауна. В тесной часовне, когда Яков поддерживал девушку за талию, а отец Амвросий скороговоркой бормотал оставшиеся слова, Анна вдруг стала озираться.
- Яков, - произнесла она, - что мы здесь делаем?
...
Амвросий застыл на месте. Перед началом церемонии отец невесты предупредил его, что исповедь невозможна, так как дочь больна и не в себе, и что он ручается за её согласие на брак. Также адвокат подтвердил свои слова достойным пожертвованием. За мзду священник мог пойти на многое, но всегда следил, чтобы девушка была согласна, и сейчас сам видел, как относится к ней жених - когда позволял обряд, он смотрел на неё с любовью, а когда поддерживал её ладонь, чтобы Амвросий надел кольцо на палец, не мог сдержать дрожь.
Уж этих-то взглядов и жестов святой отец насмотрелся, и мог отличить их от похоти и своевластия. Но вопрос невесты его озадачил. Амвросий взглянул на жениха, а тот уже вновь смотрел на девушку.
...
- Ты хочешь выйти за меня замуж? - негромко спросил Штольман.
Анна подняла глаза. В неверном свете свечей она будто заново увидела стоявшего рядом мужчину, вспомнила свои девичьи сны, вспомнила то самое гадание. Ощутила тот самый запах, пробивавшийся сквозь ароматы мирры и ладана.
Это был он. Её суженый.
- Да, - кивнула она.
Яков улыбнулся. От этой мягкой улыбки Анне стало так хорошо, как никогда в жизни еще не было. Она отложила свечу, которую зачем-то держала, повернулась к любимому, прижалась к его груди и не увидела, как шепнул он одними губами:
- Заканчивайте, отче.
...
На выходе из часовни взгляд Анны привлек блеск на собственном пальце. Она выпустила руку Штольмана и некоторое время с любопытством рассматривала свое кольцо, а затем огляделась. Вокруг стояли родные. Робко улыбаясь, Мария Тимофеевна произнесла слова поздравления. Анна непонимающе прижала руки ко лбу.
- Мама, про что ты сейчас? - спросила она.
Миронова всхлипнула от радости. Штольман за спиной Анны тоже глубоко вздохнул, и девушка обернулась.
- Яков Платонович, - сказала она удивленно.
- Я бы очень хотела, чтобы вы мне всё объяснили.