Штольман старался не двигаться, хотя рука уже немного затекла. Перед тем, как устроиться на его плече, Анна порядочно повертелась, но теперь дыхание её было спокойным, а он никак не мог заснуть. Одеяло её давно было сброшено, в свете луны Якову были видны очертания крутых изгибов, а от ощущения прижавшейся к боку мягкой груди хотелось выть.
Вдруг губы девушки шевельнулись.
- Яков... Ты настоящий? - пробормотала она, открыв глаза и уставившись на Штольмана.
- Конечно, - шепнул он.
...
Не успев подумать, она поцеловала шершавый подбородок, но тут же ойкнула и откатилась. Он ей снился, и там они обнимались, но ведь вечером она сама просила её не трогать... Боже, как стыдно... И неважно, что это их первая брачная ночь, это же ничего не значит!
Чтобы не показывать смущение, она уставилась на мужское запястье, выглядывавшее из-под рукава нижней рубахи. Выше запястья виднелись темные волоски. Анне очень захотелось до них дотронуться. Она уже видела это запястье близко - там, в кабинете Штольмана, целую вечность тому назад, но сейчас ощущения были другими.
Яков приподнялся на локте. В полутьме спальни глаза мужа казались черными. Рука его коснулась лица Анны, и она забыла о дыхании. Он провел большим пальцем по её щеке, а затем склонился и приник к губам. Это было невозможно, невероятно, восхитительно. Этот поцелуй снился ей давным-давно, но сейчас он был реальным. Прикрыв глаза, она отвечала так, будто губы его сулили единственный глоток воды в окружавшей пустыне, единственное касание среди безлюдья, единственное спасение.
Когда Яков, тяжело дыша, положил ладонь на её грудь, Анна опомнилась. Это не сон! Штольман же еще недавно был с Нежинской, ему все равно, кто перед ним! Оттолкнув мужчину, Анна отодвинулась к самому краю постели и тихо произнесла: - Не надо.
Он тут же убрал ладонь. Лицо его, только что казавшееся любящим, замкнулось, и он улегся на спину, устремив взор в потолок. Анна поняла, что сама виновата, ведь это она начала целоваться, пусть и спросонья.
- Яков, прости, я...
Он ничего не ответил. Не зная, что сказать, она отвернулась.
...
Он выругал себя за нетерпение. Решил же, что не будет торопиться, что Анна не понимает, чего боится, и скоро сама придет к нему. Но такой сладкой она была, что он забылся. Взглянув на её напряженные плечи, он ощутил, как сильно бьется сердце. Ему следует не обижаться, а ласкать свою строптивицу, а перед этим - просто поговорить.
- Аня, Брауна здесь нет? - спросил он тихо.
Она тут же развернулась обратно.
- Он приходит, когда тебя нет рядом.
- Чего он хочет?
Порадовавшись, что Анна легко перешла "на ты", он взял в ладонь прядь ее волос и с наслаждением вздохнул.
- Чтобы я записала его выводы и доложила руководству, какому-то Сихарскому. Что ты делаешь?
- Он их диктует? - не обратил он внимания на вопрос.
- Да, но я большей частью его не понимаю. Там сплошные формулы.
Анна отодвинулась на дюйм. Яков с сожалением отпустил прядь и покачал головой.
- Их нельзя никому показывать.
Он погладил её по виску.
- Ты такая красивая, Анечка.
...
Она отодвинулась еще и едва не упала на пол, но Яков подхватил её, лег на спину и положил на себя. Горячие ладони его лежали на её бедрах, лицо было совсем рядом. Анна не могла смотреть на него, такого близкого. Она опустила голову, уткнулась носом в теплую шею и зажмурилась. Это было невыносимо - он пах так одуряюще, он говорил такие слова, что еще миг, и она бросится целовать его снова.
Поерзав по его телу, она с удивлением поняла, что в живот упирается что-то твердое. Вспомнила грубые шутки, слышанные на улицах Затонска. Вспомнила, как однажды в гимназии девчонки покраснели все до единой, услышав от столяра замысловатое ругательство с описанием чьей-то физиологии. Столяра сразу выгнали, но те слова Анна помнила до сих пор и сейчас ощутила, как жарко стало щекам.
- Пусти! - воскликнула она.
Он убрал руки. Она тут же съехала на перину и отодвинулась. В голове царил сумбур, но девушка помнила главное.
- Яков... Я не...
Она закусила губу, увидев, как смотрит на нее Штольман. Как будто хочет съесть прямо сейчас.
- Я не вольна над твоими желаниями, и если случилось так, что мы с тобой... Что я принадлежу... Нет, не так. Если ты предпочитаешь...
Слова не складывались. Анне хотелось сказать, что она вовсе не против того, что Штольман будет ходить к другим женщинам, если это, разумеется, не будет разглашаться и не повредит репутации её семьи. Его любовные потребности ведь не изменились из-за того, что она такая дура, и он был вынужден на ней жениться. Где-то год назад Анна услышала на рынке хихиканье двух молодок про схожесть мужчин и кобелей, поэтому сейчас совсем не удивилась, что Яков...
Тут к ней пришло понимание, что если она даст ему такое разрешение, он пойдет к Нежинской, ведь та и есть другая женщина!
И не сумев сдержаться, выпалила:
- Ты не можешь общаться с Нежинской!
Да, правильно. Именно это и нужно сказать.
- Не верь ей! Её повесят за шпионаж, я слышала приговор, Яков! И тебя тоже, если вы будете вместе! Но если тебе очень надо... ну... ты можешь ходить...
Крайняя степень удивления появилась на лице Штольмана. Анна запнулась и попыталась продолжить, но губы отказывались говорить. Да что же это такое! Она когда-нибудь доскажет то, что намеревалась?
Одним движением Яков оказался сверху, удерживая себя на предплечьях.
- Правильно ли я понял? - прошептал он, приблизив губы к самому её уху. Ворот рубахи коснулся её горла, а тело обдало жаром.
- Ты разрешаешь мне ходить... ммм... куда, кстати?
Он прижался к ней бедрами.
- Ттт... туда, - выдавила она. Внизу живота её будто загорелось, грудь закололо.
- Если мне "очень надо"? - в голосе его появилась хрипотца, а губы почти касались её.
Анна закрыла глаза. Она постаралась собраться, хотя всё тело просто кричало - пусть он ее поцелует! Но этот неудобный для обоих разговор нужно было довести до логического конца.
- Ты же... мужчина. У вас...
- Все по-другому? - спросил он, почему-то улыбаясь.
- Аня, в нашем браке не будет походов на сторону.
Затем он лег сбоку, сбил меж ними одеяло, отвернул от себя Анну и обхватил одной рукой. Затылок её обжег поцелуй, а затем Яков прошептал: - Попытайся заснуть.
Сквозь окутавший её жар Анна облегченно вздохнула.
«Не будет! Он не пойдет к Нине! Он обещал».
...
Штольман вновь улыбнулся. В словах юной жены сквозила такая неприкрытая ревность, а сама Анна была так отзывчива, что можно было не переживать за их интимную жизнь. Он был прав с самого начала. Стоит лишь набраться терпения.
Он подвинул руку чуть выше. Анна глубоко вздохнула, накрыла её своей и, кажется, даже не заметила, что теперь его ладонь обнимает полную грудь.
- Спокойной ночи, Яков, - пробормотала жена, устраиваясь поудобнее.
Он беззвучно зашипел сквозь зубы.
...
И опять она обнимала его во сне, неосознанно находя на широкой постели, и Яков в который раз просыпался, но не двигался, а лишь вжимал себя в перину и повторял:
«Она должна привыкнуть. Не сегодня. Не пугай её, Штольман. Ей нужна ласка, а не напор, а ты не сможешь сейчас мягко и медленно».
Предвкушение её тесной глубины сводило с ума. Утром Анна проснется отдохнувшей, он стащит эту чертову рубашку и...
Но он дал слово.
Застонав, он уткнулся в подушку и принялся перечислять про себя пункты устава полицейской службы.
...
Сразу после завтрака к Мироновым заявился взволнованный Шумский.
- Яков Платонович, вызвали! - показал он бумагу.
Подписана она была следователем Военно-судебного ведомства Никишиным, содержала стандартные формулы, а вот адрес был интересным.
- Это же полицейский участок, - растерянно произнесла Анна, также прочитав вызов.
Она подлила кофе в опустевшую чашку мужа и подвинула к нему, а затем предложила:
- Иван Алексеевич, присаживайтесь. Будете кофе?
Принимая чашку, Штольман скользнул пальцами по руке Анны. Утром он бесшумно оделся, вышел и быстрым шагом прогулялся по парку, а когда вернулся, она сидела уже одетая и ругала Брауна.
Сейчас он глотнул кофе и положил руку ей на плечо.
- Значит, вчера приехал и уже обосновался. Надеюсь, не в нашем с Коробейниковым кабинете. Господин Шумский, вы придумали, зачем ездили к химику?
- Так точно, - выпалил офицер.
- В детстве слышал, что фамилия вышедшей замуж тетки стала Браун. Собирался поинтересоваться, не родственник ли он мне.
- Неплохо. Но это уместнее было бы сделать письменно, - заметил Яков.
Шумский развел руками.
Обратив внимание на сияющие пуговицы офицерского кителя, Анна предложила:
- Может, вы хотели спросить Брауна о веществе для придания блеска? Вы же пуговицы тряпочкой чистите, Иван Алексеевич?
- Именно так, Анна Викторовна, суконкой, - энергично кивнул молодой офицер.
- Это отличная идея! Ведь кирасирский полк Ея Величества всегда лучше нашего на плацу выглядит, на них смотреть - глазам больно. А наши пуговицы и шлемы так себе. Я посылал подчиненных узнавать, те просто надраивают, не жалея сил, а мне не хотелось бы тратить на это много времени. Я мог бы предложить химику придумать некую жидкость... или пасту, не знаю... за вознаграждение от армейской канцелярии.
В столовую зашла Мария Тимофеевна, с которой Штольманы начинали завтрак. Она поздоровалась с Шумским и передала дочери письмо.
- Аннушка, я не понимаю. Анну Миронову вызывают в полицию, но Яков Платонович же здесь.
Анна прочитала бумагу и побледнела.
- Тоже вызов, - прошептала она, подняв глаза на мужа.
- Яков, что мне делать?
Столько надежды было в этом взгляде, столько веры. Ощутив, как сердце сделало кульбит, Штольман понял, что будет защищать эту девушку до последнего вздоха. Он протянул ей руку и мягко улыбнулся.
- Пойдем в комнату, Аня. Я объясню.
...
Посмотрев вслед дочери и зятю, Мария Тимофеевна вздохнула. Её кровиночка глядела на полицейского так, будто тот был богом.