Анна стояла у пустой еще полки и держала в руке книгу. Взглянув на полуголого Штольмана, девушка быстро отвела взгляд.
- Я нашла чистую рубашку, она даже отглажена. Вот, возьми. Хочу расставить книги, зачиталась Тютчевым. Кажется, он был дипломатом?
Яков встал рядом.
- Благодарю. Да, был. Именно поэтому его произведения очень ценит один человек, которого я уважаю. Он-то мне и подарил этот сборник.
- Какой человек?
Задумавшись, стоит ли рассказывать, Штольман потянул жену на диван.
- Сядь, Анечка.
Яков вставил запонку в манжету. Пальцы его привычно затеребили белую ткань, но на них легла теплая ладонь, и он улыбнулся.
- Ты часто так делаешь, Яша. Это ты нервничаешь? - спросила Анна.
- Нет, - он откинулся на диване.
- Помнишь дело о синей тетради?
Анна кивнула.
- Оно еще не закончено.
- Что-то прояснилось? - обрадовалась она. - Ты нашел тетрадь?
Штольман покачал головой.
- Нет. Но я хотел сказать тебе вот что... - он взял ладонь Анны в свою.
- Я служу не только в полиции.
Она замерла, превратившись в слух.
- Теперь ты должна это знать. В любой момент может возникнуть необходимость мне куда-то уехать, что-то предпринять. Я не хочу недопониманий. Это не для разглашения. И это очень серьезно.
- Я поняла, Яков! Я буду хранить молчание, - пообещала она. - Что же это за служба?
- Когда-нибудь я всё тебе расскажу.
- Яков!
- Не сейчас, - твердо сказал он.
- Просто знай - я никогда не уйду без предупреждения и всегда буду стремиться обратно. Теперь мне есть, к кому возвращаться.
Лицо Анны смягчилось. Глубоко вздохнув, она приникла к его губам, и несколько минут для Штольманов прошли, как один миг.
...
Когда ладонь мужа погладила бедро над коленкой, Анна, тяжело дыша, отсела на диване подальше. Оправила задранный подол, облизнула губы. Сердце колотилось, как сумасшедшее. Воплотить в жизнь план, к которому она решила перейти после услышанного в девичьей спальне, оказалось не так-то просто. Но ведь только что Яков признался ей в любви? Или нет?
Анна взглянула на Штольмана. Тот смотрел так, что захотелось забыть обо всех планах.
- Зачем тебе подушка? - остановив себя, подозрительно спросила она.
Он не ответил. Встал, держа диванную подушку перед собой, затем отвернулся, бросил ту обратно и пробормотал:
- Скоро вернусь.
...
В спальне Штольман сжал кулаки и уставился в окно. Сколько он еще выдержит, прежде чем возьмет жену силой? Возьмет то, что полагается ему по праву? Грудь Анны в его ладони, нежная кожа её бедер - то, что он только что осязал, стучало в крови, мешая думать.
Он помотал головой. Конечно, он не будет так брать Анну. Во-первых, он обещал, во-вторых, он не опустится до этого никогда. Нина как-то пыталась подвести его к игре в незнакомца, нападающего на даму в темноте, но он отказался, пряча брезгливость.
- Терпение, Штольман, - прошептал он. - Терпение.
Анна только что поцеловала его сама, и поцелуй ей определенно понравился, в этом Яков не сомневался. Надо лишь подождать еще немного.
...
Оставшись в гостиной одна, девушка вздохнула. Никогда ей не понять её резкого, такого немногословного Штольмана. Почему он не говорит прямо, что чувствует? Потому, что он такой человек, - ответила Анна сама себе. Он служит в полиции, он занимается разными тайными делами, понятно, что он не болтун.
Анна вернулась к расстановке книг, которые Яков привез из холостяцкого жилища. Кодексы, уложения, справочники... Взяв в руки том в богатом переплете, Анна открыла его, вчиталась в летящие строки.
"Там лес и дол видений полны;
Там о заре прихлынут волны
О брег песчаный и пустой..."
Вдруг она вспомнила стихотворение, которое сочинила маленькая Элис по просьбе полковника:
"В доме черная собака, роза белая в саду,
Звезды бледные во мраке. Я иду, иду, иду.
Я иду, как в бреду. На цепи кота веду", - и вздрогнула.
- Яков! - громко позвала Анна. - Яков, я догадалась!
...
- Разумовский? - удивленно спросил Штольман.
- Почему ты так думаешь?
Анна заторопилась.
- Помнишь, мы тогда ходили к нему вместе, и ты допрашивал его в гостиной. А потом он позвал меня в кабинет.
Он нахмурился. Тот разговор Анны с Разумовским еще долго не шел у него из головы, но тогда его трясло от злости, и он не мог спрашивать далее.
- И зачем? Ты говорила, это личное.
- Яков, перестань. Ты был взвинчен, а я не хотела, чтобы вы опять начали друг другу угрожать. Сказала первое, что придумала. Так вот, князь просил меня помочь с тетрадью. А на стене кабинета висела картина, на которой изображена красивая дама.
- При чем здесь она?
- Да при том, Яков, что это мать нашего князя, а её девичью фамилию ты знаешь?
- Пушкина, - припомнил Яков. Старого князя он никогда не встречал, а вот его престарелую жену видел в столице несколько лет назад и позже слышал, что та умерла в Италии.
- Вот именно! Я не говорила тебе, но тогда мне привиделось, как полковник Лоуренс просит Элис зашифровать следующие слова: звезда, роза, черная собака, цепь, кот. Но это не пять человек или вещей, или даже шесть. Это их соединения! Кот и цепь - это из "Руслана и Людмилы", значит, Пушкин, а это указание на князя! Разве ты не видишь?
Он потер щеку.
- Немного натянуто. Но я приму это к сведению.
- Яша! - прошипела Анна, стукнув мужа кулачком в грудь.
Он улыбнулся.
- Это не шифр! Это ассоциации! С чем у тебя ассоциируется, например, звезда? Нет, не так. Закрой глаза.
Штольман повиновался.
- Скажи первое, что тебе придет в голову, когда я произнесу слово. Роза!
- Колючка, - выдохнул он.
- Черная!
- Ммм... Слишком много всего. Тьма, чернила, ночь. Нет, Аня, так не выйдет.
- Тогда я попробую, - Анна задумалась.
- Ночная собака - это кто? Оборотень? А собака с колючками? Глупость какая-то. А если по-английски? Black dog, black torn... Да, сложно. Но...
Штольман вдруг наклонил голову.
- Как ты сказала? Черная колючка? Блэкторн - это мелкий шулер из Петербурга, англичанин, я знал его, когда ходил играть. Павел Беклемишев тоже наверняка его знал. Поэтому Павел мог решиться на шантаж - он узнал тайну. Именно из-за этого его убили.
- Значит, этот Блэкторн и Разумовский связаны! - торжествующе воскликнула Анна.
- Осталось еще два слова! Какие звезды ты знаешь, Яша?
Он поцеловал её в губы, тут же прервал поцелуй и прижал жену к себе.
- Ты моя звезда, Анечка. А на небе самая яркая - Сириус из созвездия Большого пса. Вот тебе и собака.
...
- Вот видишь! - обрадовалась Анна, пытаясь отвлечься от туманящего сознание запаха его тела. В чистого, в свежей рубашке Якова хотелось завернуться целиком. Оставаться в подвешенном состоянии девушке было невмоготу, и она решилась спросить.
- Яша... Скажи, ты...
Договорить она не успела. Штольман сжал её плечи и сказал:
- Мне нужно срочно отправить письмо в столицу о твоих догадках. Пойдем со мной, прогуляемся.
- Я лучше останусь здесь.
- Не стоит, Аня. Тебе же досаждает этот Браун, а теперь он еще и зеркала бьет.
- Я догадываюсь, почему он это сделал. Он рассердился, потому что мы хотели от него избавиться. Я позову его и серьезно поговорю. Сейчас он меня уже не так пугает.
- Хорошо. Я в участок и обратно, прошу, никуда не уходи из дома. Кстати, ты сообщала Павлу эти слова?
- Нет.
Анна помялась, вспомнив о поцелуе Павла в доме, где затем его ударили ножом. Именно её безрассудство привело к смерти молодого математика.
- Я говорила ему про слова и стихи, но сами слова не называла. У него же была тетрадь.
Штольман сверкнул глазами.
- Аня, у меня к тебе просьба.
- Да?
- Не беседуй более с молодыми людьми о стихах и своих видениях. Лучше вообще с ними не разговаривай.
- Никогда? - рассмеялась она. - Яша, ты тиран?
Он вздохнул.
- Значит, Беклемишев не смог до конца разгадать эти ассоциации. Это хорошо. Но ради бога, Аня, больше не общайся с князем без меня рядом.
- Почему?
- Потому что если наши с тобой предположения верны, только он мог велеть убить Павла.
...
Войдя в городской кабак, Жан осмотрелся. Напитки и незамысловатую стряпню подавал юркий половой по кличке Крох. Он-то и был нужен Лассалю. Мужчина щелкнул пальцами.
- Чего изволите, ваше сиятельство? - подскочил Крох.
- Не юродствуйте. У меня к вам дело. Чаю принесите и сядьте рядом.
Половой осмотрелся. Народу в кабаке было немного, поэтому Крох выполнил приказание.
- Что слышали о венчании барышни Мироновой и полицейского? - Лассаль показал краешек купюры.
Крох почесал затылок. - Да практически ничего, барин. Но знаю того, кто знает.
Купюра вылезла из кармана наполовину.
- Васька бондарь давеча трепался, что видел кое-что интересное.
- Как его найти?
- Почем я знаю? Он редко заходит.
Купюра легла на стол и тут же исчезла в глубинах фартука.
- В Михайловском он живёт, там спросите. Доброго здоровьичка вам, ваше высокосиятельство, - бормотнул половой и исчез за прилавком.
Село Михайловское лежало через лес от особняка, занятого военными. А о смерти Брауна и об интересе к ней хозяина Жан знал не понаслышке.
...
Штольман быстро, как и обещал, отправил в Петербург письмо с курьером, а затем поспешил домой. Но на полицейском дворе сыщика перехватил сухонький мужчина в чёрном, в котором Яков признал отца Амвросия.
Священник сообщил, что к нему в Кузнечихе обратился господин средних лет. Тот очень подозрительно, на взгляд Амвросия, расспрашивал о венчании Штольманов, особенно интересуясь исповедью.
- Не с добрым делом он явился, сын мой, - заключил свой рассказ Амвросий. - Я уж всяких людей видел, и у этого душа чёрная. Твоя жена поправилась? Ну дай Бог.
Святой отец перекрестил полицейского и отбыл по своим делам, а Яков задумался. Описываемый Амвросием мужчина смахивал на Лассаля, тот был серьёзным противником, поэтому следовало немедленно принять контрмеры.
...
Когда Штольман вошел в квартиру, Анна бросилась ему на шею. Это было так приятно, что Яков не сразу вспомнил о свертке, который при входе отложил в сторону.
- Аня, кухарка придет завтра утром, а сегодня я взял кое-что из ресторана. Будем ужинать?
- Ох, спасибо! Конечно! Я нашла внизу истопника, он помог мне растопить самовар, и я сама сделала чай!
Анна радовалась, как ребенок, и Яков в который раз отложил разговор о своих просьбах и их выполнении. Вместо этого Штольман спросил:
- Удалось поговорить с Брауном?
- Нет, его дух не откликнулся, - она пожала плечами и потянула его за собой.
- Садись за стол, я сейчас всё сделаю! Мама же нам сервиз отдала, еще бабушкин!
Через несколько минут стол в гостиной был сервирован старинными чашками, а буженина и ростбифы разложены по тарелкам. Яков принялся за еду, Анна же почти ничего не ела, а лишь молча глядела на него, подперев щеку рукой.
Закончив с мясом, он взял подвинутую Анной чашку.
- Благодарю за чай, милая. А ты что не ешь, не пьешь? Надо было мне пирожных к чаю взять, забыл, - повинился он.
- Это ничего, Яша. Мне так нравится на тебя смотреть, - сказала Анна, и тут же, смутившись, отвернулась.
Он улыбнулся.
- Только смотреть?
С грохотом уронив вилку, она выскочила из-за стола.
- Я сыта! И сейчас я отправляюсь в ванную, а затем спать, Яков Платонович, так что уберите за собой сами!
Штольман потер щеку. Первый вечер их семейной жизни начинался так хорошо, и на тебе. Отнеся посуду на кухню, Яков вспомнил, что сделал еще при расстановке мебели, и поспешил в спальню. Этого действа он пропустить не мог.
...
- Буду переодеваться, - заявила Анна, взглянув на возлежащего на постели Штольмана. Яков был одет в исподнее и держал в руках книгу, на замечание не отреагировал, и девушка поняла, что придется вновь воспользоваться привезенной от Мироновых ширмой.
Зайдя за неё, Анна начала раздеваться. Она сняла домашнее платье, сняла белье. Перекинула панталоны через верх ширмы. Услышала громкий вздох мужа и улыбнулась.
«Смотрит», - поняла она. «Ну смотри, смотри, Яша. Может, что и высмотришь».
Анна потянулась за ночнушкой и нечаянно задела ширму локтем. Та вдруг покачнулась, а затем развалилась на две половинки, которые упали на пол. Взвизгнув от неожиданности, девушка обхватила себя за плечи, ведь она была абсолютно голой, а Штольман... Она посмотрела на мужа.
На коленях Якова лежала раскрытая книга, но смотрел он, разумеется, на неё, Анну. Он сидел, откинувшись на взбитую подушку, положив ногу на ногу и будто бы заранее приготовился к зрелищу.
Анна закусила губу.
«Ах так? Приготовился?» - девушка припомнила, что когда муж переносил сложенную ширму к кровати, он некоторое время возился со стойкой, а потом сунул в карман что-то мелкое.
«Винтики вывинтил. Вот же негодяй! Ничего не увидишь, Штольман!»
- Закрой глаза! - сказала она сердито.
Яков послушался. Анна взяла в руки ночную рубашку, немного подумала, бросила ту обратно и шагнула к кровати.
- Не буду сегодня одеваться, жарко. Простыней обойдусь, - сказав это, девушка добавила: - А ты не смотри!
...
Жена легла рядом, повозилась с простыней и затихла. Штольман открыл глаза. Представшая перед ним покрытая легкой тканью попа была совершенной. Она была круглой, крепкой и гладкой, как наливное яблочко, которое так хотелось пощупать. Яков сглотнул и протянул ладонь.
- Не трогай меня, - сухо сказала Анна.
Он сжал зубы и вновь зажмурился. Терпение подходило к концу, и с этим нужно было что-то делать.
Самым далеким от того, что его сейчас волновало, была смерть, и он решил представить труп. Холодный, найденный в чьем-то дворе. Над которым склонилась Анна, подобрав юбку. Затем Анна в воображении Штольмана ниже нагнулась над трупом, и ткань на её задике сильно натянулась.
Яков про себя выругался, протёр закрытые веки, велел воображению уняться, снова представил деревенский двор. Но трупа в картине уже не было, а жена оказалась голой.
- Яша, - нежный голос вернул его в не менее прекрасную реальность.
- Я передумала.
Анна улеглась на живот и уткнулась лицом в подушку.
- Погладь мне спину, пожалуйста. Но простыню не снимай!
...
Его касания были чудесны. Анна уже не понимала, зачем так долго лежит неподвижно, когда он, теплый, ласковый, одуряющий, так близок.
«Яша... Яшенька... Боже, он же так ничего и не сказал мне, но...»
Она глубоко вздохнула.
«Какой он сладкий... И как же хочется целоваться! Еще немного, пусть он побудет рядом еще немного, а потом я... Потом...»
А потом она забыла все слова и намерения. Он стал всем.
...
Анна вздыхала под его руками, и с каждым вздохом он возбуждался все больше, хотя, казалось, это было уже невозможно. Он разделся, не отрывая надолго рук, а затем встал на колени над бедрами жены. Легко помял её плечи, спустился на лопатки, огладил через ткань хрупкие ребра. Встал еще ниже, и теперь прямо под руками была её попка.
- Я-а-ша... - простонала Анна, когда он покружил большими пальцами по ямочкам на крестце. Бедра её начали подрагивать. Утерев предплечьем пот со лба, Яков понял, что долго не продержится.
- Повернись, Аня, - прошептал он.
Она повернулась, протянула к нему руки. Он накрыл её всем телом и глубоко поцеловал. А затем, обретя ненадолго дыхание, вновь целовал любимые губы, глаза, скулы, ласкал полную грудь, снова обжигал поцелуями, снова оглаживал грудь, вжимал вздыбленную плоть в бархатную кожу, и вновь целовал, пока Анна наконец не обхватила его спину и не всхлипнула, не понимая, чего требует. Но он понимал.
Прижав губы к её уху, он шепнул: - Люблю тебя.
А затем скользнул неглубоко, сдерживая себя изо всех сил, отвлек Анну поцелуем, медленно продвинулся глубже и оказался там, куда стремился так долго.
Она ахнула.
- Люблю, - прошептал он.