Разлом Эпилог В Затонск!
Прошло чуть больше двух месяцев после похищения Анны Викторовны. Много времени и сил ушло у полицейских на то, чтобы разыскать так называемого "фельдшера", сделавшего Анне Викторовне опасные уколы. Снова и снова обходили они медицинские учреждения в Саратове, пока одна нянечка городской больницы не признала на портрете санитара из морга. Да разве кто-то обращает внимание на незаметного служителя морга? Тем более, что вел он себя на этой скорбной работе тише воды и ниже травы. А вот в преступном мире он был хорошо известен своими "снотворными" уколами, после которых не просыпались надоевшие жены и старики-родители некоторых "уважаемых" жителей Саратова. Во время допросов удалось установить несколько случаев оказания им смертоносной "помощи" жертвам преступлений. Это привело к необходимости открытия отдельного от банды Седого уголовного дела. Присяжные заседатели признали лже-фельдшера виновным в лишении жизни шести человек из-за неоправданного использования лекарственных средств. Окружной Саратовский суд приговорил подсудимого к ссылке на каторжные работы в рудниках на 15 лет, после окончания которых - к вечному поселению в Сибири.
Вскоре и вся банда предстала перед судом, процесс шел уже неделю, а конца и края ему не было видно. Яков Платонович и все сыскное отделение были заняты целыми днями, готовя материалы для процесса по делу игорного дома и банды Седого. Работа сыскарей столкнулась со злым и упорным сопротивлением практически всех участников игры в рулетку. На все вопросы они отвечали, что никого не убивали, никого не грабили, играли на свои деньги, а как их тратить - наше дело и полиции оно не касается.
Анна понемногу восстанавливалась, лучшим лекарством для нее стали Витя, Сашенька и Муся. Иван Евгеньевич по-прежнему жил в гостевой комнате и совершал утренний и вечерний обход своей единственной пациентки в доме Штольманов просто переходя из гостевой комнаты в спальню, ставшую на время больничной палатой.
В доме установилось хрупкое спокойствие. Острее всех его неустойчивость чувствовал Штольман. Все было так да не так. Тревога не уходила, она словно поселилась в каждом углу их дома, и он уже не радовал своих обитателей. Анна держалась стойко, но иногда целыми днями бесцельно бродила по комнатам, начинала что-нибудь делать и бросала. Она редко выходила в город и больницу. Все еще бледная, похудевшая и быстро устававшая, она не могла своим видом внушать больным детям веру в скорое выздоровление.
Нужно было что-то кардинально менять, и Штольман принял решение - он собрался просить двухмесячный отпуск и отвезти детей и Анну в Крым, где уже царила весна. С прошением об отпуске он отправился к Александру Платоновичу Энгельгарду, чтобы заручиться его поддержкой в Министерстве внутренних дел. Кругликов был отправлен в отставку по требованию губернатора два месяца назад, все это время Штольман исполнял обязанности не только начальника сыскного отделения, но еще и полицмейстера. Это была первая встреча Якова Платоновича с Энгельгардом в новом качестве.
Штольман доложил губернатору о состоянии дел в Управлении полиции и о текущей работе сыскного отделения. Губернатор слушал его внимательно, изредка прерывая уточняющими вопросами. Когда с официальной частью их встречи было покончено, Яков Платонович положил перед губернатором свое прошение о внеочередном отпуске.
- Как здоровье Анны Викторовны? - не дожидаясь ответа на свой вопрос, Энгельгард с сочувствием посмотрел на Штольмана, - хотя раз вы просите отпуск, то выздоровление идет трудно, так?
- Оставьте ваше прошение у меня, я похлопочу об этом в Министерстве внутренних дел сам, а у меня к вам, Яков Платонович, серьезный разговор, - Александр Платонович снял пенсне, покрутил его в руках, потом решительно отложил в сторону и обратился к Штольману, - Вы два месяца исполняете обязанности не только начальника сыскного отделения, но и полицмейстера и прекрасно с этим справляетесь. Учитывая ваш богатый опыт работы следователем, обширные юридические знания и высокую человеческую порядочность, я бы хотел предложить вам занять должность полицмейстера города Саратова. Соглашайтесь, Яков Платонович!
- Благодарю вас, господин губернатор, за высокую оценку работы Управления полиции и сыскного отделения, но должность полицмейстера такого большого города как Саратов для меня невозможна. Вы ведь знакомы с моим личным делом? Я лишь помилован Государем, но не оправдан в покушении на убийство князя Разумовского.
- Помилование тогда было единственно верным и быстрым решением вашего скорейшего освобождения, - перебил его губернатор, - и потом, прошло уже столько лет с того дела, вы своей безупречной службой доказали, что можете принести бОльшую пользу нашему Отечеству, занимая более высокое положение, чем должность начальника сыскного отделения.
- Вряд ли стоит вспоминать о старых интригах, Яков Платонович. Я знаю, что за успешное расследование убийства саратовского иеромонаха вы были представлены полицмейстером Звягиным к награде и получили орден Святого Владимира IV степени. Это представление поддержали и тогдашний губернатор князь Мещерский, и Московский Митрополит. Не каждый полицмейстер в Российской Империи может похвастаться такой наградой.
- И все таки, я прошу вас, Александр Платонович, поискать другого кандидата. Я не считаю для себя возможным занимать эту должность и становиться полицмейстером в Саратове, - с трудом сдерживаясь, отказался Штольман.
- Разочаровались в Саратове после неоднозначной реакции части дворянства и купечества на закрытие игорного дома? Знаю, знаю, - Энгельгард постучал кулаком по письменному столу, - почти каждый день сам получаю письма от возмущенных горожан, да и слухи о двух немцах - губернаторе и начальнике сыскного отделения - которые не понимают широкую русскую душу, до меня тоже доходят.
- И с широкой русской душой они проигрывают сотни, тысячи рублей за один вечер! - не выдержал Штольман и горячо заговорил, - Тысячи спускали за один вечер, а князь Мещерский три года добивался открытия в Столице Поволжья хотя бы одного факультета саратовского Университета... Ему отказывали, потому что в городе нет материальной базы для его создания. В Саратове всего одна гимназия, еле дышит единственное переполненное реальное училище, только одна детская больница на всю губернию, родители ждут месяцами, чтобы положить туда ребенка, и бывает, что его уже поздно лечить. А сколько бедных людей нищета жизни толкает на преступления... И при этом саратовское дворянство и купечество страдает от того, что закрыли игорный дом, - с горькой издевкой закончил Штольман.
В кабинете установилась тишина. Вдруг, неожиданно для него самого, из самых дальних, самых потаенных уголков души у Якова Платоновича вырвалось:
- Мы с Анной Викторовной хотели бы вернуться в Затонск, на ее Родину. Я уверен, что там ей станет лучше, и она сможет полностью восстановиться.
Губернатор помолчал, потом надел пенсне, и его лицо снова стало строгим и официальным.
- Благодарю вас, Яков Платонович, за искренний и честный разговор. Я вас понял. Помогу чем могу.
* * *
Теперь надо было найти предлог, чтобы обсудить этот вопрос с Анной. Письмо от Марии Тимофеевны и послужило таким удобным предлогом. Вечером после ужина Анна рассказала ему об изменениях в семействе Мироновых.
- Мама пишет, что дядюшка с семьей окончательно переехал в Петербург, компания его процветает, и он решил "покорить" столицу. Вот уж не думала, что у дядюшки проявится коммерческий талант, - Анна с сомнением покачала головой.
- А почему нет? Вспомни, как он помог нам купить этот дом, все продумал, выбрал лучший вариант для всех и организовал успешную сделку.
- Мама теперь осталась одна, она не жалуется, но я чувствую, что ей тоскливо и печально, - Анна смахнула невольно появившиеся слезы.
- Знаешь, Анечка, - Яков Платонович решил воспользоваться ситуацией, - а что если нам вернуться в Затонск? Вернуться туда, где все начиналось? Побродили по свету, - Яков Платонович усмехнулся, - пора возвращаться домой, - его взгляд стал напряженным.
Вместо ответа Анна потянулась к нему и поцеловала в одну щеку, потом в другую... Когда они, наконец, смогли оторваться друг от друга, она замялась:
- А твоя служба?
- Ничего сложного, напишу прошение о переводе в Затонское Управление полиции. Там сейчас свободно и место полицмейстера, и место начальника сыскного отделения. Юрий Григорьевич Рохлин просит перевести его в Саратов, на Родину. Вот мое место и было бы для него хорошо, губернатор обещал помочь с его переводом. А ты знаешь, кто очень хочет вернуться на работу в полицию? - разулыбался Яков, - угадай, моя радость!
- Неужели Коробейников? - Анна даже всплеснула руками, - быстро же он разочаровался в торговом деле!
- Да, Антон Андреевич готов служить в сыскном отделении на любой должности, лишь бы заниматься любимым делом. Поумнел, Слава Богу! Так поедем в Затонск, счастье мое, Анечка? - Яков Платонович крепче обнял свою драгоценную жену...
* * *
Затонск встретил Штольманов майским цветением яблонь, вишен и груш. Город принарядился в бело-розовое покрывало, наполнился нежными и сладковатыми запахами цветущих деревьев, молодой зеленью и мягкой травой. Легкий ветерок качал верхушки деревьев в знак приветствия его известных жителей, возвращающихся домой после долгого путешествия.
Сердце радовалось, глаза блестели от слез, и улыбка не сходила с лица Анны Викторовны. Глядя на нее, радовались и дети, и Яков Платонович. Все здесь было знакомо, все было такое родное. Здравствуй, Затонск!
Три экипажа остановились у главных ворот, к дому Мироновых семейство Штольманов подходило медленно: Анна Викторовна держала за руку Витю, он прижимал к себе корзинку с котенком, а Яков Платонович нес Сашеньку. В доме их увидели от самых ворот и зашумели, запричитали: "Приехали, приехали..." Дом наполнился радостной суетой, Мария Тимофеевна, смахивая слезы, поспешила им на встречу, раскрывая свои объятия.
Но не успела она обнять Анну и внуков, как послышались тяжелые торопливые шаги - по центральной дорожке, придерживая саблю, бежал дежурный полицейский. Остановившись на почтительном расстоянии от Штольмана, он громко доложил:
- Ваше Высокородие, господин полицмейстер, у нас убийство. Начальник сыскного отделения господин Коробейников выехал на место преступления и велел вам доложить! - передохнув минуту, он радостно добавил, - С возвращением в Затонск, Яков Платонович!
- Спасибо, Синельников, - Штольман кивнул, - Едем!
Яков Платонович опустил Сашу на землю, поцеловал руку Марии Тимофеевне, ласковым взглядом погладил Анну по лицу, подошел к старшему сыну. Мальчик вытянулся изо всех сил, взволнованно и серьезно смотрел на отца.
- Я на службу, ты, сын, остаешься за старшего, береги всех, - Штольман легонько похлопал его по плечу и быстро зашагал вслед за дежурным.
Мария Тимофеевна наклонилась, чтобы взять Сашеньку на руки, но он решительно отстранился.
- Не надо, бабушка, я сам могу, - и малыш храбро затопал к дому.
Мария Тимофеевна с Анной переглянулись и рассмеялись.
- А что делать? Штольман всегда Штольман, - прошептала Анна.
Отредактировано Nora Brawn (20.11.2025 10:40)



, а ещё недальновидно, пожалеют и быстро.