Не совсем. Я не собираюсь писать мультиверсум. У меня эта идея давно, ещё с "Поезда" и "не судьбы", то есть задолго до того, как параллельные реальности в нашем фандоме вдруг стали трендом . То, что видит Мартуся, уже не случилось, развилка уже пройдена, только она этого пока не осознаёт. Ей очень тяжело и страшно, потому что, когда она Здесь, она помнит про Там, как мы иногда помним кошмарные сны, а когда она Там, то никакого Здесь для неё не существует. Так мы во сне очень часто не понимаем, что спим.
Спасибо за отзыв!

Увы, настал. Никак нельзя это выпустить или опосредованно, как бы издалека описать. Слишком уж оно важное. Тут и преодоление, и взросление, и особое единение. "Духом окрепнем в борьбе" (с).

Когда Платон вернётся, ей станет легче. Он её главное, а в данном случае чуть ли не единственное лекарство. Источник жизни).

Ну, это, наверное, был бы следующий этап. Хорошо, что до этого не дошло, потому что оттуда её так просто извлечь бы уже не получилось. Похищать бы, наверное, пришлось .

Мартуся ещё и с Томой Тихоновой очень подружилась, они и в педагогическом оказались вместе, так что она теперь и в детдоме, и у Тихоновых дома совершенно своя. А с Володей у неё отношения самые тёплые, я о них тут ещё написать хочу - из Мартуси))).

Да уж, собираюсь с духом, чтобы это написать. Утешаю себя тем, что это только ещё одна глава, да и Платон уже в ней приедет.
Огромное спасибо за отзыв, Машенька! 

С кошмарами я сражалась в детстве всерьёз. Когда мне было 11 лет, бабушка в первый раз свозила нас с двоюродным братом в Ленинград и сводила меня (брата нет, он на четыре года меня младше) в музей блокады. Я в 11 лет была весьма бойкой девчонкой, совсем не слабонервной, поэтому она решила, что можно и пора. Война у нас в семье  всегда была темой разговоров - один дед её всю прошёл от и до, вплоть до Японии, другой был кадровым военным. Так что ничто не предвещало. Сразу и не произошло ничего, только примерно месяц спустя, когда мы уже домой из поездки вернулись. Кошмар, который мне приснился, я помню до сих пор так, как будто это было вчера. Белое холодное отчаяние и люди с санками, а в конце мой папа возвращается с войны совершенно исхудавший и без рук. Отец мой не воевал, конечно, он в 46м только родился, но во сне это не имело значения. Орала я страшно, успокоить не могли, вызвали скорую, вкололи успокоительное. Всё это помню очень хорошо, вплоть до того, как выглядел врач скорой помощи. Потом кошмары пошли косяками, всякие-разные, не только про войну, спала со светом лет до четырнадцати. Мне очень помог детский невропатолог, который мне много чего о снах рассказал и просыпаться научил.
Теперь насчёт неслучившегося. Моя первая любовь  - не самая весёлая история, но долгая, семь лет без малого. Так вот после расставания мне ещё  долго - больше года - время от времени снилась наша несостоявшаяся совместная жизнь. Причём это не была сияющая альтернатива к моему тогдашнему бытию, а нечто вязкое и тягомотное, тоска зелёная и ощущение фатальной ошибки внутри. Короче, отвратительные тусклые кошмары.
А ещё - это уже из серии курьёзов - один из самых отвратительных кошмаров, когда-либо мне приснившихся, был о том, что я сражалась с каким-то чёрным колдуном, которого нельзя было победить иначе, как только убив и съев его , что я в конце концов во сне и сделала. Три дня потом ходила прям больная .

Вот и Вы угадали, Юлия. Это действительно в каком-то смысле месть, только не ей.

Последствия будут, но не те, которые предполагались.

Именно . Серия о событиях 80го года так и называется: "Мозаика"))).
Спасибо за отзыв, Юлия! 

Часть вторая. Боль
Мартуся проснулась от знакомой пульсации в голове и тупой боли во лбу и в висках, не предвещавшей ничего хорошего. Несмотря на глубокую ночь, в комнате не было темно, потому что прямо напротив окна горел фонарь, чуть ли не единственный на весь квартал. Свет был тускловатый, жёлтый и спать не мешал, поэтому она и не зашторивалась от него никогда. Пусть светит, света в её жизни было не в избытке.
Пульсация отдавалась не только в голове, но как будто бы во всём теле, подрагивали даже губы и кончики пальцев. А ведь перед сном она выпила таблетку адельфана. Последнюю.
Она села очень медленно, но фонарь, кресло и книжный шкаф всё равно уехали вбок. Пришлось прикрыть глаза, пережидая головокружение.
- Мам, ты чего? Опять давление?
Яша стоял в дверях, взлохмаченный и настороженный. Вот как она его разбудила? Ведь ни звука, кажется, не издала.
- Ничего страшного, сынок. Зря ты вскочил...
Это прозвучало настолько неубедительно, что Яша немедленно извлёк из тумбочки тонометр и присел рядом с ней. Аккуратно застегнул манжет на её руке, перехватил поудобней грушу. Год назад, когда стало понятно, что проблемы с давлением у неё только усугубляются, Риммочка научила его всему. Марта не возражала - да её и вряд ли кто-то послушал бы - но ей всё равно казалось неправильным, что тринадцатилетний парнишка совершает все эти манипуляции настолько уверенно и привычно. За столбиком тонометра они следили вместе.
- Много, мам...
Она и сама видела, что много.
- Бывало и больше. Накапай мне валокордина, пожалуйста.
- Мам, ты что? Какой ещё валокордин? Ложись, я тебе адельфан принесу.
- Нет.
- Что нет?
- Адельфан закончился.
- Как? Ну, ма-ам...
Эти интонации, о-ох. Откуда они? Платон очень похоже говорил: "Марта-а...", когда у него не находилось других слов для неё. Яшка никогда не видел своего отца, но был так замечательно и больно на него похож, в том числе и этой неустанной заботой о ней.
- У нас опять плохо с деньгами? Это из-за моей куртки, да?
- Что ты, сынок, деньги есть. И куртка твоя тут совершенно ни при чём...
Деньги действительно были, но немного, поэтому она и затянула с покупкой лекарств, ждала, пока ей заплатят за переводы, но из бюро вчера в очередной раз позвонили и попросили подождать ещё три дня. А новую дутую куртку для стремительно растущего сына она одна вообще не потянула бы, помогли Риммочка и Яков Платонович. Брать у них деньги для Яши тоже было неловко, но можно, а вот для самой себя нельзя. Неправильно.
- Тогда давай, я сбегаю?
- Куда? - растерялась Марта.
- В круглосуточную аптеку на трамвайной остановке.
- Никуда я тебя ночью не пущу. Завтра утром сбегаешь...
До аптеки от их дома было около километра, наверное, и быстроногому мальчишке туда-обратно понадобилось бы не больше двадцати минут, но  напротив остановки находился сквер, приобретший за последние годы совсем дурную славу. Кто только там не собирался! Так что о том, чтобы отпустить сына туда одного ночью, не могло быть и речи. Поэтому, когда через полчаса давление поднялось до ста семидесяти на сто и стало понятно, что дотянуть до утра просто не получится, они решили идти в аптеку вместе. Со стороны это решение могло, наверное, показаться странным, но для них оно было единственно возможным.
На улице Марте стало даже немного легче, в голове просветлело - то ли от двойной дозы выпитого на дорожку валокордина, то ли от щиплющего щёки мороза. Шли медленно и осторожно, почти гуляли. Поскользнувшись пару раз по очереди, замедлились ещё больше. "Авоська с небоськой - друг за друга держались, да оба и упали", - вспомнилось Мартусе. Падать было нельзя, она совсем не дюймовочка, так что сыну сложно будет её поднять.
На этих улицах она знала каждое дерево, каждый столб, каждую написанную на стене глупость. Когда-то они с Платоном бродили здесь вместе, а потом она осталась без него - сначала на полгода, а потом навсегда. Не одна, благодаря трём немного безумным августовским неделям у неё был сын, который и удержал её на этом свете.
- Мам, ты как?
- Ничего, мой хороший, потихонечку...
Близкие очень звали их с Яшей в Москву, но Мартуся всё никак не могла решиться. Не потому, что Ленинград - она так и не привыкла называть родной город иначе - был частью её души, а потому что это был их с Платоном общий город. Уехать означало начать забывать.
Два месяца назад Риммочка приезжала специально, чтобы уговорить её. Они всю ночь просидели на кухне, спорили и плакали. То есть плакала-то, в основном, Марта, а тётечка просила, убеждала, настаивала, доказывала. "Платон никогда не хотел бы, чтобы ты..." Этот последний довод так и остался невысказанным, потому что пришёл Яша и сказал серьёзно и строго: "Не надо об отце, тётя Римма. Если мама против, мы никуда не поедем".
Но Мартуся понимала, что Риммочка права. Платон точно не хотел бы. Он ведь так и написал в последнем письме: "Простите, что не смог вернуться. Я люблю вас. Просто живите". То же самое он сказал, когда приходил попрощаться. И они жили - без него. Мартуся так больше и не решилась попросить Риммочку его позвать, а та не предлагала. Им было страшно и слишком больно - обеим. Однако Марте всё равно иной раз казалось, что он где-то рядом. Присматривает, стоит за плечом, не даёт сорваться. Но если она покинет город, то утратит и эту последнюю зыбкую связь. Платон с ней, пока она ходит по этим улицам и живёт в квартире, где он родился и вырос. Если они с сыном уедут, не станет и этого. Тогда он окончательно её отпустит - для нового будущего, которого не может быть. Для неё не может, а вот Яшке... ему точно будет лучше в Москве.
- Мамуль, ну ты что?
- Всё в порядке, сынок, мы пришли.
-------------------------------------------------
На остановке было пусто, да и на всей улице вроде бы ни души, только на перекрёстке поодаль стояла машина такси со спящим внутри водителем. Марта с тревогой посмотрела в сторону сквера, надеясь, что смутно доносящиеся оттуда голоса ей просто мерещатся. Яша поднялся на пару ступенек и уже настойчиво стучал в окошко для ночной торговли. Им понадобилось минут пять, чтобы привлечь внимание спавшей внутри аптеки молоденькой продавщицы. Прежде чем открыть, та долго и настороженно рассматривала их сквозь толстое стекло. Окошко приоткрылось оба раза всего на пару секунд: сначала - чтобы спросить, что им нужно, потом - чтобы вручить так необходимую упаковку с лекарством и взять деньги. А когда они обернулись, чтобы идти домой, наискосок от них у сквера уже стояли трое в тёмных дерматиновых куртках и петушках. Ощущение опасности ударило под дых, и Марта инстинктивно вцепилась в руку сына.
- Надо уходить...
- Не успеем уже.
Яша сжал губы и снова забарабанил в окошко, а потом выпалил во вновь возникшую щель:
- Пустите нас внутрь, пожалуйста!
- Нет, - отрезала девушка, - этим уродам как раз ко мне и надо, поэтому они тут и пасутся. Нет!
Окошко захлопнулось, а продавщица показала жестами, что куда-то звонит. Но даже если она действительно вызовет милицию, пока они приедут - если вообще приедут - будет слишком поздно.
Тем временем двое из троих двинулись с места, чтобы перейти дорогу и окончательно отрезать Марте с сыном путь домой. Один даже осклабился и издевательски помахал им. Яша потянул Мартусю за руку в противоположную сторону, и она даже шагнула за ним, но тут же вынуждена была остановиться, потому что перед глазами опять всё закачалось и поплыло.
- Беги один, сынок, - прошептала она, прислоняясь к стене.
- Нет, - прошипел мальчишка. - Ни за что!
Он оглянулся вокруг и поднял увесистый кусок льда, видимо, обломок обрушившейся вниз гигантской сосульки. После недавней оттепели на карнизах таких образовалось изрядно, и никто ничего особо не чистил, они и сюда шли, стараясь держаться от домов подальше. А вот торопившиеся к ним двое так стремились настигнуть беззащитную добычу, что совершенно забыли об осторожности.
Сверху с оглушительным треском рухнула массивная "ледяная борода", рухнула прямо под ноги приближающейся паре гопников, обдав их тучей ледяных осколков. Один из них испуганно отшатнулся, поскользнулся и опрокинулся на спину, другой прижал руки к лицу и неожиданно тонко заскулил; Марта увидела, как окрасились кровью его пальцы. Оставшийся у входа в сквер третий изумлённо и громко заматерился, бросился через улицу на помощь подельникам и чуть не угодил под колёса внезапно сорвавшейся с места машины такси. Машина проехала ещё метров пятьдесят и затормозила прямо напротив Марты с сыном. Водитель перегнулся, распахнул пассажирскую дверь и гаркнул:
- Садитесь!
- У нас нет денег на такси... - откликнулась Марта, но Яшка уже тащил её к машине.
- Ты что, дура? - Немолодой, смутно знакомый водитель прищурил светлые глаза. - Какие деньги? Садитесь!
Когда машина сорвалась с места, Марта, которую сын усадил на заднее сидение, оглянулась и заметила на тротуаре силуэт. Она растерянно моргнула, но силуэт проступил лишь отчётливей. Высокий кудрявый мужчина поднял руку и махнул ей, прощаясь. Она откинулась на спинку сиденья, не в состоянии сдержать слёз.
---------------------------------------------------
Из Пулково Платон добирался почти два часа, потому что денег на такси не осталось. Позавчера за ним прямо на электростанцию приехали два оперативника из Саяногорского РОВД, устроив некоторый ажиотаж. Оказалось, выполняли просьбу отца найти его и попросить срочно перезвонить домой. Он просто поехал с ними и перезвонил - из кабинета начальника райотдела. Отец начал с места в карьер: "Платон, ты нужен здесь. Марта в больнице..." Потом речь пошла о странном - о кошмарных снах, из которых не получалось проснуться. После этого Платон объяснялся со своим научным руководителем, спешно собирал вещи, ехал с одним из оперативников в Абакан, где тот помог ему с билетом на самолёт до Новосибирска, и всё это время думал о том, как мог сам ничего не почувствовать. Так заработался? Сказалось расстояние в пять тысяч километров? За два дня до звонка он получил от Марты очередное письмо, написанное, по-видимому, уже из больницы. Оно показалось ему немного меланхоличным, Марта явно очень соскучилась, как и он сам, но больше ничего ему, остолопу, и в голову не пришло, хотя он перечитал текст три раза.
В Новосибирске он чуть не застрял, потому что билет смог взять только на двадцать четвёртое марта. Тогда просто прошёл в зал к ожидающим рейса  пассажирам и стал громко спрашивать, не согласится ли кто-нибудь поменяться билетами с доплатой в пятьдесят рублей. Народ посматривал странновато и всё отнекивался, но в конце концов согласилась какая-то сердобольная бабулька. "Жена, что ли, рожает, сынок?" - спросила она сочувственно. - "Почти", - ответил Платон.
Он собирался бросить дома рюкзак и быстро переодеться, но ноги сами пронесли его мимо собственной подворотни дальше, к дому Марты. Во дворе очень кстати курил дядя Володя. Увидев Платона, он сначала от души взгрел его по плечу, а потом сказал:
- Ты только лицо держи, парень, когда её увидишь...
- Всё так плохо?
- Мне пообещали, что с тобой будет лучше, но осунулась она за время твоего отсутствия очень сильно, так что...
- Понял, не маленький, - ответил Платон хрипло.
Но в квартире оказалось, что Марта спит.
- Отключилась минут десять назад, - тихо сказала сидящая у её постели Римма Михайловна. - Почти сутки не спала, не выдержала. Мы тут поняли, что она не сразу в кошмары проваливается, сначала полчаса-час более или менее спокойно спит. А как только начинает метаться, надо сразу будить, тогда больше шанс добудиться быстро. Вот, караулю.
Она поднялась, уступая Платону место. Вышла из комнаты и вернулась пару минут спустя с большой чашкой кофе и парой бутербродов. Кофе был кстати, а то как бы у самого не стали слипаться глаза после целого дня в дороге. А вот кусок бутерброда в горло не лез, но Платон покорно всё съел, зная, что уйти от Риммы Михайловны голодным ещё никому не удалось. Когда закончил, Мартина тётя взяла у него тарелку, а потом вдруг приобняла его за плечи, потрепала по волосам и ушла, оставив с Мартусей наедине. 
Марта лежала совсем тихо, он через пару минут даже нагнулся к ней, чтобы расслышать дыхание. Взял её руку в свои. Что за чертовщина тут творится вообще, если не только Марта, но и Римма Михайловна пугающе спала с лица? Словно в ответ на заданный мысленно вопрос у него в ладони дрогнули тонкие пальцы, а Мартуся вдруг резко перевернулась на спину и застонала. Откуда ни возьмись на диван взлетел Штолик и уставился на Платона светящимися в полумраке глазами.
- Дух? - спросил Платон еле слышно.
- Мя-а, - ответил кот, явно отрицательно.
- Тоша, Тошенька... - пробормотала Марта с болью.
- Я здесь, солнышко, - сказал он, пожал её пальцы и, не заметив никакой реакции, повторил громче. - Я здесь.
Штолик как-то рассерженно фыркнул, переместился повыше и довольно бесцеремонно ткнулся девушке в лицо. Платон сперва хотел отогнать его, но потом вдруг понял, что кот прав. Решительно отодвинув Штолика в сторону, он сгрёб Марту в охапку вместе с одеялом и притянул к себе. Прижался губами к виску, к влажной от слёз щеке и сказал отчётливо и возмущённо:
- Марта-а, я здесь, слышишь? С какой стати ты меня потеряла?
Мартуся вздрогнула и открыла глаза.
--------------------------------------------------
Платон и правда был здесь - усталый, взлохмаченный, небритый, в ужасно колючем свитере, встревоженный и даже рассерженный, но безусловно живой. Ой, мамочки-и! Кажется, она чуть не задушила его в объятиях.
- Ты как здесь? Ну как?
- Самолётом, конечно, - ответил он куда-то ей в ухо. - Поездом из Саяногорска было бы слишком долго.
- Я же просила тебя не пугать!
- Это очень глупо, солнышко. Я должен знать всё важное, что касается тебя.
- А как же твоя диссертация?
- Ничего с ней не случится. Есть вещи поважнее диссертации... Что происходит, малыш?
- Я не... понимаю, - сглотнула она, вцепившись в его плечи.
- Ясно... что дело тёмное, - пробормотал он и как будто даже подбросил её, устраивая у себя на коленях поудобнее. - Значит, будем разбираться вместе.
- А может, не надо? - попросила она испуганно, уже понимая, что бесполезно; Платон терпеть не мог не понимать чего-то важного, немедленно начинал выяснять все подробности.
- Ещё как надо,  - ответил он. - Ты как себя чувствуешь? Можешь сейчас поговорить со мной?
- Когда угодно, - вздохнула она.
Пусть расспрашивает о чём хочет, лишь бы не уходил никуда. Лишь бы был здесь. Лишь бы просто был.

Отредактировано Isur (23.11.2025 09:56)

Да, конечно. Можно было не сомневаться, что ты точно сразу догадаешься).

В первую очередь поймут, и довольно быстро, что это уже не случилось, развилка пройдена, а вот что именно стало развилкой и откуда оно всё лезет - с этим будет сложнее.

Замечательные стихи, мороз по коже.

Огромное спасибо, девочки. Жду.

Да. Там всё сложнее, но именно это её решение - не верить - одно из самых основополагающих.

Всё-таки надеюсь окончательно вырвать оттуда героев.
Огромное спасибо за Ваш отзыв и воспоминания!  🫶

Спасибо! Не передать, как приятно такое от тебя слышать).

Они совсем не так одиноки, но с гибелью Платона в их жизни, в жизни всей семьи образовалась чёрная дыра, которую ничем не избыть. И это не может не ощущаться.

У моей мамы - тогда совсем молодой женщины - в конце восьмидесятых - начале девяностых развилась и язва желудка, и ранняя гипертония(. Но при этом она и меня вытянула, и сама справилась. У Марты как раз в этот момент гипертонический криз, поэтому чувствует она себя отвратительно, но это не всегда так.

Штольман есть Штольман.

Можно и так сказать. Но она в Москве всего два года и Марту с Яшей всё это время усиленно к себе зовёт.

Увы, есть. Но давай про это пока не будем.

Первоначально я думала, что со своим такси он оказался там случайно, а уж разбудил его тот же, кто и обрушил сосульки. Но вот теперь даже и не знаю).

Мне тяжело и больно было об этом писать, но кмк это яркий пример Любви, которая не перестаёт.

Именно так! Там не фонарь, там - солнце.

Ну, бабулечка к сестре сможет слетать и через две недели, а пятьдесят рублей - это по тем временам серьёзная прибавка к пенсии. А то, что она при этом ещё и доброе дело сделала - особенно приятно))).
Огромное спасибо за твои отзывы, Машенька, за то что видишь свет и любовь в тяжёлом. Потому что на фикбуке сегодня отзывы не самые уютные, м-да .

Опять в корень зришь. Но это слишком важно, чтобы спойлерить. Только в личку, если обязательно хочешь, но лучше не надо).

Нет, радиотелефона там точно не было. А докричаться - может и могла, она к тому моменту на очень многое уже способна, но ведь и Платон мог. Это вряд ли сложнее, чем сосульки обрушить, тем более, он рядом.

Вот за что сердиться, ума не приложу. Что я сотворила, если столько раз сказано уже, что этого нет и не будет? И сказано, и написано - и про свадьбу, и про дачу, и про лося и пижамку с лимончиками, и про двоих детей. А когда с "Испытанием" закончу, про предсвадебное путешествие напишу. Читать или нет, Вам, конечно, решать, Наталья, но мне оправдываться точно не в чем. Не тот фандом у нас, чтобы один сплошной флафф писать. У меня этого самого флаффа и так много. Я его и сама люблю, но не флаффом единым Штольманы живут, это точно.