Дни шли за днями. Штольман успешно вел расследования, стараясь не поражать никого своей прозорливостью. Постепенно в криминальную жизнь Затонска вплетались новые события, которых Яков не помнил. Себе он объяснял это просто: во-первых, он сам изменил порядок вещей, во-вторых, люди часто не ведают, что творят. Вчера они поступили так, сегодня поступят иначе, и это приведет к преступлению.
За все это время к Якову явился лишь один призрак - мужчина лет пятидесяти в ливрее дворецкого и с ножевой раной в груди. Он помаячил перед сыщиком по дороге на службу, посмотрел печально и тут же исчез.
Из этого краткого видения Штольман ничего не понял, но через час в управление прибежала взволнованная Анна. Она рассказала, что к ней явился дух некоего заколотого в грудь мужчины в ливрее, который показал, где спрятаны деньги, припасенные для лечения больной дочки.
Яков давно решил, что в этой жизни постарается не впутывать любимую в полицейские дела, поэтому выслушал её доброжелательно, поблагодарил за сообщение и уверил, что разберется.
Когда с городовым пришло известие о смерти Федота Коршунова, дворецкого из богатого дома, Штольман немедля отправился на место преступления.
Там подтвердилось, что и Анне, и Якову являлся именно Федот. Штольман велел обыскать все здание, не забыв и подвал, который описывала Анна. Именно там под бочкой с соленьями нашлись две пачки ассигнаций, тщательно упакованные в промасленную бумагу. Деньги были не бог весть какие, но именно они послужили мотивом преступления.
Как выяснилось позже, Федот сам сказал хозяину не выдавать ему жалованье целиком, а откладывать на будущее, а накануне дня отлучки в семью попросил выдать всю сумму.
Убийцу Штольман нашел без всякой помощи потусторонних сил. Им оказался истопник того же дома, узнавший о выплате, но так и не сумевший отыскать, где Федот спрятал деньги.
…
На другой день Штольман еще раз поблагодарил Анну за помощь и предложил вместе съездить к семье Коршунова. Девушка с радостью согласилась.
Весь путь в деревню, что они проделали в экипаже, Яков томился от близости Анны. Они беседовали о какой-то книге, названия которой он не запомнил. А все потому, что абсолютно серьезно обдумывал, как снять в деревне дом, завести туда Анну и коснуться так, как хочется, а не как велят светские правила.
- Яков Платонович, - робко спросила Анна в тот самый миг, когда он представил её без платья, - с вами всё в порядке?
Очнувшись, он отвел глаза и пробормотал: - Да, Анна Викторовна.
С ним было всё в порядке. За исключением того, что скоро он сгорит от вожделения.
…
В деревне они быстро нашли дом Коршуновых с покосившимся забором. Печальную необходимость рассказать о смерти отца семейства Яков взял на себя, а когда Коршунова перестала рыдать, вручил ей деньги мужа. Обомлевшая от противоречивых чувств вдова, к юбке которой цеплялись четверо мальчишек мал мала меньше, а на руках сидела девочка лет трех, застыла с пачками, не зная, куда их деть.
Взяв на руки похожую на хрупкую куклу бледную девочку с огромными глазами, Анна шепнула Коршуновой:
- Приберите деньги подальше, уважаемая. Я подержу вашу малышку. Сколько ей?
- Благодарствуйте, барышня, - пробормотала женщина. - Четыре года Нюточке. Она умненькая очень, считать уже немного умеет, но не ходит. У ней ножки порченые. Федот писал, её в городе могут вылечить, он уже договорился. Только дорого это, а у нас, сами видите...
Рукой с деньгами она обвела крохотный дворик и требующий ремонта дом.
- Спасибо, что не оставили милостью и привезли наследство от Федотушки, - всхлипнула она и убежала в дом, оставив мальчишек глазеть на гостей.
Малышка тоже захныкала. Перехватив её поудобнее, Анна уселась на стоявший посреди двора пенек, склонилась над ней и чистым голосом пропела: - Ты моя соколушка, под подушкой перышко…
Девочка тут же затихла. Подняв худую ручку, она доверчиво обняла Анну за шею и прошептала: - Красивая.
- Мама говорит, ты умеешь считать. Сколько у тебя братиков? – с улыбкой спросила Анна.
- Пять, - тихо сказала девочка.
А Штольман стоял, как громом пораженный.
Да, его привела к Анне любовь. Да, он желает её безмерно. Да, он сделает всё, чтобы назвать её своей перед Богом и людьми. Но оказалось, что в глубине души он хочет не только этого!
«Дети», - застучала в голове мысль. «Дети. Я хочу детей. Какой же прекрасной матерью будет Аня…»
Глядя на то, как нежно держит она девочку, он сглотнул.
«Как же я люблю тебя, милая моя Анечка».
- Яков Платонович, - окликнула девушка.
- Да, Ане… - едва не выдал он себя, но тут же поправился: - Анна Викторовна.
- Если Коршунова согласится, вы сможете на обратном пути завезти нас с Нютой в больницу? Я не стану вас задерживать, сама все улажу. У этой женщины еще пять мальчишек, как она в город поедет? Мне хочется ей помочь. Тем более Федот ко мне пришел, как бы… попросил позаботиться.
Ему хотелось сказать, что не стоит так печься о каждом обратившемся за помощью духе, но выговорил он хрипло совсем другое: - Разумеется.
Она ласково улыбнулась и пощекотала самого маленького мальчика.
Штольман вздохнул.
Кажется, Анна Викторовна взглядом своих синих глаз может уговорить его на что угодно.
…
- Виктор, о чем ты думал, когда соглашался на этот мезальянс? - сердито вопросила Мария Тимофеевна, стряхивая пылинку с белоснежной скатерти.
Адвокат глотнул чай из высокой фарфоровой кружки и тоскливо вздохнул. Разговор этот происходил не впервые, и сейчас он подумывал, как бы побыстрее сбежать в кабинет.
- Маша, мы уже об этом говорили. Чем тебе не нравится Штольман? - спросил он, утирая губы салфеткой.
- Лучше спроси, чем он может понравиться! - фыркнула супруга, нервно сминая и тут же разглаживая салфетку. - Он полицейский, Виктор! По-ли-цей-ский! Ищейка, черная кость! Он везде сует свой нос, вечно где-то бегает, вечно грязный… Такого мужа ты хочешь нашей Аннушке?
Миронов поморщился.
- Ты преувеличиваешь. Грязным был он всего один раз, и то давно. Обычно он одевается вполне прилично.
- Да какая разница, как он одевается! - вспылила она, вскакивая из-за стола.
- Он нам не пара!
- Нам? - хлопнул по дубовой столешнице адвокат, да так, что подпрыгнули чашки.
- Маша, о чем ты говоришь?
- О том, что я не хочу впускать в семью полицейского с сомнительной репутацией, - отрезала она.
- Кстати, говорят, что князь Разумовский может приехать в Затонск, и в таком случае мы, как добрые соседи, будем очень… Витя, очень… - выделила она последнее слово, - рады видеть его у себя.
Она гордо выпрямила плечи, будто честь семьи нужно было защитить прямо сейчас.
Миронов встал из-за стола и с раздражением бросил салфетку на стул.
- И я написала ему письмо. В нем я сообщила, что всегда ждем его с распростертыми объятиями, и что наша милая Аннушка очень хотела бы с ним познакомиться.
- Князь Разумовский, - покачал головой Виктор. - Маша, он же старше меня!
- Ну и что? В свете встречаются пары и с большей разницей в возрасте, ничему это не мешало. Вспомни хотя бы Десницких - у Настеньки уже двое. И представь, если все сладится, наша дочь будет княгиней!
- Давай предоставим право выбора Анне, - передумал ссориться Миронов.
- И потом, почему ты думаешь, что Штольман будет просить руки Аннушки? Разрешат ему вернуться в столицу - и поминай, как звали.
- Тем более, Виктор. Откажи ему от дома и дело с концом. Вчера я видела их в нашем саду. Ты знаешь, что он её целует? В щеку, разумеется, большего бы я не потерпела, но все же…
Он покашлял. - Думается, что поцелуй в щеку никак не порочит нашу дочь. Очень хорошо, что Яков Платонович ведет себя благопристойно, другого я от него и не ожидал. У меня нет никакого повода отказывать ему от дома. Конечно, что-то в твоих словах есть, но свататься он пока не сватается, так что не будем бежать впереди дышла.
- Но…
- Все, Маша, довольно. Мне надо работать.
Глядя на то, как удаляется из столовой супруг, Мария Тимофеевна недовольно поджала губы, отвернулась к окну и принялась переставлять вазы с сухими цветами.
- Мы еще поговорим об этом! - бросила она вслед и пробормотала:
- Полицейский… Боже мой, над нами будет смеяться весь Затонск!
…
Стоявшая за дверью столовой Анна была готова взорваться от гнева.
Князь Разумовский? Её что, собираются выдать за старика?
Она никогда не видела его, но отец же сказал, что тот старый! Получается, маменьке совсем на неё наплевать? Ну и ханжество!
И ей кроме Штольмана никто не нужен!
А что папа сказал насчет Якова? Что если его вернут в столицу, он… уедет? Уедет без нее? Разве такое может быть?
Она припомнила все его поцелуи в ладонь, от которых сводило живот, его волшебный голос, его тепло, которым он окружал её на прогулках, и маетно вздохнула.
Нет, быть такого не может. Яков не бросит её. Он же сказал, что ухаживает с далеко идущими намерениями, значит, собирается посвататься. Правда, когда это будет, он не говорил, да и она, разумеется, не будет его спрашивать, это просто неприлично…
Настроение её от мыслей о Штольмане тут же подскочило, князь был забыт. Сегодня Яков - она уже давно называла его в мыслях именно так - обещал погулять с ней в обед, поэтому лучше пойти переодеться. Позавчера они обсуждали теорию гипноза и гипнотизм как метод расследования, и сегодня она хотела бы возразить ему по одному из пунктов. Впрочем…
Она улыбнулась. Когда он рядом, ей не до теорий. Он сам обладал этим гипнотизмом, и она даже чуть было не призналась, как он её притягивает. Правда, вовремя опомнилась и свела все к шутке, а он так улыбнулся в ответ, что сердце дрогнуло.
С сердцем её и другими частями тела в присутствии Якова Платоновича уже давно творилось что-то неладное. Сердце то стучало быстро-быстро, то замирало, то будто переворачивалось в груди, от этого пересыхало во рту и постоянно тянуло облизнуть губы, а это вновь привлекало взгляд Якова, и…
Она поежилась. Несколько раз она ловила на себе его темный, почти животный взгляд, от которого становилось трудно дышать. В такие моменты Штольман сразу же превращался в галантного кавалера, и Анна вздыхала с облегчением. Хотя… с другой стороны ей было очень любопытно, что будет, если вдруг он отбросит эту галантность.
Он что, поцелует её – не в ладонь, не в щеку, даже не в уголок губ, а так, как рассказывала Катя Самохина о своей сестре и её ухажере, которых однажды застали в гостиной?
- Он взял её за подбородок и не отпускал, - прошептала тогда Катя, покраснев до ушей. - И у них губы были… мокрые.
В тот момент Анна застыдилась, но сейчас при мысли о Якове не почувствовала ни малейшего стыда. Дыхание его было чистым, губы мягкими. А вдруг он и в самом деле… поцелует её так?
По телу прокатилась жаркая волна.
- Аннушка! – совсем рядом раздался голос матери.
Анна вздрогнула всем телом.
- Мама, зачем ты подкрадываешься?
- Это не я подкрадываюсь, а ты в облаках витаешь, - парировала мать.
- Почему ты покраснела?
- Я? – ощупала горящие щеки Анна и отвела взгляд к окну. - Вовсе нет.
- Милая моя, ты ведь умница, - сказала Мария Тимофеевна, поправляя воротник её утреннего платья. - И надеюсь, помнишь, что не каждому ухаживанию следует поддаваться, даже если оно кажется искренним.
- Маменька, я не понимаю, о чем ты.
- Не всё, что греет сердце, согреет судьбу. Будь осторожна, дорогая, некоторые мужчины очень умело завлекают барышень в свои сети.
- Штольман не такой! – подняла глаза Анна. - Он никуда меня не завлекает, зря ты на него наговариваешь! Он даже руки не берет без спроса.
Тут она, конечно, погрешила против истины, Штольман давно и охотно касался её. То рукой по спине проведет, то за локоть поддержит, а на последней прогулке отвел локон от её груди и задел обратной стороной ладони. Анну в тот момент будто током дернуло, но матери об этом знать, конечно же, не следовало.
Мать положила руку на сердце. - Аннушка, поверь моему опыту, порой достаточно слова и взгляда. Ты не первая, кого очаровало обещание чего-то большего. Я бы не хотела, чтобы моя девочка стала женщиной раньше, чем будут произнесены свадебные обеты. И уж точно это должно произойти с человеком, которого одобрим мы с твоим отцом, а не с каким-то…
- Мама, прекрати! – воскликнула Анна. - Это уже слишком! Я не позволю тебе называть Якова Платоновича «каким-то». Он уважаемый в городе человек, он служит людям!
- Аннушка, я же о тебе забочусь… - голос Марии Тимофеевны дрогнул, она протянула руку, чтобы коснуться волос дочери.
Отшатнувшись, Анна развернулась и побежала вверх по лестнице. В спальне она заперла дверь на ключ, прислонилась к ней спиной и закрыла глаза.
Неужели мама не позволит ей выйти замуж за Штольмана?
Анна сердито дернула себя за локон.
Ну и пусть. Она сможет уговорить отца, а это главное.
…
По улицам Затонска гулял холодный ветер, предвещавший скорый снег. Штольман уже подходил к управлению, как его остановил мужчина с военной выправкой и сообщил, что в трактире ждет господин Варфоломеев.
Яков не был удивлен. Если в прошлый раз синюю тетрадь сумел расшифровать Павел Беклемишев, то Охранное отделение, обладающее неизмеримо большими возможностями, провалить дело не имело права. Поэтому новостей оттуда он ждал с нетерпением.
- Что ж, Яков Платонович, - сказал полковник Варфоломеев, когда с приветствиями было покончено, - ваша деятельность здесь, в Затонске, принесла заслуженные плоды. Заговор, который курировала британская разведка, считайте, полностью раскрыт, участники шпионской сети арестованы и дают показания.
- Князь Разумовский? – с внутренним трепетом спросил Штольман.
- Арестован, - сухо подтвердил руководитель Охранки. - Как изменника родины его должны казнить, но я думаю, что дело закончится бессрочной каторгой в Нерчинских рудниках.
- Стало ли известно о его сообщниках?
Яков знал, что в крайних случаях - а измена аристократа, близкого к царской фамилии, была именно таким случаем - в Охранном Отделении применялись пытки. Но и Разумовский производил впечатление крепкого орешка.
- Некоторых он выдал, - усмехнулся Варфоломеев. - Например, господина Увакова, вашего знакомого из полиции.
Штольман повел подбородком. Известия его если не порадовали, то уж точно не огорчили.
- Госпожа Нежинская имела отношение к заговору? – спокойно спросил он.
- Настолько малое, что одна из Высочайших особ настоятельно просила меня отнестись к Нежинской без предубеждения, - с некоторым сожалением ответил полковник. - Разумеется, её лишили должности и запретили занимать подобные впредь, но формально госпожа Нежинская свободна.
- Чем я теперь могу быть полезен?
Полковник улыбнулся.
- Отдыхайте, Яков Платонович. Задание вы выполнили превосходно, считайте, что по моему подразделению вы в отпуске. Как я слышал, здесь целебные воды.
Штольман с интересом наклонил голову. Зная Варфоломеева, он предположил, что «отпуск» в его устах означает что-то другое, да и история говорила об обратном. Так и оказалось.
- Ваше возвращение в столицу в настоящий момент возможно, но нежелательно. Мы могли выявить не всех сообщников Лоуренса, и если кто-то еще остался, он вполне может решить устранить именно вас. Мне бы этого не хотелось.
Полковник глотнул воды из стоявшей перед ним бутылки и продолжил:
- Кроме того, в военных верхах идут разговоры, что через некоторое время на полигон в окрестностях Затонска прибудет некий химик. Во избежание утечки информации его внешние контакты должны пресекаться армией, наше с вами дело – общий надзор.
- Передайте армейскому начальству словесный портрет госпожи Нежинской, - предложил Яков и цинично добавил: - Насколько я знаю эту даму, связей у нее предостаточно. Она вполне может продаться кому-то еще.
- Думаете, она может воспользоваться знакомством с вами, приехать сюда и попробовать разузнать армейские секреты? - изумленно уставился на него полковник.
Штольман дернул бровями. Он и в прошлой жизни не сомневался, что Нина может работать не только на Разумовского, а сейчас, когда она ускользнула из лап охранки, шансы на это возросли.
- Именно так. У неё был помощник, слуга Разумовского по имени Жан Лассаль. Он арестован?
- Убит при задержании, - коротко ответил Варфоломеев. - Если у вас есть другие подозреваемые в связях с Разумовским, прошу сообщить. Всех проверим.
Покачав головой, Яков вспомнил о сумасшедшей девочке.
- Элис Лоуренс. Именно ей вы обязаны раскрытием заговора. Вы намерены оставить её здесь?
- Раскрытием заговора мы обязаны вам, Яков Платонович, - усмехнулся полковник. - Но вы правы, Элис я заберу в столицу, а затем отправлю на родину. У меня есть, на кого её обменять.
Штольман промолчал. По долгу службы он знал, что Варфоломеев курировал шпионов Российской империи в Европе. Если кто-то из них в Британии дал маху и вернется домой не в гробу, а в обмен на стриженую девочку, так тому и быть.
- Это все, что я хотел вам сообщить, - полковник допил воду и сделал знак сопровождающему. - Держите меня в курсе местных дел с армией. Когда столичные круги на воде успокоятся, я вам сообщу.
Яков встал из-за стола.
- Совсем забыл, - по-доброму улыбнулся Варфоломеев, достал из портфеля конверт с гербовой печатью и вручил Штольману.
- Это вам, Яков Платонович. Всего хорошего.
Попрощавшись с начальником, Яков вскрыл конверт. Внутри лежал аттестат на плотном картоне, в котором значилось:
«Надворный советник Штольман Яков Платонович за особые заслуги и верную службу Отечеству восстанавливается в чине коллежского советника с 1-го числа сего месяца.
Подписано: министр внутренних дел».
...