Дом Мироновых.

Когда в столовую вошёл Штольман, все взгляды устремились на него.
Анна молча, с нескрываемым восхищением, любовалась будущим мужем, не замечая никого вокруг. Яков заметил этот немой восторг и чуть опустил глаза, словно прячась от такого внимания семьи к своей скромной персоне, хоть и во фраке. Но именно её взгляд — нежный, пронзительный и влюблённый — смущал его куда больше остальных. Чтобы вернуть себе внешнюю строгость, он непроизвольно поправил манжету и перевёл глаза на Алексея.
— Ваше высокоблагородие, ты сюда есть приехал? — произнёс он строго Оленеву. — Дел невпроворот.
Яков перевёл взгляд на остальных, слегка смягчив тон:
— Со всеми прощаюсь до часа венчания.
Он кивнул — коротко, благородно — и уже выходя, улыбнулся чуть теплее, только для неё:
— Анна Викторовна… прошу вас, поешьте.

Анна не могла отвести от него взгляда. Тепло, поднявшееся от живота, подступило к горлу и разлилось по груди.
«Яков… обернись».
Он действительно обернулся — будто почувствовал зов — и остановился в дверях, глядя только на неё.
И весь мир исчез.
В глазах Якова была усталость бессонных ночей… и такая нежность, что Анна едва не забыла, как дышать.
Где-то на заднем плане тётя вновь что-то возбуждённо рассказывала — забыв о собственном обещании «вести себя тише воды».
Оленев, шутливо бурча на друга, бесшумно ходил по столовой с чашкой кофе; запах его дорогих сигар и парфюма стал ближе. Анна уловила это — и заметила, как у Штольмана на секунду изменился взгляд: лёгкое недовольство, смешанное с ревнивым привычным смешком. Это заставило её улыбнуться. Она коснулась броши, приколотой на домашнее платье. Яков заметил жест и чуть кивнул — успокаиваясь.
Бархатный голос Оленева прозвучал совсем рядом, едва коснувшись её руки:
— Спасибо, Анна Викторовна, что согрели мне фрак.
Она невольно улыбнулась.
Яков и Алексей уже выходили, и она проводила их взглядом — тревога, мучившая всю ночь, немного отступала, оставляя волнение.

— Домна… завтрак, пожалуйста.
Помощница подошла с горячей порцией, радостно и тихо:
— Правильно, голубушка, кушайте.
Мама с тётей Липой облегчённо выдохнули.
Краем глаза Анна увидела задумчивый жест Ольги — та наматывала идеальный локон на палец.
Раздался звонок — привезли цветы для украшения дома и сада. Вошла сама хозяйка-цветочница с букетом и бутоньеркой.
От запаха цветов особняк словно вздохнул — как будто сам торопил домочадцев.
Братья Мироновы переглянулись и ушли переодеваться.
Мария и Олимпиада Тимофеевны вскочили, подхватили Анну и повели наверх.
Анна, уже в дверях, оглянулась:
— Ольга, вы мне не поможете?
— Конечно! — Оленева встала с живой радостью.
Четверо женщин — уже спокойнее щебеча — поднялись наверх.
________________________________________

Когда пришло время надевать фату, в малой гостиной Штольманов остались лишь Анна и её мама. Остальные дамы вышли, обсуждая последние мелочи.
— Мама, пройдёмте в спальню… я хочу присесть. Там и продолжим.
Мария Тимофеевна кивнула и открыла двери в обе комнаты, ожидая, пока дочь пройдёт.
Анна на секунду задержала взгляд на своей бывшей девичьей комнате — за ширмой всё ещё сиротливо стояла узкая кровать, часть прежней жизни, — и вышла.
В спальне Анна села на банкетку у любимого, ещё бабушкиного трюмо.
Мария Тимофеевна закрепляла лёгкую фату старинным семейным гребнем, и в отражении её глаза — счастливые и тревожные — следили за каждым движением дочери, хоть она и старалась выглядеть сдержанно.

Анна почувствовала лёгкое, почти невесомое прикосновение к волосам — словно дыхание тех, кто благословлял её брак из далёких поколений, не присутствуя физически, но всё же рядом. Она улыбнулась маме и тому тихому, неведомому присутствию.
— Мама… не волнуйтесь.
Анна приколола к лифу платья подаренную Яковом брошь и мягко провела пальцами по металлу и крошечным камням.
Мария Тимофеевна мельком взглянула на украшение — и по её лицу скользнула тёплая, чуть задумчивая улыбка.
— Аннушка, пора. С Богом, родная.
Анна оглянулась на спальню и уверенно вышла в коридор. Там её ждали отец и дядя — оба серьёзные, но, увидев невесту, расплылись в улыбках.
Она взяла отца под руку, и они спустились. Мама пошла к себе — завершить приготовления.
Закрыв дверь, Мария Тимофеевна повернулась к иконе, перекрестилась и прочитала молитву за дочь.
________________________________________

В гостиной уже ждали празднично одетые Антон Коробейников и доктор Милц.
Александр Францевич тоже стал бы поручителем жениха, если бы не его лютеранское вероисповедание.
У ворот стояли несколько экипажей. Лошади нетерпеливо били копытами, звоня колокольчиками на сбруе, — эти звуки ветром разносились по всей Царицынской. Прохожие с улыбками посматривали сквозь ажурную решётку забора.
Ветер усилился, нагоняя лёгкие, сероватые тучи на осеннее солнце.
Мария Тимофеевна покачала головой, надеясь, что не придётся менять планы в последний момент. Мысли о свадьбе немного ослабили беспокойство, но гнетущее предчувствие всё же не отпускало.

Городовым в саду распоряжения отдавал только что подъехавший Трегубов — при полном параде, с орденами, сверкнувшими на солнце. При виде выходящих из дома Мироновых у него на глазах блеснули слёзы, но он мгновенно собрался, подал руку дамам, помогая им занять места в экипажах.
Анна вместе с дядей и заметно напряжённым Антоном села в коляску с белыми лошадьми. Рядом с возницей устроился пожилой городовой при оружии; он обернулся и посмотрел на невесту добрыми, по-отечески мягкими глазами. Анна знала его давно, ещё до появления Штольмана в городе: он жил неподалёку и нередко проходил мимо дома Мироновых по пути в управление.
В саду мелькала приглашённая прислуга — под руководством Домны они расставляли заранее подготовленные столы. Работы оставалось немного: почти всё сделали ещё вчера.
Накануне из деревни на службу к Мироновым прибыл внук-подросток старой Прасковьи. Количество домочадцев увеличилось… Он уверенно раздавал указания, что куда поставить, принести. Вежливо поклонился новым хозяевам и щербато улыбнулся Анне, получив в ответ её спокойную, лёгкую улыбку.
— Поехали, господа! С Богом! — скомандовал Виктор Иванович, беря за руку встревоженную супругу.
________________________________________

Яков и Алексей ждали у ворот церкви.
Ветер трепал фалды их длинных фраков, пробираясь под воротники и пытаясь скинуть шляпы с буйных голов. Но оба стояли неподвижно — каждый в своих мыслях.
Своё оружие они нехотя передали Ульяшину и Маркову.
Без привычных пистолетов чувствовали себя будто не до конца одетыми — уязвимыми, раздетыми наполовину. Но так требовал день, и они подчинились.
Стоило лишь появиться их любимым женщинам, как оба будто преобразились: в глазах сразу потеплело, плечи выпрямились, в облике возникла едва заметная, но ощутимая сила. Ревность, тревоги, недосып — всё растворилось, уступив место одному ожиданию: прикосновения родных рук, света глаз.
Экипажи один за другим подъезжали ко входу и останавливались. Гости выходили, поёживаясь от сырого порывистого ветра.
Приглашённых было немного — только самые близкие.
Виктор Иванович Миронов с супругой Марией Тимофеевной; доктор Александр Францевич Милц; полицмейстер Николай Васильевич Трегубов в парадном мундире, ордена на мундире мерцали приглушённым сиянием.
Поручители — Алексей Павлович Оленев, Пётр Иванович Миронов и Антон Андреевич Коробейников — выглядели утомлёнными, но собранными. Бессонные ночи отразились в их глазах, но ещё сильнее — осознание того, какую ответственность они несут сегодня.
И ещё — смутное, общее для всех тревожное ожидание, которое никто не решался озвучить.
Ольга Марковна Оленева, внимательно оглядывая всех, одинаково сдержанно улыбнулась мужу и другу.
Облокотившись на руку супруга, она тихонько прижалась к его плечу. Алексей удивлённо взглянул на неё и обнял в ответ, что-то нежно шепнув ей в волосы.
Чуть позже подошли Олимпиада Тимофеевна Арсеньева и Алексей Егорович Ребушинский. Оба держались подчеркнуто чинно, будто напоминая самим себе о данном обещании «вести себя как ангелы».
Священник стоял на пороге небольшой, но очень светлой и уютной церкви. Ветер трепал края его рясы, когда он мягко, почти отечески, оглядывал собравшихся.
Он перекрестил всех широким, благословляющим крестом — жест получился чуть взволнованным — и, пригласив рукой, вошёл внутрь.
Всё выглядело спокойно.
Охрана была расставлена с предельной тщательностью, во главе с поручиком Юрием Марковым и урядником Сергеем Ульяшиным — оба в парадной форме, при оружии, на лицах строгая внимательность.
Пять городовых дежурили по всей территории — вдоль церковных стен, у крыльца, между старых памятников на приходском кладбище.
Ещё трое находились по пути следования кортежа — на случай, если опасность придёт оттуда.
Пожилой городовой остался у входа, возле лошадей; он хмуро поглядывал на непостоянное небо, будто пытался угадать по облакам, что принесёт ближайший час.
На ветке вдруг громко каркнула ворона — резко, словно предупреждение.
Но именно в этот миг ветер стих. Тучи медленно разошлись, и из-за них выглянуло солнце.
Золотой луч лёг на крест церкви, блеснул на колокольчиках главного экипажа… и, будто живой, медленно прошёл дальше — к паре, стоявшей у лошадей и не сводившей глаз друг с друга.

Продолжение следует… Автор пошла пить пустырник.