Часть третья. Гадание по снам
Платон никогда раньше не брал Марту на колени. На руки ему её случалось поднимать - и в драматичные моменты, как когда её в Крыму похитили, и в счастливые, как на выпускном, когда она сломала каблук, а пропустить вальс было никак нельзя. А вот на колени не сажал, осторожничал, как во всём, что касалось телесной близости. А сейчас и не вспомнил, почему раньше было нельзя.
Марта, конечно, сказала ему, что готова всё обсудить когда угодно, но начать разговор сразу было невозможно. Какое-то время просто сидели обнявшись. Платон ждал, пока Мартуся хоть немного расслабится, перестанет дрожать, задышит ровнее. Осторожно перебирал волосы на её затылке. Наконец она глубоко вздохнула и немного отстранилась.
- Не надо, Тошенька...
- Почему? - безмерно удивился он и тут же признался: - Я соскучился.
Мартуся улыбнулась - тенью своей обычной улыбки. Смотрела странно, жадно, как будто его не два месяца не было, а годы. Потом совсем коротко поцеловала его в губы, так что он и ответить не успел, потёрлась носом о щёку и снова отодвинулась.
- Так хорошо и тепло с тобой, что... я боюсь опять заснуть.
- Что тебе снится, солнышко? - задал он совершенно необходимый вопрос.
Такой боли и тоски в её взгляде он, наверное, никогда не видел. Потом она прикрыла глаза, пряча слёзы, выдохнула с трудом.
- Я не знаю, как это рассказывать...
- Мы опять не встретились? - решил помочь ей он.
Года полтора назад Марта рассказывала ему о тусклом кошмаре, где они разминулись и так и жили - рядом, но параллельно, не зная друг друга. Даже слушать о таком было муторно. Но сейчас она медленно покачала головой и ответила еле слышно:
- Встретились...
Платон подождал продолжения, но его не последовало. Тогда он прислонился лбом к её прохладному и влажному лбу.
-  Малыш, так нельзя. Надо рассказать. Я понимаю, что тебе тяжело, что ты чего-то боишься. Но ведь пока не расскажешь, страхи будут только множиться.
- А если это - не просто сон? Если он...
Платон понял, что пытается сказать Марта, и потому опередил её:
- Может, и не просто. Может, это предупреждение, как уже бывало у Риммы Михайловны.
Марта замерла. Снова сжались на его плечах тонкие руки. "Ну же, девочка моя! - подумал он. - Ты же боец..."
- Что там случилось, солнышко? Со мной, с нами?
- Ты ушёл в армию, - ответила Марта каким-то чужим голосом, - и не вернулся...
Вот, значит, как. Никаких сомнений в том, что значит это "не вернулся", у Платона не возникло. Просто даже во сне живым он вернулся бы к ней в любом случае.
- Где и как?
- В Афганистане.
--------------------------------------------------
После того, как Мартуся сказала самое главное и страшное - для неё страшное, потому что у самого Платона пока не получалось всерьёз испугаться приснившейся смерти - дело пошло быстрее. Она рассказывала - то монотонно и еле слышно, то захлёбываясь от слёз, - а он слушал, осторожно расспрашивал, обнимал, утешал и одновременно пытался хоть как-то осмыслить обрушившийся на него поток информации. Часа через два Марта устала настолько, что задремала буквально на полуслове. Тогда он осторожно уложил её, попросил подежурить в очередной раз заглянувшую в комнату Римму Михайловну, а сам кое-как добрёл до ванной, открыл воду, сунул голову под кран и простоял так минут пять, не меньше.
- Завязывай мокнуть, Тошка, - раздался за плечом голос дяди Володи. - Вода не сильно горячая, колонка не справляется... Полотенце возьми.
- Спасибо, - пробормотал Платон, вытирая волосы.
- Судя по твоему совершенно ошалелому виду, наша партизанка тебе всё-таки что-то рассказала. Коньяка налить?
- Нет. Какой коньяк, дядя Володя?!
- Армянский, другого нет... И не буравь меня взглядом, я и сам так умею. Пойдём на кухню, поговорим.
Усевшись за кухонный стол, Платон привалился спиной к стене. После водных процедур в голове прояснилось. Сальников сел напротив.
- Родителям твоим я позвонил, сказал, что ты у нас пока. Августа завтра, то есть уже сегодня утром зайдёт, вещи тебе принесёт какие-то, а Яков после работы заедет.
- Который час?
- Второй. Самое время разобраться, что происходит. Давай, Платон, колись, что за дрянь Мартусе снится?
- Ей снится, что я ушёл в армию, попал в состав ограниченного контингента советских войск в Афганистане, был тяжело ранен, эвакуирован и умер от ран в военном госпитале в Ашхабаде, - произнёс Платон мрачно. - Снится моё прощальное письмо и последний визит к Римме Михайловне в качестве духа, цинковый гроб и могила на Большеохтинском кладбище, рядом с бабушкой и дедом. Ей снится, что в ночь после похорон у неё начались преждевременные роды и они с сыном попали в больницу на четыре месяца.
Сальников выругался сквозь зубы, потом сказал:
- По крайней мере, теперь понятно, почему она болеет...
- Она болеет потому, что когда она там, в своих снах, то совершенно не помнит про то, что здесь есть другая жизнь, а когда она здесь, с нами, то не в состоянии забыть про то, что видела там.
- Похоже на Риммины видения, только что духов никто из нас не чувствует, - пробормотал Сальников, - а ещё Римма всегда оказывается в другом человеке, а Мартуся, выходит, в самой себе?
- И толком не узнаёт ни себя, ни страну, в которой живёт, - отозвался Платон.
- Это почему ещё? - прищурился Сальников и тут же перебил сам себя: - Так, подожди, Платон. Давай по порядку, как бы это ни было сложно: сначала - события, а потом уже - Мартусины впечатления. Что ещё там происходит?
- Могу сказать, чего не происходит. Мы там так и не успели пожениться.
- Что значит "не успели"?! А пацан тогда откуда?
Платон вполне разделял возмущение дяди Володи.
- За семь месяцев до рождения сына я приезжал в отпуск и мы... наделали глупостей.
На пару минут в кухне воцарилось глубокое молчание.
- А может и не глупостей, - проговорил Сальников отрывисто и хлопнул ладонью по столу. - Может, и слава богу, что наделали, потому что так у девоньки там хоть сын от тебя остался, а у твоих родителей - внук... Чёрт, дичь какая!
- Что? - не понял Платон.
- Да то, что мы говорим о Мартусиных кошмарах так, будто это где-то и когда-то уже случилось.
Он резко поднялся, вынул из буфета бутылку коньяка и две стопки и плеснул в них янтарной жидкости, не спрашивая разрешения. Выпили молча, закусили сушками из стоящей на столе конфетницы.
- Больше всего Марта боится, что что-то из того, что ей снится, ещё может случиться здесь.
- С какой стати? В армию ты уже не пошёл, да и насчёт свадьбы всё давно решено.
- В армию я не пошёл после института, но о годе службы после аспирантуры ещё не принял окончательного решения. А насчёт свадьбы - Марта не может сказать, почему мы там не поженились. Она этого не помнит. Она вообще видит и помнит не всё. С одной стороны, в этих её снах много подробностей и деталей, делающих их пугающе реалистичными, а с другой - в них огромные пробелы. К примеру, она не помнит даты моей смерти или дня рождения сына...
- Ну, на то и сон. Какие даты во сне? Хотя, понимаю, ты пытался зацепиться за что-то, чтобы показать ей, что эти события не могут быть вашим будущим.
- Именно. Да и вообще, я такого будущего не только нам, я его никому не пожелаю. Я же говорю, там страна изменилась до неузнаваемости: милиция не едет, скорая опаздывает, сосульки с карнизов никто не убирает, засилье бандитов и хулиганья, так что ночью на улицу выйти страшно... А ввод ограниченного контингента в Афганистан вылился в изматывающую десятилетнюю войну.
Дядя Володя нахмурился.
- Насчёт Афганистана твой отец примерно этого и опасается. Он тебе ещё не проводил политинформацию по этому поводу?
- Нет, не успел. А что?
- Считает, завязнуть можем, как американцы во Вьетнаме.
Опять замолчали. Платон думал, что об армии теперь придётся забыть, иначе Марту никак не успокоить и не вылечить. Да и не только Марту, потому что теперь все,  так или иначе, будут считать её сны предупреждением. Но бегать от войны он считал недостойным.
- Хватит тосковать, Платон Яковлевич! - отрезал дядя Володя. - Потом решишь, где тебе повоевать, если уж в Афганистан нельзя. У вас, Штольманов, это вообще быстро. Рассказывай, что ещё Марте снится? С семьёй что?
Тут он был прав. Это был ещё один важный вопрос, на который пока не просматривалось ответа.
- Мне кажется, там нет моей мамы, - произнёс Платон медленно, а потом, решившись, добавил: - И вас...
При этих его словах Сальников совершенно переменился в лице, даже светлые глаза потемнели от гнева.
- И почему тебе... так кажется? - спросил он глухо.
- Марта видит в основном себя и сына, иногда свою тётю, моего отца... и всё. Там у отца был  тяжёлый инфаркт где-то через год после рождения младшего Яши, и Марта с Риммой Михайловной выхаживали его вдвоём.
-  Ясно, - Сальников уже совладал с собой, непривычно тяжело поднялся с табуретки и отошёл к окну, прислонился к подоконнику. - Ну, вот что, Платон Яковлевич, думается мне, что с чертовщиной там нам придётся разбираться здесь, благо, здесь мы с тобой очень даже есть. Поэтому прекращаем рвать душу и принимаемся за дело. Сейчас мы занесём для тебя раскладное кресло в Мартусину комнату. Будешь с комфортом караулить, да и спать между сменами.
- Какими сменами? - не понял Платон.
- Восьмичасовыми, как водится. Сейчас наша с Риммой, между прочим, так что тебе можно и нужно покемарить. Прямо у Мартуси в комнате, чтобы в любой момент можно было тебя ей предъявить. Разрешаю даже храпеть, сейчас и это будет кстати, чем явственней твоё присутствие, тем лучше. В шесть мы тебя разбудим, заступишь на дежурство, соседка Клавдия Степановна тебе в помощь, да и Августа придёт, которая тоже есть, как бы кому-то ни хотелось иного.
- Кому хотелось, дядя Володя?
- Да тому, кто ответственен за всю эту альтернативную жуть! - ответил Сальников зло, но Платону показалось, что он чего-то недоговаривает.
- А вы как? Вам же на работу?
- Римма в отпуске за свой счёт, а я завтра отосплюсь, потом отдежурю сутки, а после этого, по договорённости с твоим отцом, возьму отгулов, сколько нужно. У меня их, оказывается, сорок три накопилось, когда и брать, как не сейчас. Ничего, Платон, продержимся.
- До чего, дядя Володя?
Но ответить Сальников не успел, потому что в кухню влетела взволнованная Римма Михайловна.
- Платон, пойдём скорее! Мартуся опять мечется и никак не просыпается...
--------------------------------------------------
Платон будил Марту снова и снова, очень помог дяди Володин совет, что звать надо не только и не столько вслух. Разбудив, раз за разом встречал потерянный, полный боли взгляд и держал её в объятьях или на руках, пока она не успокаивалась хоть немного. Он спал урывками прямо у неё в комнате при свете, пока она читала или играла во что-нибудь с Риммой Михайловной или дядей Володей, а большую часть суток бодрствовал вместе с ней или подле неё. Это было похоже на перетягивание каната. С одной стороны, просыпаясь, она стала быстрее успокаиваться, меньше плакала наяву и делилась подробностями из снов куда более отстранённо. С другой стороны, время, которое она могла спать спокойно, медленно, но неуклонно сокращалось. Платон старался не думать о том, сколько может продержаться человек, спящий не больше трёх часов в сутки.
Дядя Володя с Риммой Михайловной ждали помощь, какую-то Нину-шаманку, которую Платон вроде бы видел, но совершенно не помнил, а сам он ждал чуда, от которого зависели здоровье и даже жизнь Мартуси, а значит, и его собственная жизнь. 
Нина появилась поздним вечером в пятницу, приехала вместе с братом из аэропорта на такси. Платон как раз выдернул Мартусю из очередного кошмара, дал убедиться, что живой и рядом. Сидели обнявшись. Нина вошла тихо, прикрыла за собой дверь. Миниатюрная женщина, по виду почти девочка, в длинном чуднОм вязаном свитере с пёстрой отделкой, с цветными лентами в чёрной косе до пояса. Присела на корточки у дивана.
- Здравствуйте, мои хорошие, - сказала она замечательно мелодичным голосом. - Устали?
Марта поздоровалась, Платон протянул руку. Нина взяла его руку своими двумя и задержала дольше необходимого, всмотрелась в глаза и вдруг заулыбалась, прямо засияла.
- Надо же, какой ты светлый! Жить тебе и жить...
Платон растерянно пожал плечами, зато приободрилась Мартуся.
- Вы правда можете нам помочь?
- Вы сами можете помочь кому угодно, - усмехнулась Нина, - помочь здесь, а это самое главное. А я могу снова научить тебя спать без страха.
- Как?!
- Сказку расскажу.
- Вы шутите?
- Нет, конечно. Это особенные сказки. Ты устраивайся, лучше всего своему Платону голову на колени клади и закрывай глаза.
Марта неуверенно взглянула на Платона, но послушалась.
- Вы странная, - тихонько призналась она, укутываясь в одеяло, - но я вам верю.
- Хочешь сказать, более странная, чем твоя тётя?
Нина огляделась, ухватила сложенные на стуле диванные подушки и устроила себе на полу у стены что-то вроде трона.
- Да.
- Я тоже не всем сразу при встрече начинаю сказки рассказывать. Но ты права, сильному медиуму с наследственным даром не нужны никакие дополнительные атрибуты для общения с тонким миром; все эти доски, книги, хрустальные шары - баловство, а чаще всего ещё и шарлатанство. Так что неудивительно, что твоя тётя обходится без них. А вот шаману без атрибутов нельзя, чем их больше, тем сильнее связь с природой, откуда он черпает силу.
- То есть у вас есть бубен? - поинтересовался Платон не без иронии, а Марта хихикнула.
- Конечно, есть, - Нина одарила их озорным взглядом. - И волчьи лапки есть, и медвежьи зубы; у меня отец - охотник, это очень облегчает дело. А ещё есть варган из северного дерева, это такой музыкальный инструмент, и играю я на нём неплохо, но, конечно, гораздо хуже, чем Владимир Сергеевич на гитаре. Но сегодня нам всё это не понадобится. Я просто буду рассказывать, а ты слушай и засыпай.
- Я боюсь,  - вздохнула Марта.
- Не надо. Сегодня ты не увидишь ничего страшного, во сне будет в точности то же, что я расскажу. Полетим с чайками, поплывём с косатками по Охотскому морю, по Пиля-керкху в гости к Морскому Хозяину. Будем вместе с храбрым Азмуном будить его и просить послать народу нивхов рыбу. Ты же сказала, что ты мне веришь?
- Верю, - отозвалась Марта эхом.
- Это хорошо. Спи...

Отредактировано Isur (Вчера 17:49)