На следующее утро настроение Штольмана было радужным. Сегодня он собирался отправиться в дом Мироновых, чтобы просить руки Анны, и казалось, ничто не сможет помешать этому событию. Но когда из письма от осведомителя стало известно о появлении в городе карточного шулера по кличке Ферзь, Яков тут же решил отложить сватовство.
Ему хотелось идти к Мироновым не с прошлыми долгами, а чистым перед совестью и перед Анной. Ведь именно после убийства Ферзя он в прошлый раз накричал на неё, обвинил в обмане, мошенничестве и бог знает в чём еще. Ему до сих пор было стыдно за тот визит.
А раз в Затонске появился Ферзь, значит, нужно сначала отправить его в Петербург и только потом идти свататься.
Вспомнив прошлое, Яков ощутил, как заныли зубы. Каким же дураком он был три года назад… И не глупо ли поступает сейчас, откладывая то, к чему так страстно стремится?
- Яков Платонович! - вбежал в кабинет Коробейников, - там Ивану Кузьмичу плохо!
Штольман вышел в приемную часть, где согнувшись, держался за сердце полицмейстер Артюхин. Перед ним стоял мужчина чиновничьего вида с надменным выражением лица. Было похоже, что эти двое только что закончили некий спор, в результате которого…
Яков вдруг понял, что знает этого мужчину, и едва не выговорил его имя вслух. Впрочем, сейчас нужно было заниматься отнюдь не судебным следователем Извариным.
- Что замерли? - рявкнул Штольман на застывших в растерянности городовых.
- Коробейников, Евграшин, отведите Ивана Кузьмича в его кабинет, усадите в кресло, расстегните ворот. Окна откройте! Синельников, принесите воды. Белов, бегом за доктором Милцем!
Полицейские занялись делом, а сыщик вплотную подошел к надменному посетителю и сухо произнес: - Следователь Штольман. С кем имею честь?
- Следователь Изварин, - ухмыльнулся мужчина. - Судебный следователь. В вашем заведении, господин Штольман, давно забыли о бумажной дисциплине, которая, как известно…
- Выйдите вон, - предложил Штольман, сдерживаясь изо всех сил.
- По поводу дисциплины приходите завтра, а лучше через неделю. Сегодня у нас не приемный день.
…
После ареста Ферзя в игровом клубе Переверзева и помещения его в надежную камеру Штольману пришлось заниматься срочными делами, которыми в обычное время заведовал полицмейстер. Тому доктор Милц рекомендовал отдохнуть в домашней обстановке, и на ближайшие дни старшим в управлении стал Штольман.
Прием разгневанных граждан, разбор драк между извозчиками, организация ареста должника по судебному решению и подобная рутина отняли у сыщика немало сил. Подготовку рапорта в губернское правление он поручил Коробейникову, который принялся за дело с похвальным усердием. Полицейский же надзор за нравственностью, выражавшийся в обходе церковных лавок на предмет торговли водкой, а также рассмотрение прошений о возращении из ссылки и прочих бумаг Яков с легкостью отложил до выздоровления Артюхина. У него, Штольмана, были дела и поважнее.
Мышлоедова он отыскал в том же самом доме, что и в прошлый раз. К удивлению Якова, на прямой вопрос о карточном долге ротмистр только искренне рассмеялся, а затем ответил отрицательно. Задав еще несколько вопросов, Штольман убедился, что ротмистр не врет.
Получалось, что в этот раз Ферзь почему-то появился в Затонске раньше, чем в прошлый, но Мышлоедов ему имение не проигрывал.
Такое несовпадение было интересно не столько с философской точки зрения, сколько с практической. Следовало ли из него, что ночь в управлении Ферзь переживет благополучно?
Этого Яков не знал и знать не мог, и решил не терзаться этой мыслью. Вместо этого он отправился в управление и самым серьезным образом предупредил остававшихся на ночное дежурство городовых:
- Не ешьте и не пейте ничего, кроме принесенного из дому. На посту не спать, из управления не отлучаться, к арестованным никого не пускать.
После того, как дежурные повторили инструкции, сыщик уточнил:
- Ваши жены не на сносях?
- Никак нет, - отрапортовали Ульяшин и Евграшин.
Физически ощущая себя выжатым, как лимон, Штольман решил не пренебрегать возможностью размять мозги. Разминка оказалась удачной, две партии он выиграл. Впрочем, для себя он признал, что случилось это вследствие знакомства со стилем шахматных атак Ферзя в прошлой жизни.
Выйдя из камеры, Штольман подозвал Ульяшина, чтобы тот запер дверь, громко попрощался с шулером и отправился домой. Хоть ему и хотелось увидеть Анну, он понимал, что из-за усталости хорошего свидания не получится.
…
На следующий день Яков первым делом проверил камеру Ферзя. Шулер был жив и здоров, хотя и в поганом настроении. Ему, видите ли, кофею с утра не подали.
- Мне тоже не подали, - буркнул Штольман. - У нас тут кофе не варят, чаю попьете. Синельников, чаю мне в кабинет и ступайте домой, ночью будете дежурить вместе с Ульяшиным.
- Этому чай принести? - уточнил Синельников.
- Принесите.
День прошел в той же муторной суете, что и вчерашний. Якову пришлось отправить записку для Анны в дом Мироновых, что занят по службе и сегодня не сможет с ней увидеться. К записке, чтобы девушка не считала его сухарем, он приложил купленную вчера в лавке вторую часть романа Боборыкина «Жертва вечерняя». Именно о нем говорила Анна во время поездки в деревню, что прочитала только первую часть и никак не может найти вторую. Эта книга бросилась ему в глаза за стеклом книжной лавки, и только потом Яков припомнил, почему. Сам он вскользь читал роман еще в Петербурге и вполне понимал интерес к нему Анны.
Ненадолго он задумался, не съездить ли к Мироновым, чтобы самому вручить подарок и услышать милый голос, почувствовать нежное прикосновение, взглянуть в сияющие глаза Анны. Но тут в кабинет вошел дежурный, и служба вновь увлекла в водоворот дел, не оставляя и минуты на личное.
А через час принесли ответное письмо. Его Яков вскрывал с замиранием сердца. На мгновение ему показалось, что перед ним то самое письмо из прошлого, в котором Анна просила не искать с ней встреч. Но нет, и прочитав теплые строки, он расплылся в улыбке. Она благодарит за книгу, будет его ждать, а сегодня поедет с маменькой и Мухой в соседний город, чтобы показать собачку квалифицированному ветеринару.
К восьми часам вечера поток посетителей наконец иссяк. Распрямив затекшие ноги, Яков с грустью подумал, что уже два дня не видел Анны. Но завтра должен был приехать жандармский офицер с сопровождением, чтобы под конвоем отвезти Ферзя в столицу, а также, возможно, вернется отдохнувший Артюхин. Вот тогда и появится время для запланированного.
Завтра… Неужели завтра Виктор Миронов скажет ему «да», и они с Анной будут помолвлены? А если адвокат откажет?
Штольман покачал головой. Все это будет завтра, а сегодня нужно еще раз проверить арестанта. Грозящая тому опасность как будто миновала, но все же он, Яков, еще раз проинструктирует дежурных. К тому же сегодня на ночную смену заступит опытный Ульяшин, он правила знает, доверять ему можно. А Синельников будет слушаться старшего по званию.
…
В дверь служебной квартиры постучались. Штольман закрыл бутылку коньяка «Гранд Маркъ», что только что купил с собой в трактире после ужина, поставил её на подоконник и взглянул на часы. Было без четверти десять. Неужели что-то с Ферзем?
Он открыл дверь и глубоко вздохнул.
- Анна Викторовна, - произнес он, пытаясь не выдать безумной радости от её появления, к которой примешивалась толика раздражения от её прихода в такой час. - Добрый вечер.
Анна влетела в комнату. Она была в сером пальто, на шее её был тот самый платок, что он подарил после дуэли. Подождав, пока он закроет дверь, она затараторила:
- Добрый вечер, Яков Платонович, мне очень нужно было вас найти. Я сперва забежала в управление, Ульяшин сказал, что вы домой ушли, вот я и решилась...
Штольман заиграл желваками. Да как же она не понимает, что в такой поздний час нельзя навещать холостяка! Пусть он и собирается посвататься к ней прямо завтра! Но ничего, скоро такие визиты он прекратит.
- … потому что мне было видение! - продолжала Анна. - Вы сидели в какой-то камере, за решеткой! Вы были очень расстроены. А еще на вас кричал какой-то мужчина в мундире. Скажите, в ваших полицейских делах все хорошо?
Она застыла, устремив на него взволнованный взгляд. На лице была тревога, ладони, которые он уже успел взять в свои, чуть дрожали.
Он тут же смягчился. Анна увидела опасность для него и примчалась предупредить? Она хочет позаботиться о нем? Сердце его качнулось на волне счастья.
- Анна, - сказал он тихо. - Анна…
Прижав к губам её пальчики, он поцеловал их один за другим, а когда поднял глаза, понял, что она близка к потере сознания. Он тут же проводил её к окну и усадил на стул возле кровати.
- Выпейте, - попросил он, поднося к её губам стакан с водой.
Она послушно выпила. Нависать над ней показалось неприличным, поэтому он сел возле неё на табуретку и хрипло произнес: - Анна, я тронут. Никто еще не заботился обо мне так, как вы.
Щеки её порозовели, розовый язычок облизнул губы.
Он смотрел на них и вспоминал их вкус.
Покраснев еще больше, Анна сказала: - Яков Платонович… вам по службе… ничего не угрожает? Пожалуйста, вспомните, это очень важно.
Она просит перестать соблазнять её и вернуться к делу, - усмехнулся про себя Яков.
Впрочем, это кстати, он действительно на грани того, чтобы поцеловать её по-настоящему.
- Мне сказали, что полицмейстеру Артюхину стало плохо. Возможно, из-за каких-то его незаконченных дел опасность теперь грозит вам?
- Возможно, - встал он и подал ей руку.
Поднявшись, Анна едва не коснулась грудью его груди, и он приказал себе отойти. Но ноги не слушались. Он так по ней соскучился!
Она изящно выбралась из ловушки между ним и стулом, прошлась по комнате, с любопытством оглядела нехитрые приспособления для бритья.
- Вам ничего не приходит в голову? Я совершенно точно видела вас в камере! Как обычно, - огорчение на её лице было очевидным, - я не знаю, когда это произойдет. Думаю, что очень скоро, потому я и …
Он так и стоял у стола, не смея подойти ближе, иначе нарушил бы собственные заповеди. И не мог оторвать от неё глаз.
- Яков Платонович, - вдруг нерешительно произнесла она, - мне почему-то кажется, что вы… Вы простите мне эту вольность?
Она в двух шагах от него… в его комнате… где кроме них - никого…
Кровь стучала в ушах, и слышал он плохо. О чем она спрашивает? Он простит ей что угодно.
- Разумеется, - хрипло сказал он.
- Мне кажется… что вы сейчас меня… схватите.
Анна смущенно отвернулась.
- Простите.
Черт! Он ведь собирался оберегать её, а не пугать!
Прикрыв глаза, он представил, что рядом стоит Виктор Миронов. Желание немедленно обладать ею поутихло, но никуда не исчезло.
- Вы можете не опасаться меня, Аня, - выдавил он. - Никогда, слышите меня, никогда я не причиню вам боли.
- Аня? - прошептала она. - Неожиданно.
Он внутренне застонал. Кажется, он только что признался ей в любви.
«Делом займись, Штольман!» - прикрикнул он на себя и уставился в стену над головой Анны в попытке вспомнить, с чем она пришла.
Она предвидит для него неприятности по службе? Значит, нужно проверить… кого же?
В голове не было ни одного имени, кроме Аниного. Сжав зубы, он заставил себя сосредоточиться.
- Вы позволите проводить вас домой? - спросил он вслух, все еще пытаясь справиться с желанием.
Здесь, недалеко от кровати, наедине с Анной ему оставаться больше нельзя, это абсолютно точно.
- Домой? - разочарованно сказала она. - Я думала, мы вместе попробуем разобраться, что же вам угрожает!
- Хорошо, - согласился он, - сделаем так. Мы сейчас вместе вернемся в управление, я проверю, все ли в порядке, сообщу вам, и тогда уже провожу до дома. Согласны?
- Обязательно проверьте каждую комнату в управлении! - велела Анна.
- Вдруг там кто-то прячется? И замки тоже проверьте!
- И замки, - улыбнулся он.
…
Проверка в управлении никаких странностей не выявила. Дежурные сидели на своих местах, камера Ферзя заперта. По настоянию Анны Яков обошел все помещения, никого не обнаружил, еще раз заглянул к шулеру. На этот раз разговор велся на повышенных тонах, так как Ферзь требовал реванша.
Рявкнув в конце концов на арестанта, Штольман запер дверь, повесил ключи от камеры в специальный шкафчик под стеклом в дежурке и вышел в приемную, где ждала Анна.
- Все хорошо? - тихо спросила она.
- Да, Анна Викторовна, - заверил он. - Все предосторожности приняты.
…
Извозчика они не нашли. Это было к лучшему, ведь Анне хотелось подольше побыть со Штольманом. Сперва она шла рядом, держась за его локоть, а на повороте отошла в сторону. Через несколько шагов он сам взял её за руку. Это Анне понравилось, но из озорства она снова взяла его под локоть - и снова отстранилась.
Они еще шли под фонарями, и Анна успела увидеть ласковую усмешку на его губах. Та восхитила её, но сковала язык. Казалось, молчание Якова не тяготило, а вот Анна чувствовала себя неловко. Через несколько минут она справилась с собой и заговорила.
Начала она, как учила мама, с погоды. Поговорив о зимах в Затонске и Петербурге, Анна затем попыталась выспросить у Якова подробности последних дел. Он умело уклонялся. Она попросила его беречь себя, он кивнул и вновь замолчал.
Под слишком легкое для конца ноября пальто стал забираться морозец. Поежившись, Анна вспомнила о книге «Вечерняя жертва» и спросила: - Яков Платонович, а вы сами читали вторую часть? Как вам поступок героини?
- Это поступок слабого человека, - коротко сказал Яков. - У нее же сын, как можно было…
Будто вспомнив что-то, он замолчал, а потом сказал:
- Не стоит о ней, Анна. Я уверен, что вы не такая. Но интересно узнать, как вы относитесь к жизни в высшем свете?
- Думаете, я в восторге? – немного запальчиво сказала она. - Раз провинциальная барышня, значит, мечтаю о балах и канделябрах?
- Вы не похожи ни на одну провинциальную барышню, что я знаю, - мягко сказал он. - Вы умная, образованная, красивая. И к тому же талантливая.
- Вы тоже… красивый, Яков Платонович, - выдохнула Анна и, осознав, что только что сказала, резко вырвала руку и шагнула в сторону.
То, что недавно произошло в его квартире, его взгляды и слова бросили её в немыслимые до сего дня переживания. Его близость волновала её, но она абсолютно не знала, что с этим делать, и поэтому поступала глупо.
- Аня, постойте, - произнес он и сделал шаг.
Её имя, произнесенное этим бархатным шепотом, вновь заставило её сердце перевернуться в груди. Глядя на него, она отступила. Под ногами тонко хрустнул первый лед.
- Да стойте же вы, - он поймал её обеими руками, прижал к себе и выдохнул куда-то в волосы: - За вами лужа.
От стыда за собственную неловкость она уткнулась лицом в его пальто и выговорила, дрожа от холода: - Пустите. Я сама дойду.
- Нет, не дойдете.
Яков подвел её к какому-то дереву. Спиной ощущая шероховатый ствол, она поправила сползающую шляпку и пробормотала: - Это еще почему? Я в Затонске всю жизнь живу, вполне могу… Что вы делаете?
- Вам холодно, - просто сказал Штольман. - Накиньте мое пальто, прошу вас.
Он снял пальто и стоял перед ней, такой серьезный, такой красивый. Его белая рубашка будто светилась в лунном свете, лицо было едва различимо.
Как сомнамбула, она сделала шаг вперед. Он обернул пальто вокруг её плеч. Её окутало его тепло. Стало уютно, будто дома под пледом, но сейчас её палил и другой жар.
Яков стоял совсем близко, взгляд его был устремлен на её губы.
Анна прерывисто вздохнула. Ей хотелось, чтобы он поцеловал её, но просить об этом было невозможно.
- Яков Платонович, - прошептала она.
- Яков, - поправил он.
Она подняла взгляд и, встретившись с его, задохнулась от пронзившей её искры.
- Я… Яков, - смогла выговорить она.
Он сделал еще полшага. Ей казалось, что сейчас она потеряет сознание, так медленно приближались его губы. Наконец он мягко провел ладонью по её щеке и коснулся губами уголка её рта. Не раскрывая губ, он целовал её нежно, долго, почти молитвенно. Он оказался таким сладким, что она сама вжималась в него, требуя большего, и тогда он, замерев на мгновение, скользнул языком меж её губ, и…
И она потерялась в его руках, и уже не могла вспомнить, где был он, а где она, потому что они будто сплавились в единое целое.
Очнувшись, Анна поняла, что почти лежит на его руке. Он прижимался к ней всем телом и тяжело дышал. Она попыталась встать на ноги, но не смогла.
Тогда он подхватил её обеими руками, прижал к себе и пробормотал: - Аня…
Она издала какой-то звук, сама удивившись его томности. Ей хотелось стоять так вечно, слушая его дыхание и чувствуя бешеный стук его сердца.
Боже, как же это было хорошо!
- Аня, - тихо спросил он, - вы станете моей женой?
...