Войдя в дом, Анна наткнулась на Прасковью. Та куда-то собиралась:
— Как хорошо, что вернулись, барышня. Я уже вас искать было хотела. Телеграмма пришла срочная! Виктор Иваныч заперлись в кабинете, приказали коньяку и Вас отыскать. Ой, неспроста, барышня. Нервничают они-с. Что за телеграмма такая?
     Анна замерла. Страх, перемежающийся с надеждой. Не понятно чего больше. Она бросилась в кабинет. Дверь была заперта. Анна начала стучать сначала тихонько, затем все громче. Ей необходимо было узнать, что в телеграмме. Сейчас. Ни секундой позже. Дверь отворилась. Виктор Иванович был бледен, но настроен решительно. Она вошла, затворила поплотнее дверь, вся подалась вперед и спросила:
— Что?
— Анна, дай мне слово, что когда я прочту, мы поговорим.
— Что, папа? Что?
— Анна, дай мне слово…
— Папа! Даю слово. Говори.
     Она ожидала уже всего, даже самого худшего. Её трясло как в лихорадке, глаза горели. Отец, видя её состояние, молча протянул ей телеграмму. Анна не сразу разобрала текст. Руки предательски дрожали, буквы прыгали перед глазами. Наконец, она взяла себя в руки. «г-же Мироновой А.В. полковника Варфоломеева В.Н. Телеграмма. Прибыть срочно. Есть новости». Анна облокотилась спиной на дверь. Ноги подгибались. Есть новости. Есть новости. Какие новости? Хорошие или плохие? Даже никакого намека. Прибыть срочно. Зачем? Значит, наверное, все не так уж и плохо, раз «прибыть». А если это для того, чтобы похоронить? Она закрыла глаза. Не обращая внимания на отца проговорила:
— Дух Якова Штольмана, явись. Дух Якова Штольмана, явись мне! Дух Якова…
     Нет. Он не приходит. Значит жив. Анна замолчала. Опустила руки, стояла неподвижно, не понимая, что делать дальше. Виктор Иванович осторожно обнял её и повел, усадил в кресло. Сам сел за стол, налил себе коньяка, выпил залпом и произнес:
— Аннушка, иди собираться. Маму волновать не будем. Скажем, что мне в Петербург по делам нужно. Срочно. А тебя беру развеяться. Она пошумит, конечно, но примет мое решение.
     Анна смотрела на отца. Она обожала его с детства. Он был для неё всегда образцом благородства, идеалом мужчины и примером для подражания. Сейчас ей хотелось плакать от любви к нему. К нему и к маме. «Пошумит, но примет мое решение». Как она их любит. Как хочет, что бы они были счастливы. За что им все это?
— Спасибо, папа. Вы простите меня. Я вас очень люблю. Спасибо.
— Все образуется, Аннушка. Все образуется.
     Виктор Иванович вздохнул. Взял в руки коньяк, медленно налил себе ещё порцию. Посмотрел устало через бокал на свет свечей. Тяжело далось ему это решение. Он сначала хотел скрыть от всех телеграмму, сказать, что его вызывают по делам службы. И поехать одному. Все разузнать, помочь, если требуется. А затем уже, подготовив постепенно дочь… Или вообще все утаить ото всех. Мало ли какая ему пришла телеграмма… Но телеграмма пришла не ему. Госпоже Мироновой А.В. Он не мог обманывать дочь. Она бы не простила ему. Многое простила бы, наверное, но не это. Так что, они поедут вдвоем. И он будет с ней рядом в горе или в радости. И поможет ей, и поддержит. И защитит свою маленькую девочку. Свою такую любимую, в одночасье ставшую взрослой, маленькую девочку.
— Иди, Аннушка. Собирайся. Утренним поездом и отправимся. Раньше никак. Мне ещё с мамой разговаривать…