Эпилог

      Темные низкие своды пещеры нависают над головой. Хорошо еще, что темнота не абсолютна, откуда-то из тоннеля, ведущего глубже, пробивается свет. И это просто отлично, это дает надежду, что там может быть выход. Причем, неохраняемый, охранники расположились с другой стороны, их голоса смутно доносятся, и нужно быть осторожным, чтобы они не услышали его эволюций.
      Накрутить цепь на руку, чтобы она не растирала ногу, на которую надет браслет кандалов, упереться ногами покрепче и продолжать, раз за разом расшатывая вбитый в стену костыль. И еще раз, и еще. Усталость уже ощущается, но зато не холодно. В этих горах по ночам жуткий холод, а в пещере и подавно, наверное. Камень кругом.
      Унывать и сдаваться он не собирался. Это вообще было не свойственно его характеру – унывать или предаваться отчаянию. Подумаешь, посадили на цепь! В бродячем цыганском цирке он занимался метанием ножей, а теперь вот и эскапизм освоит.
      Петр Миронов устало опустился на землю, прислонившись спиной к стене, из которой торчал ржавый железный костыль. От костыля тянулась довольно длинная цепь, оканчивающаяся браслетом, застегнутым намертво у него на ноге. Браслет снять он уже пытался, не удалось. Ну, да и Бог с ним, можно и с другого конца подойти к проблеме, в прямом смысле этого слова. Костыль старый и ржавый, если его еще расшатать… Сейчас передохнем пять минут и продолжим.
      Петр Иванович протянул руку и взял стоящий на полу кувшин с водой. Его наличие удивляло: было совершенно понятно, что живым его из этой пещеры выпускать не собираются. Зачем же тогда воду оставлять? Чтобы приманка не померла от жажды раньше, чем нужно? Но, как бы то ни было, его охранники, больше похожие на разбойников из восточных сказок, приковав его, поставили рядом кувшин с водой и бросили пару непонятного вида лепешек. Попробовать этот шедевр кулинарного искусства Ладакха Петр пока не осмелился, решив, что с едой можно и повременить. Впрочем, если в течение суток не удастся выбраться из этого подземелья, придется отведать разбойничьего угощения, иначе силы начнут убывать, а они ему еще понадобятся.
      История с его заточением в пещере была вовсе не понятна. Прибыв в Лех, он поселился в единственной приличной гостинице и отправился осматривать городок, дабы убедиться, что именно его показало ему мироздание в Калькутте. Он был почти уверен, но убедиться стоило. Знающий человек, которого расспрашивал, сказал ему, что в горах Тибета есть два подобных дворца. Но один из них находится в закрытом для европейцев священном городе Лхаса. Каким образом сам знающий человек узнал об этом, Пётр деликатно расспрашивать не стал. Человек был из «пандитов» - индусов, получивших образование в Англии и служащих Британской короне на своей родине и её ближайших границах. Как догадывался Миронов, служба эта была особого рода. Вроде той, в которой теперь подозревали его самого.
      Но Аннушка… с неё станется, конечно, и в священную Лхасу забраться. Не родился ещё тот мужчина, который может Анну от чего-то удержать. Если ей вздумается, она и до далай-ламы дойдёт. Но всё же начинать поиски дядя решил с Леха – столицы княжества Ладакх, где подобный дворец тоже был.
      Он выбрал Лех, потому что тот был ближе к перевалам, ведущим в Россию. Из Лхасы вовсе никуда попасть было нельзя, это был настоящий тупик мира. А Миронов уже начинал потихоньку сомневаться в правильности своего толкования картин, увиденных им ранее. Что если Аннет каким-то образом все же оказалась в Сибири, что если она идет ему навстречу через горные перевалы? Тогда Лех становился самым правильным выбором.
      Осмотревшись, Петр Иванович почти мгновенно понял, что не ошибся: и дворец, и караван-сарай, увиденные им, были именно теми самыми. Он попробовал расспросить местных жителей о русской барышне прекрасного вида, но не успел толком начать расспросы, как был арестован английскими солдатами. Только теперь ему пришло в голову, что было куда предусмотрительнее испросить английский аналог подорожной у Калькуттского губернатора. Тот бы Миронову не отказал, человек он был милейший и к Петру Ивановичу был весьма расположен. Но вот не подумал, и теперь поплатился за свое легкомыслие свободой. Солдаты приволокли его в гарнизонную тюрьму, где суровый, чем-то напоминающий бульдога, офицер Дирк попытался допросить Петра Ивановича о его шпионской деятельности. Миронов старался отвечать спокойно, подробно и изо всех сил изображая из себя человека совершенно безобидного, ни к какому шпионству не приспособленного. Видимо, он был не слишком убедителен, потому что его все равно засунули в тюремную камеру. Но не успел он сообразить, как бы из нее выбраться, как и оттуда его извлекли и передали разбойничьего вида охранникам, тем самым, что сидели сейчас у входа в пещеру. Во время передачи бульдогообразный офицер приказал разбойникам запереть Миронова в пещере и ждать, пока его попытается найти какой-то сыщик. Тогда сыщика и шпиона убить.
      Услышанное озадачивало: какой еще сыщик, и почему он должен прийти за русским шпионом, который и шпионом-то не является? В общем, Петру Ивановичу ясно было одно: не следует ждать, пока его освободят или убьют, нужно сделать все возможное, чтобы выбраться. А то ведь разберутся, что не ту приманку на крючок насадили, да и прикончат по-тихому в этой пещере.
И вот уже который час он, стараясь не шуметь слишком сильно, пытается расшатать укрепленный в стене штырь, на котором держится его цепь. Тишину Миронов соблюдал не только потому, что охранники не должны были услышать, что пленник пытается освободиться. Просто при каждом резком звуке с потолка и стен осыпались мелкие камни, а своды угрожающе потрескивали. Чем бы ни была эта пещера, она явно находилась на грани обвала, и это добавляло решимости убраться из нее как можно скорее.
      Петр Иванович поднялся, снова накрутил цепь на руку и принялся за дело. Костыль поддавался плохо, но все-таки поддавался, что внушало надежду на скорое освобождение. Еще несколько отчаянный рывков – и он повалился на спину, более не удерживаемый цепью. Отличный результат, если бы не острый камень, пришедшийся на ребра. Зашипев от боли, Миронов сел и попытался оценить ущерб. Похоже, ребра целы, просто ушиб. Очень хорошо, потерять подвижность было бы сейчас не ко времени.
      Обмотав цепь вокруг пояса, он поднялся на ноги и прислушался. Голоса охранников, доносившиеся от входа, были все также спокойны. Значит, можно надеяться, что они ничего не услышали. Вряд ли разбойники без лишней необходимости полезут в пещеру проверять, как там поживает пленник. Когда его сюда приволокли, было видно, что они знают о непрочности сводов пещеры и весьма страшатся обвала. Так что можно пока обследовать свою темницу, не опасаясь, что его освобождение заметят.
      Осторожно, чтобы не нашуметь, Миронов пошел вглубь пещеры туда, откуда падал рассеянный свет. Свернув вместе с коридором, он замер, пораженный величественностью открывшегося ему зрелища: коридор оканчивался выходом в огромный зал. Прямо напротив входа возвышалась гигантская статуя Будды Матрейи, восхищающая своей красотой и тонкостью отделки. На стенах зала были видны остатки фресок, а частично обрушившиеся, а кое-где и повалившиеся колонны были покрыты искусной каменной резьбой. Видимо, когда-то это был величественный и процветающий храм, но теперь он обветшал и пришел в полный упадок. В британских колониях вообще придавали мало значения сохранению памятников, и они ветшали и разрушались. За время своего путешествия Петр Иванович видел множество таких вот заброшенных полуразрушенных сооружений, поглощаемых джунглями, истачиваемых ветрами и тропическими ливнями. Определенно, это удивляло. Храмы эти были построены великими зодчими, их украшали не менее великие художники и скульпторы. Почему же нынче эта страна погрузилась в нищету, забыв о собственной культуре и былом величии? Не все можно было списать на вторжение чужеземцев, далеко не все.
      Но это были размышления отвлеченные. Сейчас куда важнее выяснить, не поможет ли доброе божество его, Миронова, побегу. Потому что свет, замеченный им из коридора, добирался туда через пролом в потолке зала. Петр Иванович внимательно осмотрел желанный выход. Добраться до него будет сложновато. Но если использовать Матрейю вместо лестницы… Он сделал шаг вперед, под ногой громко скрежетнул камень, и тут же, будто в предупреждение, с потолка зала оборвалась каменная глыба. На шум ее падения посыпались еще камни, зашипели струйки песка по стенам. Осторожно, стараясь даже не дышать, Миронов убрался обратно в коридор. Нет, этот путь невозможен совершенно. Его похоронит упавший потолок раньше, чем он доберется до статуи. Да и сам Будда, покрытый многочисленными трещинами, вряд ли будет хорошей опорой. Больше похоже на то, что статуя развалится при попытке на нее влезть.
      Все также осторожно Миронов вернулся к тому месту, где его приковали изначально. Других коридоров не было, но сделать все равно что-то можно. Отдохнув слегка и выпив еще пару глотков воды из кувшина, Петр Иванович принялся осматривать свое узилище более тщательно на предмет того, что можно превратить в оружие. В основном это были камни. Неплохой метательный снаряд, но у тех, что снаружи, были ружья. Так что стоит попытаться озаботиться чем-то более серьезным.
      Под каменным завалом в углу обнаружилась прогнившая, но еще крепкая доска, а еще веревка, тоже не новая, но вполне подходящая для его целей. Приложив достаточно фантазии и несколько большее количество усилий, Миронов превратил эти предметы в отличную ловушку, подобную той, как устраивал в далёком детстве нелюбимому учителю гимназии, приспосабливая ведро с водой над дверью. Обрушившаяся ловушка если и не убьет того, кто попытается войти в пещеру, то оглушит уж точно. И даст Петру шанс завладеть оружием. А там, глядишь, и еще какие шансы появятся.
      В возможность своей смерти в этой пещере Петр Иванович не верил категорически. Мироздание не стало бы подсовывать ему все эти видения с Аннет, если бы у него не было реального шанса ее разыскать. Да и видение о себе самом в джунглях пока еще не сбылось, так что из этого плена он точно выберется. Правда, тот факт, что он теперь вроде как шпион, весьма осложнял розыски племянницы. Но эту проблему он решит позже. Сейчас нужно вырваться отсюда, добраться до памятного по видению караван-сарая, замаскироваться и ждать. Аннет появится там обязательно, он в этом полностью уверен.
      Оставив Петербург, Петр Иванович направился в Англию, но по дороге был вынужден задержаться в Париже на две недели. Его управляющий был человеком милейшим и очень умным, но некоторые вопросы требовали личного участия, тут уж ничего не поделаешь. И каким бы Миронов не был легкомысленным, нищим он становиться не собирался совершенно.
В результате этой задержки Петр Иванович прибыл в Англию как раз с началом сезона зимних штормов, едва не утонув в Ла-Манше во время переправы. Найти капитана, желающего отправиться в Индию в это время года, не удалось, и пришлось долго ожидать корабля. Так что в Индию он прибыл уже весной, почти что летом даже. Как и собирался, согласно первоначальному плану, обосновался в Калькутте, перезнакомившись с местным обществом. Но сколько он ни расспрашивал, никаких следов пребывания Аннет в Индии найти ему не удавалось.
      Тогда и закралось в голову Миронова подозрение, что истолковал он видения неверно. Он опирался на уверенность, что Аннет отправилась в Индию тем же путем, что и он, но если предположить, что видения все же следовали в хронологически верном порядке, то, получается, ехала она как раз через Сибирь. Изначально вместе со Штольманом, потом он, видимо, погиб, и эту картину Петр видел на его могиле. А Анна продолжила свой путь через горы. И теперь дядюшка должен ехать навстречу племяннице, чтобы ускорить воссоединение и помешать всем тем опасностям, что он видел.
      С этими мыслями Петр снова постарался различить, где может находиться Аннет, и был вознагражден довольно подробным и длительным видением. Отдача от него, правда, тоже была длительная, но это значения не имело. Зато он увидел небольшой город в горах с высоты птичьего полета. Над городом, или, правильнее будет сказать, поселком, состоящим из прямоугольных домиков, доминировало огромное здание, то ли дворец, то ли крепость, рядом с которым переливалась белизной и позолотой неожиданно богатая буддистская ступа, нимало не похожая на ту облезлую, что видел он в прошлый раз. Городишко, расположенный пониже дворца, приблизился, и вскоре стало видно лишь одно здание, что-то вроде постоялого двора или караван-сарая, как здесь принято было говорить. Затем видение еще надвинулось, показывая убогую внутреннюю обстановку здания. В комнате на расстеленной на полу циновке сидела Аннет, поджав под себя ноги. Снова глаза ее были закрыты, а лицо напряжено.
      Внезапно она сильно побледнела и начала заваливаться на бок в обмороке.
      Придя в себя после столь продолжительного видения, Миронов обдумал увиденное и преисполнился оптимизма. Впервые мироздание одарило его такими четкими указаниями. Видимо, неспособность провидца правильно истолковать видения вывела универсум из себя, и он прислал такие точные инструкции, не понять которые было невозможно. Расспросив знатоков индийских достопримечательностей, Петр выяснил, что подобных дворцов в горах два: в Лехе и в Лхасе.
      А вот ступу знатоки опознали предположительно как Тиссеру-ступу. И расположена она была в Лехе. Там же сходились караванные тропы через Тибет, так что все указывало именно на Лех в княжестве Ладакх. Туда Петр Иванович и отправился. Путешествие через весь индостанский полуостров заняло у него без малого месяц, что его весьма беспокоило. В горах зима наступает рано, скоро холод и морозы сделают перевалы непроходимыми. Если он не найдет Аннет в ближайшее время, они рискуют застрять в Лехе до самой весны.
      И вот он прибыл в Лех, легко убедился, что это то самое место, которое он разглядывал во время видения. Но вот только Анны в караван-сарае не обнаружил. А вместо этого попал в плен и сидит в этой дурацкой пещере в ожидании, пока подвернется возможность освободиться. А его племянница тем временем без малейшего присмотра и руководства развлекается явно непосильными для нее практиками, рискуя здоровьем, а может быть, и самой жизнью.
      Ночь Миронов провел без сна, засыпать в таком холоде не имея ничего, чем согреться, было просто опасно. Приходилось вставать и разгонять кровь движениями, стараясь при этом не шуметь и не оступиться, что было весьма не просто, так как с наступлением ночи темнота в пещере воцарилась кромешная. Но даже если бы Петр Иванович попытался уснуть в этом холодном склепе, все равно ему не дали бы спокойно спать многочисленные мысли, роящиеся в голове. Никак не удавалось отвлечься от дум о том, что пока он тут глупо замерзает в полуразрушенном пещерном храме, блудная племянница запросто может не только приехать в Лех, но и покинуть его, и придется вновь гоняться за ней по всему Индостану.
      Пытаясь отвлечься от тревоги за Аннет, Петр Иванович попробовал подумать о чем-то другом. Но те мысли были еще более тяжелыми. Было больно вспоминать Сашу, и совершенно невыносимо думать о том, что встретиться им больше не придется. То, что Александра Андревна могла каким-то образом забирать боль, которую причиняли ему видения, сделало совершенно невозможным их общее будущее.
      Петр уже давно не сердился на нее за ту ложь. Все он понимал, разумеется, в том числе и то, что поступить иначе Саша просто не могла. Не могла и признаться ему, зная, что он не позволит ей такого. Стоило лишь задаться вопросом, а как он сам бы поступил на ее месте, и все встало на свои места. И обида ушла, оставив лишь боль и тоску, доходящую порой до отчаяния.
      Иногда ему хотелось использовать свой дар, чтобы увидеть ее. Но он не решался. Саша была права, счастливых видений у него не бывало. А увидеть опасность, угрожавшую ей, находясь при этом в тысяче миль… Нет, на такое он решиться не мог. Так что оставалось лишь вызывать в воображении светлый образ да убеждать себя, что решение он принял единственно верное.
      В коридоре постепенно светлело, видимо, занимался рассвет. Измученный холодом и собственными мыслями, Петр Миронов закрепил костыль обратно в стене, чтобы создать видимость нерушимости оков на тот случай, если кто-нибудь из охранников сунется проверить, жив ли еще пленник, пока он будет спать, и позволил себе отключиться.
      Проснулся он от шума, доносящегося со стороны входа в пещеру. Шум быстро приближался. Миронов резво отполз в совсем уж глухую тень, чтобы не быть заметным для непривыкших к темноте глаз охранника, подобрался поближе к своей ловушке и взял в каждую руку по увесистому камню. Если попасть таким прямо в лоб, потеря сознания потерпевшему будет обеспечена.
      Но охранники Мироновым не заинтересовались, собственно, они даже не взглянули в его сторону. Втащили и бросили на пол пещеры какого-то человека, одетого вполне по-европейски, чем вызвали водопад камешков, сошедших с дальней стены, и поспешили убраться, поглядывая на своды. Видать, опасность обвала их волновала куда сильнее, чем состояние пленника.
      Впрочем, теперь уже пленников. Надо думать, это и есть тот самый сыщик, появления которого ожидал бульдогообразный офицер Дирк. Надо подойти посмотреть, как он там. Или сперва попробовать заговорить? А на каком языке с ним разговаривать? Попробуем сначала по-английски. Из слов Дирка было понятно, что сыщик вроде бы англичанин.
      – Господин детектив, вы меня слышите? – позвал Миронов негромко. – Вы в сознании?
      Лежащий человек пошевелился и застонал.
      – Значит, в сознании, – удовлетворенно кивнул головой Петр Иванович. – Это хорошо. Нам надо поговорить. Вам сказали, что я русский шпион – не верьте. Это была ловушка для вас. Не знаю, чем вы так своим соотечественникам насолили, но, думаю, что сейчас нам надо найти общий язык.
      Пленник повернулся, попытался сесть, но не смог из-за связывающих его веревок. Лица его Миронов не различал, но что-то необъяснимо знакомое было в силуэте.
      – Найдём, Пётр Иваныч, – прозвучал в пещере полузабытый, но такой узнаваемый голос. – По-русски говорить будем.
      Сердце на мгновение остановилось, а потом сделало на радостях такой кульбит, что аж дыхание сбилось. Не может быть! Штольман! В этой пещере! Ну, универсум, ну, шутник!!!
      – Яков Платоныч? – Радостно воскликнул Миронов, поднимаясь из-за своей кучи камней. – Какими судьбами? Ведь вы сейчас должны быть на кладбище в Затонске! Ребушинский про вас и статью прочувствованную написал – «На смерть героя».
      – Так ведь и вы, Пётр Иваныч, сейчас должны быть в Париже, если мне память не изменяет! – с усмешкой в голосе ответил ему Штольман.
      Ну, да, разумеется, последнее, что знал о нем Яков Платонович, было то, что он покинул Затонск и уехал в Европу. А вот он, Миронов, стараниями мироздания знает о приключениях сыщика куда больше, чем тот себе и предположить может. И кстати, раз уж Штольман тут, то где же Аннет, хотелось бы знать? Вероятно, все-таки с ним, и совершенно точно, не в этой пещере, что не может не радовать.
      Придерживая цепь, Петр Иванович осторожно пошел к стене. Теперь уже не нужно изображать прикованного. А с таким напарником, как Штольман, они в два счета выберутся из-под длани Матрейи на свободу. Главное – сдержать неистового сыщика, а то он в своей торопливости и склонности к резким движениям вполне может обрушить старый храм раньше, чем они из него выйдут.
      – Петр Иваныч, они вас на цепь посадили? – донесся до него голос Штольмана. – Погодите, я вас освобожу… Через некоторое время.
      Сыщик завозился, видимо пытаясь развязаться. Ну, разумеется, сейчас он всех спасет. Герой, как ни посмотри! Неужели Яков Платонович полагает, что Миронов сидел на цепи в пещере в ожидании спасателей и даже не попытался освободиться?
      – Не волнуйтесь, Яков Платоныч, я сам.
      Выдернув из стены штырь, Петр Иванович поудобнее пристроил цепь и подошел к сражающемуся с веревками Штольману. Пара движений, небольшой усилие – и сыщик оказался свободен. Своей свободой он тут же и воспользовался, поднявшись на ноги и оглядев с головы до ног старого знакомого.
      – И как вам это удалось? – спросил он, кивая на цепь.
      – Правильно рассчитанный вектор приложения силы, – пояснил Миронов, нимало не смущаясь изучающего взгляда. – Этим башибузукам не стоило пытаться удержать на месте человека с интеллектом.
      – Понимаю, – усмехнулся Штольман. – Черпаете идеи прямо из универсума?
      – Не без этого, не без этого! – самодовольно ответил Петр Иваныч, наслаждаясь мыслью о том, как будет пугать сыщика рассказами о его могиле, а пуще того, о замечательном произведении господина Ребушинского. Эх, не догадался он прихватить с собой сей опус! Впрочем, это все позже, сейчас важнее выбраться из пещеры.
      – А вы хват! – похвалил его Штольман, и достал из сапога отмычку, чтобы снять с ноги Миронова браслет.
      – Да и вы, я гляжу, не промах! – уважительно заметил Миронов, с удовольствием освобождаясь от железяки, изрядно растершей ему щиколотку. – Ждали они тут какого-то сыщика, но я никак не думал, что это вы.
      – А это и не я, – загадочно пробормотал Яков, осматриваясь по сторонам.
      Все это время он пристально рассматривал Якова Платоновича, с каждой минутой все больше удивляясь. Штольман был совершенно не похож на себя – затонского. Сейчас Петру Ивановичу было куда проще поверить Саше, описывавшей старого друга этаким лихим гусаром. Куда-то почти без остатка делась сдержанная строгость, а ее место занял этакий налет авантюризма. Было похоже, что Штольман хоть и обеспокоен их положением, но от приключения даже получает некоторое удовольствие. Да и внешне он переменился. То ли дело было в отросших противу привычного волосах, то ли еще в чем, но сейчас сыщик выглядел иначе. Он был… да, пожалуй, моложе, чем раньше, именно так. И счастливее. И больше всего напоминал себя самого в том самом первом видении, где, смеясь, кормил Анну ежевикой прямо из ладоней. Вот значит, как: Петр тогда увиденному не поверил, а оказывается, зря. Впрочем, проверка все равно требуется.
      – А знаете, Аннет ведь замуж вышла! – будто бы невзначай сказал Петр Иванович, поглядывая на Яков Платоныча искоса.
      Штольман аж весь напрягся:
      – Я знаю.
      – Да ведь и Вы, я смотрю, не свободны, – все также небрежно продолжил Миронов, кивнув на обручальное кольцо, украшавшее теперь руку бравого сыщика.
      – Не свободен, – чуть не прорычал в ответ Штольман.
      Ладно, хватит уже его дразнить. Судя по всему, характером он не поменялся, как был склонен к вспышкам ярости, так и остался, а вот сдержанности себе поубавил. И незачем злить нового родственника, синяков на физиономии Миронову хватало и без того.
      – Яков Платоныч, дорогой! – искренне воскликнул он, обнимая сыщика за плечи и слегка встряхивая. – Как же я рад!
      – Взаимно, Пётр Иваныч, взаимно, – проворчал Штольман, отстраняясь.
      Похоже, дистанцию он соблюдал прежнюю. Ну, да и пусть его. Лишь бы Аннет не отодвигал, остальное не важно.
      Сыщик сел и извлёк из сапога два метательных ножа:
      – Петр Иваныч, вы же у нас в этом деле мастер?
      Миронов оценил оружие, взвесил его в руке. Ножи были отличные, замечательные просто. И как своевременно! Интересно, а пистолета у него в сапоге не спрятано?
      – Отлично! Это увеличивает наши шансы.
      – А они у нас были? – заинтересованно прищурился Штольман.
      – Это уж без сомнения! – усмехнулся Петр Иванович.
      Миронов покосился на груду камней, которые собирался использовать для метания. Слава Богу, благодаря запасливости Штольмана они не понадобятся. Пещерный способ ведения боевых действий вполне возможен, но цивилизация давно сделала его более эффективным.
      План у них был довольно хрупкий, неверный, но, судя по мрачной решимости Штольмана, особого времени на его улучшение у них не было. Где-то там, в караван-сарае, осталась Аннет, и скорее всего как раз сейчас она пытается использовать опасные практики, чтобы найти потерявшегося мужа. И если найдет, мигом примчится, уж в этих порывах племянницы Миронов не заблуждался.
      – Сколько их всего? – поинтересовался Яков Платонович.
      – Семеро было. Со вчерашнего дня шестеро. Один то ли уехал куда…
      – …то ли это с ним мы на узкой дорожке повстречались, – закончил Штольман.
      – О! – поднял палец Миронов с довольным видом. – Поживём ещё, Яков Платоныч!
      – Поживём, Пётр Иваныч! – улыбнулся Штольман. – Нам помирать никак не рекомендуется.
      И то верно. Помнится, самая прекрасная, лучшая на свете женщина пообещала не дать ему покоя, если он вздумает погибнуть в этом путешествии. И ведь не даст, слово Сашенька держать умеет. Так что надо выживать.
      Охранника они вызвали довольно легко, просто метко попав ему в лоб мелким камушком. Можно было бы и ножом попасть, но тогда бы он свалился у входа вместе со своим арсеналом, а им нужно было оружие. Так что этому бандиту достался заряд катапульты, сразивший его наповал. Довершил дело изрядный кусок потолка, свалившийся разбойнику прямо на голову. Быстро обыскав мертвеца, Штольман разжился револьвером, своим собственным, а Миронову досталась винтовка с небольшим запасом патронов. Мало, конечно, но гораздо лучше, чем ничего.
      Битва вначале разворачивалась в их пользу, но потом Петра прижали огнём. Штольман отвлёк нападавших на себя, и теперь уже сам оказался блокирован в своём укрытии. Врагов оставалось ещё достаточно, а вот зарядов досадно мало.
      Ситуация становилась откровенно угрожающей. Петр Иванович начинал подумывать о том, чтобы каким-то – любым – образом привлечь к себе внимание, чтобы дать сыщику возможность сменить место. Если грамотно высунуться…
      Но именно в этот момент пришла неожиданная помощь: откуда-то сверху грянул ружейный выстрел, и один из бандитов, вскрикнув, повалился навзничь. У оставшихся в живых двоих разбойников не выдержали нервы, они выскочили из укрытия, и беспорядочно паля в белый свет, как в копеечку, бросились наутек. Далеко, однако, они не убежали. Штольман, весьма рискованно поднявшийся из своего укрытия, выстрелил им в след, и со скал раздались почти одновременно два выстрела. Бандиты рухнули и больше уже не поднялись. «Шесть», – машинально окончил счет Миронов и тоже встал на ноги. Пора было вылезать на свет Божий. Шум, который они подняли, вызвал в пещере рокот обвалов, и статуя Матрейи, та, что была над входом, тоже угрожающе потрескивала.
      – Карим! Я что делать сказал? – грозно обратился Штольман к скалам, выходя на свет.
      – Не сердись, Штольман-мырза! – раздался в ответ молодой голос с сильным акцентом. – Анна-апай волновался.
      Следом за голосом на тропе появился молодой человек киргизской наружности, несший в руке ружье. Лицо у него было одновременно довольное и виноватое. Похоже, это и был тот самый Карим. Не забыть бы его поблагодарить за спасение, если бы не его своевременное вмешательство, еще неизвестно, чем бы все окончилось.
      А следом за Каримом на тропе появилось чудное видение: Аннушка в знакомой синей амазонке, взволнованная, бледная после пережитого, оттолкнув с дороги молодого человека, стремглав бросилась к мужу.
      – Анна Викторовна! Ну, вы здесь зачем? – со стоном выдохнул Штольман при виде жены.
      – Аннет! – радостно воскликнул Миронов, не в силах сдержаться.
      Как же он по ней соскучился! И как же он все-таки за нее боялся! И не зря, как видно, раз она здесь, а не в каком-нибудь безопасном месте. Штольману надо памятник при жизни поставить, что смог довезти ее сюда живой и здоровой.
      – Дядя! – радостно воскликнула Анна, повисая у него на шее.
      Петр Иванович поднял ее и закружил, краем глаза заметив, как отошел и отвернулся Штольман, не желая, видимо, мешать радостной встрече.
      – Дядя, ты откуда здесь? – спросила Аннушка, едва он поставил ее на землю. – Как ты нас разыскал?
      – Ну, как-то разыскал, – рассмеялся Петр Иванович, любуясь ею, – хотя, признаться, дело было вовсе даже непростое.
      – Ой, дядя, мне столько нужно тебе рассказать! – воскликнула Анна, обнимая его за шею. – Я так рада, что ты приехал.
      – Так рада, что даже не написала мне, когда удирала, негодница, – пожурил он ее. – Позже поговорим. Иди мужа успокой, а то он со злости сейчас дым из ноздрей пускать начнет.
      Анна виновато оглянулась на Штольмана:
      – Он сильно сердится?
      – Он сильно волновался, – строго сказал ей Петр Иванович. – И, как я вижу, совсем не зря. Иди, проси прощения. А то твой ручной Змей Горыныч спалит нас всех своим гневом.
      Аннет вздохнула, помедлила секунду, а потом пошла к мужу. Петр Иванович наблюдал как она идет и забавлялся. Нрав у бывшей барышни Мироновой в замужестве явно не изменился. С каждым шагом она ступала все решительнее, а подбородок ее поднимался все выше. Просить прощения за непослушание госпожа Штольман явно не собиралась. Напротив, создавалось впечатление, что ее мужа ждет хорошая головомойка. Вот она подошла к нему и остановилась в двух шагах. Сказала что-то решительно, и Штольман повернулся к ней, явно удивленный ее словами. Не давая ему толком и слова произнести, Анна сказала что-то еще, и еще, и придвинулась на шаг, завладев пуговицей на его жилете. Бравый сыщик, поначалу пытавшийся возмущаться, явно поплыл, с любовью и беспомощностью глядя на расстроенную жену.
      Миронов фыркнул смешливо и отвернулся. Все это он видел не раз, только на месте Штольмана оказывался обычно Виктор, а иногда и он сам. Потому и поддерживал дядюшка эскапады племянницы, становясь неизбежным партнером в ее приключениях, что если не можешь безобразие прекратить, его следует возглавить. Ну, или хотя бы в нем участвовать. Остановить безобразие, называемое Анной Викторовной Мироновой, ныне Штольман, не удавалось никому и никогда. Некоторые надежды Петр Иванович возлагал на Якова Платоновича, да видно те надежды были зряшные: неукротимая Аннет по-прежнему творила, что хотела, а муж и отругать ее толком был не способен. Что ж, остается надеяться, что вдвоем, поддерживая и сменяя друг друга, они смогут уберечь ее от бед.
      В этот момент раздался отчаянный крик Анны. Обернувшись, Миронов увидел, как один из бандитов, до того вполне успешно прикидывающийся мертвым, поднялся напротив в супругов Штольманов с револьвером. Аннушка раскинув руки, встала перед мужем, а в следующую секунду Яков схватил жену в охапку, подставляя под выстрел собственную спину.
Миронов вскинул руку с ножом, уже понимая, что не успеет, пуля быстрее, но тут со скал снова раздался выстрел, и бандит упал лицом вниз, не успев выстрелить.
Нож, приготовленный для броска, все же сорвался с ладони, упав много дальше, не встретив на пути искомой преграды. Одновременно выстрелил Карим. Петр Иванович невольно оценил его прицел – стрелял парень отменно.
      Штольман все еще стоял, обнимая Анну, прижимая ее к себе. Похоже, родственничек успел проститься с жизнью и только осознает, что уцелел. Но кто же все-таки стрелял?
Краем глаза отметив, что супруги Штольманы занялись делом, помогая друг другу пережить испытанный ужас, Миронов окинул взглядом окрестные скалы, но никого не обнаружил. Кто бы ни был их неизвестный друг, прятаться он умел.
      Впрочем, как выяснилось, не такой уж неизвестный, потому что Яков Платонович, продолжая обнимать жену, вдруг сказал довольно громко:
      – Спасибо, мистер Сигерсон!
      Посыпались камни, а потом на фоне меркнущего неба возник тёмный силуэт мужчины в спортивном костюме и кепи. Он спокойным движением спрятал револьвер во внутренний карман пиджака и начал спускаться к ним. Камешки катились из-под тяжёлых альпийских ботинок.
      – Благодарность должна быть взаимной, мистер Штольман, – сказал незнакомец, – и вы это прекрасно знаете.
      Со скалы спускался сухопарый человек с резкими, чеканными чертами лица, с небрежной грацией хищника. Когда он подошел к Штольману, чтобы пожать тому руку, стало очевидно, насколько они схожи. Вот и ответ на вопрос, кого башибузуки ждали в пещере, и почему там оказался Штольман.
      Между тем, в ущелье сильно стемнело. День стремился к ночи, и нужно было подумать о ночлеге, потому что ходить по горам в темноте было сущим безумием. Поставив в известность о ночевке в горах обоих сыщиков, и получив их согласие, Петр Иванович, взяв в помощники Карима, принялся обустраивать ночлег. Следовало торопиться: заходящее солнце уносило с собой тепло, и холодало стремительно, Аннет уже вовсю дрожала, срочно нужен был огонь.
      Молодой киргиз оказался исключительно полезным в бытовом плане человеком. Объединившись с ним, Миронов убедился в том, что преддверие бывшего храма относительно безопасно касательно обвалов, так что можно было расположиться там на ночлег. Пока Карим собирал хворост для костра, Петр Иванович нашел на месте, где прятались разбойники, одеяло, и немедленно завернул в него племянницу. Там же отыскались бурдюки с водой и закопченный чайник, а у домовитого и основательного Карима нашлась и еда в виде полосок вяленого мяса. Миронов на это угощение смотрел с опаской, но решился все же попробовать, голод уже не на шутку давал о себе знать.
      После скудной трапезы, сопровождаемой плиточным чаем, вся компания расположилась вокруг костерка. Сыщики беседовали, Аннет принимала участие в их разговоре, Карим следил за огнем, а Петр Иванович, удобно откинувшись на камень, наблюдал исподтишка за племянницей и ее мужем.
      Зрелище было презабавнейшее, не хуже тех времен, когда Яков Платоныч только вошел в состояние безудержной влюбленности, напрочь потеряв голову из-за очаровательной и напористой барышни Мироновой. Судя по всему, потерянная голова так и валялась где-то в далеком Затонске, с собой в путешествие ее явно не взяли.
      Штольман, даже увлеченный серьезным разговором, глаз с жены не сводил, глядя на нее с такой нежностью и любовью, что и смотреть-то было неловко. Петр Иванович кашлянул тихонечко, и сыщик чуть вздрогнул, будто просыпаясь. Вид у него при этом сделался чрезвычайно смешной, одновременно смущенно-виноватый и недовольный. Нет, положительно, Штольман в роли мужа был не менее забавен, чем в роли робкого влюбленного. И это надо будет обязательно учесть! В конце концов, чувства юмора новому родственнику всегда не хватало, а должен же он совершенствоваться и стремиться к идеалу!
      А вот ревнивый его характер никуда не делся. Ишь, нахмурился: показалось ему, что супруга слишком любезна с заезжим сыщиком. Эх, Яков Платоныч, да неужели ты не видишь, что к этому как бы норвежцу Аннет лишь добра, а кроме тебя ей и не мил никто? Нет, положительно, такая ревнивость требует наказания, и не будь он Петр Миронов, если не изыщет возможность для этого!
      – А вам тоже стоит покинуть эти места, и как можно скорее, – произнес мистер Сигерсон, обращаясь ко Штольману. – На Памире сейчас можно встретить русские отряды, там вы будете в безопасности.
      – К сожалению, нет, – мрачно ответил Штольман. – Подобно вам, мистер Сигерсон, я не могу сейчас вернуться домой. Мои расследования коснулись слишком щекотливых вопросов, так что я счёл нужным исчезнуть по собственной воле прежде, чем меня вынудят это сделать.
      – Так вот в чём дело, Яков Платоныч! – сочувственно сказал Петр Иванович, уловив в голосе зятя откровенную горечь.
      Теперь все становилось на свои места. Значит, Сашенька была права, когда предполагала, что сыщик мог бежать. Да и кому, как не графине Раевской знать о подобных опасностях, а также о том, на что способен господин полковник.
      Как она там, в далеком Петербурге? Саша говорила, что ее положение способно ее защитить, но что если она лишь успокаивала его, не желая, чтобы он за нее тревожился?
      Слава богу, Аннет в порядке! Ясно было, что сегодняшние треволнения племянница перенесла без ущерба для себя. А спустя недолгое время Аннушка уснула, закутавшись в трофейное одеяло и положив голову мужу на колени. Во сне ее лицо стало по-детски трогательным, потеряв все черты взросления, что подарил ей долгий и нелегкий путь. Штольман негромко беседовал с норвежцем, то и дело поглядывая на жену и изредка, неосознанным жестом, касаясь ее волос. Они были настолько трогательны в своей взаимной любви, что сердце радовалось. Вздохнув удовлетворенно, Петр Миронов подумал, что не зря он всегда считал, что именно Штольман и есть предназначенный Анне человек. Никогда он в нем не сомневался, и был прав!
      Где-то на этом месте мысли его прервались, уступив место накопившейся усталости, и Петр Иванович заснул, напрочь игнорируя жесткость каменного ложа.
      Утром он проснулся от возни Карима, который, мурлыча себе под нос что-то очень киргизское, разводил огонь и пристраивал на него чайник. Несомненно, молодой киргиз был самым полезным человеком на данный момент: и хворост принес, и про чай подумал, и выглядит свежим, а между тем, сколько бы раз не открывал глаза ночью Петр Иванович, спавший все-таки вполглаза, неизменно он видел бодрствующего Карима, следящего за огнем.
      Сыщики еще дремали, одинаково откинувшись на стену пещеры. До чего все-таки похожи, не передать! Спала и Аннет, с головой закутавшись в кокон из одеяла. Однако пора их всех будить. Вовсе не надо тут сидеть, дожидаясь, пока прискачет английский бульдог Дирк. И без него трупов довольно. Надо их прибрать, кстати, прежде чем уходить. Пусть Дирк гадает, куда сбежали охранники. Пленников же, взглянув на обрушившийся храм, он вполне может счесть мертвыми.
      Быстро выпив чаю, Миронов с Каримом, при участии обоих сыщиков, быстро спрятали трупы, да и прочие следы как перестрелки, так и ночевки, постарались замаскировать. Тепло распрощались с Сигерсоном, который попросил их доставить письмо его брату, в Англию. Норвежцем с ними он больше не притворялся. Судя по надеждам, которые он возлагал на это письмо, выходило, что брат у англичанина человек весьма влиятельный.
      Затем отправились в караван-сарай. Там Миронова было спрятать легче, чем в гостинице, где его вполне могли заметить и опознать как шпиона снова. Яков Платонович отправился выяснять пути и способы их отбытия из Леха, а Петр Иванович получил, наконец, возможность поговорить с племянницей.
      – Что, Аннет, сбежала, значит, из дому, и даже не написала любимому дяде, куда направилась? – подступился он к ней с разговором с притворной строгостью в голосе.
      – Ну, не сердись, пожалуйста, – пушистым котенком прижалась Аннушка щекой к его щеке. – Никак нельзя было предупредить. Ну, никак!
      – Да знаю я, – усмехнулся Миронов, прижимая к себе племянницу, – хорошо, хоть отцу сказала. Он вас, кстати, даже мне не сдал. И матушка твоя пребывает в уверенности, что ты по Европам путешествуешь.
      – Это Яков его предупредил, – смутилась Анна. – Я сказала, что в Петербург уезжаю, а он не утерпел, перед венчанием записку послал. Папа ответ передал с Коробейниковым, что благословляет нас обоих. Для Якова это очень много значило. Для меня тоже, но для него больше.
      – А Коробейников, значит, был в курсе? – поинтересовался Миронов, вспоминая, как Антон Андреич краснел и изворачивался на допросе у графини Раевской.
Молодец, парень! Так ничего и не сказал, а ведь святой инквизиции соврать и то проще бы было. Впрочем, Саша после разговора с ним как раз и уверилась в том, что Штольман жив. Но напрямую Коробейников так и не рассказал ничего, и это не могло не вызывать уважения.
      – Еще доктор знал, – ответила Аннет.
      – Да у Вас там целый заговор был, – рассмеялся дядюшка. – А затонцы-то твоего Штольмана и похоронили, и оплакали, а уж какой памятник поставили, ты бы видела! Самый красивый на кладбище!
      – Ты только Якову не рассказывай, – забеспокоилась Аннушка. - А то он расстроится, я знаю.
      – Да не буду, – утешил ее Миронов, – была охота его расстраивать, он и так вон какой нервный. Совсем ты его не бережешь.
      – Берегу, – вздохнула Анна виновато, – но его мало беречь, его все время спасать приходится.
      – А ты, стало быть, в спасатели себя записала? – поинтересовался Петр Иванович. – Вот что, Аннет, давай так договоримся: я присмотрю за твоим Штольманом, а ты уж постарайся беречься и в неприятности не суйся. Договорились?
      – Договорились! – радостно ответила Аннушка, снова прижимаясь к нему. – Дядя, как же я тебе рада, я так соскучилась!
      – Ну, а раз соскучилась, давай рассказывай, – ответил он. – Твой папенька мне сказал, что ты потеряла дар. Но так я понимаю, он ошибся?
      – Не ошибся, – ответила Анна, делаясь серьезной, – я и вправду долго не могла видеть духов. Той зимой многое произошло, и я очень сильно испугалась. На какое-то время я вовсе перестала их видеть. А потом дар вернулся, но уже когда мы уехали.
      – Так скажи мне, о, племянница моя, дочь брата моего, – возмущенно воззвал к ней Петр Иванович, – что в таком случае тебя понесло изучать столь опасные практики, как этот транс?
      – А откуда ты знаешь? – изумилась Анна, – Тебе Яков ночью рассказал?
      – Рассказал, – без зазрения совести соврал Миронов, – и вообще, ты забываешь, моя дорогая, что твой дядюшка все на свете знает, так как напрямую общается с универсумом.
      Вот в этом, как раз, ни слова лжи не было, но Аннет не поверила, разумеется:
      – Дядя, ну всегда ты меня смешишь! Мне нужно было кое-что узнать, вот я к монаху и пошла.
      – И что? – заинтересовался Петр Иванович. – Удалось тебе узнать то, что хотела?
      – Не знаю, – вздохнула Аннушка, – и да и нет. Он научил меня входить в транс, но мне совсем не понравилось это делать. Так что я стараюсь как можно реже к этому прибегать.
      – Значит, так вы с Каримом смогли нас отыскать?
      – Да, – призналась Аннет, – но я сознания лишилась, когда смотрела. Не говори Якову, пожалуйста.
      – Не стану, – вздохнул Петр Иванович. – Дар, Аннет, иногда многого от нас требует, но эта вот способность для тебя чрезвычайно опасна. Я знаю это точно, и не смей со мной спорить. Пообещай мне, что больше не станешь этого делать.
      – Не буду без крайней необходимости, – твердо ответила Анна. – Но если Якову будет угрожать опасность, я все сделаю, чтобы его спасти.
      – Хорошо, – сдался Миронов, – пусть будет по-твоему. Но только если другого выхода нет.
      – Обещаю, – кивнула Аннушка.
      Но Петру Ивановичу все равно было тревожно. Да, разумеется, он приложит все силы, чтобы устеречь ее Штольмана, вечно сующего свой породистый нос во все мыслимые неприятности. Но то, что Аннет была столь непреклонна, смущало. Это была новая Аннушка, взрослая, сильная, готовая всеми силами защищать своего мужчину. И не было никакой силы, что могла бы ее переубедить.
      Невольно вспомнилась другая сильная женщина, умолявшая его самого не рисковать, используя дар, а когда он отказался, вставшая на его защиту, принимая на себя удар. Как Аннет готова защищать своего избранника, не задумываясь о цене. Жаль только, понимание ничего не меняет. Никогда он не позволит любимой женщине причинять себе боль во имя свое. И думать об этом не надо больше. Это уже не изменить.
      А ещё ему предстояло выяснить самое важное, чтобы разобраться в природе собственного дара.
      - Скажи-ка, Аннет, а что ты делала в храме восьмирукой Кали?
      - Где? – неподдельно удивилась племянница.
      - Есть в индийском пантеоне такая очаровательная барышня, очень воинственная.
      - Дядя, так ведь мы не были в Индии. Мы ехали из Китайского Туркестана. А почему ты спросил?
      - Сны, Аннет, дурные сны. И ложные они, как я вижу.
      На самом деле, в предупреждениях мироздания Миронов уже не сомневался. Просто этого ещё не случилось с ними. И, даст бог, уже не случится. Иначе зачем он сам оказался здесь?
      Тут их разговор прервали. Дверь отворилась, и в комнату ввалился Карим, несущий охапку какого-то барахла.
      – Агашка, давай маскировка делать, – заявил он радостно, сгружая свою груду на пол перед Мироновым, – будем тебя прятать, Якоп-мырза велел.
      – Ну, раз Якоп-мырза велел – ничего не попишешь, – рассмеялся Петр Иванович, – он у нас человек суровый, надо слушаться.
      - Аннушка, а вот ещё вопрос. Что за мохнатое чудовище напало на тебя в здешних горах?
      На этот раз Анна не удивилась, просто рассмеялась в ответ и чмокнула его:
      - Дядя, это тоже такой кошмар? Ох и наливки научилась готовить Прасковья!
      Пётр даже не обиделся на этот намёк, вспомнив, сколько было выпито с тоски в Затонске, и как племянница пыталась его от этого времяпрепровождения деликатно отвлечь. Может, и кошмар. А может и предупреждение.
      Анну его слова не напугали, зато встревожился Карим.
      - Ой-бой! Албасты приснился?
      - Кто такой албасты?
      - Дикий баба, мохнатый, титька до пупа! – сказал киргиз, выпучивая глаза.
      По молодости своей он, видимо, не мог представить ведьмы ужаснее.
      - Да вроде мужик был, - сказал Миронов, припоминая подробности видения. Впрочем, анатомических деталей видение ему не показало, только могучую, коренастую фигуру. Может, и вовсе в шубе. Кажется, всё это ему ещё предстояло рассмотреть наяву.
      - Ох, дядь, давай уже тебя маскировать. А то придёт Яков Платоныч да как гаркнет: «Делом займитесь!»
      - Аннет, с каких пор ты начала своего сыщика бояться?
      И они все втроем принялись придумывать маскировку, используя всю свою фантазию. То, что получилось, Карим гордо поименовал Керемет бабаем, а Анна смеялась до слез. И даже Штольман, вернувшийся как раз к концу процесса, с трудом удержал смех и внес свой вклад в дивное перевоплощение, торжественно вручив новому родственнику очки, защищающий от блистающих на солнце снегов высокогорья, а заодно скрывающие неподходящий Ладхаку разрез глаз.
      Осмотрев свою маскировку, Петр Иванович остался доволен: может, выглядел он и потешно, но признать в его нынешнем облике русского шпиона было невозможно совершенно. Завтра они отбывали из Леха вместе с караваном. Путь их лежал в сторону Калькутты, откуда, учитывая многочисленные знакомства, заведенные там Мироновым, отправиться в Европу было проще.
      Штольман поделился с ним своими планами: он держал путь в Париж, и в этом намерении Петр Иванович не мог его не поддерживать, радуясь, что сможет слегка помочь молодому семейству на первых порах.
      А пока что им предстояло пересечь весь Индостан, и путешествие это обещало быть не самым спокойным. Далеко не все предсказания мироздания пока исполнились: оставалось неясным, что он должен будет сделать в тех ночных джунглях, и сон про напавшее на Аннет чудище пока что не сбылся.
      В общем, раз уж мироздание столь настоятельно потребовало, чтобы он стал охранником при племяннице, значит, так тому и быть. Спорить с упрямым универсумом себе дороже выйдет. Возможно, именно для того и был дан ему его дар, чтобы сохранить их любовь. Он поедет с ними и будет беречь их обоих, раз уж они теперь одно целое, и сопроводит до самого Парижа.
      А там… Ну, это мирозданию виднее, что ждет его дальше.

 
Содержание
   

Скачать fb2 (Облако mail.ru)        Скачать fb2 (Облако Google)