Двадцать седьмая новелла
Князь
Коробейников отыскал пальто и платок Анны Викторовны в комнате, где происходил ритуал. Моя одежда нашлась там, где я и оставил ее, у входной двери. Вот только швейцара там не оказалось. Видно, очухался и удрал вместе со всеми. Жаль, нужно было бить сильнее.
Я выдал вернувшимся городовым, так и не поймавшим Магистра, задания и попросил Антона Андреича за всем присмотреть. Сам же я решил, что провожу Анну Викторовну и отправлюсь домой. Удар по голове был окончательной каплей, сил не осталось вовсе.
Мы с Анной медленно шли к ее дому. Идти было совсем недалеко, а спешить не хотелось. Я наслаждался морозным воздухом, разогнавшим головную боль, а также невыразимым ощущением радости от того, что я жив. Мы живы. И рядом со мной идет самая замечательная девушка на свете, которой я наконец-то осмелился сказать о своей любви. И она не оттолкнула меня, она даже сказала… Господи, неужели мне это не послышалось? Неужели она на самом деле была рада услышать то, что я сказал ей? В этот момент моих эйфорических размышлений Анна Викторовна вдруг остановилась, хотя до ворот было еще метров сто, и повернулась ко мне.
– Яков Платоныч, – сказала она робко, – простите меня, пожалуйста. Я снова Вас подвела.
– А я Вас не спас, – улыбнулся я ей, пытаясь шуткой снять напряжение. – Сегодня все лавры достались Коробейникову.
– Вы чуть не погибли там из-за меня! – сказала Анна Викторовна со слезами. – Если бы я согласилась поехать с Вами, этого бы не случилось.
М-да, мои шутки по-прежнему не пользуются успехом. Вот уж меньше всего я хотел, чтобы она расстраивалась сейчас, а тем более плакала. Довольно уже с нее слез.
– Не думайте об этом, – сказал я как можно убедительней. – Все хорошо. И будет еще лучше, я обещаю.
– Правда? – спросила Анна Викторовна, пристально глядя мне в глаза. – Яков Платоныч, – сказала она вдруг взволнованно, но очень серьезно и решительно, – а что Вы имели в виду, там, в подвале, когда сказали…
Она вдруг смутилась, потупилась, недоговорив, и я с удивлением понял, что ей тоже страшно, что она растеряна и не уверена не меньше меня. Бог ты мой, да я не просто идиот, а идиот фундаментальный. Почему я решил, что Анна знает о моих чувствах, если молчал о них?
– Анна Викторовна, – сказал я, осторожно беря ее руку в пушистой варежке.
Анна подняла на меня глаза, полные страха и надежды.
– Вы не ошиблись, – тихо сказал я ей, нежно заправляя под платок непослушный локон.
Страх исчез из ее глаз, затопленный солнечной радостью. А в следующее мгновение самая лучшая девушка на свете прижалась к моей груди, позволив себя обнять.
Мы еще долго стояли вот так, обнимая друг друга на пустой зимней улице. Просто молча стояли, привыкая к тому, что теперь все стало иначе.
Но Анна Викторовна никогда не отличалась склонностью к бездействию. И молчать долго тоже было не в ее характере.
– Значит, теперь Вы со мной? – спросила она требовательно, поднимая на меня взгляд.
– Во всем и всегда, – пообещал я ей, улыбаясь этой ее требовательности.
И замер, пораженный истинностью того, что произнес. Да, навсегда. Это навсегда, и я не хочу иного.
– И Вы позволите мне помогать Вам иногда? – робко спросила Анна Викторовна с очаровательной лукавой улыбкой.
Ах, как я любил эту ее улыбку. Как я любил все в ней. Мне до безумия хотелось ее поцеловать. Позже. Не сейчас, но скоро.
– Только если Вы пообещаете, – сказал я с притворной строгостью, – что не станете рисковать собой и ничего не будете делать без меня.
– Обещаю, – кивнула Анна очень серьезно и снова прижалась ко мне.
Мы еще постояли немного, обнявшись. Но, как часто бывало с нами, в этот момент в конце улицы послышались голоса и показались человеческие фигуры. Пора было прощаться.
– Доброй ночи, Анна Викторовна, – сказал я, целуя милый локон на ее виске, наслаждаясь этим правом, дарованным мне ею и небесами.
– Доброй ночи, – ответила Анна, заглядывая мне в глаза.
Она отстранилась от меня, я неохотно выпустил ее из объятий. И как всегда, отойдя на три шага, Анна Викторовна остановилась и оглянулась.
– Вы ведь отдохнете сегодня, правда? – сказала она встревоженно.
– Обещаю, – улыбнулся я ей.
Анна Викторовна скрылась за калиткой, а я все стоял и смотрел ей вслед. Этого всего просто не могло быть в моей жизни. Но это было. И я был совершенно счастлив.
Домой я добрался совершенно уже без сил. Мелькнула мысль о том, что уж не припомню, когда ел в последний раз. Но на квартиру я приходил только ночевать, и есть там было все равно нечего. Так что я махнул рукой и как можно скорее лег, провалившись в глубокий сон. И даже сновидения не тревожили меня нынче, уступив непомерной усталости.
А утром меня вырвал из сна стук в дверь.
– Ваше Высокоблагородие, убийство! – донесся из-за двери голос Евграшина. – Антон Андреич велели передать – очень срочно!
Я впустил его в квартиру.
– Что случилось? – спросил я, быстро приводя себя в порядок. – Кого убили?
Было понятно, что на этот раз мне предстоит иметь дело с чем-то неординарным, иначе Коробейников не стал бы меня будить, а тем более поторапливать. Но ответ городового заставил меня даже приостановиться от неожиданности.
– Князь Разумовский убит, – сказал Евграшин. – В своем саду, садовник тело обнаружил. Антон Андреич на место выехали, а меня за Вами послали, сказали, поскорее. У меня экипаж тут.
Разумовский? Князь Разумовский убит? Преодолев изумление, я продолжил быстро собираться. Дело обещало быть серьезным и сулило немалые неприятности всем нам. Так что следовало оставить в стороне все собственные мысли и чувства по поводу случившегося, а как можно скорее разыскать убийцу.
Князь Разумовский лежал на дорожке своего парка. Нет, не князь. Тело князя Разумовского. Теперь о нем следует думать только так. И расследовать, кто его убил. Я же смотрел на поверженного врага, за которым охотился столько лет, с некоторым удивлением. Было как-то странно осознавать, что он мертв, и наше противостояние закончено навсегда. Больше мне не грозит ответный выстрел, больше мне не нужно за ним следить. И ненавидеть его не нужно, хотя это, пожалуй, все-таки останется. Уж слишком большим мерзавцем был покойный.
Но все же кто же его убил? Да еще столь плебейским манером, камнем по голове?
– Судя по всему, было два удара, – показал я Коробейникову. – Сначала ударили по затылку, а потом, когда упал, добили в висок, так, чтобы наверняка.
– М-да… Похоже, что убийца камень принес, – задумчиво сказал Антон Андреич. – Здесь я не наблюдаю таких камней.
– Пистолетами князь воспользоваться не успел, – добавил он.
М-да, еще и пистолеты. Лепажевские дуэльные пистолеты в ларце, знакомые мне до чрезвычайности. С кем еще мог стреляться князь в Затонске? Впрочем, с кем угодно. Вовсе не обязательно, что это имеет отношение к его убийству. Или все же имеет? Он вышел в аллею с пистолетами, стало быть, ожидал противника для дуэли. И в это время, в этом месте его убили. Это имеет значение, или совпадение просто?
– Заряжены? – спросил я Коробейникова о пистолетах.
– Да, оба заряжены, – ответил Антон Андреич, взглянув на меня чуть виновато, – будто он шел сюда стреляться.
Ну, уж точно не со мной, я бы знал. Так что зря Вы, милейший Антон Андреич, так переживаете, я здесь точно не при чем.
– А где доктор Милц? – спросил я.
– Говорят, уехал вчера, – ответил Коробейников, – в деревню с ночевкой.
– Ваше Благородие, – доложил подошедший Евграшин, – никого посторонних в доме нет. И Жана Лассаля тоже не обнаружено.
– Осмотрите здесь все внимательно, – велел я им. – Пистолеты к делу приобщить. Бумаги в кабинете арестовать. И лично отвечаете, чтобы ни одна бумажка не пропала. Я в гостиницу.
Нина, в данном случае, первая кандидатура на роль убийцы, по крайней мере, для меня. Если князь зарвался и переборщил с угрозами, она могла сделать что угодно. Хотя способ… Трудно представить себе утонченную фрейлину с камнем в руке. Но я-то знал Нежинскую куда как хорошо и был уверен, если понадобится, она не только с камнем, а и с топором управится.
На стук мне никто не ответил. Я прислушался. За дверью номера Нежинской царила тишина. Видимо, хозяйки не было дома. Я осторожно открыл замок отмычкой. Да, номер был пуст. И, как мне кажется, Нина здесь и не ночевала. Так, где же она? Я перебрал вскрытые конверты, лежавшие на комоде. Одна из записок была от мистера Брауна. «Жду Вас вечером у себя с нетерпением и благоговением. Ваш Гордон», – гласила она. Похоже, вчера Нина Аркадьевна отправилась в Михайловскую усадьбу. Могла и до утра там задержаться, я бы удивлен не был. Но это нужно проверить. Если Нина ночевала у Брауна, стало быть, у нее алиби, и тратить время на эту версию не следует.
В холле гостиницы меня ожидала весьма неприятная неожиданность: господин Уваков собственной персоной. Вот уж несвоевременно. И что же на этот раз привело его в Затонск?
– Господин Уваков! – приветствовал его я. – Илья Петрович!
– Яков Платоныч! – улыбнулся мне Уваков, протягивая руку. – Снова у Вас.
– Неужели так понравилось? – спросил я его с улыбкой.
– Уютный городок, – коротко улыбнулся мне в ответ Илья Петрович. – Но, как Вы понимаете, я приехал не любоваться прелестями Затонска.
– Догадываюсь, – ответил я.
– Позвольте представить, – сказал Уваков, показывая на человека, молча стоявшего за его спиной, по виду типичного жандармского громилу, обряженного в штатское, – мой помощник, господин Жиляев. Яков Платоныч, – продолжил Илья Петрович, – присядем, на два слова.
Мы с Уваковым сняли пальто и прошли в буфет, пустовавший по случаю раннего часа. Господин Жиляев остался у входа, приняв, явно по привычке, типичную позу охранника. Похоже, я не слишком ошибся в его характеристике.
– Вот, Яков Платоныч, – сказал Илья Петрович, когда мы устроились за столиком, – не думал, что так скоро окажусь у Вас снова. Прислали с инспекцией из Петербурга проверить работу полиции в городе Затонске. Догадываетесь, почему?
Я догадывался. Но вовсе не о том, о чем думал господин Уваков.
– Не совсем, – ответил я ему.
– Количество преступлений в последнее время у вас выросло неимоверно, – проговорил он скучающим тоном. – Просто разгул преступности. Вот, утром прибыл.
Бюрократическая машина работает чрезвычайно медленно. Даже несмотря на рост преступности в нашем городке, происшедший благодаря Магистру с его подчиненными, сведения эти до Петербурга дошли бы вряд ли. А если и дошли, понадобилось бы время, чтобы наверху отреагировали. Да и кого в Петербурге интересует маленький провинциальный Затонск? Никого, кроме тех, кто пристально следит за этим местом в своих целях. И недаром, полагаю, Уваков появился здесь именно в день убийства князя.
– Готов оказать посильное содействие, – ответил я ему, сохраняя видимость дружелюбия.
– На то и рассчитываю, – ответил он.
– Я прошу прощения, дела следствия, – сказал я Увакову. – Вы, наверное, уже слышали, убит князь Разумовский.
– Да, уже сообщили. Вот как получается! Не успел сойти с поезда, как у Вас тут такое, – сказал Илья Петрович, пристально глядя мне в глаза. – Вы, вероятно, догадываетесь, какой отклик будет в Петербурге.
Я не догадывался, а был уверен целиком и полностью. И меня это все больше тревожило.
– Версии есть? – спросил он меня.
– Да какое там, – ответил я почти что чистую правду. – Идет осмотр дома, туда и направляюсь. Так что позвольте откланяться.
– Успехов, – пожелал мне Уваков, протягивая руку для рукопожатия. – Вероятно, я тоже зайду.
Очень бы не хотелось. По крайней мере, надеюсь, он не поспеет туда раньше меня. Потому что мне, к сожалению, нужно было отработать до конца версию о виновности Нежинской, а заодно проверить, благополучен ли мистер Гордон Браун в свете новых событий.
Ворота в Михайловскую усадьбу были, по обыкновению, закрыты.
– Никого не велено пускать, – сказал мне солдат, дежурящий у ворот.
– Доложите, надворный советник Штольман, – велел я ему.
– Не велено, – мрачно отозвался солдат. – Никого не принимают.
– Я тебе говорю доложить, полиция. По делу государственной важности, – начал раздражаться я. – Доложите господину Брауну о моем визите.
Это подействовало. Солдат направился в дом, а через малое время ворота распахнулись, пропуская мой экипаж.
Господин Браун сидел за столом с мрачным видом и зачем-то разглядывал свои очки.
– Мистер Штольман, – приветствовал он меня, не вставая, – что случилось на этот раз?
Был он какой-то странный сегодня, но я никак не мог понять, в чем именно.
– Госпожа Нежинская у Вас? – спросил я у него. – Мне нужно с ней поговорить.
– Она уехать недавно, – все тем же странным тоном ответил Браун.
Я внимательно пригляделся и понял, что он просто пьян. Да вот и бутылка полупустая рядом, и стакан. Это он что же, среди бела дня коньяк стаканами глушит? Не ожидал я от него такого.
– А ночью она была здесь, в Вашем доме? – поинтересовался я.
– Это Вас не касаться, господин Штольман, – ожидаемо разозлился он.
– Князь Разумовский убит, – пояснил я причину моего бестактного любопытства. – Так что Вы сосредоточьтесь, приведите себя в порядок, и мне нужно задать Вам несколько вопросов.
– Сосредоточиться, – пробормотал Браун, – сосредоточиться…
И весьма сосредоточенно залпом выпил полстакана коньяку. Да что это с ним, право? Такими темпами он очень скоро не только разговаривать не сможет, а и вовсе напьется до положения риз.
Браун отставил пустой стакан и с трудом сфокусировал на мне взгляд:
– I’m ready.
– Когда госпожа Нежинская приехала к Вам? – начал я свои расспросы.
– Yesterday – ответил он, – at six o’clock.
– А уехала?
– Один час назад, – ответил Браун по-русски и неожиданно мрачно.
Что-то он не похож на счастливого жениха, проведшего ночь с возлюбленной. И пьет так, будто с горя… Что-то произошло, однозначно. Знать бы еще, что именно. Кажется мне, мистер Гордон Браун вряд ли станет со мной откровенничать. А мне сейчас позарез нужна его откровенность.
– Ночью она никуда не отлучалась? – продолжил я допрос.
– Нет, – резко ответил Браун. – Мы с ней спать в одьин постел. Ви доволны, господин Штольман?
Да мне, в принципе, все равно. По крайней мере, в том смысле, который он вкладывает. Но то, что Нежинская ночевала в усадьбе, снимает с нее подозрения полностью. Или, если точнее, лично с нее. То есть, камнем она не била, а вот нанять кого-то могла запросто.
– Более чем, – ответил я ему, поднимаясь. – Значит, князя она не убивала.
– Нет, она убивать меня, – с горечью сказал вдруг Гордон Браун. – Она убить меня!
Я остановился и посмотрел на него с изумлением. Кажется, он зарыдать был готов. Да что же здесь произошло, в самом-то деле?
– Не понимаю, – ответил я, пытаясь вызвать его на дальнейшую откровенность. – Что Вы имеете в виду?
– She broke my heart, – разрыдался Браун. – Арестуйте ее, мистер Штольман! Арестуйте ее, пока она еще кого-то не убить! Пока ее не убить!!!
– И за что же ее убивать?
– За вероубийство! – с трудом подобрал он русское слово.
– Вероломство? – поправил его я.
Кажется, я знаю, что именно произошло. Да, конец игры и вправду близок, если Нежинская решила играть ва-банк. Или она просто знала о том, что Разумовский будет убит, вот и поторопилась…
– Что она Вам говорила?
– Она убивать меня в спина, – ответил он подавленно, вновь наливая коньяк.
– Она угрожала Вам? – спросил я Брауна. – Что она хотела?
– Она хотеть меня убить! – произнес он настойчиво. И тут же устало махнул рукой: – It’s all. Болше я Вам не могу сказать.
Видимо, и без шантажа не обошлось, и без угроз. Он ведь не только подавлен, он еще и напуган. Все весьма серьезно. Мне нужно знать, получила ли Нежинская то, что хотела. Потому что если да, то за жизнь англичанина я и ломаного гроша не дам. Не стала бы Нина открываться ему, а потом оставлять свидетеля в живых.
– Мистер Браун, – сказал я ему, – я негласно отвечаю за Вашу безопасность.
Он взглянул на меня мутным взором, пытаясь сосредоточиться на незнакомом слове:
– Негласно…
– Секретно, – пояснил я. – Вам знаком полковник Варфоломеев?
– Yes, of course, – ответил он.
– Мне поручено охранять Вас, – сказал я Брауну. – Так что, если Вам есть что сказать, сейчас самое время.
– Мистер Штольман, спасибо за любезность… – со вздохом начал он. И вдруг продолжил с истеричным весельем. – Давайте лучше випьем, господин Штольман!
Все ясно, он в расстроенных чувствах и сердце его разбито, и говорить о чем-либо другом ему не хочется. Кроме того, он просто слишком пьян. Что ж, остается надеяться, что охрана сможет его защитить.
– Я зайду к Вам завтра, – сказал я ему. – Вы отдохните, и завтра поговорим.
Он засмеялся в ответ совершенно пьяным смехом.
– А Вы не были знакомы с мистером Лоуренсом? – спросил я его уже почти уходя.
– Лоуренс? – задумался Гордон Браун. – Yes, когда-то, in London.
– И Вам что-то известно о нем и его дочери?
– Daughter, – удивился химик, – да, у него быть дочь. Oh my God, – схватился он за голову. – Как давно это быть, my God! Нина, – пробормотал он, опуская голову на стол, – Нина…
– Мистер Браун, – позвал я его.
Но он никак не отреагировал, то ли полностью погрузившись в свое горе, то ли попросту заснув. Придется все же найти время завтра и переговорить с ним. А сейчас нужно ехать в дом Разумовского и посмотреть, что там нарыл Коробейников за это время.
Мой помощник и в самом деле работал в поте лица. По крайней мере, кабинет князя он перевернул вверх дном. По полу валялись какие-то бумаги, видимо, признанные не представляющими интереса для следствия, стояли стопки книг. Сам же Коробейников с расстроенным лицом сидел у стола.
– Работа видна, – сказал я ему, присаживаясь напротив. – А как успехи?
– Даже не знаю, как сказать, – очень серьезно ответил Антон Андреич. – Есть кое-что.
И он подал мне бумагу, смятую, будто ее достали из мусорной корзины. Впрочем, зная дотошность Коробейникова, вполне возможно, что так и было.
– Милостивый государь, – прочитал я. – Предлагаю Вам явиться завтра в мой дом в половине седьмого утра. Выстрел все еще за мной, и я хотел бы воспользоваться своим правом. Дело завершим в моем саду.
– Это же он мне писал, – поднял я глаза на Коробейникова. – Дата вчерашняя.
– Вот-вот, – вздохнул Антон Андреич. – Я нашел это в корзине для мусора. Похоже, что черновик. Любопытно, где само письмо. Вы не получали?
– Нет, – ответил я, – ничего не получал.
Выходит, неизвестный убийца Разумовского спас меня от смерти. Вот только, учитывая найденное письмо, я получаюсь первым подозреваемым. В свете прибытия Увакова это особенно неприятно. Вряд ли Илья Петрович даст мне время найти убийцу и оправдаться. Но где же, в самом деле, письмо? Кто мог его перехватить? Это не так уж просто.
– А ведь князь действительно вышел в полседьмого утра с заряженными пистолетами, – негромко произнес Антон Андреич, расстроенно глядя на меня. – Все сходится, как по писаному.
– Но я ничего не получал, – ответил я, раздражаясь его подозрениями.
Уж кто-кто, но Коробейников должен бы понимать, что я не стану бить противника со спины камнем по голове!
– Я в этом нисколько не сомневаюсь и верю Вам, – ответил он по-прежнему серьезно. – Это не все еще странности. Еще одно послание.
Я развернул протянутое мне письмо.
– Это же доктор Милц писал, – изумился я, увидев знакомое начертание букв. – Это его почерк.
– Да-да, – расстроенно согласился Антон Андреич. – Но это не отчет о вскрытии.
«Милостивый государь Кирилл Владимирович, – писал Милц, – известная Вам особа ищет с Вами встречи и могла бы быть у Вас завтра в половине седьмого утра. Назначенное время обусловлено некоторыми серьезными обстоятельствами. Прошу Вас переговорить с ней, это необходимо для всех. Она в здравом уме и готова к разговору».
– О ком это? – спросил Коробейников. – Неужели о мисс Элис?
Несомненно, о ней. Но не стоит Антону Андреичу знать, что я был в курсе местонахождения Элис Лоуренс.
– Кто бы то ни был, – ответил я ему, – но странно то, что князь назначил две встречи на полседьмого утра, и одна из которых дуэль.
Совершенно непонятно. Может быть, письмо Милца пришло позже, чем князь написал свое письмо мне? И он передумал стреляться, поэтому и не отправил письмо? Нет, не передумал, иначе зачем бы взял в сад пистолеты. Значит, он ждал меня. Меня и Элис Лоуренс. Так что же задумал сиятельный мерзавец? Убить меня и подставить Элис? Или как раз прямо наоборот?
Но я не пришел, потому что по неизвестной мне причине письма не получил. А Элис? Она приходила? Что если она решила свою проблему так же, как в свое время избавилась от госпожи Курочкиной?
В любом случае, мне нужен доктор Милц. Он наверняка что-то знает, ведь он написал это письмо. И еще он может устроить мне встречу с Элис и убедить ее со мной поговорить.
– Вы продолжайте, копайте здесь, – сказал я Коробейникову. – Неплохо у Вас получается.
– Берегите себя, – ответил он мне неожиданно.
Странное какое, однако, пожелание. Что-то расчувствовался Антон Андреич не ко времени.
Доктор сидел за своим столом и отмерял какие-то капли в стакан, по-видимому, для собственного употребления. На мой приход он, против обыкновения, не отреагировал, лишь взглянул на меня коротко и снова вернулся к своему занятию.
– Где Элис? – спросил я его, не тратя времени на дипломатию.
– Я не знаю, – ответил Милц и снова потупился.
– Это Элис убила князя, – сказал я ему. – Вы знаете, что ее больше нет в Вашем тайном убежище. Где она сейчас?
– Мы расстались с ней в городе, – вздохнул Александр Францевич, – и она мне о своих планах не сказала.
– Вы хоть сами понимаете, что помогли убийце? – спросил я его, присаживаясь на стул.
– Нет-нет, не говорите так! – категорически возразил доктор. – Элис не способна на это!
– Ну, тогда докажите мне, – попросил я его. – Почему Вы уверены в ее невиновности?
– Ну, потому что она не могла, – возмутился Милц. – Не могла!
– Да очнитесь Вы, доктор! – не менее возмущенно сказал я. – Элис убила госпожу Курочкину таким же образом, каким убит князь.
– Это совершенно другая история, – покачал головой Александр Францевич. – Тогда она была в состоянии аффекта.
– Послушайте, доктор, – попытался я до него достучаться. – То, что Элис жива, я знаю уже довольно долгое время. Но храню это в тайне, потому что не хочу причинять ей вреда и Вам.
Доктор взглянул на меня мрачно. Я видел, что ему крайне неловко от того, что он обманывал меня. И еще более неловко от того, что продолжает обманывать. Я видел, что он хочет мне доверять, как прежде, и не оставлял надежды его убедить.
– Вы должны быть со мной предельно откровенны, – сказал я. – Вы написали записку князю, где просите его о встрече с Элис. Зачем они должны были встретиться?
– Этого хотела Элис, – ответил он, – а причину она не объяснила.
– И Вы уверены в том, что она не убивала?
– Да, я уверен, – сказал Александр Францевич, – потому что, когда она вернулась, она сказала, что встреча с князем так и не состоялась.
А вот это очень странно. Потому что Разумовский точно вышел в сад в назначенное время, это известно со слов прислуги. И Элис должна была или встретиться с ним, или найти его тело. Может быть, она именно это имела в виду, говоря, что встреча не состоялась? И все же князя убил кто-то другой? Ведь кто-то перехватил его письмо ко мне, и это уж точно не Элис Лоуренс. Но поговорить с ней мне все равно нужно.
– Тогда поклянитесь, – попросил я доктора, – что Вы не знаете, где она сейчас.
Доктор мрачно потупился и залпом допил капли из стакана, будто это был коньяк. Клятвопреступником быть он не хотел:
– Хорошо. Ее забрала с собой Анна Викторовна.
Вот как? Ну, это, я думаю, неплохо. Уверен, Анна сможет помочь мне убедить Элис рассказать, что она видела. Да и с ней самой мне нужно повидаться и предупредить, чтобы не вздумала заходить в управление, пока там господин Уваков. Кто его знает, что ему в голову взбредет, Анне Викторовне лучше держаться от него как можно дальше.
И вообще, я соскучился. В этой сумасшедшей истории с убийством князя Разумовского у меня минуты не было, чтобы проведать ее. И раз уж интересы дела отправляют меня прямиком в дом Мироновых, я ни за что не упущу эту возможность.
В это время за окнами мертвецкой послышался шум приближающегося экипажа. Я осторожно выглянул. Мои опасения не были напрасны, это и в самом деле был Уваков с помощником. Что ему понадобилось от доктора Милца? Неужели отчет о вскрытии тела Разумовского? Или это он меня здесь ищет?
– Очень бы мне не хотелось встречаться сейчас с этими господами, – сказал я доктору.
– Идите за мной, – позвал Александр Францевич, – я Вас спрячу.
Он проводил меня к двери в дальнюю комнату и закрыл за мной дверь. Сквозь узкую щель я видел, как доктор быстро поставил на место стул, на котором я сидел, и подошел к столу, делая вид, что работал с телом и только что закончил. В этот момент как раз и вошли Уваков с неизменно сопровождающим его Жиляевым.
– Доктор Милц, – сказал Илья Петрович, – Вы меня помните?
– Простите, – ответил доктор, – господин…
– Уваков, – недовольно напомнил сыщик.
– Ну, конечно, Уваков, – вспомнил Александр Францевич. – Это же Вы принимали участие в расследовании дела банды Мореля.
– Верно, – согласился Илья Петрович. – А это мой помощник, господин Жиляев.
– Ну, так, господа, позвольте узнать, – поинтересовался Милц, – что Вас привело опять в наш город?
– Последние события, – ответил ему Уваков. – Убийство князя и все, что с ним связано. А также некоторые обстоятельства деятельности следователя Штольмана.
Я насторожился еще сильнее, хотя дальше было вроде бы и некуда. И какие же именно обстоятельства моей деятельности, оказывается, привели сюда господина Увакова?
– Вот как, – удивился Александр Францевич как ни в чем не бывало. – А что же случилось с Яков Платонычем?
– Он подозревается в пособничестве английской шпионке Элис Лоуренс, – ответил Уваков, – которой Вы помогли бежать из дома князя несколько месяцев назад.
Черт, как все плохо. С таким обвинением Уваков арестует меня, едва я попадусь ему на глаза, и лишит, таким образом, возможности найти настоящего убийцу князя. В тюрьме же я вряд ли доживу до рассвета, недаром же Уваков примчался в Затонск. Кому-то я сильно мешаю, и меня хотят убрать из игры. Но откуда ему стало известно о том, что доктор укрывал Элис?
– А Вам не кажется, господин Уваков, что Вы забываетесь? – с достоинством ответил доктор Милц.
– Нисколько, – ответил с вызовом тот. – Я имею чрезвычайные полномочия от департамента полиции в расследовании антигосударственного заговора.
Бог ты мой! Что же поставлено на карту, что он так блефует? Департамент полиции антигосударственными заговорами не занимается. Но, боюсь, в Затонске об этом знаю только я. На господина Трегубова такое высказывание точно произведет гипнотическое впечатление, и он будет оказывать Увакову любую помощь, даже не поинтересовавшись, какие на самом деле у него полномочия, если таковые вообще имеются. И с таким обвинением Уваков легко получит всех, кого хочет: меня, Брауна, Элис. Господи, ведь Элис сейчас у Анны Викторовны. Значит, этот мерзавец может и до нее добраться. И не преминет использовать в своих целях против меня. И она окажется в его руках, совершенно беззащитная.
– Заговор, – усмехнулся доктор. – Я уверяю Вас, если бы в Затонске случился заговор, уж я бы об этом знал.
– Ну, разумеется, Вы знаете, – ответил ему Уваков. – Вы его участник.
– Какая чушь! – возмутился Милц.
– Вместе со Штольманом и английской шпионкой Элис Лоуренс, – продолжал сыщик. – Скажите, где она!
Я весь обратился в слух. Доктор не выдаст ни Элис, ни Анну, я был уверен. Но я был прав, именно Элис нужна Увакову.
– Мне ничего о ней не известно, – твердо ответил Александр Францевич.
– Ложь, – произнес Илья Петрович. – Вы скрывали ее ранее, укрываете и теперь.
– Знаете, я действительно сочувствовал и сочувствую этой бедной девочке, – возмутился доктор, – но мне ничего не известно о ее, как Вы говорите, шпионской деятельности. Повторяю, я не знаю, где она.
– Что ж, – сказал Уваков, – придется договорить в другом месте. Вы арестованы.
– Любопытно, – удивился Милц, – а в чем же меня обвиняют?
– В укрывательстве английской шпионки, – четко сформулировал Илья Петрович, – и пособничестве заговорщику Штольману.
– Глупости! – ответил доктор возмущенно.
– Собирайтесь, – грозно сказал ему Уваков.
Было понятно, что он готов применить силу. Для того и таскает за собой громилу Жиляева. Только бы доктор не вздумал сопротивляться!
Но он не вздумал, слава Богу.
– Да, но… – растерянно сказал Александр Францевич. – Мне надо найти ключи.
– Не стоит тянуть время, – резко ответил Уваков. – Выходите.
– Ну, а как же дверь? – возмутился доктор.
– Ваши подопечные не убегут, – с иронией ответил ему Илья Петрович.
Они вышли, но я не торопился покидать мое убежище. Уваков, к моему сожалению, был мерзавцем, но отнюдь не дураком. Но вот прогрохотали колеса тронувшегося экипажа. Я вышел и осторожно выглянул в окно. Они уехали, все трое. Теперь нужно быстро отправляться к Анне Викторовне. Следует убрать от нее Элис как можно скорее. Да и саму Анну неплохо было бы отправить из Затонска куда-нибудь, да вот только об этом даже мечтать не стоит, она ни за что не уедет. Но Элис нужно от нее увести и спрятать, и при этом самому не попасться никому на глаза.
К счастью, уже начинало смеркаться, а когда я добрался до Царицынской, и вовсе стемнело. Я решил пройти садом и попытаться осторожно вызвать Анну из дома. Но едва я вошел в аллею, как увидел ее, быстрой походкой идущую через сад.
– Анна Викторовна, – окликнул я ее.
– Яков Платоныч, – бросилась она ко мне.
Я обнял ее, легко целуя в висок, наслаждаясь этим чудесным правом, дарованным мне судьбой. Но долго наслаждаться не было времени, Анна была явно чем-то очень сильно расстроена.
– Вы куда направляетесь? – спросил я ее.
– Я только что узнала, что князя больше нет, – сказала она дрогнувшим голосом. – Я не могу в это поверить!
– И, тем не менее, это так, – ответил я, беря ее руку. – Но куда Вы идете?
– Да как куда? – изумилась и даже возмутилась Анна. – К Разумовскому. Там я точно смогу с ним поговорить!
А что если в доме Разумовского сейчас Уваков? Следует сперва проверить. Но как объяснить Анне Викторовне необходимость подобной проверки, не объясняя всего остального? А объяснять не хотелось бы, она испугается наверняка.
– Может, отложить это до завтра? – осторожно спросил я ее.
– Нет, – покачала головой Анна, снова устремляясь к дому князя. – Яков Платоныч, – сказала она вдруг, внезапно останавливаясь, – кажется, при нашем последнем разговоре Вы сказали, что теперь во всем и всегда Вы со мной.
– Да, я так сказал, но…
– Держите Ваше слово, – твердо произнесла Анна Викторовна.
– Я имел в виду, – сделал я еще одну попытку, – если это не будет опасно для Вас.
Анна Викторовна на мгновение задумалась, видимо вспомнив, что тоже вчера дала мне обещание не рисковать собой и не ввязываться ни во что без моего участия.
– Пойдемте вместе к князю, – попросила она.
Она не оставила мне выбора. Нужно было либо прямо здесь и сейчас объяснять ей, что происходит, либо следовать за ней. Я выбрал второе. В конце концов, вряд ли Уваков заявится в дом Разумовского на ночь глядя. А посвящать Анну Викторовну во всю эту чудовищно опасную ситуацию я не хочу до тех пор, пока иначе будет просто невозможно. Сейчас я провожу ее в дом князя, она поговорит с духом, а потом я отведу ее домой, где она точно будет в безопасности. А заодно и Элис оттуда заберу.
– Хорошо, – согласился я. – А где Элис? Она ведь была с Вами?
Анна отвернулась расстроенно.
– Была, – ответила она, и голос ее дрогнул от сдерживаемых слез. – Но мои родственники, они были столь бестактны, что она просто убежала.
Что ж, остается лишь надеяться, что Элис Лоуренс сумеет спрятаться и не попадется Увакову. Где ее теперь искать, я пока не представлял.
– Идемте, – сказала мне Анна Викторовна и быстро пошла по аллее по направлению к дому Разумовского.
В доме кроме его обычных обитателей, за исключением хозяина, разумеется, нашелся только Антон Андреич, по-прежнему охранявший кабинет князя. Выглядел он усталым, но хотя бы не голодал, угощаясь чаем со свежими плюшками. Я немедленно вспомнил, что мне и позавтракать не пришлось, и на ужин вчера сил не хватило. Интересно, а когда я ел в последний раз? Как-то и не вспомнить. Впрочем, позже, все позже.
Увидев нас, Коробейников подскочил и предложил вежливо:
– Анна Викторовна, не желаете ли чаю?
– Спасибо, не хочется, – произнесла Анна расстроенно.
– Антон Андреич, – обратился я к нему, – что нового?
Коробейников только руками развел:
– К сожалению, ничего нового и интересного обнаружить не удалось. На мой взгляд, все серьезные документы находятся в сейфе. Я пытался его вскрыть, но мои попытки не увенчались успехом.
– Отправляйте городового за слесарем, – велел я.
– Сейчас?
– Разумеется, – рассердился я.
Конечно, сейчас, а когда еще? Подождем, пока Уваков это сделает, и документы просто исчезнут?
– Но мы так всю ночь тут провозимся, – возмутился Коробейников.
– Не надо слесаря, – сказала напряженным голосом Анна Викторовна, опускаясь на стул и глядя мимо нас в сторону стола князя. – Я спрошу, где ключи. Он уже здесь, в своем кресле.
Я взглянул на кресло Разумовского. И ничего не увидел, конечно. Странно, но я даже обиду какую-то почувствовал, что мне не дано увидеть то, что видит она. А вот недоверия больше не было вовсе. Я давно принял существование мира духов и теперь лишь сожалел в глубине души, что мне он недоступен. Но раз уж все так, не стоит мешать Анне Викторовне.
– Я поговорю с прислугой, Антон Андреич, – сказал я Коробейникову, направляясь к дверям, – а Вы другие помещения осмотрите.
– Другие? – удивился он.
– Другие! – многозначительно сказал я ему, слегка понизив голос, чтобы не помешать Анне.
– Прошу прощения, – сообразил он наконец-то, быстро поднимаясь со стула и выходя из кабинета.
Я еще раз встревоженно взглянул на Анну Викторовну, но она никак на меня не реагировала, не сводя взгляда с кресла князя. Стараясь не нашуметь и не нарушить ее сосредоточенности, я тихо прикрыл за собой дверь.
Лакей нашелся в буфетной. На вопросы он отвечал охотно, но, кажется, Коробейников расспросил его уже обо всем, о чем возможно.
– И тебя не удивило, – спросил я его, – что барин с утра пошел в парк с дуэльными пистолетами?
– Так удивило, знамо дело, – ответил лакей, – только что ж я ему, допрос учинять стану, куда Вы, мол, Ваше Сиятельство, с утра да с пистолетами?
– Значит, не спросил? – уточнил я.
– Не мог я, – сказал он. – Не положено нам такое спрашивать. Коли чего надо, барин сам скажет.
– И за ним не ходил из любопытства?
– Не ходил. Не было такого распоряжения.
– А где сам находился все это время?
– Да на заднем крыльце, – ответил лакей. – Горничную вон спросите, она тоже там была.
Внезапно дверь в буфетную отворилась, пропуская взволнованных Коробейникова и Анну Викторовну.
– Нина и Жан в доме, – взволнованно произнесла Анна.
Я вытащил револьвер. Проводив Анну Викторовну в кабинет, мы с помощником быстро прочесали первый этаж дома, закончив наши поиски на крыльце. Но никого не было видно и слышно. Впрочем, я полагаю, они уже ушли, получив то, что хотели. Пока мы шли до кабинета, Анна Викторовна успела рассказать мне, что Нежинская хитростью выманила у нее ключ, который ей дал дух Разумовского, и унесла из сейфа папку, пригрозив Анне револьвером.
– Все, похищены документы, – зло сказал я Коробейникову.
Злился я на себя, разумеется. Что мне стоило, выйдя из кабинета, остаться за дверью охранять? Я расслабился, не обнаружив в доме Увакова, и не подумал о том, что он не единственная угроза. Счастье, что Лассаль лишь напугал Анну. А если бы он решил убрать ее, как свидетельницу? И еще Нина со своим револьвером. И документов жаль безмерно. Наверняка в сейфе князя хранилось самое ценное. А все моя непредусмотрительность!
– Теперь их ищи-свищи, – ответил Антон Андреич. – Не волнуйтесь, утром я объявлю их в розыск.
– Лучше не откладывать, – сказал я досадливо.
– Объявлю немедля, – поправился Коробейников.
– Но только на француза, – сказал я ему, – Нежинская особый случай, я возьму ее на себя.
– Понимаю, – кивнул он.
Ничего он не понимает, но это неважно сейчас. Буду жив – объясню когда-нибудь.
– Смотрите, камни, – обратил я внимание Антона Андреича на корзину, стоявшую рядом с крыльцом. – Таким же камнем был убит князь.
Мой помощник спрыгнул с крыльца, чтобы подробнее рассмотреть мою находку.
– В самом деле, точно такие же, – сказал он. – Ведь удивительная вещь камень. Можно построить дом, а можно и череп проломить.
Склонность Коробейникова разводить философию в самый неподходящий для этого момент всегда меня удивляла и раздражала. Я сказал, возвращая его на грешную землю:
– Странно для стороннего преступника было бы забраться в сад, потом прийти к дому, рискуя быть замеченным, взять камень, а потом вернуться на место встречи.
– Примечательно, что нигде больше таких камней я не видел, – ответил он, снова включаясь в расследование.
Мы вернулись в кабинет, где нас ждала Анна Викторовна, совершенно расстроенная тем, что позволила Нежинской обвести себя вокруг пальца.
– Ну как Вы могли ей поверить? – изумился я, выслушав ее подробный рассказ о происшедшем.
– Она мне поклялась, – мрачно ответила Анна.
– Анна Викторовна! – возмутился я подобной доверчивостью.
А в следующий раз она Лассалю на слово поверит? Ну как же мне убедить ее быть осторожнее!
– Да Вы правы, я дура, – вздохнула Анна.
Мне стало стыдно. Она и так расстроена, а тут еще я со своими упреками. Доверчивость Анны исходит из ее душевной чистоты, а вовсе не из глупости. Она в любом человеке ищет хорошее, не то, что я. А вот мне как раз стоило предусмотреть все, в том числе и подобный поворот событий. Я этого не сделал, а теперь с досады на всех бросаюсь.
– Остается теперь только гадать, что было в той папке, – сказал я расстроенно, но уже гораздо спокойнее.
– Может, это просто личные письма, – спросил Коробейников, явно желающий утешить нас обоих.
– Да личные письма я и так бы ей отдал, она не могла этого не понимать, – с досадой сказал я ему. – А из-за любовных писем размахивать пистолетом – это…
– Просто нелепо, – подсказал Антон Андреич.
– Анна Викторовна, – спросил он, – скажите, как Вам удалось найти ключ? Я обыскал здесь все и безрезультатно.
Анна повернулась и подарила ему знакомый взгляд, тот самый, который так часто доставался мне, когда я вновь и вновь отрицал существование духов и их помощь. Коробейников заметно смутился, живо напомнив мне меня самого прежнего.
– Элис неизвестно где, – сказал я, отвлекая себя от воспоминаний, – но с утра она могла быть здесь и убить князя.
– Князя мог убить кто угодно, – сердито ответила Анна, недовольная моей версией.
– Да, это так, – согласился с ней Антон Андреич.
– Жан Лассаль, например, – предложил я еще одну версию, – но где он, теперь неизвестно.
В этот момент раздался отчаянный женский крик. Мы все втроем повернулись к дверям.
– Анна Викторовна, – сказал я, обнимая ее за плечи и усаживая на стул, – здесь оставайтесь.
Она заглянула мне в глаза умоляющим испуганным взглядом, в котором я отчетливо прочитал ее страх за меня и просьбу поберечься. И послушно осталась сидеть, не желая мне мешать. Сердце на мгновение замерло от нежности и благодарности, но слушать его было некогда, где-то в доме скрывался убийца.
Мы с Коробейниковым, прикрывая друг друга, осторожно пошли в ту сторону, откуда донесся крик.
– В лакейскую? – спросил я.
– Нет, – отозвался шепотом Антон Андреич. – Мне показалось, это горничная. Туда!
Шаг за шагом, поворот за поворотом мы дошли до лестницы. Теперь куда? Вверх на второй этаж или вниз в буфетную? Разделяться не хотелось бы. Коробейников встал так, чтобы просматривать лестницу наверх, пытаясь заглянуть в следующий пролет, а я спустился к буфетной, стараясь не терять его из виду. Впрочем, одного взгляда в дверной проем хватило. На полу лежало женское тело.
– Антон Андреич, – позвал я негромко.
Мы прошли в буфетную, и Коробейников опустился на колено возле лежащей горничной, пытаясь нащупать пульс. Тщетно, разумеется. Лассаль осечек не допускал. Он убил девушку точно так же, как когда-то горничную в гостинице, одним движением. Как она закричать-то успела?
– Мертва, – сказал Антон Андреич расстроенно.
– Черт возьми, – отозвался я. – Где лакей?
Лакей, видимо, услышавший мой голос, вошел в буфетную и замер в ужасе, глядя на тело на полу.
– Ох, ты! – проговорил он потрясенно. – Боже ж мой!
– Ты где был? – спросил я его.
– На кухне, – заикаясь от страха, ответил лакей. И вдруг, упав передо мной на колени и цепляясь за мой сюртук, заорал в голос: – Ваше высокоблагородие, заберите меня в тюрьму!
– Не пойму я, ты что, в убийстве признаешься? – спросил я его.
– Нет-нет! – ответил он, по-прежнему не вставая и цепляясь за меня. – Я никого не убивал! Заберите меня отсюда!
– Да прекрати ты, – прикрикнул я, чтобы привести его в себя. – Встань!
Лакей поднялся с колен, но вид по-прежнему имел самый что ни на есть перепуганный.
– Когда в последний раз видел Жана Лассаля? – спросил я его.
– Лассаля? Несколько дней он не появлялся, – поведал слуга. – Да он как привидение шастает, то ли был, то ли не был. Заберите меня! – проговорил он, снова явно впадая в истерику. – Ничего больше здесь не скажу!
– В участке говорить будешь?
– В участке буду, только в камере!
– Антон Андреич, забирайте его, – велел я, – допросите сразу. А если будет отпираться, на улицу его.
– Ступай, – велел лакею мрачный Коробейников, понявший уже, что спать ему сегодня вряд ли придется.
– Да, и за телом пришлите, – напомнил я ему.
Антон Андреич взглянул на мертвую горничную, помрачнел еще сильнее и вышел, согласно кивнув.
Анна Викторовна ждала меня в кабинете. И, судя по тому, что я слышал ее голос, снова беседовала с духом Разумовского. Впрочем, при виде меня она встрепенулась радостно, забыв про потустороннее общение. Жаль только, что мои новости вряд ли могли ее обрадовать.
– Горничная убита, – сказал я и сам почувствовал, насколько устало прозвучал мой голос.
Я и в самом деле устал безмерно за сегодняшний долгий и суматошный день. И при этом не продвинулся к разгадке смерти князя ни на шаг.
– Это никогда не кончится, – сказала Анна Викторовна со слезами в голосе.
Да нет, кончится. И довольно скоро. Вопрос только в том, чем именно.
– Возможно, она что-то знала, – сказал я, – и убийца князя решил проблему таким способом.
– Кто еще в доме? – спросила Анна Викторовна, беспокоясь, видимо, как бы не появилась еще одна случайная жертва.
– Да практически никого, кроме сиделки, – ответил я, устало опускаясь в кресло. – Князь все еще здесь?
– Да, – покосилась Анна в сторону кресла, стоящего у стола.
– Вы спросите у него, – попросил я, – почему он назначил дуэль со мной и встречу с Элис в одно и то же время. Хотел убить меня и бросить тень подозрения на Элис или наоборот?
– Он слышит, – ответила Анна Викторовна, глядя на кресло, – но молчит.
– Нечего ему сказать, – усмехнулся я. – Упрямится. Кажется, раньше Ваши подозреваемые были сговорчивее.
– По разному, знаете ли, – улыбнулась Анна Викторовна и заботливо подала мне чашку чаю. – А Вы? Вы-то больше не упрямитесь? Не отрицаете, что они говорят со мной?
– Не могу отрицать очевидного, хотя и понять этого никогда не смогу, – сказал я, с благодарностью выпивая предложенный напиток. – Но Вы есть, – добавил я, поднимаясь и глядя ей прямо в глаза, – и хорошо, что Вы проводник этого невероятного. Если бы это был Коробейников, я бы, наверное, застрелился.
Анна рассмеялась неуклюжей моей шутке, давая мне надежду на то, что я все-таки способен научиться шутить так, чтобы ей было на самом деле весело. Было удивительно спокойно нам в этот момент. Тишина пустого дома не настораживала, а успокаивала. И хотелось, чтобы это длилось долго: тихий разговор, перемежающийся шутками, чай, приготовленный ею для меня с заботой и любовью, покой и мир в душе. Но, к сожалению, мечтать о покое и мире было рано. Сперва их следовало завоевать. Так что сейчас я должен был доставить Анну домой, а сам отправляться по делам.
– Я провожу Вас домой, – сказал я ей.
– А я не пойду домой, – ответила Анна Викторовна. – Это уже невозможно. Номер в гостинице сниму.
– Я отвезу Вас, – согласился я, понимая, что спорить сейчас будет лишь потерей времени.
Хотя мне совершенно не нравилась ее идея. Дома она была бы куда в большей безопасности. Остается положиться на то, что никому не придет в голову искать Анну Миронову в гостинице.