***
Квай-Гон проскользнул в театральный зал через верхние двери, когда репетиция подходила к концу. Темные зрительские кресла пустовали, а на сцене стоял привычный художественный гвалт, или лучше сказать, педагогическая симфония: голос мастера Дори Алу упорядочивал вольницу детских голосов. Руководительница студии одновременно пришивала блёстки к косынке главного героя и следила за его движениями, давала советы двум другим исполнителям, не упускала из виду подуставший и оттого уже ходивший на руках кордебалет (там явно назревала куча мала), рассматривала варианты афиши, принесенные бойкой девочкой суллустанской расы… На просцениуме мальчики постарше подновляли старые декорации, юркий служебный дроид следил, чтобы краска направлялась строго по назначению.
Всё, как обычно, всё, как всегда.
Квай присел на ступеньку возле последнего ряда кресел. Если бы его заметили, замахали руками, позвали на сцену, он бы не знал, что делать. Ему хотелось, чтобы его никто не видел – и его не видели.
Он хотел быть один, но не знал, куда идти, чтобы остаться одному и не плакать.
Репетиция продолжалась. Квай невольно стал следить за происходящим на сцене. Сначала слушал музыку, закрыв глаза. Потом вполглаза наблюдал за движениями главного героя, отмечая ошибки в технике. Потом сосредоточил внимание на работе наставницы.
– Акка, акка! – наконец провозгласила мастер театра и три раза хлопнула в ладоши. Все её шумные воспитанники повторили эти слова, причём малыши явно наслаждались законной возможностью покричать погромче. Ритуальной фразой почтения к предыдущим поколениям актёров театра ко-гири завершалась всякая работа на сцене.
Шум детских голосов взметнулся к потолку высокой волной, затем, разбиваясь на более мелкие, плеснул в четыре нижние двери, некоторое время бурлил в низинах, но наконец затих.
– Мастер Алу, выключать свет? – прозвучал последний всплеск.
– Спасибо, Ниен, я сама выключу. И проследи, чтобы все пошли на каллиграфию.
Тогда Квай встал и сделал пару шагов вниз. Наставница Алу сняла бандану, которую обычно повязывала на репетициях (её сиреневые волосы сегодня были заплетены в две косы) и начала переключать дроидов-уборщиков. На подоле её чёрного тренировочного кимоно оказались пятна краски, дроид тут же принялся выводить их.
Обернувшись на звук шагов Квая, женщина улыбнулась:
– А, вот и ты, малыш! Что скажешь, родной? Если вы сейчас дома, может, хочешь помочь мне в новой постановке?
– Мастер Алу, – сказал он, глядя в разноцветные деревянные квадраты напольного покрытия, – я убил человека. Застрелил. И… и… Это была страшная глупость. Теперь… нет концов. Никаких. Я хотел как лучше, а… вот.
Она кивнула, хотя он не мог видеть её кивка, обняла его, усадила рядом с собой на край сцены. Так они и сидели некоторое время, обнявшись.
– Тебя вызывали на Совет?
– Да. Да, и они говорили, что я, конечно, перестарался, но… Этот ситхов голокрон, его везли в клетке с исаламири… Мастер Яддль даже сказала, что я молодец. Что я настоящий джедай, которому не всё равно.
Наставница снова обняла его и поцеловала в светловолосую макушку. Это побудило мальчика продолжать:
– Но я-то знаю, что не молодец. Этот… второй курьер, там их двое было. Один другому должен был передать голокрон. То есть он вообще не знал, что там такое. Его допросили, да толку? Думал, что перевозит незаконно добытых экзотических зверей вместе с инструкцией по их разведению. А второй… я с ним даже разговаривал… И он выхватил голокрон и побежал. Из-за этих исаламири я не мог применить Силу, понимаете? Было страшно, что он уйдёт, и… и тут под рукой оказался бластер. Я ещё раньше вышиб его из руки того курьера, кваррена. И… и теперь расследование зашло в тупик. С трупа ничего не удалось получить. В его карманах не было даже ключей! А его комлинк выпал в тот момент, когда я выстрелил. Ну, упал вниз... По базе тоже ничего. Роговица пересажена, на пальцах шрамы. А нужно было всего-то, – он скорбно вздохнул, – позвонить мастеру Дуку или хоть дежурному и дать ориентировку. Но нет же, ситх погнал меня обязательно ввязаться в погоню!
– А мастер Дуку?
– Мастер Дуку разрешил мне погулять в городе с друзьями. Взял с меня слово, что я не впутаюсь ни в какие… Понимаете? Уж его-то на Совете так… не похвалили из-за меня… Из-за моего дурацкого выпендрёжа. Понимаете?
– Понимаю, – вздохнула молодая женщина.
– А Винт и Кид… – мальчик вскинулся, Дори отпустила его. – Они, знаете, что? Они получились правильными, а я дурак! Потому что они ничего не почувствовали, а я почувствовал! Я почувствовал, что значит – не чувствовать Силу! А мастер Дуку… его из-за меня… Он, знаете, даже там, с этими исаламири, он ударил его, сорвал на нём злость. Из-за меня. Ещё бы чуть-чуть, если бы не исаламири, он бы мозги ему вынес! А те – друзья, называется! – чистенькие, а на мне кровь и такой прокол! И мастер Дуку…
– Что мастер Дуку?
– Тоже говорит, что я молодец. А его из-за меня, знаете, как там возили? Ни за что! За то, что он поверил, что я сдержу слово! «Прошу, как человека, Квай, вернись с этой прогулки живым, хорошо?» И вот нас сняли с соревнований. А он прикоснулся к Тёмной стороне. А мои друзья меня просто предали! Вместо того чтобы помочь мне, Винт вызвал своего учителя… тут всё и открылось. Что я превысил, что я дурак, и вообще – влез не в своё дело. Не по лапке тапка, не по печке котелок.
Она снова прижала его к себе за плечики, такие хрупкие по первому впечатлению.
– Малыш, послушай. Просто послушай. Когда солнце только восходит – оно розовое, очень мягкого цвета, да? – и на него совсем не больно смотреть. Потом, когда оно поднимается, оно становится жгучим, ослепительным. И не всегда добрым. И только на закате сияет настоящим жёлтым. На него снова не больно смотреть. Оно красивое и такое… полновесное, как драгоценная монета. Оно исполнило свою работу, осветило мир. Так же и жизнь человека. Ты становишься взрослым, малыш. Входишь в свою полосу жара и плавления. В чём самая большая трудность быть взрослым – не знаешь, как жить. Честное слово. Никаких проторенных троп. И через это нужно пройти, сияя.
Он поднял на неё глаза.
– Твои друзья любят тебя и беспокоятся о тебе. А я – я не верю, что ты случайно получил свой кристалл, что мастер Дуку поспешил. Ты воин и владеешь настоящим боевым оружием, и ты этого достоин. А что в оружии заключена смерть, ты знаешь это уже лучше меня. Оружие и есть ключ смерти. Иногда, чтобы смерть знала своё место, приходится открывать этим ключом её дверь и сбрасывать тёмные души в круги низших проявлений. В «Знаках» есть такие страшные слова: «Смерть – великий мастер; кто отберёт меч у великого мастера?» Воин Света – он ведь как пожарный, спасает город, но сам получает ожоги. Ожоги болят.
Мальчик кивнул, уголки его губ снова опустились.
– Так… так… – тихо проговорил он.
– Но иначе никому из нас не стать Жёлтым, которое не желтеет. Ласковым и мудрым, как закатное солнце.
– Я понимаю… Но знаете, что самое страшное? Когда не чувствуешь Силу, этого не замечаешь. Как вот если бы… если бы вдруг погиб кто-нибудь близкий, а жизнь идёт дальше… и никому от этого ни холодно ни жарко, кроме тебя.
Мастер театра мягко похлопала его по спине:
– Это потому так, что тебе и холодно, и жарко за всех. Как ты сам думаешь: урок, который ты пережил, чем-то помог тебе?
Он пожал плечами. Задумался.
– Я… – он подбирал слова, – я так часто огорчал вас, когда был маленьким… А вы это всё терпели.
Она улыбнулась, легонько дёрнула за его падаванскую косичку.
– Это уже прошло. Ты уже давно большой и умный мальчик.
– Спасибо, мастер Алу. Но знали бы вы, как мне тяжело… как стыдно… что соревнования… и мастер Дуку…
– Солнышко, оттого, что ты не примешь участия в соревнованиях, ни я, ни мастер Дуку, ни твои друзья, никто из тех, кого ты знаешь в Храме, не будем любить тебя меньше. Мы все и так прекрасно знаем, что ты – будущий путь и слава Ордена. Подожди минутку.
Молодая женщина прошла по сцене и скрылась за кулисами. Мальчик сидел, по-прежнему сжавшись, как в ознобе.
Вернувшись, мастер театра снова села рядом с ним и протянула ему книжечку в чёрном переплёте, размером с ладонь взрослого человека.
– Считай, что это твой приз.
– Это… «Знаки»? Мне?!
– Да, тебе. Владей. Теперь у тебя есть свой собственный экземпляр, не библиотечный. И полное право вносить свои заметки.
Он взял книжечку, погладил тиснение на переплёте, засунул её за пояс. Потом нехотя сказал, глядя в сторону.
– Этот человек… убитый… он мне мерещится везде. Ведь я с ним говорил, и он… в общем, не такой, знаете, подонок, с которым рядом трудно дышать… И знаете, ничего не предвещало, что он вдруг рванёт со всех ног. То есть из-за этих исаламири я, конечно, ничего не мог предчувствовать, вообще ничего! Но я же мог как-то по лицу его понять, по движениям… А я? Если честно, я только и думал, что о благодарности от Совета и о похвале от учителя… А потом он побежал…
Она взяла его за руки – маленькие, но очень крепкие, полностью утратившие детскую мягкость.
– Главное, что ситхский голокрон теперь не попадёт в преступные руки. Мастер Яддль права: ты молодец. Чтобы в мир не пришло большее зло, тебе пришлось принять шрам смерти. Я поговорю с мастером Дуку... Это же ему поручили расследовать дело о голокроне?
Падаван Джинн кивнул.
– Может быть, я как человек совсем посторонний увижу кончик, за который удастся потянуть. И знаешь, что ещё хорошо? Конечно, оставленность Силой – это страшно, но как же правильно там оказались эти исаламири, что ты не почувствовал искушения открыть голокрон.
– Я… – губы его дрогнули, – мэм, я открыл голокрон.
Дори потрепала его по волосам, по хохолку на макушке, сиротливо торчащему без обычных бисерных украшений.
– Значит, счастье, что благодаря исаламири ты ничего не услышал. Сила вот так тебя уберегла. Она ведь живая и всегда, всегда на стороне живых. Не через мидихлориан, так через твоих друзей она тебя поддержала. Появись Мэйс и Ки позже, кто знает, какие искушения тебе бы пришлось ещё пережить?
Мальчик в растерянности посмотрел на женщину.
– Вы думаете, это правда?
– Это правда. Они тебя не предавали.
Он с шумом выдохнул воздух.
– И давай-ка прямо сейчас пойдём к мастеру Дуку и посмотрим, что там за голокрон, и как нам помочь этой маленькой бедной душе обрести покой.
Квай с готовностью спрыгнул с края сцены, но тут же оба они вздрогнули – он явно, а она незаметно, – как будто наткнулись на преграду. Они увидели, каждый по-своему, что мастер Дуку сидит перед терминалом бок о бок с библиотекарем Йокастой Ню и просматривает архивные записи о голокронах, которые та ему открывает.
Звук голоса Дори разогнал видение.
– Пожалуй, сейчас будет не совсем удобно. Мне надо переодеться, да и посмотреть, как там мои бандиты – все ли пошли на занятия по каллиграфии… В моей группе сейчас такие кадры есть, Квай… По сравнению с ними вы были ангелами с лун Йего!
Её спокойная улыбка была похожа на большой прохладный лист ректоо, заживляющий ожоги.
– Да, мэм. Так я скажу мастеру Дуку, что вы придёте к нам в гости? И что вы подарили мне «Знаки». Вы, – он вдруг забеспокоился, – вы ведь придёте?
Мысль, пришедшая к нему, по цвету и холоду была похожа на предыдущие его терзания о своей глупости, неумелости и ненужности: однажды мастер Алу отвернётся от мастера Дуку – навсегда! – и повернётся к правильному, как часы, мастеру Сайфо-Диасу…
Но она сказала совсем другое, хорошее:
– Конечно, приду. А ты подойдёшь к своим друзьям первым?
– Да. Да!
– Ну, так беги. Они оба сейчас в зале.
Конечно, Винт готовится к соревнованиям, а Кид стоит с ним в спарринге. Жалко, что мастер Йода никогда не выступает, и его ученику не светит возможность отличиться. Впрочем, Киду и так приходится постоянно превосходить себя без всяких соревнований…
– Я знаю. Спасибо!
– Квай!
– Да, мастер Алу?
– Пользуйся «Знаками», но не хвастайся ими. Это относится и ко всем другим дарам, которые ты уже получил или получишь в будущем. Договорились?
– Конечно!

Отредактировано Старый дипломат (14.10.2017 17:09)

Книга лежала перед ними на низком столике, который они использовали для каллиграфии или для особо торжественного чаепития. Перед тем как поместить фолиант в оклад, мастер Дуку перочинным ножом вырезал овальный кусок потрескавшейся, сморщенной, словно от огня, кожи (он потом и сжёг её в пламени своего меча в мелкий пепел и высыпал в окно), и аккуратно заклеил прореху чёрной замшей. Замшевый прямоугольник нашёлся у них в мешке с разными хозяйственными мелочами. Квай помнил, что когда-то это была прокладка между пузырьками реактивов в наборе «Юный химик».
– Учитель, в том зеркале…
– Будущее всегда в движении. Это ничего не значит. Просто суеверная чушь. Выкинь из головы.
Да, мастер Дуку снова волнуется из-за него. «Вообще, трудно, наверное, иметь ученика, – впервые задумался мальчик. – Постоянно куда-то лезет, с ним вечно что-то случается… А толку от него… Как от того в зеркале!»
– Мастер Дуку, а бывает такой ученик, от которого одни проблемы?
– Не бывает.
– А Экзар Кан?
– Даже от Экзара Кана была польза.
– Да?! Какая?
– Теперь все знают, как не надо себя вести.
– А я…
– Квай, хватит болтать! Давай лучше посмотрим, все ли «знаки» ты знаешь.
Учитель пролистал плотный пергамент и, найдя нужную главу, вложил в неё подвернувшуюся в ящичке столика картонку с изображением крупного фиолетового цветка, вкладыш в коробочку с фелуцианским печеньем. Эти вкладыши Квай собирал, когда был юнглингом, и сейчас они очень пригождались для закладок или записок.
– Да пребудет с нами Сила! Вот, смотри сюда. Предлагаю сразу переводить на общегале, оссу для нашего покойника – что мёртвому припарки. И вообще, слишком много чести.
Когда сидишь рядом с учителем, чувствуешь его руку рядом со своей и его взгляд на тех же строчках, ничего не страшно.
– «Настало твоё время искать путь». Правильно, мастер? «Настало моё время указывать тебе путь». Правильно?
– Правильно. А заголовок?
– А, да. «Убийца мёртвого, сеятель сжатого…» А это не знаю.
– «Косарь трын-травы».
– Это палиндром! Смотрите, вот «ан» и «ан», «асока» и «асока»…
– Так, Квай. Давай я буду читать, а ты повторяй за мной и отмечай то, что не знаешь. А то мы с тобой такими темпами до равновесия в Силе не закончим.
Мальчик кивнул. Он очень любил, когда учитель читал вслух древние тексты. У мастера Дуку даже голос становился особым, глубоким и мудрым.
– «Убийца мёртвого, сеятель сжатого, косарь трын-травы, хранитель похорон, голосник немоты. Таково моё имя исполнения. Твоё же имя называлось, да не было названо, слышалось, да потеряло звук».
Падаван Джинн повторил эти слова за учителем. Стоило мастеру Дуку озвучить древние знаки – и ни один не остался в тени, все назвали себя, всех их Квай узнавал, некоторых – с удивлением. В точности, как Таллу, которая на прошлый день Благодарения пришла в платье, а не в штанах.
— «Был ли ты пуст – ты заключаешь пустоту. Был ли ты полон – ты исполняешь полноту. Был ты созерцателен – сейчас время созерцать. Был ли ты действен – сейчас время действовать. Был ли ты реален – сейчас время встречи с реальностью. Был ли ты желанен – сейчас время исполнить желание. Был ли ты Землёй, Водой, Огнём, Воздухом или Пустотой – сейчас время войти: Земле в Воду, Воде в Огонь, Огонь в Воздух, Воздух в Пустоту, Пустоте в Силу. Час на земле – вечность в Силе и наоборот. Предел на земле – беспредельность в Силе и наоборот. Желаю явиться в любом, что созвучно любому, потому что ничто не вечно, ничто не закончено и ничто не совершенно».
– И всё? – спросил мальчик, когда учитель положил на страницу ещё одну картонку, на этот раз с ярко-красным цветком кактуса, из которого делают до-до.
– Нет, не всё. Всё будет, когда ты это отчитаешь и мы сдадим книгу в библиотеку.
– Учитель, а можно я прочитаю это ещё раз, только на оссу? Подскажете мне, хорошо? Это для того, который… умер… там. Я же, – голос мальчика опустился до шёпота, – и его убил тоже…
– Эта глава посвящена проводам недостойного, – сказал мастер Дуку после короткой паузы. – А ты, наверное, имеешь в виду достойного?
– Ну да. Того, кто был убит в зеркале, когда я уронил…
– Ты знаешь, кто это был?
– Нет, – Квай даже головой помотал в знак полного отрицания какого-либо тождества.
Конечно, он знал легенду о том, что мужчина, заглянувший в зеркало Цон-Цу Дун, матриарха школы «жёлтой нитки», обязательно увидит свою смерть. Но, во-первых, подлинное зеркало Цон-Цу Дун хранилось в сокровищнице Храма и дожидалось того времени, когда старый мастер театра Пон Гхи выберет из числа своих учениц самую достойную и вручит древний артефакт ей. Или же оставит его в шкатулке, если решит сделать своим преемником ученика-мужчину.
Никаких клонов этого зеркала не существовало. И даже если допустить, что зеркало на обложке книги символизировало тот самый артефакт, ни в письменной, ни в устной традиции Ордена не передавалось никаких сведений о совпадении его свойств со свойствами оригинала.
Во-вторых, в широкоплечем воине с зелёным клинком мальчик никак не мог бы признать себя. Ведь даже самые мудрые целители, с которыми разговаривала сначала наставница Алу, а потом и мастер Дуку, все как один говорили, что будущее всегда в движении, но потом со вздохом сообщали: Квай навсегда останется лилипутом.
– Это был джедай? – спросил мастер Дуку.
– Да, и человек нашей расы. Но это сто процентов не я. Он высокий, и с такой широченной спиной... Ещё шире, чем у вас. Даже если бы вдруг представить, – мальчик нервно сглотнул, – потому что его меч... он очень похож на мой, я хорошо рассмотрел. Но он сражался с ситхом. Откуда же в будущем взяться ситхам? Это человек из прошлого. Может быть, его душа тоже не успокоилась… почему-то. Учитель, давайте почитаем для него, пожалуйста! Я чувствую, что виноват перед ним. У него остался ученик. Может, если бы я не выронил книгу, они бы этого красного уж как-нибудь уложили. А так…
Чувство утраты в голосе малыша Квая было таким сильным, что мастер Дуку безотчётно пролистал фолиант в поисках нужного текста, нашёл – но потом решительно закрыл книгу.
– Достойного человека нужно обязательно называть по имени, а его имени мы не знаем.
– Разве? Это как-то несправедливо. Бывают же безымянные герои, чьи имена потерялись! Можно говорить просто «брат».
– «Брат, поди сыщи брата»… Это мы так с мастером Йодой играли, когда я был маленьким… Нет, малыш. Я чувствую, что этот человек жив. И его будущее в движении. А вот ситх… Сейчас мне в голову пришла мысль: все эти эзотерики, любители сопоставлять несопоставимое… поклонники духов, вертящихся столов и прочей абракадабры… Ведь это могла быть их идея: подхватить инициацию через голокрон. Бредовая, но всё-таки… А?
– Но как без мидихлориан можно пройти инициацию?
– А ситх его знает. Но в этой идее что-то есть, ты не находишь?
Мальчик прикоснулся к электрумовому окладу в том месте, где проглядывала чернота заплаты на месте зеркала. Прислушался к себе.
– Так или иначе...
Мастер Дуку ждал ответа. Юный ученик вздохнул:
– И в прошлом было зло, и в будущем оно тоже будет. Мы же не можем это изменить... Или, – глаза мальчика блеснули, – или можем?
– Можем. Только это очень трудно. Задача, на первый взгляд, простая: привяжи свою волю к воле Силе. А если воля Силы твоей воле поперёк? Тут-то и начинаются самые страшные искушения. Большего зла, чем в себе, вовне не победить. Побеждаешь внутри – побеждаешь и снаружи. Так что в следующий раз, если уж ты мне обещал, что вернёшься домой самостоятельно и без приключений, слово своё держи. На этом, брат, — на самом простом — и проверяется воля. На том, чтобы сказать: я не совершенство, но буду ступать след в след за теми, кто достиг совершенства.
Квай кивнул и, помолчав немного, добавил:
– Я потом отнесу эту книгу сам. Извинюсь перед Хранительницей Ню ещё раз, чтобы она не держала на меня обиды. Я много раз...
Он хотел сказать «желал ей зла», но на такую исповедь сил у него не хватило.
Учитель понял без слов.
– Нет, малыш, книгу отнесу я, а ты просто дай себе слово, что больше не будешь вести себя в библиотеке, как капризный ребёнок. Ты уже настолько взрослый, что я ведь тоже могу рассчитывать на твоё понимание? Сам видишь, что ошибка, раз совершённая, долго ходит кругами...

***
– Да пребудет с нами Сила, и да пребудем мы в мире в этом месте, открытом для дум и речей, во всей полноте взаимоуважения и для общей благородной цели, – провозгласил магистр Йода.
Ки сидел в холле перед дверями Совета Первоначал, располагавшегося в северо-западной башне. Он не мог слышать учителя ушами, но воспринимал его слова так же ясно, как будто стоял за креслом ушастого патриарха. Прикрыв глаза, он старательно улавливал всё, происходящее за стеной.
– Займем же вместе наши места, никто не выше другого, и будем вместе работать в этом собрании, свободные от эгоизма, ревности и всякого другого зла.
После этих слов Совет должен был занять кресла. Посредине, как представлял себе Ки, на специальном столике должен находиться голокрон, добытый Кваем.
Мастера, хранившие наиболее глубокие знания Ордена, собрались именно для того, чтобы всесторонне обсудить проблемы, открывшиеся вместе с находкой.
Помимо постоянных членов, в работе Совета сегодня участвовали мастер Дуку с Кваем и мастер Ню. Первые в качестве вероятных полевых работников, которым скорее всего поручат провести расследование до конца, а вторая – как ассистент своего учителя, мастера Тернона, Хранителя первоначал, то есть руководителя орденского архивно-библиотечного комплекса.
По традиции, в стенах этого Совета нужно было находиться в парадной одежде, из уважения перед знаниями Ордена. На Ки тоже была светлая туника, поскольку он сидел здесь, не просто оттачивая навык телепатии, а выполняя ритуальную функцию Хранителя дверей.
Когда члены Совета Первоначал и приглашенные участники заседания проходили в зал мимо мальчика, а он им кланялся (и Кваю с улыбкой поклонился, получив от того ответный поклон и смешок), его поразила красота платья и причёски мастера Ню. Волосы библиотекаря были уложены в такой великолепный конус со многими шпильками и лентами, что сзади она могла бы сойти за цереанскую женщину. Что касается кимоно, то искусством рукоделия мастер Ню славилась с юных лет. Всё, что касалось тканей и шитья, было её стихией, – это знали все юные посетители библиотеки.
Раз в три-четыре месяца мастер Ню шила куклу, героя какой-нибудь книги, и выставляла её в витрине читального зала. Среди юнглингов проводился конкурс на знание текста, победитель (а чаще победительница) получал куклу в подарок. У Таллы была целая полка таких призов, и когда Ки был маленький, он ей завидовал. Не столько из-за кукол – лет с семи пристрастие к мягким игрушкам оставило его, – сколько из-за самого факта стольких побед. Сам он ни разу не выигрывал. Даже когда для приза мастер Ню сшила капитана Цорка. Эту куклу можно было подбрасывать вверх и наблюдать, как здорово раскрывается парашют; ещё с нее можно было снимать скафандр, менять баллоны с воздухом, и тогда прыгала стрелка манометра и включалась сигнальная лампочка. Но хотя Ки основательно проштудировал все три тома юмористических историй славного путешественника по галактике, победа досталась не ему, а Буруну Шилу из параллельной группы.
Казалось бы, такая ерунда: ну получил Бурун сто лет назад капитана Цорка, ну, покраснели от удовольствия его отростки — а своё разочарование Ки помнил до сих пор. Мальчик вздохнул. В своей жизни он не получил ни одного приза. Он даже в лотерею не выиграл, когда мастер Алу возила их группу на экскурсию в корускантский Дом книги. (Хотя вообще та поездка очень запомнилась: Квай умудрился раскокать пуленепробиваемое стекло в антикварном отделе.)
«Не чувствую твоего присутствия, падаван мой юный», – вернуло его к действительности ментальное прикосновение учителя.
Да, да, главный приз в своей жизни он же выиграл – родился с мидихлорианами! И ещё один приз получил – стал учеником самого Йоды, магистра Ордена!
Так что предаваться глупому унынию, как-то даже не подобающему ему по статусу, – просто верх глупости и незрелости.
Ки сосредоточился на ходе заседания.
Частично от самого учителя Йоды, частично от Квая, который поделился со своими друзьями известной ему информацией, мальчик-цереанец уже знал о тайне голокрона.
Собственно, открытий было два.
Первое касалось самого артефакта. На одном из его рёбер была вычеканена рифмованная надпись на зиостийском. В переводе мастера «жёлтой нитки» Коры Сон-Са она читалась так:

Когда растает черный дым,
Узнай, каким был красный дом.
Коль смерть застала тебя живым –
Познай бессмертие в неживом.

Хранитель Тернон предложил другой перевод, более конкретный:

Кровь – лишь форма для выплавки стали,
Где воля – горн, а ум – кузнец.
В мире форм обретаешь конец –
В мире тени начни сначала.

Ученица мастера Тернона Йокаста Ню представила своё видение:

Чёрное не видно в чёрном,
Маска краски прячет чувства.
Что для всех нерукотворно –
Для тебя вопрос искусства.

Помедитировав над иероглифической надписью, Йода сказал, что больше версий перевода не нужно, главное ясно: в голокроне, по всей видимости, содержатся сведения о трансмутации мидихлориан для переноса сознания в другие тела, в живые или неживые. Знаменитая высшая алхимия ситхов.
– Ситхские маги зиостийских времен зачастую наносили надписи, совершенно не соответствующие содержанию информпакета, – заметила мастер Ука Баласа, ещё один историк и тоже «жёлтая нитка». – Особенно те маги, которые были известны именно как похитители тел.
– Я считаю, нужно открыть голокрон и выяснить, что там за информация, – сказал мастер Корран Сон-Са, брат-близнец Коры. – Тем более что падаван Джинн уже раскрывал его – и ничего страшного не случилось.
Однажды, присмотревшись к нему, Ки с удивлением увидел, что учитель Винта в детстве придумал себе, будто Корран – его отец. Детские мечты мастера Сайфо-Диаса о любящих родителях очень ясно играли в его ауре. С тех пор Ки хорошо научился считывать только ту личную информацию, которую джедаи хотят явить миру, и не шёл дальше.
– Мой ученик открывал голокрон в присутствии исаламири, – вступил в диалог мастер Дуку. – И счастье, что сразу закрыл.
– Зачем это – голокрон открывать? – спросил мастер Йода. – Что полезного постигнем? Хотите знать, мастер Сон-Са, как в камень душу свою обратить? Ни к чему это. Меня другое интересует. Как нам, имея голокрон этот, к ответу чарматского принца призвать? Нужно к коллекции его артефактов доступ найти. Опасные увлечения у него. Полагаю, голокрон не получив, многие концы подчищает он сейчас…
В этом состояло второе открытие: голокроном активно интересовались в мире.
Рассказы матери убитого боевика, обыск в ее квартире и информация, полученная на основании двух небольших денежных переводов (это все, чем сын напомнил ей о себе за те восемь лет, как оставил родительский дом) позволили не только установить его личность, но и получить важные данные.
На планете Чармат, в секторе Фаррфин, в университетском квартале, славном своими архитектурными достопримечательностями, в одном из старинных особняков жил некто Витрув Зонкин, шестидесяти семи стандартных лет, выходец с планеты Эриаду, называвший себя принцем Книболо. Чарматский особняк был приобретен им через подставных лиц. Убитый курьер работал у принца шофером и входил в круг особо приближённых.
Дед Зонкина купил титул принца у фаллиена Отана Зурроса; родовое поместье Зурросов действительно называлось Книболо. Этот же дед очень удачно вложил деньги в акции корпораций по добыче ломмитовой руды, так что ни его сын, ни внук в средствах не нуждались.
Третий принц Книболо посвятил свою жизнь собиранию антиквариата эзотерического толка, и этим пристрастием был известен в кругу интеллектуалов Чармата. Старый чудак, помешанный на всём, что связано с проявлениями Силы, практически не бывал на людях. Время от времени он устраивал тематические вечера для любителей древней истории из числа молодых преподавателей и студентов университета.
Склонный к мистицизму с ранней юности, принц ушёл с головой в свою страсть после развода с первой женой. От этого брака у него был сын, но в результате несчастного случая мальчик погиб. Других детей у Зонкина нет. Сейчас он женат повторным браком на Фарах Зонкин, тридцатидевятилетней светской даме. Пара никогда не появляется вместе, каждый ведет свою жизнь, их связывают только финансовые интересы, но связывают крепко. Принцесса Книболо – владелица холдинга, контролирующего индустрию моды и развлечений. Через тот же аудиторский дом, который ведет ее дела, проводится управление акциями ее мужа.
Принц баловался также писанием книг на исторические темы. Его собрание сочинений являлось огромной пенталогией: «Экстрасенсорика Силы», «На закате крови», «Миф проявления», «Сила с нами» и «Восставшие из мёртвых». По заключению Йокасты Ню, которая изучила эти многостраничные материалы за четыре дня, – восторженный дилетантизм и скрытое преклонение перед Тёмной стороной Силы.
– Восторженный дилетантизм? – переспросил мастер Сон-Са. – Вот что: нужно узнать, как звали его сына, и посмотреть по нашей базе, что у него с мидихлорианами.
Йокаста Ню включила электронный блокнот.
– Я подумала о том же, о чём и вы, мастер, и послала соответствующий запрос. Рама Зонкин, четвёртый принц Книболо, менее трёх тысяч.
Мастер Сон-Са удовлетворенно кивнул:
– Замороженный лежит в подвале – или как там называются подвалы в аристократических особняках? – а старый хрыч проводит эксперименты.
– А сколько у самого фигуранта? – это спросила мастер Баласа.
Снова пауза, затем голос Йокасты Ню:
– Тоже небольшой, менее четырех тысяч.
– Чтобы увидеть коллекцию принца, я могу познакомиться с его женой, – предложил Дуку. – Выдам себя за своего двоюродного брата, Таэно Фуруэн ап-Нода. Провинциальный аристократ, ведет светскую жизнь. Решил развлечься, приехал на Чармат посмотреть на архитектуру… окунуться в мир модных развлечений…
– Лучше под маской вашего фамильного имени знакомиться именно с принцем. Напроситься на заседания его эзотерического кружка, – сказала Йокаста. – Женщина сразу поймёт, что вы джедай.
– К нему можно прийти, разве что обвешавшись исаламири, – возразил тот. – Да, небольшое количество, но не ничтожное. Если совесть нечиста...
– Не спугнуть бы… Но, конечно, нужно наведаться к нему в гости как можно скорее, – это сказала Кора.
Ки представил, как Квай пробирается в подвал особняка и видит там холодильник с замороженным мальчиком. Какая-то полоса у него – посещать морги…
– Да, и на месте нужно выяснить, как он узнал о голокроне, у кого купил информацию, как добыл ящериц, кто предоставил ему боевиков. Или, может, он их сам там разводит – и исаламири, и боевиков – под сенью академических собраний?
– По документам особняк вообще не его. В любую минуту он может бежать с планеты.
– Бросить коллекцию и труды всей жизни? Нет, вряд ли…
– Тот, кто некрепкие умы россказнями о ситхах совращает, остановлен незамедлительно должен быть.
– Вы правы, учитель Йода. Незамедлительно. Зло ищет воплощения. Присмотритесь к голокрону – и вы это почувствуете.
Ки тоже решил совместить свои чувства с артефактом. Обычно на любом предмете остаётся след – его владельца, обстоятельств, случавшихся вокруг… Юный цереанец отличался одарённостью именно к такому различению.
Голокрон был просто тёмным сгустком материи. На его поверхности Ки не улавливал никакой информации. Может быть, если бы он подержал его в руках, а не воспринимал через мысли участников Совета… Но кто бы позволил ему прикоснуться к такой штуке?
Сосредоточившись на образе голокрона, Ки вдруг словно упал в трясину. В холодную ледяную жижу, которая засасывает и заглатывает… К счастью, учитель Йода был начеку и вытолкнул своего падавана на поверхность явлений.
Наверное, взрослые ещё некоторое время дискутировали, но Ки этого не чувствовал, он занимался тем, что приводил себя в порядок спасительным дыханием. Когда к нему прикоснулись ментальные «пальцы» Квая, стало почти нормально.
Он решился проникнуть за стены зала снова, только когда полностью восстановил тонус.
– … на месте мы соберем полный паззл, и если он действительно тот, кто нанял курьеров голокрона, пусть понесёт заслуженное наказание.
– Нет! – зазвенел голос мастера Ню. – Магистр Йода, этим делом не должен заниматься мастер Дуку! Я должна сказать: как только голокрон был помещен к нам в хранилище, у меня появилось очень тревожное предчувствие об этой его возможной миссии… Будет лучше, если расследование проведут достопочтенные Корран и Кора.
Пауза. Ауры чуть тронуты лиловой дымкой. У самой Йокасты дымка плотнее, сиреневая, с фиолетовыми рукавами.
– В чём сущность вашей тревоги, мастер Ню?
– Гнетущее видение. Непроницаемая темная завеса, в которую уходит мастер Дуку…
– А я? – серебристый голосок Квая.
– Помолчите, падаван Джинн. Не перебивайте старших.
– Простите, мастер Тернон. Простите, мастер Ню.
– Мастер Ню, вы видите мастера Дуку на Чармате?
– Я вижу тёмную завесу, которая накроет его в каком-то космопорту. Я не могу идентифицировать место, но знаю, что это порт.
– В этом видении мой ученик погибнет? Мастер Кора, а что видите вы?
– Да… тоже… некий скачок... Но мальчик останется жив-здоров. Мастер Дуку, вы тоже вернетесь в Храм в силе и славе. Несомненно.
– М-м-м… Странно видение Йокасты… Я тоже вижу успех миссии Дуку, – взял слово мастер Тернон.
– Кора, может, действительно возьмём это дело на себя? – прозвучал полновесный, как медный гонг, голос мастера Сон-Са.
Собрание глубоко задумалось.
– Вернутся оба живыми и здоровыми они, – подтвердил магистр Йода. – А вот если о Коре в связи с ситхской магией думаю я, то погребальный костёр и большую печаль её брата и друзей предчувствую...
– Я сейчас ясно вижу затемнение над головой мастера Ню, – сказал Дуку. – Думаю, это те нечистые книги, которые ей пришлось в спешном порядке прочесть, так негативно сказались на её восприятии.
Ки подумал о злосчастных книгах тоже; ему сразу же привиделся холодильник в подвале особняка, и завершение заседания он упустил.

И снова Ки кланялся участникам Совета, теперь уже провожая их. Вышли близнецы Корран и Кора, и мастер Баласа. Мастер Тернон вынес голокрон в специальном контейнере. Учитель Йода и Квай вышли почти одновременно. Маленький падаван Джинн был существенно выше престарелого магистра. Ки вспомнил, как учитель, бывало, с усмешкой приговаривал: «Рядом со мной каждому приятно великаном себя почувствовать!»
– Ну, что, посылают? – спросил цереанец, чтобы сделать другу приятное.
– Посылают, – со сдерживаемым, но оттого не менее явным чувством собственной важности сказал Мелкое Шило. – Сегодня ждём ещё кое-какую информацию, а завтра утром вылетаем. Извини, не могу болтать – мастер Дуку просит меня собраться в дорогу.
– Конечно, давай, двигай! Да пребудет с тобой Сила!
– И с тобой, Кид!
Джинн уже сбежал вниз по лестнице, спускавшейся из холла к лифтовой площадке, а Ки все ещё чувствовал, как его друга распирает от радостной гордости – ответственная миссия на другом конце галактики! Пусть даже Квай пропустит соревнования, это ведь к лучшему, так он сохранит лицо. Не будет сидеть на трибуне рядом со своим учителем с выговором на лбу. Нет, оба полетят защищать мир от теней древнего зла, как лучшие, сильнейшие и достойнейшие, которым можно поручить любое дело…
Вернувшись, Квай выложит перед друзьями целую колоду историй о своих приключениях, как заправский мастер игры в саббак. А Ки – да, будет сидеть на трибуне. Вернее, в судейской ложе, рядом с мастером Йодой, но какая, в сущности, разница?
Мальчик поспешно вспомнил, что в его обязанности Хранителя дверей входит уборка и проветривание зала Совета после заседания, и уже собирался включить дроида-уборщика, стоявшего в нише.
Но помещение ещё не опустело, там оставались мастер Дуку и мастер Ню. Ки не хотел подслушивать, но не мог же он войти в зал и выгнать оттуда уважаемых взрослых!
Душа мастера Дуку резонировала почти так же, как у Квая, и почти теми же цветами. Душа мастера Ню была окутана лиловой тревогой.
– Дуку, меня не услышали члены Совета, но послушай ты. Это очень серьезно!
– Спасибо, Йо. Предупреждён – значит вооружён. Понятно, что там нам предстоит узнать оч-чень много интересных вещей.
– Я понимаю, что ты не мог отказаться. Но хотя бы не бери с собой ученика!
Мальчик-цереанец прислушался внимательнее.
– Мы оба будем сверхосторожны. Не волнуйся.
Но мастер Ню волновалась – ещё как волновалась!
Ки затаил дыхание и весь обратился в слух.
– Наши мудрые наставники все как один видят, что Квай вернётся живым-здоровым. Высказав свои опасения, ты уже изменила ход событий. Всё будет хорошо.
– Не будет хорошо! Он навлечёт на тебя несчастье. Большое несчастье! Если ты не оставишь его в Храме…
– Йо, почему ты так не любишь Квая? Неужели только за то, что его воспитательницей была Дори?
– Я не говорю о моём отношении к твоему ученику, – возразила женщина. – Он ничем не лучше и не хуже других детей. Хотя, если честно, он действительно мог бы быть лучше воспитан. Я говорю сейчас о твоей жизни и благе Ордена. Дуку, послушайся меня хоть раз в жизни!
– Я слушаю. Ну, говори. Что такого было в твоём видении? Темная завеса – тоже мне проблема! Если даже мастер Тернон, даже мастер Йода – мой учитель...
– Они ничего не чувствуют, потому что ни для кого из них ты не значишь столько, сколько для меня. Оставь Джинна в Храме. Так будет спокойнее. Ну, что может быть проще? Пусть Сайфо-Диас, или Катаратанга, или мастер Йода присмотрят за ним. Да хоть я могу присмотреть за ним, если ты оставишь его на меня.
– Ага, своему сыну-в-Силе я скажу: «Знаешь, малыш, мастер Ню считает, что во время миссии ты будешь плохо на меня влиять. Поэтому я уж как-нибудь справлюсь один, а ты пока помой полы в библиотеке». Ты за меня переживаешь – я это ценю, спасибо. Но пойми, что я не могу так оскорбить его! Более того, если он будет со мной, нас никто не одолеет – пусть у того придурочного профессора там в подвале хоть все коррибанские цацки собраны! Я чувствую именно так.
– Хорошо. Я поговорю с Дори. Буду умолять её не отпускать его с тобой. Если нужно, я встану перед ней на колени, лишь бы она отговорила тебя ехать вместе с ним!
Не нужно было обращаться к Силе, чтобы просто ушами уловить досаду в голосе мужчины:
– Ну что ты из-за своей идиотской ревности изводишь и себя, и меня? Мы с Дори просто друзья!
Мастер Ню усмехнулась – так, что у Ки холодок пробежал по позвоночнику, и он в ужасе подумал: «Это он с двумя не может договориться, а что же будет, когда меня женят на четырёх? Они же меня просто разорвут…»
– Друзья… А она-то хоть знает об этом? Меня поражает, как ты можешь так бессовестно врать, да ещё глядя мне в глаза!
– Не понимаю, чего ты добиваешься, но, по-моему, тебе нельзя так много времени проводить за изучением ситхских голокронов.
– А твоё легкомыслие, твоя жестокость – это из какого голокрона?
– Йо, мне не нравится, когда ты говоришь со мной в таком тоне. Я ничем его не заслужил.
С этими словами мастер Дуку вышел из зала Совета. Ки сделал движение, чтобы спрятаться в нише за дроидом, но рыцарь уже был в холле и увидел его. Мальчик поклонился (да будут благословенны ритуалы!).
Заметив Ки, мастер Дуку сделал несколько шагов назад и крикнул в дверной проём:
– Йо, выходи! Хранитель дверей хочет выполнить свой долг, а мы ему мешаем!
Ки совсем смутился, но старший по-братски ему подмигнул, и чувство неловкости перестало быть таким мучительным.
Момент, когда мастер Ню вышла из зала, мальчик пропустил, потому что на лестнице загремели энергичные шаги, и в холле перед залом Совета Первоначал появился мастер Сайфо-Диас.
– Дуку, ага, вот ты где! Держи, – он вынул из кармашка на поясе инфочип, – отдаю лично в руки всю финансовую историю его высочества. С моими комментариями на полях. От налогов он уклоняется очень грамотно, но кое-какие другие зацепки есть. По моему глубокому убеждению, каждому владельцу недвижимости при желании можно устроить весёлую жизнь вплоть до конфискации. Если нужна будет моя помощь – связывайся в любое время дня и ночи.
На появившуюся Йокасту Ню в великолепном кимоно и с великолепной причёской мастер Сайфо-Диас, как обычно, обратил минимальное внимание, на уровне вежливости. То есть от неживого предмета он её отличил (небрежным кивком), но не более того.
Это всегда удивляло мальчика. Он представлял, как выглядит ненависть, неприязнь, ревность, зависть, обида. Даже джедаи были несовершенны, что уж говорить о людях мира – там всякого можно насмотреться. Но такое белое безмолвие, настолько прочный ментальный щит – это, конечно, было явление нерядовое. Впрочем, библиотекарь тоже отнеслась к появлению мастера Сайфо-Диаса без эмоций.
Ки удивился ещё больше, когда мастер Ню, только что вроде бы сердившаяся на мастера Дуку, взяла его за руку и со словами «я буду ждать твоего возвращения» поцеловала прямо в губы (для этого ей пришлось встать на цыпочки и притянуть его к себе). Затем, как ни в чём не бывало, она плавно проплыла к лестнице и бесшумно по ней спустилась.
Мальчик поскорее прошёл в зал Совета, утянув за собой дроида-уборщика. Он раскрыл верхние сегменты панорамного окна и некоторое время постоял, любуясь видом города.
В качестве ученика магистра Йоды он уже бывал в помещениях всех пяти Советов. Из окна этого открывался не такой величественный вид, как с центральной башни, но все же закат над городом выглядел впечатляюще.
Ки был знаком со всеми взрослыми на высших постах Ордена джедаев. Он был знаком и со многими бывшими учениками магистра Йоды или учениками его учеников. Никто не относился друг к другу с такой неприязнью, как мастер Сайфо-Диас и мастер Ню. В этом была не то чтобы загадка, но Ки чувствовал горечь: даже в Храме, в лучшем месте во вселенной, люди не всегда понимают друг друга…
На столике все еще чувствовалась зловещая тень голокрона. Когда-то джедаи и ситхи были братьями. Вернее, когда-то ситхов не было вообще. Может ли так случится, чтобы мастер Сайфо-Диас перешёл на Тёмную сторону из-за того, что ему чем-то не нравится мастер Ню? Да ну, бред… А мастер Ню может уйти из Ордена, потому что её раздражает мастер Сайфо-Диас? Тоже вряд ли. Но между ними присутствует Тёмная сторона, хотя она и выглядит, как белое безмолвие.
Почему-то в жизни всегда есть капля горечи. Почему? Почему такой красивый город, как Корускант, так прекрасно, с таким инженерным гением устроенный на планете, весь пронизан неустроенностью живущих в нём людей?
«Надо будет спросить у мастера Йоды».

***
Квай уже понимал, что проснулся; понимал он и то, что встревоженный мастер Дуку трясёт его за плечи и о чем-то спрашивает. Но он не мог разобрать слов. Слова были пустыми звуками. Там, откуда он вынырнул в другую реальность (то есть в эту, в эту, вырвался на поверхность явлений и сейчас сможет сделать вдох) – там слов не было. Там было...
Мастер Дуку вытянул язык трубочкой, и ученик, последовав его примеру, сделал это простейшее дыхательное упражнение. Действительность рывком вернулась к норме: пассажирский отсек в космическом корабле с включённым ночником над креслом-кроватью Квая. Достаточно комфортабельная (хотя и с поправкой на неизбежную тесноту) ячейка с двумя спальными местами и раскладным столиком. Как нельзя лучше подходящая для их легенды о провинциальном аристократе и его отпрыске.
Учитель, оказывается, держал в руке пластиковый стаканчик с водой и кальциевую таблетку. Вода была корабельная, многократно очищенная, мёртвая, но после первого же глотка Квай полностью пришёл в себя. Ледяная глыба не растаяла, она просто стремительно отступила и больше не показывалась из темноты.
– Вы проснулись… я кричал, да?
– Кричал. Приснилось что-то страшное, малыш?
Мальчик провёл ладонью по лбу. Когда он устраивался спать условным вчерашним вечером, там оставалась надавленная морщина, след от пышного черноволосого парика с буклями. Умение пользоваться театральным реквизитом – важный навык для актёра «ко-гири».
Сейчас плотный парик темнел на столике, как отрубленная голова.
– Было что-то… о твоих родных?
– А? – Квай поморгал. – Нет, нет. Просто что-то такое… жуткое. Холодное. Как будто в вакуум утянуло.
Он заметил, что держит пустой стаканчик, и бросил его в люк утилизатора под своим креслом. И только сейчас почувствовал, как тянет сквозняком по его голым ногам, не достающим до пола. Тогда он снова забрался под одеяло и попытался передать учителю своё ощущение, хотя сам уже смутно помнил его.
– Сон в подпространстве – время загадок, – сказал старший. – Такое малоизученное место… да и не место, по большому счёту… Здесь всякое бывает. Как ты сейчас?
– Уже всё в порядке. Правда. Извините, что разбудил вас.
Убедившись, что ученик действительно пришёл в норму, джедай пересел на своё разложенное для сна кресло. Волосы мастера Дуку, по-домашнему распущенные по плечам, и этот мягкий ночной свет, и теплое одеяло, на котором сейчас не было видно надписи «Собственность компании «Галактон», были полностью посюсторонни. Хотя за переборкой корабля законы квантования сворачивали непредставимые гравитационные монополи в одноплоскостные многогранники, здесь, рядом с учителем, всё было привычно и хорошо.
Погас индикатор «Гиперпространство», горевший зеленоватым дежурным светом, его сменила тускло-желтая надпись «Трехмерное пространство».
– Теперь можно снова смело спать, – проговорил мастер Дуку, подавляя зевок. – Полным сном. Кто знает, когда мы ещё сможем отдохнуть?
Квай протянул руку, выключил свой ночник и послушно лёг на подушку. Но не мог удержаться от вопроса:
– А что ещё бывает в гиперпространстве, кроме кошмаров?
– Да всё, что угодно. Есть теория, что когда макрокосм выворачивается во время гиперпрыжка – а он выворачивается, как проколотый тор, – происходит такое же топологическое изменение и в микрокосме. В душе человека. И тогда нельзя сказать «у меня возникла идея», а нужно говорить «я возник в идее». «Я оказался внутри некоего факта сознания». Большинство людей не замечают этого, потому что у них и глаза-то мало видят, не то что души... А вот чувствительные могут как бы просочиться сквозь перепонку. Это только в изотропном пространстве каждое из направлений ничем не хуже и не лучше другого. А в анизотропном…
– Да! – горячо воскликнул юный джедай. Он не удивился, что учитель нашёл самые правильные слова, чтобы описать место без слов. Учитель всегда понимал его. – Это так! Я оказался внутри идеи. И эта идея была не просто хуже остальных… Она… оно...
Он сел в кресле, глядя на поблёскивающие в темноте глаза мастера.
– Помните, на Совете говорили о мальчике в гробу? А там, во сне, это было… как гроб в мальчике. Тоже так… внутри, место, которого как бы нет. Пока я был там, я понимал, как это устроено. Было очень страшно.
Учитель приподнялся на локте.
– Чем страшно?
– Сейчас уже не могу сказать. Осталось только ощущение, будто какое-то… Окаменение, что ли... Нет, не объясню.
– Знаешь, давай сейчас не будем говорить об этом. В такие области нужно вступать готовым. Когда прибудем на место и прогуляемся вблизи этого особняка...
– Сила укажет?
– И Сила, и вся информация о месте. Кстати, я придумал кое-какие подробности. Мы пройдёмся по книжным лавочкам, где есть эзотерические отделы, и поищем букинистов, которые знают этого принца. Его должны знать. Легенда будет такая, будто ты не растёшь после смерти матери, моей жены, большой поклонницы всякого спиритизма. И я тоже – не могу привести в дом новую хозяйку. Старый замок, женщина в белом, паралич воли при общении с потенциальными невестами… ну, все эти расхожие штампы, которыми напичканы его книги. Джедаи меня даже слушать не стали, а посоветовали обратиться к психиатру. И наша последняя надежда – вера в мистическое соприкосновение с Силой господина Книболо, о чем он так правильно написал в книге номер два, номер три и номер пять. Думаю, должно сработать. Эти интеллектуальные дураки обычно очень тщеславны. Главное – проникнуть в его особняк. И если у него в подвале не только лежат разные артефакты, но и стоит криоконтейнер, то, глядя на тебя, он…
– Даже слушать не стали, – вдруг невпопад повторил ученик, перебивая учителя. – Это оно. То.
– Он не станет меня слушать? Поймёт, что я джедай?
– Нет, – Квай помотал головой, остро и быстро блеснула нитка бисера в его косичке за правым ухом. – Это мой сон. Весь ужас был в том, что джедаи не обратили внимания на крик ребенка. Мальчика.
Мастер Дуку спросил после некоторого раздумья:
– Ты видел его во сне?
– Нет. Это было… Внутри. В невидимых. Он кричал, а его не слышали.
Старший джедай в задумчивости почесал нос. Ученик знал этот характерный звук с пофыркиванием, настолько привычный и посюсторонний, что с ним не могли соседствовать никакие тревоги.
– Думаю, стоит помедитировать, когда мы прилетим на место.
– Да, учитель.
Квай лёг и попытался нарисовать в уме те декорации и образы, который наметил наставник, чтобы полностью убрать даже туманные ощущения о том, жутком.
– Мастер Дуку…
– А?
– А по вашей легенде, сколько мне должно быть лет? Шесть? Семь? Восемь?
– Шесть в самый раз. Мама умерла рано, помнить ты её не должен. А всё-таки помнишь и…
– … и убиваю взглядом каждую, которая осмеливается к вам подойти? Или просто дую в постель по ночам, если вы… если она ночует у нас? И это не лечится? – рассмеялся Квай.
Шершавый это был смех, недетский. Дуку провёл ладонью по своей щегольской бородке.
– Скорее первое, чем второе. Допустим, стоит женщине переночевать в нашем замке, как она заболевает и умирает. У нас же должен быть мистический ореол настоящей трагедии…
– То есть вы хотя и любите своего сына, но уже даже боитесь?
– Да, как-то так. И ещё хорошо бы, чтобы ребенок был очень замкнутым, на грани аутизма.
– И раскладывал предметы?
– Можно. Особенно если принц будет принимать нас в своём кабинете. Можешь попытаться разложить его книги или безделушки и прислушаться, нет ли у него там потайных ходов и прочего…
– Да, хорошо. Или залезу куда-нибудь в уголок, вы скажете, что я могу этак часами сидеть… и отвлечёте его разговором, а я прогуляюсь по особняку.
– Посмотрим на месте, что можно сделать.
– Ага.
– А теперь спать. Кстати, мне ведь тоже кое-что приснилось, пока мы были в гиперпространстве. Что ты вырастешь. Полюбишь хорошую девушку, будешь переживать... И тогда пойдёшь в рост.
Мальчик фыркнул:
– Это вряд ли. Мы с Винтом и Кидом поклялись ни в кого не влюбляться.
Теперь усмехнулся мастер Дуку, но мальчик принял этот звук за короткий грустный вздох.
– Да вы не переживайте из-за меня, учитель! Так даже лучше, честное слово. Никто не подозревает во мне серьёзного бойца… и сколько раз мы с вами этим пользовались! Не комплексует же мастер Пиэлл! И я не комплексую. Я, правда… Когда мы из морга вернулись… после того… Знаете, какие были первые слова, которые мне в «Знаках» увиделись? «Как каждый новый год заполняет полости тела, так и ты, достигнув предела, заполнишь свой небосвод». Или «собой небосвод»? Как лучше перевести «тудака»?
– Лучше «собой». Это ты сам рифму подобрал?
– Ну, там же было в рифму… На оссу.
– Молодец. Мне нравится.
– И ничего про размеры там не говорится.
– Ты действительно очень вырос, Квай-Гон Джинн, мой первый падаван. Очень!
– Ну так, учитель, мне ж уже сколько лет! Я такой же здоровый, как Винт, только в невидимых! – тот же шершавый смех. – И знаете что? Это даже хорошо, что мы не участвуем в соревнованиях. Пусть они выиграют. Может, как раз сейчас они бегут по полосе препятствий…
– Да, это было бы и впрямь очень кстати. По-моему, твой друг видит во всем этом какую-то личную... м-м-м... ступень. Степень. Градус. Пьедестал для самоутверждения.
– Мастер Дуку, – решился Квай, надеясь, что сейчас его вопрос не прозвучит как непозволительный упрёк, – а разве можно – разлюбить?
– Это вопрос о ком-то конкретном? – уточнил Дуку.
– Это вообще. Теоретически.
– Теоретически – пожалуйста. Помнишь такую книгу — «Наставления о встрече лицом к лицу»?
Ученик замер.
– Не запирай дыхание. Ты же хотел разобраться? За точность цитаты не ручаюсь, скажу по памяти. «Любовь побеждает в любом бою. Если любовь не побеждает, это не любовь. Любовь безгранична, а живые существа ограничены. Она включает все радости, а они не могут вместить. Любовь не меняет удовольствия на счастье, живые существа боятся потерять удовольствия и оттого не знают счастья. Недостатки – это продолжение достоинств, любовь знает и принимает их. Любовь всё превращает в Жёлтое». В этих словах ты чувствуешь, что есть ответ на твой вопрос?
Несколько секунд прошло в молчании.
– Если так подумать... Получается, что любовь – это слишком тяжёлая ноша для человека. И чем он слабее, тем труднее ему приходится. Чем меньше человек может дать, тем труднее ему любить и тем легче разлюбить. Его сердце похоже на прохудившуюся корзину, из него всё выпадает.
– Как-то так, – кивнул старший в темноту, зная, что последует дальше.
– Извините, учитель, если я скажу о том, о чём не имею права... Как получилось, что вы... разлюбили её?
– Как получилось?. – повторил Дуку. – У меня на родине есть хорошее присловье: «Когда Создатель творил женщину, он заранее знал, что мужчина не будет в большом восторге от этой идеи. Но Он сотворил её от полноты любви, а не для его удобства». Честно говоря, не знаю, как ответить, потому что я не разлюбил её. Просто она — это что-то большее, чем я, и создана для большего. Для воспитания юнглингов, для театра, а главное, для самой себя, для жизни, для новых открытий, торжества Силы... Но точно не для меня. У меня уже нет того, что ей нужно. Дори всегда была, как бы тебе сказать, человеком большого роста. Я отстал от неё уже на старте. Ну, как вот... как игрушка зверька для девочки, которая интересуется биологией. Пришло время – и она выросла и работает в зоопарке, а игрушка лежит забытой в коробке. Или подарена другой девочке, маленькой.
– И вам это... не обидно? – ошеломлённо проговорил мальчик. Другая правда всё ещё приводила его в замешательство. – И вы... по-прежнему любите её?!
Дуку легко рассмеялся.
– Не обидно. Люблю. Видишь, какая полезная эта книга, «Наставления о встрече лицом к лицу», — входит, как меч, в жизнь каждого, кто прикасается к ней. Советую тебе прочитать её полностью, когда ты задумаешься, не пора ли самому стать учителем.
– Ы-ы, мастер Дуку, да кто же захочет стать моим учеником…
– О, малыш, тебе предстоит открыть столько всего удивительного нового, что со временем этот вопрос отпадёт сам собой. А сейчас давай спать.
Квай вздохнул.
– Что ещё? – спросил учитель.
– Наставница Алу не отложила вас в коробку.
Теперь подбирать слова нужно было мастеру Дуку.
– Прости, мой юный падаван, но этот разговор становится трудным для меня. Не потому, что я считаю себя неизменно совершенным во все дни моей жизни, в прошлом и будущем. Вовсе нет. Но признайся, что и ты лет семь-восемь назад огорчал и даже глубоко ранил наставницу Алу. Мы изменяемся в каждый миг нашей жизни. Вопрос, что остаётся за нами после этих изменений — выжженная земля или открытое небо? Или и то, и другое? Сейчас у нас с тобой просто нет общего понимания, опыта, который мы могли бы сравнить, кроме вот этого: ты тоже делал ей больно. Но любовь – она же побеждает в любом бою, и кто любит, тот при любых обстоятельствах в Жёлтом. А сейчас больше ни слова. Спи!

***
– О чём так глубоко мыслим? – хмыкнул мастер Сайфо-Диас.
Ещё минуту назад Мэйс думал, что никогда не сможет не то что встать – заговорить внятно. На церемонии награждения он ещё как-то стоял, держался вертикально, даже подошёл к Ки, поздравить с победой. А придя домой и сбросив у порога сапоги, повалился посреди комнаты и блаженно растянулся на полу. Сил не было. Силы все остались в Большом зале, на соревнованиях. И когда учитель подвинул его и тоже лёг рядом, у юного падавана не было возможности даже открыть глаза. Даже что-то промычать.
Сейчас оказалось, что говорить он может.
– Просто не представлял, что буду так... радоваться нашему поражению!
– Ну, за друга всегда радуешься больше, чем за себя.
– Я это только сегодня прочувствовал. До такой степени.
– Хорошо. Когда что-то хорошее открываешь в первый раз – это счастье. Ладно, отдыхай, а я в душ. Если бы я знал, что придётся мериться силами с мастером Йодой...
– Что, отказались бы? – спросил ученик, не открывая глаз. Надо же, у него уже нашлись силы на смешок в голосе.
– О, уже ожил мой падаван. Ты дыши, давай, дыши глубже!
– Учитель!
– А? – донеслось уже из душевой кабинки.
– Моя душа жаждет поединка с мастером Дуку! – крикнул Мэйс. – Давайте вызовем их, когда они вернутся!
Несколько минут падаван вслушивался в шум воды, но улавливал только пофыркивание, с которым учитель обычно мылся после тяжёлой работы. Горячая вода очень способствует снятию напряжения в мышцах.
Мэйс открыл глаза и заставил себя перевернуться на живот. Да уж, в последнем раунде он явно прыгнул выше головы…
– Что, думаете, продуем? – снова крикнул он.
– Ну-у, – послышался голос учителя, – если тебе так хочется помериться силами с мастером Дуку, это всегда можно организовать.
– А вам нет? Вам не хочется?
– Не-а.
– А мне не хочется, чтобы мы были вторыми!
– Не хочется быть вторым – не будь им.
– Легко сказать…
– Падаван, хватит болтовни! Встать уже можешь?
– Могу, – сказал Мэйс, рывком поднимаясь с пола. – Я всё могу!