Эпилог. "Сыщикъ и медиумъ: приключение последнее"


Затонск, 1913 г.
Была у Васьки Смирного одна мечта: что когда-то он будет взрослым, у него будет свой дом и в одной из комнат этого дома будет стоять книжный шкаф.
Каким он сам будет, когда повзрослеет, каким будет дом, и что там будет еще, помимо комнаты со шкафом - все это было какое-то зыбкое, неясное, и только сам шкаф Васька видел отчетливо. Вот такой же, как здесь, в кабинете покойного литератора Ребушинского: небольшой, светлого дерева, с застеклёнными, чуть скрипучими дверцами, насквозь пропитавшийся запахом старых книг.
Что именно будет стоять в этом шкафу, Васька тоже пока не знал. Но – мало ли хороших книг уже написано, а сколько еще понапишут? В шкафу Алексея Егоровича тоже хватало всякого: и хорошего, и откровенно дрянного, но одна полка была Ваське особенно дорога. Он протянул руку и осторожно провёл пальцем по пестрым корешкам.
- Василий! – страшный шёпот заставил его вздрогнуть и поспешно отдёрнуть руку, словно бы его застали за кражей пряников из буфета. В дверях, сурово выпрямившись во весь свой невеликий рост и уперев руки в бока, стояла Елизавета Тихоновна. Госпожа редакторша, наряженная в холщовый передник и такие же нарукавники, с испачканной сажей щекой, имела вид весьма грозный.
- Вася, опять ты в книжном шкафу пасешься? – спросила она, укоризненно качая головой. – Ты его уже вдоль и поперёк перечитал. Думаешь, там что-то новое завелось? Самозародилось! Ты мне лучше с плитой помоги, у меня вьюшка застряла.
   
На кухонном столе уже стоял накрытый полотенцем противень, на котором ровнехонькими рядами подходили пироги. Лизавета Тихоновна сняла полотенце, и, взяв пёрышко, принялась смазывать пухлые бока постным маслом. Сглотнув слюну, Васька вскочил на табурет, чтобы было сподручнее, и вступил в неравный бой с упрямой вьюшкой.
- Теть Лиза, давайте кочергу! Попробую кочергой её подцепить.
- Только смотри, чтобы сажа не летела. И плиту мне не развали, - предупредила Елизавета Тихоновна, протягивая ему требуемое. – А то сила есть, ума не надо. Рванёшь – и полтрубы нет!
- Плиту вам… - пропыхтел Васька, пытаясь кочергой зацепить вьюшку. – Вот, тётя Лиза, какого чёрта вы её туда пихаете? Не в первый же раз! А потом сидите, ждёте, чтобы кто её вытащил, вместо того, чтобы самой справляться… У нас, между прочим, век эмансипации!
- Ишь ты! – восхитилась Лизавета Тихоновна, заново накрывая пироги. – Какие он слова знает! Где только набрался?
- Так сами в своей же газете пишете…
Вьюшка, наконец, была побеждена. Васька спрыгнул с табурета, проверил и вторую вьюшку, сурово отобрал у хозяйки спички и принялся растапливать плиту.
- Сами, говорю, пишете про женское равноправие, а как печка – так Васька!
- А ты привыкай! – назидательно произнесла Елизавета Тихоновна, насмешливо прищуриваясь. – Тебя самого не сегодня-завтра женить начнут. Вон, медведь какой вымахал, скоро усы вырастут. А жене про женское равноправие не объяснишь. Ты ей про эмансипацию, а она тебя ухватом!
- Да ну вас, тётя Лиза, - пробурчал Василий, которого подобные шутки последнее время сильно смущали. Может оттого, что и впрямь – слишком уж много красивых девчонок появилось вдруг на улицах Слободки нынешней весной. И откуда только взялись?
- Я ей вашу статью подсуну. Про равные права и обязанности для мужчин и женщин. Что всё пополам и вьюшку тоже.
Елизавета Тихоновна развеселилась еще сильнее:
- А вдруг неграмотная попадётся?
- На кой мне неграмотная?..
   
Васька, хоть вслух и бурчал, на самом деле тихо блаженствовал. Ни с кем другим из взрослых вести подобных разговоров ему не доводилось. Родители? Нет, отца с матерью он уважал, конечно, но слишком уж разными они были, чем дальше, тем отчётливей он это понимал. С Егором Александровичем говорили они больше о делах школьных и о проблемах серьёзных. И только с Елизаветой Тихоновной – тётей Лизой, - можно было вот так, с шуточками и прибауточками, но о вещах, которые и впрямь волнуют, а говорить о них всерьёз как-то стеснительно.
Вот и сейчас, поставив пироги в духовку, она села напротив него и, по-бабьи подперев щёку рукой, смотрела хитро, словно увидела в нём, Ваське, что-то новое.
- И впрямь, зачем тебе неграмотная, - сказала она вдруг. – Тебе какой год, шестнадцатый пошёл? Самое время, чтобы начать на девчонок заглядываться. Смотреть-то ты будешь, да только тебе и грамотная не всякая подойдёт. Долго искать придётся.
- Да ну вас, - снова буркнул Васька, отводя глаза. Рыжая кошка, носившая смешное имя Маман Аглая Львовна, бесцеремонно вспрыгнула ему на колени и принялась осторожно топтаться, устраиваясь. Васька почесал кошку за ухом, погладил мягкую шёрстку.
- Совсем исхудала, старушка. От тебя, поди, мыши уже и не убегают – вразвалочку уходят… Тётя Лиза, хотите я вам котёнка принесу? Мышей ловить? Аглая Львовна у вас совсем старенькая, смотрю. Дымка наша окотилась недавно, а она у нас мышеловка знатная!
- Приноси, - Лизавета Тихоновна поднялась из-за стола и принялась налаживать самовар. – Да сиди ты, сама справлюсь! А кота полосатого неси. Назову Васькой!
Надо было и впрямь встать, помочь хозяйке, но Аглая Львовна уже уютно дремала на коленках, а для самовара того он и так натащил полный бак воды… К тому же, знал Васька один секрет Елизаветы Тихоновны: несмотря на всю свою занятость делами газетными, была госпожа Жолдина человеком одиноким. Порой ей приятно было вокруг кого-то похлопотать.
И он – суровый и самостоятельный мужчина пятнадцати лет от роду, ей это позволял. Но кот по кличке Васька – это уже перебор!
- Ну уж нет. Я вам девицу принесу. Там трёхцветка одна есть, говорят, такие - к счастью. А назовёте Авророй Романовной!
- К миске звать – язык свернёшь! Придумай, что попроще. Вот вырастешь, хозяйство своё будет, там и заводи себе Аврору Романовну. Можно не кошку, - Елизавета Тихоновна снова взглянула на него весело. – Зря ты, что ли, еще мальчишкой из всех книжек её портреты втихаря повытаскивал!
- Тётя Лиза!.. – возмутился Василий, но не очень искренне. Был грех, чего уж там. В двенадцать-то лет и впрямь казалось, что нет на свете никого, краше синеглазой спиритки из «Приключений Героического Сыщика». - Сейчас-то я из этих глупостей вырос!
   
С самоваром ему пришлось Лизавете Тихоновне всё-таки помочь: госпожа редакторша больше ловка была с печатным станком, да с недавним приобретением - новомодной пишущей машинкой. Хозяйка с немалым облегчением передала трудное дело раздувания самовара в твёрдые руки гостя и нырнула в буфет.
- Это хорошо, если вырос, - пошуршав на полках, Лизавета Тихоновна выставила на стол сахар и яблочное варенье. – А то я одно время всерьёз беспокоилась. Что начитаешься ты про чужую любовь и будешь потом, как твой Егор Александрович, на всю жизнь этой чужой любовью отравленный. С ним ведь тоже – купец Епифанов ушёл, а любовь осталась.
   
Васька непроизвольно вздрогнул. Нехорошую эту историю ему рассказала сама Лизавета Тихоновна, давно уже рассказала, еще в те годы, когда читали они вдвоём про приключения Сыщика и Медиума. Тогда они, помнится, заспорили – может ли на самом деле дух покойника вселиться в живого? Лизавета Тихоновна настаивала, что может, и запросто. А Васька сомневался и хотел с вопросом этим обратиться к единственному доступному эксперту по части общения с духами. О чем и сообщил.

Такого страшного голоса, как в тот раз, он у тёти Лизы никогда больше не слышал. Аж мороз по коже пошёл. А она, несколько раз повторив этим жутким голосом «Не смей!», долго молчала. А потом, взяв с него, Васьки, страшную клятву не говорить никому и никогда, принялась рассказывать ему историю мальчишки Егора Фомина, в которого вселился неупокоенный дух купца Епифанова.
Правда, в полицейском архиве, откуда и дошла до Лизаветы Тихоновны эта история, такой вопиющий факт, как дух убитого купца в теле подростка был объяснён тяжёлым психическим расстройством последнего, но: «мы то, Вася, знаем, что никакая болезнь тут не причём».
Но тогда двенадцатилетнего Ваську больше волновали спиритическо-детективные детали истории. Не обратил он большого внимания на тот факт, что купец и впрямь был влюблён в некую даму, и именно за ней он таскался уже после своей смерти, используя тело мальчишки-медиума. Даму потом убили – тот же самый ревнивец, что расправился с купцом; убийцу разоблачили, дух обрёл покой и исчез навсегда. А любовь, выходит, осталась? Бедный Егор Саныч!
Впрочем, это тётя Лиза так думает, а она особа романтичная. Мало ли бобылей на свете? Не в каждого же влюблённый купец вселялся! У иных просто характер мерзкий. А другим не нужен никто. Как вот ему, Ваське. Во-первых, ему только пятнадцать. А во-вторых – не нужен никто, да и всё тут! Девчонки... Ну да, красивые, бегают вон, глазищами так и зыркают…
Поймав себя на этой мысли Васька смутился страшно. Хорошо, хозяйка, как раз проверявшая, как там поживают пироги, запахом которых потихоньку полнилась кухня, этого не заметила.
- Тёть Лиза, можно я ещё книжки посмотрю? Может, что перечитать захочется.
- А сам говоришь, что вырос из этих глупостей, - насмешливо оглянулась на него Лизавета Тихоновна. – Иди уж…
   
***
   
Васька сам не знал, что он собирался отыскать в литераторском шкафу, но взгляд его снова упал на полку, заставленную книжками в ярких обложках. «Приключения героического сыщика». Одна из самых лучших частичек его жизни. Один из самых больших его секретов.
Вспомнился далёкий уже день, когда он, еле высидев положенные уроки, примчался в редакцию «Затонского Телеграфа». Запыхавшись, не сразу смог объяснить, кто он и зачем, с трудом выдавил «Елизавета Тихоновна… Зайти просили…» - и был препровождён в маленькую комнатушку, почти целиком занятую письменным столом.
Он ожидал совсем малого. Одну-единственную книгу, в которой ему хотелось дочитать один-единственный кусочек. Просто, чтобы убедиться, что, хотя бы у книжных сыщика и медиума всё сложилось хорошо, по справедливости. Но Елизавета Тихоновна, вынырнувшая из вороха бумаг, приветливо ему улыбнулась, а потом указала на примостившуюся на краю её письменного стола стопку, в которой обалдевший от счастья Васька с ходу насчитал не меньше дюжины пестрых книжек.
Правда, в тот раз он взял только одну: ту самую, недочитанную. Просто побоялся тащить такое богатство домой – а ну, как пропадёт?! За остальными забегал уже потом, то в редакцию газеты, то прямо домой к Елизавете Тихоновне.
   
Приятелям и домашним он сказал тогда, что подрабатывает у «газетчицы», и это было почти правдой: время от времени у Елизаветы Тихоновны и впрямь находилась для него какая-нибудь работёнка. Как сказал бы один из его любимых сыщиков - это обеспечивало ему алиби. Рассказывать про книжки он не хотел никому. Слишком сложно всё это было, даже для него самого. За книжками затонского литератора – местами залихватскими, местами напыщенными и глуповатыми, - стояли тени живых и мертвых.
А Елизавета Тихоновна, владелица бесценного собрания книг про приключения героического сыщика, как вскоре оказалось, владела вещью еще более бесценной – она знала и помнила тех, про кого они были написаны. Тех, кто по-настоящему боролся за справедливость, любил и страдал. И барышню-спиритку Анну Викторовну, и надворного советника Штольмана, и его помощника Антона Андреевича, который в книжках обретался под именем Гектора Гордеевича и, по словам Елизаветы Тихоновны вышел «ну просто как живой!». Для неё они все были «как живые». Впрочем, даже Егор Александрович, относившийся к творчеству господина Ребушинского без особого пиетета, признавал, что герои и впрямь похожи на свои прототипы. Но с Елизаветой Тихоновной о сыщике и медиуме, живых или книжных, говорить было намного проще.
И они говорили. А еще она угощала его чем-нибудь вкусным. А однажды, взяв из его рук книгу, она принялась читать сама, да с таким выражением… Ему тогда подумалось, что говори таким вот голосом кто из их школьных учителей – у него на уроках дохнуть бы боялись.
   
Много времени утекло с тех пор. Книжки про приключения героического сыщика были перечитаны давным-давно и не по одному разу, но к Елизавете Тихоновне Васька всё равно частенько забегал. А забегая, по устоявшейся привычке заглядывал в этот самый шкаф.
Книжки тому были виной или рассказы Елизаветы Тихоновны и прочих… Последний год учёбы оставался, нужно было уже думать, что делать дальше, и в этом-то и была главная загвоздка. Никому Васька не признавался, но иной судьбы, кроме сыщицкой, он себе не мыслил, а в полицию идти… От одной мысли об этом становилось тошно, да и брат Мишка числился в «неблагонадёжных», кто бы его взял в полицию? А ничего другого душа не хотела.
Ай, ладно, думать сейчас об этом! Целый год впереди, всё еще может поменяться, и в полиции тоже. А не через год, так через два, через три. Он, Васька, упорный, он дождётся. А до той поры какая-нибудь работа всяко сыщется. Один он такой, что ли? Венька Беркович, вон, вбил себе в голову университет. Еврей, да без гимназического аттестата, после заштатного затонского училища… Университет от Веньки был еще дальше, чем от Васьки – сыщицкая карьера. Вот и пойдут на пару кочегарами в депо или на лесопилку. В ожидании чуда.
Точно ведь, как отравленный. Васька хмыкнул тихонько. Хорошо хоть, только чужой судьбой – не чужой любовью. Потому, что стать сыщиком, может, и доведётся, а вот второй Авроры Романовны точно на свете нет…
   
Васька сам не заметил, как рука его потянулась за первой попавшейся книжкой, открыла её – и точно нарочно, дразнясь, глянула на него с картинки синеглазая красавица в высокой шляпке. Да что ж это такое! Заболел он, что ли, сплошные девчонки в голове… Сердито засопев, Васька захлопнул книжку и принялся поспешно засовывать её обратно, но что-то мешало. Что там еще? Пошарив в шкафу, он с некоторым трудом подцепил и вытащил из-за полки это «что-то», и принялся разглядывать.
В руках у него была брошюрка, совсем тоненькая, черно-белая. И сердце вдруг бухнуло не хуже, чем в тот раз, когда он вытащил из кучи бумажного сора свою самую первую книжку про героического сыщика. Ибо название на титуле гласило:
«Сыщикъ и медиумъ: приключенiе послѣднее»
   
А ведь он точно знал, что та самая книжка, с которой он начал своё знакомство с доблестным Якобом фон Штоффом и его приключениями – она и была самой последней в эпопее, которую Егор Александрович как-то иронически обозвал «Штольманиадой». Откуда это тогда?
- Василий Степаныч, пироги поспели! – в дверях показалась Лизавета Тихоновна. Васька еще не успел как следует осмыслить, что же такое ему попалось в недрах вдоль и поперёк изученного писательского шкафа, потому просто протянул листочки нынешней шкафовладелице.
- Тетя Лиза, что это?
Лизавета Тихоновна глянула на тоненькую книжицу сначала с недоумением, а потом лицо у нее внезапно стало такое, словно бы он вытащил из шкафа что-то… Васька даже слов не мог подобрать, что. Нашарь он среди книжек чьи кальсоны, тётя Лиза бы и то так не смущалась.
В читанных и перечитанных книжках про сыщиков нередко попадалось Ваське хитроумное словечко «интуиция». Постепенно он понял, что оно означает. И вот сейчас эта самая интуиция, не иначе, подсказала ему верный ответ.
- Тётя Лиза, так это… Это вы писали? – спросил он, почему-то шёпотом.
- Нашёл-таки. Вот уж точно, героический сыщик, - Лизавете Тихоновне, наконец, удалось совладать с собой. Обхватив себя за локти, точно ей стало внезапно зябко, она подошла ближе к Ваське, посмотрела на то, что он держал в руках, но забирать не стала, только вздохнула тихонько.
- Да, это я писала, - в голосе её звучала грустная улыбка. – Алексей Егорович… Как-то очень неожиданно всё произошло. Он долго думал, что ерунда и вот он поправится, и снова возьмётся за свои книжки, а потом как-то вдруг стало ясно, что всё, и книжек больше не будет. А ведь все ждали, что будет счастливый-пресчастливый конец: когда все старые злодеи побеждены, новых не ожидается, а герои, как положено, честным пирком, да за свадебку. И я тоже ждала. И когда не дождалась – вот, решила…
В голосе Елизаветы Тихоновны внезапно прорезалось волнение, обычно ей несвойственное
- Это не для денег, упаси Бог! Я не из таких! Писателем Алексей Егорыч был, и книжки эти – его и только его. Я разве что помогала. А это для себя, для души. Для тех, кто как я, ждал да не дождался. Видишь же – на нашем станке отпечатано. Сделала несколько штук, раздала своим, из тех, кто особо переживал… И ты знаешь, многим понравилось!
Ну, последнее Василия вовсе не удивляло. Статьи Елизаветы Тихоновны он периодически читал. И даже сравнивал с творчеством господина Ребушинского. И, не в обиду последнему будь сказано, но по мнению Васьки, как журналист превосходила тётя Лиза своего покойного мужа на целую голову. Хотя сама бы она с этим никогда не согласилась.
Удивляло другое. Он-то думал, что за три года перечитал всё содержимое книжного шкафа, а уж истории про героического сыщика – в первую очередь. А оказалось…
- А я не свой, что ли? – с обидой спросил Васька. Елизавета Тихоновна воззрилась на него изумлённо.
- Васенька, ну что ты! Свой, своее некуда! Просто… Да забыла я уже про эту книжку, вот и всё! И потом... тебе она вряд ли понравится. Там, Вась, ни одного злодея.
Теплые маленькие руки, пахнущие пирогами, тем временем обняли его за плечи. Да вдобавок еще принялись поглаживать по голове, ну точно несмышлёныша какого!
Васька уставился в сторону, но стоически терпел. Огорчение проходило столь же быстро, сколь и нахлынуло. Конечно, тётя Лиза не хотела обижать его недоверием. И впрямь, написала, да и забыла. Столько лет прошло. Всё в голове не удержишь, при её то заботах.

- Прочитать то хоть можно, тёть Лиз? – буркнул он наконец. Та выпустила его и улыбнулась.
- Читай, сыщик. А потом иди, пироги есть будем.
Вот решать, понравится или нет, это уж он будет сам. Даже если ни одного злодея там нет. Про любовь, небось. Тёте Лизе всегда нравилось, чтобы про любовь.
Да только и он уже не маленький, чтобы его в книжках одни лишь злодеи интересовали.
Лизавета Тихоновна уже направилась к дверям, но, точно подслушав его мысли, на пороге внезапно остановилась, обернулась и посмотрела на Ваську пристально, сурово сдвинув брови.
- Но учти! – произнесла она трагическим полушёпотом, театрально воздев палец вверх. - Это самая секретная и самая страшная часть! Ибо из неё ты, наконец, узнаешь, какая жестокая участь ожидает каждого героического сыщика!
   
- Куда мы едем? – напряженно спросила Аврора Романовна. – Для прогулки мы слишком далеко забрались, вы не находите?
Героический сыщик взглянул на свой брегет. По всему выходило, что их двуколка уже больше часа катит по весьма дикой и дремучей лесной дороге. Это его вполне устраивало. Вряд ли при данных обстоятельствах Аврора Романовна решится на побег.
Теперь можно было и ответить на её вопрос, благо задавала она его уже не в первый раз.
   - Это не прогулка, Аврора Романовна. Это похищение.
   - Похищение? – удивленно переспросила госпожа Морозова. – Какое похищение?
   - Самое обыденное, - пояснил Якоб фон Штофф. – Я похищаю вас.
   - А… А зачем? И что, если я не согласна с тем, чтобы вы меня похищали? – спросила несколько ошеломлённая спиритка. Великий сыщик взглянул на неё удивлённо:
   - При похищении согласие похищаемого не требуется. Это уж поверьте мне как сыщику, фройляйн. Я расследовал столько разных похищений… включая ваши собственные, кстати. А похитил я вас затем, чтобы на вас жениться и сейчас мы едем к отцу Онуфрию, дабы он нас обвенчал!
Последовало долгое и ошеломленное молчание, но потом Аврора Романовна похоже всё-таки решила, что её героический сыщик шутит.
   - Что, прямо сейчас? – спросила она ехидно. Якоб фон Штофф только невозмутимо кивнул.
   - Прямо сейчас. Потому как завтра, не дай бог, явится какой-нибудь чин из епархии и лишит отца Онуфрия сана за все его проделки. А я не знаю, где потом искать второго такого же попа, который за сто рублей плюс спасибо венчает встречного и поперечного, не задавая вопросов.
   Судя по лицу Авроры Романовны, она не знала, смеяться ей или плакать. Кажется, она решала, не сошел ли её возлюбленный с ума.
   - Но зачем вам именно такой поп? – спросила она наконец сдавленным голосом. – Ведь между нами всё уже решено. Почему…
   - Потому что я не хочу больше ждать, Аврора Романовна! – резко перебил её великий сыщик. – Майн Готт, фройляйн, будьте же ко мне снисходительны! Я и так с трудом смог вклиниться в длинную череду ваших похитителей! Я не могу больше просыпаться по ночам в холодном поту, с мыслью, что вас снова кто-нибудь украл!
Прекрасная спиритка всё-таки не смогла сдержать смех.
   - А вы не боитесь, что если я стану вашей женой, кто-нибудь украдет меня уже не у батюшки, а у вас?
   - Прямо из э-э… супружеской спальни? Хотел бы я посмотреть на этого смельчака, - сурово ответил фон Штофф. – Но, если таковой безумец и найдется, в этом случае он хотя бы не сможет с вами обвенчаться, как это чуть было не сделал граф Рыгайлов. И у меня будут совершенно законные основания, дабы не только пуститься за ним в погоню, но и разорвать на части и развеять по ветру. Собственноручно! Не прибегая к помощи вашего астрального дядюшки Пьетро.
   Прекрасная спиритка при упоминании супружеской спальни отчаянно покраснела и поспешила сменить тему.
- Да, кстати. Мой астральный дядюшка… Нет ли у него неприятностей в связи с тем, что он постоянно сбегает из… сумасшедшего дома?
   - Ни малейших, фройляйн, - покачал головой великий сыщик. – Как я полагаю, он вступил в сговор с тамошним персоналом. Право, когда-нибудь я доберусь до этого гнезда злоупотреблений! Ну а пока - они отпускают его побегать время от времени, а он за это отрабатывает роль главной достопримечательности нашего сумасшедшего дома. Ну где еще есть безумный граф, одичавший в джунглях? Санитары водят к нему посетителей - по гривеннику с носа.
   - А он? -  сдавленным голосом спросила прекрасная спиритка.
   - А он, в зависимости от настроения, то грызёт мебель, то, завернувшись в казённую простыню, читает им Данте по-итальянски. «Ад». С комментариями очевидца, я так понимаю. Говорят, очень страшно. А еще устраивает спиритические сеансы, вызывает дух Наполеона. Наполеоны из других палат сильно на него обижены.
   Аврора Романовна прыснула, потом не выдержала и рассмеялась в голос. Якоб фон Штофф рассмеялся вместе с ней. Лошадь трусила мерной рысцой, лес кончился и далеко впереди, среди зеленеющих лугов, замаячил угрюмый силуэт церквушки.
- Нас не обвенчают, - внезапно нарушила молчание прекрасная спиритка, чья кудрявая головка как-то незаметно, но очень естественно пристроилась на плече великого сыщика. – Вы же некрещёный!
   - Я некрещеный? – изумился Якоб фон Штофф. – По-вашему, в Басконии живут язычники? Или сатанисты? Хотя, полагаю, некоторые освящённые веками традиции моей родной страны могут навести стороннего наблюдателя на такие мысли. Фройляйн, да меня крестили три епископа! Но если этого недостаточно, то спешу вас успокоить – вчера я окрестился еще раз, уже по православному обряду.
   Аврора Романовна взглянула на своего героя недоверчиво. Тот саркастически улыбнулся.
   - Я ездил к отцу Онуфрию, договариваться о нашем венчании. Фройляйн, за три рубля он окрестит любую свинью, не интересуясь её конфессиональной принадлежностью и прошлыми грехами. Даже если свинья была идолопоклонницей и ежедневно совершала человеческие жертвоприношения! Я сунул ему десятку, он что-то набормотал из одной книжки, из другой, вылил на мою бедную голову ковшик воды и сказал, что теперь в глазах церкви я – Яков. 
   - А по батюшке? – с трудом сдерживая смех поинтересовалась прекрасная спиритка. Героический сыщик только пожал плечами.
   - Мой батюшка совершенно официально носил два десятка имён. Или что-то около того. Выбирайте!
   - Э-э…Хильдебертович? – лукаво спросила госпожа Морозова. Героический сыщик за долгое общение с прекрасной спириткой привыкший в любых ситуациях сохранять невозмутимое выражение лица, не повел и бровью.
   - Драгоценная моя Аврора Романовна, я на все согласен. Но пожалейте наших писарей! Они будут делать по шесть ошибок каждый раз, и половина из них сопьется раньше, чем всё-таки научится это воспроизводить. Может, выберем более традиционный вариант? Из оставшихся девятнадцати имён? Петрович? Александрович? Фёдорович?
   - Фёдорович – прекрасно, - покладисто согласилась Аврора Романовна. –  Петрович тоже подойдёт. Яков Петрович фон Штофф. Звучит замечательно. К такому имени должен непременно прилагаться шлафрок, ночной колпак и расшитые тапочки. Тапочки, так и быть, я вам вышью к следующему Рождеству, а об остальном извольте позаботится сами.
   - Аврора Романовна!
Героический сыщик со стоном выпустил вожжи. Лошадь, почуяв свободу, с удовольствием остановилась передохнуть. Воцарилась тишина, нарушаемая только трелью невидимого жаворонка где-то высоко в небе, да звуками дыхания, с каждой минутой становившегося всё более прерывистым.
Наконец доблестный сыщик опомнился и с сожалением оторвался от губ прекрасной спиритки.
   - Значит, договорились? – улыбнулся он, подбирая поводья. – Признаться, перед расшитыми тапочками я не могу устоять!
   - Вполне, - улыбнулась ему в ответ госпожа Морозова. – Тем более, что в глазах церкви я тоже не Аврора Романовна.
   Героический сыщик удивлённо на нее оглянулся.
   - То есть? – спросил он осторожно.
   - Нет в православии святой Авроры, - пояснила госпожа Морозова. – Это была папенькина идея. Я родилась на рассвете, с первыми лучами зимнего солнца, отсюда и Аврора. Но в крещении я – Анна.
До владений отца Онуфрия они доехали молча, в покойном согласии, думая каждый о своём. Наконец двуколка остановилась около церкви, что вблизи более всего походила на ту, в которой панночка в гробу гонялась за Хомой Брутом. Усиливая это сходство, из-за закрытых дверей доносились приглушенные, но странные и страшноватые звуки.
   - Что это? – несколько опасливо спросила прекрасная спиритка. Великий сыщик сохранял полную невозмутимость.
   - Отец Онуфрий, - спокойно пояснил он, помогая своей даме сойти с двуколки. – В подвале.
   Аврора Романовна продолжала с некоторым сомнением глядеть на дверь церкви.
   - Это вам подсказало ваше непревзойденное сыщицкое чутьё?
   - Нет, Аврора Романовна, скорее обычная логика событий. Просто я вчера самолично запер там отца Онуфрия. Я же говорил, что я к нему ездил? Так вот, наш малопочтенный отче был трезв как стёклышко, а это настолько редкое его состояние, что я не смог устоять перед искушением сохранить его таковым хоть на один день. И просто закрыл его в подвале, предварительно проверив, что там нет водки. Мне подумалось, что если уж мне предстоит украсть графскую дочь и венчаться с ней в церкви, которая выглядит так, словно в ней проходят шабаши, у попа-продувной бестии, так пусть хоть этот поп будет трезв!
Аврора Романовна лишь молча смотрела на своего сыщика. Выражение лица у неё при этом было настолько чудным, что Якоб фон Штофф встревожился, несмотря на всю свою решимость. Его светлый ум вдруг посетила непрошенная мысль, что его избранница может видеть все перечисленные им обстоятельства в несколько другом свете.
   - Аврора, драгоценная моя, - негромко произнёс он, привлекая к себе по-прежнему молчащую спиритку. – Если вам это всё настолько не по душе… Одно ваше слово, и мы поедем назад. Я только выпущу отца Онуфрия. И я выдержу несколько месяцев помолвки и свадьбу по всем правилам и традициям, которые только придут в голову вашей премудрой тётушке. И выучу наизусть опись вашего приданного, что вот уже которую неделю пытается мне всучить ваш сиятельный батюшка…
   При этих словах Аврора Романовна словно очнулась и посмотрела на великого сыщика с открытым возмущением.
   - Как? – сурово нахмурилась она. – Вы до сих пор с ней не ознакомились? Какое упущение с вашей стороны! А вдруг вас обманут?
   - Аврора Романовна, я прочитал первую строчку, и мне хватило! Там значились двадцать три кружевных чепца!  - доблестный Якоб фон Штофф страдальчески закатил глаза. – Моя дорогая, неужели вы думаете, что после свадьбы у меня не найдётся более интересного занятия, чем зарыться в сундук с вашим приданным и все их пересчитать? В любом случае, по сравнению с вами, я – нищеброд и голодранец! Понятия не имею, сколько у меня э-э… галстуков!
   - Ничего страшного, - прекрасная спиритка с лицом, полным самого искреннего сочувствия, погладила его по рукаву. – Зато у вас есть родословное древо, корни ветвей которого упираются во Вселенную...
   Героический сыщик виновато вздохнул.
   - Увы, фройляйн. У меня нет даже его. Оно сгорело в пламени очага бог знает сколько лет назад. Знаете, зима была холодная, а оно было такое здоровенное, это древо…
   - И вы порубили его на дрова! – сурово подытожила Аврора Романовна. – Только не говорите этого господину Татсель-как-его-там, его хватит удар. Но, господин фон Штофф, меня сейчас посетила еще одна мысль относительно пользы столь поспешного венчания. Хотя у меня и без нее просто дух захватило от описываемых вами перспектив! Похищение, церковь Святого Духа-на-Курьих Ножках и отец Онуфрий! И вы думаете, я упустила бы такую великолепную возможность вписаться в семейную летопись графов Морозовых? Но вот, что еще пришло мне в голову – если мы будем выжидать положенное время, вдруг кто-нибудь похитит не меня, а вас?
   - Меня? Кто? – в изумлении спросил великий сыщик.
   - Ну, эта… Амалия Цецилия Брунгильда. Та, что с моргенштерном.
Смертельно побледневший Якоб фон Штофф, не говоря ни слова, схватил свою наречённую за руку, молча повлёк её к дверям церкви и извлек из кармана связку отмычек. Наблюдая за его манипуляциями с замком, прекрасная спиритка несколько обеспокоенно спросила:
   - Единственное, а отец Онуфрий не откажется вовсе нас венчать? После подвала?
   - Это мы сейчас узнаем, - героический сыщик, уже несколько пришедший в себя, открыл дверь и торжественно взял Аврору Романовну под руку. – К тому же, у меня при себе есть средства убеждения. Пять револьверов и бумажник.
Спустя некоторое время та же чета, но уже не наречённая, а супружеская, в чинном молчании покидала церковь. Позади них, судя по звукам, отец Онуфрий общался с бутылкой самогона.
Наконец великий сыщик нарушил молчание.
- Венчался раб божий Яков рабе божьей Анне… Звучит немного непривычно, но пусть будет так!


 
   
Содержание
 

Скачать fb2 (Облако mail.ru)        Скачать fb2 (Облако Google)