Любимый дух Анны Викторовны


Обед завершился, и все разбрелись, кто куда. Ну, не все, разумеется. Мама, например, никуда не делась, осталась в гостиной. Она все пыталась пообщаться с Митей, но взаимопонимания пока не достигла, и Анна размышляла уже о том, как бы половчее объяснить, что сын не слишком привык к проявлениям внимания такого рода. Характер у Мити был независимый, и в доме это уважали. На руки он залезал только к отцу, да и то не каждый день. А мама все пыталась его потискать, как будто он еще младенец. Ну, ведь пять лет уже человеку! Надо бы уважать его желания.
Сама Анна не могла припомнить, часто ли мама брала ее на руки в детстве. Вот к папе на колени она залезала порой. А еще больше любила к дядюшке прилезть, у него было не только уютно, но и интересно всегда. Зато отлично припоминались визиты тети Липы, которая как раз обожала схватить племянницу, осыпать поцелуями, повертеть во все стороны, будто куклу. Аня была хорошей девочкой и знала, что возражать взрослым не следует, но свои ощущения от подобного запомнила крепко. И теперь ей отчаянно хотелось спасти Митю от маминых нежностей, которыми она осыпала малыша безо всякой меры, хоть Анна и понимала, что мама вовсе не желает дурного. Она просто соскучилась по внуку, вот и все. Может, не стоит вмешиваться? Или лучше поговорить с папой? Пусть бы он посоветовал, как лучше.
Мите было пора спать, и это мама, к счастью, понимала отлично. Анна Викторовна уложила сына, поцеловала его на сон грядущий и спустилась в помещения агентства, куда скрылось почти все мужское население дома. Только дядя снова отправился на поиск подарка для Александры Андревны. Да Антон Андреич еще не вернулся.
В приемной, где расположились мужчины, было тихо, спокойно и на удивление уютно. Анна с радостью отметила, что Яков о чем-то вполне доверительно беседует с папой, а доктор хоть и присутствует при беседе, не вмешивается.
Муж в последние недели очень беспокоился, причем, почему-то больше по поводу того, как именно папа найдет их нынешнюю жизнь, будет ли доволен. Почему, спрашивается? Ведь папа как раз еще в прошлый приезд был с Яков Платоновичем вполне дружелюбен, это мама свирепствовала, но и она под конец с зятем примирилась. Но Штольман почему-то все равно волновался, будто ему предстояло держать экзамен. Не зная, как успокоить мужа, Анна по старой привычке отправилась за советом к дяде. Тот только плечами пожал, удивляясь ее непонятливости.
- Ну, Аннет, это же просто. Твой муж понял, что значит быть отцом и переживать за свое дитя.
Если дело было именно в этом, то можно было успокоиться. Уж она непременно даст отцу понять, что счастлива со своим Штольманом. Папа будет доволен, Яков успокоится, и все будут счастливы.
Ей непременно хотелось, чтобы в это Рождество всем было хорошо. Ведь это самое первое Рождество, когда вся, абсолютно вся их большая и такая беспокойная семья соберется за одним столом. Даже Верочка. То, что некоторые члены семейства формально таковыми не являлись, Анну не смущало. Они все были ее семьей - и точка.
Однако, как бы оторвать папу от Якова, чтобы поговорить? Они выглядят настолько увлеченными разговором, что вмешиваться совсем не хочется. Но тут, как по заказу, забрякал колокольчик в прихожей. Должно быть, приехали Антон Андреич и мадам Лепелетье.
Как своевременно! Яков немедленно прервал разговор, чтобы отворить дверь. Остальные тоже потянулись за ним, желая встретить прибывших. Анна вышла в прихожую вместе со всеми. Нужно поприветствовать  гостью, а потом можно будет препоручить Ирен заботам Александры Андревны, а самой заловить папу для разговора, поскольку, Яков, как она надеялась, будет занят с Коробейниковым.
Но за дверью не оказалось ни мадам Лепелетье, ни Антона Андреича. Едва Яков успел отомкнуть замок, в прихожую буквально ворвался Этьен Марсель с весьма объемистым пакетом в руках. Неожиданно бурное появление журналиста Анну Викторовну не встревожило.  Марсель всегда не входил, а врывался, а шуму от него было как на площади в базарный день. Напротив, если вдруг им придется увидеть Этьена тихим и сдержанным, это будет повод для тревоги. А пока журналист кричит, размахивая руками и сшибая попутно все вокруг, беспокоиться не о чем.
И тут Анна Викторовна с ужасом поняла, что как раз сегодня беспокоиться есть о чем, да еще как. Потому что любимый муж листал любезно поданную Марселем книгу и на глазах превращался в памятник самому себе. Причем, памятник весьма злобный и кровожадный. Была у Якова такая замечательная манера: в гневе он не краснел, как все люди, не кричал. Напротив, Штольман каменел лицом, переходил на шепот и лишь глазами метал такие молнии, что куда там Громовержцу. Анна еще по Затонску отлично помнила это его выражение лица и потому испугалась.
Но повод и в самом деле был существенным, как ни крути. Потому что Яков держал в руках красочно оформленную книгу в твердом переплете, заглавие которой гласило: «Приключения героического сыщика». Причем набрано оно было по-французски. А чуть выше витиеватыми буквами красовалось имя автора: "Alexis Rebouch"
Алексис Ребуш? Какое забавное прочтение.
Но не время забавляться, потому что Якову точно не смешно. С бледным от ярости лицом он развернулся к Александре Андревне и тоном, способным заморозить жарко горящий огонь, спросил:
- Сударыня, откуда здесь эта Илиада для убогих?
Александра Андревна не ответила, но пребывала при этом в таком смятении, что сразу было понятно, что она имеет непосредственное отношение к происходящему. Было даже странно видеть всегда невозмутимую дядину супругу столь явно испуганной.
А ситуация тем временем накалялась. По некоторым признакам, знакомым ей еще по временам Затонска, Анна поняла, что муж готов взорваться. И можно только предполагать, что за этим воспоследует. В гневе Штольман себя не особо контролировал, мог наговорить и лишнего. И то, что потом он успокоится, и будет раскаиваться, ситуацию вовсе не спасало. Помнится, однажды в аналогичном состоянии Яков пошел и нарвался на дуэль с Разумовским.
Будто отвечая на мысль о дуэли, дверь отворилась, пропуская дядю. Тот был весел и, кажется, изрядно пьян, а потому не сразу понял, что происходит неладное. А вот Яков отлично все понял и немедленно повернулся к родственнику, кажется, уже и кулаки сжал. Ну, да, разумеется, Александра Андревна сама бы ни за что не стала делать подобного. А вот дядя – любитель пошутить -  вполне мог. И Яков, судя по всему, был того же мнения. Только тут Анна Викторовна осознала, что дядюшка вернулся не один. Рядом с ним возвышался никто иной, как купец Игнатов, и вид он имел самый что ни на есть ошеломленный, хоть и тоже пребывал под градусом. И пялился при этом на Штольмана, как на привидение.
Это-то тут откуда взялся? Сейчас он что-нибудь сморозит со всей своей непосредственностью, как тогда, в деле о Коломбине, и драки не миновать!
Будто задавшись довести ситуацию до грани настоящего водевиля, дверь снова отворилась, пропуская Антона Андреича и мадам Лепелетье. На их появление почти никто уже и не отреагировал, настолько внимание всех присутствующих было сосредоточено на разгневанном главе детективного агентства. Но Анна Викторовна заметила, что верный Коробейников ситуацию мгновенно оценил. И подобрался весь, явно готовясь принять сторону начальника и друга, даже коснулся кармана, в котором носил револьвер. Еще не хватало! Анна понимала, что нужно немедленно вмешаться, потому что звенящая тишина грозила в любой момент прорваться грозой. Надо было что-то делать, но что именно?
И тут все вдруг разрешилось само собой, причем так, как меньше всего можно было ожидать. Потому что в прихожей, проскользнув между ногами взрослых, появился Митя, босиком прошлепал к отцу и молча протянул руки, требуя его поднять. В одной пижамке, заспанный и растрепанный, сын производил впечатление настолько трогательное, что у Анны сердце зашлось. Господи, да он же простудится босиком! Он что, испугался? Неужели у сына кошмары?
Яков, тут же позабывший при виде Митеньки обо всем, подхватил его на руки:
- Ну, ты как здесь?
Митя не ответил, лишь обнял отца руками за шею. Ни на кого не глядя, Штольман прижал его покрепче и молча ушел в сторону детской. Ну, вот и хорошо. Пусть идет. С Митей Яков должен остыть быстрее. Надо только маму притормозить, она уже рванулась спасать любимого внука.
А пока Яков отсутствует, надо срочно прояснить обстановку и успокоить всех, кого получится.
- Господа, не желаете ли перейти в гостиную? - предложила Анна, старательно копируя светские манеры Александры Андревны. – Там гораздо больше места, да и чай, полагаю, готов.
Чай, вполне возможно, готов не был, но разве это важно? Сейчас она ещё успеет заглянуть на кухню и попросить Жаннетт все приготовить. Можно было бы, конечно,  и вина предложить, время вечернее, да только дяде и его гостю, пожалуй, хватит. Они и так встречу отметили.
Этьен, напуганный и расстроенный всем происшедшим, идти со всеми отказался, засобиравшись домой. Анна не стала настаивать. Уж если кто и может усугубить суматоху, так это Марсель. Так что журналист был отпущен восвояси, но не раньше, нежели пообещал прийти на Рождественский ужин. Надо будет ему подарок придумать. И как это она упустила это из виду? Но об этом можно поразмышлять  позже.
Велев Жаннетт собрать угощение к чаю, Анна поспешила в гостиную. Митя вряд ли удержит Якова долго, малыш был совсем сонный. А до возвращения мужа следовало разобраться в ситуации.
В гостиной ко времени ее прихода уже собрались все. Александра Андревна сидела в кресле, и вид у нее был совершенно расстроенный. Дядя, разумеется,  стоял у нее за плечом, всем своим видом показывая, что любой, кто пожелает хоть слово сказать его обожаемой супруге, будет иметь дело с ним лично, вплоть до любого исхода. Едва увидев Анну, появившуюся в дверях, фея-крестная встрепенулась:
- Анна, это я виновата. Я поговорю с Яковом. Я скажу ему…
- Вы ни в чем не виноваты, дорогая! - сердито перебил ее дядя. – Это была моя идея с этим переводом. И с нашим гневным сыщиком я сам разберусь как-нибудь.
- Никто ни с кем разбираться не будет, - произнесла Анна, как могла, твердо. Должно быть, у нее получилось, потому что дядя примолк и посмотрел с удивлением. Даже папа  повернулся, изумленно взглянув на дочь. – Александра Андревна, объясните мне, что случилось? Ведь это же недоразумение?
- Не совсем, - бывшая графиня Раевская виновато опустила голову. – Но поверьте, я не преследовала дурных целей. Это был просто подарок.
- Подарок? – возмутился папа. – Да таким подарком убить можно!
Дядя тут же нахмурился в его сторону, обнаружив нового противника. Как бы его нейтрализовать? Он на людей бросается, едва ему кажется, что его жену могут обидеть. А в этой ситуации дядя может стать просто опасным.
Впрочем, лучшая защита, как известно, нападение. Вот это мы и попробуем.
- Дядя, так что там с переводом? – спросила Анна, нахмурившись в его сторону.  – Это ты натворил?
- Ничего я не творил, - ощетинился Петр Иванович. – Я всего лишь стимулировал, да-с. Стимулировал процесс самосовершенствования. И уверяю, Аннет, твой Штольман был чрезвычайно доволен тем, сколь быстро его верные бандиты освоили грамоту.
Так. А апаши-то тут причем? То, что Александра Андревна приняла в них участие, Анна Викторовна знала, разумеется. Но никак не могла взять в толк, какое отношение апаши имели к опусам Ребушинского. Или…
- Дядя, это ты им перевел книгу? – спросила она строго.
- Собственно, это мы перевели, - вмешалась Александра Андревна. – Я в этом активно участвовала. И это я заказала Этьену тираж. Мальчики так старались, они прямо-таки влюбились в эти приключения. Я просто хотела, чтобы у них и картинки были тоже.
Анна вспомнила картинки из книг, которые прислал в свое время папа с Антоном Андреичем. Там было и имя иллюстратора, причем им оказался не вечно пьяный Мазаев, а ее, Анны, учитель рисования Серафим Федорович. Тот самый, в которого она была влюблена в детстве. Картинки даже обладали некоторой художественностью, особенно крокодил впечатлял. Но вот беда: главные герои на них были вполне узнаваемы.
- А раньше они их видели? – спросила она. – Ну, картинки в книжке?
- Разумеется, видели, - фыркнул дядя. – Пришлось им свой экземпляр подарить. И только щадя чувства твоего Штольмана, они не соорудили из него алтарь.
Ну, да, разумеется, щадя чувства! Небось, дядюшка сам и запретил показывать книгу Якову, справедливо опасаясь возмездия. У Анны Викторовны мелькнуло мстительное желание не вмешиваться и предоставить дядю  судьбе в лице разгневанного мужа, но она ее старательно отогнала. Ни к чему портить Рождество смертоубийством, да и Александру Андревну жалко. Она уж точно не планировала ничего дурного, просто хотела порадовать своих подопечных. А теперь бывшая графиня Раевская напоминала призрак самой себя и того гляди готова была расплакаться.
- Петр, ну, ты право, превзошел сам себя! - сердито развел руками отец. – Голова седая, а мозгов не нажил.
- Да полно вам, Виктор Иванович, - вступился доктор, до поры молчавший. – Яков Платонович человек разумный, остынет, никуда не денется. А не остынет – ну, полечу Петра Иваныча снова. Чай, не впервой.
Александра Андревна при этих словах сделалась еще бледнее, хотя минуту назад это казалось невозможным, и схватила мужа за руку. Анна поморщилась: доктор, как всегда, был спокоен и невозмутим, и, кажется, просто пошутил в надежде развеять тяжкую атмосферу, но получилось не слишком хорошо. Надо было что-то предпринимать - и немедленно, пока Яков не вернулся.
И тут помощь подоспела, причем, снова не с той стороны, откуда ее можно было ожидать. Подал голос забытый всеми купец Игнатов, до того на удивление смирно сидевший в кресле.
- Доктор, ласковый вы наш, ну что вы даму-то пугаете! А вы, сударыня, не извольте беспокоиться! – тут он повернулся к Александре Андреевне. - Справится ваш героический супруг! Что ему какой-то призрак, пусть и в полицейских чинах? Ежели он снежного человека голыми руками завалил!
Все в комнате переглянулись, затем посмотрели на Петра Ивановича. Анна тоже взглянула на дядюшку и едва не хихикнула, несмотря на всю сложность ситуации. Уж больно вид у того был забавный и смущенный.
- А вообще, нехорошо оно, конечно, - не шибко трезвая физиономия затонского гостя приобрела выражение горестное. - Нехорошо, - повторил он со вздохом. – Первые годы он все к Алексею Егорычу являлся, Штольман-то. Вот такой же осатаневший, видать прямиком с адской сковородки. И дались ему эти книжки! Вот ведь живой занудой был, и покойник занудой остался! А теперь, значится, и к вам зачастил?
Печальное выражение на лице Игнатова постепенно сменилось суровым, он решительно поднялся и повернулся к своему недавнему собутыльнику, едва на него не рухнув при этом.
- Петр Иваныч, дорогой, но вы-то в этом деле дока! Вы ж того, магистр Египетского круга, или как там его! Анне Викторовне, понятно, несподручно на сносях с призраками воевать, да и всё ж-таки бывший жених. Но вам-то что мешает того Штольмана обратно на тот свет загнать? А то, ишь, нашёл повод! Книжки ему не нравятся! Щелкопер уж наш так старался, аж в царевичи-королевичи его записал, а ему всё не то! Ежели какая помощь нужна, так вы только скажите – сорокоуст там, всенощную. Организуем в лучшем виде!  Эх, отца Серапиона бы сюда! Виктор Иваныч, помните преподобного?
Затонский гость внезапно повернулся в сторону адвоката Миронова, снова с трудом удержавшись на ногах. Тот не проронил ни слова, но Игнатов на его молчание не обратил внимания вовсе.
- Ох, ну и поп! – купец хихикнул и пьяно покрутил головой. - Если с батюшки Серапиона крест и рясу снять, так персонаж выйдет навроде того, что у поэта Лермонова «летит над грешною землей», не к ночи будь помянут. Посох пастырский, что дубина. Летом склады наши освящал. Как двинет своим посохом по стропилу да как гаркнет: «Изыди, бес!» - аж стены зашатались. Тут не то, что бес, тут я сам оробел. Вот кто бы вашего беспокойного сыщика в един миг обратно в преисподнюю загнал! А то чего это он буянит: супружницу вашу пугает, мальца уволок. Вернёт хоть?
- Да что вы такое говорите? – не выдержала, наконец, Мария Тимофевна, до того молчавшая и лишь сжимавшая ладони в тревоге. – Какой ни есть, но он же отец ему и худого сыну не сделает! Что значит – не вернет?
Анна Викторовна подумала, что какой бы сложной ни казалась нынешняя ситуация, один прок от нее уже точно обозначился. Мама встала на защиту зятя, причем в таком сложном вопросе, как Митенька. А это само по себе дорогого стоит.
Как ни пьян был затонский купец, смысл слов Марии Тимофеевны до него всё-таки дошел. На миг застыв соляным столбом, он свалился обратно в кресло и оттуда глядел на Анну взглядом совершенно ошалевшим.
- Так это как же? – спросил он, наконец, непривычно тихим голосом. Глаза его внезапно скользнули по её округлившейся фигуре, и на лице отразилось некое озарение, смешанное с восхищением. Затем купец перевел взгляд на Миронова. – Да, Петр Иванович, не зря весь Затонск зачитывался историями про любовь сыщика к спиритке! Великой любви и смерть не помеха!
Анна, поняв, наконец, что он имел в виду, почувствовала, что краснеет просто неудержимо. Захотелось немедленно провалиться сквозь пол, что было бы весьма кстати, потому как там можно было бы хохотать сколько угодно. Окинув взглядом комнату, она увидела, что обитатели дома тоже едва справляются с нахлынувшими эмоциями: папа закрыл лицо руками, отвернулась Александра Андревна, а Коробейников и вовсе за портьеру спрятался. Только дядя, совладав со смехом, кивнул Игнатову с деланной серьезностью:
- И не говори, Пал Евграфыч, любовь  - это сила.
При этой фразе смех победил-таки смущение, и Анна поняла, что готова расхохотаться, не скрываясь уже. Но тут все веселье как ветром сдуло, потому что отворившаяся дверь пропустила в комнату новое действующее лицо. А точнее, главного героя  представления.
 

 
Следующая глава      Содержание
 

Скачать fb2 (Облако mail.ru)          Скачать fb2 (Облако Google)