Утром следующего дня я сидела на террасе и размышляла, как мне разговаривать с троими подозреваемыми, когда из дома вышел дядя. Вид он имел кошмарный: расхристанный и нечесаный, явно похмельный, да еще и синяк под глазом к тому же. Дядя мне только кивнул, торопясь налить себе воды. Должно быть, с похмелья жажда одолевала.
– Это правда? – строго спросила я его, отлично понимая, впрочем, что слухи не лгали.
– Нет, – категорически заявил дядя, со стуком опуская стакан на стол. – Нет, неправда.
– А говорил, что больше никогда, – покачала я головой с укоризной.
– Ну, Аннет, – дядя сморщился, будто хватил полную горсть клюквы. – Ну, что ж ты мучаешь меня? Из-за того, что я и так немало пострадал?
Ладно, что я его ругаю, право? И так уже ему, похоже, жизнь не мила. И мама теперь ведь ни за что от него не отстанет. Она долго будет припоминать. А я все равно люблю его, что бы он ни творил.
Да я и сама ведь хороша. Если бы мама знала, что я ночью делала, скандалом бы не обошлось. И я так же, как и дядюшка, снова нарушила свое слово. Ведь обещала же, что больше не буду впутываться в полицейские дела, но снова занимаюсь расследованиями. И снова я запуталась и ничего не понимаю. Потому что и не должна понимать. Я же не следователь!
– Мне иногда кажется, что я решаю непосильные задачи, – пожаловалась я дяде.
– Что ж тебя терзает, дитя мое? – мой лучший друг тут же забыл о своих бедах и приготовился меня выслушать.
– Я решила оставить все эти расследования, – рассказала я ему.
– Отчего же? – дядя налил себе еще воды. На лице его явственно читалось все, что он думает о подобных зароках, кто бы их ни давал.
– А ты что, считаешь, что я не имею права отказывать, если ко мне обращаются за помощью?
– Если к тебе обращаются, значит тебе доверяют, – голос дяди был тверд и уверен, но во взгляде его читалось искреннее сострадание. – С тех, у кого есть дар, спрашивается втройне.
– Я, вероятно, поэтому все время объясняюсь в полиции, – вздохнула я в ответ.
– Тебя обидел Штольман? – дядя сразу насторожился, как это всегда бывало, стоило ему лишь заподозрить, что мне что-то угрожает.
Но я лишь махнула рукой со смехом.
– Нет, конечно, нет, – я припомнила наш со следователем последний разговор и прибавила задумчиво. – Даже, знаешь, скорее наоборот.
Ведь и вправду это был первый случай, когда Яков Платонович не пытался запретить мне участвовать в расследовании. Он лишь просил, чтобы я…
– Да уж, – дядин недовольный голос сбил меня с мысли, – ему уж пора бы, знаешь…
– Что? – спросила я возмущенно.
Это что еще за намеки?! Кажется, дядя понял, что сболтнул лишнего, и смутился. Продолжать он не осмелился, заторопившись в дом.
А я направилась в противоположную сторону. Дядя прав насчет дара, я должна помогать, особенно когда меня просят. И даже Яков Платонович это понял, так что не стоит более откладывать и размышлять. Я найду этих дам, а там, глядишь, и придумается, как с ними заговорить.

Первой я решила поговорить с Екатериной Алексеевой, и для этого послала ей записку с просьбой о встрече. Разговор я предполагала вести в уличном кафе, которое этим жарким летом пользовалось большой популярностью. Даже если Алексеева убийца, в столь людном месте я буду в безопасности.
– Госпожа Алексеева, – окликнула я ее, когда дама устроилась за столиком и попросила чашку чаю.
Она взглянула на меня с недоумением. Знакомы мы не были. Я присела за ее столик, стараясь выглядеть уверенно и решительно.
– Меня зовут Анна Миронова. Это я послала вам записку.
– Что вам угодно? – вежливо осведомилась моя собеседница.
– Известно ли вам, что у господина Караваева были и другие связи с женщинами? – спросила я ее.
– Что значит: «и другие»? – спросила Алексеева, натянуто улыбаясь. – Вы намекаете, что у меня с господином Караваевым были какие-то отношения?
– Но ведь вы танцевали с ним на балу?
– Если некий мужчина танцует с некой женщиной, – холодно ответила она, – то с абсолютной определенностью можно утверждать, что этот мужчина танцует с этой женщиной.
Итак, она решила все отрицать. Придется пойти иным путем, хоть мне это и неприятно.
– Извините, мне неловко вести этот разговор, – сказала я ей.
– А я решительно не понимаю, зачем мы вообще его ведем, – в голосе Екатерины проскользнуло неприкрытое раздражение.
– Потому что господин Караваев был убит, – пояснила я ей. – И я думаю – убит из ревности.
– А ваши предположения меня не интересуют,  отрезала Алексеева и попыталась уйти.
Но я не могла ей этого позволить:
– А я знаю, о чем вы говорили с ним на балу, когда вы скрывались под маской Коломбины.
Она замерла на полушаге, затем опустилась обратно на стул:
– Что вы хотите знать?
– Вы были любовницей Караваева? – спросила я ее.
– Любовницей? – рассмеялась Екатерина. – Как жестока людская молва. Вы просто плохо знаете этого человека.
– Зато я знаю, что вы хотели его проучить, – ответила я ей, – и для этого вступили в сговор со своими соперницами.
Она снова засмеялась:
– Кто вам это сказал?
Вообще-то, портниха. Но я решила выдержать паузу и улыбнулась загадочно.
Это подействовало: госпожа Алексеева явно решила, что я уже встречалась с другими дамами, и мне все известно. Так что запираться дальше она не стала и поведала мне всю историю. Оказывается, все три дамы пользовались вниманием Караваева, но он никак не желал выбрать между ними. И они решили его разыграть, надев на маскарад одинаковые костюмы. Со слов Екатерины, шутка удалась, купец был полностью растерян. Впрочем, это я и сама видела.
– А когда Караваев ушел в кабинет?– спросила я.
– Не знаю, я не видела, – Алексеева боролась со слезами. Кажется, сейчас она очень жалела, что участвовала в розыгрыше. – А хотите, скажу, кто больше всех его ненавидел?
– Кто?
– Куницын, – ответила она. – Его компаньон.
Да нет, это просто чушь. Если бы Куницын убил Караваева, его бы полностью устроила версия о самоубийстве, которую приняла полиция изначально. Но Александр Петрович настаивал на расследовании, он даже меня привлек. Он бы не стал всего этого делать, если бы сам убил партнера.
Так что покамест будем проверять версию Коломбин. Их еще двое. Екатерина не кажется мне способной на убийство, но это лишь мои впечатления.  Рассказ госпожи Алексеевой о том, что происходило во время карнавала, вроде бы отметал версию смертельной ревности напрочь. Ну, или давал возможность предположить, что три дамы убили Караваева сообща. Но все это надо было еще проверить. Алексеева рассказала, где я могу найти Татьяну Стрельцову, и я поспешила поговорить с нею тоже.
Госпожа Стрельцова, в отличие от Алексеевой, согласилась на разговор легко и скрывать ничего не собиралась.
– Это было очень смешно, – поведала она, когда я спросила про то, зачем они нарядились в одинаковые костюмы. – Мы по очереди приглашали его танцевать, и он никак не мог понять, кто из нас кто. Мы специально путали его.
– Вы ушли из зала вместе с Караваевым? – поинтересовалась я.
– Нет, – покачала головой Татьяна. – Я танцевала с ним, но из зала я не выходила.
Следующей на очереди была Надежда Поднозова. Стрельцова сказала, что в этот час ее можно найти в парке на прогулке. Надежда тоже не стала возражать против беседы.
– А кому из вас троих пришла идея с одинаковыми костюмами? – спросила я, когда мы сели на скамейку для разговора..
– Я все это и придумала, – улыбнулась Поднозова.
– Зачем?
– Караваев был невыносим, высокомерен и очень самонадеян, – пояснила Татьяна. – Вы представьте себе: он крутил роман сразу с нами тремя!
Я промолчала, не желая высказывать свое мнение. Если дамы знали друг о друге, то отчего же не расстались со столь ветреным кавалером? Ни одна из них не была похожа на безумно влюбленную.
– Мы, конечно, вдоволь над ним поиздевались, – прибавила Надежда уже серьезно, – но застрелиться он из-за этого не мог. Не тот это был человек.
– А кто из вас увел его из зала?
– Не я, – сказала Поднозова. – Когда мне надоела эта игра, я пригласила другого партнера. Караваева я больше не видела. Да и не интересовалась им, если честно.
Снова тупик. Я поговорила со всеми тремя, но ни к каким выводам не пришла. А ведь дух совершенно точно указал, что его убила Коломбина. Или костюмов все же было больше? Надо бы спросить дух Караваева, может, он скажет еще что-то полезное.

С этими намерениями я и направилась к дому купца, но застала не покой и тишину, как ожидала, а сущую суматоху. Оказывается, Маша Солоницына зачем-то пришла в дом и спугнула преступника, рывшегося в кабинете. Не успела она оправиться от испуга, как пожаловал Александр Петрович Куницын собственной персоной  в сопровождении какого-то незнакомца купеческой наружности.
Куницын, узнав о том, что в дом кто-то проник, пришел в состояние крайнего волнения и немедленно послал за полицией. Ее появление ожидали с минуты на минуту, а покамест Александр Петрович нервничал и вопрошал неизвестно кого, за что ему все эти напасти, а Маша, еще не пришедшая в себя, сидела на стуле, держа меня за руку. Оставить ее я никак не могла, так что смирилась с мыслью о том, что господин Штольман снова будет недоволен, застав меня на месте преступления.
Полиция ждать себя не заставила, и спустя малое время  в кабинет вошел лично начальник сыскного отделения. А я так надеялась, что Штольман пришлет Коробейникова, например. Антона Андреича мне ничего бы не стоило попросить держать мой визит в дом Караваева в секрете.
Яков Платонович, кажется, был не слишком-то доволен срочным вызовом. Поздоровался со всеми разом, никого не выделяя, выслушал сбивчивый рассказ Куницына о проникновении и принялся осматривать кабинет.
– В столе явно что-то искали, – сказал он, закончив осмотр. – Ящики взломаны довольно грубо. Скажите, что-то пропало?
– Откуда я знаю? – развел руками Александр Петрович. – Это же не мои бумаги.
– А чьи? – язвительно поинтересовался Штольман, намекая, как видно, что именно Куницын был наследником Караваева.
Но купец сарказма не понял, изумился на полном серьезе:
– Как? Ведь…
И он возвел руку к небесам, намекая, видно, на покойника. Ой, вряд ли на небе следует искать господина Караваева, судя по тому, как отзывались о нем его дамы.
Яков Платонович тем временем нашел новый объект для своей язвительности в моем лице:
– Анна Викторовна а вы, позвольте узнать, что здесь делаете?
–Это я пригласил Анну Викторовну, – неожиданно вступился за меня Куницын.
– А вы как здесь оказались? – Штольман наклонился к Маше. Видимо, она вызывала у следователя сочувствие, потому что всякая язвительность из его голоса пропала, наоборот, в нем появились теплые, мягкие нотки.
Вот когда на меня кто-то нападает, он так тепло не разговаривает! Наоборот, он ругается, даже кричит, да еще и трясет меня при этом!
– Так папенька попросил бухгалтерскую книгу забрать, – Машин голос вздрагивал от пережитого испуга, – ее намедни Караваев домой забрал.
– А я знаю, что искали, – сказала я, не желая, чтобы он и дальше пугал мою подругу.
Маша все равно ничего не знает и преступника не разглядела, а утешить я ее и сама могу.
– И что же? – Яков Платонович немедленно переключил на меня внимание, только вот голос его мягким больше не был.
– Любовные письма, – пояснила я ему свою догадку.
Наверняка все три дамы писали Караваеву. Что-то такое одна из них даже упоминала на балу. И уверена, они бы не хотели, чтобы эти письма попали в чужие руки.
– Одна из любовниц Караваева, – продолжила я, видя, что мой сыщик явно этого ждет. – Она, видимо, боялась, что ее заподозрят в убийстве, и выкрала их переписку.
– Так она нашла их? – взволновался Куницын.
– Я не знаю, – это ведь всего лишь догадка была, а Александр Петрович, кажется, решил, что мне и подробности ясны.
– А имя? – продолжил спрашивать купец. – Имя вам известно?
Мне было известно целых три имени. Но что если ни одна из них не виновата? Получится, что я сплетничаю.
–  Нет, – сказала я решительно. – Имя я назвать не могу.
– Отличный дом, отличный! – вступил вдруг в разговор гость Куницына, которого тот представил как Павла Евграфовича Игнатова, московского купца.  – Мне здесь нравится!
И с пьяной удалью кинул на пол тарелку. Та разбилась, оглушив нас звоном. Все присутствующие вздрогнули.
– Боже мой, Павел Евграфович! – воскликнул Куницын. – Да угомонитесь вы, ради Бога!
– Ну, правда же, господа, – продолжал выступление Игнатов. – Ну, не может же такой шикарный дом пустовать! Да?
И он наклонился ко мне, одарив меня значительным взглядом. Мне сразу захотелось позаимствовать у Якова Платоновича трость  и употребить ее, пусть и не по прямому назначению, зато с пользой. Должно быть, моему сыщику тоже пришло в голову что-то подобное, а может, он просто испугался, что я осуществлю свои мечтания, потому что поторопился вмешаться:
– Господин Игнатов, вы ведь недавно сюда приехали?
– Точно! – радостно согласился купец.
– Из Москвы? – голос Штольмана сделался уже вовсе ледяным.
На месте Игнатова я бы бежала без оглядки, но он в пьяном угаре опасности не чуял:
– Да, из нее, из нее, родимой! А вы, кажется, из Петербурга?
– Да, – все так же холодно согласился Штольман. – А что, это имеет какое-то значение?
Мне стало не по себе. Ну, не станет же Яков Платоныч с ним драться, в самом деле? Игнатов просто пьян! Арестовать его –  и дело с концом.
– Я про господина Штольмана вам сегодня рассказывал, – вмешался Александр Петрович, тоже, видимо, почувствовавший, что атмосфера накалилась.
– А, да-да, припоминаю! – протянул Игнатов и, чуть наклонившись к следователю, сказал заговорщицким тоном. – Слушайте, а это вы раскрываете преступления с помощью магии и колдовства? На этот раз вы же будете духов вызывать?
И он расхохотался над своей же шуткой. Я не выдержала и рассмеялась тоже, уж больно смешным показалось мне подобное предположение. Но тут же этого застыдилась, наткнувшись на обиженный взгляд сыщика. В самом деле, что это я? Ему и так нелегко с этим пьяным гулякой, и он меня от Игнатова защитил, перенеся на себя внимание купца, а я над ним посмеялась. Нехорошо. И надо бы извиниться.
– Ладно, господа, а может быть, выпьем, а? – продолжил выступать Игнатов. – Ну, вы все-таки все у меня в гостях.
Я взглянула на него с удивлением, не понимая, что он имеет в виду.
– Да, – продолжал купец, – с сегодняшнего дня я хозяин этого дома! Купил со всеми этими, привидениями!
Так это он дом купил? Как быстро, однако. Куницын выставил на продажу, ни дня не выждав, а Игнатов тут же и купил. Странно это. Мне невольно припомнились слова Екатерины Алексеевой. Что если Куницын и впрямь ненавидел партнера? Да нет, быть того не может.
Видимо, господин следователь полностью разделял мое удивление, потому что обратился к Александру Петровичу, притом, весьма холодно:
– Господин Куницын, пока мы не установили, кто вломился в этот дом и зачем.
Александр Петрович тут же помрачнел, видимо, осознав, что не стоило так торопиться с продажей.

На этом, собственно, все и завершилось. Яков Платонович велел не прикасаться ни к чему в кабинете и вышел прочь. Я задержалась еще на минутку, пытаясь отвязаться от Куницына, который теперь был испуган тем, что на него падет подозрение. Успокоив кое-как нервного купца, я вышла из дома и увидела, что Штольман не ушел, зачем-то остановившись у крыльца. Отлично, не придется идти в управление. Должна же я рассказать ему, что узнала.
– Так вы что, кого-то подозреваете? – спросил меня следователь, едва я сошла со ступенек.
– Три любовницы Караваева - Поднозова, Алексеева и Стрельцова - договорились его разыграть и сшили себе одинаковые костюмы Коломбины,– рассказала я ему. – И одна из них и убила, только я не знаю, кто.
– Интересная версия, – язвительно улыбнулся он. – Я тоже был у портнихи.
Подумаешь! Если ему не интересно то, что я узнала, то я могу и вообще уйти:
– Всего доброго.
Но он снова еще не закончил разговаривать, так что мои попытки удалиться пошли прахом.
– Караваева мог убить и сам Куницын, чтобы избавиться от компаньона, которому был должен много денег, – сказал мой сыщик, заступая мне дорогу. – Под маской Коломбины мог оказаться кто угодно, в том числе и сам Куницын.
Ладно, так и быть, останусь. Но это только ради дела!
– А для чего он тогда ко мне обращался? – возразила я ему.
– Чтобы следствие запутать, – пояснил Штольман.
– Нет, я б на вашем месте к Игнатову присмотрелась, – я мстительно покосилась на купца, как раз показавшегося на крыльце. – Конечно, он появился в городе только сегодня, но ведь он мог заказать убийство Караваева, чтобы компанию к рукам прибрать.
Упомянутый мною купец как раз принялся спускаться по лестнице, явно желая что-то сказать. Ну, пусть говорит. Если что, то трость – вот она, прямо передо мной!
– Ой, слушайте, ну, простите меня, ради Бога, – сказал он Штольману. – Ну, вы что, правда, обиделись что ли?
Я отвернулась, скрывая гнев. Эх, трость бы мне! Я взглянула на моего сыщика. Нет, ни за что не даст. И не стоит подавать ему столь светлые идеи, потому что он явно сам не прочь сделать что-то подобное. Нахмурился и смотрит сердито, причем почему-то на меня. Неужели снова припомнил, что я засмеялась, когда Игнатов сморозил ту глупость?
– Я могла бы с Марией поговорить, – поспешила я отвлечь внимание следователя от купца, – ведь она у Караваева работала.
– А вот это хорошая мысль, – без споров согласился он. – Вы поговорите с ней по-дружески, может, она вам расскажет что-то, чего мне не рассказала.
Я кивнула согласно и побежала догонять Машу. Но мысли мои оставались со следователем. При прошлом разговоре он не возражал, чтобы я принимала участие в расследовании, сегодня сам попросил о помощи. Неужели это все-таки стало возможным? Неужели он оценил и принял мою помощь, наконец-то?
Нет, погожу покамест радоваться. Вот если до самой поимки убийцы Яков Платонович так и будет себя вести, я осмелюсь, пожалуй, поверить. А сейчас нужно как можно лучше выполнить его поручение. Маша на самом деле может что-то знать, и она скорее поделится со мной, нежели с полицией.

Мы с Машей Солоницыной шли по улице в направлении ее дома и беседовали. Она не возражала, когда я предложила ее проводить, даже обрадовалась. И теперь делилась со мной своими трудностями.
– Папенька после увольнения стал нервный, – пожаловалась Маша. – А как обратно на службу приняли, так еще раздражительнее. Куницын сходит с ума, пьет безбожно.
– А с Караваевым как тебе работалось? – поинтересовалась я.
– Трудно, – понизила она голос.
– А что так?
– Неприятный он, – сказала Маша, – мерзкий даже.
– Странно, – сказала я, вспоминая аж трех Караваевских любовниц. – Другие о нем иначе отзываются.
–Так то другие, – Солоницына даже остановилась от волнения. – Мне-то он проходу не давал, все приударить пытался.
– А ты что? – я затаила дыхание.
Если Маша тоже была любовницей купца…
– Терпела, – вздохнула моя спутница. – Все грозился каждый день, что отца уволит, говорил, только ради меня его и держит.
– То есть, ты и Караваев… – попыталась уточнить я.
Но Маша тут же меня перебила.
– Что? Да ты что? – возмутилась она. – Ты что себе придумала?
– Прости, – мне стало неловко. – Я просто…
– Я все его намеки решительно отвергала, – категорично заявила Солоницына. – Да и потом, было у него с кем и без меня потешиться.
Из этих слов, пожалуй, можно было сделать вывод, что Мария и не прочь бы была согласиться на предложение Караваева, будь у нее хоть малейшая возможность выйти за него, к примеру, замуж, или хоть на содержание рассчитывать. Но, работая в доме, она неоднократно убеждалась, что Караваев – человек непостоянный в любви, от того и избегала его.
Меня покоробило от цинизма собственных мыслей. Интересно, а что мне не дает думать, что Маша отвергала Караваева просто по тому, что не способна стать падшей женщиной? Ведь недаром же подобные мысли закрались мне в голову? Или это я просто так увлеклась расследованиями, что готова уже всех подозревать?
Тем временем мы подошли к дому, где жили Солоницыны. На небольшой, неухоженной лужайке стояли качели, а рядом на траве играли две девочки. Увидев нас, они бросили игру и радостно побежали к сестре. Маша обняла и поцеловала обеих:
– Сестрички мои, – пояснила она мне.
– Ты извини меня за этот неприятный допрос, – попросила я, уже стыдясь мыслей, что раньше пришли мне в голову.
– Чего уж там, – улыбнулась Мария. – Что знала – рассказала.
В этот момент старшая из девочек подбежала к нам, показывая карнавальную маску. Точно такие же были на Коломбинах из моего видения!
– Ты где эту маску взяла? – спросила я, хватая девочку за руку. – Где ты это взяла?
– А тебе-то что за дело? – тут же ощетинилась Маша. – Пусть играется!
– Нет, ты спроси у нее, – настаивала я. – Это очень важно.
– Верочка, ты ее где взяла? – повернулась Солоницына к сестре.
– В мусоре за амбаром, – ответила та.
– Тебе нужна эта маска? – спросила меня Солоницына. В голосе ее отчетливо слышалась враждебность.
– Нет, – я посмотрела на нее с изумлением.
Сейчас, защищая сестру, Маша вовсе не производила впечатления трогательной слабости. Такой я ее еще не видела.
– Прощай, – сказала она холодно, и пошла к крыльцу, увлекая за собой сестер.
Я смотрела ей вслед, мучимая сомнениями. Ничего-то я не понимала в этом деле. Убийца - женщина, и даже Яков Платонович с этим не спорил. Но он не подозревал Солоницыну, я это точно знала. Иначе он попросту не позволил бы мне с нею беседовать. А мне вот Мария казалась куда подозрительнее, нежели Алексеева, Поднозова и Стрельцова вместе взятые. И как, спрашивается, я должна со всем этим разбираться?

Решив сделать в расследовании перерыв, я направилась в поместье князя Разумовского, чтобы навестить Элис. За последнее время ее состояние, как мне казалось, значительно улучшилось. Элис, по крайней мере, наедине со мной, стала и живее и любопытнее, проявляя интерес к окружающему, хотя разговаривать по-прежнему отказывалась. Вот и теперь она дала понять, что ее интересует моя сумочка. Я не возражала. И пока Элис перебирала ее содержимое, изливала ей все свои сомнения, связанные со Штольманом. Это было больше похоже на диалог с самой собой, но мне ведь больше не с кем было посоветоваться. Не с дядей же говорить о подобном. Он сегодня уже попытался высказаться на эту тему, спасибо, хоть умолк вовремя.
– Он старше меня, – говорила я, расхаживая по комнате. – И я думаю, может ему было скучно со мной.
Элис не ответила, продолжая изучать замочек сумочки.
– Хотя нет, это навряд ли, – отмела я свою же версию. – Кажется, скучать я ему не давала. Развлекала, как могла.
Элис добралась до карманного зеркальца, что привез мне когда-то дядя. Я однажды обронила его, когда обнаружила тело Татьяны Кулешовой, но Штольман нашел и вернул.
– Пожалуйста, поаккуратней с зеркальцем, – попросила я девушку. – Это мне дядя привез из Европы.
Элис замерла, перестав пытаться открыть зеркало, потом осторожно погладила его, будто хотела сказать, что не причинит вреда. Все-таки я не ошибаюсь. Она меня понимает.
– Но самое главное – нам с тобой держаться вместе, – сказала я, присаживаясь рядом с ней. – Тебе же нравится, что я к тебе прихожу?
Элис открыла зеркальце, поймала солнечный луч и пустила зайчик прямо мне в глаза. А потом у нее дрогнули губы,  и мне на мгновение показалось, что она улыбнется.
Но в следующий миг девушка опустила зеркальце и даже головой покачала, будто упрекая себя за открытость.
– Мне тоже с тобой интересно, – улыбнулась я ей.
Элис взяла мою шляпку, покрутила в руках, а потом надела на голову задом наперед.
– Не так, – помогла я, перевернув шляпку, как положено. – Какая ты хорошенькая!
Она мотнула головой, скидывая шляпку, и теперь я была уже уверена, что улыбка мне не почудилась. На сердце у меня сделалось радостно. Я всегда твердо верила, что Элис может выздороветь. И сегодня получила этому подтверждение.

Пребывая в хорошем настроении, я вернулась домой, но едва зашла, как мою радость буквально ветром сдуло. Холодным ветром потустороннего, предвещающим появление духа. Оглянувшись, я увидела купца Караваева, стоявшего в углу. А в следующее мгновение видение охватило мой разум.

Женская рука, скрытая перчаткой, открывает ящик стола. Там револьвер, и женщина достает его. Затем смотрит на себя в зеркало, что висит на стене в кабинете Караваева, я его припоминаю. На ней костюм Коломбины.

– Убьет, – сказал Караваев, – Снова убьет. Снова.
– Кого? – спросила я.
– Того, кто встал на пути, – пояснил дух и исчез.
Чрезвычайно понятное объяснение! Ох, уж эти духи! Такие путаники. Однако мне следует все-таки предупредить полицию. Вдруг Яков Платонович знает, о чем шла речь?

В управление мне удалось выбраться лишь к вечеру. Сперва нужно было пообедать со всем семейством. Мама сегодня блистала язвительностью, и папа ей потворствовал, так что оставить дядю я никак не могла. После я потащила его гулять, видя, что терпение дядюшки на исходе. В таком состоянии он способен был начудить, чего мне  вовсе бы не хотелось, так что мы гуляли и болтали, пока я не убедилась, что дядя в полном порядке.
В результате в управление полиции я попала лишь когда стемнело. Дежурный, как и всегда, приветствовал меня с улыбкой и доложил, что господин следователь в кабинете. Отлично! Значит, и ждать не придется. Пройдя в кабинет, я торопливо изложила Якову Платоновичу свое видение. Кажется, я снова пренебрегла приветствием, но до условностей ли, когда жизнь человека в опасности?
– Я увидела Коломбину. Она была с револьвером, – рассказывала я взволнованно. – Понимаете, она снова убьет того, кто ей мешает.
– Чаю? – предложил вдруг Штольман.
– Не хочу, – ответила я сердито, видя, что он вовсе не разделяет моего волнения.
– Мне кажется, вы слишком близко к сердцу принимаете это дело, – сказал мой сыщик неожиданно мягко. – Успокоиться вам надо, отдохнуть.
Да что он, в самом-то деле? Неужели не понимает, что тут вопрос жизни и смерти? Будто ребенка утешает, право слово!
– Перестаньте со мной разговаривать, как с больной! – твердо сказала я следователю. – Я бы ни за что к вам не пришла, если бы она не готовила новое убийство.
– И кого она собирается убить? – осведомился Штольман.
– Того, кто встал у нее на пути, – ответила я в некотором замешательстве.
Я-то думала, он мигом разберется, в чем тут дело, и кому грозит опасность.
– Ну, теперь все ясно, – Яков Платонович просто лучился сарказмом, – будем брать с поличным!
– Вообще-то это не смешно, – ответила я сердито.
Стоит тут и язвит! И чай пьет. А я тоже хочу. Отобрав у него стакан, я сделала глоток. По телу сразу разлилось тепло. А сразу не мог мне чаю предложить?
Дверь распахнулась, и вошел Коробейников, сопровождаемый городовым, конвоирующим задержанного. Антон Андреич выглядел очень довольным. Должно быть, строгий начальник дал ему трудное задание, но он справился.
– Уже соскучились, Макар Севастьянович? – обрадовался Штольман при виде арестанта. – Или на воле прохладно стало?
– Почто каплюжные Ваши невинных хватают? – спросил тот, предъявляя кандалы.
Был он высок ростом и телом крепок. Такой в драке не оплошает, хотя возраст немалый, вон, седина всю голосу посеребрила. И лицо решительное, взгляд открытый. Сильный человек. Хорошо, что мой сыщик рядом. Значит, этот бандит до меня ни за что не доберется. И я сделала еще глоток чаю, что он для меня налил. Ну, просто чтобы почувствовать, что он обо мне заботится.
– Да нет, – возразил Яков Платонович, поднимая со стола какую-то бумагу, – весточка пришла из Петербурга, мол, грешок имеется за Макаром Елистратовым. И держать ему путь, как там у вас говорят, в палестины забугорные.
– В Сибирь-то за что? – возмутился арестант. – Лучше к дяде, на поруки.
– Нет, – усмехнулся Штольман, – тюрьму еще заслужить надо. Так что давай, рассказывай байку свою. Если понравится, замолвлю за тебя словечко. А нет – точно тебе по дороге за Урал.
– Мак мы сгрузили опийный, – арестант вздохнул, но все же начал рассказ, – Солоницыну, козлу этому безрогому.
Я охнула про себя. Маша! И ее сестренки. Как же они без отца?
– И не первый раз, как я полагаю, – вмешался в рассказ Елистратова Яков Платонович.
– Ага, не впервой, – кивнул задержанный. – Только Хозяйку ни разу не видели.
– Что за Хозяйка? – голос Штольмана сделался напряженным, будто он понял, что рассказ подходит к самому главному.
– Коломбина, – пояснила я ему. – Я же говорю.
– Среди воров сказывают, она тут за атамана, – продолжил арестант, одарив меня недовольным взглядом. – Только сама ни с кем делов не имеет, только через Солоницына.
– А что за женщина к вам шла возле склада? – спросил его Коробейников.
– Не знаю, – ответил Седой. – Видел я как-то Солоницына, он ей какие-то письма обещал передать.
– Это любовница Караваева, – снова вмешалась я, потому что все детали вдруг сложились в моей голове в одну картину. – Все понятно. А он мне показывал Хозяйку.
– Кто он? – поинтересовался Антон Андреевич.
– Дух Караваева!
Яков Платонович велел увести задержанного. Видимо, как и я, он думал, что узнал от него все, что мог.
– Ну, допустим, – сказал Штольман, когда арестанта увели. – А кто же жертва?
– Тот, кто встал у нее на пути, – ответила я.
И тут же смутилась. Кажется, в моей сложившейся картине не хватало одной очень важной детали. И даже не одной, если поразмыслить.
– Игнатов? – предположил Яков Платонович.
– Нет, подождите! – возразила я торопливо. – Вы сами говорили, что это может быть и Куницын.
– Вы тоже мешаете Хозяйке! – вмешался вдруг Антон Андреевич. – Значит, вы тоже в опасности.
– Ладно, хватит гадать, – отрезал Штольман, – действовать надо.
Действовать Яков Платонович почему-то решил один. Я пыталась пойти с ним, но он отказал наотрез. Да еще Коробейникова подучил никуда меня не выпускать до своего возвращения. Я послушалась, разумеется, но только потому, что вспомнила, что он всего пару дней назад просил беречь его нервы. Ладно уж, я, так и быть, подожду тут, чтобы он не беспокоился.

Мы с Антоном Андреичем вознамерились было выпить чаю, но нас прервал купец Куницын, ворвавшийся в кабинет в состоянии крайнего волнения. Оказывается, сегодня днем Яков Платонович все-таки арестовал купца Игнатова, но Александр Петрович, как и я, этого не знал и прибежал в полицию с заявлением о пропаже. Антон Андреич заверил его, что упомянутый купец в камере, цел и невредим, но Куницын не верил и грозился поднять на ноги полицмейстера и призвать адвоката. Справедливо представляя, кого он станет призывать, а также живо понимая, как отреагирует папа на мое присутствие в управлении в такое-то время, я упросила Коробейникова предъявить Игнатова Куницыну. Пусть убедится, что его московский гость жив и здоров.
– Напрасно вы тревожились, – объявил Коробейников, появляясь в кабинете вместе с Игнатовым. – Вот он, ваш новый компаньон. Жив-здоров, можете убедиться.
– Позвольте, – возмутился Александр Петрович, – но вы так и не объяснили, на каком основании вы задержали господина Игнатова.
– Да–да, потрудитесь объяснить, – прибавил московский купец с вызовом в голосе. – Как вас там…
– Вы задержаны по распоряжению Штольмана, – спокойно  и с достоинством ответил Антон Андреич, не обращая внимания на пренебрежение в голосе Игнатова.
– Простите, а вы в каком чине служите, – поинтересовался Куницын.
– Коллежский асессор, – отрекомендовался Коробейников.
– Правая рука и помощник Якова Платоновича, – не выдержав их хамства вмешалась я.
– Помощник?   – обрадовался Александр Петрович. – Так вот и помогите нам! Любезный Антон Андреич, помогите всего лишь в одном вопросе: позвольте господину Игнатову вернуться домой. Господа, ночь на дворе
– Вот именно, ночь, – ответила я ему. – Ночь, и поэтому вам лучше остаться здесь до утра. Это для вашей же безопасности!
Я же сижу тут, в этом кабинете? Тоже, между прочим, исключительно из соображения моей безопасности. И они пусть сидят. Так Яков Платонович велел.
– А, так вы, мадемуазель, тоже меня охраняете? – подал голос Игнатов. – Может быть, прикажете мальчику за шампанским сбегать?
Я обернулась, готовая дать отпор. Эх, трость Яков Платонович забрал! Не то бы я точно…
– Позволю себе заметить, – вмешался Антон Андреич, – что не подумав сказать все равно что выстрелить, не прицелившись. А посему прошу вас, господи Игнатов, ваши вольности держать при себе. Иначе мне придется послать вас обратно в камеру. Для вашей же безопасности.
Купец собирался еще что-то сказать, но тут отворилась дверь, и на пороге появился Штольман:
– Что за шум?
Все мигом присмирели, даже, как ни странно, Игнатов. Мой сыщик мигом разобрался в ситуации. Он отпустил московского купца и выпроводил их с Куницыным, объяснив, что поймал убийцу. Те пытались возражать, но Яков Платонович был непреклонен. Я поспешила как можно незаметнее усесться за столом Коробейникова, надеясь, что меня не прогонят. Но мой маневр не удался, Штольман видел абсолютно все. Вот только выгонять меня почему-то не стал, только поморщился слегка.
А в следующую минуту я поняла, почему он не пожелал меня выгнать: дверь отворилась, и городовой ввел Машу Солоницыну. Я замерла, боясь даже дышать. Она? Хозяйка? Неужели такое возможно?
Но, увы, это было правдой. Солоницына и не думала ничего скрывать, обстоятельно отвечая на вопросы.
– Значит, это была Ваша идея – перепродавать контрабандный опийный мак? – спросил ее Штольман.
– Моя, – кивнула Мария.
– И вы знали, что такое опий, и как он действует на человека?
– Знала.
Господи, что же будет теперь? Что она наделала? Отец пойдет на каторгу, и Мария тоже. А ее сестры – они же окажутся в работном доме!
– А хозяева складов - Караваев, Куницын, – продолжил допрос Штольман, – они о чем-то догадывались?
– Куницын и сейчас ни о чем не знает, – зло ответила  Солоницына. – А Караваев был сообразителен, додумался!
– И что, понял и начал требовать свою долю, – предположил следователь, – так?
– Он угрожал уволить папеньку! – возмущенно сказала она. – А нас у него трое. Как мы без его жалования, а?
– В изобретательности вам не откажешь, – кивнул Штольман. – Только скажите, как вы узнали, что сразу три дамы заказали себе одинаковые костюмы Коломбины?
Мария ответила ему уничижительным взглядом:
– Я хожу к той же портнихе.
И та с радостью показала ей эскизы, как и мне. А после Солоницына пошла к другой портнихе и заказала точно такой же костюм. Но ни я, ни Яков Платонович не сообразили пройтись по другим ателье.
– Вот оно что, – кивнул Штольман. – А здесь неразбериха, музыка, фейерверки… Вот вам и шанс – аж три Коломбины.
– И ведь все получилось! – Солоницына явно была возмущена тем, что ей помещали. – Если бы не этот чертов Игнатов, который снова начал угрожать уволить папеньку!
Больше  я не могла этого слушать. Не помня себя от гнева и ужаса, я выскочила из кабинета. Она просто чудовище! И я не видела этого, хотя столько лет мы учились вместе. И девочки! Их мир будет разрушен сегодня в одночасье, потому что их сестра решила, что вольна ради своего блага отбирать чужую жизнь. Как может женщина убивать? Как могла Мария быть столь беспечной и не подумать о том, что случится с ее сестрами, если их с отцом поймают?
– Анна Викторовна, – раздался позади меня знакомый голос, – ну, подождите!
– Извините меня, – сказала я догнавшему меня Штольману, изо всех сил стараясь взять себя в руки. – Конечно, мы не были близкими подругами, но я хорошо ее знала, и… Зрелище чудовищное.
– Я провожу вас, – сказал он.
Нет, только не сейчас. Мне нужно поплакать, как он не понимает? Я же не могу плакать, когда он на меня смотрит!
– Не надо, – сказала я. И прибавила, вспомнив наш разговор. – Вы забыли? У нас же нейтралитет.
– Да помню я, – досадливо мотнул он головой, отметая мои возражения. – Ночь на дворе.
Я взглянула ему в лицо. Мой сыщик выглядел совсем усталым. Должно быть, ему очень тяжело. Ужасная это работа – все время общаться с людьми, которые ни перед чем не остановятся и даже убьют, лишь бы достигнуть желаемого. А он в этом каждый день, всю свою жизнь. И если он иногда сердится без повода или ошибается, то как можно на него злиться?
Он так устал. Но это нескончаемый путь. И не важно, что он сам его выбрал. Важно лишь, что у него нет никакого выбора теперь. Я могу рассуждать о том, должна ли я вмешиваться или нет. Он – не может. Потому что эта работа – его суть, его предназначение. А я могу лишь помочь ему, чем смогу, а еще принять его таким, какой он есть. Пусть ругается, кричит, пусть говорит глупости. Я рядом, и, хоть он этого и не знает покамест, я всегда готова его поддержать и даже защитить, если придется. И когда-нибудь он это обязательно поймет. И тогда мы сможем быть вместе.
Мой сыщик все смотрел на меня, и я видела, что он отчаянно беспокоится. Может, и надо бы было позволить ему проводить меня, но я представила себе, как мы снова, ведь сколько раз это уже было, неторопливо идем по спящему Затонску. А потом я пойду домой, где меня будет ждать постель, а он вернется сюда в участок, потому что у него работа.
Нет, пусть лучше остается. Если не потратит на меня время, может, хоть ляжет пораньше. Не желая длить спор, я просто обняла его, чтобы он знал, что я отказываю не потому, что сержусь:
– Сама дойду.
Он обнял меня в ответ, прижал крепко-крепко, и я поторопилась отстраниться, понимая, что еще одно мгновение – и я вообще не смогу от него уйти.
– До свидания, Яков Платоныч, – сказала я уже в дверях.
Он смотрел мне вслед молча и, кажется, чуть-чуть растерянно. Может, зря я ухожу? Может, лучше мне вернуться сейчас?
Я торопливо вышла на улицу и прикрыла за собой дверь. Нет, все я правильно делаю. Пусть лучше отдохнет. У нас еще будет время.
   

 
Следующая глава     Содержание

 
Скачать fb2 (Облако Mail.ru)       Скачать fb2 (Облако Google)