ЧАСТЬ 1
Глава четвертая
Беспокойный дух


Над «бывшими», когда они попадали ему в руки, товарищ Куренной любил изгаляться с особым усердием. Не мог им простить  «жизнь свою горемычную, изуродованную проклятым царским режимом». Васька однажды попробовал спросить, что же такое сотворили с его жизнью слуги «проклятого режима». Куренной сразу смолк, смерил его суровым взглядом и с тех самых пор терпеть его не мог.
«Ненадёжный ты человек, Смирной! – говорил начальник. – Нет у меня к тебе доверия».
Васька может и обижался бы на такое, но товарищ Куренной у него тоже великого уважения не вызывал. Был он шебутной, болтливый и, что греха таить, сыскного дела не знал. Собирать улики и делать из них выводы совсем не умел. А опрос свидетелей часто превращался у него в допрос, в результате коего свидетели становились подозреваемыми, а потом и обвиняемыми. Пуще же всего Куренной не любил, когда кто-то оказывался умнее него. А это было вовсе не хитрое дело.
И вот, встретятся лицом к лицу товарищ Куренной и легендарный сыщик…
«Убьют, - с тоской думал Васька. – Из-за меня убьют. Разделают, как бог черепаху, а потом убьют!»
И такая тоска придавила, что хоть вовсе не живи. Ляг вот тут на лавку в прокуренном общем вагоне, закрой глаза – и перестань быть. Потому что такое, что ты сотворил, простить попросту невозможно.
На встревоженные расспросы тёти Лизы и Егора Александровича он отвечал глухо и смутно, не решаясь толком признаться, что натворил. Словно боялся, что произнесённые вслух его опасения непременно сбудутся. Ох, сколько ж ехать-то ещё!
И как он мог даже мысли не допустить, засовывая арестованного в камеру, что это может быть настоящий Штольман? Веру Яковлевну, небось, сразу разглядел – что на картинку из книги похожа. А самого сыщика не узнал. Хотя, признаться, не на портрет Якоба фон Штоффа он часами в детстве любовался. Да и Штольман был в жизни каким-то другим. Не таким, как Ребушинский описал. Может, дело в годах? Или в чём-то ещё, чего он теперь и понять-то не успеет.
Дочь сыщика сидела напротив и сверлила его невозможными синими очами. И глядеть бы в них не отрываясь, только сил не было. Потому что из-за него, Васьки, нависла над седой головой легендарного героя смертельная угроза.
- Вера Яковлевна, вы… вы спите. Всё будет хорошо!
Сказал и вспомнил, что эти самые слова написал в своей записке Яков Платонович. И затеплилась в сердце зыбкая надежда. Если сам великий сыщик так считал, может, и впрямь, всё окончится хорошо?
А только Штольман не знал про товарища Куренного. Откуда ему было знать?
Посреди ночи Васька всё же свалился в глухой, неверный сон, в котором он то бежал во тьме впереди паровоза, а то вдруг видел измордованного, полуживого сыщика у изрытой пулями кирпичной стены. И сам Василий оказывался тут же, и понимал, что сейчас их убьют обоих. А кто-то невидимый и равнодушный подавал безмолвный знак…

* * *
Когда поезд, сипя и выдыхая пар, неторопливо подкатил к перрону, Василий уже маялся в тамбуре. И соскочил с подножки прежде, чем колёса замерли окончательно. Вот  только женщины так прыгать не могли, потому ему пришлось их подождать. Являться в отделение без свидетелей смысла не имело.
На привокзальной площади он схватил первого попавшегося «ваньку», бесцеремонно оттолкнув какого-то толстого нэпмана:
- Посторонитесь, гражданин! Милиция.
В пролётке уместились все четверо, и Смирной скомандовал:
- Гони! Что есть духу гони на Васильевский!
Извозчик пытался спорить, дескать, ближний свет, чтобы лететь, как угорелые. Васька его не слушал. Часы на башне Государственной Думы показывали без четверти десять.
Своих часов у него не было, и дальше счёт времени он потерял. Но до отделения они всё равно ехали невозможно долго. Так долго, что, должно быть, всё уже давно решилось. С пролётки Василий тоже слетел, не дожидаясь остановки. И сразу же помчался вглубь здания – туда, где располагались камеры для задержанных. Хлопотливый говорок товарища Куренного доносился из канцелярии.
Васька промчался по коридору и кинул на бегу дежурному:
- Третью открывай!
Как хорошо, что он запомнил, куда Григорий увёл Штольмана! Не пришлось время на выяснения терять.
- Яков Платонович, скорее! – гаркнул он с порога.
Сыщик обернулся на зов, удивлённо вздёрнул бровь, потом без суеты поднялся с кровати и взял свой пиджак. Натягивал он его уже на ходу, подстраиваясь под торопливый Васькин шаг. А Васька всё не мог привыкнуть, что сейчас бежать как раз не надо. Голос Куренного приближался.
Штольман пытался завязать галстук, но делать это набегу было не слишком удобно. За углом они едва не налетели на начальника райотдела. Товарищ Куренной, почти воткнувшийся в грудь сыщика, нехорошо сощурился:
- Смирной, это ещё тут кто?
- Это товарищ Штольман. Из Московского угро.
Начальник практически перегородил им дорогу. Сейчас начнёт допытываться, что делает агент МУРа в Василеостровском отделении. Без галстука. Оставив попытки его завязать, сыщик в последний момент сунул галстук в карман.
Коротко кивнув Куренному, Штольман обошёл его по крутой дуге и бросил через плечо замершему Ваське:
- Подельников Зяблика нашли?
- Нет ещё, Яков Платонович! – Васька догнал его в два прыжка. – Я нынче займусь.
- Мамонов ваш пусть займётся. Вы мне для другого дела нужны, - сказал сыщик, недовольно покачав головой.
Спиной Васька чувствовал изумлённый взгляд Куренного. Но начальник их почему-то не окликнул. Они уходили всё дальше, и внутри у Васьки, как воздушный шар, начинало разрастаться ликование.
Не оборачиваясь, Штольман тихо спросил:
- Вас как зовут, молодой человек?
- Василий Смирной… Степанович… - невпопад ответил он, ощущая себя мальчишкой, который бежит за учителем.
Они вылетели в дежурку, где за барьером маялись неизвестностью тетя Лиза, Вера и Егор Александрович. Вера Яковлевна аж засветилась вся, увидав отца, но на шею не кинулась, должно быть, распознав по лицам, что всё сложно. На прочих Штольман даже не взглянул.
Тётя Лиза выступила вперед, вытянув шею и вглядываясь в лицо сыщика.
- Яков Платонович, а вы меня не узнаёте?
Штольман, рассовывавший по карманам  оружие, часы и документы, поднял на неё хмурый взгляд. Радости узнавания в этом взгляде не отразилось.
- А так? – тетя Лиза задорно отступила на шаг и картинно вскинула руку. – Скажи-ка, дядя, ведь недаром!..
- Василий Степанович, гоните на улицу весь этот цирк, - недовольно бросил Штольман, отворачиваясь.
На лице у Лизаветы Тихоновны замерло недоуменное и обиженное выражение. Васька, не чинясь, вытолкал их за двери. Благо, учитель и Вера Яковлевна не сопротивлялись. За спиной послышался голос Куренного, и Василий заспешил обратно.
- Значит так, - сказал ему сыщик, словно продолжая начатый разговор. – В России их не сбыть, стало быть, есть у них канал вывоза за границу. Не на лодке же они через Финский залив их переправляют.
- Понял, Яков Платонович, - с готовностью отозвался Васька, мгновенно входя в роль. – Сейчас же поеду на Финляндский вокзал.
Штольман сухо кивнул:
- Опросите проводников. Сверьте списки пассажиров. Ищите тех, кто регулярно катается туда и обратно. Те, кто едет однократно, нас не интересуют.
- И проводников проверять?
- И проводников, - подтвердил сыщик.
- А вы куда?
- А я в Эрмитаж наведаюсь. Нам эксперты нужны.
С этими словами Штольман, наконец, невозмутимо покинул отделение. Васька шёл за ним, недоумевая, как двое суток назад мог счесть этого человека стариком. Если сейчас он, молодой, здоровый лоб, за ним едва поспевает. И двигался, и мыслил сыщик очень стремительно.

* * *
Тётя Лиза, Вера и Егор Александрович ждали их на берегу залива. Теперь девушка-весна могла без помехи повиснуть у отца на шее. И суровый Штольман выглядел немало этим растроганным. Лицо смягчилось, на худых щеках обозначились ямочки. Он подержал дочку в объятиях, потом вынул из кармана злополучный галстук и принялся приводить себя в порядок.
- Дай я, - произнесла Вера Яковлевна и в мгновение ока завязала ладный узел. – Вот так!
А потом победно улыбнулась и чмокнула отца в щёку, нисколько не стесняясь посторонних. Радость словно брызгала от неё во все стороны.
Тётя Лиза взирала на это всё  глазами, полными слёз. Подойдя к ней, сыщик принялся вдруг поправлять левый рукав.
- Лизавета Тихоновна, это вас я должен благодарить? – отрывисто спросил он.
Тётя Лиза тихо охнула и закусила платочек, который комкала в руках.
- Вы меня признали, Яков Платонович?
- Да дело-то не хитрое, - хмыкнул Штольман. – Как вы на сцену вышли, так сразу и признал. Мадемуазель Жолдина. Актриса Больших и Малых императорских театров.
Тётя Лиза тихонько хихикнула. Потом вдруг сделалась небывало серьёзной.
- Спасибо!
Бровь старого сыщика поднялась в удивлении.
- Это за что?
- Спасибо, что актрисой меня помните, а не…
- А не Музой литератора Ребушинского? – насмешливо спросил Штольман.
- Господи! – охнула она. – И об этом знаете?
- Так господин Игнатов рассказывал. Очень он был вами впечатлён.
Тётя Лиза вновь закусила свой платок, теперь уже в явном раздумье.
А Васька преисполнился тихой благодарности к сыщику, который, явно, был человеком резким и неласковым, но о прошлом девицы Жолдиной вспоминать решительно отказался.
Учитель стоял рядом и улыбался светло и открыто. Поймав на себе пристальный взгляд сыщика, спросил:
- А меня не помните, Яков Платонович?
Штольман думал всего пару мгновений.
- Ну, это проще. Егор Фомин, - сказал он. – Дело купца Епифанова.
Улыбка Егора Александровича стала ещё шире, и сам он внезапно показался Ваське почти мальчишкой.
- Анна Викторовна вам обрадуется, - пробормотал сыщик.
И церемонно подал руку Елизавете Тихоновне. Кажется, Штольман задался целью ввергнуть тётю Лизу в совершенную уже растерянность. Или он не замечал этого? Васька увидел насмешливую искру в голубых глазах детектива. Как же! Всё он замечал. Нарочно делает.
- Василий Степанович, а вы чего там встали? Идёмте!
- Мне же на Финляндский вокзал.
- Успеете на вокзал, - повелительно бросил Штольман.
Васька поспешно кивнул и присоединился к процессии, радуясь, что его не оставили  одного. А ведь имели право – после всего, что он натворил. Вера Яковлевна невольно оказалась рядом с ним. Заметив его взгляд, независимо хмыкнула, передёрнув плечиком, и приветливо улыбнулась Егору Александровичу. Учитель, улыбаясь в ответ, предложил ей руку.

* * *
В доме на Пятой линии всё было почти так же, как два дня назад. Снова противно дребезжал звонок в пустой прихожей. Потом по ту сторону двери раздались шаги, только были они на этот раз вовсе не ровными и не спокойными.
- Кто там? – голос хозяйки звучал надтреснуто.
Сыщик негромко позвал:
- Аня!
В тот же миг дверь распахнулась, и наружу шагнула женщина с исстрадавшимися, тёмными от боли глазами. Штольман тоже сделал шаг ей навстречу, так что они просто влетели друг другу в объятия.
- О-ох! - по-бабьи длинно и тяжко вздохнула Анна Викторовна, но не заплакала, только крепче прижалась к мужнему плечу.
- Васька, не глазей! – сказала тётя Лиза страшным шёпотом.
Он и рад был не глазеть, но не отворачиваться же, в самом деле. Или зажмуриться? Тоже глупо как-то выходило. Сама Лизавета Тихоновна, между прочим, глазела ещё и как. И прижимала к губам промокший от слёз платок. Никогда Васька не видел, чтобы «товарищ редактор» по-настоящему плакала.
- На меня тоже не глазей, - прошипела она.
Да куда ему деваться-то, коли глаза есть?
Тем временем Штольман чуть отстранился, но ладонями продолжал придерживать жену за плечи. И взгляд был мягкий.
- Аня, в доме есть, чем гостей принять? Я не один пришёл.
Анна Викторовна подняла голову, вгляделась в визитёров, столпившихся за спиной у сыщика, а потом произнесла с каким-то радостным удивлением:
- Лиза?.. Батюшки, Егор!
- Барышня! – выдохнула Лизавета Тихоновна и вдруг кинулась хозяйку обнимать.
Снова возникла толчея, на сей раз восторженная. И даже Штольман едва заметно улыбался. В доме, конечно, ничего не оказалось, но Вера Яковлевна взяла всё в свои руки и отправилась в булочную и в бакалею. Ваську она прихватила с собой в качестве тягловой силы. Он и не сопротивлялся вовсе. Ощущение было, точно сбылся обещанный праздник, или просто снился ему очень хороший сон.
Когда вернулись через малое время, на керосинке уже шкварчала сковородка, разнося по дому одуряющий аромат жареной на постном масле картошки. Васька чуть не захлебнулся слюной. Из авоськи, которую он нёс, не менее соблазнительно пахло ржаным хлебом и селёдкой.
Потом собирали на стол в большой комнате, спихнув с него какие-то мудрёные чертежи, которые Вера Яковлевна собрала и унесла в кабинет. Ваське казалось, что вопли его желудка слышны, должно быть, аж у самого Залива. Но рядом с ним была девушка-весна. И немыслимо было вид подать, как ему есть хочется - точно он дикарь какой-то. Хозяева были приветливы, но по их поведению во всех мелочах чувствовалось, что они «из благородных». Смирной никогда не стыдился своего пролетарского происхождения, но сейчас он шелохнуться боялся, чтобы не сотворить что-то неподобающее.
Пока женщины сновали из кухни в столовую, оживлённо рассказывая друг другу, что сотворилось за прошедших тридцать лет, Штольман взял Василия за рукав и отвёл к окну.
- Вы давно в милиции служите?
- Так с семнадцатого года, - выдохнул Васька, почему-то страшно волнуясь.
- Ну, значит, опыт имеется.
- Только я не здесь, я в Затонске… Здесь я прикомандированный.
На тонких губах Штольмана обозначилась непонятная улыбка.
- Затонский, говорите? Ну, так я вас к себе прикомандирую, если не возражаете. Мне с затонскими работать привычнее.
Ещё бы он возражал! Сердце затрепыхалось, как овечий хвост.
- При мне будете. Не оставлять же вас этому купчику, от которого мы бежали в такой спешке. Как я понимаю, в смысле сыска он безнадёжен?
- Купчику? Это вы про товарища Куренного? Так он говорит: «Я - рабочая косточка!»
Штольман усмехнулся:
- А вы на руки его поглядите. Ваш товарищ Куренной отродясь ничего тяжелее стакана не держал. Много нынче таких «товарищей» в партии да в милиции пригрелись, при власти, при оружии. На задержания-то не ходит?
На задержания Куренной, и вправду, не ходил. Охотно ходил он на экспроприации. И у Васьки всё это на глазах было, только видеть не хотел. А Штольман только глянул бегло и вмиг разглядел начальника райотдела насквозь.
- Да вы не переживайте, Василий Степанович, - кинул сыщик, словно пожалев о том, что расстроил его. – Послужите с моё – тоже научитесь влёт определять, кто чего стоит. И у кого кость белая, а у кого рабочая, в нашем деле не слишком-то важно. От топора ломаются одинаково.
- Яков Платонович, - решился поднять глаза Смирной. – А что за дело там с контрабандой через границу? Картины, что ли?
Следователь глянул остро, но одобрительно.
- Соображаете. В Питере орудует банда, изымающая художественные ценности. Представляются сотрудниками милиции. Действуют аккуратно и живых свидетелей не оставляют.
- Не может это быть милиция! – возмущённо выдохнул Васька.
- Сейчас всё может быть, - хмуро ответил Штольман, недовольно качнув головой.
В столовую внесли сковороду с картошкой, и говорить о делах сделалось совершенно невозможно.
- И ещё вопрос, - спросил сыщик, глядя на него оценивающим взглядом. – Вы когда ели?
Васька сглотнул слюну, а ответить не смог.
- Ну, так ешьте, - велел Штольман. – Нечего обмирать!
 
А всё же Васька обмер. Картоха была вкусная до изумления. И селёдка к ней, с лучком. Но – одна сковородка на шестерых…
Увидев, что он скромничает, вмешалась теперь уже Анна Викторовна:
- Вы ешьте, Вася. Мальчики в вашем возрасте всегда голодные.
И тихонько вздохнула.
- Это уж точно! – хмыкнула Вера Яковлевна. – Митя с Максимом эту сковородку вдвоём уплели бы в один присест.
- Сын ваш в Туркестане? – спросил Егор Александрович, верно угадав печаль матери. – Там фруктов много.
- Я знаю, - кивнула Анна Викторовна. – Митя пишет, что в прошлом году было голодно, а сейчас в РККА с довольствием всё в порядке.
- Туркестан - даль-то какая! – охнула тётя Лиза. – Как же их туда занесло? И обратно когда ж?
- Да вроде пока не собираются, - ответил сыщик.
Вера Яковлевна многозначительно усмехнулась, делаясь вдруг похожей на отца:
- Брат об этом не пишет, но Максим проговорился. Барышни у них там, у обоих. Вымани их теперь оттуда!
- Мальчики по-казахски оба хорошо говорят, - пояснила Анна Викторовна. - Максимушкин отец из тех краёв. Такие командиры там очень нужны: с языком и с опытом.
- Не из тех он краёв, - строго поправила дочь. – Дядя Карим - с Зайсана.
- А это где ж такое? – поразилась Елизавета Тихоновна.
Василий тоже не мог припомнить, сколько ни силился. Впрочем, где ему помнить? Когда Российские губернии изучали, он про сыщиков читал. И перелётных тюленей ловил.
- У китайской границы, - коротко ответил Штольман.
- Красиво там! - мечтательно улыбнулась Анна Викторовна.
Глаза у тёти Лизы засветились то ли восторгом, то ли ужасом:
- А вы и там были?
- Да мы много где были, - кривовато улыбнулся сыщик. – Беспокойный из меня дух получился. Вот как закопали, так мы и понеслись  по всему свету: от Яркенда до Парижа.
- Это через Тихий океан? – оживился учитель.
- Нет, через Тибет и Индию.
- Всю жизнь географию преподаю, а нигде не был, - грустно сказал Фомин. Потом пристально поглядел куда-то в пустоту у окна. - Анна Викторовна, а вам этот дух жандарма в доме не мешает?
Духовидица вдруг смешалась, глядя в сторону.
- Какого жандарма? – нахмурился сыщик.
- Да, помните, был такой в Затонске в том году, когда ко мне Епифанов являлся? Он к отцу моему приходил.  Вы бате потом сказали, что он из жандармов. Коренастый такой, седой, с бородкой.
Взгляд Якова Платоновича враз сделался острым:
- Ну, помню. Так что?
- Так он здесь сейчас. И не в первый раз, я думаю. Я потому и спросил.
Сыщик медленно повернулся к жене.
- Анна Викторовна, ничего мне сказать не хотите?
Женщина глянула виновато, но отвечать пыталась как ни в чём ни бывало:
- Ну, да. Жан Лассаль. Он приходит… иногда.
- А я-то гадаю, что с вами такое! И когда вы мне сообщить об этом собирались? На смертном одре?
Штольман выглядел очень сурово, от него прямо холодом веяло.
- Яша, ну является ко мне дух. Они всегда приходят, не спросясь.
- Но болеете вы от них не всегда.
Васька не мог взять в толк, с чего Яков Платонович сердится, но, видать, была причина. И, кажется, сыщик и спиритка сейчас ссорились. Анну Викторовну было жалко. И вид у неё, точно, был больной. И дух этот недружественный, видать. И муж ругается.
- Я могу его прогнать, - осторожно сказал учитель.
- Сделайте милость, Егор Александрович! – отрывисто пробормотал Штольман. – Не могу взять в толк, чего этому господину под каслинским крестом не лежится, но в моём доме он точно лишний.
Васька воззрился на него с изумлением. Под каслинским крестом? Это в могиле Штольмана, или как? Впрочем, вот он Штольман – живой и здоровый. И вид у него очень сердитый.
- Только… дамам это лучше не слушать, - почему-то смутился Фомин.
Потом встал, отошёл куда-то в угол, повернувшись ко всем спиной, и тихо произнёс несколько слов, адресуясь куда-то в пустоту. И то, что Васька услышал, заставило вспыхнуть уши.
- Ого! – заметил Штольман. – Оказывается, и так тоже можно? Не только зеркалами?
Егор Александрович, поняв, что слова его разобрали, заполыхал вровень со своей шевелюрой, но ответил спокойно:
- Да способ-то известный, народный. Матерная брань – она ведь в древности оберегом была от злых сил. Это потом уже затрепали всуе. Только помогает это не навсегда. Потом дух опять явиться может.
Охранительные речи учителя, кажется, услыхали не только мужчины. Тётя Лиза хихикнула. Вера Яковлевна изумлённо расширила глаза. И Анна Викторовна улыбнулась наконец.
- Ушёл.
Муж покосился на неё, но уже без прежней свирепости.
- Не выдержал всей мощи русского языка! А скажите, Егор Александрович, это только медиуму по-матушке можно? Или полицейский, скажем, тоже загнуть имеет право? –  сыщик вдруг показал в улыбке зубы.
- Яков Платонович, а вы неужто слова такие знаете? – оживилась тётя Лиза.
Сыщик улыбнулся ещё шире, но на этот раз как-то иначе.
- А вы полагаете, что если я в архангельском чине пребываю, то и глаголать должен языком ангелов? Не бывает таких полицейских, Лизавета Тихоновна. Это вы меня с Якобом фон Штоффом попутали!
И все вдруг расхохотались. Смех словно бы смыл последнюю неловкость. А Васька подумал, что герои Ребушинского похожи на настоящих сыщика и медиума, как детские рисунки на живых людей. Живые Анна Викторовна и Яков Платонович были совсем другими. У тех, книжных – принца в изгнании и графской дочки – точно не могла бы собраться такая пёстрая компания: журналистка из бывших девиц Заведения, учитель из простых, парень-милиционер из Слободки. Вот бы в книжке городового-то за стол позвали! Живые Штольманы – они были… хоть и не простые, а настоящие – иначе не скажешь. Хорошо с ними было, хоть и не прилагали они к этому никаких усилий. Неспроста, когда они исчезли, осиротевший город принялся рассказывать сказки про сыщика и медиума, чтобы ещё хоть мало погреться подле них душой.
И глядели они сейчас друг на друга так, словно за тридцать лет не нагляделись. И Анна Викторовна вдруг стала такая красивая, точно все годы с неё враз слетели. А взгляд Штольмана светился горькой нежностью…
- Ох, засиделись мы! – подхватилась тётя Лиза. – Поезд совсем уже скоро, а ещё добираться. Вася, проводи меня!
Василий тоже подскочил, поняв, что совсем уже неприлично глазеет на хозяев дома. Вот только проводить «товарища редактора» он никак не мог. Ему же сыщик поручение дал.
Видя его замешательство, Штольман повторил распоряжение:
- Василий Степанович, вы поезжайте на вокзал.
- На Финляндский? – переспросил Смирной.
Сыщик покачал головой, досадуя на непонятливость новоявленного помощника:
- На Николаевский. Проводите. Завтра на Финляндский съездите и мне доложитесь. Я дома буду, - он покосился на жену и добавил со вздохом. – Отдохнуть мне надо.
 

 
Следующая глава       Содержание
   

Скачать fb2 (Облако Mail.ru)         Скачать fb2 (Облако Google)