Глава вторая
«Я возвожу своё жилище по праву», — гласила строка из Песни Пробы. Если бы не дельные советы Шаны, бабушки Тимор-Алка, Крокодил, наверное, так бы и жил под кустом неподалёку от своего белкового завода. А мыться ходил бы в душевую при заводском спорткомплексе.
Но семена, которые он получил в обмен на значительную часть имевшихся у него ресурсов, были правильно посеяны и быстро дали всходы. И теперь он мог принимать Консула планеты Раа в гигантской плетёной корзине со всеми удобствами, даже с мансардой и балконом.
Выменянная Крокодилом после развода однокомнатная квартира на Земле с семиметровой кухней и захламлённой холостяцкой комнаткой на пятнадцатом этаже ни в какие подмётки этой корзине не годилась.
«Вот, можно сказать, с первой же зарплаты дом купил. Светка бы обзавидовалась. Если бы увидела, как я устроился, точно назад бы прибежала. Бросила бы этого своего в Германии. Или в Англии. Если даже Шана похвалила, какой хороший дом у меня получился, думаю, и Тамила Аркадьевна одобрила бы. По крайней мере, в качестве дачи».
Интересно, это во всех населённых мирах тёщи такие вредные, что ни один зять, будь он хоть семи пядей во лбу, им не угодит? Тёща Андрея, Тамила Аркадьевна, была та ещё грымза, но Шана — это прямо-таки воплощённая идея тёщи. Эйдос, эталонная форма. Светка бросила неудачника Андрея — в глазах Тамилы Аркадьевны в этом виноват Андрей. Альба бросила блистательного Аиру — в глазах Шаны в этом виноват Аира.
«Но что за закон подлости — стоило мне устроиться по-человечески, как тут эта кутерьма со взрывом солнца! Эх, какую планету засрали вы своим бредом, полноправные граждане!»
Ранний вечер развешивал по пригасившему яркость небу всё новые и новые огни — орбитальные комплексы, эшелоны спутников различного назначения, энергогенераторы и просто звёзды, — когда появился Аира. После кратких приветствий Крокодил позволил другу крепко взять себя за запястья и взять те позитивные эмоции, которые образовались у донора за время, прошедшее с их последней встречи. Несмотря на склонность землянина к брюзжанию, хорошего накопилось достаточно.
Радость от чистого воздуха. От утреннего плавания в прозрачной реке. От тёплой, радующей глаз светляковой подсветки, которую Крокодил соорудил у себя в гостиной. От удачно получившихся табурета и стола, которые он смастерил своими руками по чертежам из информатория и пиломатериалов из службы доставки. От питьевого фонтанчика в форме ракушки. От пока ещё зыбкого, но потихоньку образующегося чувства дома, в который хочется возвращаться. Где тебя ждут, по крайней мере, родные стены.
Всё это были радости обывателя, конечно, но ведь Крокодил и не метил выше. Повысили ему индекс социальной значимости с одной пятимиллиардной до одной пятисотмиллионной за помощь Консулу Махайроду во время экспедиции на спутник-стабилизатор — и на том спасибо. Ему и от первоначально присвоенного индекса тоже было как-то ни холодно, ни жарко. Главное, что подкинули ресурсов на дом.
Подпитавшись от энергии Андрея, Аира стал выглядеть совсем другим человеком. Седина в его длинных («индейских») волосах исчезла, десяток лет пропал с лица вместе с морщинами, глаза заволокла благодушная фиолетовая пелена, в жестах появилась вальяжность. Он без приглашения, как у себя дома, растянулся на травяном ковре, расстегнул на груди свой чёрный комбинезон большого начальника, заложил руки за голову — и снова стал похож на того молодого инструктора Пробы, которого Крокодил впервые увидел на острове.
Обычно Консул предпочитал носить на поверхности планеты просторные рубашки или безрукавки и широкие штаны или шорты до колен («пляжные», называл их про себя Крокодил), которые не отличали его от любого другого человека на Раа. Но сегодня он, видимо, так спешил, что не успел переодеться, и теперь мусолил о ковровую траву Крокодилова дома свои тряпки со статусными нашивками. Только деревянная плашка полного гражданства, висевшая у Аиры на шее, была по виду точь-в-точь такой же, как у Крокодила. Но там была записана совсем другая информация, чем у Андрея-Пустое-Место-Строганова. Совсем-совсем другая.
Впрочем, несмотря на расслабленную позу и умиротворённое выражение на лице Аиры, глубинное напряжение в его душе осталось. Крокодил уже научился это чувствовать.
Ему самому после донорского сеанса требовалась передышка, и он тоже лёг на живой зелёный ковёр, благо места в гостиной хватало. Чувство было, как от кровопускания, описываемого в литературе начала XIХ века («спешно привезённый лекарь отворил барину кровь»): лёгкость и лёгкая возбуждённость и при этом едва уловимая неуверенность в движениях.
Глядя в потолок, сплетённый из толстых и тонких веточек, землянин вдруг вспомнил анекдот про Шерлока Холмса и доктора Ватсона в палатке. Рассказать?
Консул Раа с затруднениями понимал земной юмор, но был небезнадёжен; стараниями Андрея Строганова в их дружеский язык уже вошли выражения «шашечки или ехать», «здесь вы там не найдёте» и «кто не все, того накажем».
Для лучшего усвоения анекдота Крокодил начал издалека, с кратким предисловием о героях Конан-Дойля. Заодно вкратце объяснил Аире, что такое настоящая литература, а не те писульки, которыми балуются жители Раа в информационной сети.
Итак, дано: два друга. Один весь такой из себя — и ума палата, и бокс (тоже с объяснениями), и игра на скрипке (и тут пришлось объяснять; с музыкой на Раа дела обстояли так же плохо, как с литературой; практически вся музыкальная культура сводилась к подражанию звукам живой природы). А второй друг — просто хороший врач и хороший человек, но не более того.
Консул, перевернувшись на живот и положив голову на скрещенные руки, внимательно слушал, словно пацан-первоклассник в летнем лагере из повестей Крапивина. Вдохновившись таким вниманием, Крокодил для доказательства феноменальной проницательности великого сыщика пересказал «Собаку Баскервиллей», а потом, собственно, перешёл к анекдоту. Шерлок Холмс и доктор Ватсон поехали отдохнуть на природу, и Ватсон размечтался, глядя на звёзды, а Холмс сделал вывод, что кто-то спёр их палатку.
Реакция была обычная: приподнятые брови и полуулыбка. То ли скептическая, то ли растерянная, то ли высокомерная.
— И кто же украл у них палатку? — спросил Консул, когда пауза затянулась.
Крокодил только махнул рукой и поднялся на ноги.
— Эх, не понял ты соли! Ну, смотри: Ватсон — он весь такой поэтический, такой настроенный на чувство прекрасного… С идеями! А Холмс взял да и рубанул правду-матку: все эти звёзды и идиллический пейзаж — знак того, что над их головами палатки уже нет. Материалист до мозга костей.
— Рубанул? Правду? Матку? — озадаченно спросил Аира, оставшись в положении лежа.
— Это лингвопроблемы, — поспешил сказать Крокодил.
Потому что неподходящее слово вдруг вызвало в памяти чудовищный образ. Бред, порождённый Тимор-Алком на Пробе под влиянием галлюциногенов, а затем повторившийся и на на стабилизаторе. И повергший Крокодила в шок. Гигантская беременная матка во всех анатомических подробностях, закреплённая на воображаемых (страшное слово для жителя Раа) подвесах. Даже Сальвадор Дали не был до такой степени безумен, чтобы придумать подобное. Тимор-Алк, впрочем, тоже ничего не придумывал. Просто припомнил (есть такое слово у Платона — мимезис), как находился в утробе у обезумевшей Альбы перед освобождением из заточения.
Но Аира если и уловил мысль Крокодила, то вежливо сделал вид, что ничего не заметил.
— Ладно, проехали, — хозяин дома разогнал наваждение энергичным выдохом (а перед глазами всё ещё стояло то). — Давай, колись, зачем пожаловал? Я так понимаю, что у тебя ко мне какое-то страшно серьёзное дело? А я тут анекдотами тебя отвлекаю от дел космического масштаба и космической же, хм-хм, важности.
— Колись? — Аира снова вопросительно глянул на друга. — Это… Тоже маленькая забавная история? Или линкво-проблемы?
— Лингво, — кивнул Крокодил. — После стабилизатора у меня ваш язык временами сбоит. «Колись» у нас значит «рассказывай начистоту». Не тяни.
Он знал, что стол и табурет Аира проигнорирует, поэтому достал из резного короба и расстелил подаренный Шаной к новоселью коврик, принес нехитрое угощение и, кое-как усевшись по-турецки, жестом приглашая друга присоединиться к трапезе. Раянин благодарно кивнул.
За неполные четыре месяца жизни на диете Раа Крокодил похудел, пожалуй, на килограмм пять. Притом, что он и на Земле не был склонен к полноте и, даже питаясь бутербродами, пиццей, и пивом, сохранял сухощавость.
Интересно, как плотному плечистому Аире удаётся поддерживать своё тело на хлебных плодах и йогуртовых стручках в такой форме? Или он высасывает дополнительную энергию из деревьев? Или из своих подчинённых? А может, попросту ест мясо? Как говорил монарх Йагупоп 77-й из старого детского фильма, «королю всё прилично».
— Ты посадил хорошую траву, — похвалил Консул, перетекая из лежачей позы в такую же вальяжную сидячую, похлопывая по ковру и умащиваясь перед ковриком с едой.
«Ну, в посадке травы мне вас не переплюнуть», — подумал Крокодил, внутренне передёргиваясь от навязчивого воспоминания о сладковатом вкусе на губах. И об уродливых растениях, из которых Аира так привычно-умело извлекал ядовитый сок, заставляя бедных пацанов на острове пить эту дрянь. Галлюциногены в культуре Раа неразрывно связаны с самым жестоким из испытаний Пробы — вытаскиванием наружу душевных проблем, болезней и комплексов. Вряд ли у раян есть шутки на эту тему.
— Угощайся, Аира. Чем Творец послал. Я ещё не сделал себе этот… питательный путепровод…
— Пищевую линию, — поправил абориген.
— Угу, именно. На это у меня пока нет ресурса. Ну, вот, чем богаты, так сказать.
Из предложенного на ужин Аира взял непременный йогуртовый рожок, похожий на стручок земного красного перца. На Раа этот «перец» был молочно-сладкий, как смесь «персик-маракуйя».
Крокодил принёс себе воды из питьевого фонтанчика в берестяном туеске и разломил плод хлебного дерева, который напоминал ему любимый «Бородинский». Он знал правило Аиры — или есть, или пить, но сам не мог жевать всухомятку. Эх, кофейку бы сюда! И к нему чайную ложечку «Рижского бальзама». Или хотя бы кофейную.
Правда, ложечек, равно как и прочих столовых приборов, Крокодил тоже ещё не завёл, да и к чему их было подавать — к хлебу и воде, что ли? Он видел во дворе у Шаны печку, сложенную из камня, на которой она очень вкусно запекала грибы в зеленоватом тесте. Видел горшочки, из которых жители Раа ели похлёбку с крупными мясистыми бобами. Но ему самому как-то не приходило в голову сделать печь и себе, что-то на ней жарить, варить... У него и на Земле после развода со Светкой главным центром готовки была микроволновка, а не плита.
