Глава пятая

— Привет, Андрей!
— Привет, Тимор! Как жизнь молодая?
Крокодил только что занёс в таблицу, в раздел «Фантастика», сюжет очередной книги — тут и выскочил коммуникатор.
— Наконец-то я к тебе пробился! — эмоционально воскликнул зеленоволосый. — Ты ушёл, даже не попрощавшись! Не выходишь на связь! Что случилось?
И правда, как только увлечённые танцевальными движениями рыжеволосая девушка и зеленоволосый парень оставили Крокодила без внимания, он ушёл по-английски. I saw you dancing.
— Да просто решил полностью сосредоточиться на работе. Аира поручил мне одну работёнку... Ты не представляешь, брат, как ты меня выручил, что взял эти танцы на себя, я бы просто умом тронулся. Ненавижу это дрыгоножество и рукомашество, а она пристала ну прямо с ножом к горлу: танцуй, и всё тут!
— Э-э… Вообще-то танцевать — очень полезно. Для души и тела.
— Ну, вот и флаг тебе в руки. Ты мне только вот что скажи: я был прав насчёт того, что даже просто держать девушку за руку приятнее, чем наращивать индекс?
Щёки Тимор-Алк немедленно порозовели, но он продолжал говорить твёрдым голосом и глаз от экрана не отводил. Видно было, сколько старания он прилагает к тому, чтобы владеть собой.
— По-моему эти вещи не пересекаются. Лиза — прекрасный человек, и земные танцы мне тоже очень понравились.
— Правда? Не врёшь?
— Вру? Зачем?
— Ну, рад за тебя. Кстати, как ты думаешь, её можно подготовить к Пробе?
— Мы этим тоже занимаемся.
— Спасибо, друг. Похоже, ты для неё chosen one.
— Что?
— Что ты имеешь все шансы завоевать её сердце.
Парень в недоумении уставился на Крокодила.
— Завоевать? Сердце?
«Тьфу, опять проблемы с их идиотским языком! Пацифисты хреновы».
— Ну, протоптать тропинку в её душе.
Тимор-Алк покраснел гуще.
— Что ты, Андрей, — пробормотал метис, опуская глаза.
— Готов поспорить на что угодно. Сколько раз я тебе говорил: женщины падки на странных мужчин!
— Падают?
— Ну, притягиваются. Поверь, для Лизы в твоём внешнем виде нет ничего отталкивающего. Даже наоборот.
— Андрей, и тебе не будет… м-м… неприятно, если вдруг… Если я…
— Если ты ей понравишься? Да на здоровье! Вот только как же ты будешь совмещать свою работу со всеми этими… танцевальными проектами?
— Ну, у меня пока очень скромный пост, и ничто не мешает мне пользоваться выходными днями. Если честно, я переехал в общежитие на орбите только для того, чтобы поменьше пересекаться с бабушкой.
— Понимаю.
— Но сейчас я буквально рядом с тобой. Аира подарил мне свой старый дом, и я привожу его в порядок.
— «Я возвожу своё жилище по праву»? Так? — улыбнулся Крокодил.
— Ну, вроде того. Бабушке я пока ничего не говорил. И ты, пожалуйста, не говори.
— Плоский хлеб! Тим, вы, что, опять поссорились?
— Нет, но хотел бы обойтись без её советов. А если она узнает, что я принял такой подарок, могут начаться… Нравоучения.
— Да, когда вырастаешь и отрываешься от родных, лучше некоторое время пореже встречаться.
Тимор-Алк кивнул.
— Слушай, может, я могу тебе чем-то помочь? Со всем этим строительством?
— Главным образом своим присутствием. Может быть, ещё советами по интерьеру. Я тут походил, посмотрел, и думаю: зачем сносить и строить что-то другое и заведомо хуже, если можно подновить то, что есть? Дом отличный, каменный, его строили на века, как пещеру на Серой Скале…
— Хорошо, сейчас буду на месте. Хотя с интерьерами — это лучше к Лизе. Как по мне, то главное в доме — лежбище и санузел. А всякие там занавесочки — только пыль собирать.

Старый дом за оврагом весь гудел от грандиозных строительно-ремонтных работ. Целые тучи насекомых-роботов, живо напомнившие Крокодилу «Улитку на склоне» (только в хорошем смысле), завивались в вихри и завывали, как тысячи рассерженных шмелей. Темные текучие ленты строительных муравьёв и термитов вились по земле, умудряясь не попадаться людям под ноги.
Для полного антуража не хватало только треугольного озера, кресел-роботов и гиппоцета. И скальпеля, валяющегося на земле.
Или лучше было бы сравнить этот одомашненный термитник с «мушками» из лемовского «Непобедимого»? Какой всё-таки начитанный человек эта Саша Самохина!
На Тимор-Алке был ярко-жёлтый комбинезон с огромным количеством карманов, и все они были раскрыты, и из них время от времени вылетали, выползали и выпрыгивали дополнительные строительные «инструменты», присоединяясь к уже работающим. Парень так методично и с таким знанием дела командовал с виртуального пульта всей этой гигантской микромашинерией, что у землянина сложилось убеждение, будто Шана обновляла обстановку в своём доме каждый год.
Зеленоволосый раянин пребывал в отличном настроении и с удовольствием комментировал свои действия, чтобы они были понятны мигранту. Одни псевдонасекомые занимались у него диагностикой фундамента и перекрытий, другие — обследовали коммуникационные сети, третьи выкашивали и выпалывали остатки диких зарослей во дворе, четвертые монтировали легкие фермы для новой живой изгороди, пятые трудились над хозяйственными постройками во дворе, шестые копали место под бассейн, седьмые копошились в грудах старой мебели, разбирая ее в соответствии с заданной программой. Остатки невостребованного старья на глазах утилизировалось червеобразными роботами с чёрно-жёлтой маркировкой.
Крокодил готов был снять перед раянскими биоинженерами шляпу, если бы она у него была.
— Знаешь, Тимор, эти технологии меня потрясают больше, чем ваши космические станции, — искренне сказал он. — Видел бы ты, как я морочился со своим ремонтом после развода с женой! Я обменял весь имеющийся у меня на Земле ресурс на совершенно убитую однокомнатную квартиру на пятнадцатом этаже. После человека, который злоупотреблял наркотическими веществами… Как раз в тот день, когда мне привезли цемент, сломался лифт — механическое подъемное устройство, понимаешь? И я пёр все эти мешки на себе. А у вас, получается, капремонт можно сделать за день?
— Что ты, одним днём тут не обойдёшься, тут хоть бы за три управиться! — вздохнул парень, быстро тыкая указательным пальцем в разные части экрана. — Водопровод и канализация полностью обветшали, я уж не говорю о тонких прошивках... И надо будет подумать о каком-то мосте через овраг. И об укреплении почвы. К счастью, фундамент и стены очень крепкие. Аира сказал, что этот дом строил не то его прапрадед, не то прапрапра… Веришь, — Тимор-Алк оторвал взгляд от своих экранов и посмотрел в глаза Крокодила, — я даже мечтать не мог о том, чтобы встретить свой день совершеннолетия в таком собственном доме!
На языке Раа слово «совершеннолетие» звучало как «первый день рождения после Пробы». «Точно, — вспомнил землянин, — у них же нет фиксированного времени возраста зрелости. Когда сдал Пробу, тогда и получил все права. А если не сдал — в зависимые тебя, с вечным статусом ребёнка».
— Так у тебя скоро день рождения?
— Ну, не так чтобы скоро… На новолуние Ро.
— И сколько тебе исполняется?
— Семнадцать. Я знаю, что выгляжу младше, но… — Тимор-Алк улыбнулся светлой улыбкой Альбы, — …но я не из тех, кто хочет быстрее постареть.
— Я бы тебе дал все земных двадцать, ты растёшь прямо на глазах! И пока мы не виделись, ты стал заметно шире в плечах. Не иначе, Аира нагрузил тебя каким-то комплексом упражнений?
— Да, есть такое. Чтобы расти не вверх, а всё-таки более пропорционально, — кивнул Тимор-Алк и тут же, тихонько выругавшись под нос, открыл в воздухе новый экран и всецело переключил внимание туда.
«Шмели» загудели громче.
— Может, я тебе мешаю?
— Да что ты, Андрей! Я так рад тебя видеть! Погоди минутку, сейчас запущу ещё одну программу и поставлю на автоработы. И мы с тобой можем поболтать. Я же тебе и подарок привёз! — зеленоволосый кивнул на сумку, стоявшую на траве вне бурления биороботов. — Сейчас накроем поляну.

Поляну накрыли на покатом холме неподалёку от оврага. Место выбрали так, чтобы юному раянину было удобно наблюдать за стройкой, и при этом гудение рабочих насекомых не портило землянину аппетита. Солнце уже хорошо перекатилось за полдень, так что в восточной части глубокой небесной синевы искры спутников и орбитальных заводов сияли, как драгоценности на светло-синем бархате.
В объёмистой сумке-контейнере Тимор-Алка оказалась пузатая глиняная посудина в фольге, а в ней — тушёные ребрышки и картошка. Ну, или клубни, похожие на картофелины. Деревянные нож и вилка были аккуратно завернуты в салфетку.
— Ешь смело, Андрей. Это настоящее мясо. С острова Пробы.
— Обалдеть! — воскликнул Крокодил, ощущая, как запах от горшочка способствует обильному слюноотделению. — Это действительно подарок, о котором я уж и мечтать перестал. Привет от Аиры?
— От нас обоих. Он сказал, что ты очень скучаешь по такому блюду, и дал координаты одного из своих знакомых, который сейчас работает на острове. Тот знакомый передал кусок мяса, ну, а я приготовил по тому рецепту, что прислал Аира.
— Спасибо, брат.
Тимор-Алк тщательно протёр руки влажной салфеткой и развернул свёрток со своим обедом. Что-то вроде морковных котлет, салата и фруктов.
Молчание, с которым землянин и раянин принялись поглощать пищу, было не искусственной данью вежливости, а самым натуральным наслаждением пищей, ведь оба проголодались.
Но вот наконец на языке ублажённого Крокодила завертелся вопрос.
— Тим, а правда, что всё живое на Раа, кроме раян, — квазиживое?
— Ну… Да, модифицированное. Но на островах Пробы всё натуральное. Дикий резерв. Так что ешь смело.
— Слушай, так что же, ты готовил это мясо своими руками? Не противно было?
Метис повёл плечом.
— Это же ради друга. Я вспоминал, с каким аппетитом ты ел мясо на острове, и… В общем, справился, да?
— На «отлично»! Ни в какое сравнение не идёт с теми паршивыми трутовиками, которые мы с тобой на острове жевали! Вот поел — и чувствую себя человеком. Всё-таки биохимию не отменить. Пищевые привычки — великая сила!
— Да уж, — усмехнулся парень. — А вот попробуй лучше это палли.
Зеленоволосый протянул Крокодилу ломоть крупного зеленовато-жёлтого фрукта. Тот сперва откусил небольшой кусочек, потом съел оставшееся.
— Похоже на наше манго. Это на дереве растёт?
— Нет, на кустах. Вкусно?
— Да, ничего. Слушай, а вот эти клубни, — землянин подцепил на вилку остатки овощей из горшочка, — как они называются? Я бы их жареными, кажется, тонну съел!
— Потто. Вообще-то это не очень полезно для здоровья, слишком много крахмала... Но они везде растут, где угодно можно накопать. Во-он там, видишь, кустик?
Крокодил проследил взглядом за движением руки Тимор-Алка и действительно увидел цветки картофеля рядом с ящиками и досками, громоздившимися перед рамами для живой изгороди. Надо же, оказывается, он не только мог отличить сосну от берёзы, но и картошку узнать!
— Знаешь, Тим, — сказал Крокодил, — я еле удерживаюсь, чтобы не упасть в эти кусты и не распустить нюни. Это самые распространенные съедобные клубни у меня на родине. Понимаю, как это глупо звучит, но прямо слёзы к горлу подступают. Ничего не могу с собой поделать. Так тоскую по Земле… Вот спроси меня, по чему именно, — так ведь и не скажу толком. По ясной картине мира, наверное. По родному языку. Даже по чувству какой-то временности и напряженности жизни, что ли…
— Верю, — с искренним сочувствием кивнул Тимор-Алк. — Я тоже не представляю, как мы улетим с Раа. И даже если найдём подходящую планету… У меня в голове не укладывается, как можно будет её полюбить. Разве что наши внуки, которые родятся уже там…
Парень задрал голову к небу, глядя на обманчиво-деликатное солнце Раа. Крокодил кашлянул.
— Друг, извини за вопрос, но ты же понимаешь — я мигрант, и это навечно...
— Конечно, спрашивай, — с готовностью откликнулся раянин. — Я не очень-то сильный кулинар, но если нужно что-то простое и в то же время сытное, то…
— Нет, я не про еду. У тебя вообще могут быть дети, внуки? Ну, раз уж к слову пришлось.
Тимор-Алк отложил свои столовые приборы. Чуть дёрнул ноздрями и кадыком и ответил после небольшой заминки.
— Нет, не могут. Ни одна женщина не согласится стать моей женой. Я выразился фигурально, подразумевая новые поколения.
— Да, я понял, что фигурально. Но физиологически ты же можешь стать отцом?
Парень не покраснел, не начал дёргаться от избытка эмоций, только нахмурился.
— Вряд ли мой генетический материал представляет… э-э… ценность для воспроизводства населения.
— А всё-таки?
— Не знаю. Разве что как-то очень искусственно...
Крокодил не отставал:
— А невозможность иметь детей — это будет для тебя трагедия?
Слово «трагедия» — по-гречески «песнь козлов» — на языке Раа прозвучало как «очень грустная песня о неизбежности смерти».
Тимор-Алк посмотрел на кромку леса, на вечереющее небо со спутниками. Потом перевёл взгляд на свою жужжащую стройку.
— Как тебе сказать, Андрей. Это для меня не открытие, что смерть неизбежна. Для меня и неизбежность жизни долгое время была под вопросом.
Сказав это, метис криво улыбнулся, потому что на его родном языке получился каламбур с рифмой.
— Ещё раз прости за все эти бестактные вопросы, просто я должен разобраться, — проговорил землянин. — Аира поручил мне посмотреть на некоторые вещи глазами чужака, чтобы понять, как спасти Раа.
Тимор-Алк сразу подобрался, выпрямил спину. Готовность номер один.
«Прямо какая-то Корейская Народно-Демократическая Республика…»
— Андрей, я знаю, что ты не хочешь обидеть или унизить меня. Спрашивай.
— Видишь, ты ушёл от ответа, будет ли для тебя несчастьем отсутствие детей. Ты предпочёл отшутиться. А мне нужно знать точно.
— Ну, хорошо, — Тимор-Алк пожал плечами. — То, что у меня не будет семьи, окрашивает мою жизнь в вечерние тона. Нужно очень много сделать для Раа, чтобы оправдать своё существование. Вообще, никакому врагу не пожелал бы своей внешности, своей судьбы… и что на меня постоянно пялятся, как на музейный экспонат!
— Тимор, я не понимаю, что не так в твоей внешности? У меня тоже белая кожа, ну и что? У нас на Земле это считается очень красивым.
— Я не белый. Я зелёный. И выгляжу, как мутант времён Смерти Раа. Это очень неприятное зрелище даже для меня самого в зеркале. Отвращение к такому типу лица и цвету кожи у нас прямо в крови. Каждого же передёргивает от вида червей-могильщиков…
— Кх-м. А твои коллеги на орбитальной станции нормально общаются с тобой?
Этот вопрос вызвал появление более сильной прозелени на щеках юноши.
— Ну… Ну, в общем, они уже как-то притерпелись. Всё-таки рекомендацию мне дал не кто-нибудь, а Махайрод. И я бываю небесполезен.
— По-моему, ты перегибаешь со скромностью, а это неправильно. Ты полноправный гражданин. Ты умный парень, целеустремлённый, волевой. Ты принимал участие в спецоперации под руководством самого Консула. В конце концов, прошёл же ты через водопад, хотя это было совершенно невозможно! Может, так же будет и с женщинами? Никогда не понимаешь, чем им можно понравиться. Разве ваши женщины ищут в мужчинах только смуглые щёки, а не ум, не волю, а?
Парень задумался. Поднял на Крокодила глубокие карие глаза в кукольных зелёных ресницах. Очень неохотно сказал:
— Пройти через водопад мне помог Аира. Ты, конечно, был прав в том, что он дал мне звание гражданина большим авансом… и только для того, чтобы использовать меня в походе на стабилизатор. Я это прекрасно понимаю. Консул — он дестаби, он мог заранее разглядеть во мне пользу для Раа. Но ни одна женщина не увидит во мне никакой пользы для себя и для своей семьи.
— Да что ты заладил «польза», «польза»! Разве у вас человека не могут полюбить просто так? Вашим женщинам нужен только бык-производитель?
— Я не знаю, как ответить на этот вопрос, Андрей. Я не понимаю его.
— Мужчина для женщины — это всего лишь донор спермы?
— Нет, что ты… Если люди любят друг друга, если они семья… Они могут быть счастливы, даже не имея детей.
— А почему ты думаешь, что тебя нельзя полюбить?
Тимор-Алк вздохнул, похлопал ресницами, не глядя на Крокодила.
— Андрей, я ценю твоё великодушие, но на этот вопрос могу ответить только, что я абсолютно не предназначен для любовных отношений.
— Почему?
— Я же уже объяснил, как же ты не понял? Скажи честно, ответ на этот вопрос тоже нужен тебе для анализа возможностей спасения Раа? Или без него можно обойтись?
— Ну, Аира сказал, чтобы я пользовался своей интуицией. А она у меня хоть и глухонемая, но подсказывает жестами, что проблема здешних взаимоотношений идеи и материи очень плотно привязана к отношениям между мужчиной и женщиной. И к вырождению этих отношений в появление Теней, если уж говорить откровенно.
Юный раянин снова вздохнул.
— Повторяю ещё раз. Моя внешность вызывает брезгливость у каждого здорового человека. Я воплощаю повреждение воли и разума моей матери. Её в прямом смысле пещерный эгоизм. Это очень постыдное качество, которым все нормальные люди гнушаются. Прости, Андрей, я совсем ничего не знаю о твоей цивилизации и не могу подобрать примера из твоей культуры, адекватно омерзительного. Представь, что в мясе завелись личинки паразитов. Это приятное зрелище?
— Но ты-то не паразит и не эгоист! Ты совсем другой человек, который живёт и действует совершенно отдельно от матери, к тому же она давно умерла! Ты был готов отдать свою жизнь за Раа. Ты работаешь на должности, которую мне, например, не видать как своих ушей. В конце концов, если тебя одеть в скафандр, ты ничем не будешь отличаться от своих соплеменников.
— Поэтому мне очень нравится работа в спецодежде, — глухо сказал парень.
Крокодил подцепил деревянной вилкой последний кусочек мяса с донышка горшочка. У Тимор-Алка аппетит очевидно пропал.
— Тим, ну, вот мы с тобой вместе сдавали Пробу. Мы друзья. Мне приятно общаться с тобой, пользоваться твоей помощью и советами. И твоя бабушка тебя любит. И Аира уважает, да и любит тоже, ты же чувствуешь! И Лиза рада тебе, правда? То есть не всех отталкивает твоя зеленоватая кожа и волосы.
— Да. Я счастлив, что вокруг меня есть такие люди.
— Со временем их будет всё больше и больше. Вот увидишь!
— Я тоже на это надеюсь.
На Тимор-Алка спикировал блестящий синий жук, посылая некие сигналы, и парень получил передышку от вопросов землянина. Вытащив из воздуха интерактивный экран, он дал жуку необходимые команды, и тот улетел по направлению к стройке так же стремительно, как и появился.
Но за это время Крокодил придумал еще несколько вопросов.
— Тим, а у твоей бабушки был муж? Отец твоей матери?
На этот раз раянин не отвечал несколько секунд — по-видимому, подбирал формулировки.
Солнце Раа, такое доброе на вид и такое коварное с точки зрения астрофизики, укрылось за единственным на небе, но очень пушистым облаком, выплывшим из-за леса. Тем сильнее засияли спутники и заводы.
— Если бы ты не был мигрантом, — наконец выдавил метис, — за такой вопрос я был бы вправе не только ударить тебя, но даже убить. И не понёс бы никакого наказания. Потому что мы оба полноправные граждане и должны понимать, что можно произносить вслух, а что нельзя. Но ты мигрант, и я обещал отвечать на все твои вопросы.
Крокодил присвистнул:
— Вот это да! Ну, ты прям «предъявил свой шифгретор»! «Мы пришли судить тебя по законам гор»! Разве на Раа убийство не под запретом? Разве жизнь другого человека не ценится выше каких-то слов, возможно, пустых? И разве ты смог бы убить меня?
Тимор-Алк насуплено сообщил:
— Я не смог бы тебя убить, потому что ты мой друг, мигрант и ничего не понимаешь. Наша цивилизация была создана Словом Творца. Поэтому люди Раа знают цену словам. Во время Смерти Раа наши предки чуть не потеряли дар речи.
— Когда стали есть мясо?
— Когда стали людоедами.
— Что, информация об отце твоей матери приравнена к людоедству?
— Нет. Но любопытство к интимной жизни родственницы старшего возраста в беседе двух мужчин… Это отвратительно, оскорбительно и… и унизительно!
Крокодил вздохнул, готовый отступить. Но Тимор-Алк, по-видимому, вспомнил, что его друг уполномочен на любые вопросы самим Консулом, поэтому всё же ответил:
— У отца моей матери была семья. Он не оставил её ради бабушки.
— Это в вашей культуре стыдно? Иметь любовницу при жене? Или любовника, а не мужа?
— Ну, как сказать… Если бабушка родила дочь, то «стыдно» — не совсем подходящее слово. Дисгармонично. Печально от неправильных отношений. Грустно и больно. Стыдно — это когда знаешь, как правильно, а от плохого воспитания и плохого характера делаешь неправильно. Например, моя мать придумала Тень — это стыдно. А больно — это когда не знаешь, как правильно. Если полюбил во второй раз. Или в третий. Если тебе не могут ответить взаимностью. Если правильного решения не просматривается. Бабушке было больно.
— А мужчины на Раа обязаны быть исключительно моногамными?
— "Обязаны" — не совсем подходящее слово. Должны были бы, но не всегда могут следовать долгу. Да и женщины тоже.
— И это нарушает гармонию и стабильность?
— Да, конечно, нарушает. В Замысле была абсолютная верность супругов и их смерть в один день.
«Ну, понятно, Саша Самохина постаралась. И похоже, Аира в этой части полностью соответствует её замыслу».
— Но после Смерти Раа это правило уже не работает?
— Люди стремятся соблюдать его, потому что найти близкого человека — это очень большое счастье, и никто в здравом уме не станет вырывать и выбрасывать своё сердце. Но теперь редко кто умирает в один день. И не все в любви остаются в здравом уме. Это проблема нашего общества.
Тимор-Алк принялся укладывать в сумку опустевшую посуду и пустые пакеты. К идее не мусорить на природе раяне относились как к религиозному обряду, несмотря на то, что растения-уборщики опутывали планету не менее густой сетью, чем коммуникационная. Крокодил бы уже давно пополнил корпус статей информатория своими наблюдениями по этому поводу, но его низкий индекс социальной ответственности не позволял редактировать всепланетную энциклопедию.
— Я правильно понял, что твой дед не принимал никакого участия в воспитании твоей матери? — спросил Крокодил у зеленоволосого, когда парень закрыл контейнер.
И снова Тимор-Алк замялся, прежде чем ответить.
— Насколько я знаю, его жена не хотела, чтобы он общался с моей бабушкой. Она имела на это право. Она была матерью троих его детей, прошла с ним большой жизненный путь. Как бы он мог бросить её? Он был намного старше бабушки и… И после всего её родители и другие родственники не захотели с ней общаться, помогать, признать мою маму своей внучкой. Ей даже пришлось довольно далеко переехать. Подробностей я не знаю, но честь семьи моей бабушки очень пострадала. Собственно, поэтому у нас нет родственников. Мы с ней друг у друга только одни.
Тимор-Алк замолчал, но Крокодил не отступал:
— То есть жена твоего деда ревновала его к Шане? И родители твоей бабушки сочли недостойным, что она пыталась увести мужчину у другой женщины? Поэтому отказались от родства с ней?
— Я не знаю. Бабушка никогда не говорила на эту тему. Насколько я понимаю, она очень любила отца моей матери. Но он был уважаемый человек на большом посту и не мог поддаться чувствам. Его уже давно нет на свете. А его ученик был учителем Махайрода в клане дестаби, и погиб во время эпидемии. Аира рассказывал тебе? Погиб его учитель, его друзья ещё с Пробы…
— Да, про эпидемию рассказывал, но без подробностей. Женщина сначала родила близнецов-метисов, а потом придумала болезнь. А Аира придумал лекарство.
Зеленоволосый сдержанно кивнул. Крокодил понимал, что докучливое копание в тайнах семьи Шаны причиняет парню душевную боль, но было бы досадно упустить возможность… какую? Удовлетворить праздное любопытство? Или подслушать подсказки интуиции, что здесь-то и зарыт самый большой таракан Саши Самохиной?
— Ты знаешь, что Аира был приёмным сыном твоей бабушки?
— Да, — кивнул парень. — Она была его опекуном. Раньше только догадывался, а теперь знаю. Он мне сказал.
— Тимор, в Песне Пробы говорится «учитель растит росток по праву». Значит ли это, что отношения учителя и ученика в вашей культуре близки к семейным?
— Конечно. В клане дестаби они даже выше кровного родства.
«Шане можно только посочувствовать, хоть она и злая тёща, — подумал Крокодил. — Её дочь прошлась по тем же граблям, только с ещё худшими последствиями. Влюбилась не в уважаемого дедушку, а в голодного подростка».
— Получается, твоя бабушка отдала Аиру учиться… к этим уважаемым людям? Пользуясь своими связями? Чтобы дать ему лучшее образование? Или чтобы разлучить со своей дочерью, когда заподозрила, что их общение становится слишком взрослым?
— Не знаю, Андрей. Бабушка никогда не говорила со мной на эти темы. И когда общалась со своими подругами, всегда ставила акустические фильтры. Она и сейчас их ставит. Насколько мне известно, Аира сам сдал тесты, по своей собственной инициативе, они же лежат в открытом доступе… Он и заявку на Пробу подал так рано, как только допускается законом — в первый день своего пятнадцатилетия. Он же хотел как можно быстрее стать полноправным гражданином, чтобы иметь право жениться на моей маме и взять её под опеку, если бы она вдруг забеременела. Ну, и чтобы бабушка не могла чинить им препятствий.
Крокодил фыркнул в недоумении:
— И ваша ювенальная юстиция допустила бы такой брак?
Раянин непонимающе посмотрел на землянина.
— Ну, если бы мама ждала ребёнка, а Аира был бы уже полноправным гражданином — где здесь криминал? Если мужчина и женщина готовы стать семьёй, как же государство может чинить им препятствия? Только ей, конечно, пришлось бы признать Аиру своим хозяином-покровителем. Замужество до Пробы автоматически означает отказ женщины от полного гражданства.
— И Альба согласилась бы стать зависимой?
— Мама тогда любила его до потери себя. Она приняла бы любой статус.
— И Шана бы согласилась?
— Ну, бабушка, конечно, была бы задета, что её поставили перед фактом, но… Рождение ребенка дало бы маме свободу от всех условностей. Если девушка так одарена быть матерью и так любит парня, что смогла зачать в таком возрасте, значит... Значит, у них бы ещё не один ребёнок мог родиться. Для общины это большая радость. Для Аиры беременность моей мамы — от него, разумеется (Тимор-Алк горько вздохнул), — была бы величайшей честью. Но оказалось, что у них впереди не счастье, а проблема и трагедия.
— Проблема и трагедия — в том, что пятнадцатилетний пацан не обрюхатил тринадцатилетнюю девочку?!
— В том, что от своей безумной любви моя мама не родила, а сошла с ума в самом прямом смысле. И покончила с собой, — сказал метис, и по его щекам прошли желваки. — Недаром говорится: если в тебя попала молния, можно и умереть.
Крокодил покачал головой.
— Как же у вас всё сложно и непонятно с этим делом... А за что твоя бабушка так ненавидит Аиру? За то, что он спал с её дочерью? Что не женился на ней? За то, что из-за него Альба потеряла возможность стать матерью… э-э…
— Да, матерью нормального человека, — отчеканил Тимор-Алк. — Не метиса от Тени. Помнишь, когда я спросил у Аиры, не дестаби ли он, он воспринял это как упрёк с моей стороны, и начал оправдываться. Консул Махайрод — оправдываться перед полукровкой! А ты сидел, смотрел на нас и ничего не понимал.
— Я и сейчас ничего не понимаю. У нас на Земле всё по-другому. У нас женщина может забеременеть… да вот ты на неё просто посмотрел — а она тебе уже предъяву выкатывает: содержи меня с личинкой, и чтобы я была владычицей морской, а ты у меня на посылках.
Тимор-Алк замер. Потом недоверчиво спросил:
— Ты не шутишь?
— Не шучу.
— От одного взгляда?!
— Ну, не до такой степени, конечно; но, в общем, близко к реальности. Если хоть один головастик в неё заберётся — всё, ты отец.
— Это… сколько же у вас людей на планете?!
— Когда я жил на Земле, было семь миллиардов. С хвостиком.
— Семь миллиардов! — Тимор-Алк оглядел Крокодила так, как будто опасался, что тот сейчас начнёт делиться, как амёба.
— Да. Наверное, поэтому у нас совсем не ценится жизнь. Люди убивают друг друга, жёны бросают мужей, а мужья жён, родителям плевать на детей, никто друг друга не ценит. В общем, как у вас во время Смерти Раа. Ну, разве что не едят друг друга, хотя и это не факт. Вон, в Африке, на одном из наших континентов, был правитель, который ел своих политических оппонентов. Зато у нас нельзя материализовать идеи. Ну, сразу. Только посредством тяжёлого труда, да и то неясно, получится что-то или нет.
— И ты… всё-таки хочешь вернуться на Землю?!
— Ну… Не всё так ужасно. У вас ведь даже во время Смерти Раа были разные люди. Были людоеды, но были и святые. Так и у нас. Но если говорить о моей стране, то у нас с рождаемостью очень плохо. Мы проиграли войну, холодную, ну и вот… Большие потери. У нас на Земле есть поговорка: горе побеждённым. Страх сковывает людей, они боятся друг друга, боятся заводить семьи, рожать детей в будущее, в которое не верят, понимаешь?
— И ты говоришь «всё не так ужасно»? А что же тогда «так ужасно»? — тихо спросил Тимор-Алк. Воображение явно показывало ему очень страшные картинки.
— Ну, холодная война — она всё-таки холодная, не ядерная. Может, мы ещё оклемаемся. Я имею в виду свою страну. Меня больше волнует, что может погибнуть вся Земля. Всё-таки…
Крокодил задумался — и закончил с неожиданным для себя выводом:
— Всё-таки у нас накопилось столько расхождений с Замыслом Творца, что может и конец света наступить.
Они оба синхронно подняли головы к мягкому солнцу, на которое можно было смотреть. Пушистое облако растаяло, и солнце снова ярко сияло на небе, а сверкание орбитального железа потускнело.
— Знаешь, Андрей, когда я был маленький, бабушка иногда рассказывала мне разные страшные истории из других миров и про другие миры, — сказал зеленоволосый, не отрывая глаз от светила. — И я думал: ничего, что у меня нет родителей, зато есть такая чудесная Раа! Засыпая, я благодарил Творца за то, что живу на нашей планете. Когда выходишь в лес или на озеро, когда по вечерам слышишь, как ухают совы, то вообще не чувствуешь себя зелёной соплёй... Но реальность такова, что нам в самом лучшем случае придётся бросить Раа на гибель от Сверхновой и стать космическими сиротами. Вот ты сказал, что у вас на Земле страшно, и что такая жизнь… разбалансированная. Но нас-то за что? Чем мы прогневали Творца? Разве так уж сильно расходится наша жизнь с Замыслом? Ну, ладно я — меня мать хотела уничтожить, потому что ненавидела. Потому что я означал её несвободу. Она мнила о себе, что может стать вровень с Творцом и делать людей из камней — а реальность ей показала, что творить она может только маткой, да и то, — Тимор-Алк сглотнул, — всякое непотребство вроде меня. Но всю планету наказывать? Всю цивилизацию? Творец просто не может быть таким подлым эгоистом.
— Мне кажется, — осторожно сказал Крокодил, не понимая некоторых слов, но не желая лишний раз переспрашивать, — тебе нужно постараться простить свою маму. Я вот когда свою простил… правда, уже здесь... Мне сразу стало легче жить. Даже без мяса и картошки.
Тимор-Алк опустил глаза.
— Андрей, постарайся забыть мои слова, — наконец пробормотал полукровка. — Я сказал зло и очень несправедливо. Она не виновата. Просто она так любила Аиру, что хотела одарить его всем, чем только могла. Чтобы он стал таким же великим, как её тайный отец. Отдала ему всю себя, в том числе и свой разум. А он выпил её душу, как воду из чашки.
— Ну вот, а ты говорил, что она была эгоистка. По-моему, наоборот, проявила высокую степень самопожертвования. В том, что интуиция Аиры является национальным достоянием Раа, есть и её заслуга. Может быть, главная. Так?
Тимор-Алк передернул плечами, как от озноба, и заговорил после затянувшейся паузы:
— Да, я себе тоже так говорю. И умом я всё понимаю. Но душа у меня прямо кипит, когда я думаю, что она вообще не собиралась иметь детей. Ни от Аиры, ни от кого. Не хотела, чтобы они мешали ей жить. Она просто обманула его. Подставила. Украла его сердце, чтобы получить свою эту… проникновенность. Проницательность. Проницаемость для теневых миров. Я ведь только благодаря ему и остался жив. Он убедил её, что я мог быть его сыном. Что меня надо всё-таки родить, чтобы увидеть воочию, что я точно от Тени. А то вдруг она мучает нормального ребёнка… К тому времени она была уже совершенно не в себе, но ему как-то удалось до неё достучаться.
Крокодил сжал плечо метиса.
— Нет, Тим. Не нужно додумывать и… м-м… материализовывать то, чего не было. Когда я был донором Аиры, я видел фрагменты его воспоминаний. Она любила его по-настоящему. По сравнению с ним я просто неудачник и дезертир, который загадил все полимеры.
Тимор-Алк перевёл на друга непонимающий взгляд.
— Загадил полимеры? Это как? Ты совершил на Земле какое-то преступление против природы?
— Нет, я… Не знаю, как тебе объяснить. Я жил, как трава, и вот сижу на планете с хорошей травой, у которой вот-вот взорвется солнце. А Аира, может, как раз спасёт Раа. И от Сверхновой, и от бесцельности. Найдёт не протезы высших смыслов, а сами эти смыслы. Потому что благодаря твоей маме он познал Замысел Творца. Вот.
Зеленоволосый нахмурился. На небе снова появилась тучка, потемнее предыдущей.
— Я только не понимаю, как Альба могла разлюбить Аиру, — сказал Крокодил, следя за тем, как тучка уплотняется. — Неужели вправду так ревновала к работе, к его достижениям? Ерунда какая-то… По идее, наоборот, должна была радоваться за него. Ведь это благодаря ей он так разогнался, я правильно понимаю? Если бы я стал какой-нибудь важной шишкой, моя жена точно бы меня не бросила. Наоборот, приклеилась бы намертво, пылинки бы с меня сдувала…
Природа тучки стала очевидна: терапевтические бабочки. Они упали на полянку как снег на голову. На несколько секунд разноцветная пелена затянула мир. Зрелище было настолько ошеломляющим, что удивлённо замер не только Крокодил, но и Тимор-Алк. Шелест тысяч чешуйчатых крыльев перекрыл жужжание стройки, и гигантское цветовое панно, последовательно изменялось, как приветствие на олимпийском стадионе.
И так же внезапно бабочки рассеялись. Вернулось гудение рабочих насекомых.
— Природа Раа очень любит вас, — сказал Крокодил после довольно длительного молчания. — Чуть начинаешь унывать, так сразу прилетают бабочки. А у нас на Земле только мухи пристают. Такие противные насекомые, которые лазают по помойкам.
Опять лингвопроблемы: места накопления и сортировки бытовых отходов на Раа вряд ли привлекли бы земных сортирных мух. Но Крокодил решил не уточнять, как плохо бывает на его планете с гигиеной и вывозом мусора из больших городов.
— Я такой ураган из бабочек тоже впервые увидел, — проговорил раянин. — Хотя были времена, когда чувствовал себя гораздо хуже.
— Тим, если я так замучил тебя своими вопросами, то…
Тимор-Алк прямо посмотрел в глаза землянина и твердо произнес:
— Мама была очень странный человек. Чтобы радоваться за Аиру, ей нужно было бы стать его единомышленницей, активно жить интересами государства-общины, постигать Замысел Творца. А она была вся в себе. Она хотела материализовывать свои идеи посредством тяжёлого труда. Как у вас там, на Земле. Хотела стать творцом камней. Когда она выросла, её только свои замыслы интересовали. Не понимаю, как её вообще допустили к Пробе с таким отношением к жизни...
— Кем хотела стать? — озадаченно переспросил Крокодил.
— Творцом камней. Хотела делать из камней такие фигуры, которые волновали бы душу смотрящих. Чтобы были как живые. И чтобы глядя на них, другие люди тоже могли бы проникать в сущность вещей… Без телепатии и без физического контакта. Только через отражение образа. Приближая и даже уподобляя творение Творцу.
«Альба хотела стать скульптором, — догадался землянин. — Надо же… Прям Камели Клодель при Родене. И азимовские «Сами боги». И покойники с золотыми ногтями, при жизни желавшие странного, из «Попытки к бегству». И Анна Каренина, которая бесилась с жиру и покончила с собой. Ну, Саша…»
— У нас на Земле это высокое искусство, — сказал Крокодил вслух. — Хорошие художники и скульпторы — это очень уважаемые люди. Только для женщины быть скульптором, вытёсывать из камня — это действительно как-то уж слишком тяжело физически.
— Ну, можно подобрать такие же шмелерезцы, — Тимор-Алк дернул головой в сторону своей стройки. — Хотя, насколько я знаю от бабушки, она предпочитала работать именно молотком и долотом.
— И что? У неё получалось?
— Да. Жаль только, что во время одного из своих приступов она всё разбила.
— Но хоть изображения сохранились?
— Нет. Только маленькие фигурки из дерева, которые она дарила Аире. Я их сам сегодня впервые увидел, когда разбирал тут всё. Хочешь посмотреть?
Крокодил вспомнил виденные на импровизированной выставке поделки раян из шишек, грибов и коры. И дети, и взрослые проявляли примерно тот же уровень мастерства, с которым Крокодил лепил из пластилина в детском саду.
Но отказаться было бы верхом бестактности, поэтому он сказал:
— Конечно, покажи.
— Пойдём.

— Вот, — сказал Тимор-Алк, — ставя перед Крокодилом на вытоптанную землю небольшой матерчатый коричневый мешок и развязывая его. — Аира попросил сохранить только одну вещь в этом доме, его шорты с Пробы. Я искал по всем шкафам, по всем антресолям, всё перерыл — ну, нет нигде. А потом увидел этот мешок и понял, что это они. Просто штанины зашиты, и в пояс продета верёвка-завязка. Ты смотри, а я пойду, гляну, как продвигается работа.
Парень поспешил к дому, который вблизи выглядел уже не просто презентабельно, а даже величественно. Как какой-нибудь викторианский особняк, с балкончиками, галереями и разноуровневыми башенками, только с плоской крышей.
Землянин проводил взглядом фигуру раянина; тот на ходу застёгивал свой многокарманный жилет.
Когда Тимор-Алк скрылся в приглушённо гудящем нутре обновляемого жилища, Крокодил пошарил в матерчатом нутре мешка и начал вытаскивать маленькие деревянные статуэтки — светло- и тёмно-коричневые, чёрные, тёмно-красные. Когда-то Светка водила его на выставку нэцкэ в Музей Востока, и сейчас ему отчётливо вспомнились эти удивительные японские миниатюры. Фигурки, вырезанные Альбой, были не намного больше.
Он уже привык к тому, что предметы быта раян безыскусно подражали природным формам. Тем удивительнее была безупречность этих работ.
Крокодил вспомнил голографическое изображение Альбы, которое показывала Шана. Обыкновенная молодая женщина с тёмными волосами, уложенными жгутом вокруг головы. Сейчас бы он первым делом посмотрел на её руки. Бывают же женские руки, которые так умеют обращаться с ножом!

На фигурки, которые Крокодил расставил на земле, упала тень. Подошёл Тимор-Алк.
— Ну, посмотрел?
— Слушай, Тим, да твоя мама была великий человек! Ей многое можно простить за такой талант! Я впервые вижу на Раа что-то… ну, из области искусства, выполненное в такой превосходной технике! У нас на Земле за эти вещи важные люди отдали бы много ресурса. Это музейной красоты предметы. И с такой точностью передают идею! Вот эта, например…
Крокодил осторожно взял одну из фигурок и повертел её в пальцах. Мальчишка, который бил острогой большую рыбину, несомненно, был пятнадцатилетний Аира на Пробе. Уже зная достаточно о жителях Раа, землянин понимал, что именно хотела показать Альба в этой работе. Не только сложную динамику, которая была передана удивительно живо: дикое движение рыбины в брызгах воды, рельеф напряжённой спины мальчика, обещание расцвета силы, ещё скрытое в подростковой угловатости его тела, складки грубой ткани коротких шортов, подпоясанных ремнём, с тесаком в ножнах, и вылезающие нитки из этой ткани. Главное — видна была спокойная готовность Аиры к убийству живого существа, если это нужно для дела. Готовность рисковать самому, проверять мир на прочность, выходить за грань возможного. Он не ловил рыбу руками, как обычно делают те ребята, которые отваживаются переступить через запрет на живое мясо. Нет, он заранее срезал достаточно крепкую длинную ветку, обтесал и заострил её, выбрал момент, когда зазевавшаяся рыбина оказалась в зоне поражения, и прикончил одним ударом. На сосредоточенном лице героя очень убедительно читалась мысль: «Если ты выглядишь как еда, тебя съедят. Я тебя съем».
В райском мире Раа у власти тоже была тень, пусть не такая чёрная, как на Земле, и она падала на лицо того, кто рисковал принять её на себя.
— Эти нитки, вылезающие из шортов… — сказал Крокодил, переводя взгляд на лицо зеленоволосого парня. — Смотри, схвачена даже такая мельчайшая подробность! Причём она же не видела его на острове, а просто представила, каким он мог там быть — и в точку.
Тимор-Алк присел на корточки и принял статуэтку из рук землянина.
— Наверное, они делали ловушку для быка, — хрипловато проговорил метис, держа фигурку перед глазами. — Для этого он и обрезал штанины. Лианы на острове недостаточно крепкие, нужны именно прочные веревки. И конечно, он рассказывал маме о том, как охотился. Не стеснялся, что его руки были в крови. Но меня здесь другое поразило. Мама, зная его так, вообще его не боялась. Не боялась ни любить его, ни прогнать. А я рядом с ним иной раз чувствую себя вот такой рыбиной.
— Это точно. Ты у меня прямо с языка снял. Я тоже.
— Хотя она, наверное, предчувствовала, что он её съест. Но всё равно не боялась.
Тимор-Алк вернул статуэтку в мешок и сел на уже пробившуюся из земли новую траву.
Крокодил взял другую фигурку. Деревянный подсвечник: две руки с переплетёнными пальцами. По линиям на ладони знающий человек, наверное, смог бы прочитать судьбу.
Совсем миниатюрная вещица: старое светодерево, соком которого лакомятся лесные зверушки. Ещё на одной подземные «птицекроты» высовывали мордочки из норы в корнях. Глядя на них, он словно услышал мелодичную песню этих животных, не имеющих аналогов на Земле.
На следующей фигурке был изображен пятачок разнотравья с жучками, бабочками и круглой шляпкой старого гриба, и Крокодил вспомнил знаменитую зарисовку Дюрера «Трава».
Статуэтка-юмореска: женщина перед цветком-коммуникатором, деловая и одновременно кокетливая. Так вот какой была Шана в яркой зрелости… Цветок в её волосах так же благосклонно тянулся к коммуникатору, как сама женщина — к некоему собеседнику. Крокодил даже узнал его в лицо: так выглядел тот старик из прокуратуры лет двадцать пять назад.
Ещё одна фигурка подростка Аиры: лежит на спине, счастливый, заложив руки за голову, и смотрит в небо, а вокруг буйствуют луговые травы и цветы. И каждый цветок, и каждая травинка волнуются под ветром, как живые, и мальчишка живой, сияющий, как солнце, центр этой вселенной. Работа была подписана: по цоколю из трав шли искусно вырезанные буквы. «Аира любит Раа».
— Сколько же твоей матери было лет, когда она всё это делала?
— Не знаю, — пожал плечами Тимор-Алк. — В юности. В двадцать она уже умерла.
— У неё был такой талант!
— Да. Был.
Следующая миниатюра очевидно, являлась парной к предыдущей. Травы и цветы были те же, и размер фигурки точно соответствовал первой, только события явно происходили раньше. Они-то, собственно, и наполнили героя таким ощущением счастья.
Скульптурный Аира любил девушку, фигура которой была полностью скрыта травами и цветами и лишь угадывалась. Только её рука, поднимающаяся на плечо юного мужчины, была чётко, с тем же большим мастерством прорезана. В этой работе Крокодил увидел точно переданную идею инь-ян: при всей манифестации мужественности героя и невидимости его женщины именно тонкая девичья рука управляла юношей, а его шея покорно склонялась к земле. Статуэтка была подписана тем же шрифтом: «Раа любит Аиру».
— Да, твоя мама была удивительный мастер. Теперь понятно, Тим: если у тебя есть цель, никакой болевой порог тебя не остановит. Если ты сын своей матери.
Тимор-Алк, бледно-зелёный, как вялая травинка, не порадовался такой похвале. Глядя на статуэтку в руках у Крокодила, он вздохнул и с тоской проговорил:
— Трудно всё это как-то осознать... Как он мог с ней так поступить? Просто в голове не укладывается.
— Ты же сам только что говорил, что это она его использовала и выставила вон из своей жизни. И знаешь, я ему очень сочувствую. Посмотри, она же из него верёвки вила!
— Повьёшь из него, как же…
— И тем не менее. Похоже, любовь твоей матери была для Аиры суровым испытанием.
— Мама его обожала. Боготворила, как Творца-Создателя. Притом что это она его создала. Из дерева она резала фигурки, а из обыкновенного пацана сделала дестаби Махайрода, Консула Раа. А он её бросил!
— Разве не она его? Аира мне говорил, что он оказался недостаточно хорош для Альбы. И вообще-то это она изменила ему, а не он ей. Да посмотри ты сам на эту фигурку, — Крокодил протянул Тимор-Алку статуэтку с юными любовниками, — она же тут прямо показала, что поимела парня по полной! И это телом! А как она ему мозг выносила, можешь себе представить?
Метис взял фигурку, секунду подержал перед глазами и упрятал в мешок.
— Они были созданы друг для друга — и так позорно выплеснули свою любовь в сточную канаву! Как можно было быть такими слепыми? Я одновременно и люблю их, как дневной свет, и  ненавижу, как Смерть Раа! Обоих. Если бы он не бросил маму, сейчас её скульптуры украшали бы нашу планету, и люди бы поняли, что не нужно бояться своих идей, что их можно воплощать без вреда для мира. А она стала бы тем, кем хотела. Тратила бы свою энергию на любимую работу, а не на то, чтобы маяться дурью, придумывая ему замену, а потом два года меня убивать!
Казалось, парень сейчас расплачется. Как плакал сам Крокодил при разводе своих родителей, как плакал и маленький Андрюшка, когда Светка приводила его по субботам и оставляла с Крокодилом, чтобы бывший муж мог реализовать своё право на общение с ребёнком, запротоколированное в постановлении суда.
Может, и у Саши Самохиной родители были в разводе? И мама неудачно вышла замуж во второй раз? Или удачно — и Саша ревновала её к отчиму? Мечтала, чтобы его не было?
— У нас на Земле были два очень знаменитых поэта, — сказал Крокодил. — Творцы рифмованных слов, муж и жена. Они ни в чём друг другу не уступали. Ни в творчестве, ни в жизни. И конечно, разошлись. Твоя мама была творческий человек, а с ними очень тяжело. Они бывают эгоцентричны, сосредоточены только на себе. Иначе они не могли бы работать, не могли бы так сильно концентрироваться. Ты сам понимаешь, что никто не виноват.
Тимор-Алк молчал, но было слышно его дыхание.
— А вообще чувства такого рода не алгоритмизируются, понимаешь? — продолжал Крокодил, тоже желая выговориться. — Я, конечно, не Консул, и Светка моя не творческая личность, но почему она меня бросила, до сих пор не понимаю. В один прекрасный день она начала страшно раздражаться. Выплёскивала на меня весь свой негатив. Каждый день! Я всё терпел. А когда она начала кричать о разводе, я даже как-то вздохнул с облегчением: всё, она уйдёт, и меня никто больше не будет пилить. Никто не будет говорить, что мне делать. Я хозяин себе.
Земля у ног метиса чуть дрогнула, в секунду выросла маленькая коническая горка, из которой высунулся чёрный кожаный нос, потом появилась шерстистая мордочка существа, похожего на крота, но с маленькими бусинками глаз. Вылезши из норы, «крот» потёрся  густым ворсистым боком о руку Тимор-Алка.
— Мама не пилила Аиру, — сказал зеленоволосый парень, поглаживая зверька. — Она уступала ему во всём. Ничего от него не требовала. А он, уехав на учёбу, по нескольку месяцев даже не выходил на связь. Конечно, как же, он развивался на благо общества! В клане дестаби! И она поняла, что больше ему не интересна. И ещё решила, что если у неё нет детей, значит, они не подходят друг другу. Аире нужно было всего лишь общаться с ней хотя бы пять минут в день. Ну, хоть раз в неделю! Она бы не стала искать утешения в мире своих больных идей.
«Крот» был такой умилительный, что землянину тоже захотелось его потрогать.
«Видимо, бабочки не помогли, — решил про себя Крокодил, — и Раа выслала более серьёзный калибр».
— А вариант, что учёба была такой напряжённой, что у него душа едва удерживалась в теле, ты не рассматриваешь? – спросил он у Тимор-Алка, представив подростка Аиру в жерновах элитной образовательной системы. — Или, может, наставники запрещали ему общаться с женщинами? У нас, знаешь, в разных духовных школах принято строгое воздержание. Иначе не научишься концентрации, всё время будешь отвлекаться… И потом, сам подумай, Аира же был совсем зелёный пацан, даже младше тебя сейчас. Он еще просто не готов был к такому…
«К такому сериалу, который закрутила тут Саша Самохина, — подумал Крокодил, глядя на оставшиеся фигурки. На одной из них девушку уносило камнепадом в какую-то расщелину в горах, и юноша, укрывшийся за выступающей скалой, мог только с ужасом наблюдать, как она летит вниз. — Тут не то что в пятнадцать не будешь готов, тут и в тридцать захочется чего-то поспокойнее, чем скульпторша-нимфоманка».
— Это я зелёный! А он был полноправный гражданин, прошедший Пробу! Который должен нести ответственность за свои поступки! И когда она умерла, он мог воскресить её живой и здоровой! Но он весь исходил на яд от своей идиотской ревности!
Из норки вылезло ещё одно существо, покрупнее, чем первое, и с ещё более толстой шерстью. Оно тоже принялось тереться о руки Тимор-Алка. Парень не смог удержать улыбки и потрепал толстого «крота» по смешному округлому заду.
— Тим, ну согласись, что твоё появление на свет было для Аиры очень тяжёлым ударом.
— Ну да, — фыркнул раянин. — Прилетать домой на секунду раз в полгода, чтобы удовлетворять свою похоть с моей мамой и ругаться с бабушкой — за это, конечно, положены всепланетные овации! Эта Тень, которая… мой биологический отец… — на губах парня появилась горчайшая, как полынь, усмешка. — Это была именно бледная тень её таланта. После того как Аира её бросил, она уже ничего не могла. Могла только разбить свои скульптуры из камня и умереть.
Первый «крот» проковылял на коротких лапах к Крокодилу и начал обнюхивать его руки. От щекотки землянин рассмеялся. Как ни хотел Тимор-Алк оставаться хмурым и замкнутым, он тоже издал смешок. Атмосфера разрядилась.
Крокодил собрал статуэтки в мешок, чтобы топающие вокруг зверьки не попробовали дерево на зуб.
— В общем, Тим, ситуация в вашей семье… Она нестандартная, правда?
Зеленоволосый вздохнул:
— Не то слово, Андрей, не то слово.
— И положение дел с материей на Раа нестандартное, правда? Так вот, был у нас такой текст… из области фантазий… что один учёный доказал, будто вселенная есть кристалл. И если сделать маленький кристалл, полностью тождественный большому, то процессы и там, и там будут одинаковы. Влияя на маленький, можно влиять на большой, и наоборот.
— Что ты хочешь этим сказать? Что моя семья влияет на материю на Раа?
— Похоже, что так. Может быть, твой крутой дед что-нибудь эдакое предвидел. Проблемы с материей, с солнцем, с Бюро. Ну, и хотел, чтобы у него была такая дочь, которая полюбит ученика его ученика. Для спасения Раа. Но что-то пошло не так. Или, наоборот, всё пошло именно так, и даже твоё появление на свет — это часть замысла. Или даже Замысла. У нас в священных текстах есть такие слова: «Камень, который отвергли строители, сделался главой угла». Может, это как бы и про тебя? Может, спасение Раа как раз в тебе?
Оба «крота» уселись, вытянув носы к солнцу, уморительно чихнули одновременно, потом вперевалку подошли к земляному конусу и скрылись в норе.
Но метис уже не обращал на них внимания. Он сглотнул, борясь с волнением, и тихо спросил.
— Ты и вправду так думаешь?
— Конечно. И Аира так думает. Что как бы ненужные — они всё-таки нужны, и даже очень. В том смысле, что… В общем, есть у него одна идея, которую я пока не буду озвучивать. Как остановить разогрев солнца и прочие катаклизмы — и при этом чтобы общество опять не впало в застой.
Тимор-Алк сказал после долгой паузы:
— Спасибо, Андрей. Ты всегда меня так поддерживаешь, как… как родного. Иногда мне кажется, что я зря трепыхаюсь. Всё равно я просто зелёный болотный студень, который никому не нужен и ничего не может. А иной раз смотрю на тебя и думаю: есть люди, которым труднее. Без родины, без языка, даже без веры в Творца…
— Ну, почему, я верю в Творца. Родина у меня тоже есть. Помню, в книжке одного нашего хорошего детского писателя были такие слова: «Это неправда, что у тебя нет мамы. Мама есть у каждого человека». А вот с родным языком у меня, конечно, напряжёнка. Но что-то мне подсказывает, что я ещё услышу и вспомню его.

Отредактировано Старый дипломат (13.02.2018 00:47)