У Вас отключён javascript.
В данном режиме, отображение ресурса
браузером не поддерживается

Перекресток миров

Объявление

Уважаемые форумчане!

В данный момент на форуме наблюдаются проблемы с прослушиванием аудиокниг через аудиоплеер. Ищем решение.

Пока можете воспользоваться нашими облачными архивами на mail.ru и google. Ссылка на архивы есть в каждой аудиокниге



Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



06. Глава шестая

Сообщений 1 страница 11 из 11

1

Анна Викторовна Филиппова, просто замечательно, что если что-то очень хорошо, как эти две повести Дяченок, то к этому хорошему люди подтягиваются с разных сторон. Буду рад, если мой фанфик станет своеобразной рекламой оригинала.


Глава шестая

— Андрей Строганов? — из травы на краю тропинки, протоптанной Крокодилом от своего дома до тумбы с йогуртовыми лианами, вылез скромный с виду, но очень громкоголосый цветок, так что Крокодил даже вздрогнул и чуть не выронил корзину со стручками. — Вас вызывает Консул Махайрод.
— Слушаю, — отозвался землянин, плюхаясь перед коммуникатором по-турецки.
Головка цветка преобразилась в экран, на котором возникло маленькое изображение Аиры.
— Привет, Андрей! Я прочитал все файлы, что ты мне пересылал. Мы можем встретиться?
— Привет! Мне приехать к тебе?
— Нет, я хотел бы спуститься на поверхность и снова воспользоваться твоим гостеприимством. Полежать на твоей хорошей траве. Можно?
— Разумеется. И да, спасибо тебе за мясо с картошкой, которое мне привёз Тимор-Алк. Было очень вкусно.
Честно говоря, Крокодил ожидал, что Аира усмехнётся и спросит: «Это намёк на новую порцию?»
Но Консул ответил коротко:
— Как только смогу, сразу буду у тебя. Конец связи.
Цветок сбросил лепестки и втянулся в почву.

— И как прошли испытания? — спросил Крокодил, когда Аира, длинноволосый, с трёхдневной щетиной на лице, в безрукавке и широких тёмных штанах, похожий скорее на гопника, чем на главу государства, взгромоздился на подоконник. А за окном снова был поздний вечер. Как в тот раз.
— Полностью провалились.
— Что?!
— Полностью провалились, — повторил Аира. — У нас по-прежнему нет ни двигателей, ни подпространственных туннелей, ничего. Стена.
— И что же теперь делать?
— Продолжать исследования. Неплохих результатов достигли бактериологи, может, у них получится остудить солнце с помощью искусственных простейших... А у двигателистов пока ступор. Вот хороший анекдот по этому поводу из твоей памяти. Правоверный Йев-Рей — я правильно произношу? — стоит у Стены Плача и молится: «Господи, я же уже десятую записку написал! Я вопию день и ночь! Я уже весь лоб разбил! Я, что, со стенкой разговариваю?!»
— Ну, хоть в этом прогресс, — улыбка сама растянула губы Крокодила. — Будешь теперь понимать мои анекдоты.
— Понимать — это громко сказано, но, по крайней мере, буду распознавать юмор и сарказм в твоей речи. А как у тебя? Ты думал над нашей темой?
— Постоянно. Как тот еврей у Стены Плача.
— И?
— Аира, только в порядке бредообразования…
— Разумеется. Говори.
— Думаю, Альба, — это проекция Саши Самохиной. Причем у Саши явно были проблемы. С отцом, матерью, отчимом, братом, сестрой, бабушкой, дедушкой, любимым парнем, может и не с одним, с учителями, наставниками, и хрен знает с кем ещё. В общем, со всеми. Со всей окружающей действительностью. И тогда она придумала Раа, где у всех всё хорошо. Но получилось как-то кривовато. Она всё-таки несовершенный творец. Как океан из «Соляриса».
По лицу Аиры невозможно было понять, как он воспринимает информацию. Он просто молча слушал. Когда стало ясно, что комментариев не будет, Крокодил двинулся дальше:
— Самые большие проблемы на Раа начались — или, лучше сказать, возобновились — после смерти Альбы, Может, Саша разочаровалась в вашем мире и перестала думать про него — и он катится по инерции, разваливаясь на ходу... А может, ей стало грустно, что у её проекции и в прекрасном придуманном мире так же плохо со всеми этими эмоциями по поводу любви, семьи и самореализации, как у неё самой. Хоть мечтай, хоть не мечтай — результат один. А Саша явно мечтала, в том смысле, который у вас под запретом: безудержно предавалась мыслям о желаемом. О верном муже, о работе с чем-то интересным и сложным. Вот тот бред, который я придумал.
— Интересная гипотеза, — сказал Аира. — Хотя и малоутешительная.
Заухали совы. И что-то заскрипело на чердаке, откликаясь на тревожный звук из лесу ещё более страшноватым.
— Больше света! — крикнул дому Крокодил. Количество люминофорных светляков прибавилось.
Аира пошевелился на своём насесте. Вздохнул.
— Если все мы — тени... Но у нас есть, по крайней мере, преимущество. С океаном Соляриса по определению людям невозможно договориться. А с Сашей, думаю, можно. Знать бы только, как с ней пересечься… Я уже себе всю голову сломал.
Крокодил почесал затылок. Решился.
— Хочешь ещё один поток бреда?
— Давай.
— Тебе ведь снится Альба?
— Ну… Бывает.
— Может, ты можешь пообщаться с ней во сне? Или, допустим, выпить той галлюциногенной дряни — и увидеть её. Если бы ты в таком состоянии поговорил с ней именно как с Сашей Самохиной, а?
Раянин энергично потёр лицо ладонью, но продолжал молчать. Он был сегодня какой-то особенно молчаливый и сосредоточенный.
— Или с галлюцинацией всё равно не договориться?
— С галлюцинацией — точно нет. А вот во сне... Ладно. Оставим воскрешение Альбы про запас. Если не будет других вариантов.
— А ты можешь её воскресить?!
Сумрачное лицо Аиры даже испугало Крокодила.
— Могу.
— Да?! Правда?! Почему же раньше не…
— Потому что это неэтично, — перебил Консул. — Она сделала свой выбор. Выбрала смерть. Какое я имею право навязывать ей свою волю? Я же не Творец Раа!
— Дружище, я чего-то не понимаю. Мне казалось, если ты о чём-то и мечтаешь, лично для себя, так это о том, чтобы хоть раз увидеть её снова, не?
— Андрей, ты читал интересную книгу, где были такие слова: «Общество часто прощает преступника. Но не мечтателя». Ты никогда не думал почему? «Железной пятой загоним человечество в счастье».
Крокодил задумался. Если бы он смог воскресить свою бабушку, он бы сделал это? Чтобы наконец-то сказать, как любит её и ценит всё, что она для него сделала? Только вдруг ей там хорошо, в раю, — а он снова стянет её с небес на землю, где такая тоска, и смерть неизбежна...
Но самоубийца Альба — она ведь даже не в аду. Она нигде. Она мертва в голове у Саши Самохиной. Неужели она не будет рада жизни?
— Конечно, ради спасения Раа я готов на любую жертву, — сказал раянин и поскрёб свою щетину. — Если мне придётся окончить дни в изгнании, а Альбе умереть во второй раз — что ж, пусть будет так. Ваш Творец требовал у землянина по имени Ав-Раа в жертву сына. Теперь, когда я имею некоторое представление о вашей цивилизации...
Крокодил не хотел слушать упрёки земному человечеству, поэтому перебил:
—  Вообще, знаешь, у Саши Самохиной хорошо получилось. Я зря называл её дурой. Беру свои слова обратно. У вас очень хорошая планета, хорошее общество. Если оценить состояние исходника, то производная получилась на «отлично».
Консул криво усмехнулся:
— Что, неужели тебя уже не тянет на Землю?
— Тянет, конечно. Но там я всё равно никому не нужен. А здесь как будто бы могу хоть какую-то пользу принести.
— Андрей, не напрашивайся на комплименты, — проворчал Аира. — Почему ты меня не слышишь, что от тебя зависит всё? У вас же есть сказка про корнеплод и про маленького серого зверька, обычно вредного, без которого ничего бы не получилось. Как ты думаешь, Саша знала эту сказку?
— Сравнение с мышью мне не льстит, но... Но сказку Саша знала точно, и ещё про яйцекладущую чёрно-белую птицу. Это у нас первые книжки, которые читаются детям.
Аира скривился:
— Про то, что семейная пара таки загубила свою любовь, у нас тоже есть сказка. Но в нашей версии яйцо не птица снесла, а оно выросло на дереве. Вместо обыкновенного хлебного яблока. И наши супруги не довольствовались тем, что разбили яйцо, они ещё и дерево срубили.
— Ну-у... Как противоядие у нас есть легенда про мужа, который пошёл за своей женой в загробные глубины, потому что сильно любил её.
— Эв-ри-ди-ка, — по слогам произнёс Консул после секундной задумчивости.
— Да. У нас много стихов по этому поводу написано, и даже опера есть. Множество песен под музыку. Саша должна была её знать.
— И что? Разве из-за смерти Эвридики поколебался мир?
— Ну, так Орфей и не был правителем! Его интуиция не была национальным достоянием. Он был всего лишь поэт и певец. А Саша явно мечтала по принципу «что вижу, то пою». А в нашей стране если и было с чем-то особенно плохо, так это с правителями, понимаешь? Расстояния огромные, земли такие же малозаселённые, как у вас, — а связь никакая. В общем, всё держится на одном человеке, и стоит ему шаг влево, шаг вправо, в стране начинаются проблемы.
Аира задумался.
— Нет, у вас держится не на человеке. «Рос-си-я управляется непосредственно Творцом Земли. Иначе невозможно представить, как это государство до сих пор существует». Этот образ в твоей памяти находится на обособленном месте, я его отметил. Как ты думаешь, Саша это знала?
— Конечно. В нашей культуре это очень известная цитата. Но я думаю, что если ты просто поговоришь с Сашей в мыслях, то она пойдёт тебе навстречу. Ты — проекция её мечты и надежды. Абсолютно надёжный и абсолютно верный. Всё, чем девушка, которая знала мало любви и внимания, может одарить свою мечту об идеальном мужчине.
— Я даже не знаю, какие слова полового значения подобрать, чтобы выразить всю глубину моего замешательства. Творец Раа навесила на меня такую ответственность, что просто хоть вешайся...
«Глядя в будущий век, так тревожно ты, сердце, не бейся. Ты умрёшь, но любовь на Земле никогда не умрёт. За своей Эвридикой, погибшей в космическом рейсе, огнекрылый Орфей отправляется в звёздный полёт», — вспомнил Крокодил стихи Шефнера, но цитировать не стал. Всё равно на раянском получится белиберда не в рифму.
А вот если без рифмы, тогда...
— Я вот подумал про «Солярис»... — заговорил Крокодил.
— Ну, и?
— Крис не любил Хари. Чувствовал свою вину перед ней, но не любил. Он полюбил девушку, рождённую Океаном. Уже совсем другого человека. Ты со мной согласен?
Раянин глубоко вздохнул.
— Ну... В общем, да.
— А ты любишь Альбу? Если бы Творец Раа спросила, любишь ли ты её или нет?
— М-м-м, — простонал Аира. —  Андрей, извини, но похоже, ко мне прилетел твой бу-ме-ранг с нашей прошлой встречи. Теперь уже я плыву и совершенно не соображаю. Я не спал много ночей. Ты не против, если я у тебя переночую и наконец-то посплю?
— Да, конечно. Может, тебе нужен донор?
— Нет, в таком состоянии я слишком опасен для тебя. Не будем рисковать. Мне нужно просто выспаться на твоей хорошей траве.

Гостю не нужна была кровать, он только принял душ и поблагодарил за предложенное одеяло. Крокодил, который теперь знал, куда смотреть, обратил внимание на старый шрам на груди Аиры. Шрам — был. Шёл с левой стороны груди, выделялся на смуглой коже неровной светлой полосой.
«Неужели Саша Самохина мечтала о том, чтобы кто-то из окружавших её мальчишек покончил с собой от неразделённой любви?»
Устроился Консул на полу в гостиной, сложив одеяло конвертом. Оказывается, была у раянского одеяла такая опция, утончавшая ткань, но удлинявшая размер.
Крокодил уже погасил светляков своей голосовой командой и пожелал гостю спокойной ночи («стабильности мира ночью и на рассвете»), но на пороге задержался:
— Аира, ещё буквально один вопрос…
— Андрей, у тебя никогда не кончаются вопросы!
— Всего один.
— Ну, давай.
Глаза Крокодила, привыкающие к темноте, увидели, как Аира, уже устроившийся в коконе из одеяла, высунулся и повернул к нему голову. Как «птицекрот» с фигурки Альбы.
— На Раа есть ещё дестаби, кроме тебя?
— Сейчас нет. Все погибли во время эпидемии.
— Вот те на… Знаешь, какая у меня мгновенная ассоциация? «Не дум… не дум… А... Наверно, я последний».
— Робот из рисованной движущейся картины «Тайна третьей планеты», — тут же откликнулся Аира. — В точку.
— Значит, тебе нужны ученики?
— Нужны. Хотя я совсем не представляю, когда их учить, даже если они объявятся. Разве что расслаивать реальность и уходить с ними туда, вне времени.
— А сейчас у тебя учеников нет?
— Нет. И не было. Я был младшим в клане. Рождение способного к изменению реальности — редкое явление.
— А как можно узнать, есть способности или нет?
— Пройти тест.
— Вот этот? «Вообразите сферу, внешняя поверхность которой красная, а внутренняя — белая, и не нарушая целостности, мысленно деформируйте сферу таким образом, чтобы внешняя поверхность оказалась внутри, а внутренняя — снаружи».
— Андрей, — в голосе правителя Раа впервые сквозь усталость отчётливо послышалась улыбка, — тебе показалось мало пройти Пробу? Хочешь ещё стать дестаби?
— Нет, что ты... Просто Тимор-Алк сказал, что тест лежит в открытом доступе, вот я и поинтересовался. Вопрос про эти сферы — единственное, что я там хоть как-то понял. Неужели ты смог это представить? Как?
— «Но как, Холмс?» — усмехнулся раянин.
— Да. Как, Холмс?
— Очень просто. Можешь представить молекулу из двух атомов, в которой один условно окрашен в белый, а второй — в красный цвет?
— Ну, допустим, — сказал Крокодил, вспомнив своего учителя химии, вечно пьяненького доброго мужичка, который ставил ему «пять». Хотя в химии Андрей Строганов, стопроцентный гуманитарий, разбирался даже хуже, чем в алгебре, в которой балансировал между «тройкой» и «четвёркой».
— А теперь представь, что сфера состоит из такого вещества, и вокруг неё изменилась напряжённость поля. Условно «красные» атомы повернутся условно «внутрь», а условно «белые» — «наружу». Сфера не потеряет целостности, но изменит цвет.
— Даже так? Просто и без всякой магии…
— Да, это очень просто, — повторил Аира.
— А вот это: «Представьте непрозрачный параллелепипед. Представьте, что видите все его грани». Это как?
— Ещё проще. Надо представить себя внутри параллелепипеда и посмотреть ночным зрением.
— А когда ты хвастался перед Альбой своими способностями к регенерации, ты и вправду ударил себя ножом в сердце?
Аира фыркнул:
— Это уже какой твой «единственный вопрос»? Четвёртый или пятый?
— А всё-таки? Как ты остался в живых?
— Ну, мне же хотелось произвести на неё впечатление. Всегда хотелось. Не всегда получалось. Я просто представил, что моё подлинное сердце бьётся в её груди, а не в моей. В моей только тень.
— Последний вопрос: что значит твоё имя? Это я для размышлений о судьбе Раа. Чтобы загрузить голову перед сном.
— Последний…  — пробормотал Аира. — Какое имя тебя интересует? Государственное — «Пылающий Костёр». Частное —  «Вольный Ветер». 
— «Ветер, ветер, ты могуч», — проговорил Крокодил. — Серая Сова и Лапа Ягуара. Опять-таки в порядке бреда: у меня тут есть землячка, страна которой в старину на Земле называлась «Альба». А твоё имя «Аира» на её языке без грамматических поправок, на таком английском языке, как из анекдотов про «новых русских», означает «я и есть Раа».
— Круто, — зевнул Аира. — Помнишь, кто-то однажды спросил у меня, гордится ли овца своей шерстью? Особенно если эта овца — тень земной овцы, с которой у нас на Раа не получишь и шерсти клок. Ладно, давай займёмся охотой на овец завтра. А то я сейчас и впрямь впаду в кому.
— Тогда стабильности мира — и до завтра, — сказал Крокодил.
Ему-то совсем не хотелось спать.

Крокодил улёгся на своей кровати, укрывшись тонким покрывалом. Второго одеяла у него не было. Уснул он с мыслью о том, что нужно завести какой-то минимальный гостевой набор, — постельное бельё, посуду, полотенца. Вдруг, например, Лиза захочет прийти к нему в гости. Могут же они заболтаться до поздней ночи?
В следующую секунду он оказался на широкой поляне, залитой солнцем, а рядом сидела смуглая девочка с живыми карими глазами, лет семи или восьми, ровесница Андрюшки, и вопросительно смотрела на него.
— Ну, — спросила она с азартом и даже хлопнула ладошкой по траве, — так ты придумал или нет?
— Что — «придумал»? — пробормотал Крокодил. Он нашёлся только для такого ответа.
«Я сплю. Я точно сплю. И этот сон должен был присниться Аире. Чтобы он поговорил с Сашей Самохиной».
Девочка подняла глаза вверх и вздохнула с выражением, понятным без слов. Недоумение, разочарование, обида.
— Дразнишься, да?
Она встала и повернулась к нему спиной, намереваясь уйти.
— Альба, подожди, — сказал Крокодил. — Я… я путешественник по времени, которого вдруг занесло в какую-то другую эпоху. Я ничего не понимаю. Где я? Кто я? Как меня зовут? Кто ты?
Девочка стремительно обратилась к нему лицом, и снова выражение на её милом личике было понятно без слов: восхищение замыслом, предвкушение интересной игры, преклонение перед творческой мощью своего обожаемого мужчины.
Крокодил вскочил на ноги и почесал обширную корку на сбитом колене мальчика Аиры. Колено подживало и чесалось невероятно.
«Что же это он до сих пор не научился регенерировать, балбес?»
Но в остальном маленькое компактное тело оказалось довольно удобным в управлении, просто оно требовало постоянного движения, как при езде на велосипеде.
Началась игра в «Машину времени». Альба получила от Крокодила имя Уины, а также страшную историю о морлоках, которые живут в пещерах со времён Смерти Раа, а по ночам выбираются на поверхность, чтобы похищать и пожирать маленьких девочек.
— А мальчиков? — спросила Альба, обмирая от страха и наслаждаясь им.
— Мальчики жёсткие и невкусные, — компетентно заявил Крокодил. — А вот девочки для морлоков — самое то.
«Да, вот во что надо было играть с Андрюшкой, — с грустью подумал он. — В машину времени, в космические путешествия… А не совать ему игровую приставку».
Он был попеременно то путешественником по времени, защищавшим Уину, то толпой голодных морлоков, стремившихся утащить её в подземелье, функцию которого выполняла большая нора, оставшаяся после какого-то крупного животного. Нору отыскала Альба и сообщила, что именно здесь находится то самое Ужасное Место, откуда вылезают нелюди.
«Может, если бы у меня была дочка, я был бы лучшим отцом?»
В игре она проявила такую фантазию, что под занавес вышел триллер, от которого не только добропорядочный Уэллс покрылся бы мурашками, но и Стивен Кинг.
Набегавшись до изнеможения, дети повалились в траву. Именно «в», такая она была высокая, густая, мягкая.
— Аира, — вдруг в тревоге сказала Альба, — а может… Может, они по правде где-то остались?
— Нет, — ответил Крокодил. — Не бойся. Мы же это просто придумали.
— Остались, — сказала девочка с уже неигровым отчаянием в голосе. И закончила шёпотом: — Смотри!
— Аль, это всего лишь игра, — сказал Крокодил, но всё-таки повернул голову туда, куда она показывала.
И обомлел. За деревьями стояла целая группа людей с глазами на пол-лица, и хотя они были худы и бледны, но это были взрослые мужчины, и в руках у них были то ли топоры, то ли серпы. Как у Колхозницы Мухиной.
Увидев, что дети заметили их, они опустили на глаза защитные козырьки и вышли из-за деревьев.
Крокодил вскочил на ноги, хватая девочку за руку, и они со всех ног побежали прочь, но бледные тени стремительно нагоняли их.
— На дерево! — крикнул Крокодил. — Оттуда позовём на помощь!
Он запрыгнул на нижнюю ветку раскидистого дерева и потянул за собой Альбу, но девочка была совсем не так проворна и сильна, как он. Бледный морлок, подскочив, схватил её за ногу.
— Аира! — тонко закричала она, уже почти мёртвая от страха.
Крокодил облился холодным потом и проснулся на широкой поляне, залитой солнцем. Навстречу ему уже бежала девочка лет четырнадцати в венке из разнотравья. И добежав, без слов обхватила его руками и коленями, и только уже обняв и прижавшись к нему своим худеньким подростковым телом (которое могло бы вызвать желание разве что у какого-нибудь несчастного набоковского горемыки), счастливо воскликнула:
— Я тебя больше никуда не отпущу! И вообще, я тебя съем! Хочешь?
Маленькие тугие грудки Альбы прижимались к его груди, тонкие пальцы перебирали его волосы, а губы искали поцелуя.
Крокодил стоял дурак дураком.
Альба слегка отклонилась назад, чтобы посмотреть в его лицо, а, посмотрев, разжала объятия.
— Корни и кроны, Аира, что случилось? На тебе лица нет! Что-то… что-то с мамой, да? Да не молчи ты так страшно!
— Нет, — хрипло выговорил Крокодил не своим голосом. — С ней всё в порядке. Но я не Аира.
Девочка перевела дыхание и укоризненно на него посмотрела.
— Творец-Создатель, ну зачем эти глупые шутки! Я так ждала, так соскучилась! А ты…
— Альба, выслушай... выслушайте меня внимательно. Это, — Крокодил сглотнул, — это очень важно. Это расслоение реальности. Аира видел Творца Раа. В общем, если по порядку, то через двадцать лет на Раа начнётся Вторая Смерть. Мы с Аирой друзья. Станем друзьями через двадцать лет. Я мигрант с Земли. Я его донор, поэтому вот… Уснул, и вижу сон. Вы уж извините, что я так… У меня такое чувство, что вы можете предотвратить этот катаклизм. Вы очень одарены творческим воображением, понимаете? Вы умерли, но, наверное, каким-то образом живы — в памяти Аиры, в его сердце. Аира любит вас безумно, держит вас в себе.
Лицо Альбы замкнулось, она сделала два шага назад.
— Аира, если это шутка такая… то я уж не знаю, каким подлецом тебя назвать…
— Это не шутка. Поймите вы, что от вас, от вашего здравого смысла зависит будущее Раа. Вы — очень талантливый творец камней. Должны стать им. Обязательно должны! Слушайте, — Крокодила вдруг осенило, — сделайте такую фигуру из камня, чтобы на ней был счастливый Творец Раа. Девушка лет двадцати. Русская девушка с Земли. Поинтересуйтесь у вашей мамы, что это значит. Она же уже работает в службе миграции, должна знать. Тогда вы не умрёте. И солнце Раа не взорвётся.
У Альбы расширились глаза и чуть приоткрылся рот.
— А где… А где Аира? — спросила она с запинкой. — Я же ещё увижу его, да? Да?
— Конечно, увидите. Он очень любит вас. Очень. И вы, уж пожалуйста, не бросайте его.
Девушка прикрыла глаза веками и стала похожа на свою более старшую голограмму, которую Крокодил видел в доме у Шаны.
— Мне очень нужно увидеть Аиру, — сказала она, поднимая глаза. — Как это сделать?
— Не знаю, Альба. Я точно знаю, что сплю в своём доме, а в соседней комнате спит Аира.
— Через двадцать лет?
— Да.
— И он… стал уважаемым человеком?
— Он стал великим человеком, Консулом Раа. И делает всё возможное и невозможное, чтобы спасти вашу цивилизацию от Второй Смерти.
— А наш ребёнок жив?
Крокодил не знал, что на это ответить.
Альба помертвела лицом.
— Я... мы вместе умрём, я и мой малыш? Но… тогда как же я успею сделать статую Творца Раа? Я не успею…
Крокодил сглотнул и, чувствуя себя полным идиотом, спросил:
— Альба, вы ждёте ребёнка?
Она закрыла лицо руками и бросилась прочь, в лес, но не пробежав и десятка шагов, упала, схватилась руками за живот и закричала, корчась от боли.
«Здесь должна быть надпись на каждом дереве: «Воображение убивает», — подумал Крокодил, пытаясь сдвинуть приросшие к земле ноги. В следующую секунду он открыл глаза на краю всё той же широкой поляны, залитой солнцем. Он лежал в тени раскидистого дерева, а неподалёку сидела Альба, вполне расцветшая девушка лет восемнадцати, с красивой линией плеч и волосами, уложенными в жгут вокруг головы. В руке её посверкивал нож, она что-то вырезала из небольшого кусочка дерева, склонившись над своей работой, — и вдруг посмотрела Крокодилу прямо в глаза, улыбнулась с тёплой хитринкой.
— Не шевелись, пожалуйста, мне еще чуть-чуть осталось.
Он почувствовал, что лежит совершенно голый, и перевернулся на живот, что вызвало возмущенный крик:
— Аира! Ну, я же просила! Ну, что ты за человек?! Почему, ну почему ты всё и всегда делаешь поперёк?!
Крокодилу случалось бывать и в более глупом положении (например, когда он обсуждал в туалете с сокурсниками национальность преподавателя, а преподаватель в соседней кабинке, в свою очередь, прокомментировал эту дискуссию и в особенности — реплики третьекурсника Андрея Строганова, голос которого узнал). Но ни разу он не чувствовал себя настолько неловко.
— Всё и всегда! — продолжала возмущаться Альба, и в её голосе отчётливо звучали ноты Шаны. — Ты думаешь только о себе! И знаешь что? Это уже последняя капля! Оставайся один со своим самомнением!
Она встала (на ней было длинное зелёное платье без рукавов), бросила  деревяшку прямо в него и, повернувшись, зашагала в лес.
— Саша! — позвал Крокодил. — Саша Самохина!
— Хватит с меня твоей наглости и самовлюблённости! — кричала Альба в ответ. — Хватит с меня твоего раздутого эго! Да пошёл ты лесом! Тоже мне, солнце!
— Саша! — Крокодил поискал глазами хоть какие-то признаки одежды, или хотя бы листья чего-то вроде земного лопуха — не мог он бегать по лесу в костюме Адама даже во сне. Но на глаза попалась только маленькая статуэтка. Он поднял её, и в следующую секунду проснулся от солнечного света на своём лице.
В его руке была зажата деревянная фигурка.

Отредактировано Старый дипломат (12.12.2017 01:13)

0

2

Выйдя за порог своего дома, Крокодил оказался действующим лицом сцены, аналогичной той, в которой участвовал Семен Семенович Горбунков из фильма «Бриллиантовая рука», когда утром увидел охранявшего его милиционера за приготовлением яичницы.
Во дворе стояла традиционная раянская печка, сооруженная из камней, и на ее решетке стояла сковородка, на сковородке шипела и подпрыгивала многоглазая яичница, и Аира, голый по пояс, в закатанных до колен штанах и босиком, посыпал её пряными травами. Был он чисто выбрит, с волосами, завязанными в хвост и с воткнутым в причёску пестрым птичьим пером, — ну вылитый индеец из книжки Фенимора Купера. Или Майн Рида. «Оцеола, вождь семинолов».
И так же, как милиционер в фильме Гайдая, Консул поднял голову от стряпни и приветливо улыбнулся.
— А вот и Андрей! Доброе утро! Прошу вас, прошу вас к нашему столику! — и шмякнул скворчащую сковородку на середину широкого каменного круга (откуда, интересно, он его прикатил?).
А там уже лежали многочисленные листья, хлебные палочки и деревянные вилки.
Крокодил подошёл к каменному столу, за которым, разумеется, нужно было сидеть на коленях. Пахло настолько аппетитно, что пришлось сглотнуть не один раз.
— Привет, Аира, — пробормотал он. — А откуда яичница?
Тот махнул рукой в сторону леса.
— Из гнезда. Тебе надо лучше питаться, а то ты у нас тут совсем загнёшься. Садись.
Аира провел деревянной лопаткой черту посередине сковородки, половину содержимого выложил на один большой жёсткий лист, вторую половину — на второй.
— А печка?..
— Андрей, если ты так любишь жареное, то нужно же иметь возможность его на чём-то готовить!
— Это ты сделал?
— А кто же? — Консул был явно в прекрасном настроении, бодрый и энергичный, как пружина, и со смешком процитировал: — А что вы так на меня смотрите, отец родной? На мне узоров нет, и цветы не растут!
— А сковородка?
— Принёс из дому.
— У меня сковородки точно не было...
— Из своего. И хотя теперь это дом Тимор-Алка, но позаимствовать нужную вещь в чужом жилище, даже если хозяина нет дома, у нас не возбраняется. Это даже освящено традицией, если речь идёт о спасении близкого человека. Ну, приступим.
— Вижу, ты хорошо выспался и отдохнул.
— Да, замечательно. Нигде не бывает так хорошо, как в доме друга!
Аира уже уплетал яичницу, нимало не смущаясь, что оставил семейство неизвестных птиц без потомства. Крокодил примостился возле стола и… и знакомый вкус желтка и белка с корочкой — это, конечно, был подарок с утра.
— А разве можно забирать яйца у птиц? Это не преступление против природы?
— Если тебе не хватает белка — где же преступление? Мир создан для человека, для поддержания его жизни и радости в ней. В том числе и эти птицы. Иначе это будет не дом, а катастрофа — хозяева умерли, а дом по-прежнему им готовит еду, проветривает помещения, делает влажную уборку. На Земле был человек, который об этом писал.
— Да, Рэй Брэдбери.
Крокодил даже мультфильм вспомнил: «умный дом» после ядерной войны, прах мужа и жены в кроватях, включающийся и выключающийся свет с помощью реле времени, готовящийся и потом отправляющийся в мусор завтрак…
Но невозможно было долго концентрировать внимание на тяжёлых мыслях при виде бодрого и явно довольного жизнью Аиры. Довольного даже под бедствующим солнцем Раа. Глядя на то, как перекатываются мышцы под смуглой кожей раянина (Консул принялся убирать место трапезы с той же тщательностью, с какой это всегда делал Тимор-Алк, не дожидаясь, пока активизируются растения-уборщики), Крокодил вспомнил другой мультфильм — про энергичного и бесцеремонного Вини-Пуха на дне рождения у переполненного меланхолией ослика Иа.
— Андрей, что с тобой? — фиолетовые глаза Аиры сфокусировались на постной физиономии Крокодила. — Ты чего такой хмурый? Не выспался?
— Да всю ночь снилась… ерунда какая-то…
— А мне — Саша Самохина. Как ты и предполагал, она была открыта для общения.
Крокодил поморгал, но челюсть придержал на месте.
— И… что?
— Появилась надежда. Конечно, «на Творца надейся, а сам не плошай», но надежда однозначно есть.
Сказав это, Аира почти без усилий поставил огромный каменный круг на ребро и, вскочив на него, принялся балансировать. У Крокодила была когда-то книжка с иллюстрациями художника Лебедева, там были изображены сценки из цирковой жизни, и сейчас Консул Раа воспроизводил одну из них в динамике.
— Андрей, что ты на меня так смотришь?
— Да ничего… Во-первых, если это стол, зачем ты ходишь по нему ногами? А во-вторых, мне это всё, как… Я совсем не привык верить. Умом понимаю, что это может быть — общение с Творцом и всё такое, но с другой стороны… Как разговор в психбольнице. Когда я служил в армии, у нас один абрек каждую ночь лез на крышу казармы, чтобы поговорить со Всевышним. Вот что-то вроде.
На языке Раа это прозвучало семантически по-другому, но Аира понял. Он спрыгнул с круга (тот с гулом грохнулся на землю) и пожал плечами:
— Поразительно, сколько внимания в вашей культуре уделяется чистоте — и какие ужасные следы от пикников на обочине вы при этом оставляете. Но это не в упрёк тебе лично, просто удивление. Вас так легко обмануть, ввести в заблуждение — а в настоящие вещи вы не верите... И этот твой сослуживец зачем-то поднимался на десяток метров вверх, чтобы проникнуться Абсолютом, который безмерен и пребывает везде — вверху, внизу, по всем сторонам и внутри. Вот это действительно странно. А не то, что он хотел общаться с Творцом Земли.
— Ну, тебе, конечно, виднее, как правильно общаться. И как же прошли переговоры?
— Взаимно радостно, — Аира сел на траву, потом лёг и вытянулся, поднял руки вверх, поболтал ими, снова вытянул их за головой. В той же позе, что и на статуэтке, только сейчас на нём были штаны. — Трудно подобрать слова. Я поблагодарил Сашу за существование Раа и убедил её, что придумывание и спасение нашего мира — её оправдание в глазах Творца Земли. Она была рада этим словам и обещала думать про наш мир только хорошее. Но чтобы у неё это получилось наверняка, она попросила меня воскресить Альбу и помириться с ней. Тогда солнце Раа стабилизируется.
Крокодил невнятно промычал.
— Угу, — сказал раянин, очевидно, истолковав его мычание по-своему. — Сверхзадача любой системы — стать открытой. Об этом, собственно, «Солярис»...
— И ты сможешь это сделать?
— Я сказал Саше, что могу представить, как воскресить Альбу, но вот как помириться… А она предположила, что если я научусь писать стихи и песни, то сердце Аль смягчится, как земля, желающая принять семя. И вот я проснулся и подумал: мой друг Андрей обязательно научит меня этому искусству. Орфей — он же был творец стихов и музыки. Ещё я подумал и понял, что неудача Орфея была связана с тем, что он оглянулся, чтобы точно знать, что его жена идёт за ним. Я не буду оглядываться. Я знаю, что Альба не пойдёт за мной. Я ещё тогда смирился с тем, что она не хочет быть моей женой. Ну, что ж, пусть не будет. Главное, чтобы была жива и в здравом уме.
Крокодил сел на траву рядом с Аирой. Трава на дворе отличалась от травы в доме, это чувствовалось.
— Э-э… Я очень далёк от поэзии. И никогда не сочинял музыку.
— Как?! — Аира рывком поднялся и сел. — А про огни, которые горят над нашими головами? А те два поэта, муж и жена, которых ты приводил в пример? Ты же знаешь, как они писали стихи? Я потому так обрадовался, что ещё во сне был уверен: ты научишь меня. По мнению Саши, именно это умение исцелит душу Альбы.
— Увы. Я даже квалифицированным потребителем музыки, а тем более поэзии себя назвать не могу. Но знаешь, обычно тот, кто любит, умеет это делать как бы изнутри, не учась. Просто надо будет немножко потренироваться. Ну, вот как я научился регенерировать, потому что был твоим донором, так же и ты, по идее, должен быть способен изливать слова, потому что знаешь, как… как нелегко любить.
— Но каков хоть принцип? С чего начать?
— Не знаю, Аира. Я никогда не писал стихов. Даже в юности. А тем более музыку. Но знаешь... Мне тоже снилось... Снилась Альба. Ты был прав, что я зря тебе завидовал. Характер у неё был сложный. Не такой, конечно, как у Светки, но тоже не сахар. И если ты отпустишь её... Не сомневаюсь, что твоему сердцу наконец-то будет спокойно.
Лицо Аиры затвердело. Он его радости не осталось и следа.
— И что же тебе снилось? — спросил раянин, опуская глаза.
Крокодил пересказал отрывки из сна, которые запомнил.
— И вот, — закончил он, вынув из кармана своих шортов деревянную фигурку.
 

Аира взял маленькую статуэтку, начал вертеть её в пальцах. И перекатывать желваки.
— Похоже, что включение в мой контур не прошло для тебя даром, — выговорил он сквозь зубы. — Извини, Андрей. Я этого не учёл.
— То есть я теперь тоже могу материализовывать… всякое? — озадаченно спросил Крокодил.
— Не знаю, всякое ли. Но ты всё-таки следи за собой.
— Так это даже интересно... Буду представлять отбивные. Цыплёнка гриль. Буханку хлеба. Бутылку пива. От этого же никому плохо не будет?
— Не советую. Во-первых, придуманным хлебом тело не насытишь, оно только болеть начнёт. От обмана. Во-вторых, так можно стать рабом своих иллюзий. Носиться со своими желаниями, а настоящая жизнь будет мимо проходить. Галлюциноген на Пробе пьют именно для того, чтобы получить прививку от... от искушения уйти в себя. И сдохнуть там, в дивном аромате своих внутренностей.
— Как в «Хищных вещах века» со слегом, да?
— Да.
В голосе Аиры прозвучало что-то такое, что заставило землянина напрячься.
— Но это не мои внутренности, — Крокодил кивнул на фигурку. — Клянусь, Аира, я не спал с Альбой! Мне даже в голову не приходило, честно! Это же ты! Не я и не тот… бронзовый. И вот, вот же — смотри! — она оставила материал, чтобы ещё и себя сделать рядом с тобой!
В самом деле, возле счастливо спящего скульптурного Аиры был оставлен большой кусок необработанной древесины для воплощения некоего творческого замысла.
— Угу. Внутренности мои, — раянин встал и спрятал фигурку в карман. — Если доктор сказал «в морг», значит, в морг. Ничего не попишешь.
Он выдернул из своих волос пёстрое перо, с досадой отбросил его и направился к дому. Крокодил тоже поднялся на ноги и пошёл следом.
— Дружище, да что с тобой? Я что-то не так сказал? Я нарушил какое-то табу, из-за которого ты должен меня убить? Да клянусь тебе, что… У меня же хорошая трава! Просто Тимор-Алк показал мне те фигурки, вот оно и приснилось само!
Хорошая трава в светлой просторной гостиной приятно массировала ступни. Консул поднял с пола свою тонкую безрукавку, натянул на себя. Крокодил невольно отметил, что пропорции тела раянина сильно изменились с того времени, как Альба вырезала свои нэцкэ. Наверняка ей было бы и сейчас приятно работать над такой натурой.
— Андрей, я тебя ни в чем и не виню, — Аира наклонился, чтобы раскатать штанины. — Наоборот, спасибо тебе, ты стал проводником и передал волю Альбы. Как там у вас поётся: «Накоси мне травы для кай-ся-ку». Хотя Алку вообще-то уши надо оборвать за то, что лезет, куда не просят.
«Тьфу, — подумал Крокодил, — я ещё и мальчишку подставил».
— Ну, вот кто уж совсем не виноват в ваших с Альбой тёрках, так это Тим.
— Не виноват. Но развешивать грязное бельё своей матери…
— Да какое грязное бельё? Альба была великий мастер, её творчество принадлежит всей вашей цивилизации! Эти фигурки надо в музее выставлять, а не прятать в мешке!
— В музее?! — Аира выпрямился, поднял подбородок. Его глаза опасно засветились. Но землянин чувствовал свою правоту, поэтому не отступил.
— Да, в музее. Для Альбы её творчество значило «стать больше, чем ты есть». А на такие высокие достижения стоит смотреть многим людям. Хотя бы для того, чтобы радоваться принадлежности к одному виду и чувствовать, что тоже что-то можешь. Логика понятна? Даже при всём при том, что сама Альба была далеко не идеал. Поверь, уж в этом-то вопросе я тебе глубоко сочувствую. Тут никакая трава не поможет.
— Не поможет, — сказал Аира, вздохнув. Его лицо перестало быть таким каменным, хотя глаза ещё мерцали. Он вышел на порог и обулся в раянские чудо-сандалии — удобные, лёгкие, произведение искусства в мире, где искусство может быть лишь сугубо утилитарным.
Налетел ветер — тёплый, но довольно порывистый. Раянин поднял голову к небу. Собирались дождевые тучи.
— Наконец-то нашёлся подходящий сюжет, — сказал он, поворачиваясь к Крокодилу, и усмехнулся. — По всей видимости, для нашего случая он оптимальный. Однажды в местности, где жило дикое племя, на несколько лет установилась страшная засуха. Никакие усилия шамана не помогли, тогда он принёс в жертву себя — и пошёл дождь. Всё сходится.
— Аира! Вот уж не ожидал, что мне придётся говорить тебе «прекрати истерику»… И главное-то, из-за чего истерика — из-за деревянной статуэтки!
— Это не истерика, Андрей. Во сне мне показалось, что можно выполнить задание нашего Творца, но это только сон. Видимо, я дошёл до предела своих возможностей. Я уже не могу стать бòльшим, чем я есть. Я не знаю, как пишутся стихи, и ты не можешь меня научить. Я не смогу помириться с Альбой. И дело даже не в стихах. Я не могу помириться с ней даже в моём сердце, в моей памяти — что же будет, когда она восстанет из мёртвых? Я её воскрешу, конечно, поскольку это воля Творца Раа. Но самому мне придется расстаться с жизнью.
—Да ты офонарел, что ли, Консул? Что ты несёшь?!
— Досадно, — Аира дёрнул губами, глядя куда-то мимо Крокодила, в сторону оврага, — и мой предшественник, и мой учитель, и я… Мы столько сил положили на то, чтобы сломать этот идиотский обычай кончать с собой при неверности жены — но, по-видимому, против природы не попрёшь. Не знаю, как и что будет потом, но ты позаботься, пожалуйста, об Алке. Он очень ранимый и… и очень нужный нашей системе человек.
Крокодила бросило в пот. На лице Аиры он уже однажды видел такое выражение — «я сделал всё, что мог, и теперь ухожу». Но тогда Консул Раа был в коме, и он, Андрей Строганов, мог свободно передать ему свою энергию. Пусть и малую каплю, но всё-таки. А вот как переубедить упрямого раянина сейчас, когда он втемяшил себе в голову (почему? почему?!) мысль о самоубийстве? Как его остановить? Как остановить этот танк, об который можно только руки отбить?
— Аира, подожди, ну что ты как баба! Такие вопросы, дорогой посол… Консул… с кондачка не решаются! Ты можешь мне объяснить человеческим языком, чего это тебя переклинило? Ты же хозяин себе!
— Конечно. Я хозяин себе.
— И хочешь сбежать… бросить поле битвы… поле урожая… поле праздника… Прекрати истерику!
Аира наконец сосредоточил взгляд на лице Крокодила и недоумённо спросил:
— Андрей, это ты в истерике, а не я. Ты, что же, не видел фигурку, которую мне через тебя передала Альба?
— Видел. И что?
Раянин вытащил нэцкэ из кармана, положил на ладонь, поднёс к глазам Крокодила.
— Посмотри внимательно. Вот лежит голый связанный человек. Лежит на вязанке хвороста, рядом с большим стогом, на вершине которого установлен «небесный камень» — линза из слюды. Как только солнце подожжёт сено, совершится жертвоприношение. Это и есть моё государственное имя. «Пылающий Костёр». Так во времена Смерти Раа наши предки, совершенно отчаявшиеся и одичавшие, призывали Творца. Что было дальше, ты знаешь: появились представители Бюро и стабилизировали материю.
Крокодил захлопал глазами. Хотя полностью законченной была только фигура молодого мужчины, а дикарские атрибуты лишь намечены, но раянин наверняка лучше разбирался в символах своей культуры.
— Господи, — вздохнул землянин, — Самохина всё-таки непроходимая дура, если так она понимает «думать о Раа только хорошее». И всё ясно с этим Бюро. Слушай меня внимательно, Оцеола. Ты не забыл, что обещал Творцу Раа спасти её, Сашу? Чтобы она оправдалась вашим миром в глазах Творца Земли? Ты дал слово! А вот это вот — человеческие жертвоприношения и прочие пляски с бубном — это уж такая языческая дикость ("дикость веры во всесилие леса и поля"), что… что прямо стыдно за Раа и за тебя. И за Сашу. Мне стыдно перед Творцом Земли, что ты такой первобытный. Творец Земли принимает только бескровные жертвы. «Сердце смиренно и дух сокрушён», как-то так. Поэтому придётся тебе мириться с Альбой. А стихи… Ну, что стихи? Подумаешь, тоже мне проблема! Не расстраивайся. Не боги горшки обжигают. Как-то научимся писать и стихи, и музыку.
Он взял фигурку из рук Аиры и посмотрел в сторону печки, но Консул перехватил его движение и отобрал деревяшку.
— Нет. Из этой фигурки я вырежу яйцо.
— Это зачем ещё?
— Ну, мне же нужно будет воскресить Альбу… Я не могу создать её из ничего. Нужен материал. Сначала я думал сделать куклу из волос Тимор-Алка, но теперь, когда есть эта штука…
— Как знаешь. Только дай мне слово, что не покончишь с собой.
— Андрей, если есть лучший выход, я, разумеется, воспользуюсь им. Ты думаешь, мне хочется умирать, да ещё такой мучительной смертью? В который раз благодарю Творцов, что послали тебя мне! Одна голова хорошо, а две лучше, правильно?
И он хлопнул Крокодила по плечу так, что тот еле устоял на ногах.

Отредактировано Старый дипломат (12.12.2017 01:22)

+1

3

С первой книгой из цикла я уже разделалась. Теперь пора браться за "Мигранта" Я все же начала с первой, потому что все люблю делать с начала. Конечно, теперь мне намного проще понять ваш фик. Точнее - это скорее можно воспринимать, как продолжение " Метаморфоз".
Ну, во первых, Vita Nostra, это творение , в первую очередь, психиатра. Я не могла оторваться от книги, а потом только узрела эту связь. И вспомнила еще одну, тоже созданную врачом-психологом: " Хозяйка с улицы Феру" .
Видимо, это в природе  профессии - выворачивать сущность, как грязный носок. Это захватывает воображение, от этого процесса трудно оторваться, но потом остается послевкусие( или послеаромат)) 
У вас в фике этот процесс не такой насильственный, что ли. Повесть ваша мне очень нравится, как не странно, она не изматывает так, как книга Дьяченок, она понятнее, хотя и процесс у вас - влияние на Творение.
Еще один момент: обратила внимание, что в российской фантастике Творец и у Дьяченок и у Лукьяненко - женщина. Интересно, это от культа Богоматери, которую так почитают в Православии, да и в католицизме, или это тенденция утвердить женское начало в обществе, где женщина считает себя униженной? ( Тут уже сужу по комментариям в сетях).
И последнее: интересно, что ТАНАХ( мне кажется, что вам очень интересна теология), трактует  Слово еще и как Вещь. ( דבר-вещь-слово)

+1

4

Стелла, ну, что я говорил — удивительная вещь эта "Vita Nostra"! Придумывается же такое, а? Рад, что Вам это чтение показалось увлекательным. И конечно же, спасибо за комментарий к Ветхому Завету. Очень интересно, что Завет с Богом — это вещь! Причём более капитальная, чем вся материя на свете! :)
Пока не имею ни одного соображения, почему упомянутые Вами фантасты избрали гипотезу, но буду думать и поделюсь пришедшими в голову мыслями.Вообще-то Творец, при создании человека взявший за образец Себя, включает все начала (на то и Абсолют!), в том числе и те, которые на папановской карте-схЭме обозначены буквами "Мэ" и "Жо"... )))

Отредактировано Старый дипломат (12.12.2017 01:29)

+2

5

Старый дипломат, знаете что происходит, когда оригинальная книга плавно перетекает в фанфик? У меня это произошло и, пожалуй, могу сосчитать по пальцам одной руки количество таких фанфиков.) Я вчера закончила читать "Мигранта", сегодня включилась в вашу главу, и, к собственному изумлению, не могу понять где чье. Мир оказался един.)
Современная цивилизация строилась на жертвенности, но жертвовать собой современный человек не хочет. Слишком сильны для него бытовые ценности. Проба - это курс молодого бойца, не более чем тест на преодоление себя. На способность идти на грань между Тем и Этим миром.
Жду продолжения.
А пока и сама не пойму все свои ощущения от прочитанного.))))) Буду переваривать.

0

6

Стелла, я вот тоже не могу понять, почему именно эти книги так зацепили, что захотелось написать продолжение! Со мной в последний раз такое было в 10 лет, после чтения "Пищи богов" Уэллса. Но там дальше рассказа вслух своих придумок не пошло. На бумагу не попало ни строчки. А тут вот уже сколько написалось, и конец ещё не близок, хотя уже заготовлен.
Может быть, между Уэллсом и супругами Дяченко есть некий контрапункт в том, что тогда главной и единственной слушательницей всей этой "Уэллсиады" была моя будущая, а теперь, увы, бывшая жена. Есть ещё некий парафраз с известным стихотворением Д. Быкова "Army of Lovers":

Юнцам не должно воевать и в армии служить.
Солдат пристойней вербовать из тех, кто не хочет жить:
Певцов или чиновников, бомжей или сторожей, -
Из брошенных любовников и выгнанных мужей.

Печорин чистит автомат, сжимая бледный рот.
Онегин ловко берет снаряд и Пушкину подает,
И Пушкин заряжает, и Лермонтов палит,
И Бродский не возражает, хоть он и космополит.

К соблазнам глух, под пыткой нем и очень часто пьян,
Атос воюет лучше, чем Портос или Д'Артаньян.
Еще не раз мы врага превысим щедротами жертв своих.
Мы не зависим от пылких писем и сами не пишем их.

А девушка, которой посвящена эта книга, была чистейший человек, которая больше всего на свете хотела иметь семью, и в своих фанфиках всегда соединяла любящих.

0

7

Когда мне было лет 12 и я читала и перечитывала "Звездоплавателей" Мартынова, я уходила с подругами за Киевский Покровский монастырь, на склон, откуда открывался удивительный вид. И там, ловя руками ветер, ощущала, что достаточно сделать глубокий, до самого пупка вдох, оттолкнуться носочками от земли - и полететь. Вверх. Так, как во сне летала. Улететь, чтобы встретит чудо. Тогда для меня чудом была встреча с инопланетной цивилизацией. Я все еще верю в чудо, но существование других миров для меня уже стало почти фактом. Я не впаду в эйфорию, если узнаю о Контакте. Доказательств нет, а ощущение, что чудо под боком - осталось. Наверное место проживания действует.))
У нас принято стрелять с оглядкой на гуманизм. Это мешает, увы. Видимо, мир можно сохранять только с позиции силы. Человек пока еще не научился соизмерять свои потребности с возможностями.

0

8

Стелла, я подумал над Вашим вопросом, почему на место Творца упоминаемые Вами фантасты поставили женщину. Делюсь обдуманным, как и обещал.
Любой мужчина, от гопника до Иоанна Златоуста алгоритмизируется и сводится к двум пределам: фаллос и логос. Он или делает, или думает, или и думает, и делает (в последнем случае это тот самый чаемый синтез, цельный характер). Собственно, два этих вектора, разность этих двух потенциалов и задают направление движения всех моих собратьев. "Я царь, я раб, я червь, я бог" - вот тот самый Великий Квадрат, знак мужской силы. "Две бездны, сударь, две бездны!" - говорил Дмитрий Карамазов о мире и о себе. "Чем больше в моей жизни постелей, тем меньше книг", - это уже Хемингуэй. Оба определения прямо-таки лапидарны. Десять заповедей сводятся к двум: почитай Бога (и логос тебе в помощь) и не прелюбодействуй - тогда не будешь ни убивать, ни красть, ни желать чьего-то осла.
И - видите - раз-два-три, и мужчина описан. "Взвешен и найден..." - легким или тяжёлым.

Женщина же неалгоритмизируема, её если и можно как-то определить, то тем самым словом, которым встретил её Адам: жизнь. Сказав "жизнь" - это сказать всё, но и ничего определённого. Наверное, вот эта недоступность уму, непонятность, прикровенность, тайна - то, что Дяченко и Лукьяненко хотели сказать о своём понимании Творца.

0

9

Вы знаете, мне интересен больше квадрат мужчины.)) Причем он наиболее мне интересен на гранях сторон, там, где стыкуются противоположности. 
С женщиной мне как-то понятнее. Воистину, "Чего хочет женщина, того хочет Бог". Женское начало, как движитель Творения?

0

10

Стелла, видите, Вам понятно, а мне ну вот совершенно непонятно ))) Я могу только стоять, раскрыв рот от удивления. Зато всё, что касается моего пола, понятно как — ну вот самая лучшая метафора, пусть и сомнительная с точки зрения высокого штиля (и я прошу прощения за неё, но мы же хотим разобраться, как исследователи :)) — "как два пальца об асфальт".

Помните замечательную максиму Стругацких "будущее делается тобой, но не для тебя"?
ИМХО, это просто гениальная формулировка проблемы грехопадения человека.
Применительно к проблеме пола её можно раскрыть так:

М: "Жизнь делается для тебя, но не тобой". Уныние и проблемы. Плохая мама в жизни мальчика - это катастрофа. Жизнь взаймы и всё наперекосяк. "Долг перед матерью никогда не исполнишь". Плач и скрежет зубов от бессилия хоть что-то изменить в этой омерзительной реальности. "Что б они ни делали — не идут дела, видно, в понедельник их мама родила".

Ж: "Жизнь делается тобой, но не для тебя". Уныние и проблемы. Уныние от патриархата и уныние от феминизма. Уныние от расцветшей физиологии и от увядшей физиологии. Уныние от тела, уныние от души. У Кэрролла в "Алисе" сформулировано идеально: "Хотя она сорвала несколько красивых цветов, до самых красивых дотянуться ей так и не удалось".

Этого разлома у Творца нет и не может быть. Бог един. А миры, созданные Лукьяненко и Дяченко, — это творения людей, с человеческими проблемами и бедами. Причём без помощи Бога и эти миры невозможны, как и жизнь Лукьяненко, супругов Дяченко и прочих людей.
Евангелие от Иоанна даёт прекрасную формулировку: "Я – лоза, а вы ветви. Кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего" (Ин:15.5). В самом человеке нет жизни, она вся вне его. Первый импульс — от отца и матери (от союза полов, тайну и механизм которого знает только Бог, человек касается этой тайны только поверхностно, что умом, что телом; не познаёт истинной природы этого явления). Последующие импульсы — от питания (воздуха, пищи, воды), и этот механизм тоже полностью вне человека. Спросите любого врача, какая его любимая поговорка? "Я не Господь Бог".
Ну, а грехопадение ввело в жизнь человека закон неубывания энтропии. Смерть. Отрезание от источника жизни.

Но если человек творит с Богом, в парадигме раскрытия Творения как праздника и торжества Жизни (и неважно, как он сам оценивает своё творчество) — вот тогда и миры его прекрасны, и дела, и он сам более-менее сбалансирован. "Блаженны миротворцы..." — ой, как же приятно это слышать из Первых уст, получать из Первых рук!
Ура, товарищи? Ну, конечно, ура! :)

Отредактировано Старый дипломат (10.11.2017 16:47)

+1

11

С мужчиной, наверное, похоже.))) Сын вот, нас с мужем, и сегодня упрекает, что мы его заставляли заниматься музыкой, а ему хотелось рисовать. И это при том, что он сам - дважды папа и работа у него престижная и творческая, и в более чем престижной фирме.
Дочь, заимев кучу сыновей (четыре), наконец, согласилась, что в жизни есть смысл не только в своем "хочу". Последние десять лет пашет на семейной ниве, и теперь считает, что человек сам себя творит.
Мужчины подвержены неуверенности в себе, женщины не уверены в других. Срабатывает природный охранный рефлекс - правда, не всегда.
Женщина творит по ходу дела, не задумываясь, по импульсу. Обнаружив результат, который ей не нравится, очень шустро возьмется за дело вновь. Женщине, мне кажется, важен больше результат, а мужчине - сам процесс. О соавторстве с Богом женщина думает мало: она ждет, что получится в результате Творения. Мужчина отслеживает все нюансы.

Я поражаюсь женщинам, которые вокруг меня : они деятельны, уверены в своих силах, Бог для них - нечто само собой разумеющееся. Он есть, он вокруг, он всегда поможет, надо просто чувствовать его присутствие. Уныние - не их удел. Бойкие, крикливые, с кучей детей, они еще умудряются без пап-мам строить карьеру. И, не дай бог, у них отнимут идею феминизма - сожрут мужика, обглодают до последнего шекеля. У них кредо: " Если тебе чего-то хочется, доставь себе удовольствие". В зеркало они смотрятся только для того, чтобы убедиться, что нравятся себе в любом исполнении.

0

Быстрый ответ

Напишите ваше сообщение и нажмите «Отправить»