Э_Н, спасибо, что читаете! )))
Постановщ иком означенного балета был достаточно известный балетмейстер Давид Авдыш, который много работал в СПб (не в Мариинском, на сценах поскромнее, но достойных) и на пермской сцене. А художником-постановщиком был Семён Пастух, тоже деятель ещё ленинградской школы, который в 92-м уехал в Америку, но постоянно работал и работает на сценах в бывшем Союзе. Это, значит, по всей видимости, его идея про бельё и примусы. Вообще, было очень много удачных находок в этой постановке, но были и откровенно слабые места, как ложка дёгтя или как тот суслик, которого не видно, а он есть. Моя жена высказала мнение, что это из-за явной ориентации, а мне показалось, что из желания засунуть побольше "современности" куда надо и не надо.

Отредактировано Старый дипломат (20.03.2018 01:00)

Жил Омон-Ра на маленьком дальнем островке в составе большого кучного архипелага под названием Сорок Островов, и Крокодил сразу вспомнил одноимённую книжку Лукьяненко. Все участки этого архипелага тоже соединялись мостами, но на этом сходство и заканчивалось. Разумеется, не было там миниатюрных замков из розового гранита и мальчишек и девчонок, рубящихся под присмотром инопланетян за право вернуться в обычную земную жизнь, а были плетёные и вязаные домики, утопающие в густой зелени, более или менее подкрашенной цветами разной степени пышности и сказочности. Как в «Волшебнике Изумрудного города»: селения Жевунов, Мигунов, Болтунов… Кто там ещё у них был? Подземные жители и  огненный бог Марранов, он же Урфин Джюс.
Самый сказочный и небывалый, самый волшебный цветок выбрать было трудно. «Запомни меня и меня» кричал каждый, и Крокодил вдруг подумал, что никогда не дарил Светке цветов просто так. Только по обязанности на Восьмое марта. 
Звонок законоведа застал его в пути как раз в тот момент, когда он раздумывал, что будет, если он намечтает для Светки вот такой оранжевый лопух с красноватым соцветием мелких цветочков, торчащих на жёлтом стебле. Случится ли так, что в её жизни появится хотя бы бледная копия раянского чуда? Например, Витька подарит ей похожую брошку на годовщину их отношений. «Дерево там такое». (И растопыренные руки Савелия Крамарова в роли Феди из «Джентльменов удачи».)
Или Светка уже бросила Витьку и нашла себе другого лоха? Немецкого бюргера без признаков юмора, с хорошо оформившимся брюхом и выплаченной ипотекой.
Вагончик стремительно проскочил два или нежилых острова, покрытых зарослями высокой травы вроде осоки, и Крокодил подумал, не это ли пострадавший от пожара Оранжерейный и прилегающие к нему острова с аттракционами. Но тут из напольного покрытия выстрелил коммуникатор, и он обратил всё своё внимание на прибор связи.
Крокодил ожидал увидеть кого-то важного, убелённого сединами или украшенного лысиной, но это оказалась свежая улыбчивая тётенька, в которой меньше всего можно было заподозрить грызунью сухих параграфов.
Правда, раянское законодательство отдавало скорее Зазеркальем, чем амбаром, полным лежалых сухарей. Одни только названия кодексов чего стоили: Чётный и Нечётный, Цветной и Голосеменной, Ожидательный и Странный, Интересный и Мечтательный. Будь Крокодил на Земле, он наверняка сказал бы по этому поводу тривиальную банальность вроде «что курил автор?», но он был не на Земле и уже догадывался, что сборник правовых норм под названием Мечтательный постулирует репрессии против злостных нарушителей общественного договора о запрете буйных фантазий.
Больше всего тётенька-юрист была похожа на красивую индуску в зелёном сари с блёстками. Крокодил однажды видел такую в амстердамском аэропорту Схипхол во время пересадки на Гамбург. Точёная фигура, черты лица тонкие, европейские, при этом кожа совершенно эфиопского цвета. И точка на лбу, и кольцо в носу.
У раянки точки на лбу не было, а вот кольцо в носу наличествовало. Колечко с крохотным зелёным камушком. Она представилась как Нанда, эксперт Общества любителей права, и после краткой преамбулы высказала предположение, что конечным актом их сотрудничества должно стать оформление брака между зависимым гражданином, мигрантом с Земли, и зависимой гражданкой, уроженкой Раа, имеющей биологический статус метиски. Крокодил подтвердил, что видит формальную регистрацию брака между упомянутыми гражданами целью своего посильного участия в их судьбах.
Нанда, посверкивая зелёной искоркой колечка при каждом движении головы, принялась выяснять подробности знакомства упомянутых зависимых граждан. Крокодил никаких подробностей не знал, о чём и сообщил.
— Просто Борис Асталош — мой земляк, и я хочу ему помочь. Если с моей стороны нужно какое-либо покровительство, я готов. Понимаете, я совсем дремуч в правовых вопросах…
— Да-да, Советник Эстуолд предупредил меня, что ваше полное гражданство является актом милости Консула Махайрода, — с улыбкой кивнула женщина, — и ваши интересы тоже нужно представлять.
Вот как. Чётко и ясно. Его гражданство на Раа — «акт милости», а не честно заслуженное на Пробе право. И возразить нечего.
— Да, конечно, — согласился Крокодил. — Как я понимаю, я могу быть полезен Борису в статусе брата, имеющего полное гражданство и готового оказать ему покровительство.
— Я полагаю, что мне следует сначала связаться с его законно установленным хозяином-покровителем и обсудить возникшую проблему с ним, — сказала юрист. — Если нам понадобится ваша помощь, я перезвоню вам. Возможно, нам удастся быстро и беспрепятственно получить согласие на этот брак у всех заинтересованных сторон, даже не беспокоя вас, а апеллируя к тому факту, что таково пожелание Советника и он лично будет оказывать покровительство молодой семье.
— Это будет неоценимая любезность с вашей стороны, — церемонно сказал Крокодил, с каждой минутой становясь почему-то всё рассерженнее и несчастнее.
Значит, Тимор-Алк взял его ответственность на себя. Заранее предупредил юридическую тётю о том, что полное гражданство Андрея Строганова — фикция, и слово своё землянин никогда не держит, и вообще — слаб, как Мармеладов перед бутылкой водки. Потому-то дочь его, Соня Мармеладова, стала проституткой, а сын Андрея Строганова… Неизвестно, кем стал Андрюшка, но что наследство ему досталось примерно такое же, как Борьке, это и ежу понятно.
— И не просто любезность, — продолжил Крокодил, — а акт милости к нам, заблудшим инопланетянам. То есть заблудившимся. Или, можно даже сказать, заблудившим — но без злого умысла. В этом я могу поклясться. Не для порчи генофонда Раа, а исключительно от большой любви.
Нанда в снисходительной улыбке показала великолепные зубы, попрощалась с недотёпой Андреем Строгановым и пропала с экранчика цветка. Затем и сам цветок увял, и его жухлый стебель ушёл в траву напольного покрытия кабинки.
А за окном вагончика один идиллический пейзаж сменялся другим, ещё более открыточным.
«Как хорошо, когда за тебя работают другие, а ты наблюдаешь и созерцаешь, созерцаешь и наблюдаешь… «И кричит кирикуку, царствуй, лёжа на боку». М-да. Хоть бы одним глазом посмотреть на ту зеленоволосую царевну-лягушку. Японская школьница в гольфах выше коленок и короткой плиссированной юбочке. Такой, что даже трусиков не прикрывает. Не ставит себе целью прикрыть. А даже наоборот. И в белой блузке с матросским воротничком. В прозрачной. Которая тоже ничего не скрывает».
Тьфу, завидует он этому заморышу Борьке, что ли? Чему завидовать-то? Он же был на его месте, и ничего хорошего там не нашёл. Хотя его сын Андрюшка родился нормальным и здоровым, 51 сэмэ, три кило семьсот. А у этих ещё неизвестно, что за чудо-юдо вылезет. Может, такое, как в фильме «Химера» — последней пиратке, которую Андрей Строганов посмотрел на Земле.
«Вот начнёт этот их зелёный уродец круглосуточно орать, — желчно подумал Крокодил, — Борька, может, ещё десять раз пожалеет, что ему в голову пришла эта дикая мысль — жениться».
Ему самому было стыдно за такие гадостные мысли, но они думались сами. Что после родов Светка была похожа на тень и взяла академку. Что ребёнок плакал по ночам, и от его воплей не спасали даже наушники. Что тёща оказалась патентованной мегерой. И вместо того чтобы вспоминать свои студенческие годы как самое счастливое время, Крокодил думал о них с содроганием. Хорошо, хоть в армии он натренировался спать везде и в любой позе, этот навык оказался крайне полезен в начале семейной жизни. И отличная память спасала от вылета из универа, и постоянная языковая практика ради заработка тоже. И то, что Пал-Секам закрывал глаза на его пропуски. И что старая «немка» по прозвищу фрау Заурих, у которой получить в зачётку «хорошо» на потоке почиталось счастьем, была в него чуточку влюблена. Платонически.
А стоило Андрюшке подрасти и начать приносить Крокодилу какую-никакую, но радость, Светка заявила, что её тошнит от Андрея Строганова.
«Ага, Светка дура, а я весь в белом. Можно подумать, меня на неё злые инопланетяне накололи!»
Но, по крайней мере, на Земле живёт Андрюшка… Угу, без отца, в чужой стране, с невнятным отчимом и матерью-курицей.
Параллельно и независимо от злобных мыслей он подумал спокойно и ясно: «Нет, Борька не пожалеет, а будет очень счастлив. Я, человек первого порядка, очень этого хочу, и пусть мои добрые мысли благотворно повлияют на его судьбу».
И с какой стати ребёнок должен непременно оказаться уродом? Может, с земной точки зрения, наоборот, симпатичным. И зелёная девчонка будет Борьку прямо-таки боготворить. И родит ему ещё пару-тройку. И на Раа появится белая раса. Зеленоватая такая. Потомки Аттилы и мечты. «Мечта и стратосфера» — так ему слышался жёваный плохоньким кассетным магнитофоном припев песни группы «Настя» из тогда ещё Свердловска. На самом деле, оказывается, пелось «Лишь ты и стратосфера». Но его эрратив показался ему более удачным. Для переводчика очень важно чувствовать родной язык, а он, Андрей Строганов, всё-таки был неплохим переводчиком. Если бы не Светка, он, может, уже бы в ООН работал... И еще обязательно нашёл бы отца в том поганом Нью-Йорке и сказал бы ему всё, что о нём думает.
Крокодил вызвал коммуникатор и попросил соединить с Борисом Асталошем, но тот не откликнулся. Наверное, стриг своих пауков. «Мессир занят, дрессирует кота». Тогда Крокодил передал для него сообщение: «Твоим делом занимается юрист из правительства, обещала помочь. Звони, пиши, я на связи».
Кажется, он проехал через все тридцать девять островов, пока его «карета-тыква» не остановилась.

Отредактировано Старый дипломат (20.04.2018 10:06)

Землянин уселся на дерево, отполированное десятилетиями, если не столетиями, дружеских посиделок, и, когда хозяин тоже угнездился, приготовился слушать. А лес не умолкал: ветер перебирал листья, как струны, в высоких кронах кто-то  цвиринькал, гудение насекомых на разных нотах образовывало лёгкую мелодичную ткань. Полупрозрачную, как блузки раянок.
Старик оглядел всё это тенисто-зелёное великолепие, потом посмотрел на своего гостя.
— Жизнь как данность и жизнь как задание — это просто о разном. Ещё в школе мы приучаемся делать уроки, а потом гулять смело, правильно? Но вот дальше не все понимают разницу, а она есть. Молодые не чувствуют разницы, а как начитают чувствовать — вот и жизнь прошла. В детстве я боялся Пробы — потом, когда прошёл, лет десять думал, что это было лучшее время в моей жизни. Только когда моя жена умерла, я осознал, что она для меня значила. У меня двое сыновей, но что такое отцовство, я по-настоящему понял, когда стал дедом. А мой отец к тому времени умер, и я не успел ему сказать, как много он мне дал. И так во всём. Когда работал, думал, что больше всего на свете люблю своё дело, а как работать перестал, сразу стал мучить себя вопросами, на что потратил бесценные годы. Философы прежних времён, да и нынешние тоже, говорят: это, мол, знак того, что нам предстоит некая не постижимая нынешним умом метаморфоза. Это очень чувствуется в океане. Есть разница, когда созерцаешь его в полном одиночестве в двадцать лет и в восемьдесят. Андрей, ты на меня так смотришь, потому что я банальности плету, да?
— Нет-нет, просто вы мне очень напоминаете моего прадеда, — улыбнулся землянин. — Я видел его только на световой картинке. А сейчас как бы вживую… и мне это очень приятно.
И вправду, было в этом старике, что-то такое, к чему Крокодила тянуло, как лося на соль. Что-то в повадках, в выражении глаз, в сжатом кулаке, которым он прояснял выражение «Раа — это воля»… Когда Крокодил служил в армии, был у них такой инструктор по рукопашному бою: лицо как печёная картошка, а тело совершенно без возраста. Сейчас, когда Омон-Ра был в майке и коротких шортах, его крепость не могла не вызывать уважения.
— Правда? — дед рассмеялся. — Удивительно получить такого большого правнука и настолько не похожего! И как его звали, того достойного человека? Он ведь был достойным человеком?
— Насколько я знаю, да, достойным. А звали его Епифанов Родион Иванович.
— Е-пи-фа-нов Ро-ди-он И-ва-но-вич, — по слогам проговорил раянин, пробуя новые слова на вкус. — Что это значит?
— Не знаю.
— А если подумать?
Старик посмотрел Андрею Строганову глаза в глаза, и у того в мозгу само собой проступило значение имени бабушкиного отца.
— Э-э… «Гражданин Родоса». Это остров такой, для проверки возможностей. Можно сказать, по-нашему «остров Пробы». А отеческое имя — «милость Творца». А фамилия — «Явление». С большой буквы.
— Хм. И как твой прадед — соответствовал?
— Я очень мало знаю о его жизни. Да что там, практически ничего. У меня на родине были тяжёлые потрясения, которые оборвали многие родственные связи, так что потомки потеряли всякую информацию о предках.
— Да-да, ты говорил, я помню.
— Но что мой прадед делал невозможное, в этом я уверен. Тогда у нас такое время было, что все совершали невозможное.
— Вот как… А родовое имя его другое. Не такое, как у тебя. Почему?
— Просто он был отец моей бабушки, а у нас родовые имена идут по мужской линии. Когда она вышла замуж за моего деда, то стала Строганова. Кстати, давно хотел спросить, почему у ваших женщин нет родовых имён?
Дед пожал плечами:
— Зачем умножать сущности? Они сами источник жизни.
— А чтобы не путать с тёзками?
— Чтобы не путать с тёзками, можно назвать имя отца и матери. Если нужно для каких-то официальных действий.
На верхушках пальм шумно завозились, и на собеседников спланировало пёстрое перо такого размера («ничего себе — страусы на деревьях!»), что Крокодил с опаской спросил:
— Отец, а эти ваши редкие птицы — они там крепко сидят? У них нет привычки падать? Или кидаться разными тяжёлыми предметами?
Раянин подхватил прилетевший с неба подарок, положил его рядом с собой на бревно и заверил землянина, что тому ничего не грозит. Несколько секунд старик вглядывался вверх, а потом, переведя взгляд с пальмовых листьев на лицо Андрея Строганова, сказал:
— Быть Явлением с большой буквы, конечно, лучше, чем терпеть сдирание кожи. Твоя бабушка не прогадала с замужеством?
Сказать «да, прогадала» показалось Андрею Строганову предательством по отношению к своей фамилии, и он промолчал. Не захотел осуждать своих родственников старшего возраста. Даже отца.
— Извини, — Омон-Ра коснулся его плеча. — Чего только ни натворили наши предки… Но спасибо им, что мы живём. С детьми действительно очень много мороки. Когда я был в твоём возрасте, меня совсем не угнетало, что у нас с женой нет детей. Я не мог понять, зачем они нужны в моей хорошей размеренной жизни, где есть всё, чего ни  пожелаешь. А потом друг за другом родились два мальчика, и жена нашла в них большую радость. Ну, а я был рад, что она рада. Ты, пока ехал сюда, видел несколько голых островов?
— Угу, — кивнул Крокодил. — Это тот самый Оранжерейный и другие сгоревшие?
— Нет, Оранжерейный в соседнем архипелаге, а на этих был выброс негативных фантазий. Обычный мох превратился в плотоядных насекомых и сожрал всех жителей.
«Как в «Солдатах Вавилона», — подумал землянин. — Значит, правильно я эту книгу в список внёс. Тут много её следов».
— Зачем нам злобные пришельцы, если мы сами можем выкопать такие колодцы тьмы… и ухнуть туда в любое время дня и ночи, — Омон-Ра покачал головой, наклонился к земле, сорвал травинку, закусил. — Когда моя жена была жива, я, бывало, неделями дома рта не раскрывал, незачем было. Она меня понимала с полувзгляда. А я, если честно, всегда слушал её вполуха. Ещё и удивлялся, зачем столько трындеть… Да. Кажется, всю жизнь, сколько мне осталось, отдал бы, лишь бы хоть раз услышать, как она меня домой зовёт, когда мы тут с соседями в туннельках зависаем. А теперь, когда разговариваю, то будто эхо её голоса улавливаю. Такой болтливый стал… Скучаю очень по ней. И жалею, что у нас не было дочки. У моих сыновей тоже одни мальчишки.
Старик в задумчивости потёр правой ладонью левый кулак.
«Интересно, сколько ему лет? Шестьдесят? Семьдесят? Восемьдесят? Девяносто? Надо бы узнать, как раяне обычно умирают при таком-то здоровье. Как йоги у Высоцкого, что ли?»
— А умираем мы так, — сказал дед, глядя в землю, — вдруг появляется тяга лежать на траве и смотреть в небо. Говорят, внезапно и непреодолимо, как… Как желание поцелуя. Появляется — и ты ищешь возможность упасть туда, в эти огни. Земле ты уже не принадлежишь. Только небо, только ветер, только радость впереди. Но моя жена не так умерла, она просто утонула. Несчастный случай. Ну, неважно.
Он выплюнул травинку и погладил пёстрое перо.
— И вот я уже начал было поглядывать на небо — когда же? Но тут у меня снова появилось задание. Накануне перед выбросом она мне приснилась, Аза, птичка моя певчая. Трясёт за плечо, толкает, будто на самом деле рядом со мной лежит. Я проснулся — не могу понять, на каком я свете, что, где… И тревога страшная. Ты видел выброс?
— Да, — кивнул Крокодил, — у нас там, в Лесу Тысячи сов. Аира чуть дуба не дал, пока гасил эту дрянь.
— Страшно было?
— Ну, как сказать, отец. Противно до рвоты, и вонища. Какой-то парень разлюбил девушку, или что-то такое… И пошла лавина червей.
— А у нас выгнали с Пробы одного поганца. Его отец с моим младшим сыном в школу ходил. И правильно выгнали: со всеми передрался, наговорил инструктору гадостей... Понятное дело, приехал домой злой на весь белый свет. Такие, планы на жизнь понимаешь, строил, а вернулся стриженый. С подростками вообще беда, и нет такого родительского глаза, который они не отведут… В общем, если бы не Аза, все наши Сорок легли бы в траву. А так я сообщил спасателям, что тревожное, мол, предчувствие, явно выброс назревает, и пошёл к берегу. У меня же кит у причала, ты же моего кита видел, а уже такие водовороты ходят… Вывел его на берег и тут вижу, что-то барахтается. Жабка пупырчатая. Девчонка, от страха зелёная вся, как метиска. Вообще, загадка, как она выжила. Любила этого сопляка, а муж и жена пакость одна. Ну, вытащил я её, потом приехали медики, развели руками: три четверти мозга в пыль, приняла же на себя его выкрутасы, как громоотвод. Все доктора в один голос: овощ, чудеса медицины только ради её ребёнка. А она как вцепилась мне в руку — и разжать невозможно. Я так в клинику с ней и поехал, как привязанный. Конечно, выкидыш, солнца красная цена. Всё, говорит доктор, конец. А она глаза открыла: «Пака, ты живой?» И лезет целоваться. Того Пакур-Пан звали. Вот такая аберрация восприятия, мозги-то в фарш... Чудо, что сохранилась речь, чудо, что она встала на ноги, чудо, что будет матерью. Был бы тот Пака хоть чуть-чуть повзрослее душой, с такой женой точно бы стал дестаби. Врачи говорят, шанс на просветление есть после родов, но уж не знаю, обрадует ли оно её, такое-то просветление. Высечь бы его вовремя пальмовыми верёвками, гадёныша, но что уж тут кулаками махать после боя…
Старик заиграл желваками, и Крокодил подумал, что для пацана со злобной фантазией смерть и впрямь оказалась очень хорошим выходом.
— Наши старейшины мне в оба уха: не дай погибнуть девчонке, и так столько жертв. А я, что, не понимаю? Я сам старейшина. Если бы мне кто-то сказал, Андрей, что на старости лет я окажусь в такой истории, расквасил бы похабнику хлебало. Помню, видел на Бирюзовом, в гостях у приятеля моего, такую пару. Деду под девяносто и девчонка, которой ещё в куклы играть, а он ей пузо надул. И крыл порядки на этом самом Бирюзовом, и деда этого чуть не зарезал, хорошо, что меня оттащили, потом полтора года не мог индекс восстановить. А вот, поди ж ты, вернулась мне моя брань прямо в морду. В общем, вместо того чтобы готовиться к встрече с вечностью, чтобы спать и видеть, как Аза мне перину в небе взбивает… По настоятельной рекомендации врачей и с благословения старейшин женился. Во второй раз. Со свадьбой, цветами, песнями и плясками.
Омон-Ра скрежетнул словами так, будто признался в последней низости, которая только может прийти на ум, да и то в больную голову.
— Теперь вот имею счастье быть обожаемым и боготворимым Пакой. Единственное, что омрачает жизнь моей полоумной красавицы, так это моё нежелание сдавать тесты на дестаби.  Как это вообще возможно — прятаться от своего предназначения в тихом домике? дремать у воды? спать после обеда в гамаке? давить подушку на веранде во время дождя?  Пака, безусловно, не спал после обеда, и по ночам он тоже не спал, а по утрам тем более. А тут ещё информационка пришла, что Махайрод настоятельно рекомендует заглянуть в тесты и пополнить ряды — так просто хоть из дому беги! А как же бежать, если ею заниматься нужно, меня для того к ней и приставили: голову разрабатывать, душу греть… Я её родов жду, как милости Творца. У меня за это время у самого уже три четверти мозга выкипело. Я уже на небо хочу смотреть, а тут такие пироги с гамашами судьба накрыла на стол — жить с чужой женщиной, которая мне в правнучки годится.
Старик спрятал лицо в ладони, но тут же поднял голову.
— Такие дела. Но если подумать трезво, раз уж почему-то случилось именно так, значит, это и правильно. Случай — второе имя Творца. И ты тоже, Андрей, стой, где поставили. Я чувствую, не нравится тебе у нас, не лежит сердце к нашему дому. А ты всё-таки зубы сцепи и живи. Жизнь обязательно подбросит задачу тебе по силам.
Андрей Строганов откликнулся не сразу.
— Да мне нравится на Раа, отец. Это я себе не нравлюсь, понимаете? И не знаю, что делать. Здесь Родос, здесь прыгай… Между моей родной культурой и вашей есть большой зазор. Шаг влево, шаг вправо — и нет меня. А теперь, когда я стал полным пустым местом…
— «Полное пустое место» — это оксюморон, а значит, неправда, — спокойно сказал дед. — Ты, вообще, чем сейчас занимаешься?
— Ничем. Читаю «Букварь жизни», чтобы как-то разобраться в вашем мире. Аира сказал, что это поможет адаптироваться.
— Да, правильно, — кивнул старик. — Я с Лилой — её Лила зовут — тоже начал с чтения букваря.
— Наверное, придётся вернуться на белковый завод, куда меня определили по итогам профориентации, — вздохнул Крокодил, — Раз уж я больше ни на что не гожусь.
—А чем на белковом заводе тебе не нравилось?
— Как-то… унизительно очень. Чувствую себя кишкой, которая живёт ради унитаза.
— Ну, кишка вообще-то живёт ради чистоты организма… Но я тебя понял. Тебе не нравится работать без осознания того, что твоё дело наиглавнейшее во вселенной. Ты хочешь не переваривать, как кишка, а думать, как голова. Но при этом — извини, но такая уж игра слов, — у твоей головы кишка тонка, чтобы думать.
Крокодил горько усмехнулся:
— Да, в точку. Если честно, я всегда был так уверен в своём уме… Ну, ладно, хрен с ним, с умом. На Земле я просто любил свою работу. Любил работать со словом. С тканями текста в разных языках.
— Почему нет? Для человека, который держит слово, работа есть всегда. Что ты умеешь делать со словами?
Крокодил замялся. Но ему захотелось отплатить Омону-Ра откровенностью за откровенность.
— Есть у нас книжка такая для детей, изложение фантазии. «Момо» называется. На Земле фантазировать можно свободно и по любому поводу, это не влияет на стабильность мира… Момо — это имя девочки. Она умела слушать так, что люди сами ей про себя рассказывали. И она помогала им найти выход из трудного положения. Когда я был маленьким и читал эту книжку, мне хотелось быть именно таким: слышащим и понимающим. Это был мой идеал нужного дела. Но у нас между идеалом и реальностью непроходимая пропасть, поэтому я стал переводчиком с одних земных языков на другие. В условиях Земли это оказалась максимально возможная степень приближения к тому образу, которому я хотел соответствовать.
Омон-Ра поморгал, потом улыбнулся, потом засмеялся:
— Андрей, да ты просто не представляешь, насколько ты близок к своему идеалу! Я думаю, Махайрод — человек, из которого лишнего слова никому не под силу вытянуть! — тоже не раз с тобой откровенничал, правильно? И ты посмотри, какие грандиозные перемены случились на Раа!
— Но теперь я отработанный материал, — тускло сказал Крокодил.
— Ничего себе отработанный! Я вот с тобой поговорил — и прямо камень с души снял! Мне жить захотелось! А Тиман-Таса как амнистировали? А Советник Эстуолд откуда появился? Не от твоих ли слов?
«И ещё Аира научился писать стихи, Лиза перестала блядовать, а Борька стал мужчиной», — усмехнулся про себя Андрей Строганов, но невесело.
— И что ты там говорил о своей болезни от хвостовки?
— У меня катастрофически понизилась энергоёмкость организма. Моя энергетика зависит от выработки тестостерона, а сейчас я всё равно что кастрат.
— Тоже мне, проблема! — махнул рукой Омон-Ра. — Это дело очень даже поправимое. Так, хватит заниматься чисткой нужников, их временами нужно наполнять, как ты полагаешь? У меня удобства во дворе, и я тебе сейчас всё покажу: и места, которые надо знать, и дом, и всё, чем богат. Ты уж не побрезгуй, пожалуйста. А если ты скажешь Лиле несколько добрых слов, это тебе зачтётся у Творца. Как за амнистию Тиману-Тасу. Ей, понимаешь, нужно общаться с новыми людьми, чтобы развивать мышление, речь... Она очень хороший, добрый человек, а что она больна, уже почти незаметно. Пойдём.
Старик энергично поднялся, подхватив пёстрое перо, и зашагал по тропинке, Крокодил пошёл следом.
И буквально через десяток шагов открылась поляна с двухэтажным домиком. Стены пористые, словно из некрашеной пемзы, крыша камышовая, дорожка из жёлтых камушков ведёт к двери… Собственно, и двери-то нет, одна соломенная занавеска, да и та гостеприимно поднята.
А печка во дворе хотя и погашена, но разнообразные глиняные горшочки стоят с закрытыми крышками, наверняка не пустые. В животе у Крокодила тихонько буркнуло.
— Вот мы и дома, — сказал Омон-Ра. — Моя циновка заждалась твоих ног, а крыша — мыслей. Но если тебе действительно сперва нужен маленький домик уединённости для необходимости, то вот он.

Старик вышел во двор, а юная хозяйка уже опустилась на колени рядом с горшками и плошками. Но увидев, что мигранту неудобно сидеть на полу, она поднялась наверх и вмиг вернулась с пористой подушкой-трансформером, из которой соорудила для него маленькую табуреточку. Такие он видел в японских фильмах. Наверное, специально придумали для европейцев, чтобы тем не так трудно было высиживать на коленях.
Судя по тому, как ловко двигалась раянка, беременность близнецами нисколько её не тяготила. Крокодил вспомнил, что и Лиза что-то такое говорила, мол, идея продолжения рода не требует от здешних женщин самоотверженности, а наоборот, даже приносит им какие-то физиологические бонусы и кайф… Но на душе землянина почему-то было муторно.
«В конце концов, сказано же: не судите и не судимы будете, — попытался он как-то оправдать в своих глазах раянскую традицию. — Даже в Песни Пробы у них так и поётся: «жёны рожают детей по праву» — во сколько могут, во столько и рожают, ну вот плохо у них с фертильностью в популяции! Потому что Саша Самохина так придумала. Да к тому же Омон-Ра не первый мужчина этой медово-цветочной Лилы, и у неё это не первая беременность… И если уж врачи настоятельно рекомендовали ей рожать, то кто я такой, чтобы лезть со своей свечкой в чужую постель? Вон, и Тимор-Алк не считает чем-то постыдным, что его мать отдалась Аире… наверное, в том же возрасте, что и эта начала со своим пакостником Пакой. А может, дело вовсе не в раянах, а во мне? Может, мои мозги отказываются это переваривать только потому, что Светкин токсикоз изводил меня больше, чем её предменструальный синдром? Или нет, даже не в токсикозе дело. Меня бесит, что их жёны готовы рожать как только, так сразу, потому что любят своих мужей и верят им. А моя жена родила в двадцать — по её словам безумно рано, а послушать Тамилу Аркадьевну, так вообще чуть ли не после изнасилования — только для того, чтобы прописаться в мою квартиру, получить половину моего имущества, а потом тянуть алименты и вытирать об меня ноги!»
— Анд-Рей, что-то не так? — «афганская девочка» вопросительно заглянула ему в глаза. — Вам неудобно сидеть? Может, принести ещё одеяло?
— Всё в порядке, мне очень удобно, — поспешил заверить её Крокодил. — Лила, вы так смотрите… Я выгляжу очень страшным?
— Страшным? — она рассмеялась, открывая стеклянную крышку и складывая несколько раз, как бумажный пакетик. Пакетик потерял стеклянистость, стал охристо-коричневым. — Нет, что вы, просто очень необычным! Вы такой белый, будто только что из морозилки. Хочется предложить вам чего-то горячего и одеть в комбинезон, как на полярную станцию… Слушайте, это же вы тот самый мигрант, который друг Консула Махайрода, и он по вашей просьбе помиловал Тиман-Таса? Вы были на стабилизаторе и раскрыли махинации Бюро?
— Чувствуется, про меня скоро уже легенды начнут сочинять, — пробормотал польщённый Андрей Строганов.
Из пакетика хозяйка быстро нарвала треугольных бумажных салфеток. Землянин больше не удивлялся подобным метаморфозам предметов быта. Можно казать, он к ним уже привык. После того как на его глазах сотрудник транспортной службы вот так же сложил целую деревянную пристань, как тряпичную декорацию,  и убрал её под берег, он уже принял бы и секундное превращение огромной пальмы в зубочистку. В конце концов, он сам же чувствует себя дирижаблем во время сеансов донорской энергопередачи? Так почему бы стеклянной крышке не стать бумажной салфеткой?
— Пака говорил, что встретит вас на станции, и я уже все разложила, а вас всё нет и нет. Пришлось поставить под колпак, и теперь всё гретое…
— Ничего, мне так даже больше нравится, — сказал Крокодил первое, что пришло на ум, чтобы девочка не расстраивалась. — Когда еда протомится, это вкуснее.
— Да? Тогда попробуйте шарбат. У нас на Сорока это фирменное блюдо. К нам даже с Оранжевого едут — да, клянусь! — едут только для того, чтобы попробовать, каким должен быть настоящий шарбат!
Услышав новое слово, Андрей Строганов тут же вспомнил, что афганскую девочку звали Шарбат Гула, «цветочный щербет». Наверное, щербет такого же цвета, как кожа раянки Лилы. А если Омон-Ра вдруг умрёт от старости, кто будет заботиться о его вдове и маленьких детях? Его сыновья? Внуки? Община Сорока Островов?
Неужели он, Крокодил Андрюша, больше никогда не ляжет ни с одной женщиной?
«Да мне не надо «ни с одной», мне бы с одной! Чтобы любила меня, и прощала, и ходила бы от меня вот такая… Счастливая».
— А может, подождём хозяина? — предложил он. — Без хозяина у гостя не бывает аппетита.
И краем глаза покосился на вершинки её грудей, выступающие под непрозрачной, но очень тонкой тканью, осторожно прислушиваясь к себе.
Нет, ничто в нём не дрогнуло, разве что тоска зазвенела расстроенной гитарной струной.
— Это при плохой хозяйке у гостя не бывает аппетита, — фыркнула юная женщина. — У хорошей хозяйки гость и сандалии съест!
— А это сандалии? — он с деланной веселостью кивнул в сторону того самого фирменного блюда, мелкие светло-коричневые кубики (и точно не щербет), которые предлагалось есть руками.
— А вы попробуйте и сами определите, что это! — с искренним смешком отозвалась она.
Он протёр пальцы треугольным лоскутом, которое на вид напоминал бумагу, а на ощупь оказался как шёлк, взял несколько кубиков в горсть и съел с ладони.
— М-м-м… Да вкуснотища же! Лила, вы гениальная хозяйка! Прямо осьминоги в сметанном соусе!
Интересно, приезжал сюда толстый Константин из Сочи в гастрономический тур или ещё не знает, куда ехать? Или не заработал у своего хозяина-покровителя ресурса на такого рода отпуск? А может, уже похудел совсем? Отвык от обжираловки, как Крокодил от секса?
— Ну да, конечно, у них восемь ног, — сказала Лила, но уже без улыбки. Что-то в её глазах, ещё секунду назад таких сияющих, переменилось.
И Крокодил поостерёгся уточнять, для какой именно живности на Раа характерны восемь конечностей. Может, это Борькины питомцы после стрижки, забоя и ощипывания…
Девочка бросила быстрый взгляд на дверь и спросила:
— Анд-Рей, скажите, вам нравится новое имя, которое принял Пака? Да, я понимаю, это в знак траура. Погибли все наши родные, друзья и соседи… и я даже не могу разделить с ним горе, потому что ничего не помню… кроме него… Но зачем же брать такое ужасное?!
— Э-э… — неопределённо промычал Крокодил. — Ну, это как бы его личное дело. Даже друзья в такие тонкие вопросы не имеют права вмешиваться.
«А тем более не имеют права представлять, как старикан облизывает эту конфету, а она воображает, будто над ней трудится боготворимый Пака... И не чувствует разницы?!» 
— Он ведь рассказывал вам о катастрофе? — тихо спросила Лила. — Наверное, предупреждал вас, что у меня с головой не в порядке, да?
— Да, говорил, что вы очень тяжело пострадали. Но идёте на поправку.
— Последнее, что я помню, — как провожала его на Пробу. (Крокодил сразу представил сцену, изображённую Альбой на фигурке «Раа любит Аиру».) И попросила, чтобы он мне первой дал подержать свою плашку гражданства.
Ему представилась ещё одна сцена — и отнюдь не та, которой он был свидетелем, когда родственники мальчишек, вернувшихся с Пробы, сжимали обретённый их детьми документ в ладони и считывали информацию с древесных волокон. Похоже, трава в доме Омона-Раа была что надо трава. Гитарную струну чуть подтянули. Или это не трава, а шарбат? Или какие-нибудь феромоны от прекрасно раздувшейся Лилы?
— И вот я держу его плашку, но не могу прочитать. И вот, видите, забыла подать лопатки к овощам, и не могу вынуть их из хранилища…
Она посмотрела на свои руки и вся как-то вмиг потухла. Стала в точности как Шарбат Гула на фотографии. Только лицо у неё, конечно, было чисто вымытое.
Крокодил постарался сказать самым бодрым из возможных тонов:
— Лила, я тоже не могу пользоваться хранилищем, не умею считывать информацию с документов гражданства, не умею делать ещё тысячи вещей. Но, знаете, с такими друзьями, каких я нашёл здесь, можно прожить даже без всего этого. Ваш муж вас очень любит и обязательно поможет восстановиться.
Девочка тяжело вздохнула.
— Я знаю, что Пака отдал мне всего себя, чтобы спасти. Вы его раньше не знали и потому просто не видите, как страшно он постарел. Вы не представляете, каким он был красивым. У него были такие волосы…
— Ну, вы же его всё равно любите, — пробормотал Крокодил. — Подумаешь, волосы.
— Ах, да конечно не в волосах дело! — с тоской выговорила она, постарев будто на лет десять.
Глаза девушки будто обратились внутрь, и Крокодилу вспомнилось одно из двух заданий теста на способности дестаби, которое он смог прочитать: «Вообразите сферу, внешняя поверхность которой красная, а внутренняя — белая…»
— Не могу понять, почему он убедил себя, что теперь так и будет, почему, почему?! Да, меня сейчас лечат дети, а ему неоткуда взять сил. Так он и не ищет, вот что страшно! Он только казнится, что не смог спасти никого, кроме меня! Анд-Рей, к нему приходят друзья, и все такие старые, просто песок сыплется! Что у него может быть с ними общего?! Он же молодой парень на самом деле! Или… Может, он нарочно обманывает всех, чтобы Бюро его не засекло? Притворяется старым дедом? Но что толку, если он не хочет учиться!
— Э-э… — протянул Крокодил, не зная, что сказать.
Ему ещё никогда не приходилось находиться в обществе душевнобольных, и он почувствовал беспокойство. Хоть бы не спровоцировать какой-то приступ, в её-то положении… Или взрыв идей: говорил же Омон-Ра, что муж и жена одна сатана, а этот пакостный Пака — он же намечтал про плотоядный мох!
«Вот же носит где-то старикана… Или он нарочно оставил меня с ней наедине, чтобы она выболтала мне что-то важное о катастрофе на их островах? Раз уж он так верит в мой талант исповедника... Вряд ли для того, чтобы присутствие его брюхатой жены запустило в моём мозгу соответствующие мысли, а в организме — какую-нибудь электролитическую диссоциацию… или как это правильно называется?»
— Пака всегда ненавидел Бюро! — страстно прошептала девочка, уткнувшись глазами в узор на циновке, что-то вроде разноцветного клубка. — Говорил, что над нашими головами миллиарды звёзд, а мы сидим, зарывшись носом в тухлую стабильность, и удивляемся, почему нас пожирают наши собственные фантазии. И наши ли это фантазии? А может быть, они вовсе и не наши? Как Раа может пользоваться технологией, о которой никто ничего не знает? Как можно принимать подарки непонятно от кого, непонятно с какой целью? Как можно вообще вести дела с этим Бюро, которое присылает к нам существ одно другого гаже? Зачем? Чтобы мы подхватили их гнусные идеи? Почему твои родители, дедушка, дядя — то есть мои, Анд-Рей, это были математики первой величины — не бросят все силы своего интеллекта на решение загадки Бюро, ведь это топологическая, причём типично модальная, а не духовно-этическая проблема! Или, по крайней мере, сводимая к модальной. А вместо этого они занимаются тупой комбинаторикой и называют это игрой в бисер! Ещё тогда я чуть не умерла от страха, что кто-нибудь из Бюро это услышит и накажет его. И ведь его наказали! И всех нас наказали — именно в тот момент, когда мои родители и вся наша семья, и ученики дедушки приехали поздравить его с днём рождения! А Пака, вместо того чтобы заявить о своих способностях, замкнулся в себе, и при этом принял это ужасное имя — Воин-Без-Пределов — зачем?! Чтобы они его добили, безоружного?! Он говорит, что я неправильно всё понимаю, и что после такой катастрофы ему нельзя жить с прежним именем, потому что оно свидетельствует о смерти. Но что он мог сделать один? Он же тогда только вернулся с Пробы и ещё не прошёл инициацию как дестаби! Я пыталась позвонить Консулу, но меня с ним не соединяют — у меня же нет статуса, я больная и зависимая! Анд-Рей, но хоть вы расскажите Консулу о Паке! Может, он как-то укрепит его волю? Передайте ему, что Пака пахнет так, как раньше, как всегда. Пока я жива, он не может умереть. Консул поймёт. Передадите?
Тут-то и появился Омон-Ра, весёлый и довольный, с кусками древесины разных размеров. Извинился за то, что оставил гостя, сказал, что бродил по лесу, искал подходящие образцы…

Отредактировано Старый дипломат (24.04.2018 18:16)