Я устраиваюсь на скамейке с планшетом и стаканчиком хорошего кофе. Тепло. Солнце, лёгкий ветер, свежая листва. В Москве, который год, лето раннее и благословенное.
Написав несколько строчек, чувствую – Она уже здесь. Краем глаза я сначала замечаю её стройные загорелые ноги в классных сандалиях – ремешки из мягкой коричневой кожи, но сильно потёртые и запылённые. Она всегда несёт на себе пыль белых камней и солнце, будто только что ходила по дорогам Крыма.
Я радостно к ней поворачиваюсь:
— Привет!
Она сидит на соседней скамейке, расслабленно вытянув ноги, грызёт травинку, тоже какую-то южную. У неё всегда не то чтобы хмурый, скорее суровый вид, несмотря на артистический облик. Буйная шевелюра рыжих волос в которой будто запутался этот помятый венок из веток лавра, тоже пыльных. Ярко-зелёные глаза, на загорелых скулах проступают веснушки. Мне нравится её хитончик – цвета светлой глины, весь вышитый мелкими тёмно-зелёными листочками. Ей очень идёт, а вот мне такой пойдёт вряд-ли.
Она никогда не здоровается и не прощается, вообще – немногословна.
Я говорю:
— Тебя давно не было. Не любишь холодную погоду?
— Это ты её не любишь, — она пожимает плечами.
Действительно, зимой я редко заходила в наше любимое кафе; в тихом дворике, всего пять столиков, интеллектуальные молодые люди и очень хороший кофе.  Если после работы взять там большую чашку и посидеть с планшетом минут пятнадцать, Она приходит обязательно… почти.
Для меня зима – тяжёлое время, а ей-то – какая разница. Иногда я забываю, что Она – богиня.
Я чувствую себя виноватой и продолжаю очень осторожно:
— Я тебя ждала.
Она фыркает. Конечно, кто её только не ждёт.
— Серьёзно, мне нужен твой совет.
Она поворачивается ко мне. Такой пронзительный взгляд цвета «волны с картины Айвазовского», в реальном мире таких волн не бывает и взглядов тоже.
Я продолжаю, пока Она внимательно слушает.
— Смотри, у меня накопилось уже много симпатичных кусочков, уже есть пять – шесть полноценных, живых персонажей, несколько детективных сюжетов. Пора решать, чем это всё станет в результате; сделать цикл повестей и рассказов со сквозными героями, или – полноценный роман со сложным сюжетом. Как это всё организовать?
Она задумывается, потом морщится:
— Композиция. Это не ко мне. Тебе нужна Урания.
Урания? Мрачная, отрешённая зануда с очами воздетыми горе́; стило и карта, циркуль и сфера, звёзды, планеты, космос, магия абстракций и чисел?
— Муза Бродского?— говорю с сомнением.
Она опять хмурится:
— Да, это не для тебя, пожалуй.
Наконец, её взгляд светлеет:
— Каисса, вот кто тебе нужен.
Каисса – богиня шахмат. Что-то в этом есть. Разве не похож процесс создания романа на шахматную партию? Или, на целый турнир? И сюжет; добро против зла, пешка становится королём, сам король остаётся недвижим, только его помощники или приспешники мечутся по доске, белое – чёрное, ритм смены комбинаций, мелькают контрасты и только у двух игроков в головах – одна общая паутина интриги. Какой фигурой пожертвовать? За кем останется последний ход? Кто белый король? Уже есть. А кто чёрный?
— Спасибо. Я поговорю с Каиссой. Мы немножко знакомы. Но, ещё одна проблема: откуда брать злодеев? Не получаются у меня плохие парни, хочется чтоб все были хорошими, даже если поступают плохо.
— Ну-у, так тоже можно. Нет мирового зла, только игры Ананки. А если тебе нужен супер злодей, без политики не обойтись. Там их полно.
Это мне показалось? В её лице промелькнуло сочувствие.
Она легко подымается и словно вырастает. Листья с её хитона взметаются стаей и несутся в беспорядочном ветре, складки ткани закручиваются завитками барокко, а лицо каменеет старой обожжённою глиной.
Сейчас уйдёт. Может кто-то её позвал особенно громко? Странно, я так и не знаю её имени. Но точно, она – не Эрато. Эрато я помню, маленькая черноволосая девушка, всегда будто озябшая и испуганная.
«Даже Эрато в России становится девой пугливой…»
Греки считали, их было девять. Но кто в самом деле знает, сколько их там тусуется у Кастальских вод.
— Подожди, разве не напишешь мне что-нибудь? Немножко. Мне нужен вот тут осенний пейзаж, мрачный и мистический слегка. Ты ведь любишь пейзажи?
Я всё-таки знаю некоторые её слабости. Она любит пейзажи.
Она оказывается за моим правым плечом, и мои пальцы сами бегут по буквам:
«…запах тлена, болота и павших листьев. Серость, сырость, мокрость, вечно оседающий туман…»
Слова «мокрость» не существует, как показывает Word. Плевать на программу, Муза главнее.
Теперь она окончательно уходит. Обычная девчонка в летнем платье и сандалиях на босу ногу. Если кто-то увидит её кроме меня, не удивится. В Москве бывает прикид и покруче.
Она оборачивается напоследок:
— И не вздумай идти на поводу у читателей, — и показывает мне кулак.
— Да, когда это было?!
— Было.
С богами не спорят. Только в исключительных случаях. Да, наверное бывало, поначалу. Прости, Муза, больше не повторится.

Она уходит всё дальше и дальше, в сторону памятника Пушкину. Не надо её звать. Она приходит сама к тем, кто работает, пишет, читает, думает. Хотя и у неё, наверное, есть любимчики. Она – женщина, как-никак.

Ещё придёт. Да, обязательно придёт, ведь она никогда не прощается.