ЧАСТЬ 2
Глава девятая
Духи и... мухи
В избушке было темно, так что Анна не сразу смогла разглядеть Якова, бессильно лежащего на соломе в углу - в какой-то неловкой позе, с закрытыми глазами. В первый момент ей показалось, что он уже не дышит. Родное лицо в синяках и ссадинах, густо заросшее чёрной щетиной, гримаса боли на нём. Что же с ним сделали?
Она рванулась к нему, мгновенно забывая обо всём на свете. Из раскрывшейся папки веером посыпались под ноги листы.
Вначале дрогнули веки, а потом разомкнулись запёкшиеся губы:
- Анна Викторовна!..
Он сделал отчаянное усилие, чтобы приподняться, но ему мешали верёвки, стягивающие руки за спиной. Анна подхватила любимого, обняла за плечи, приникая поцелуем к тёплому виску. Один поцелуй. Только один поцелуй, а там будь, что будет!
Дальше был выстрел, и мир разлетелся на куски …
Анна содрогнулась всем телом и села на кровати. В раскрытое окно тянуло ночным сквозняком. Светать ещё не начинало. Рука в панике скользнула по соседней подушке и наткнулась на кудрявую макушку. Муж спал рядом, её паническое пробуждение его не разбудило. Пусть спит. Ему надо отдохнуть.
Что это было вообще? Анна глубоко вздохнула, перебирая мысленно обрывки кошмарного сна. Мироздание о чём-то её опять предупредило? Это будущее?
А вот нет! Во сне волосы Якова были тёмными, теперь-то они седые совсем. Что-то из того времени, когда они были молодыми.
И папка… у неё в руках была голубая папка. Она, действительно, принесла её в ту избушку, где Лассаль держал Штольмана. Вот только всё было совершенно иначе!
Эта мысль Анну Викторовну успокоила. Да, наяву всё случилось иначе. То, что она увидела во сне, могло быть. Если бы Штольман не освободился сам к тому времени, как она пришла. А он точно не стал бы терять время, зная, что Лассаль отправился за ней.
А она сама? Найди она Якова бессильным и связанным? Нет, она не стала бы падать на колени для последнего поцелуя. Не было бы у них этого поцелуя. Потому что она накинулась бы на Лассаля с тростью. Собственно, так оно и произошло. И их убили бы… Вот только Штольман был уже на ногах. И прятал за спиной топор. А на помощь к ним спешил верный Коробейников.
Сквозняк сделался совершенно ледяным, Анна потянула к себе простыню, пытаясь укрыться, когда осознала, что этот холод - потустороннего свойства. У окна стоял, скрестив руки на груди и непонятно глядя на неё, Жан Лассаль.
- Чего вы ко мне всё время ходите? – воскликнула она мысленно, не желая разбудить мужа. Некоторые духи прекрасно умели слышать то, что она вслух не произносила.
Кажется, Лассаль расслышал. Но ничего не ответил. Анна натянула всё же простыню на плечи и так же беззвучно произнесла в сердцах:
- В конце концов, вы сами виноваты в том, что не сумели нас верно просчитать. И можете сколько угодно тешить себя мечтами о том, как, по вашему мнению, было бы правильно.
- Я позволил бы вам поцеловать друг друга на прощанье, - с непонятной ухмылкой произнёс француз. – Это было бы очень красиво, как раз для таких романтических натур.
- И очень глупо, - в сердцах сказала Анна. - А вы романтик, господин Лассаль? Ну, уж извините, что не доставили вам такого удовольствия. И вообще, чего вам всё неймётся? Кажется, тот вечер поставил точку во всех спорных вопросах. И папки той давно у меня нет. Почему бы вам не взять пример с князя? Он угомонился уже тридцать лет тому назад.
Лассаль промолчал, но ей показалось, что ему было, что сказать.
- Ну, отвечайте же! Неужели вы думаете, что я с вами ночи напролёт беседовать буду?
- А ведь я столько раз мог убить его, - с каким-то сожалением произнёс дух, глядя на спящего сыщика. – И его, и вас. Вы не были трудной добычей.
Анну это заявление возмутило до глубины души:
- Отлично! Тогда отчего именно вы сейчас являетесь ко мне и мешаете спать? Это мы живы. А вы мертвы.
- Вам повезло, - с неохотой заметил наёмный убийца.
- Вы так думаете? – сон слетел с Анны Викторовны окончательно. – А вот я думаю, что мы просто оказались сильнее и умнее вас. Поодиночке вы, может, и справились бы с нами. Но мы были вместе, а с этим вы уже ничего поделать не могли. Так что признайте уже, что вы проиграли в честной борьбе, и покойтесь с миром!
Анне показалось, что дух возмущённо фыркнул:
- Под камнем, на котором начертано «Штольман»?
Ей много раз говорили об этом памятнике, но она никогда не стремилась его увидеть. Словно это делало хоть на минуточку возможным тот кошмарный исход.
- Всё это невероятно пошло! – нервно ухмыляясь, сообщил Лассаль. – Все эти цветы на могилу, этот культ Штольмана в вашем глупом городишке. Как будто кто-то из этих людей что-то знал о Штольмане и о том, чем он в действительности занимался!
Внезапно ей показалось, что она поняла.
- Всё дело в этом, да? Вы – человек-невидимка. Яков тоже был таким со своей тайной службой. Но после его мнимой смерти его оплакивал весь город. А вы так и остались призраком.
- Вы полагаете, что я ему завидую? – с презрительной усмешкой произнёс француз.
- Должно быть, вам и впрямь не дают покоиться с миром все эти люди, которые у вашей могилы поминают не вас, - Анна Викторовна уже почти успокоилась. – Вы не понимаете, зачем они приходят, чего хотят. А это просто благодарность.
- Благодарность? – на лице у духа снова мелькнула презрительная гримаса.
- Да, - убеждённо сказала она. – За полтора года в Затонске Яков сделал много добра людям. И они это помнят до сих пор. Вот вы сделали когда-нибудь нечто такое, что заставило бы кого-то испытывать к вам благодарность?
Дух не ответил, но гримаса на миг стала какой-то болезненной.
- Сделали! И очень об этом жалеете, – вдруг дошло до неё. – Я вам признательна за ваше предупреждение! Оно было кстати.
- Признательны? Несмотря на то, чего это вам стоило? – кажется, дух ей не поверил.
- Да, я благодарю вас. Вы очень помогли нам. Ну, если вам вдруг хочется это знать.
Лассаль разглядывал её с каким-то непонятным вниманием. Потом вновь повторил ту фразу из Александра Дюма, которую уже говорил ей в тот день, когда почему-то решил оставить её в живых:
- Во всех несчастьях ищите женщину! Вы действительно особенная. Жаль, что я этого не понял тогда.
- Я не в обиде за это, - пробормотала она.
Дух француза продолжал пристально разглядывать её.
- А если бы я снова предупредил вас о том, что грозит вашему сыщику? И вновь ценою ваших страданий. Вы бы согласились?
- Да! – не раздумывая, ответила Анна.
- Зная, что каждый такой контакт забирает у вас годы жизни?
- У меня много лишних лет, - пробормотала она.
Чем меньше их она проведёт без Якова, тем лучше, верно?
- Что ж, Анна Викторовна, пожалуй, я могу вам это устроить! – зловеще пообещал дух убийцы.
- Сделайте милость! – вырвалось у неё вслух.
Яков вдруг повернулся и шумно выдохнул, пробуждаясь.
- Хотите послушать, как ругается полицейский? – иронически спросила Анна у духа.
- Не хочу, - усмехнулся француз. – До встречи, Анна Викторовна.
Впрочем, сегодня Лассаль обошёлся с ней не в пример аккуратнее. Она не свалилась в обморок от его присутствия.
- Аня, что? – пробормотал Яков Платонович, растирая лицо ладонями, чтобы проснуться.
- Ничего, просто кошмар, - вздохнула она. Можно ведь так сказать? – Ты спи, рано ещё!
Анна вздохнула и обняла мужа, устраиваясь на его плече поудобнее. Ну и что, что тогда они не поцеловались? Взамен одного несбывшегося поцелуя им досталось много-много других. А пока они живы, будут и ещё. Так что все правильно, по-честному?
Только не надо, чтобы Яков об этом знал.
* * *
После убийства Латышева и покушения на Лизу не могло быть и речи, чтобы Яков отпустил её гулять по городу одну. Кажется, он решил перевести агентство на осадное положение. Не сказать, чтобы это Анну расстроило. Помогать сыщику в работе – она всегда считала, что это именно то дело, для которого её судьба предназначила. Да и общество затонского следователя не успело ей надоесть за столько лет. И вообще, она соскучилась.
Вчерашний день Анна провела у Трегубовых. Варвара Кузьминична звала её заглядывать. К тому же, Анне Викторовне нужно было решить важный экзистенциальный вопрос: где им столоваться в Затонске. Единственный ресторан, который открыл в бывшем заведении Мефодьева нэпман Сидоров, пугал нечеловеческими ценами. Приличных трактиров в городе практически не осталось. Прежде весьма почитаемое дядюшкой питейное заведение на Речной по словам Василия превратилось в настоящий притон, к тому же находилось далеко от управления.
Вчера ей удалось соорудить кулеш на Лизиной кухне, пользуясь предложением хозяйки и милостиво оставленным ключом. Но злоупотреблять её гостеприимством не годилось. Сама журналистка, выгуляв Анну по родному городу, помчалась в редакцию, заставив бывшую барышню Миронову ощутить укол совести. Прежде она вот так же наслаждалась прогулками с затонским следователем, а после он работать шёл, не успевая поесть и поспать. Теперь вот Лиза тоже. Нет, надо что-то с этим решать! Так не годится.
Так что Анна Викторовна очень рассчитывала с помощью жены полицмейстера подыскать сносное жильё, которое Штольманы могли бы снять на время своего пребывания в Затонске. С кухней, разумеется. Четвёртый нумер в Парижской Коммуне, конечно, навевал сладостные воспоминания, но для жизни нынче не подходил совершенно.
Варвара Кузьминична, засучив рукава, занималась делом, которое Анна не знала совсем, но не прочь была бы освоить. Прежде с этим управлялась в доме Мироновых Прасковья. И что сказала бы маменька, если бы Аннушка вздумала солить огурцы? А ведь огурец – прекрасное дополнение к горячей картошке. Куда лучше, чем картошка без огурца. Анна Викторовна ощутила, что в её образовании зияет существенный пробел. В Париже этому искусству обучить её никто не смог бы.
Милая супруга Трегубова терпеливо объясняла ей, как укладывать огурчики в кадку, в какой пропорции добавлять соль и специи, заодно обещала узнать, не сдаёт ли кто комнаты для семейной пары.
Николай Васильевич, вначале дремавший в гостиной, присоединился к ним и принялся развлекать дам разговорами. Он постоянно забывался и называл Анну Авророй Романовной, но она не обижалась. Яков третьего дня тоже не стал разуверять бывшего начальника, признавшего его особой королевских кровей. Отшучивался, но смотрел больными глазами.
Бедный Яков! Кажется, он вбил себе в голову, что с ним непременно случится то же самое. Анна была абсолютно уверена, что ясному уму Штольмана не угрожает ничего подобного, но как его убедить? Он же упрямый, как..!
А Николай Васильевич, кстати, не так уж сильно впадает в детство! Когда зашла речь о Туркестане, где сейчас служат мальчики, он встрепенулся и принялся вспоминать о своём гарнизоне на южной границе, о нравах тамошнего населения, о политической обстановке. Правда, эти сведения были сорокалетней давности, но Анна Викторовна слушала с интересом. Вот кто бы подумал, что наш чудаковатый полицмейстер был прежде настоящим героем войны?
В Парижскую Коммуну она возвратилась с лукошком, полным малосольных огурчиков и расстегаев из печи Варвары Кузьминичны. И радовалась, что есть чем накормить мужа после службы. Вот только поужинать им вчера так и не пришлось.
Да и поспать толком. После налёта полночи Яков с Евграшиным разбирались со следами и уликами в редакции. Анна клевала носом в кабинете товарища Ваги, а когда перебрались в участок – за своим чайным столиком. Не могло быть и речи, чтобы отправиться в гостиницу одной. Хотя она была уверена, что пока Циркач не знает о провале своих людей, ходить по городу безопасно. И всё же в Парижскую Коммуну они вернулись с мужем вдвоём – в половине второго ночи. Не успели уснуть, как к ней заявился Лассаль.
Утром, воздавая должное Трегубовским расстегаям, Яков был молчалив и мрачен. Анна догадывалась, что его мучит. Хочет взять её с собой, но не желает, чтобы она с духами лишний раз общалась. Слишком уж много покойников в этом деле, боится, что жена надорвётся.
Ну, а что духи? Расплатиться годами жизни от неё требует один Лассаль. Дух управляющего вообще оказался молодцом. Даже Алексей Егорович не подкачал, хотя уж от него она такого совсем не ожидала.
Присутствие духа она почувствовала раньше, чем увидела его. Потусторонний холод напугал её чрезвычайно. Ещё кого-то убили?
- Где вы? Покажитесь! – с дрожью в голосе потребовала она.
У окна соткался бледный силуэт, но вместо подтянутого француза, которого ожидала там увидеть, Анна различила нелепую бесформенную фигуру в старомодной крылатке. Толстяк протягивал к ней руки и что-то беззвучно восклицал, выпучив глаза.
- Господин Ребушинский? Алексей Егорович? Да говорите же вы!
Прежде дядя любил теоретизировать о том, что не позволяет духам выражаться ясно: «Понимаешь, Аннет, имя придаёт всему сущему форму. Ведь и ты, вызывая духа, произносишь его имя, и тем самым вынуждаешь его явиться. Имя даёт медиуму власть над бесплотной субстанцией. Видимо, в своём инобытии духи пребывают в бесформенности и беспамятности, где они просто не ведают имён».
Саму Анну вопросы теории, признаться, мало волновали. А практика показывала, что только самый сильный дух, и при жизни обладавший немалой силой воли, сохранял способность называть имена. Господина Ребушинского она к этой категории никогда не отнесла бы, сохранив к нему нечто вроде брезгливой жалости с тех самых пор, как он скулил рядом с ней в склепе, умоляя указать убийце на клад Кудеяра.
Один бог ведает, чего стоило духу журналиста совершить усилие, на которое он никогда не был способен.
- Лиза! Спасите Лизу!..
Приходилось признать, что только благодаря предупреждению покойного журналиста они успели вовремя. Хорошо, что Яков давно отвык сомневаться и задавать глупые вопросы. Когда она воткнулась в него, выбегая из номера, он понял всё с первой фразы. Он же сообразил, что искать Лизу надо в редакции.
Сейчас журналистка была под охраной товарища Редькина, а затонская милиция получила, наконец, фору в борьбе с Циркачом. Три мертвых налётчика, глядишь, наведут на след неуловимой банды. Или улики найдутся, или Анна Викторовна расколет того из духов, кто окажется послабее. Но вначале всё же лучше попробовать посюсторонним путём, как выразился Яков Платоныч. А то после ночной беседы с Лассалем ей слегка не по себе.
* * *
Егору Фомину, внезапно объявившемуся в участке, тоже явно было не по себе. Анна это заметила сразу. При последней встрече в Петрограде она любовалась им и радовалась, что из забитого, неуверенного подростка вырос сильный мужчина с открытой улыбкой и ясным взглядом. Про Арину она у него, конечно, не спрашивала, но Лиза рассказала, что учитель так и живёт бобылём, а в четырнадцатом году приютил у себя двоих осиротевших мальчишек. Анна догадалась, что два подростка, похожие друг на друга, как пара сапог, и есть Егоровы приёмыши. Они смотрели на них со Штольманом с плохо скрываемым жадным интересом. Ну да, про Якова по городу ходят байки самого фантастического свойства. Интересно, а про неё что-то ещё рассказывают?
- Анна Викторовна, а ведь я к вам, - нерешительно сказал Егор. – Как медиум к медиуму.
И Яков с видимым облегчением отпустил её с учителем в строящийся клуб. Интересно, что он сказал бы, если б знал, что клуб расположен в бывшей усадьбе Разумовского? Уверен, что явись к ней дух его старого недруга, она с ним легко справится? Или рассчитывает на флотский загиб в исполнении Егора Александровича?
Не то чтобы Анна всерьёз опасалась повстречать в бывшем княжеском доме дух хозяина или Лассаля. Князь обещал ей больше не докучать в ту страшную ночь, когда явился к ней под видом Штольмана. С Лассалем у неё вроде как договор. А всё же не отпускала её смутная тревога. И лишь выйдя на бывшую Царицинскую, которая теперь именовалась улицей Октябрьской, она поняла, в чём тут дело. Путь к княжескому особняку пролегал мимо дома Мироновых.
Все эти три дня Анна Викторовна бессознательно избегала проходить поблизости от родного дома. Она сама не смогла бы сказать, почему. Слишком много воспоминаний. В том числе и тех, воскрешать которые ей никак не хотелось. Последние месяцы в родительском доме счастливыми точно не назовёшь. Много ли приходило на ум безмятежных моментов? Пожалуй, только памятный музыкальный вечер, когда они играли с Антоном Андреичем, а Штольман стоял у рояля и глядел на неё, и от его взгляда почему-то становилось жарко. Но и тогда она зачем-то принялась Якова задирать и не сказала ему всего, что носила на сердце. А потом его и вовсе в дом пускать перестали. Однажды только дядя провёл тайком на пять минут, когда ей случилось заболеть…
Слишком много боли. Оказывается, она ничего не забыла.
Бывший дом Мироновых, который она увидела мельком сквозь кроны старых лип, не гляделся заброшенным.
- Здесь школа будет, - сообщил ей Фомин. – Начальная.
До того он тактично молчал всю дорогу, ощутив, что она ушла в свои мысли.
- Школа? – повторила Анна Викторовна.
- Да. Как раз по осени откроем.
И посмотрел на неё вопросительно. Ну да, ей трудно представить, как комнаты, в которых она росла, превратятся в школьные классы. Но, может, так оно и надо?
Перед домом Разумовского на клумбе цвели сальвии. В первый момент она не поверила своим глазам. Словно куда-то исчезли тридцать прошедших лет, и сейчас из-за угла выйдет в сопровождении сиделки Элис. Шагнёт навстречу с фальшиво-сладкой улыбкой хозяин дома. А у крыльца возникнет обеспокоенный Штольман, застенчиво прячущий за спиной маленький красный цветок…
- Надо же, ещё цветут! – вырвалось у неё.
- Это девчонки нынче посадили, - ломающимся баском сообщил один из близнецов, Санька, кажется.
- Так-то бурьян был, - солидно подтвердил его брат. – Почти в рост.
- А в саду яблоки спеют, - вставил один из ребят помладше. – Вкусные, небось.
- Вкусные, - машинально подтвердила Анна Викторовна.
- У местных ребят уже много лет знак высшей доблести – набрать яблок в саду у Разумовского, - с улыбкой заметил Егор.
- Вот как? – удивилась она. – Отчего же? Их кто-то стережёт до сих пор?
- Да глупые поверья всякие, - с досадой сказал Глеб.
- Поверья?
- Ну, там… призрак старого князя с проломленной головой. Барышня-ведьма, которая от любви утопилась, - Глеб вдруг осёкся и уставился на неё с подозрением.
- И надворный советник с горящими глазами? – звонко рассмеялась Анна Викторовна.
Надо же, они со Штольманом стали персонажами местного фольклора. Вот бы послушать!
- Не, надворный – он по трактирам… - нерешительно вставил кто-то из ребятни. – Где в карты играют.
Анна почувствовала, что дурные чувства, вызванные воспоминаниями, развеиваются, как дым на ветру. В старый дом, украшенный кумачовыми транспарантами и флагами, она вошла уже с лёгким сердцем.
- Не бойтесь, ребята, нет тут никого. Князя точно нет. А остальные во плоти покуда! – улыбнулась она.
Внутри особняк было уже не узнать. Исчезла знакомая по прежним временам обстановка, и даже стены, побеленные извёсткой, выглядели иначе.
- Здесь читальня будет, - поясняли ей ребята, показывая свои владения. – А здесь кружки.
В бывшей гостиной была оборудована сцена с занавесом из портьер.
- У вас и театр есть? – удивилась Анна.
И ребята наперебой принялись ей рассказывать, какой спектакль намереваются показать на открытии клуба.
Прошлое отступило, испарилось, исчезло. Настоящее было простым, незатейливым, пахло древесной стружкой и свежей краской. И она снова, как бывало всегда в окружении учеников, почувствовала себя совсем молодой. В Москве Яков, отпуская её с ребятами, всегда весело напоминал: «Анна Викторовна склонна к авантюрам. Приглядите за ней!»
Егор, шагавший рядом, тоже расслабился и вновь начал улыбаться. И всё же, что его тревожит? Зачем он попросил её прийти сюда?
Фомин, словно вспомнивший о своём деле, разослал своих пионеров с различными поручениями. Остались только приёмыши, глядевшие на Анну с какой-то даже опаской. Для разговора Егор пригласил её в одну из комнат, оказавшуюся бывшим хозяйским кабинетом.
- Анна Викторовна, тут такое дело… - начал он не слишком решительно. – Ко мне некоторое время назад начал дух приходить. В этом доме.
Анна вздрогнула. Она всё же надеялась, что Разумовского не увидит больше никогда.
- Дух? Князя?
- Да нет, какой там князь! Бабка вредная.
- Как? – поразилась Анна Викторовна.
- Ну, это ребята мои говорят, - невесело улыбнулся учитель. - Вы же помните, ко мне они иначе являются. Просто входят, а я потом себя не осознаю. Она с ними через меня говорит, а они не понимают.
- Не по-русски, что ли?
- По-русски, - вздохнул один из близнецов. – Только она всё время ругается. Не матерно, а всё равно обидно: остолопы, бестолочь. А так-то вроде барыня.
- Вот оно что, - Анна выдохнула с некоторым облегчением, узнав, что встреча с князем ей не грозит.
Внезапно ей стало интересно:
- Егор, получается, что ребята знают про тебя? – это «ты» вырвалось привычно, из прежних времён.
- Да знают, - вздохнул Фомин. – Не все, только особо доверенные лица.
Близнецы переглянулись, а потом уставились на неё с очень похожим непонятным выражением: то ли настороженное ожидание, то ли готовность от неё Егора защитить, если она усомниться посмеет.
- Когда я их к себе взял, они тосковали очень. Да и боялись, шутка ли – на всю Слободку известный чертознай! Им тогда и восьми ещё не было, такие воробышки испуганные. А потом к ним мать пришла, говорила с ними… через меня.
В общем, всё стало понятно.
- Ты хочешь, чтобы я с этой «вредной бабкой» поговорила?
- Ну да. Как тогда, с Епифановым. Я впущу её, а вы бы узнали, чего она хочет?
Анна сосредоточенно кивнула. И в самом деле, надо узнать, что этому духу надо. Совсем не годится, если он будет вселяться в учителя при большом скоплении народа. И так о нём, должно быть, чего только не говорят. Чертознай – надо же!
Получив её согласие, Фомин сел на стул, закрыл глаза и выдохнул, привычно расслабляясь. Когда он открыл глаза, выражение лица было уже совсем иным, словно сквозь него проступали чужие черты. Губы брюзгливо поджались. И голос сделался старческим, сварливым.
- О! Ну, наконец-то сообразили. Я уж сколько ждала. Вот ведь бестолочь пошла, не допросишься, - старуха обвела недовольным взглядом Егоровых приёмышей.
- Вы хотели со мной поговорить? – осторожно спросила Анна. Что-то в манерах духа казалось ей знакомым. Опознать его мешали мужские черты Фомина.
- Хотела, - сварливо подтвердила старуха. Потом тон её смягчился. – Я уж так ждала тебя, милая. Ты-то уж поймёшь. Ты же мне и вернула сыночка моего, кровиночку. Уж такая я счастливая была на старости лет! Тебе спасибо. Тебе и полицейскому твоему.
- Антонина Марковна? – уверенности не было, но кто ещё мог вспоминать сыночка и кровиночку?
- Я это, - подтвердила старуха Бенцианова. – И ты не забыла, значит? И сыночка моего помнишь?
- Ванечку? – кто знает, кого имел в виду дух сварливой старой женщины? В конце концов, там и родной сын был, Петруша – погиб мальчиком ещё.
- Ванечку, - рука потянулась промокнуть невесть откуда взявшимся платком слёзы, выступившие на глазах. Кажется, с помощью Анны дух смог вспомнить и произнести имя. – Такой ведь красавец вырос! Гордилась я им. Офицер был, убили его. А потом и жена его от «испанки» умерла. А внучок-то один совсем остался!..
Кажется, поведав свою историю, дух старушки совсем расквасился. Странно было видеть эти слёзы, льющиеся из глаз Егора Фомина.
- Погодите, Антонина Марковна, - решительно прервала этот поток Анна. – Вы ведь хотите, чтобы мы внука вашего нашли?
- Найди, милая! Ты-то найдёшь. Как ты тогда сыночка моего мне вернула.
- А зовут-то его как? Где его искать? Он в Затонске?
И тут старуха смешалась, взгляд заметался беспомощно, и дар речи будто бы пропал. Похоже, что Бенцианова из тех, кто не способен произносить имена. А Егору это каково? Она же в нём сейчас.
- Вот что, - поразмыслив, сказала Анна Викторовна. – Поступим иначе. Антонина Марковна, вы выйдите и сами мне покажитесь. Мне так привычнее, и вам легче будет.
Какая-то сила словно заставила тело Фомина на мгновение приподняться над стулом. Потом он обмяк, а через мгновение в открывшихся глазах уже не было потустороннего присутствия. В тот же миг сквозняк колыхнул пряди у Анны на висках, и старуха Бенцианова в собственном облике появилась в углу у голландской печи.
- Ну, вот и хорошо, - одобрила духовидица. – А теперь покажите мне вашего внука.
Если она не может назвать его имя, то хоть это сделать может, верно?
Действительность внезапно померкла, а потом словно распахнулось окно в какое-то иное место. Распахнулось буквально, открытое щуплым белобрысым беспризорником. Удивительно, но на Ивана Бенцианова, каким Анна его запомнила, мальчишка совсем не походил. Вздёрнутый нос в веснушках, открытый взгляд - Ванька-то всегда смотрел исподлобья. Худенькие в цыпках руки толкнули раму, и в комнату проник взрослый парень в картузе – по виду фартовый.
- Правильная хата, - одобрил он. – Муха, на стрёме будь! Если мусора – свисти. Если антон - побазаришь, пока управимся.
Получив приказание, мальчишка полез через окно наружу, а потом картинка подёрнулась туманом, и Анна вновь смогла дышать.
- Антонина Марковна, а искать-то его где? – запоздало воскликнула она.
Но дух уже ушёл, оставив привычную слабость в коленях, но так и не дав ответа.
Кто-то из мальчишек уже совал ей стакан воды. Интересно, она когда-нибудь научится близнецов различать? Другой хлопотал над пришедшим в себя Егором.
- Так, - сказала Анна сама себе. – Придется обходиться портретом.
Она достала из сумочки блокнот и карандаш. Лицо младшего Бенцианова запомнилось ей не слишком хорошо: только белобрысый чубчик, нос в веснушках, светлые брови и смелый взгляд. Всё это она перенесла на бумагу. Что ж, получилось достаточно узнаваемо. Вот только как его найти? Лезть с этим к Якову она точно не может. Ему сейчас и без того забот хватает.
Фомин подошёл к ней и заглядывал за плечо, пока она рисовала. Потом взял листок и вгляделся пристальнее.
- А ведь я его в городе не видел. А вы?
Ребята по очереди изучили портрет беспризорника и очень похоже покачали головами.
- Получается, что он не в Затонске? – спросила Анна Викторовна.
Если верить тому, что ей показали, Ванин сын вращается в очень плохой компании. Как это называется? Домушники? Форточники? По всему выходило, что парнишку надо спасать. Муха, Муха, где же ты летаешь-то?
- Кто это был? – с интересом спросил Фомин, глядя в угол у голландской печи.
- Помещица Бенцианова, Антонина Марковна. Она тут жила, через два дома.
- А про что она говорила-то? – встрял один из близнецов. Кажется, тот, который нетерпеливый – это Санька.
- Давняя история. У неё ребёнок погиб, она усыновила сироту, - Анна улыбнулась воспоминаниям. – Материализация духов силами уголовной полиции. А теперь она хочет, чтобы мы её внука нашли.
- Что теперь? К Якову Платоновичу? – учитель глянул на неё не слишком решительно. Кажется, понимал, что сыщику сейчас не до пропавших сирот.
- Ох, нет! - Она ощутимо покраснела, вспомнив, как однажды уже просила измученного следователя ускорить поиски Элис. А он на ногах едва стоял – не спал трое суток, спасая ей жизнь. - Сами справимся.
В конце концов, она тридцать лет помогала ему в агентстве. И дела им случалось вести порознь. Правду сказать, всякий раз в таких случаях Яков прикомандировывал к ней Коробейникова, Карима или дядю. Или всех троих разом. Но дела она раскрывала сама. Ну, разве что Антон Андреевич помогал немного.
- Где могут быть сведения о семье Бенциановых? – начала вслух рассуждать Анна Викторовна. – В полиции? Едва ли. Там если что и найдётся, то лишь по делу «ночного гостя», которое мы раскрыли в январе 1889 года. Думаю, что Иван Бенцианов с тех пор в поле зрения полиции не попадал.
- Я про него тоже не слыхал, - задумчиво произнёс Фомин. – Получается, он несколькими годами младше меня. Где он учился?
- Я помогала ему готовиться к экзаменам в гимназию, - припомнила Анна. – В последний раз видела их с Антониной Марковной перед рождеством в том же году. Кажется, всё у них было в порядке.
У них – да. А для неё это был, должно быть, один из самых страшных дней в жизни. Она брела по улице, потеряв любовь, силы, надежду. Счастливый мальчик промчался мимо неё, волоча свою приёмную мать - кажется, в кондитерскую. А потом к Анне подошёл Егор…
Она с усилием вырвалась из воспоминаний. Не время и не место! Кто же может знать, что сталось с Бенциановыми?
- Лиза! Если кто-то знает, то только она. Она же столько лет газету держала после смерти Ребушинского.
* * *
Товарищ Жолдина отыскалась в редакции. Разбитое окно уже зашили досками, но Затонскую Жанну д’Арк всё равно заставили перебраться в каморку без окон. Увидав Анну, Лиза бросилась к ней на шею.
- Сижу тут, словно арестованная! – пожаловалась она страшным шёпотом, вращая глазами и исподтишка указывая на товарища Редькина, сидевшего в углу с мужественным напряжённым лицом. – Ну, удружил мне Яков Платонович!
Анна рассмеялась искренне. Вопреки всему сказанному, Лиза явно наслаждалась ситуацией. Ей всегда нравилось быть в центре внимания. Забавная она!
- Меня ж теперь всюду норовят сопровождать, даже в уборную за малым делом! – Лиза вновь покосилась в сторону своего телохранителя. – Старательный, аж оторопь берёт. Ну, хоть с диванами ему покуда воевать некогда.
- А знаешь, мне он нравится, - подумав, сказала Анна Викторовна. – Чудак, конечно, но… искренний такой.
- Да ты что! – Лиза картинно закатила глаза. А потом не удержалась и прыснула. И Анна с ней заодно.
Как-то вышло, что не было у неё подруги, с которой можно было бы просто посплетничать вот так, похихикать вдвоём. Ну, не с Александрой же Андреевной, в самом деле? Дядина жена была чудесная, но очень серьёзная. И гораздо старше неё. Ирэн Корбей очень милая, и совсем скоро стала своей, но… с Лизой всё как-то совсем иначе. Интересно, что сказала бы мама, если бы узнала, что лучшей подругой дочери оказалась бывшая проститутка?
- Я уж Васяке жаловалась, просила, чтобы сняли конвой. Так и он ни в какую. Говорит: «Снимем, как поймаем Циркача!»
- И правильно говорит, - одобрила Анна Викторовна. – Ты потерпи, немного осталось.
Глаза Лизы заинтересованно вспыхнули:
- Ты серьёзно? Яков Платоныч уже вышел на след? Ты ведь мне расскажешь, да?
- Ещё не вышел, - честно сказала Анна. – Но выйдет обязательно. И ты об этом точно узнаешь. В своё время, - поправилась она, вспомнив, как относился муж к настырным журналистам.
Впрочем, Лизавету Тихоновну он таким уж злом не считал. Сам же просил о помощи тогда, в Петрограде. Так что она не очень покривила душой, верно?
- Аня, а ты ведь по делу пришла? – спросила вдруг редакторша, созерцая пионерское сопровождение подруги, топтавшееся в дверях с нетерпеливым видом.
- По делу, - вздохнула Анна Викторовна. Если Лиза не знает про Бенциановых, то вообще непонятно, где следы искать.
Но Лиза знала.
- Иван Бенцианов? Конечно, помню! Он ведь первым из затонских погиб в империалистическую. Я ещё писала об этом. В Восточной Пруссии, в армии генерала Самсонова.
- А про семью его ничего не помнишь?
- Не помню, - разочаровала её Лизавета Тихоновна. – Но можно ведь старые подшивки поднять. Может, и были какие детали, да я запамятовала. Пусть твоя свита пока с товарищем секретарём помитингует за новую жизнь, а мы пойдём ко мне в кабинет. Архивы там.
Статья про героическую гибель земляка в бою с германцами отыскалась, как и положено, в подшивке четырнадцатого года. Анна прочла её с интересом. Лиза писала немного пафосно, но всё же куда лучше своего покойного мужа.
- В Твери! – удовлетворённо воскликнула товарищ Жолдина, пробежав знакомый текст быстрее подруги. – Семейство его проживало в Твери.
- И не так уж далеко, - задумчиво сказала Анна.
Вот только согласится ли Яков её отпустить? Впрочем, о том, что младший Бенцианов связался с бандой домушников, товарищу Штольману знать вовсе не обязательно. У него и так дел по горло.
Следующая глава Содержание
