У Вас отключён javascript.
В данном режиме, отображение ресурса
браузером не поддерживается

Перекресток миров

Объявление

Уважаемые форумчане!

В данный момент на форуме наблюдаются проблемы с прослушиванием аудиокниг через аудиоплеер. Ищем решение.

Пока можете воспользоваться нашими облачными архивами на mail.ru и google. Ссылка на архивы есть в каждой аудиокниге



Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.

19. Глава девятнадцатая

Страница: 1
Ответить

Сообщений 1 страница 4 из 4

1

  • Автор: Старый дипломат
  • Модератор
  • Позитив: +12345
  • Последний визит:
    Вчера 23:16
  • Награды:
    1

Глава девятнадцатая

— Знаешь, что мне это всё напоминает? — пробормотал Крокодил, когда Аира принялся проводить мастер-класс по облачению в «зелёные одежды». — Ту сцену из «Джентльменов удачи», когда уголовники ждали Сан-Саныча в мужском туалете в женской одежде.
Праздничный наряд, доставшийся Крокодилу в наследство от Омона-Ра, по уверениям Аиры, сидел на нём очень хорошо, и вообще — был к лицу. Первые пять минут землянин пытался понять, как в этом можно ходить, как садиться и что делать, если придется как-то выпутываться по нужде. Раянин показал; всё оказалось просто и функционально.
Конечно, пальмовая юбка Омона-Ра оказалась довольно потрёпанной и совсем не такой красивой, как та, что уплыла к Паке; но Консул подсластил пилюлю, уверяя, что новая ритуальная одежда смотрится естественно только на подростках после Пробы.
— Ты же знаешь, что настоящий джентльмен должен быть немного потёртым, — сказал Аира по-русски. Был он деятельный и энергичный, как заряженный аккумулятор. — И сейчас, увидев тебя, любой коренной житель Раа поймёт, что ты человек с историей. Пусть и чужая ветка, но привитая на доброе дерево!
— Твоими бы устами… — пробормотал Крокодил.
Глядя на себя в зеркало в кабинке для переодевания — в гигантском шатре-колокольчике с подсветкой из жуков-люминофоров — он не только глазами видел, но всей своей кожей, до пояса выставленной напоказ, как полуочищенный банан, чувствовал: больше всего он похож не на стильно потёртого джентльмена, а на огородное пугало. В лучшем случае — на Кощея Бессмертного в молодые годы. Тощий, бледный и страшно унылый.
На похоронах он бы точно смотрелся более гармонично, чем на свадьбе.
А сам Аира даже в своих дикарских листьях и перьях выглядел эффектно. Впрочем, как и в кожаных шортах инструктора на Пробе, и в комбинезоне Консула на орбитальной станции, и в пляжном костюме, в котором он ходил в свободное от работы время.
«С такой фигурой можно в чём угодно ходить, хоть в набедренной повязке… Мечта скульпторши...»
— Подлецу всё к лицу, — сказал Крокодил вслух. — Это я про себя.
— Самокритично! — улыбнулся раянин и указал ему на ленты, пришитые в поясу в роли карманов. Землянин положил туда подарочную надпись, уже довольно помятую.
Аира тем временем свернул их прежние вещи и отправил свои в одну секцию хранилища, а Крокодиловы в другую.
— Блин, до чего же видок у меня не айс…
— По-моему, как раз айс, — с весёлым фырканьем возразил Аира, выдвигая ящики с цветочными аксессуарами и со знанием дела роясь в них. — Белый, как мороженое. Ванильное! И с шоколадными рисунками.
Да, на теле у Андрея Строганова были волосы. Не так чтоб так уж сильно росли, но всё равно — выделялись на белой коже, до неприличия чёрные и жёсткие. Одна фифа как-то говорила, что её здорово заводит его «тигриная полоска» — и проводила по нему пальцем от груди до низа.
А грудь и живот Аиры покрывал лишь короткий пушок под цвет кожи. Как мох внизу шляпки крепкого гриба-боровика. Или шерстка у коричневых ночных бабочек. Знак происхождения мужского начала на Раа от плюшевого медведя Саши Самохиной.
— Выгляжу, как обезьяна на голодном пайке, — сказал Крокодил, косясь на себя в зеркало. — Может, это как-то побрить? Хоть бы какая-то одёжка наверх, а то ходить на публике, как в бане…
— Не заморачивайся, мигрант! — хмыкнул раянин, втыкая белое перо в свои иссиня-чёрные волосы за правым ухом. — Пальма тоже волосатая, но это никого не напрягает. А что ты такой тощий, так сам виноват. Мог бы хоть плавать по утрам, чтобы подкачаться! У нас такое прекрасное озеро возле дома, а ты дрыхнешь до полудня, Емеля!
— Ну, если моё тело проходит по разряду древесины без вкуса и запаха, — фыркнул Крокодил, — значит, ничьих целомудренных мыслей оно не оскорбит. Если для ваших тёток я пустое место...
— Вот и славно, — откликнулся Консул тоном профессора Стравинского из «Мастера и Маргариты», а завершил фразу словами профессора Преображенского: — Тогда извольте заложить салфетку.
И ловко засунул за уши Крокодила цветы с комментарием: это-де отражение семейного статуса. За левое ухо синий и тёмно-лиловый в знак того, что отец жив, а мать умерла, за правое —  жёлтый и сиреневый за сбежавшую Светку и несовершеннолетнего Андрюшку. Цветы крепились невидимыми паутинками и благодаря этому гарантированно не сваливались.
«Реально огородное пугало», — сказал себе Андрей Строганов.
Тоска тут же потрепала его по шее, и вдруг живо вспомнился августовский день, когда отец повёл его в «Детский мир» покупать костюм к школе. Сколько же ему пришлось выслушать бурчания, что Василия Строганова оторвали-де от важных дел и всучили ребёнка, которым вообще-то должна заниматься мать… Родители были уже в разводе, но отец ещё не уехал и в кои-то веки принял участие в жизни отпрыска.
— Не пойму только, зачем посвящать всех и каждого в такие подробности, — сквозь зубы проговорил Крокодил. — Какое отношение сейчас имеет ко мне Светка?
— Это знак твоего места на древе жизни. Ты же не из вакуума появился, и своего сына не почкованием родил!
— А почему ты себе цветы не вешаешь?
— Не имею права. Мои родители были изгнаны, и у меня нет ни жены, ни детей.
— Но ты же Отец отцов!
— Это было бы право моего отца, если бы он был жив и на Раа. Вдеть за ухо цветок, означающий, что от него родился Отец отцов.
— Но у тебя же есть Тимор-Алк…
— Ну, отношения в клане дестаби не выносятся на публику.
— А твоё перо тоже что-то значит?
— Да, это обозначение моего специфического вдовства, — Аира коротко приподнял кончики губ, и это уже была совсем не солнечная, а бледная лунная улыбка. — Моя женщина любила меня тайно, предала и умерла, но я верен её памяти и перед обществом признаю свою связь с ней браком. Ну, всё, Андрей, теперь мы при полном параде, можно выходить в народ.
И таким грозой ворон и прочих земных сельскохозяйственных вредителей, с болтающимися за ушами цветами и в шуршащей пальмовой юбке, Крокодил вышел из кабинки для переодевания вслед за Аирой.

— Чувствую себя, как в книжке про Незнайку, — сказал Андрей Строганов, когда текучая резина вынесла их из здания вокзала и привезла под цветочную арку с мерцающими буквами «Добро пожаловать на праздник танца!» — Незнайка вырос, но так и остался полным придурком. А Знайка пошёл в качалку, вместо очков начал носить сиреневые линзы и стал мэром Солнечного города.
Слыша кислый звук своего голоса, Крокодил вспомнил, как, приняв галлюциноген на Пробе, увидел Андрюшку. И тот плаксиво вопил «папа, я падаю!», хотя стоял на твёрдой земле. И на все его попытки выстроить конструктивный диалог отвечал истерикой. В конце концов, Крокодилу до жути надоело тупое нытьё сына, и Андрюшка провалился куда-то в раянские тартарары.
«Эх, бракованный я ребёнок, и моя слезинка не в состоянии нарушить мировую гармонию на Раа, — с едким сарказмом подумал землянин. — Но как забавно выходит: мне не хватало отца, а ему сына, и вот — о чудо! — мечты сбываются. Только уж как-то вкривь и вкось они сбываются, вы не находите, господа присяжные заседатели? Что-то у вас там в небесной канцелярии напортачили, многоуважаемая Александра Самохина!»
— Я только мультики про Незнайку смотрел, —  отозвался Аира, с интересом разглядывая цветочные композиции, которые жители общины «Сиреневый свет» соорудили по случаю праздника. Потом снова перевёл взгляд на Крокодила, улыбнулся. Правда, не так солнечно, как раньше. — Книжку в моём детстве было не достать. Из школьной библиотеки украли, а в городской на неё большая очередь была.
Между тем, транспортёр уже поднял их по крутой дуге на максимальную высоту, давая возможность рассмотреть площадь, пестревшую разноцветной публикой. И зелёный амфитеатр с красивыми бархатистыми склонами. И озёра, соединённые каскадом. И пенные кусты сирени повсюду.
— Посмотри, если хочешь, в моей памяти, — сказал Крокодил гораздо бодрее (в самом деле, сколько можно ныть, как семилетний Андрюшка, и портить человеку настроение? и так уже, кажется, испортил…). — Мне на день рождения подарили, на шесть лет. Бабушка сказала, что от отца, но я-то знаю, что это она сама купила. Ухитрилась где-то достать по большому блату. Мы с Валеркой и другими ребятами во дворе даже играли в Незнайку. Помнишь, какой у нас был интеллигентный двор? Соседний дом, где Валерка жил, был же ведомственный, от «оборонки»… Это хорошие воспоминания, светлые. Без манной каши.
— Посмотрю на досуге, — кивнул Аира, снова вглядываясь вдаль. Его ноздри чуть дрогнули. — Только я скорее милиционер Свистулькин, который стал мэром вместо Знайки.
— Ты же говорил, что занимался автодорожным бизнесом…
— Андрей, ты как будто не в России жил! — в голосе Консула послышалось лёгкое раздражение. — Представляешь, какие там средства крутятся, и как в эту обойму попасть! Туда я воткнулся, только когда на пенсию вышел. А так служил в СОБРе. Как со срочки пришёл, так и пошёл в органы. Хотел же получить юридическое образование, чтобы знать законы, наивный юноша…
— В СОБРе — это «космонавтом»? Демонстрации разгонял, протестующих бил дубинкой? Цепной пёс режима?
— Я служил в «Рыси», это антитеррор, — сказал Аира, облизывая губы.
— Правда, что ли? Ну, ты Терминатор!..  Слушай, у тебя же наверняка был краповый берет! Блин, ты… ты был инструктором! Я угадал?
Лицо правителя Раа вдруг замкнулось. Будто многотонный сейф закрылся со звуком за порогом слышимости.
— Да, ты угадал, — сказал он сухо. — И… разумеется, Шана приехала, в нос мне тампоны! Было бы странно, если бы она не приехала, но какая была надежда… Ладно, проехали. Просто аккуратно обойдём её с подветренной стороны.
— А…
— Андрей, если твой следующий вопрос будет о том, какая у меня на Земле была тёща, давай поговорим об этом позже, хорошо?
— Это тебе ответка за Тамилу Аркадьевну, — Крокодил усмехнулся, пытаясь разрядить обстановку. — Ты говорил, что она милейший человек? Говорил, да? А вот не надо было бить лежачего!
— Точно, — кивнул мрачный Аира. — Нельзя произносить слово «тёща» всуе.
— Дружище, ты предвидишь какую-то гадость с её стороны? — Крокодил кивнул в сторону нарядной площади, куда их вёз транспортёр. — Что мне нужно сказать, чтобы всё отменилось? «Шана, отправляйтесь домой и маринуйте грибы?»
— Спасибо, Андрей, — и Консул Махайрод, весь каменный и с каменной челюстью, вдруг ткнулся своим лбом в лоб землянина. — Знал бы ты, брат, как я тосковал по матери, когда был под её опекой…

+2

2

  • Автор: Старый дипломат
  • Модератор
  • Позитив: +12345
  • Последний визит:
    Вчера 23:16
  • Награды:
    1

Амфитеатр для публичных мероприятий хотя и казался абсолютно естественной особенностью холмистого рельефа, на самом деле был ланшафтно-архитектурным решением гения: из любой точки тёмно-зелёного пространства открывался хороший вид на ложбину сцены с продуманной циркуляцией воздуха. Аира даже назвал имя мастера, но для землянина оно, конечно, было пустым звуком. Двусложным женским именем.
К открытию фестивального действа они опоздали и нашли себе свободное место не сразу. Аира шёл сложным зигзагом, чтобы не попадаться Шане на нюх, людей в разнообразных национальных костюмах было много, приходилось обходить их, то и дело извиняясь… В голове у землянина немедленно закрутилась фраза «и велел народу возлечь на траву», именно так проще всего было описать этот зал под открытым небом.
Правда,  полуголые зрители, наблюдавшие за выступлениями любителей танцев, мало походили на древних евреев, пришедших послушать Христа за городскими стенами. Больше всего они напоминали хиппи на рок-фестивале в Вудстоке, разве что марихуану не курили. Но некоторые пары вполне производили впечатление «заторчавших»: они неподвижно сидели в обнимку, засунув носы друг другу за ухо, как Лила и Пака на лужайке перед домом Омона-Ра. Спрашивается, если им так хотелось уединения, зачем припёрлись на праздник? Чтобы только место занимать?
— Падаем, — скомандовал Аира, найдя, наконец, пятачок для лежбища, довольно далеко от центра событий, но и в удалении от соседей. — Здесь она меня точно не учует.
И убедившись, что Крокодил удобно уселся, раянин провёл руками по воздуху, соорудив нечто вроде увеличительной линзы, через которую, тем не менее, свободно проходил воздух. Импровизированная сцена в зелёной ложбинке немедленно приблизилась, стали видны раскрашенные лица и тела исполнителей, уже вышедших на тропу войны… или что они там изображали в пляске?
Минимализм в одежде для праздника стал Крокодилу более понятен, после того как он занял место на тёмно-зелёной траве. Раяне, очевидно, пришли насладиться не только зрелищем и звуком, но также и тактильными эффектами,  потому что тело постоянно омывал лёгкий, очень приятно разнонаправленный ветерок — словно опытный массажист прикасался, перед тем как взяться за пациента всерьёз. Даже шевеление цветов за ушами из раздражающего фактора стало умиротворяющим. Словно его деликатно чесали то за одним ухом, то за другим, как кота с капризным характером. Или мама на заре времён легонько дула в его коротко стриженый затылок.
«Цивилизованные люди на Земле тратят огромные деньги, чтобы побывать в джунглях и поглазеть на ритуалы местных племён, а мне это дано бонусом, — подумал Андрей Строганов, наслаждаясь ощущениями фараона, над которым в жаркий день машут опахалом. — Будем считать, что я пришёл в культурный центр имени Миклухо-Маклая. Или Марти Макфлая, путешественника по времени. Если я выдержал концерт японской флейты, на который меня Валерка затащил, то уж раянские песни и пляски должны быть вообще семечки!»
Покосившись на Аиру, он увидел, что тот перестал быть железным шкафом, едва лишь улёгся на траву животом вниз и положил подбородок на скрещенные руки, а руки — на специально для этого предназначенную мягкую покатость в траве. Будто там лежал поросший густым мягким мохом древний валун и подставлял свой бок, как подушку.
Уловив взгляд землянина, Аира повернул к нему голову и улыбнулся:
— Будет интересно, вот увидишь!
Крокодил промычал, что не сомневается в высоком культурном уровне мероприятия, на которое собирается столько народу,  что транспортные ветки буксуют. Но сначала он сосредоточил внимание не на сцене, а на зрителях.
Да, форменный Вудсток. Или лежбище Флоры из «Отягощённых злом» — последнего романа Стругацких, не очень удачного. Только Флоры дисциплинированной, с высоким индексом социальной ответственности и экологической сознательности. Под сияющим небом Раа других не держали.
— И этот ветерок, — Аира провёл рукой в воздухе, — приятный, правда? На нашем праязыке он назывался «айри-кай». Можешь загадать желание, находясь между двумя тезоименитыми!
— Моё самое заветное желание ты знаешь, — вздохнул Андрей Строганов и обратил, наконец, взгляд на сцену.
Не было ни конферанса, ни единства композиций. Каждый следующий выступающий сам произносил название номера и показывал что-то своё. Просто делился движениями и образами со всеми, кто хотел ему внимать. И аккомпанировал себе свистом, бульканьем или хрюканьем, в зависимости от изображаемого объекта.
Но стоило Андрею Строганову присмотреться к движениям того чуда в перьях, которое вышло в ложбинку зелёной сцены, как раянскаяя самодеятельность на удивление цепко захватила его внимание.
Да, пантомима «Дерево, в корнях которого завёлся крот» сделала бы честь и артисту Ярмольнику, и Асисяю, и самому Марселю Марсо — про последнего Крокодил как культурный человек знал из строчки Высоцкого. Что бы там ни говорила Лиза с горы своего снобизма, но прыгать в пальмовых юбках аборигены умели. Высоко, но без высокомерия. Мастерски изображая зверей, птиц и насекомых, деревья, огонь и воду, камни и небо, космос и всё бытие, они просто рассказывали, что интересного узнали за время своей жизни. Не больше, но и не меньше.
Когда номер закончился, Андрей Строганов с удовольствием бы похлопал, но здесь зрители подавали знаки одобрения не хлопками, а бабочками. Над головами некоторых выступающих собирались целые облака шуршащих крыльев и осыпали волосы мастеров серебристой пыльцой — зрелище само по себе удивительно красивое.
Наиболее сильные волны бабочек собрало представление «Следы невиданных зверей», показанное ушастым парнем с подсолнухами, любовниками из хлопковой коробочки, девицей в поясе из тюльпанов и её спутниками в стогах сена. Насколько Крокодил смог понять, это был настоящий триллер, вроде «Парка Юрского периода». Но в танце всё кончилось хорошо: Смерть Раа была побеждена, наступило счастье даром, и обиженным, вроде, никто не ушёл.
Когда молодёжная компания очистила сцену, на ней появился новый мастер перформанса, солист. Он развернулся от души с места в карьер — даже у Крокодила в ушах зашумело так, будто его перенеслись на остров посреди океана, где морские животные и птицы пытались друг друга переорать. Причём эффект был не только стереофоническим, землянин даже почувствовал на губах соль морских брызг.
— Устраивают шоу ваши граждане однозначно лучше, чем пишут повести и рассказы, — заметил Крокодил вслух.
Аира утвердительно промычал. Он воспринимал номер «Остров» каким-то своим способом, вообще не глядя на исполнителя. Растянулся в своей любимой позе на спине, с руками за головой, глядя в небо с огнями и дыша медленно и глубоко. А потом черты смуглого лица смягчились, широко раскрытые сиреневые глаза помутнели, став похожими на пластмассовые пуговицы, ноздри перестали подрагивать, коричневые волоски на теле распрямились и поднялись торчком. По ним пробежали волны, и даже появились завихрения, как на лугу под порывистым ветром.
Другие граждане обоих полов вели себя примерно так же, как их вождь Серая Сова, он же Плюшевый Медведь, он же Консул Махайрод, не считая свои псевдооргазмические позы чем-то неприличным и непубличным. Видимо, на острове, идею которого выступающий самодеятель транслировал своим согражданам прямиком в мозги, птицы и звери кричали не просто так, и раяне реагировали в полном согласии с принятым у них представлениям о гармонии.
«Это у них, значит, так оригинально отдыхают на земле. По-богатому, — подумал Крокодил, глядя на вызывающе-белое перо в чёрных волосах, когда Аира перевернулся на живот и блаженно зарылся лицом в траву. — И в самом деле, зачем им марихуана, если они и так справляются, собственными силами. Непонятно только, как Лиза собирается составить конкуренцию этим обонялищам и щекоталищам своим скромным вальсом?»
Показавшему «Остров» (актёру? психологу? шаману?) тоже достались немалые волны бабочек, когда зрители наконец вернулись в реальность. И хеппенинг продолжился — с лругой группой артистов и естественных эндорфинов.
— Что это было? — спросил Крокодил, когда Аира, уже с ясными серыми глазами, сел рядом, стряхивая с груди и боков приставшие травинки. — Коллективный сброс сексуального напряжения?
— Наша культура кинэстетична, и у нас много каналов восприятия, — сказал раянин. И, усмехнувшись, добавил по-русски. — Считай, это было что-то вроде «То берёзка, то рябина, куст ракиты над рекой», только в динамическом исполнении.
— То есть я только что увидел наглядный пример горячей любви к Родине? Как в том анекдоте — «а теперь слайды!»? На которых Аира любит Раа?
— Ага, — хмыкнул тот. — В точку.
Крокодил перевёл взгляд со смеющегося смуглого лица раянина на линзу. На сцену вышла очередная любительская «группа в полосатых купальниках».
— А когда же будут выступать Тим с Лизой?
— Думаю, после захода солнца, — Аира перекатился в позу полулёжа. — Можно же так поиграть искусственным светом, что его непохожесть не будет видна.
— А ведь парень в прямом смысле забронзовел! — хмыкнул Крокодил. — Как статуя вождя!
— Ну, до вождя ему ему, пожалуй, ещё расти и расти, но твоя мысль мне нравится, — добродушно сказал Аира. — М-м-м… пора нам сменить дислокацию, а то… — он скривился, кивнув в сторону, куда дул чуть усилившийся ветер.
Консул встал на ноги, и линза со смачным чпоканьем лопнула, как мысльный пузырь. Крокодил поднялся. Снова пришлось попетлять, обманывая лёгкий ветерок, тезоименитый Аире. Где-то там, в гуще толпы детей цветов и божьих коровок находилась Шана, которая тоже приехала сюда ради Тимор-Алка.
Глупость, конечно, несусветная — прятаться от неё, и кому — главе государства! Но понять Аиру можно, заткнуть Шане рот — дело хлопотное, а молчать при виде своего непризнанного родственника она принципиально не может. Ситуация: пришёл ты, допустим, на концерт своей любимой группы, хочешь отдохнуть, расслабиться… И вдруг обнаруживается, что в соседнем кресле сидит тёща. Конечно, «в поезд, на самолёт, бежать!»
На новом месте они оказались ближе к сцене. Зато рядом с юной парой, которая, очевидно, достаточно надышалась и теперь переходила к активным действиям. Как ни старался Крокодил зафиксировать взгляд на сценическом перевоплощении мима в птичку Тари, его боковым зрением управлял явно кто-то другой. Похоже, всё тот же вечный Пушкин. «И тайны брачныя постели…»
Чтобы изгнать наваждение, он задумался о Шане. О полной пожилой женщине, которая, наверное, сидит где-то здесь, одна, пригорюнившись. В пальмовой юбке и с гирляндой цветов на большой увядшей груди. Рада ли она, что её неформатный внук, изгой и стыдоба, нашёл себя, а вдобавок и пару себе нашёл?
Тонкие губы Шаны часто не попадали в игру глаз, на первый взгляд, таких же тёплых и приветливых, как у Тимор-Алка. И сквозь медоточивую мелодию голоса нет-нет, да и прорывались металлорежущие ноты. Но если верна поговорка «старый что малый», то, может, слезинка старухи — вещь посильнее «Фауста» Гёте, и именно из-за неё отменяется мировая гармония? Была такая песня в детстве Крокодила, из фильма с Боярским, про Большую Медведицу. Стихи ужасно корявые, но написанные будто специально про бабушку Тимор-Алка. «Чья здесь вина, может, пойму, ты мне ответь: вечно одна ты почему, где твой медведь?»
Нужно отдать должное старой грымзе: всё-таки это она приютила Крокодила на первых порах, а потом помогла ему построить дом и обзавестись первой утварью, снабдила его ценными бытовыми советами и наставлениями по этикету. Она знала о жизни на Земле. Умела готовить земную еду. В её доме стояли настоящие земные книги на разных языках, в основном по искусству: «Шедевры мировой архитектуры», «Живопись старых мастеров», «Микеланджело», «Роден», «Декоративно-прикладное искусство народов мира»…
«Я умею любить! В отличие от некоторых!» — утверждала старая манипуляторша, вся изойдя на уксус. Крокодил попытался представить её молодой и красивой, как на той статуэтке, с цветком в волосах, болтающей по коммуникатору с мужиком из прокуратуры.
А краем глаза видел трепетное шевеление цветочных гирлянд и слышал неровное дыхание юных влюблённых.
«Или, может, как-то нейтрализовать Шану, чтобы Аира не ожидал пакостей со стороны тёщи после воскресения Альбы? Но как? Например, как ту старуху из «Смерти и девы»… Увы, не получится: той девяносто один был, а этой шестьдесят от силы… Ну, шестьдесят пять. Ну, семьдесят, с поправкой на здешнее здоровье... По букве — не выйдет. А по духу? И по духу: пока за ней смерть соберётся, она десять раз успеет Аиру закопать».
«Уложить в колоду», звучало на раянском. Никакой-де он не бессмертный страж галактики, а наглое самодовольное эго, раздутое до масштабов планеты.
А если от противного? Не смерть, а наоборот? Что может сделать Шану довольной и счастливой? Конечно, не такой довольной и счастливой, как эту девочка рядом, у которой грудь не скоро станет увядшей…
Вообще, Брэдбери любил про бабок писать. В том же «Вине из одуванчиков» (эх, где ты, бочонок амонтильядо…), в городке с характерным названием Гринтаун молодой парень досадовал, что старуха-соседка была его ровесницей полвека назад. А бабка ему снисходительно отвечала: «Э-э, милый, ты разве не знаешь, что мы бессмертны? Когда-нибудь нам обоим будет тридцать три». По крайней мере, у Андрея Строганова об этом диалоге осадок в памяти остался именно такой. Как налёт на колбе после химического опыта с испарением.
«… и, навеки прощаясь со старой тоской, скорлупу разбивает старуха-планета — молодая выходит из пены морской…»
Если Шана во время оно могла водить за нос даже дестаби Олтрана, то очень хорошо, что Крокодил стал её соседом с существенным лагом, как тот парень из «Вина…». А то бы глазом не моргнул, как оказался бы мужем разведёнки с целыми двумя прицепами! Причём Аира в роли пасынка — это уже нечто из О’Генри, не так ли? Страшно представить, на что способна подобная мелкая бестия, если ей не нравится отчим… Может, своих обоих отчимов — и первого, и второго — Андрей Строганов ещё бы добрым словом вспомнил, кто знает...
А главное, с чего он взял, что молодая Шана прыгнула бы к нему в постель? Он мигрант, нет у него ни вкуса, ни запаха… наверное. Но если бы подержаться за такую грудь…
«Но-но! Тпру! Мои мысли, мои скакуны…»
Соседка в цветочных гирляндах давала своему ухажёру уже не просто надежды, а самые что ни на есть уверения. А тот натурально (какое недвусмысленное булгаковское словечко… «любовь выскочила перед нами, как убийца, как финский нож» — или какая там у него точная цитата?) использовал открывшиеся возможности. Да и кто бы не использовал на его месте?
И Крокодил рассвирепел: «Блин! У них, видите ли, зрение не репрессировано гормонами, поэтому им крылышками бяк-бяк-бяк-бяк можно прямо у меня под носом! Хоть бы в какую коробочку заползли… Или уже бы шли прямо на сцену, чего там скромно жаться в зрительном зале!»
— Дети, ведите себя прилично, — сказал Аира строгим голосом, не оборачиваясь в сторону соседей, но обращаясь явно и исключительно к ним. — Вы же не в лесу!
— Извините, дядя, — ответил парень, но свою девушку с колен не ссадил, просто она повернулась в его объятиях менее вызывающе и поправила цветочную гирлянду, а потом легонько поцеловала разгорячённого возлюбленного в губы. С очень милой гримаской: посмотри, мол, на знак его обиженности за ухом и не обращай внимания, милый. Старичьё, и всё такое.
И хотя Крокодил уловил, что слово «дядя» было раянской языковой нормой неофициального обращения младшего к старшему (как в книге Хайнлайна «Свободное владение Фарнхэма»), но язва похоти требовала хоть как-то сбросить агрессию. Поэтому он не удержался и, развернувшись к юноше, выпалил:
— Какой он тебе дядя, салага?
Сосед сначала вообще не понял, за что на него наезжают. Сделал пару взмахов ресницами, бяк-бяк, и девушка тоже удивлённо уставилась на бледнолицего чужака, чья физиономия внезапно стала красной и злой.
— Если ты несовершеннолетний, то по какому праву лапаешь девку? — продолжал кричать Крокодил, и цветы в его ушах нервно подёргивались, отчего он заводился ещё сильнее. — А если совершеннолетний, то…
«…должен же мало-мальски участвовать в гражданской жизни! По крайней мере, знать Консула в лицо и обращаться к нему по этикету!» — хотел закончить он, побив более успешную особь хотя бы словами, но парень в секунду вспыхнул, перебивая:
— Что ты сказал, мигрант? («Не надо, Роя…» — подала голос девушка, но он уже пересадил её на траву и вскочил на корточки, шелестя новенькой пальмовой юбкой.) Как ты назвал мою жену?
Судя по мгновенно сузившимся глазам юного соседа, в которых не было и тени хвалёного раянского пацифизма (зато к лентам его пояса был привешен нож), гормональная накачка у него сейчас тоже была что надо.
Крокодил напружинился, чтобы вскочить, но на его плечо уже легла каменная рука Аиры. Консул, по-прежнему в положении сидя, с силой усадил землянина и, обращаясь к парню и девушке, сказал своим глубоким многоканальным голосом:
— Извините моего друга, он не понимает многих слов. На его планете любят глазами. Вы спровоцировали его тоску по дому. Здесь нужно не право, а милость.
— Извините и вы меня, Консул, — парень, мгновенно взяв себя в руки, выпрямился во весь рост и коротко поклонился. Но с достоинством, как правый. Крокодила он вниманием не удостоил.
— Пойдём, — сказала девушка и потянула своего спутника прочь. Тот не очень-то хотел оставлять поле боя, но она тянула его за руку чуть ли не в панике.
— Извините, — выдавил им вслед Крокодил. Сделал над собой усилие вопреки адреналиновой буре.
Но Консул позвал негромко.
— Рояс, подойди.
И названный по имени сразу же вернулся и опустился на колени, как самурай перед сёгуном (во всяком случае, в фильмах Куросавы было показано именно так). Консул без слов протянул руку к груди парня и зажал между пальцами его плашку гражданства. А отпустив деревяшку, спросил:
— Ты можешь представить непрозрачный параллелепипед, у которого все грани видны из одной точки?
Над сценой в вечереющем воздухе появились многочисленные осветительные жуки, но теперь самое интересное происходило не там, а у Крокодила под боком.
— Да, Консул, — после небольшой паузы ответил юноша. — Например, развёртка во времени наблюдаемой аварии контейнеровоза.
— Хорошо. Хочешь попробовать пройти тесты?
— А… м-может, — парень запнулся, — может, хотя бы после моего медового месяца? Мы же поженились два дня назад!
— Нас сейчас очень мало. Мне предстоит одна рискованная операция, и я бы хотел быть уверенным, что оставляю знания хотя бы троим последователям. Для подстраховки.
Андрей Строганов узнал этот вкрадчивый бархатный голос, сулящий молодым горячим головам — что? золотые горы?
Будто на Раа кому-то нужны золотые горы, разве что в химической промышленности или точном машиностроении, или как оно у них тут называется…
При этом нет никакого обмана: сулит он им трудную работу, минимум свободного времени, полное самоотречение. Ради Раа.
«Эх, если бы мне предложили такую работу… Но для меня вариантов нет, только белковый завод. Хорошо Высоцкий пел: «Эх, на войну бы мне, да нет войны».
— Я не уверен, что справлюсь, Консул.
— Ради Раа. И… как зовут твою жену?
— Ана.
— Ради Аны. Чтобы у неё было будущее.
Молодой муж закусил губу и коротко оглянулся на тонкий силуэт в цветочных гирляндах, видневшийся в отдалении в вечерней дымке.
— Но ведь нужно… — парень вздохнул, — Полное воздержание, да?
— Только на первых порах.
Рояс слабо улыбнулся:
— Вот как чувствовал я, что не надо было нам идти на этот праздник. Это она меня сюда затащила: пойдём, говорит, а то ты меня съешь… 
Аира усмехнулся:
— Женская интуиция!
— Да уж, — вздохнул парень. — Можно я хотя бы спрошу у неё совета и… И начну с тестами завтра?
— Спроси. Но ты ведь уже решил, да, Рояс-Бал?
— Да, Махайрод. Только я ведь могу не справиться.
— Ты справишься, — Консул кивнул в знак окончания разговора, и парень ушёл.
«Да, пацан попал конкретно, — подумал Крокодил, провожая глазами его спину и уже испытывая жалость к внезапной жертве гражданского долга. — А вот не надо всем и каждому показывать, какая у твоей жены грудь под гирляндами! Интересно, если Аира на Земле служил в группе спецназа по антитеррору, как же Саша Самохина реагировала на его работу? Так же, как Альба?»
Когда Аира переключил внимание на своего земного товарища, его глаза в сумерках довольно блестели. Хотя Крокодил опасался, что сейчас услышит нотацию о том, что недопустимо быть настолько «не хозяином себе», или вздох, что «Лила перестаралась», но в голосе Консула звучало только счастливое довольство:
— Андрей, вот как у тебя это получается, а? Как ты их находишь? Колись!
— Как свинья трюфели, — хмыкнул Крокодил. — На нюх. Как в той песне: «вот крадётся вдоль забора половой агрессор Жора». Блин, девчонке, что, теперь прямая дорога в дурку? Тебе её не жалко, милостивый государь?
— Не надо драматизировать ситуацию, — жирным горбачёвским голосом сказал Консул Махайрод. И добавил уже своим обычным тоном: — Заодно проследим, насколько Раа изменилась к лучшему после спасения Саши Самохиной.
— Ну, ты доктор Менгеле… — покачал головой Андрей Строганов. — Тебе лишь бы эксперименты над людьми ставить, царская ты морда! Права Шана. И Альба права.
— В чём? — живо спросил Аира, ничуть не обижаясь на второстепенные слова землянина и выхватывая главные смыслы.
Но тут со сцены донёсся свежий знакомый голос, и появилась Лиза — в алом бальном платье со шлейфом, с голыми плечами и руками в длинных блестящих перчатках. На ногах при каждом шаге посверкивали блестящие туфли на каблуке.
Зрелище совершенно инопланетное.
— Дорогие сограждане Сиреневого и гости нашей общины! Меня зовут Лиза, и хотя на Раа я приехала не так давно, но чувствую, что это мой настоящий дом, и вы все — моя настоящая семья. Я немного волнуюсь… (Из зрительских рядов выпорхнули коричневые ночные бабочки и закружились над рыжей головой в алом обруче с блёстками.)  Просто вместе с моим другом хочу показать вам танец, который на моей родной планете танцуют влюблённые. Для этого мы используем полифоническое музыкальное сопровождение на специальных инструментах. У меня инструментов нет, но есть раянская техника… вот… и с её помощью я сделала музыку из моего собственного голоса, как это принято на Раа. Но что-то я много говорю, пора начинать. Музыка!
И над ложбиной тёмной вечерней сцены поплыли звуки штраусовского вальса, и вдруг яркая вспышка из моментально засиявших жуков облила светом скрывавшегося в тени Тимор-Алка — в ночной черноты фраке с ослепительно белой грудью и белой же бабочкой, и в чёрной маске с блёстками. Прямо-таки мистер Икс из оперетты Кальмана, ну, разве только зеленоволосый…
Тимор-Алк подошёл к Лизе и  великосветски-элегантно пригласил её на танец, и Лиза положила руку ему на плечо.
— И ты не обратил внимания на эту женщину? — покачал головой Аира. — Эх, ты, Емеля…
— Мне бы пива! — отшутился Крокодил репликой Никулина из «Бриллиантовой руки».

+2

3

  • Автор: Старый дипломат
  • Модератор
  • Позитив: +12345
  • Последний визит:
    Вчера 23:16
  • Награды:
    1

«Нет, правильно я от этих чёртовых танцев отказался, — глядя за кружением пары и в особенности за белой ногой блестящей Лизы, появляющейся в разрезе платья. — Вон как она его вымуштровала! Как тот английский полковник из «Града обреченного» своего денщика. Сент-Джеймс его звали, полковника этого, а денщика Даган. Упаси Боже от такой жены! Во всяком случае, меня. Хотя Тим — если он плоть от плоти Альбы — сможет, наверное, как-то отстоять свои права…»
— Я никогда не любил танцы, а у неё это было хобби на Земле, — попытался оправдаться Андрей Строганов, пододвигаясь к Аире ближе и шепча ему прямо в ухо, потому что на освободившееся от соседской парочки место перебрались сразу трое достаточно шумных молодых людей. — Я бы тронулся умом, если бы она меня заставляла танцевать! А Тим, по-моему, наоборот — в полном восторге.
Над головой метиса светожуки создавали светомузыкальный фон, отчего его волосы становились то красными, то тёмными, то ярко-синими, то жёлтыми, то приобретали изумрудный оттенок, гораздо более насыщенный…
— Да, в полном, — подтвердил Аира тоже очень тихо и мягко кивнул. — Самое интересное, что он преобразовывает поверхность с секундным опережением. Видишь, её каблуки не проваливаются, и они движутся, как по паркету? А там мягкая трава. Это не так просто сделать.
— Вроде как в рекламе «Самсунга», когда мужик ходил по воде в мониторе? Помнишь?
В вечернем свете и профиль Консула с торчавшим за ухом пером, и световые блики от сцены на его голых плечах, и деревянная плашка гражданства, висевшая у него на шее — всё бы напоминало Майн Рида, только сиреневое свечение глаз не вписывалось в образ. Чапай снова думал о чём-то большом и серьёзном. В такие минуты Крокодил чувствовал себя особенно одиноким.
Но Аира всё-таки откликнулся на его вопрос.
— Помню, конечно. Он молодец, наш советник Эстуолд.
— Как ты думаешь, — осторожно спросил землянин, — Шана за него рада?
— Конечно.
— А Альба была бы рада, что её сын… всё преодолел?
— М-м… Не уверен, что она хотела бы знать о его существовании, — Консул подавил вздох, но в его голосе была слышна горечь. — Страх Саши Самохиной перед материнством был просто запредельный. Да и перед жизнью вообще. Вопрос, кого за это больше благодарить, её папу или маму, остаётся открытым — но, видишь, нам приходится жить в условиях жесточайшей демографической зимы. Во время Смерти Раа обезлюдел целый континент, треть популяции бесплодна, физиологический максимум — четыре ребёнка на женщину, и достигается он от силы восемью процентами в каждом поколении…
— Ну, лучше так, чем как в Африке!
— Эх, если бы фертильность нашей цивилизации была такой, как у вас в Африке, хотя бы на треть… Творец-Создатель, да хоть бы на четверть! Тогда в Малом совете сейчас бы не ломали голову, как укомплектовать экспедицию к червоточине и при этом не погубить астрофизическую школу. Каждый же человек на счету! С такими ограничениями невозможно никакое серьёзное развитие. А ты ещё упрекал нас в том, что мы еле-еле освоили ближний космос… По большому счёту, жизнь на нашей планете еле теплится. На Земле все люди родственники в девятом поколении, а у нас в четвёртом. А теперь и новых мигрантов нет.
— Разве от мигрантов был какой-то прирост населения?
— Четыре-пять процентов браков всё-таки давали потомство.
Крокодил подумал о Галине. Но нет, call of duty до такой степени в его душе не звучал. Он ещё не настолько проникся любовью к Раа, чтобы приносить себя в жертву... да и вряд ли Галина с готовностью откликнется на таковой call.
Ему другое пришло на ум:
— Слушай, если ты Сашу отогрел, и она сейчас не такая замученная, может, и в этом деле что-то изменится? Например, у Тима с Лизой кто-нибудь родится. Здоровый. И не один. И эта, — Крокодил кивнул куда-то за плечо, подразумевая молодую жену Рояса-Бала, — может, уже тоже… С двойней, как Лила.
В его мыслях промелькнул образ Шарбат-Гулы, и горячий уголёк (прямо как тот, о котором распинался Свидригайлов перед Дуней в «Преступлении и наказании») так и полыхнул. «Даже Тим будет сегодня ночью не один, а я… я…» — прокряхтели Крокодиловы внутренности.
— Да, будем надеяться на чудо, — сказал Аира суховато и пошевелил ноздрями тонкого носа, как породистая гончая. — По крайней мере, хотя бы на то, что Тимор не разочаруется в своём чувстве. Люди Земли очень эгоистичны. Будем надеяться на чудо, — повторил он и коротко глянул на Крокодила через плечо. — В конце концов, Лиза не ела ничего вкуснее манной каши.
— Скорее овсяной, — сказал Андрей Строганов, как всегда, застигнутый врасплох внезапной переменой настроения Консула.
«Какая это вожжа ему опять под хвост попала?» — подумал землянин, и хотел было промолчать, но не удержался:
— Так ведь раянка ему бы всё равно не светила. Если все сливки с Альбы слизал ты, кто виноват, что парню приходится жить по остаточному принципу?
Аира, понятное дело, не удосужил его ответом. Его твёрдый профиль с мерцающим сиреневым глазом был повёрнут строго на сцену. Танец закончился, музыка больше не звучала, пара поклонилась, как положено — Лиза присела, Тимор-Алк, держа её за руку, склонил голову. К ним тоже прилетели бабочки. Рыжеволосая принцесса бала помахала рукой в знак того, что хочет говорить ещё.
— Смотрите, он зелёный! — услышал Крокодил голос одного из своих новых соседей, когда Тимор-Алк снял маску и снова поклонился публике. — Вот те на!
Второй ответил:
— Так это же советник Эстуолд, новый дестаби. Не смотрел передачу про него? Как он формулу придумал?
— Ничего удивительного, что он такой прыткий, — проговорил с раздражением их третий товарищ, сидевший к землянину ближе всего, и Андрей Строганов хорошо слышал его голос, полный желчи. — Мой отец работает наверху и хорошо его знает. И говорит, что тронутая мать этого зелёного мало того, что была из пробирки Олтрана, так ещё и подружка-нимфоманка. Настоящая, как в учебнике психиатрии. И никак не могла выбрать, кто вкуснее — Тень или её тогдашний любовник, который сейчас Консул. Факт, что они надували её вдвоём. Уж не знаю, вместе или попеременно, но какая-то часть настоящего мужчины в этом убожестве точно есть. Так что не останется его бледная поганка без своей дозы радости.
— Да ну… — с сомнением протянул первый. — Если это такой позор семьи, то чего бы Махайрод его так продвигал?
— Как же! Наш Консул — великий реформатор! — с издёвкой фыркнул обозлённый голос. — И сейчас воплощает в реальность свой самый завиральный бред! Гражданство раздаёт всем, кому ни попадя... Вот увидите, через десяток лет его реформ нами будут править метисы, мигранты и прочие извращенцы, а настоящим людям уже и чихнуть нельзя будет без толерантности!
Если Крокодил прекрасно слышал эти слова, то тем более — сверхчеловечески чуткий Аира.
И Консул не промолчал. Несколько отклонившись назад, он пошевелил бликующим носом, а затем жестом попросил Крокодила пересесть. Хотя выражение лица Аиры оставалось бесстрастным, землянин не осмелился подать голос. Например, сказать: «Да он же совсем щенок, ну мало ли что сболтнул по глупости?»
Ну, не выскочил же из соседней кабинки сортира преподаватель, о котором он, Андрей Строганов, говорил гадости! Не стал же бить ему морду!
Аира похлопал юнца с желчным голосом по плечу и, когда тот обернулся (жаль, Крокодил плохо видел в сумеречном свете, вот где пригодилось бы хвалёное раянское ночное зрение — оценить эмоции на лице болтуна), вежливо спросил:
— Извини, мальчик, что влезаю в разговор, но ты уверен, что твой отец именно этими словами рассказывал тебе о своих коллегах?
Немая сцена длилась, конечно, не так долго, как в финале «Ревизора», но достаточно, чтобы «глас народа» осознал всю неловкость своего положения.
— Прошу прощения, Консул, — пролепетал пацан, не смея не то что шевельнуться, но даже вздохнуть полной грудью. — Я глубоко сожалею, что позволил себе такое… такие неподобающие…
— И кто твой отец? — с той же ледяной вежливостью поинтересовался правитель Раа, по-прежнему спокойно сидя на коленях. — Уж ты-то не станешь скрывать имя мужчины, от которого твоя мать родила тебя?
На них с любопытством оглянулись соседи спереди. И сбоку. И сзади тоже уже тихонько комментировали происходящее своим соседям. Да, раяне очень любили подлинные истории из жизни — так что шепоток немедленно побежал по рядам, как огонь в сухом лесу.
Аира встал. Его оппонент, напротив, свернулся в позу эмбриона.
Друзьями болтливой жертвы, как и Крокодилом, владели смешанные чувства.
«Ну, не убьёт же он идиота, не репрессирует его родителя…»
На горе-оратора Консул не уронил больше ни одного взгляда, а начал пробрался к сцене, где Лиза щебетала о том, как ей нравится на Раа, и праздник танца в своей общине она выбрала для того, чтобы публично объявить о любви к своему избраннику — Тимор-Алку, сыну Альбы, дестаби Эстуолду. Рои звукоусиливающей мошкары разносили её радостный голос над поляной, освещённый жуками-фонарями и небесными огнями — лучшими свидетелями мощи раянской индустрии.
Крокодил потащился следом за Аирой — не сидеть же ему рядом с дураком, не утешать его, что Творец Земли любит миловать грешников, и Консул Раа старается ему подражать, ибо проникся красотой Замысла.

+1

4

  • Автор: Старый дипломат
  • Модератор
  • Позитив: +12345
  • Последний визит:
    Вчера 23:16
  • Награды:
    1

Завидев Аиру и Крокодила, Тимор-Алк помахал им рукой и собирался уже сойти со сцены и Лизу за собой увлечь. Но Консул жестом остановил метиса, шагнул за цепочку разновеликих холмиков, отделявших ярко освещенную сцену от «зрительного зала» и оказался рядом с праздничной парой.
А Крокодил сразу разглядел среди зрителей Шану. Бабушка Тимор-Алка сидела поблизости от сцены — разумеется, в пальмовой юбке, в широком боа из цветочных гирлянд и в маленькой шапочке из роз. Появление Аиры во всём великолепии его кубиков на животе, иссиня-чёрной шевелюры, украшенной белым пером, и солнечной улыбки вызвало у старой дамы гримасу гадливости, будто она узрела образцового самца в популяции тарантулов или скорпионов. С её кривящихся губ даже, кажется, слетели некие ругательства.
Тогда, стараясь не загораживать обзор местным випам на почётных местах, Крокодил быстрой театральной пробежкой шмыгнул к Шане и попросил разрешения примоститься рядом. На него с любопытством взглянули ближайшие старушки в национальных одеждах на морщинистых телах.
Появление соседа Шана встретила кислой улыбкой. Но всё-таки улыбкой, а не бранью.
«На худой конец, отвлеку её вопросами об Олтране, если она вздумает учинить, как обычно, скандал», — подумал Андрей Строганов, даже чуточку гордясь своей миссией защитника Аиры от злой тёщи. Чувство возобновившейся нужности для Раа было упоительно.
И его самоотверженность тут же была проверена на прочность. Бабушка Тимор-Алка, оставив Аиру пока без внимания, решительно развернулась к соседу и со своеобычной прямотой немедля его огорошила:
— Я полагаю, вопросы о вашем физическом здоровье будут лишними. Меня другое интересует: вы вообще способны контролировать свои мысли? Если да, — глаза уважаемой гражданки грозно блеснули отражённым светом жуков-люминофоров, — я настоятельно просила бы вас исключить меня из объектов приложения ваших фантазий. Если нет — подумайте о медикаментозной поддержке вашей психики. А то я ведь могу и ответить!
Язвительный шипящий шёпот Шаны ввинтился Крокодилу не только в ухо, а, кажется, прямо в желудок. Землянин даже не смог выдавить из себя «э-э…», а пару секунд только хлопал ресницами, как недавно Рояс-Бал, слушая его гневные излияния.
— Я не понимаю… — только и смог он просипеть под негодующим взглядом старой дамы.
— Всё вы прекрасно понимаете! Стыдно, Андрей, я же вам в матери гожусь, если не в бабушки! Надеюсь, не этот, — последовал презрительный кивок в сторону Аиры, — подговорил вас досаждать мне вашими вульгарными мечтаниями?
Крокодил заёрзал в своей полутурецкой позе. Вспомнилась сцена из фильма Кубрика «Сияние», когда из ванны вместо только что виденной там свежей красавицы вылезает голая старуха, тело которой уже тронуто тлением.
— Что вы, Шана, — пробормотал он. — Какой из меня мечтатель? Вы же сами посадили хорошую траву в моём доме… И вообще-то я хотел вас поздравить, что Тим стал таким… великим человеком, как Олтран! А вы меня встречаете обвинениями, в которые я и въехать-то не могу!
Сакраментальное имя немедленно подействовало на старую женщину.
— Ваш язык доведёт вас до беды! — зашипела она, как раскалённая сковородка, на которую плеснули масла. — Вы наивно полагаете, что за этим вы как за каменной стеной? Андрей, уверяю вас, он такой же верный друг, как и хороший сын, и любящий муж!
К счастью, в это время навстречу Аире (точнее Консулу Махайроду) со своего почётного места, устланного сиреневыми цветами, поднялся пожилой, но крепкий мужчина в сиреневом венке. Тут, призывая гостей праздника к тишине, шикнули соседи, и Шана замолчала.
Пожилой перешёл на сцену и взревел неожиданным острым тенором, как мопед на форсаже.
— Дорогие граждане, да у нас сегодня особый гость! Какая честь для нашего скромного праздника! Приветствуем Консула Махайрода у нас в «Сиреневом свете» и желаем ему здравствовать и укрепляться силами!
Над головой правителя возникла стайка крупных бабочек, коричневых и мохнатых. (Вот им имя «медведка» позошло бы гораздо больше, чем тем омерзительным насекомым, которые носят его на Земле.) Облетев Консула почётной «восьмёркой», бабочки удалились в ночь, и там, в темноте, их крылья неожиданно обернулись яркими блёстками салюта.
— Праздник у вас отменный, чтимый Анот-Сам, — улыбнулся Аира, принимая обе руки сиреневого. — Что может быть лучше хорошего отдыха в кругу таких близких, как ваши и мои? Вам понравилось выступление этой пары?
— Очень необычное, — сказал старейшина. — Признаться, просто не с чем сравнить! И… если не ошибаюсь, перед нами Советник Эстуолд?
— Да, это я, — метис коротко поклонился. — Я ведь, собственно, пришёл просить, чтимый Анот-Сам, разрешения записать вашу зависимую Лизу на себя. Клянусь перед лицом Консула Махайрода и перед всей Сиреневой общиной, что буду для неё хорошим мужем.
— И я прошу, — подала голос Лиза, но на это никто не обратил внимания. Даже Тимор-Алк.
— Но с условием, что вы будете нам покровительствовать и навещать наш совет хотя бы каждый месяц Ро, — улыбнулся пожилой-сиреневый, пожимая метису руку. — На моём месте вы бы тоже не упустили такую возможность, не правда ли?
— Конечно, чтимый Анот-Сам.
Лиза стояла на сцене, как красивый подарок в праздничной упаковке, и прикрывала свою растерянность улыбкой. Вот так же, наверное, старейшины общины Сорока Островов определяли бесправную Лилу в полную собственность Омона-Ра. Правда, Лила в тот момент была тяжело больна и мало что соображала, а Лиза-то здорова…
Умом Крокодил понимал, что полноправные граждане в данную минуту обменивались полновесными словами, которые порождали правовые последствия, а любые слова зависимой были именно пустым звуком. Он испытывал одновременно и злорадство, и сочувствие оттого, что культурный код так явно блокировал всегдашнюю проактивность подданной британской короны. Не зная протокола общения в высших сферах (а беседу Тимор-Алка со старейшиной своей общины, тем более в присутствии Консула, она однозначно воспринимала как беседу в высших сферах), девушка казалась словно выключенной.
«Так тебе и надо, феминистка на метле! А Тим даже не представляет, как ему повезло, что ты ни разу не Раиса Максимовна… Та бы уже всех растолкала локтями. Интересно, как вела себя Саша Самохина, когда стала первой леди?»
Впрочем, деятельная Лиза не могла долго оставаться без движения. Всё так же мило улыбаясь, она разыграла мини-пантомиму, вполне в духе раянских представлений: сняла свои сверкающие туфли на невероятных каблуках, которые проваливались в мягкую почву (и сразу стала Тимор-Алку по плечо), и с удовольствием поставила ноги на траву. Крохотная сценка-импровизация настолько впечатлила зрителей, что над рыжей головой девушки закружился пёстрый тайфунчик из бабочек.
Что-то трогательное и глубоко безнадёжное увиделось в этом безмолвном жесте и Андрею Строганову. Что-то от песни Мэрилин Монро «Happy birthsday, Mr. President». Сочувствие перевесило. Может, ему, полноправному гражданину, тоже следует выйти с публичным заявлением? Сказать, пусть с дружеской иронией, но всё-таки: «Сестра, ты сама-то хочешь выйти замуж за этого типа? А то если что не так, и ты мне на него пожалуешься, я приду судить его по законам гор!»
Хотя — каких гор? Разве что Воробьёвых? Дункан Маклауд из него тот ещё…
— И это у вас считается свадьбой? Торжественной церемонией? — стараясь говорить шёпотом, спросил землянин у бабушки Тимор-Алка.
— Участие Консула в любой церемонии делает её актом высшего уровня, — сухо выговорила старая дама. — Что вас не устраивает? Что на невесте красное платье, а не белое?
— Да мне как бы фиолетово по поводу платья, просто странно, что женщину вообще не спрашивают.
— Если она добровольно пришла на свадьбу, о чём ещё её спрашивать? Это дело мужчины — обеспечить правовые формальности. Жаль только, что Лиза так и останется теперь зависимой, — Шана мощно вздохнула. — У неё был очень хороший потенциал. Я бы ещё поняла, если бы гормоны ударили в голову девочке, но Лиза, взрослая женщина… Откуда такое дикое желание выйти замуж? Тимор никуда бы от неё не делся. Похоже, обычный земной невроз нелюбимых детей, у меня другого объяснения нет.
Сколько раз Крокодил давал себе слово не заводиться, если Шана походя пнёт его чувство патриотизма… И на этот раз он сдержался! Проявил волю. Промолчал.
И пока он мучился рефлексией, Аира каким-то образом уловил его главную мысль. Правитель раянского государства повернулся к Лизе и приветливо ей улыбнулся, а потом обнял её и Тимор-Алка за плечи.
И вид у этой троицы был такой, будто на благопристойный бал высшего общества в доме техасского плантатора ворвались индейцы — но только для того, чтобы их вождь Серая Сова выступил в роли кума, свата и брата жениха. Контраст между белоснежной манишкой Тимор-Алка в чёрной рамке фрака и широкой голой грудью Аиры со шрамом и деревянной плашкой гражданства был как между романом Льва Толстого и Майн Рида. Кстати в один год написаными, русичка Нелюшка постоянно педалировала эту тему: сравните, мол, что подарила миру русская литература, а что американская. Нашла чем пугать — отсутствием Толстого! «Забирайте, государство не обеднеет!» — чуть было не сказал тогда Андрей Строганов вслух, и отдал бы всего скучного Толстого (да и «Онегина» впридачу, чего уж мелочиться) за один новый потусторонний рассказ Эдгара По. В 1991 году он не просто страстно зачитывался По в оригинале, но даже сам начал писать в толстой тетради шариковой ручкой — страницу на русском, страницу на английском — роман о том, как герой уэллсовской «Машины времени» отправился на своём изобретении в 1946 год в Ньюарк за стрептомицином, а оттуда — в 1842-й в Филадельфию, чтобы вылечить заболевшую туберкулёзом жену По и тем самым спасти любимого писателя от отчаяния и алкоголизма. Это было время совершенно фантастических надежд и чаяний, клипа группы «Дюна» про Васю и веры в навечное братство с США. И, пожалуй, здесь, в коричневой клеёнчатой тетради, была его первая серьёзная школа языка, неоценимо важная для профессионального становления. За каракулями об Уэллсе и По он впервые ясно увидел свой путь: переводчик, кто же ещё…
Но сопротивление материала оказалось слишком велико, познания школьника Андрея Строганова в жизни, науке и литературе были крайне скудны, да и другие интересы у него появились. Где лежит тетрадь в липкой клеёнчатой обложке, он помнил: в нижнем ящике стола, в самом низу, под альбомами с бабушкиными семейными фотографиями, куда он не заглядывал с того самого времени, как сложил туда всё ненужное, но принципиально невыбрасываемое. Интересно, через сколько дней после установления факта его небытия (загадочного исчезновения? нелепой смерти? постыдного самоубийства? замуровали демоны?) в пыльной однокомнатной квартире на пятнадцатом этаже появились люди? И что они сделали со всем тем барахлом, что осталось от Андрея Строганова? Отнесли и вывалили на помойку всё в кучу? Тетрадь с Уэллсом и По, альбомы с фотографиями, школьные дневники, студенческие конспекты, VHS-ные ещё кассеты с немецким порно и лазерные диски с пиратским «Твин Пиксом» на языке оригинала, которым он так засматривался… Или передали его вещи и книги единственному родственнику в досягаемости — смешно сказать, Светкиной матери? Тамила Аркадьевна — его душеприказчик, что может быть жутче, смешнее и нуарнее?
Крокодил покосился на Шану. Сжав губы в нитку, она смотрела на зелёную сцену, где Аира, по-родственному обняв молодую пару, весело обращался к сиреневому начальнику:
— Ну что, благословим этот удивительный союз во имя светлого будущего Раа?
Над холмами зрительного зала запорхал смех. Игра слов Консула явно понравилась публике. Или народ смеялся над своим правителем с зелёными рогами?
Крокодил осторожно оглянулся — не слышны ли шорохи слухов с задних рядов? Не добрались ли уже сюда, не дойдут ли до ушей Шаны? Но нет, две старые женщины и молодая беременная, сидевшие позади них, глядели на сцену с любопытством, но молча, не перешёптываясь.
— Конечно, благословим, — важно ответствовал патриарх Лизиной общины. — Советник Эстуолд, зависимая гражданка Лиза с этой минуты находится в браке на вашем попечении. Поздравляю вас с этим счастливым приобретением!
В рядах зрителей послышался свист, но не как на земном стадионе, а словно в орнитологической секции зоопарка — щёлканье, уханье, дудение… Тимор-Алк приветственно помахал своим болельщикам и тоже заклекотал, как тетерев на току. Андрей Строганов помнил из бегло прочитанной статьи на каком-то сайте, что фрак хорошо сидит только на человеке с безупречной осанкой. Метис и двигался, и стоял в этой пыточной одежде совершенно непринуждённо. А ведь из утробы Альбы перезревший плод извлекли скрюченным уродцем…
Шана шумно вздохнула. После этого звука землянин, с одной стороны,  испытал искреннюю потребность сказать ей хорошие слова (ведь только благодаря бабушке маленький Тимор-Алк смог распрямиться и окрепнуть), а с другой — почуствовал удачный момент подольститься. Восстановить как минимум нейтральные отношения. Интересно всё-таки, что там за наваждение нахлынуло на эту бабку от мыслей Крокодила о том, как она приворожила дестаби Эстуолда?
«Стоп! — сказал он себе. — Немедленно стоп!»
— Поздравляю вас с таким замечательным внуком, — шепнул Крокодил Шане в ухо. От неё пахло тонким ароматом чайного дерева, и у Тимор-Алка тоже был очень похожий запах. — Это благодаря вам Тим вырос таким… монументальным!
И вправду, когда молодой дестаби от избытка чувств поднял Лизу одной рукой и прижал к себе, он стал прямо как бронзовый солдат в берлинском парке. Только рыжая шотландка была совсем не девочка, и её открытая до бедра белая нога мучительно резала Крокодилу глаза.
— В точности, как его отец! — тоже шёпотом отозвалась Шана. — Вылитый!
Андрей Строганов не знал, как на такой посыл правильно реагировать.
— Э-э… Разве это… хорошо? В глазах других?
— Если я правильно помню, на Земле есть легенда о создании мастером такой превосходной статуи, что она ожила, — парировала бабка. — По-моему, даже ваша цивилизация считает, что мастерство достойно как минимум уважения.
— Но разве…
— Моя дочь создала не вульгарную проекцию, а живой идеал! — зашипела Шана. — Да, противоположности сходятся, и потому в глазах других это была Тень, хотя на самом деле — живой шедевр гения! А этот, — Шана презрительно дёрнула носом в сторону Аиры, — изводил её своей ревностью и убил его!
«Нет, это уже не «Пигмалион», а «Расёмон» какой-то, — в замешательстве подумал Крокодил. — Каждый видит со своей стороны, и у рассказчиков концы с концами не сходятся. Не удивлюсь, если окажется, что Шана предлагала дочери легализовать эту самую Тень, выдав за мигранта. Как глава миграционной службы она наверняка могла сделать ему документы…»
— Он воспользовался нашей семьёй, как паразит! — продолжала пыхтеть Шана о наболевшем. — Сначала совратил мою дочь, а когда она попыталась вырваться из его власти, довёл её до самоубийства! Только не надо мне говорить, что он мучил её ради гармонии на Раа! Вы только посмотрите на это гадкое, скверное, самодовольное насекомое! Тараканище! И ведь носит же земля…
Крокодил счёл своим долгом заметить:
— Шана, ну какой же Аира Тараканище? У него нет ни усов, ни трубки. Вы тоже его воспитывали — и хорошо же получилось! Подумайте, вы воспитали двух самых влиятельных людей на вашей планете! Хотел бы я жить в стране, где такие правители!
— Ну, вот и живёте! — Шана не была бы самой собой, если бы не вставила шпильку. — Что, под солнцем правления Махайрода уже не скучаете по Земле?
И снова Андрей Строганов проявил волю и промолчал, глядя на сцену.
В яркой круговой подсветке жуков-люминофоров Консул Раа и вправду выглядел великолепно, куда там тому Альфредо Гарсии! Он сиял всей своей охристой кожей и, казалось, даже блики рассыпал по сторонам, будто у него в родне были светляки, а уж никак не тараканы. На ум Крокодилу пришло дивное слово златозарный, а затем и вовсе неотмирное огнезрачный, хотя никаких золотых цепей или сверкающих одежд на Аире не было, одна только юбка из жухлой соломы.
Лиза в объятиях любимого молодого мужа и та смотрела на раянского государя с восхищением. А если бы сейчас Аиру могла видеть Альба, неужели отвернулась бы?
«Альба, — подумал Крокодил. И за словом, исполненным огня и очей, пришла целая фраза. — Кто эта, блистающая, как заря, прекрасная, как луна, светлая, как солнце, грозная, как полки со знаменами? Она просвечивает сквозь его сердце, как железный колчедан в горне. Омывает его любовь, как серная кислота золотое кольцо, и оно становится только ярче. Притом, что у него и кольца-то никогда не было, только перо за ухом, как у Руматы. А я своё кольцо выкинул в мусоропровод, просто от злости на Светку. Лучше бы бросил на дорогу, хоть кому-нибудь на радость от такой находки!»
— Я тоже пришёл к вам не пустоцветом, а приготовил выступление.  С сюрпризом! — сказал Консул и снова одарил внимающую ему публику мегаваттной улыбкой. В его голосе, которому не нужен был микрофон, по-прежнему звучали только тёплые ноты. Но что-то подсказывало Крокодилу, что злоязычный юноша сейчас получит ответку. — Прошу вас, чтимый Анто-Сам, занять ваше место, а я, пожалуй, начну.
Тимор-Алк хотел было вслед за старейшиной Сиреневой общины уйти со сцены и Лизу увести, но Аира удержал его. Босая Лиза со своими чудовищными туфлями в руках снова вызвала появление бабочек.
— Коммуникатор! — бросил Консул в воздух. — Всепланетная прямая передача для тех поясов, где сейчас рабочее время, и запись для теневой стороны с трансляцией в рабочее время.
Из травы немедленно вытянулась длинная зелёная ножка, раскрылся цветок, преобразуясь в приемное устройство. И все звуки мгновенно стихли. Амфитеатр был заинтригован, «хиппи» перестали бродить и переговариваться, кто стоял, тот сел, кто сидел полулёжа — изменил позу на более собранную. 
Шана враждебно пожевала губами.
— Уважаемые граждане, полноправные и зависимые, я, Консул Махайрод, отвлекаю вас от дел и отдыха, чтобы сообщить об очень ценном открытии. Все мы знаем, что наша вселенная — порождение сознания Творца-Создателя. Так вот, мне удалось получить доступ к этому сознанию, и теперь у нас есть надежда на нечто больше, чем спасение от коллапса солнца.
Тишина установилась первообразная. Эйдос тишины и внимания.
— У нас появилась надежда на вечную жизнь вместе с нашей прекрасной и горячо любимой планетой, с чем я вас всех и поздравляю. У нашего Творца-Создателя есть имя, к которому мы можем взывать, выражая наши чувства, — А-Лек-Санд-Ра Са-Мо-Хи-На. Или — коротко — Са-Ша. Саша, мы от всего сердца благодарим тебя за счастье жить на Раа!
В рядах раян прошумели удивлённые восклицания и повторяемые слоги знакомого Крокодилу имени. Даже Шана проборомотала нечто вроде «надо же, как Бирни говорил» без какого-либо скептического яда.
«Почему они верят каждому его слову? — недоумённо подумал Андрей Строганов, оглядываясь на сидевших сзади соседей. — Почему не требуют никаких доказательств?»
— Махайрод — несомненно, величайший из мужчин, рождённых на Раа, — послышался голос одной из старушек, сидевших рядом с сиреневым возвышением главы общины. Негромкий голос, но специфически многоканальный.
Аира с благодарностью приложил руку к сердцу, поклонился матриарху и продолжил свою речь:
— Саша живёт в мире, тоже созданном по Замыслу и по великой любви его Творца-Создателя. Тот мир был повреждён людьми по недомыслию и недочувствованию — потому и наш мир знает, что такое вред и несовершенство, — но затем и восстановлен Творцом благодаря Его Слову. Слово то названо Сыном и Спасителем — удивительная тайна! Ещё более удивительно, что эта тайна раскрыта на нашей планете. Любой из вас, дорогие сограждане, полноправный и зависимый, может отправиться на Белый остров и посетить небольшой дом-башню, чтобы убедиться в точности моих слов. Я даже призываю и прошу вас совершить туда поездку, посвятить время общению с Творцом и поделиться своими впечатлениями в информационной сети. Таким образом, мы сможем понять, наконец, устройство нашего мира, собрав наши впечатления воедино.
Шана уже пришла в себя:
— Это после поездки на тот остров вы оказались в санатории? — саркастически шепнула она Андрею Строганову в ухо. — Ну-ну.
Аира на секунду повернул голову к Тимор-Алку, потом снова посмотрел в полутёмный зрительный зал. Его руки свободно висели вдоль тела, пальмовая юбка ладно сидела на бёдрах, и ноги в соломенных сандалиях не были напряжены. А вот фрачный Советник Эстуолд замер, как каменный.
— Когда выпадает честь совершить такое фундаментальное открытие, а в народе за тобой уже ходит прозвище «Консул-реформатор», то чувствуешь себя вправе привнести в жизнь родной планеты что-то такое, отчего она станет ещё прекраснее, — сказал Аира всё тем же доверительным тоном. — Наше общество скреплено узами братства, и я говорю с вами, как с членами единой семьи. Моей семьи. Вы знаете, что наш мир спасен от вырождения Советником Эстуолдом. Благодаря его ингибитору наши потомки останутся людьми нормального роста и человеческой анатомии. Вот, он стоит перед вами…
Тимор-Алк сдержанно улыбнулся. Лиза, которая стояла рядом, обняла его руками в сверкающих перчатках.
— …и вы видите, что он метис, формально сын Тени, жертва специфического партеногенеза. Неприличные слова я позволяю себе произносить, да? Тема для непристойных анекдотов. Только странно, что все шишки и даже крупные орехи почему-то валятся на жертву, а не на преступника.
Кто-то за спиной у Крокодила нервно фыркнул.
— Что этот подлец себе позволяет? — зашипела Шана, уже собираясь вскочить. И наверное, бежать на сцену, бить Аиру по лицу, как обычно. Но Крокодил удержал её за плечи:
— Шана, дорогая вы наша… э-э… хранительница очага… Я открою вам… э-э… один секрет насчёт дестаби Олтрана, если вы просто дослушаете до конца.
— Что вы несёте?! — взвилась бабушка Тимор-Алка, выдёргиваясь из рук Крокодила. — Вот же два дятла на жёрдочке! Да перестаньте меня хватать, негодяй!
Но, по крайней мере, она осталась сидеть, только яростно поправила своё боа, когда Андрей Строганов разжал руки.
И в народе тоже поднялся шум, однако быстро утих — все прониклись идеей, что шоу их Консул подготовил крутое, и хотели всё-таки послушать его, а не друг друга. До слуха Крокодила донесся только обрывок фразы откуда-то из задних рядов: «…и как же экосистеме не идти вразнос, если главный возмущающий фактор на нашей планете — сам гарант стабильности! Тут никакой дом-башня не спасёт, если он сам с дыркой в голове!»
А Тимор-Алк оставался по-прежнему неподвижным. Только когда Лиза в тревоге посмотрела на Консула, метис улыбнулся ей и взял за руку: не переживай, мол, всё в порядке.
Крокодил поразился: и это тот самый болезненно чувствительный мальчик, который то краснел, то зеленел от каждого косого взгляда…
Не обращая внимания на всплески эмоций сограждан, Аира продолжал говорить спокойно и непринуждённо, только улыбаться перестал.
— Знаете, я склоняюсь к мысли о том, что на нашей планете сильнее всего дестабилизирует материю несчастье женщин, не находящих любви. Материя — это мать всех вещей, и она возмущается, когда мы предаем любовь и брезгуем детьми. Нам нужно измениться в чём-то очень важном, чтобы научиться мечтать без стыда. В том числе и о любви. А что в каждом из нас не так, поможет узнать дом-башня на Белом острове. И милость Творца. Это неважно, есть у меня дырка в голове или нет, главное, чтобы в ней не заходило солнце.
В амфитеатре установилась мертвая тишина. Кажется, даже жуки-светляки перестали уютно потрескивать.
Консул глубоко вздохнул, прежде чем завершить своё выступление.
— Метисы выходят на свет из материнской утробы, как и все прочие люди, но и попадают в неё тоже не от дуновения ветра. У каждого ребёнка-полукровки есть настоящий отец. Тень, признанная биологическим отцом Советника Эстуолда — это моя тень, а не его матери, и это мой сын, перед которым я очень виноват. Я не растил его, ничем ему не помогал и, конечно же, не хотел ни знать, ни слышать о нём. Так велит обычай. Но, думаю, теперь пришло время этот обычай отменить. Да, это правда, я очень любил женщину, которая родила человека, стоящего перед вами. Спасшего ваших детей и внуков от гиперплазии костной ткани. Узнать меня, но не полюбить было её право. Но от своего долга восстановить справедливость я не имею права уклониться. Перед всей общиной Раа я, Консул Махайрод, Айри-Кай, сын Тилы и Корин-Кая, признаю своим сыном Советника Эстуолда, названного при рождении Тимор-Алком, сыном Альбы. Признаю не по усыновлению, а по рождению. Он имеет полное право отказаться от родства со мной, если сочтёт себя униженным им, — Аира чуть улыбнулся метису. — Вот, собственно, всё, что я хотел вам сказать, уважаемые граждане. Если вы считаете, что я больше не достоин быть вашим Консулом, вы можете подать соответствующее заявление в Малый административный совет согласно установленной процедуре. Благодарю вас за внимание, у меня всё.
Консул поклонился аудитории, и к его голове подлетела одна маленькая бледно-зелёная бабочка. А потом ещё одна, жёлтая. Аира отступил от коммуникатора, безошибочно повернул голову в ту сторону, где сидел Андрей Строганов, но ушёл в глубину сцены, в тень.
К удивлению Крокодила, Шана подняла руку и щёлкнула пальцами, а потом с вызовом на него посмотрела. Из воздуха соткалась коричневая бабочка-«медведка» и устремилась к сцене, но закружилась не над головой Аиры (за ним, уходящим, летел уже целый шлейф), а над зелёной макушкой Тимор-Алка. Метис отпустил руку Лизы и, ни на кого не глядя, сделал два шага к коммуникатору, который не убрался в траву.
— Граждане Раа, благодарю вас, что слушаете меня. Сегодня воистину знаковый день… хотя и поздний вечер. Мои заслуги насчёт ингибитора сильно преувеличены… и оценены, спасибо. Я, знаете, с детства мечтал, чтобы у меня был индекс не ниже четырёх… и чтобы меня полюбила ни на кого не похожая, но очень красивая девушка, и вы видите, что мечты сбываются без всяких галлюциногенов, да.
Лиза подошла к нему и обняла сзади руками в блестящих перчатках. Бабочек над головой метиса стало больше.
— Но это только потому, что я всегда знал, на кого хочу быть похожим. Этот человек стал Консулом Раа вместо того, чтобы пойти и убиться об стену или ответить ещё какой-нибудь глупостью в том же духе, когда моя мать отвергла его. И теперь я знаю, откуда он взял силы, чтобы жить. Просто любовь никогда не перестаёт, а жизнь — это счастье. Махайрод научил меня этому, как отец сына. Призываю всех моих братьев и сестер, рождённых от Теней, принять и простить своих отцов, кем бы они ни были, — и жить во всей полноте. Да, наша жизнь — постоянная Проба, но положа руку на сердце, — и он положил свои руки на руки Лизы, — каждый полноправный гражданин скажет, что Проба — это лучшее время, которое только можно себе представить.
Крокодил всмотрелся в темноту, куда ушёл Аира, и шевельнулся, чтобы встать и двинуться туда, но был тут же уловлен Шаной. Как ни внимательно слушала она внука, но и соседа из поля восприятия не выпускала.
— Куда это вы, Андрей? Вы дали мне слово?
— Какое слово? — пробормотал Крокодил, чувствуя приступ паники. Он уже представил себя заживо погребённым под её горячей мясистой тушей.
— У вас есть некая информация для меня. О Бирни-Алке.
— Э-э… О ком?
— О дестаби Олтране!
— Это потом. Не сейчас. Я к вам зайду и… и всё расскажу. Когда мы вернёмся домой.
— Андрей, с вами всё в порядке? — сменила Шана гнев на милость, вглядываясь в его лицо. — Вы не больны?
На них снова шикнули соседи, и Крокодил перевёл дух.
— … на Пробе, — говорил Тимор-Алк. — «Мы живем на войне, мы — тонкая мембрана, поле борьбы между материей и духом, которые вечно спорят, что первично. Человек — боец обеих армий. Человек — пограничный знак». Я много думал над этими словами и понял, что цель борьбы — синтез и правильная иерархия. И дух, и материя созданы Творцом, они не враждебны друг другу. Им просто надо выстроиться должным образом. Нам всем, всему сообществу Раа, предстоит раскрыть множество тайн. О духе, о материи и о нашем предназначении. И неисследованная червоточина, которая ждёт внимания физиков и экспедиции — это тоже очень захватывающе. Но я хочу также напомнить вам, что сейчас меня ждёт молодая жена, и это тоже… очень увлекательный процесс, поэтому позвольте мне украсть у Сиреневой общины мою бело-розовую жемчужину в красном платье, о которой я думаю весь этот долгий день и весь этот долгий вечер. А тем, кто будет выступать после нас, хорошего показа и тёплого приёма их образов у зрителей. И милости Творца-Создателя. Спасибо всем!
— Андрей, ты не меня ищешь? — спросил голос Аиры из темноты, и в следующую секунду его запястья оказались во власти огня, а ещё через секунду он сидел на лужайке перед своим домом. В небе привычно сияли небесные огни, в близком лесу ухали совы и стрекотала ночная насекомая мелочь, а невыразимо вкусный воздух с каждым вдохом устранял последствия «кровопускания». Правда, желудок вопил, что вот-вот присохнет к спине.
— Я подумал, что тебя нужно как-то выручать, — сказал Аира и встал, не касаясь руками земли. — Что-то ты такое наобщал Шане… или я ошибаюсь?
— Плоский хлеб! Я же так и не подошёл к Тиму и Лизе, чтобы поздравить их и отдать эту… поздравительную открытку!
— Что — «слышь, кудесник, возвращай меня обратно!»? — усмехнулся раянин.
— Н-нет, — сказал Крокодил и тоже встал. Ночной мир наклонился и покачнулся, как люстра при буйно празднующих верхних соседях. — Обратно не нужно. Лучше я положу её на пороге его дома. Тут же недалеко.
— Там овраг. В темноте ты не доберёшься.
— Аира, подожди, у меня что-то мозги набекрень… Сколько сейчас времени?
— Ровно полночь.
— А они тоже… уже вернулись? — Крокодил неопределённо махнул рукой в сторону.
— Тимор и Лиза? Да, только что прилетели на птерокаре. Но вряд ли стоит их беспокоить.
— Да, конечно… А Шана? Ещё едет?
— Нет, заночевала в Лизиной комнате в общине «Сиреневый свет».
— Спасибо, что выручил. У меня было такое чувство, что она сейчас потащит меня тоже… жениться.
— Я так и подумал, — ухмыльнулся Аира. — По-моему, тебе нужно поесть. Раз уж молодожёны пригласили нас только посмотреть танец, а не посидеть за столом, придётся прозаически воспользоваться твоей линией доставки. Пойдём.
— Да, конечно… — и Крокодил двинулся к дому вслед за раянином. — А это было сильно энергозатратно? Перенести меня вот так?
— Гораздо более энергозатратно было бы пререкаться с Шаной, и я подумал, что могу себе позволить. Всё-таки праздник.
— А, да, дружище, точно! Поздравляю тебя! Ты же официально стал отцом Тимор-Алка, правильно?
— Да. Спасибо. И после того как мы перекусим, я бы ещё хотел… Как говорится на Земле, закрыть гештальт. Увидеть, как светятся окна моего старого дома. Сто витков Раа не видел света в его окнах, понимаешь… А ты можешь ложиться спать. Ты же, наверное, смертельно устал за сегодня?
— Если я наемся на ночь, нужно же хоть небольшой моцион сделать…
— Ну, ожирение тебе не грозит, — хмыкнул Аира, заходя в дом, и крикнул вверх, как хозяин: — Свет!
Тут же загорелись светляки под потолком, и уютные плетёные недра встретили Крокодила неизъяснимым покоем.
—А можно мне уже снять эту цветочную лапшу с ушей? — спросил землянин, чтобы снова высказать свою бессильную иронию по поводу раянского национального костюма.
— Можно, — кивнул Аира. — Брось их в питьевой фонтанчик, будет красиво.

+2

Ответить
Страница: 1

Быстрый ответ

Напишите ваше сообщение и нажмите «Отправить»