Ещё одна статья, вышедшая в номере 9 мая 2019 года. Просто несколько трогательных человеческих историй. Хочется, чтобы их знали.
Песня Победы
Восточноказахстанцы вспоминают Великую Отечественную
Всё меньше остаётся в живых тех, кто застал войну. Умерли израненные фронтовики. Ушли надорванные непосильной работой труженики тыла. Уходят и дети войны. Поэтому сегодня нам особенно дороги рассказы тех, кто еще помнит - как пережили люди годы страшных испытаний. Скромные судьбы наших земляков — простые и красивые, как песня.
Дороги войны
Однажды Валин отец вкопал на улице перед домом столб и повесил большую чёрную тарелку — репродуктор. Всё село собиралось там, чтобы послушать новости. В начале лета случилось полное солнечное затмение. И в народе разнёсся слух, что будет конец света. Жители райцентра поспешили к репродуктору с узлами и баулами. Семилетняя Валя и её младшие братишки подглядывали за ними через забор. Но Армагеддон по радио так и не объявили, и люди, успокоившись, разошлись.
Конец света наступил 22 июня 1941 года. Мужчин начали призывать в армию. Валин отец Василий Федоренко к строевой был не годен — страдал мокрой экземой. Он служил в военкомате. Не раз девочка слышала недовольные речи соседок про отца: «Наших мужиков забирает, а сам в тылу сидит!» Василий Филиппович принялся ходить по врачам и наконец нашел того, кто справился с его болезнью. В 1942 году он пошёл на фронт добровольцем. В то время ему исполнилось уже 40 лет.
- До станции, откуда уходил эшелон, от нашего села было пять километров, - рассказывает Валентина Васильевна. - Меня единственную из детей взяли провожать отца. Я помню, как шли полем. Отправку почему-то отложили. Родители остались ждать на станции, а меня послали ночевать к тётке. Она меня уложила, а у меня сердце так сжималось, что я уснуть не могла. Поутру оказалось, что ночью эшелон ушёл.
Из-за больных ног Василия Федоренко взяли не в пехоту, а в кавалерию. Учебная часть располагалась в Кушке — на самой границе с Афганистаном. Через полгода пополнение перевезли в Красноводск и на пароме переправили через Каспийское море — прямо под Сталинград, где в тот момент происходила великая битва. Василий Филиппович прошёл со своим кавалерийским полком от Волги до Шпрее. 9 мая 1945 года он встречал в Берлине.
Письма с фронта приходили редко. На улице Широкой фронтовики были в каждом доме.
Валины сверстники, продолжая учиться в школе, стали незаменимыми на колхозных полях. В сорок первом они, восьмилетние, собирали с посевов клопов-вредителей. Потом - колоски. С сорок второго начали работать на сенокосе и свекле. Прореживали всходы, затем пропалывали. А осенью, по первым морозам чистили, обрезая ботву, и складывали в бурты — работа монотонная и тяжёлая.
- А школу мы любили, - вспоминает Валентина Васильевна. - Ходили с удовольствием. Учителей своих тоже любили. В хоре пели: «Эх, дороги — пыль да туман...» Эта песня у меня всегда ассоциируется с войной.
У ребят военной поры были свои дороги. По весне, когда зацветали тюльпаны, ребячья компания уходила высоко к горы — за луковицами. На вкус они были сладкие. Или так им, голодным, казалось. В горы же ходили за чесноком. В победный год в классе учились 17 детей, и мальчик был только один.
Девятого мая 1945 года утро наступало, как обычно. Хозяйки подоили коров и потянулись к Валиной тётке на сепаратор.
- И тут по радио передали, что войне конец. Боже мой! Что тут началось! Вой стоял по всей улице. Рыдали все. Потом люди стали без всякого зова сходиться к сельсовету. Председатель выступал, а все вокруг плакали. Мы тоже плакали - не знали, дожил ли до Победы отец. А с 10 мая мы с братьями стали каждый день ходить на станцию — встречать поезда. Только 22 мая почему-то не пошли, остались дома. И вдруг открывается калитка — и он входит!
Василий Федоренко был среди тех, кого демобилизовали сразу после Победы. Это его эшелон запечатлели знаменитые кадры возвращения солдат-победителей. Фронтовые дороги Василия Филипповича закончились у родного порога через 13 дней после капитуляции Германии.
Не ходил бы ты, Ванёк, во солдаты!
Петь Мишка любил с детства. Когда он заводил жалобно: «Позабыт, позаброшен с молодых-юных лет...», мать бралась за хворостину. Боялась, что накличет себе сиротскую долю. Жилось в деревне трудно, могло случиться всякое. Мать и впрямь умерла, когда мальчику было четыре года. А Мишка в детстве от снега и до снега работал подпаском. Даже из класса в класс переводили мальчишку, зажмурив глаза и махнув рукой.
Другой любимой песней у Мишки была залихватская, времён гражданской войны: «Как родная меня мать провожала...» Однажды спел её малец уполномоченному из района, приехавшему в колхоз:
- Ох, куда ты, паренёк? Ох, куда ты?
Не ходил бы ты, Ванёк, во солдаты!
В Красной армии штыки, чай, найдутся.
Без тебя большевики обойдутся!
- Нет, Миша, - сказал суровый коммунист. - Таких Ваньков в солдатах надо много - охранять границу.
- Зачем много? - удивился мальчик. - Одного не хватит?
Хоть и сказал городской человек, что один в поле не воин, а всю жизнь Михаил живёт так, словно кроме него в бой идти больше некому...
Когда началась война, ему было тринадцать. Он устроился возить дрова, работал в сельпо рабочим. В 1943 году паренька призвали в трудармию — строить железную дорогу от Иркутска до Байкала.
- На дороге было 63 тоннеля, - вспоминает ветеран. - Сейчас-то их только два. А тогда боялись, что японцы разбомбят - и движение поездов остановится. Они же рядом были — в Маньчжурии. Мне ещё шестнадцати не было. А в семнадцать пошёл в армию.
Михаил Головатюк попал в школу снайперов в Кяхте. Пока учился, немецкий фашизм доломали. А молодого бойца отправили в Читу, где формировался запасной полк, который должен был воевать с Японией. Когда оказался в части, выяснилось, что снайперы больше не нужны, требуются только автоматчики.
- Шли мы от станции Отпор на Хайлар, - вспоминает Михаил Яковлевич. - Захватили городок в Маньчжурии, небольшой — размером с посёлок Мирный. Его русские белогвардейцы построили. Они там против нас воевали. А большинство китайцев было. Японцы, узнав о нашем приближении, отступили в Хайлар. За него большие бои были, много людей погибло. А я остался жив. Вся моя война — 26 дней. 3 сентября 1945 года собрали нас командиры и объявили, что Япония сдалась.
В Забайкалье, а потом в Монголии Головатюк прослужил до 1951 года.
- Говорю командиру: «Товарищ капитан, я должен демобилизоваться, а никакой профессии у меня нет». Отправили меня в Кяхту, шесть месяцев учился на шофёра, права получил. После демобилизации разыскал в Омской области вернувшегося из армии отца — семь лет не виделись. Здесь и остался работать. А там два предприятия — депо и авторота, больше никаких. Как только осенью вывезут зерно, так всех шоферов под сокращение. А на следующий год их же принимают обратно.
И тут молодой фронтовик неожиданно проявил характер — потребовал, чтобы сократили его, а на работе оставили товарища, у которого трое детей. А потом донёсся слух, что набирают в горячие цеха Усть-Каменогорского свинцово-цинкового комбината. И в 1952 году Михаил поехал в Восточный Казахстан.
Семь месяцев Головатюк трудился в плавильном цехе, пока не получил свинцовое отравление. После больницы перевёлся в гараж. Казалось бы, на мирной работе можно и «не ходить во солдаты». Но и тут проявил себя упорный нрав ветерана. Михаил ухитрялся давать по 275 процентов плана. Остальные водители посматривали на него косо — боялись, что и от них начнут требовать того же. Через два года такой деятельности стала отказывать спина — развился остеохондроз. С баранкой пришлось расстаться. Головатюк перешёл в цех рафинации.
- Я был безотказный. Знал - чтобы хорошо жить, надо хорошо работать, - вспоминает ветеран.
После первого же месяца его назначили бригадиром на площадке. И впоследствии неоднократно переводили в отстающие смены, где фронтовик ухитрялся навести военный порядок. По выходу на пенсию Михаил Яковлевич пошёл слесарем на стройку — и тут же начал бороться с браком. Трудился ещё несколько лет, пока не захворала тяжело жена.
По сей день ум ветерана светел. И характер остался тот же. Только вот сил - всё меньше. А в строю Бессмертного полка с портретом его жены — труженицы тыла - теперь шагают сын и внук.
Отцовская песня
Папины письма мама хранила в красном чемоданчике. И детям в него заглядывать не разрешала. Но Нина со старшим братом запрет регулярно нарушали и читали письма тайком от неё. По малолетству немногое она тогда понимала, но запомнила: «...за Родину, за Сталина! Завтра идём в бой. Дуся, береги детей...» Папа был человеком идейным.
Отца Нина не видела никогда. Она родилась в январе 1942 года, а 26 августа того же года гвардии старший политрук Василий Акуленко погиб под Смоленском. Осталось похоронное извещение, старые фото да рассказы старших о нём.
Высоченный красавец Василий Акуленко был парнем заметным. Окончил Семипалатинский педтехникум, работал учителем в Выдрихе, потом заведовал Шемонаихинским районо. Имел армейский опыт - до войны успел отслужить пять лет в армии на Дальнем Востоке.
А ещё, говорят, он пел. Играл на гитаре и на гармошке. Родом Василий был из-под города Мелитополя и петь предпочитал родные украинские песни:
- Дивлюсь я на небо - та й думку гадаю:
Чому я не сокіл, чому не літаю...
В 1948 году в Канонерку, где жила вдова Василия с двумя детьми, приехал папин сослуживец, очевидец его гибели.
- В деревне не принято, чтобы дети что-то слышали, - объясняет Нина Васильевна. - Мать была строгая — директор школы, парторг. Но мы с братом всё равно залезли под стол и подслушали.
Сослуживец рассказал, как воевал отец. Он и в армии продолжал воспитывать бойцов — стал политруком. У Василия Сергеевича был девиз: «Грудь в крестах или голова в кустах!». Полагался ему за подвиги орден, но тут в части случился скандал: один солдат из трусости совершил самострел. Такое однозначно расценивалось как недостаток боевой и политической подготовки. И награду политруку Василию Акуленко не дали.
А 26 августа 1942 года часть, где служил отец Нины, выбила немцев с позиций и стала занимать покинутые ими окопы.
- Папа пошёл проверять, как бойцы устроились в блиндаже. Мина была под одной из ступенек. Солдаты прошли благополучно, а у него была нога сорок шестого размера. Он мину задел. Тот человек рассказал, что папе оторвало ноги, но он жил ещё какое-то время. Успел наказать: «Мы победим. Не жалейте обо мне, бейте фашистов!»
Когда мать умерла, Нина с Сергеем хотели отыскать красный чемодан и прочесть уже взрослыми глазами отцовские письма. Но так и не нашли. А Нина до сих пор плачет, когда слышит старинную украинскую песню, в которой нет ни слова о войне:
- Когда бы мне крылья, орлиные крылья,
Я б землю покинул и на новоселье
Орлом быстрокрылым на небо махнул
И в тучах навеки во тьме потонул...
Про окопы, любовь и Победу
Трехлетняя Ленка больше всего на свете не любила спать. Капризного ребенка и ночью-то «утолочь» было проблемой, а дневной сон, необходимый растущему организму, вообще превращался в форменное представление. Старшая Лена — бабушка — укладывала «мелкую» рядом с собой на кровать с панцирной сеткой, спеленывала одеялом шаловливые ручонки и, подпрыгивая на сетке всем своим сухоньким телом, начинала процесс укачивания.
- Мы красные кавалеристы, и про нас былинники речистые ведут рассказ…
- Слепя огнем, сверкая блеском стали, пойдут машины в яростный поход…
- Шел отряд по берегу, шел издалека, шел под Красным знаменем командир полка…
Почему бабушка выбирала такой странный репертуар колыбельных, мелкая Ленка спросила уже в сознательном возрасте — в семь лет, когда в школу пошла.
- Что значит почему? - удивилась бабушка. - Это же песни Победы. Мы их в молодости пели...
Простых советских студентов война застала в разгар обучения в институте. Леночка была родом из Владимирской области. Мирослав же приехал в Москву из далекого казахстанского Лениногорска, где без права на выезд жила семья его отца, обвиненного в белопольском шпионаже.
К слову сказать, отцу юноши повезло. Ему попался — один из тысячи — добросовестный следователь НКВД, который выяснил, что донос на подследственного не имеет под собой доказательной базы. С этапа человека вернули, но подозрение осталось. Оттого и обретался этот полубергал польского происхождения со всей своей семьей в далеком затерянном в горах рудничном городке.
Как бы там ни было, молодые люди оказались в 1941 году в Москве, где поступили в Московский энергетический институт. Поначалу красавица Леночка не обращала внимания на 15-летнего очкарика, сдавшего экзамены за курс средней школы экстерном. Но им через многое пришлось пройти вместе, а это очень сближает.
До конца жизни Елена Степановна и Мирослав Станиславович вспоминали и вой зениток над Яузой, и переброску на рытье окопов во время обороны Москвы, и газон, на котором охальники-однокурсники поставили табличку с надписью: «Товарищ! Не вытаптывай потенциальный обед». Дело в том, что крапивой с него заправляли щи в студенческой столовой.
Рассказала бабушка внучке и о том, как едва не погибла в сорок первом. В самый тяжелый для Москвы год занятия отменили, а студентов послали рыть окопы в прифронтовой район. Группа, в которой находилась Лена, закончила работу затемно. А начальство, ответственное за отправку домой, о копателях начисто забыло. Ребята не дождались обещанного транспорта и расположились на ночлег в глиняных печах для обжига кирпичей, находящихся недалеко от возводимой линии обороны. А утром приехал злющий майор на виллисе. Увидев сонных студентов, выбирающихся из печей, заорал: «Вы что тут забыли?!» Оказалось, линия фронта за ночь отодвинулась аккурат к тем окопам, что вырыли ребята. В Москву перепуганные студенты, большинство из которых были девушки, добирались неделю попутным транспортом.
Еще не раз молодежь срывали на окопы, на заготовку торфа, на расчистку завалов и другие срочные работы. Мирослав старался отказаться от выгодных разнарядок, чтобы туда попала Леночка, которая сильно похудела и подцепила на торфяниках малярию. Например, отправить ее в истинный рай — на конфетную фабрику, где можно было есть вдоволь шоколада, но с собой ничего брать не разрешали.
День Победы Лена и Мирослав встретили уже как влюбленная пара. Девушка оценила рыцарскую натуру юноши, несмотря на то что он был на три года младше. И в победном во всех смыслах 1945 году дала согласие стать его женой. Прожили Мирослав Станиславович Мацковский с Еленой Степановной всю жизнь душа в душу. Такой крепкой оказалась любовь, рожденная вместе с Победой.
Прощание Славянки
Нина Славянова работала буфетчицей на Ржевском вокзале в Москве. Так уж случилось, что на бойкую русоволосую пышку не очень-то обращали внимание столичные кавалеры. Подружки-официантки с сочувствием поглядывали, а за спиной шептали обидное: «Старая дева»! И правда, страшно сказать, девушке шел уже тридцать пятый годочек, а злодейка-судьба упорно обделяла нежными чувствами заждавшееся сердце.
Но однажды она встретила, наконец, свою первую любовь. Командированный из далекого татарского села улыбчивый парень Андрей, хоть и был на пять лет младше, сумел разглядеть в простой женщине верную душу и щедрый добрый нрав. Как же пела эта душа в тот день, когда Андрюша, смущенно комкая в пальцах папиросу, предложил Нине стать его женой! А было это 21 июня того самого, растреклятого, года.
И не случилось веселой свадьбы, о которой грезила молодая буфетчица, и уже через неделю после начала войны она проводила своего суженого. В последний раз обнял ее Андрей, пообещав вернуться во что бы то ни стало. Но обещания своего бравый пехотинец не сдержал, сгинув навсегда где-то под Одессой.
А враз похудевшая и постаревшая Нина продолжала жить. Каждый день отправлялась в госпиталь, куда устроилась санитаркой. Автоматически делала свою рутинную работу: мыла полы, выносила судна, помогала раненым.
Однажды, когда возвращалась со смены в свой дом в Марьиной роще, увидела совсем юного солдата, который сидел на корточках, привалившись спиной к стене пострадавшего от «зажигалки» строения. Разговорились. Мальчик назвался Игорем. Он был отправлен в родной город после легкого ранения на поправку. А дома, где жил до войны, не оказалось на месте - сгорел. Семью Игоря эвакуировали, и податься ему некуда. Нина помолчала с минуту, да и предложила парню переночевать у нее.
Так и повелось. Солдатская молва разлеталась быстро. И многие ребята, командированные в столицу, — танкисты, пехотинцы, артиллеристы — по наводке товарищей стучали в дверь небольшого дома в Марьиной роще недалеко от вокзала.
Нина не отказывала никому. Пускала на постой, кормила, обстирывала. Зашивала прорехи на одежде. Соседские кумушки презрительно именовали ее военно-полевой женой, а то и похуже припечатывали. Но женщину это не особо волновало. Ведь неприкаянные солдаты продолжали заглядывать в гостеприимный дом «Славяночки», где только и могли отогреться домашним теплом. Так она встретила и своего будущего мужа — моряка Василия.
Когда отгремели победные салюты, молодая семья демобилизованного мичмана отправилась к нему на Родину, в далекий Казахстан. Там родилась единственная дочь.
Галина Сергеевна, внучка Нины и Василия, вспоминает с грустной улыбкой:
- Когда хоронили бабушку в 1965 году, то приехали все ее постояльцы. Все, кто выжил и вернулся с фронтов. Взрослые мужики, все в медалях и орденах, стояли и плакали, провожая «Славяночку», которая когда-то приютила и обогрела каждого из них. А вместо похоронного марша оркестр играл «Прощание славянки».
Ирина ПЛОТНИКОВА,
Мира КРУЛЬ
Отредактировано Atenae (16.05.2019 08:25)
