В порядке пополнения застоявшейся рубрики "фэнтези" и, что греха таить, эксперимента над уважаемой аудиторией: ещё одно произведение по Dragon Age, и на сей раз в прозе и на русском языке. Это мир, который заслуживает внимания - а удалось ли мне в этом кого-то убедить, мы и увидим.
***
Создатель, когда же она заткнётся?!
Вода бурлит и плещется в большой деревянной лохани. Он её не видит, но почему-то знает, что на ощупь она холодна. Он только слышит – плеск, жестокий звенящий хохот и над всем этим – жалобный, прерывающийся вой ничего не понимающего создания.
Ему десять лет. На улице мальчишки сцапали бродячую собаку – из тех облезлых дворняг, что лезут под ноги прохожим в каждом городе Вольной Марки. Псина выпрашивала объедки, а мальчишки поймали её и окунают в стоящую во дворе лохань, пока собака не начнёт захлёбываться – а потом вздёргивают вверх только для того, чтобы повторить всё ещё раз. Отчаянный скулящий вой сменяется плеском и бульканьем, чтобы снова прорезаться спустя какое-то время.
Он не делает ничего. Маленький Том Ренье не делает ничего. Он только прижимается лбом к стене и стискивает голову руками, пытаясь не пропустить в уши эти звуки, но вой находит дорогу. Когда же это кончится, ну сколько можно, как она может так долго оставаться живой, он больше не может это слышать, пусть всё кончится и просто наступит тишина, пожалуйстапожалуйстапожалуйстапустьоназаткнётся!!!
Вой и смех наконец утихают. Он отнимает руки от ушей и слышит, как мальчишки расходятся в разные стороны. Тишина наступает – блаженная, мягкая тишина – но ночью он просыпается от жалобного собачьего скулежа. Это первое из многих, многих сотен таких пробуждений, что ему ещё предстоят.
Ему двадцать два. Он бьётся на большом турнире Вольной Марки. Здоровенный молодой рыцарь, он орудует мечом без большого искусства, но с преизрядной силой, и всё-таки пробивает себе дорогу в финальную общую схватку – mêlée, как называют её орлесианцы. Его ждёт неминуемое поражение – слишком многие превосходят его и мастерством, и опытом – но незнакомый рыцарь бьётся с ним плечом к плечу, одолевая самых опасных соперников. Он, вне всякого сомнения, лучший боец на поле, но он словно не заботится о собственной славе и всегда позволяет молодому рыцарю нанести решающий удар. Тома Ренье объявляют победителем турнира.
Незнакомый рыцарь только что пожертвовал ради Ренье своей победой, но не выказывает и тени сожаления. Он снимает шлем. Это знаменитый шевалье из Орлея. Он говорит, что видит в Ренье великое будущее и предлагает наставлять его в рыцарских науках. Но Том Ренье только что победил на величайшем воинском состязании к северу от Недремлющего моря. Ему не нужны наставники. Он отказывается без раздумий.
Шевалье не находит в этом оскорбления.
– Только тебе решать, за кем ты пойдёшь, мессир Ренье, – говорит он. – Этот выбор принадлежит тебе, но и определяет тебя. Ты – тот, за кем ты решишь следовать.
Ему тридцать пять. Он – закалённый воин и умелый командир, ветеран Перендэла и Долийской кампании. Он служит Гаспару, герцогу Шалонскому – законному правителю Орлея, желающему отнять свой трон у обманом захватившей его императрицы Селины. Орлей раздирает война, но пока она идёт, ему и его бойцам есть чем заработать на жизнь.
Однажды вечером он получает новый приказ. Венсан Коллье, один из главных приспешников императрицы-узурпаторши становится слишком опасен. От него нужно избавиться. Коллье будет один, говорят ему. Чистое дело. Никто не справится с этим лучше Тома Ренье и его испытанных людей, а герцог Гаспар, без сомнения, отблагодарит своих верных слуг.
Ренье уже не тот мальчишка, что бросался вперёд очертя голову и размахивая мечом во все стороны. Командиру ни к чему лезть в схватку, его дело – план. Он отдаёт приказ, и его бойцы выдвигаются. Подробности ни к чему – хватит с них знать, что они служат герцогу. Командир остаётся позади: ему доложат об исполнении.
Всё идёт не так. Коллье оказывается не один, а с семьёй. Им там не место, их не должно там быть, Ренье говорили, что их не будет! Коллье – не трус, он хватается за меч, но он один против многих. Командира нет с его людьми; некому отменить приказ. Схватка превращается в резню. Кровь пьянит. Когда звон мечей стихает, в луже крови лежит не только Коллье, но и его жена и дети.
Ренье не видел, как они умирали. Но почему-то ему кажется, что когда на детские черепа опускались тяжёлые мечи, в воздухе висел жалобный и тонкий, почти собачий скулёж.
Герцог Гаспар в ярости: он не знал о том, как подчинённые хотели ему угодить. Ренье с его отрядом объявляют вне закона по обе стороны баррикад. Человек, отдавший ему приказ, накладывает на себя руки. Том Ренье этого не делает. Пока на его людей охотятся, как на диких зверей, он бросает их и бежит, скрываясь от суда.
Закрыть глаза. Заткнуть уши. Это его не касается. Он ничего не слышит. Его здесь нет.
Ему тридцать шесть. Бегство увело его далеко от Орлея. Он ужинает в трактире по другую строну Морозных Гор. Солдат из местного гарнизона пытается завалить стряпуху. Стряпуха против.
Ренье встаёт. Ему хочется думать, что у него ещё остались принципы, хотя он сам не убеждён, что верит в это. У солдата оказывается четверо друзей. Его это не заботит. Кто-то вылетает наружу через дверь, которая открывается внутрь, кто-то падает на пол, выплёвывая зубы, кто-то откатывается в сторону, зажимая сломанный нос. Один из солдат ломает деревянный стул об спину Ренье; в ответ Ренье ломает ножку этого стула об его голову. Солдаты ползком выбираются из трактира. Стряпуха цела. Ренье садится доедать.
Напротив него останавливается человек, до того сидевший в дальнем углу. Ренье поднимает взгляд и видит, что под синим плащом скрывается выщербленный латный нагрудник с изображением грифона. Перед ним Блэкволл, Страж-коннетабль Северного Орлея.
– Ордену нужны такие люди, – коротко говорит он.
Ренье забывает донести ложку до рта. Любой знает про Серых Стражей – не минуло и шести лет с тех пор, как они одолели Архидемона в Денериме. Они – те, кто вернул надежду в страшные годы Первого Мора, те, кто показал, что порождений тьмы можно победить, те, кто хранит бдительность веками, зная, что извечный враг однажды вновь вырвется из-под земли и те, кто борется с этим врагом любой ценой, потому что за тысячу лет честь и жертвенность не стали для них пустым звуком. Великие воины и легендарные храбрецы, герои Безмолвных Равнин и Старкхавена, Хантерфелла и Айслега, те, кто спас мир не единожды, но пять раз! И эти люди… хотят видеть Тома Ренье одним из них?
– Стражи – не судьи, – размеренно говорит Блэкволл, словно прочитав его мысли. – Братоубийцы, малефикары, изменники, мятежники, бандиты – мы принимаем любого, кто может сражаться. Мы не делим людей на дурных и добродетельных – если наш враг победит, не останется никаких.
Ренье не верит своим ушам. «Ты – тот, за кем ты решишь следовать». Неужели вот оно – его искупительное служение, его шанс оставить прошлое и сделать хоть один шаг по правильному пути, его надежда стать чем-то большим?
Блэкволлу не приходится прибегать к Праву Призыва. Ренье соглашается без раздумий.
Они выступают к ближайшему ходу на Глубинные Тропы – заброшенные гномьи туннели, где порождения тьмы плодятся и рыщут в поисках Старых Богов. Блэкволл не распространяется о способностях Стражей. С Ренье хватит и знания, что посвящение делает их неуязвимыми для осквернённой крови порождений тьмы; для других секретов придёт время позже. Вместо этого Страж-коннетабль рассказывает спутнику об истории ордена – о тысячелетнем бдении и о битвах, бушующих по всему обитаемому миру, чтобы тот оставался обитаемым. Нет страны, что не обязана Стражам своим существованием, и нет поля, на котором они не проливали свою кровь, говорит Блэкволл. Ренье потрясён: сколько бы легенд и песен он ни слышал, они меркнут перед истинным размахом того горделивого жертвенного величия, частью которого он вот-вот станет.
Они достигают запечатанного входа в подземный туннель, Блэкволл приказывает ему двинуться вперёд, убить гарлока или генлока и принести фиал его крови. Это часть посвящения, говорит он. Ренье не задаёт вопросов – он шагает в лежащую перед ним тьму и, спустя считанные часы, выныривает наружу, с честью выполнив своё поручение. Блэкволл ждёт его: на плоском камне расстелено чёрное полотно с изображением грифона. Всё готово для посвящения. Через считанные минуты не станет преступника Тома Ренье, но появится новый Серый Страж.
Блэкволл приветствует его кивком и замыкает за ним тяжёлую железную дверь, но потом хмурится. Он говорит Ренье, что чувствует порождений тьмы – должно быть, одна из мелких банд, что скитаются вдоль Штормового побережья после битвы при Денериме. Если он может их чувствовать, то и они чувствуют его; скоро они будут здесь. Двое обнажают мечи и становятся спиной к спине. Ждать приходится недолго: через несколько минут сгущающиеся сумерки взрываются движением. Земля под их ногами, воздух вокруг них – порождения тьмы возникают отовсюду. Ренье чувствует толчок в спину, но не придаёт этому значения. Развалив надвое последнего нападающего, он оборачивается только для того, чтобы увидеть Блэкволла, неподвижно лежащего на спине. Длинный кривой скимитар застрял в щели между латным воротником и крылатым шлемом – намётанному глазу Ренье достаточно одного взгляда, чтобы представить широкую горизонтальную дугу, которую очертил клинок. Блэкволл мог пригнуться, но принял на себя удар, который должен был свалить Ренье.
Ренье чувствует, как что-то твёрдое упирается ему в грудь под поддоспешником. Это фиал с кровью гарлока, что он сунул за пазуху перед началом боя. Тонкое стекло, паче чаяния, нетронуто, и кровь всё так же чернеет внутри. Чёрное полотно с грифоном всё так же расстелено на плоском камне и – странное дело – даже не забрызгано кровью сражавшихся. Всё готово для посвящения. Но шанс Ренье на искупление лежит мёртвый посреди изрубленных врагов.
Кого он хотел обмануть? Он может бежать от орлесианского правосудия, но не от себя. Всегда есть какая-нибудь дворняга, виновная лишь в том, что оказалась в неподходящем месте. Всегда есть он, который предпочтёт закрыть глаза, заткнуть уши и изо всех сил делать вид, что его это не касается. Всегда есть достойный человек, который пожертвует своим благом, чтобы паскудный подонок Том Ренье остался в выигрыше. От этого не убежишь. Он знает. Он пытался. Его на краткий миг поманили искуплением, и он побежал, виляя хвостом – а жизнь схватила его за шкирку и сунула в лохань. Ледяное, вязкое отчаяние волнами смыкается над головой, и он почти рад, что не чувствует дна под ногами. Ещё чуть глубже, и его встретит мёртвое, пустое и бесчувственное безумие. Когда оно придёт? Когда это закончится?
Что это? Неужели его голос? Нет, это не он; это воет шелудивая дворняга, которую никто не спасёт от холодной и мокрой смерти.
Создатель, когда же она заткнётся?!
***
Камни катились из-под ног, но сегодня в их причудливом танце не было слов. Мох покрывал вековые стволы деревьев, но в его рисунке не было послания. Птицы неслись над головой, словно спасаясь от напасти, от которой нельзя было уйти по земле, но в контуре их стаи не было воли богов. Или он не умеет её понять.
Почему он, Ивар, такой слабый шаман? Он молод – может, поэтому боги не хотят его слушать? Но ведь Корт Горный Отец суров, но справедлив; Хозяйка Небес требовательна, но честна; Хаккон Зимодых неистов, но не посылает испытаний, которые не под силу! Боги алчны, но не жестоки, они не бросают своих людей! Или они злятся, потому что он обращается к ним неумело?  Но кто же будет это делать, если Ивар теперь остался единственным, кто способен говорить с духами и просить богов, пусть даже старый Аркил умер, не успев обучить его всем секретам?
Аркил, в отличие от него, был могучим шаманом. Он видел знаки во всём, и умел читать их лучше всех. Шесть лет назад, когда с юга пришла новая Большая Тьма, он заранее разгадал слова богов, и сказал тану уводить соплеменников дальше на север. Тан Кормаг прислушался к совету – их клан был маленьким, у них не хватило бы воинов чтобы отбиться от бесчисленной орды. Они шли долго, вдоль могучего хребта Морозных гор, мимо странных долинных селений и заброшенных каменных крепостей; шли, пока не остановились у Великой Северной Воды.
Путь был тяжёлым, но тан поступил мудро. Тьма поглотила тех, кто остался на юге – и горных сородичей-авваров, и болотных хасиндов. Уйдя на север, Аркил и Кормаг спасли клан от Большой Тьмы, первой за четыре столетия. Неужели только для того чтобы шесть лет спустя, когда Тьму давно одолели на восточных равнинах и огненного змея сокрушили в каменном городе Денериме, они стали жертвой бродячей шайки – малого осколка былой орды?
Твари появились неожиданно – почему-то в этот раз их приход не предвидел даже старый Аркил. Сначала в лесу пропали двое охотников. Их стали искать, но нашли только одного – изрубленного, исколотого, с раздавленной головой, вспоротым животом и выеденной требухой. Второй нашёлся сам. На следующий день, когда Аркил вёл Ивара лесной тропой и рассказывал, как угодить Зигфросту, великому медведю, что спит у ног Горного Отца, Амунд вышагнул из-за дерева и без единого слова кинулся на шамана. Ни лука, ни ножа при нём не было, но его это и не заботило – он норовил вцепиться Аркилу в горло зубами. Ивар на мгновение опешил, но тут же пришёл в себя – может, он был слабым шаманом, но телесной силой Хаккон его не обидел. Справиться с Амундом, которого он раньше уверенно одолевал на всех состязаниях, оказалось неожиданно трудно – охотник бился, словно в его руках и ногах была сила дикого зверя – но испуг утроил силы и самого Ивара, так что тот быстро оттащил обезумевшего соплеменника и, напрягая мускулы, переломил ему шею.
Быстро – и всё же слишком поздно: когда Ивар оттолкнул обмякшее тело в сторону и поспешил к опрокинутому Аркилу, на окровавленном старческом плече краснели следы глубоко впившихся зубов. Поначалу Ивар обрадовался – рана неприятная, но ничего страшного, и шаман, пусть и старый, обязательно поправится – но Аркил внимательно посмотрел на труп Амунда и вскинул руку в повелительном отвращающем жесте прежде, чем ученик успел к нему прикоснуться.
Ивар непонимающе оглянулся на лежащее рядом тело Амунда и только тогда увидел, что под кожей у того просматриваются набухшие жилы. Ветвистый рисунок был не синим и едва заметным, а чётким и чёрным.
– Его забрала Тьма, – спокойно пояснил Аркил. – Моя кровь слаба, и теперь Тьма заберёт меня. Не касайся меня, или она заберёт и тебя тоже, и не останется никого, кто умеет говорить с богами.
Старый шаман с трудом поднялся на нетвёрдые ноги.
– Пойдём. Надо сказать тану.
По возвращении Аркил объяснил Кормагу всё. На их клан напали твари – те, кого жители низин, поклоняющиеся Сожжённой, звали «порождения тьмы». Осколок орды, скитавшийся после поражения вдоль всего Штормового побережья, уткнулся в северные отроги Морозных гор – и нашёл тех, кто пришёл сюда в попытке спастись от них. Аркил сказал, что клану нужно сниматься с места и уходить, а его нужно оставить, потому что Тьма уже в его крови и скоро придёт за ним.
Тан Кормаг не умел говорить с богами, но был мудр. Клан двинулся на запад, с прибрежной равнины к горам, а твари шли за ним по пятам.
Ивар знал про тварей, как знал и каждый его соплеменник. Эту историю гверд Мовран рассказывал не реже, чем песнь о сердце Корта или сагу о Тиррде. Стоит закрыть глаза – и он как живого видит Моврана, сидящего перед костром и неторопливо вещающего притихшим слушателям:
– Когда твари пришли в первый раз, удар приняла на себя Империя. Аламарри, что тогда ещё были единым народом, в тот раз избежали судьбы своих северных врагов. Но двести лет спустя всё стало иначе. Многие аламарри приняли веру Сожжённой и ушли воевать с Империей, а оставшиеся разделились на авваров и хасиндов. А потом твари пришли снова, и на сей раз содрогнулся весь мир. Так началась вторая Большая Тьма.
Аввары были могучими воинами. Корт показал им, как знать родные горы и изгонять из них любого врага, а Хозяйка Небес – как защищать свой очаг до последнего. В их руках и ногах была сила великого медведя Зигфроста, а в груди – неукротимая храбрость Хаккона Зимодыха. Они не боялись врага – ни неистовых гарлоков, ни приземистых генлоков, ни даже гигантских синих зверей с кривыми рогами. Аввары выступали против тварей раз за разом – и погибали.
Их луки и копья были точны, их тела и души были сильны, но их красная кровь была слабей чёрной крови тварей. Те, на кого попадала эта кровь, слабели, заходились кашлем и угасали – или сходили с ума и бросались на своих прежних товарищей. Большая Тьма катилась вперёд, и аввары не могли её остановить…
Ивар помнил, как завороженно он слушал – и ребёнком, и зелёным юнцом, и даже молодым мужчиной. Их клан вовремя ушёл на север, и для них истории о тварях и Большой Тьме были не страшной повестью о доподлинной боли и смерти, а болезненно-острым развлечением. Именно поэтому он всякий раз ждал знакомого исхода с почти постыдным мальчишеским восторгом. Он знал, что в конце обязательно придёт Железный Банн.
– Шаман видел, как свирепые псы, умеющие рвать волков, скулили и зажимали хвосты между ног, и взывал к богам – но боги молчали. Шаман видел, как бесстрашные воины, не знавшие поражений в боях с людьми, умирали с сознанием обречённости, и просил богов – но боги молчали. Шаман видел, как плачущие женщины убивали своих детей, чтобы те не достались тварям, и молил богов – но боги молчали. И когда авваров оттеснили к самым дальним отрогам их гор, к пещере, из которых уже некуда было бежать, шаман поднялся на вершину самой высокой горы и призвал богов в последний раз. Он камлал, пока силы не оставили его, и рухнул на снег почти бездыханным – и тогда боги явились ему.
– Иди и скажи своим воинам, что их храбрость осталось недолго испытывать, ибо завтра придёт конец, – сказал ему Хаккон Зимодых.
– Иди и скажи своим женщинам, что им недолго осталось страдать, ибо завтра придёт конец, – сказала ему Хозяйка Небес.
– Иди и скажи своему народу, чтобы он был готов, ибо завтра придёт конец, – сказал ему Корт Горный Отец.
Шаман вернулся и передал авварам слова богов. Воины кивнули и, сдерживая проклятия, пошли точить свои копья. Женщины кивнули и, сдерживая слёзы, пошли приласкать своих детей. Только дети не сдерживали ничего, ибо душа ребёнка не подчиняется даже воле богов.
Наутро аввары были готовы. Воины стояли стеной щитов, готовые встретить натиск свирепой орды и быть погребёнными под ним. Женщины прижимали к себе детей  и украдкой стискивали костяные рукояти ножей. Твари ревели и рычали, предвкушая скорую победу над теми, кому некуда было бежать. Сегодня всё закончится.
И тогда звуки орды прорезал голос чужого рога, и на вершинах холмов выросли воины в невиданных доспехах и крылатых шлемах под широким чёрным знаменем. Их было всего ничего, даже меньше, чем авваров – но твари поворачивались к холмам, и кровожадный рёв переходил в скулёж, потому что они знали этот рог и это знамя. Рослые гарлоки, и коренастые генлоки, и могучие синие звери с рогами горного муфлона выли в бессильной ярости – пришёл Железный Банн со своими железными друзьями! Серыми были их доспехи, серыми были их мечи, серым был диковинный зверь грипен на чёрном знамени – и когда Железный Банн и его друзья затянули незнакомую грозную песнь и двинулись вперёд, враги падали перед ними как трава, но не могли сразить ни одного, ибо их красная кровь была сильней чёрной крови тварей!
Когда последний враг рухнул мёртвым, Железный Банн вместе с друзьями сложил огромный костёр, сжёг на нём тела тварей, чтобы Тьма больше не отравляла землю, и ушёл, даже не оглянувшись на потрясённых людей в пещере. А аввары, не веря своему спасению вышли в долину, и запомнили раз и навсегда: Корт Горный Отец суров, но справедлив, Хозяйка Небес требовательна, но честна, а Хаккон Зимодых неистов, но не посылает испытаний, которые не под силу.
Глубокий голос Моврана умолкает, но Ивар продолжает завороженно смотреть на пылающий костёр, и в пляшущих языках пламени ему чудятся высокие железные люди в крылатых шлемах и чёрное знамя с серым зверем грипеном – большой хищной кошкой с крыльями, клювом и когтями орла…
Ивар горько усмехнулся. Вот он и попал в историю. Только вместо всего народа авваров – их маленький клан, вместо Большой Тьмы – малая часть былой орды, а вместо могучего шамана – никудышный Ивар, который ничему толком не успел научиться и не умеет читать волю богов.
Конечно, тан поступил мудро. Корт Горный Отец выточил пещеры в толще скал для того, чтобы аввары могли в них укрываться – куда ещё направиться в час опасности? Но до пещер было не меньше недели пути, а твари не нуждались в отдыхе или сне. Когда разведчики говорили, что те начинают их настигать, несколько охотников брали оружие и уходили в лес – отвлечь, запутать и задержать врага. Они не возвращались. Ивар вызывался пойти с ними, но тан запретил.
– Ты один умеешь говорить с богами, – сказал он. – Тебе нельзя умирать.
И Ивар пытался говорить, но боги не отвечали. Он налегке двинулся вперёд, чтобы обогнать клан, нашёл подходящее место и камлал, пока у него оставались силы, а потом впустил в себя духа. Но когда дух ушёл, он не оставил Ивару послание богов – только ломкую боль в коченеющем теле. И Ивар шагал обратно, тяжело переставляя едва гнущиеся ноги, и знал, что не может помочь своему клану, потому что боги не хотят ему отвечать.
Всё было неправильно. Неправильными были твари – ведь это истории, песни, что-то, что происходит с другими людьми в дальних краях или в далёкие времена, но не с ними самими здесь и сейчас! Неправильным было его камлание – ведь в истории шаман залез на самую высокую гору, а он всего лишь забрался на один из лысых предгорных холмов. Конечно, пока будешь карабкаться на настоящую гору, из сородичей никого не останется, но другой нашёл бы выход! Неправильным был он сам, Ивар – недоученный мальчишка вместо настоящего, сильного шамана, который может докричаться до Горного Отца.
Застывшие перетружденные мышцы дёрнуло и свело судорогой. Нога Ивара неуклюже подвернулась, а вторая, на которую неожиданно пришёлся весь вес, подломилась в колене, как тростинка – и молодой шаман, только и успев, что ругнуться, кубарем покатился вниз по склону холма. Ивар перекувыркнулся с полдюжины раз, больно ударился плечом о сосну, с треском преодолел густой подлесок, выкатился на небольшую поляну и уткнулся в что-то податливое и неподвижное.
В чьё-то тело.
С запоздалым осознанием пришла волна ледяного ужаса. Неужели твари уже?.. Придавший силы страх заставил вскочить на дрожащие от натуги ноги.
Это не были его соплеменники. Кругом валялись мёртвые твари – пять, десять, полная дюжина и даже больше! Длиннорукие гарлоки и кряжистые генлоки лежали вповалку, изрубленные страшными ударами. Тут же был и меч, что нанёс эти удары – почти в человеческий рост, много больше тех, что продают авварам подгорные гномы, и на всю исполинскую длину покрытый чёрной кровью. А рядом с мечом, над телом воина в тускло-серых металлических доспехах, стоял на коленях широкоплечий человек в стёганом поддоспешнике и глухо, по-звериному выл, стискивая в руках окровавленный крылатый шлем.
***
Безумие, которое так звал Ренье, не пришло. Вместо него пришёл странный молодой аввар. Ну как сказать – пришёл: с треском вывалился из кустов и вскочил на ноги, с очумелым видом озираясь по сторонам. Этого хватило, чтобы вывести Ренье из ступора: орлесианский наёмник сгрёб с земли меч, отскочил в сторону и изготовился для удара.
Аввар, однако, не собирался нападать. Он завороженно переводил взгляд с изрубленных трупов на Блэкволла, с Блэкволла – на расстеленное на камне полотнище, с полотнища – на крылатый шлем Стража-коннетабля, а со шлема – на Ренье, застывшего с оружием наготове.
– Железный Банн! – выдохнул он.
Похоже, нападать аввар не собирался – но и покидать прогалину не спешил. И демон с ним, пусть хоть до следующего Мора остаётся. А вот ему пора уходить. Оцепенение прошло, и включился застарелый инстинкт выживания. Здесь болтаться ни к чему. Надо собрать то, что может пригодиться, и убираться, пока не нагрянули новые порождения тьмы. Он справится. В этом весь Том Ренье. Он выживает.
– Твари! – взволнованно объявил аввар, тыча пальцем в мёртвого гарлока. – Этот лес… твари!
– Скажи что новое, – буркнул Ренье, вытирая длинный клинок пучком травы.
Аввар проковылял вперёд и бухнулся на колени перед телом Блэкволла. Ренье напрягся, но варвар не проявил неуважения. Он лишь положил ладонь на герб, выгравированный на нагруднике, и воззрился на наёмника.
– Грипен! – торжествующе провозгласил он, ткнув пальцем второй руки в кирасу.
Гри… фон? Этот аввар знает герб Серых Стражей? Впрочем, конечно. Нет поля, на котором Стражи не проливали кровь.
Стражи… Они не поверят, что Ренье стал учеником Блэкволла. Они решат, что он его убил. Очередная сила, от которой надо скрываться. Одной больше.
– Твари пришли, – продолжил между тем аввар. – Ивар, – он ткнул себя в грудь, – просил богов. Нужно Железный Банн!
Ренье оторвал взгляд от котомки, горловину которой перетягивал узлом, и уставился на болтливого аввара.
– Серый Страж? Тебе нужен Серый Страж?
Собеседник рьяно закивал.
– Серый! – Он отнял ладонь от выщербленного нагрудника и тут же положил её обратно. – Серый! – другая рука коснулась меча, который мёртвый Блэкволл ещё сжимал в руке. – Серый! – Указательный палец вытянулся в сторону грифона, вытканного на разложенном чёрном полотнище. – Железный Банн! – с удовлетворением заключил он. – Боги слышат!
Ренье смерил аввара немигающим взглядом и почувствовал, как из горла, против воли, рвётся горький лающий смех. Он ничего не мог с собой поделать. Если там наверху кто-то ведёт список несвоевременных смертей, то Блэкволл заработал себе почётное место.
– Боги тебе обещали, что придёт Серый Страж? – Он помотал головой, словно вытряхивая из себя ещё один приступ хриплого хохота. – Ну тогда у твоих богов чувство юмора ещё дерьмовее, чем у Создателя.
Аввар неловко поднялся на ноги, ничуть не смущённый реакцией Ренье.
– Не он, – спокойно сказал он. – Ты – Железный Банн. Серый… – язык аввара запнулся, но свободная рука вновь указала на лежащий в траве меч. – Серый эгс, серый грипен, красная кровь сильней чёрной крови! Ты убьёшь тварей.
Ах вот оно что. Этого парня, значит, тоже донимают порождения тьмы – и он, как водится, уверен, что Серый Страж со всем разберётся, потому что неуязвим для скверны. Очень разумно. Отличный план. Не считая того, что единственный Страж на две недели пути вокруг лежит с наполовину разрубленной шеей.
– Уходи, – с деланым спокойствием посоветовал Ренье, впрягаясь в лямки заплечного мешка.
– Уходить – нет, – твёрдо отозвался аввар. – Нужно Железный Банн.
Наёмник почувствовал, как за наружным спокойствием всё  сильней разгорается чёрная удушливая злость. Нужен Серый Страж? Не тебе одному он нужен, мелкий говнюк! Но он мёртв, умер, чтобы Том Ренье оставался жив – и последнее, что нужно Тому Ренье, это чтобы какой-то болтливый засранец напоминал ему, кем он мог стать, но уже не станет!
– Вот он, твой Железный Банн! – рявкнул он, разворачиваясь к аввару. – Страж-коннетабль Блэкволл! Его проси! Он – настоящий Страж, а я…
Кто он – этот «я»? Ренье не хочется отвечать на вопрос.
Косноязычный горец внимательно взглянул на собеседника, потом на Блэкволла, и опять перевёл взгляд на Ренье.
– Ивар, – он ткнул себя в грудь, – шаман. Раньше шаман – Аркил. Аркил… ге дейт… – Аввар закусил губу, подыскивая слово. – Закончился. Тогда шаман – Ивар. Аркил закончился, но шаман есть всегда. – Палец указал на распростёртое в траве тело. – Блэк Вол закончился, но Железный Банн есть всегда.
Ренье подавил позыв расхохотаться снова – не из вежливости, просто после прошлого раза ещё саднило горло. Тебе нужен Серый Страж, а достаётся Том Ренье? Да, Ивар, твои боги нынче в ударе.
– Корт справедлив. Хозяйка честна, – продолжил шаман. – Боги не пошлют мёртвый. Ты здесь. Ты – Железный Банн. Серый эгс, серый грипен.
Хватит! Ренье отчаянно помотал головой. Хватит с него слушать, чего он лишился!
– Железный Банн приходит, чтобы победить тварей. Так было, так есть.
Ренье стиснул голову ладонями и нечленораздельно взревел.
– Создатель, когда же ты…
Где-то на задворках сознания зазвучал и прервался тонкий жалобный вой.
Ренье медленно поднял голову. Молодой аввар глядел на него с простодушной, почти собачьей преданностью.
Всегда есть какая-нибудь дворняга…
Какое ему дело до приблудного авварского клана? Его ничто тут не держит, здесь оставаться опасно! Он – не Серый Страж, это не его дело. Он может уйти – что там, должен уйти!
И тогда этот аввар, свято убеждённый в своей бредовой идее, запомнит, что Серый Страж знал о порождениях тьмы и не сделал ничего…
Бессмысленно блуждающий взгляд наткнулся на всё ещё расстеленное на камне полотнище с грифоном – до странного чистое посреди залитой кровь прогалины. Некоторые вещи должны оставаться незапятнанными.
Глупости. Это же бессмысленный риск, бред сумасшедшего. Ты не прошёл посвящение. Скверна страшна тебе ничуть не меньше, чем этому настырному придурку. Дважды тебе повезло не заразиться – сначала на Глубинных тропах, потом здесь – хочешь испытать судьбу и в третий раз? Если бы ты хотел смерти, проще было бы навострить петлю после сразу убийства Коллье. Но ты этого не сделал, потому что ты – Том Ренье. Том Ренье выживает.
Взгляд скользнул дальше и остановился на откатившемся в сторон шлеме. За узкой глазной прорезью чернела пустота. Он уже никогда не узнает, что в нём увидел Блэкволл. Но странный молодой аввар смотрел на него своим выворачивающе-уверенным взглядом и видел не Тома Ренье, а Серого Стража – героя, который пришёл победить зло, неодолимое для обычных людей.
Ренье сделал несколько шагов по окровавленной траве и медленно опустился на колени перед телом Блэкволла. Окровавленное лицо Стража-коннетабля было спокойным и почти безмятежным. Ренье выдохнул что-то слишком тихое, чтобы его можно было услышать или понять – он сам не знал, было это извинение или благодарность – и потянулся к одному из ремней, удерживавший выщербленный нагрудник.
***
Непривычней всего была тишина. Он видел столько схваток и битв, что хватило бы на две жизни, и в большинстве участвовал – но никогда им не предшествовала такая тишина. Перед турнирными сшибками звучали голоса герольдов и ревела толпа, приветствующая своих любимцев. Перед сражениями фыркали и били копытом рыцарские кони, хлопали на ветру знамёна и гремели грозные кличи солдат, разогревавших себя для предстоящего столкновения. Даже засадам прежде, чем воздух наполнял свист стрел, истошное ржание раненых коней и стоны умирающих, предшествовал обычный шум походной колонны, ещё не ведающей, что ей уготовил противник.
Не здесь. Здесь перед схваткой его окружала только тишина. Точнее – две тишины.
Одна разворачивалась впереди – в тёмных провалах между деревьями. Вязкая и противоестественно пустая даже для ночного осеннего леса, эта тишина была отражением того, что рыскало где-то в глубине. «Порождение тьмы – это бездушный сосуд», – однажды сказал ему Блэкволл. Тишина, что лежала впереди, была мёртвой и бездушной.
За спиной притаилась её противоположность. Это была напряжённая тишина натянутой струны, полная спрятанных поглубже чувств, готовых вот-вот вырваться наружу. Эта тишина не давила на уши, как та, что впереди, но наполняла воздух ожиданием и заставляла вставать дыбом волосы на руках. Эта тишина была беременна звуком и готова взорваться – ликующими победными криками или обречёнными стонами умирающих.
Вероятней, конечно, второе.
Для человека, провалявшегося Создатель знает сколько времени на продуваемом всеми ветрами холме, Ивар оказался на удивление хорошим проводником. Соплеменников шамана они нашли куда быстрей, чем можно было ожидать. Аввар, державшийся с достоинством предводителя – Кормаг, кажется, его звали? – владел всеобщим лучше Ивара, так что с ним можно было объясниться нормально.
На этом хорошие новости заканчивались. Вождь вкратце обрисовал ситуацию. Клан терял бойцов быстрей, чем двигался – пока они доберутся до пещер, не останется тех, кто мог бы их защищать. Оставалось принимать бой в предгорьях. Разведчикам удалось найти поблизости расселину – глухой тупик между двумя холмистыми грядами – и соплеменники Ивара обосновались внутри, перегородив вход бревенчатым завалом. Крутые склоны, обрывающиеся внутрь, тоже предлагали известную защиту – если кто-то попытается спрыгнуть на головы укрывшимся внутри людям, после приземления он сможет разве что ползти. Это, конечно, означало, что и спасаться из импровизированного укрытия было некуда. Аввары сами загнали себя в ловушку и теперь ждали того, кто поможет им уцелеть.
Он видел, как они глядели на него, когда он шёл к выходу мимо сгрудившихся женщин и детей. Эти болваны верят, что серый грифон делает его непобедимым. Он хотел бы разозлиться на такую глупость, но не мог. Перед смертью каждый вправе позволить себе безобидную блажь. Например, представить себя Серым Стражем.
Где-то в полусотне шагов перед завалом он остановился. Хорошая, ровная площадка без камней и торчащих корней. Ну что за совпадение. Как будто чья-то незримая рука заботливо расчистила место для рукопашной. Создатель это был или боги Ивара, но кто-то продолжал демонстрировать изрядное чувство юмора.
Он поднял валяющийся неподалёку кривой сук, и, сдирая дёрн, прочертил на земле длинную борозду.
– Кто перейдёт черту – ваша забота, – бросил он, повернувшись к стоящему чуть позади Ивару. – До того не суйтесь.
Шаман кивнул с неуместным рвением. Похоже, молодой дурак верит, что враг побежит, едва завидев герб Стражей. Держи карман шире. У порождений тьмы не столько мозгов, чтобы понимать саму идею страха. Они что осы в разворошённом гнезде – нападают, пока не кончатся.
Доспехи Стража-коннетабля пришлись почти впору, хотя он сам был чуть шире в плечах. Проверяя свободу движений, Ренье повёл плечами, согнул руки, чуть присел и шагнул вперёд, за только что проведённую черту.
Стражи не делят людей на дурных и праведных. Но почему-то сейчас ему не казалось правильным стоять по одну сторону линии с этими авварами. Может, после – если допустить, что оно будет, это «после».
– Ступай, – посоветовал он. Не было нужды оборачиваться – он и без этого мог представить, как Ивар кивнул и бесшумной походкой направился к соплеменникам, сжимающим луки, копья и щиты на наспех сооружённом укреплении.
Густое и непривычное безмолвие было со всех сторон. Оно вряд ли продлится долго. Так или иначе, но сегодня всё закончится, и мир не будет лить слёз по Тому Ренье. Рука привычным движением нашла рукоять меча за плечом и медленно потянула. Клинок с лёгким шелестом пополз из ножен, разрезая тишину надвое. На эту сторону черты и ту. На «впереди» и «позади». На «до» и «после».
***
Запах горящей плоти – не из самых приятных, но всё лучше трупного смрада. К тому же, хоть на холод жаловаться не приходилось. Морозные горы не просто так получили своё имя, и даже в предгорьях поздняя осенняя ночь была по меньшей мере прохладной.
Бой закончился… какое-то время назад? Он не помнил. Когда он понял, что вокруг него больше никого нет, то отковылял на дюжину шагов в сторону и сел, привалившись спиной к дереву и чувствуя только гудящую усталость во всём теле. На удивление, он даже не был ранен – хотя под доспехами, судя по ощущениям, был ушиб на ушибе. Положив меч на колени, он начал ждать. Чёрной кровью его залило с головы до ног; что придёт  раньше – душащий кашель или безумие?
Кашель не пришёл. Вместо него, верный себе, объявился Ивар – и тут же начал чесать языком. Победа оказалась полной. Несколько гарлоков – с дюжину или около того – прорвались за черту, но их уложили из луков, не подпустив к завалу. Остальные лежали там, где их встретил Ренье. Этих была далеко не дюжина, но он не собирался считать – а аввары боялись подойти к месту, насквозь пропитанному осквернённой кровью.
– Трупы надо сжечь, – доверительно сообщил молодой шаман. – Тьма отравляет землю. Так сказано в истории.
Ренье в анатомических подробностях объяснил Ивару, куда тот должен засунуть свои истории, но в словах аввара было здравое зерно. От трупов надо избавляться так или иначе – тринадцать лет наёмником кого угодно заставят усвоить эту простую истину – а аввары к порождениям тьмы и пальцем не прикоснутся. Ему, по крайней мере, нечего терять. Он жив – значит, с таким же успехом может и двигаться.
Это не означало, конечно, что он станет делать чужую работу. Выслушав распоряжение, Ивар убежал обратно к расселине, и спустя несколько минут застучали топоры. Аввары деятельно разбирали завал и, перемежая его охапками сухого хвороста, складывали поодаль огромный костёр, достаточный, чтобы сжечь или хотя бы обуглить несколько десятков мёртвых тел. Двигаясь медленно, словно механическая игрушка, у которой кончался завод, Ренье стащил всех убитых на быстро выросшую груду брёвен и сам высек искру. Пламя занималось нехотя, но мало-помалу разгорелось, и воздух наполнило гудение высоко вздымающегося огня и шипение плоти. Он стоял, прислонившись к дереву, и смотрел на огонь, отстранённо удивляясь, почему ноги ещё его держат. Симптомов до сих пор не было – похоже, ему повезло и в третий раз.
Этот костёр был не единственным – по слову Ренье Ивар подрядил двоих соплеменников и вместе с ними принёс тело Блэкволла. Уходя с прогалины, Ренье и Ивар просто забросали мертвеца лапником, но после боя можно было похоронить его подобающим образом. Теперь Страж-коннетабль лежал на другом костре – меньше и выше. Он был один – аввары не считали правильным вмешиваться в последний путь незнакомого чужака, а Ренье не мог пересилить себя и предстать перед хозяином краденых доспехов, даже и зная, что Стражи – не судьи.
– Люди радуются, – сообщил неслышно подошедший Ивар. Ренье лениво проследил взглядом направление его жеста. Глубже в расселине аввары собрались вокруг собственного костра – не каждый захочет обонять горелую мертвечину ради возможности погреться. Они жестикулировали, разговаривали, и некоторые, кажется, даже пели. – Всё как должно быть. Пришли твари – и пришёл Железный Банн.
– Ладно – они, но ты? – отозвался Ренье. – Страж-коннетабль Блэкволл умер. Ты видел его тело. Ты помогал его хоронить. Это обман.
Ивар покачал головой и ещё раз показал на собравшихся вокруг огня сородичей.
– Посмотри этих людей. Они знают, что они видели. Шаман ушёл просить богов, и Железный Банн пришёл победить тварей. Это было. Это не обман.
– Но Страж не был настоящим. Ты-то это знаешь.
Ивар вздохнул и закатил глаза, явно поражаясь, как только в низинах родятся такие болваны.
– Я знаю. Шаман был настоящий, потому что боги прислушались. И Железный Банн был настоящий, потому что победил тварей.
Молодой шаман ухмыльнулся напоследок и направился обратно в лагерь к своим соплеменникам. Ренье машинально повернулся, провожая его взглядом, и почувствовал, как в ребро упёрлось что-то маленькое и твёрдое.
Серьёзно? Этот фиал с кровью всё ещё не разбился? Ренье потянулся достать его, но пальцы наткнулись на гравированную металлическую пластину. На нём до сих пор был нагрудник с грифоном.
Бывший наёмник моргнул и сфокусировал взгляд на Иваре, уже смешавшемся с радостными соплеменниками.
Мир не будет лить слёз по Тому Ренье. Но, похоже, миру очень нужен Страж-коннетабль Блэкволл.
Взгляд перекочевал на одинокий погребальный костёр. Силуэт лежащего человека с руками, скрещёнными на груди, едва угадывался за рвущимся вверх пламенем.
«Ты – тот, за кем ты решишь следовать». Иногда – буквально.
Человек по имени Блэкволл почтительно склонил голову, а затем выпрямился и вновь повернулся к стене ревущего пламени. Высоко вздымающийся огонь обтачивал изрубленные останки, которые уже почти перестали шипеть, и продолжал стремиться вверх, несгибаемый и несдающийся. Человек знал, что позже к нему ещё вернутся ледяной холод, плеск и жалобный скулящий вой. Но сейчас был только огонь – гудящий, обжигающий и разрывающий предрассветную тьму. В этом огне сгорал Том Ренье. Грешно было так думать, но сейчас ему казалось, что даже костёр, на котором пророчица Андрасте возносилась на небеса к Создателю, не пылал более чистым пламенем.
***
Дойдя до костра, Ивар уселся на удобном месте и с наслаждением вытянул ноги. Шаман сделал своё дело – кто скажет, что он не вправе отдохнуть? Кругом были соплеменники – оживлённые и, по большей части, радостные – но Ивар всё же поглядывал в сторону леса – туда, где за огромным костром стоял его новый знакомец. Груда брёвен и мёртвых тел скрывала его по самую грудь, но между пляшущими языками пламени всё ещё угадывался высокий крылатый шлем.
Он не стал снимать доспехов, и Ивар понимал, почему. Пусть люди помнят не человека, а Железного Банна. Так и должно быть. «Ивар» забудут, точно так же, как забудут «Блэк Вол». Но запомнят шамана и запомнят Железного Банна, потому что они нужны всегда. А главное – будут аввары, чтобы помнить обоих.
Людей, собравшихся вокруг костра, становилось подозрительно много, и все они нет-нет да поглядывали на Ивара. Поначалу он не придавал этому значения – что же странного в том, что людям хочется посмотреть на шамана, который так молод, но уже может докричаться до богов? Потребовалось некоторое время, чтобы он, наконец, понял, на чьём месте сидит.
Лицом к огню, ровно посередине длинной стороны костровой ямы, спиной к хребту, чтобы горные пики возвышались за ним – так сидел старый Мовран, рассказывая свои истории. Но ведь он погиб на третий день, когда ушёл вместе с охотниками отвлекать тварей. Так почему все эти люди – а их больше и больше! – смотрят на Ивара? Что, он теперь и гверд?! Корт, Хаккон, Хозяйка, кто угодно, не дайте умереть тану Кормагу!
Толпа становилась плотнее, а ожидание, повисшее в воздухе – ощутимее. Маленькая Ловенна протолкалась через плотно стоящих соплеменников и, нимало не смущаясь своей бесцеремонности, взгромоздилась ему на колени. Что поделать – душа ребёнка не подчиняется даже воле богов. Он улыбнулся и погладил её по волосам – гладким и блестящим, как мех чёрной лисицы. Девочка зажмурилась от удовольствия, но потом распахнула глаза и уставилась на него с выражением решительного и непреклонного требования, которое в состоянии изобразить только дитя.
– Расскажи про Железного Банна.

Авварско-русский словарь Ивара:
Банн (bann) – страж, воин, благородный человек.
Гверд (gwerd) – сказитель.
Ге дейт (ge dejt) – умер.
Грипен (grypen) – грифон.
Эгс (egs) – меч.
Больше о языке аламарри, конструируемом энтузиастами на основе староанглийского – в том числе и об авварском его диалекте – можно узнать по адресу https://archiveofourown.org/series/283320

Отредактировано Robbing Good (27.06.2019 03:19)