Вот начало огромной эпопеи, которую немногие, даже горячие поклонники Андрея Лазарчука, могут дочитать до конца — "Кесаревна Отрада между славой и смертью". (Но для меня чем толще интересная книга, тем приятнее)). Первая часть сделана великолепно. Во второй стало столько героев, что задача оперировать ими оказалась даже такому сильнейшему автору едва-едва по силам.
Сам двухтомный роман "Кесаревна..." — это плод некоторой опустошённости автора после написания своего Magnum opus "Опоздавших к лету", использование боковой идеи в "Опоздавших..." в качестве центральной в "Кесаревне".
Но несмотря на недостатки "Кесаревны...", в ней есть множество жемчужин и даже бриллиантов.
Вот первые фразы пролога:
[indent]
"Приблизительно в одно и то же время на свете произошли два малозначительных события: у второкурсницы педагогического училища имени Макаренко Санечки Грязновой в уголке левого глаза появилась золотая точка, а под отважником Алексеем Пактовием по прозвищу "Ушан" пала лошадь, кобыла-семилетка Силень, и теперь он, тихо матерясь, брёл через редкий тонкий лес где по колено, а где и по пояс в снегу, мокрый и жаркий, поглядывая изредка на морозное солнышко, висящее совсем низко над сизыми горками Христопразы. Следовало ехать дорогой, теперь это было ясно, но павшая кобыла прекрасно умела ходить по глубокому снегу, высоко поднимая ноги и вынося их вперёд, дорога напрямик была впятеро короче, а вода в зимней реке, как ошибочно думал Алексей, была бы кобыле чуть выше бабок. При добром ходе дел он добирался к цели ещё до заката – дорожной же петлей поспевал едва ли к петухам. Но воды неожиданно оказалось кобыле по грудь, да и поскользнулась она, карабкаясь на заберег, и окунулась с головой… это ли было причиной, другое ли – но через два часа, выбравшись из глубокой речной долины, Силень вдруг тихонько вскрикнула и ткнулась мордой в снег, Алексей подумал: споткнулась… Теперь он сам таранил снег, опираясь на толстый свежевырубленный посох, и знал, что никак не успеет до темноты. А Санечка тем временем закончила чистить солёную горбушу, завернула голову, шкуру и кости в газету и понесла выбрасывать в мусоропровод. Она была чистюля и брезгуша – в отличие от соседок по комнате, двух Валюх, Сорочинской и Чижик. Сегодня был последний день сессии, завтра все разъезжались на каникулы по домам, и Санечка оставалась одна на всё общежитие, потому что с некоторых пор ей стало просто некуда ехать".
[indent]
Дальше каждый абзац будет принадлежать либо нашему миру на Земле, неназванный город, но по описаниям очень похожий на родной для автора Красноярск, зима 1996-97, либо параллельному миру, похожему на Византию в окружении соседей, где-то конца XIV века, причём знающие люди параллельного мира утверждают, что их мир как раз стержневой, а ответвления — это закутки некоей разросшейся пещеры (привет батьке Платону), и чем меньше закуток, тем быстрее в нём течёт время.
На мой взгляд, экспозиция превосходна. И она написана (что для экспозиций жизненно необходимо) лучше всей остальной книги. В таком малом количестве текста уже дана характеристика и места, и времени, и характеры героев, и неразрывная связь между ними, и интрига. Куда так спешил Алексей по заснеженному редколесью? Почему Санечке некуда ехать? К каким значительным событиям приведут два эти малозначительные?
Я бы сказал, что в этом абзаце уже всё сказано, здесь сразу мотор повествования завёлся: девушке-студентке нужно спастись из сиротского неуюта общежития с опорой на ресурс солёной горбуши ровно настолько же, насколько Алексею-воину — спастись из заснеженного редколесья с опорой на свои физические силы, без коня и еды. Сейчас у Алексея сколько хочешь воды в виде снега, но нет еды, а у Санечки — солёная рыба, но нет воды.
Затем быстрыми мазками — описание общежития и места, в котором оно расположено:
[indent]
На кухне толстая Даша Просяник жарила картошку на подсолнечном масле. Санька, хочешь? – она подцепила на вилку несколько золотистых ломтиков. Или фигуру бережёшь? Спасибо, засмеялась Санечка, пальцами снимая ломтик и отправляя в рот. Картошка у Даши почему-то всегда получалась исключительно вкусной.
Завтра в это время Дашка будет дома, подумала Санечка без всякого выражения.
Повоевав с тупым и упрямым мусоропроводом, Санечка сунула в его покривившуюся беззубую пасть мусорный свёрток и пошла мыть руки. Зеркало над умывальником было давно разбито; и хотя тонкая косая трещина сама по себе не так уж и бросалась в глаза, но в отражения лиц она вносила что-то зловещее. Верхний левый угол, откуда трещина шла, был туманно-тёмен.
Когда Санечка вернулась в комнату, обе Вали-Птицы уже вернулись. Они принесли с собой запах снега, пакет с апельсинами и две бутылки дешёвого вина "Пино". После недавних случаев очень тяжёлых отравлений поддельной водкой директор Морис Николаевич под страхом немедленного исключения водку в общежитии запретил; на вино же администрация традиционно смотрела сквозь пальцы.
Птицы быстро раскидали снедь по столу и побежали торопить гостей, а Санечка подошла к окну, отодвинула с подоконника старый свитер и утеплённые джинсы Чижика – и стала смотреть вдаль. От батареи тянуло жаром, от стекла тёк вниз чуть влажный холод. Общежитие, как и само училище, располагалось на самом краю многоэтажной застройки, дальше начиналась железнодорожная слободка: поставленные на косогоре ещё во время войны двухэтажные бараки, совершенно чёрные, и частные дома, местами вполне приличные и даже завидные, но в большинстве маленькие, с провалившимися дощатыми крышами, с неровными заборами и захламленными двориками. Кварталы бараков назывались "Париж", всё остальное – Ильинка. Парни из Парижа и Ильинки издавна цапались между собой, и не в последнюю очередь – за студенток педучилища. Из-за этой вражды на первом этаже общежития уже лет десять дежурил милиционер. Но в последнее время появилась третья сила, зародившаяся где-то во мраке многоэтажек, и силы этой побаивались старомодные парижане и ильинские. Хотя и старались держать фасон…
Розовое солнце, неожиданно маленькое на закате, садилось между двух прямых серо-голубых столбов дыма, поднимающихся из печных труб близких бараков. Почему-то от этой картины хотелось поёжиться, передёрнуть плечами…
[indent]
Причём все эти описания нужны не только для обрисовки места в данный момент, в дальнейшем и участок с милиционером на первом этаже, и бараки с драчливыми парнями, и студентки — всё будет пущено автором в ход в нужный момент.
В общем, доставляет огромное удовольствие погружаться в хорошо написанный текст и видеть, и прямо ощущать голодным читательским нутром, что каждое слово на своём месте, что лишнего нет ни одного... Собственно, от перечитывания получаешь даже большее наслаждение, чем от читки по первому разу. Это, конечно, зависит от темперамента, то есть от электропроводности нервов. Поскольку я глубокий флегматик, то моему читательскому аппетиту присуще смакование всяческих вкусностей, постоянное возвращение к хорошей работе и любование ею.
Андрей Лазарчук в своих книгах умеет кормить таких ненасытных читателей. Слава Богу, что есть такие таланты!